Полезное в библиотеке

16 августа 2019
Автор книги: В. Л. Семеновского
Год издания: 1931
0 0 0

Н. Николаева

Под редакцией и с предисловием В. Л. Семеновского

Библиотека пролетарского туризма

Москва-Ленинград, "Физкультура и туризм", 1931

ОГЛАВЛЕНИЕ.

Предисловие

Осторожнее с маршрутом № 123
Группа Адай-хох
Караугомский ледник
Победители Караугома
Из Москвы в Дигорию
Дигорское ущелье
По долине Харвеса
Сел. Стыр-Дигора
Из Стыр-Дигора на Караугом
Вольный осетинский курорт
Лагерь над ледником
Нижний ледопад Караугома
Урочище Микелай
Начинаем штурм
Ночная гроза
От трещины к трещине
В плену у тумана
Ночлег на голом льду
Трудный день
Со льда на снег
В обход последней стены
На снежниках Караугома
На перевале
Опасный спуск
Над береговой трещиной
На снежнике Цейского ледника
Цейский ледник
В Цейской долине

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Развитие горного туризма идет у нас быстрыми шагами. Давно ли было время, когда победители Эльбруса насчитывались единицами. Теперь это резко изменилось. Уже одно сопоставление двух цифр наглядно может показать размах горного туризма в СССР. Так, дореволюционный итог восхождений на Эльбрус - гору, которая посещалась и посещается в настоящее время наиболее часто, определяется цифрой 6 чел., падающей на русских альпинистов. И это за период более чем 25-летнего существования Русского горного общества, тогда как цифра за советский период равняется 106 чел., при чем на последние два года-годы работы Общества Пролетарского Туризма - приходится 66 чел. Таков язык цифр!

Наши дореволюционные альпинисты восхождение на Эльбрус считали одним из труднейших. Теперь, когда дана полная возможность развития пролетарского туризма, о таких победителях Эльбруса почти не говорят, ибо восхождение на "величайшую гору Европы" стало делом как бы обыденным. Теперь с Эльбруса начинают... Конечно, в таком подходе есть и свои недостатки, но он указывает на масштабы и на интенсивность пролетарского альпинизма.

Появившиеся за последние два-три года в горах альпинисты советской формации из года в год делают все большие и большие успехи, ставят перед собой все новые и новые проблемы. Таким образом, выковываются новые, так нужные нам кадры на всех фронтах нашего строительства и обороны.

Движущие силы, влекущие рабочую молодежь и трудящихся в горы, совершенно не те, что были стимулом в дореволюционное время, у прежних альпинистов. Вместо любования горами и искания там уединения от земных треволнений и пресыщения наши горные туристы идут в горы, как активные участники великого процесса социалистической стройки, совершающегося в нашей стране, идут черпать .силы для работы, увеличивать свои знания и т. д. Все это так далеко от гнилой дореволюционной романтики альпинизма. И такая постановка вопроса, такое отношение нашей молодежи к горному туризму являются могучим стимулом к развитию новых форм альпинизма, к развитию пролетарского альпинизма вообще. И это наглядно подтверждается фактами.

Один из-таких фактов и описывает тов. Николаева. Сама Она, участница восхождения на восточную вершину Эльбруса, совершенного в 1928 году, дает пример того, что может сделать в короткий промежуток времени женщина в наших условиях на поле деятельности горного туризма.

Группа Воробьева, о которой говорит в своей книжке тов. Николаева, не пошла по проторенным дорожкам, а внимательно просмотрела историю исследования Кавказа и остановилась на проблеме, которую 60 лет назад наметил к разрешению английский альпинист Фрешфильд: сделать переход с Караугомского ледника на Цейский. И группа блестяще выполнила это задание, несмотря на неблагоприятные условия восхождения и большую нагрузку. И не случайно группа выбрала этот маршрут. Группа знала, что только в постепенном преодолении увеличивающихся трудностей можно достигнуть тех результатов, которые дают возможность стать в ряды участников больших альпийских и научных экспедиций. Это не обычное рвачество, встречавшееся у нас в горах, когда сразу же идут на приступ труднейших гор, не имея никакого понятия о технике альпинизма, не имея за собой никакого опыта. Проблема, поставленная группой, технически была высока, но она была по силам группе, и она блестяще ее разрешила.

И такого рода проблемы ставят себе наши советские альпинисты не только на Кавказе. Тянь-Шань, куда в дореволюционное время отправлялись только академические экспедиции, в настоящее время осаждается нашими альпинистами, и не без успеха. Тоже и Памир... Алтай... Это указывает на то, что горный туризм вовлек в свою орбиту рабочую молодежь и учащихся, тех, которые раньше были за порогом, альпинизма. Вот почему дореволюционный альпинизм с годами не развивался, а хирел.

Группа Воробьева приступила к своей задаче серьезно. Стоит только прочесть строчки, относящиеся к истории исследования намеченной местности предшественниками, чтобы убедиться в том, что маршрут проработан был детально. И еще одно весьма ценное замечание: "Мы с самого начала условились, - пишет т. Николаева, - не превращать путешествие, предпринятое для отдыха, в гонку на скорость". Вот такого рода заявление желательно было бы слышать от каждой группы, направляющейся в горы. К сожалению, еще очень многие из наших туристов ставят себе как достижение в заслугу скоростной пробег своего маршрута и превращают таким образом свой отдых в какое-то нелепое пожирание пространства, бесцельное перебегание с одного пункта маршрута в другой, ничего не видя, ничему не учась. Попадаются об этом даже заметки в газетах...

В книжке имеется очень много ценных указаний маршрутного характера, приложена карта с обозначением пройденного пути, так что каждый, кто захочет повторить переход с Караугомского ледника на Цейский, может взять книжку т. Николаевой как надежный путеводитель.

В заключение придется исправить некоторые погрешности, вкравшиеся в следующие строчки:

"Мы зорко следили за Воробьевым, нагнувшимся вниз и энергично размахивавшим ледорубом, готовые каждую секунду оказать ему помощь веревкой. Впрочем, это было явным самообманом - если бы он упал, он несомненно увлек бы за собой и нас. Удержаться на таком крутом склоне было явно невозможно". Тут нужно отметить, что обычно при спуске, на всяком склоне, а в особенности на крутом, идущий впереди вырубает для своего охранения вторым на известном расстоянии, равном длине вытянутой веревки, а иногда и меньшем, большую ступеньку, которая и служит второму охраняющему вполне надежной опорой. Охранять спускающегося вниз таким способом и при условии, что веревка слегка натянута, не трудно, так как упавший не получает никакого разгона и задерживается, как говорится, на том же месте. На очень крутых склонах в добавление к более крупной ступеньке применяют еще и крюк, который вбивается вторым для своего охранения и большей устойчивости. Правда, все это отнимает значительно больше времени, но во всяком случае устраняет самообман, к которому прибегать альпинистам рекомендуется как можно реже, в особенности же в тех случаях, когда для этого нет никакой необходимости.

Есть еще одно, что хотелось бы отметить для дальнейшего учета - это неравномерно по физическим данным подобранная группа. Всюду красной нитью проходит почти единоличное выступление Воробьева, который и ступеньки рубит и бессменно идет впереди по глубокому снегу, прокладывая следы. Ясно, что группа неравная, ясно, что при следующем маршруте нужно будет учесть. Обычно группа должна подбираться таким образом, чтобы каждый из участников мог в случае надобности заменить один другого если не полностью, то в значительной степени.

В общем надо горячо приветствовать появление этой просто и содержательно написанной книжки. Она вместе с тем подчеркивает еще и тот весьма отрадный факт, что в нашей горно-туристической литературе начинает, и весьма не плохо, выступать наш молодняк.

В. Семеновский.

ОСТОРОЖНЕЕ С МАРШРУТОМ №123!

Конечно, только недоразумением можно об'яснить появление в сборнике маршрутов, рекомендованных ОПТЭ, маршрута № 123.

Предполагается ведь, что рекомендованными в сборнике маршрутами может воспользоваться любая группа туристов, что эти маршруты гордятся даже для туристов, впервые попадающих в горы.

Маршрут путешествия из Цея в Дигорию через вершину г. Уилпата-тау, обозначенный в сборнике под № 123, не годится и для туриста, впервые знакомящегося с горами, он не годится и для туриста, имеющего даже значительный опыт путешествий по горным долинам и перевалам. Этот маршрут оказался непосильным для целого ряда выдающихся альпинистов: многие известные альпинисты мечтали пройти по этому маршруту, но их мечты так и остались мечтами. По этому маршруту нельзя советовать итти начинающим туристам. Им может воспользоваться лишь хорошо снаряженная туристская группа, идущая в горы под руководством бывалых опытных альпинистов.

Но горе ей, если она доверится указанию сборника на продолжительность маршрута в 2 дня и не возьмет с собой запаса продовольствия. Для меня несомненно, что даже при самой благоприятной погоде даже квалифицированным альпинистам вряд ли удастся в указанный в маршруте срок перевалить из Цейской долины на Караугом. При неблагоприятной же погоде этот переход неизбежно растягивается на несколько дней. В еще большей мере это замечание относится к путешествию по этому маршруту в обратном направлении - с Караугома на Цей.

Я утверждаю это на основании опыта нашего путешествия по Караугому и Цею, Совершенного в июле 1930 г. Этим опытом я и хочу поделиться с товарищами-туристами в настоящей книжке.

ГРУППА АДАЙ-ХОХ.

Северо-Осетинская область делится на две четко разграниченные части: северную, расположенную на предкавказской равнине, и южную, горную часть, которая граничит с Грузией главным Кавказским хребтом.

Здесь, в верхней части Осетии, сосредоточено множество высоких и труднодоступных снеговых вершин и ледников. Как раз там, где через главный хребет Кавказа пролегает узенькая ленточка Военно-Осетинской дороги, под самые облака поднимается горный массив, известный под названием Адай-хох.


1. Караугомский ледник. 2. Ледник Гулари. 3. Ледник Сонгути. 4, Ледник Уилпата. 5. Сев. ветвь Цейского ледника. 6. Ср. ветвь Цейского ледника. 7. Южн. ветвь Цейского ледника 8. Река Караугом-дон. 9. Река Цей-дон. 10. г. Ноогкау-Сах-Зайне. 11. г. Гулари-Сах-Зайне. 12. г. Бурджула. 13. Бубис-хох. 14. Дубль-пик. 15. г. Уилпата-тау. 16 г. Чанчахи-хох. 17. г. Цей-хох. 18. г Мамиссон-хох.

Черными треугольниками помечены места ночлега.

Этот массив увенчан целым рядом красивейших вершин, среди которых имеется много еще никем не посещенных (Цей-хох, Дубль-Пик и др.). Еще до сих пор нет точной карты этого массива. Карты, составленные иностранцами, - Деши (1884 г.), Фрешфильдом (1889 г.), Селла (1896), противоречат одна другой и, как мы убедились, не соответствуют в сущности действительности. То же самое можно сказать и о наших картах (одноверстка, двухверстка), которыми нам пришлось пользоваться.

Массив или, как говорят, группа Адай-хох составляет часть Кавказского хребта. С его высот стекает вниз много ледников. Ледники южного склона группы Адай-хох (Заромаг, Мамиссон, Чанчахи, Тбилиса, Бубис и др.) невелики по размерам и кончаются высоко в горах. Другое дело ледники, спускающиеся на север: слава о их красоте и мощи идет далеко за пределы Советского Союза. Из их числа особенно широко известны ледники Сонгути, Цейский и Караугомский.

На леднике Сонгути в июле 1930 г. была массовка, организованная ОПТЭ. Что касается Цейского ледника, то его посещение является составной частью плановых маршрутов ОПТЭ по Военно-Осетинской дороге. На этом леднике ежегодно бывают сотни и даже тысячи туристов. Цейский ледник стекает с группы Адай-хох в сев-восточном направлении. Отделенный от этого ледника высокими и крутыми хребтами, сползает с массива Адай-хох на северо-запад, знаменитый ледник Караугом.

КАРАУГОМСКИЙ ЛЕДНИК.

Караугомский ледник - один из самых больших на Кавказе. Только двум ледникам - Безенгийскому и Дых-су - уступает он по своей длине. Известный исследователь Кавказа Михайловский определяет его поверхность в 40 кв. км, длину ледника без фирна - в 9,6 км, с фирном - 15,5 км. Фрешфильд считает, что длина ледника составляет 10 миль (английская миля равна 1,6 км).

Караугомский ледник зарождается на обширных снежных и фирновых полях. Поля эти покрывают всю северную часть массива Адай-хох. Они представляют собой обширную, в несколько десятков квадратных километров котловину, замкнутую с юга Главным хребтом, с востока г. Уилпата-тау и смежными с нею вершинами, с запада г. Бурджула (Гулу-Дор) и с севера - скалистым хребтом, отходящим от Уилпаты, с вершинами Гулари-Сах-Зайне и Ноогкау-Сах-Зайне.

С этой обширной котловины имеется всего один выход - в узкие, шириною менее 1 км ворота в хребте, замыкающем снежники Караугома с севера. Через эти ворота и стекает с высот группы Адай-хох Караугомский ледник.

Огромная масса льда пробивает себе дорогу между совершенно отвесными скалами в долину. Ложе ледника здесь очень неровное и весьма крутое. Лед по этому ложу сползает под огромным давлением сверху. Его тесно сжимают каменные бока ворот. И в самых воротах он низвергается с высоты почти 3.500 м грандиозным ледопадом.

Ниже ледопада ледник течет по более ровному ложу, но вскоре снова встречает на своем пути скалы и образует второй ледопад. За этим нижним ледопадом ледник снова выравнивается.

Особенностью Караугомского ледника является то, что он спускается гораздо ниже всех без исключения ледников Северного Кавказа. Конец ледника находится, примерно, на высоте 1.750 м. Я говорю "примерно", так как Караугомский ледник сильно подтаивает, и произведенные учеными измерения говорят об отступании ледника. Так, за год с 1900 г. по 1901 г. Караугом отступил на 14,3 м, с 1902 г. по 1903 г. - на 20 м и за время с 1903 г. по 1904 г. - на 32 м. Более поздние данные об отступании ледника мне, к сожалению, неизвестны.

Начиная с нижнего ледопада, Караугомский ледник входит в область лесов. Точно застывшая река, течет он в высоких берегах, покрытых прекрасным сосновым лесом. Это придает Караугому особую красоту и выделяет его из ряда других ледников Кавказа.

ПОБЕДИТЕЛИ КАРАУГОМА.

Караугом долгое время считался непроходимым. Самое название "Караугом" в буквальном переводе с осетинского означает "слепое ущелье", т.-е. ущелье, не имеющее выхода. И действительно, до нас только одному Д. Фрешфильду удалось пройти по Караугомскому леднику снизу доверху, через массив Адай-хох. Мощный крутой ледопад преграждает путь снизу на Караугомские снежники.

Мало кто может похвалиться тем, что он видел эти снежники близко. Фрешфильд был первым. Совершенно не имея карт исследуемого района, он в 1868 г. поднялся на снежники Адай-хоха по ледопаду Караугомского ледника, перевалил через Главный хребет и спустился по леднику Бохос к селению Глола в долине Риона (Грузия).

Известный альпинист Н. В. Поггенполь в августе 1902 г. сделал попытку пройти верхний ледопад Караугома. Он поднялся по нему довольно высоко - почти до самого верха, но ступить на снежники ему так и не удалось.

А. Ендржевский, посетивший Караугом не менее 40 раз, не поднимался по леднику выше нижнего конца верхнего ледопада.

О Караугомском леднике в свое время много писали. Лучшие описания ледника дали В. Селла, Н. Я. Динник и др. Однако, ни один из описывавших Караугом альпинистов, если не считать Фрешфильда, не исследовал его до конца.

На вершины, окружающие Караугомские снежники (Уилпата-тау, Сонгути), был совершен целый ряд восхождений. Но ни одна из туристских групп, совершивших эти восхождения, не спускалась на снежники Караугома.

Вопрос о возможности попасть на них со стороны Цея был долгое время спорным. Фрешфильд выражал некоторое сомнение в возможности перехода на Караугом с Цея. Меммери признавая трудность такого перехода, утверждал, однако, что его можно найти. Ронкетти точно так же доказывал полную возможность пройти с Цейского ледника через плечо Уилпаты-тау на снежники Караугома.

Первый, кому выпала честь проверить на личном опыте эти утверждения, был московский турист Н. В. Зельгейм.

Выйдя утром 31 июля 1929 г. из Цейской базы, он на другой день достиг вершины г. Уилпаты-тау. Поднимался он с северной ветви Цейского ледника через южное плечо этой высокой и красивой горы. Густой туман и снежная пурга закрывали вид с вершины на окрестности, мешали ориентировке. Зельгейм решил переждать непогоду. Целых двое суток он провел на вершине.

Лишь 3 августа туман разошелся, и Зельгейм, досыта налюбовавшись развернувшейся перед ним панорамой, получил возможность двинуться в дальнейший путь. Он спустился с Уилпаты на снежное поле Караугома, пересек его, прошел через ледопад Караугомского ледника. Спуск занял у него 2 дня. Поздно вечером 4 августа, т.-е. к концу пятого дня, вышел он к первому человеческому жилью на краю Караугомского ледника.

Спустя год, переход с Цея на Караугом совершили члены кружка туристов при Доме ученых (Цекубу, Москва) В. В. Немыцкий и А. Н. Тихонов. Они провели в пути 5 дней и на шестой вышли в долину Караугома. Шли они иным путем, нежели Зельгейм. Зельгейм спустился на снежники Караугома с южного плеча Уилпаты, а они обогнули это плечо с юга и перевалили с Цея на Караугом там, где хребет, отходящий от Уилпаты, смыкается с линией Главного Кавказского хребта. Восхождение по Цейскому леднику и снежникам его северной ветви заняло у них 2 суток (15-17 июля) и 3 суток (18-21 июля) они потратили на преодоление снежников и ледопада Караугома.

Этими именами исчерпывается список туристов, прошедших с Цея на Караугом. Обратным путем, т.-е. с Караугома на Цей, до 1930 г. не проходил еще никто. Мы решили это сделать. Направляясь в Дигорию, мы поставили перед собою задачу: пройти по всему Караугомскому леднику снизу вверх, пересечь группу Адай-хох и спуститься с нее по Цейскому леднику в Цейскую долину.

Нам удалось разрешить поставленную перед собою задачу. Мы развенчали перед осетинами, живущими в долинах Харвеса и Караугом-дона, легенду о Караугомском ущелье, как о "слепом", не имеющем выхода. Караугомский ледник побежден. Он пройден как сверху вниз (перевод Зельгейма и Немыцкого с Тихоновым), так и снизу вверх - Фрешфильдом в Грузию и нашей группой - в Цейскую долину.

Между восхождением Фрешфильда и нашим восхождением легло целых шесть десятков лет...

ИЗ МОСКВЫ В ДИГОРИЮ.

Начало нашего путешествия не предвещало ничего хорошего. Нас должно было поехать шестеро. Но один товарищ заболел, у другого заболела мать, которую не на кого было оставить, у третьего на работе не оказалось заместителя, который должен был принять дела. И уже после того, как были закуплены билеты, накануне от'езда, выяснилось, что нам придется ехать втроем. Втроем мы и двинулись 21 июля 1930 г. из Москвы - В. А. Воробьев, Д. С. Гальперин и я.

Ехать на КараугоМ мы решили так: из Москвы до ст. Дарг-Кох. Отсюда узкоколейкой до Алагира. Из Алагира мы предполагали через Кионский перевал пройти в ущелье Уруха (Харвеса) и по Уруху до сел. Стыр-Дигор, откуда до Караугома было уже рукой подать.

Участники экспедиции ОПТЭ, совершившие переход с Караугома на Цей: Д. С. Гальперин, В. А. Воробьев и Н. Ф. Николаева.

Добравшись до Алагира, мы вынуждены были, однако, изменить наши планы: выяснилась полная невозможность из-за отсутствия колесной дороги и лошадей перебросить наш довольно-таки тяжелый груз через Кионский перевал. Нам пришлось пробираться в долину Уруха кружным путем - на линейке, огибая северные лесистые предгорья Кавказа. Это был длинный и утомительный путь. Выехав утром из Алагира, мы только к ночи добрались до начала Дигорского ущелья и здесь почти у самого входа в него заночевали в палатке.

ДИГОРСКОЕ УЩЕЛЬЕ.

Дигорское ущелье прорыто рекой Урух в Скалистом хребте, который идет параллельно Главному хребту. Это одно из самых красивых и, диких ущелий Северного Кавказа- Дорога здесь идет по узкому карнизу, выбитому в скалах над бурными водами Уруха.

Кругом - скалы. Скалы над головой, внизу, по бокам. Масса зелени. Всюду, где можно хоть как-нибудь зацепиться корнями, зеленеет трава, весело шелестит листьями кустарник. Сочетание белых, желтых, полосатых скал с зелеными деревьями и ярким голубым небом необыкновенно красиво.

Урух ревет и мечется в узкой каменной щели, точно дикий, попавший в капкан зверь. Время от времени доносится снизу глухой грохот - это Урух перекатывает по своему ложу огромные камни и бьет ими о каменные берега.

Мы вступаем в ущелье рано утром. Где-то наверху, над горами взошло солнце. Лучи его с трудом проникают в узкую скалистую щель. Они освещают только верхушки нависших над водою утесов. В нижней части ущелья еще не растаяли ночные голубоватые тени и от камней еще веет ночной прохладой. Гальперин досадует - для его фотоаппарата здесь слишком слабое освещение. Да и угол зрения его "лейки" слишком мал, чтобы охватить все ущелье сверху донизу. Тем не менее он торопливо щелкает затвором, чтобы хотя бы частицу того, что мы видим, сохранить на пленке для памяти (Увы! Пленка ничего не сохранила нам для памяти о нашем путешествии: почтовая посылка, в которой Гальпериным были посланы с Кавказа в Москву наши снимки, пропала в дороге без вести).

Дорога очень узка и со стороны реки ничем не огорожена. И когда навстречу нам попадается длинный обоз и наша повозка, пропуская его, вынуждена прижаться к самому обрыву, - невольно берет страх за целость нашего возницы Александра Бесаева (мы идем за линейкой пешком), его лошадей, пугливо косящих глаза вниз на беснующийся в мутной пене Урух, и нашей поклажи.

На повороте у дороги в скале высечено надгробие, каких много встречается в Осетии. В скале высечено и разрисовано разными красками изображение усатого бравого молодца в черкеске, с кнутом в руках. Рядом - изображение женщины. Надписи говорят, что это - муж и жена.

Мы спрашиваем идущего нам навстречу старика-осетина, почему памятник стоит здесь.

- Может-быть, этот человек упал здесь в Урух и утонул?

Оказывается, ничего подобного. Сыновья изображенного на памятнике осетина решили, что ущелье - наиболее подходящее местечко для увековечения памяти их родителя.

- Каждый, кто идет мимо, должен помолиться о душе того, кто изображен на памятнике, - говорит старик, строго глядя на нас.

Но нам нет дела до усатого молодца и его души. Нас больше интересуют живые люди, чем покойники... И мы равнодушно проходим мимо памятников.

Мало-по-малу ущелье расширяется. Скалы раздаются в стороны, дорога отступает от воды. Солнечные лучи заливают все кругом. Урух весело сверкает под ними и перестает казаться грозным и суровым.

Еще немного - и скалы пропадают вовсе. Мы в глубокой широкой долине, бока которой полого уходят высоко-высоко. Дигорское ущелье - позади. Вместе с ним позади остается и богатая растительность. Перед нами далеко уходит в глубину гор долина Харвеса.

ПО ДОЛИНЕ ХАРВЕСА.

Жарко, на дороге - ни кусочка тени. Кругом - камень и чахлые кустики колючего барбариса. Мы едем страшно медленно. Дорога совершенно не приспособлена для быстрой езды и, кроме того, она все время забирает вверх. Медленно, но неуклонно мы поднимаемся все выше и выше: из Алагира (620 м) до Стыр-Дигора (1.570 м) мы должны подняться почти на 1.000 м.

Проходит несколько часов. Горы, сплошной стеной вытянувшиеся вдоль течения Уруха, разрываются и перед нами открывается красивое боковое ущелье. Справляемся с картой - это, оказывается, ущелье р. Айгамуги-дон, по которому мы должны были бы выйти к Уруху, если бы пошли из Алагира через Кионский перевал.

- Ну что же! Мы не побывали на Кионском перевале, зато видели Дигорское ущелье. Еще неизвестно, потеряли мы или выиграли, поехав сюда кружным путем.

Впоследствии мы смогли поздравить себя с выигрышем: пройдя Караугом и Цей, мы вернулись в Дигорию как-раз через Кионский перевал. Мы выгадали: и Кионский перевал от нас Не ушел и знаменитым ущельем реки Уруха мы полюбовались...

Навстречу нам идет группа обожженных солнцем туристов.

- Откуда, товарищи?

- Москвичи.

- Вот как! Земляки, значит. По какому маршруту путешествуете?

Завязывается оживленная беседа. Оказывается, товарищи - рабочие, приехали сюда с организованной ОПТЭ массовкой. За пару дней до нас они прошли Дигорским ущельем и свернули с него по реке Айгамуги-дон в сел. Махческа. Отсюда часть массовки направилась на ледник

Сонгути, часть - вверх по Уруху к нарзанному источнику.

Ребята - впервые в горах. Измучились здорово, но всем виденным страшно довольны. Захлебываясь от восторга, рассказывают о снежных горах. Ясно: ребята, уже отравленные горами люди. Кавказ пленил их. Массовка свое дело сделала: она пробудила у ребят интерес к горам, вкус к горному туризму. Кто знает - может-быть, пройдет несколько лет и о встреченных нами парнях будут говорить, как об известных альпинистах.

Вскоре встречаем еще группу ребят. Еще и еще. Из состава массовки в экскурсии к нарзану приняли участие человек 50, Небольшими группами они возвращаются: - бодрые и веселые, получив великолепную зарядку на долгие месяцы зимней работы.

Поворот дороги - и перед нами появляется ослепительно белая снежная вершина. Развертываем карту. Поднявшаяся над Урухом вершина - одна из тех, которые окружают Караугомский ледник. Значит - уже близко.

Долина раздваивается: мы стоим у входа в ущелье Караугома. Путь к нему лежит прямо. Вправо по другому ущелью идет дорога к Стыр-Дигору. Мы повертываем направо: наша база будет в Стыр-Дигоре. Завтра мы вернемся сюда, к устью Караугомского ущелья, и по нему пойдем к Караугому.

СЕЛЕНИЕ СТЫР-ДИГОР.

Еще час езды, и мы в'езжаем в Стыр-Дигора - большое осетинское селение.

Устраиваемся в школе. Здесь невероятно грязно, пыльно. Лучшего помещения нам сельсовет, однако, предложить не может: школа - единственный в Стыр-Дигоре дом, где есть возможность поместить приезжих.

Нам отводят здесь маленькую полутемную комнатушку. За стенкой - все в той же школе - разместилась канцелярия сельсовета.

Туристы здесь редки. Нас немедленно окружает густая толпа. Кажется, что все селение сбежалось к школе. Нас переспрашивают, рассматривают, наши ледорубы переходят из рук в руки. Наибольшим вниманием пользуются подбитые гвоздями ботинки. Нам то и дело приходится задирать ноги, показывать гвозди на подошвах, давать исчерпывающие справки о стоимости таких ботинок. Видно, что вопрос об обуви - здесь самый больной, что размеры планового завоза обувных товаров находятся в непримиримом противоречии с потребностями.

Школа стоит напротив маленькой деревянной церковушки. У церковушки сбит крест.

- Что у вас теперь в церкви? - спрашиваю я у молодого парня с комсомольским значком на груди.

- Клуб.

- А поп остался у вас?

Парень не понимает вопроса. Раз церковь ликвидирована - какой же может быть разговор о попе?

- Нет попа. Давно. Поп жил раньше здесь, - он показывает на школу. - Теперь здесь учат детей...

Мы заглядываем в открытые двери церкви. Помещение битком набито людьми. Оказывается, здесь идет открытое собрание партийной ячейки...

Такова советская действительность здесь, вдали от культурных центров, в глухом горном ущелье, у подножия ледников: в поповском гнезде - школа, в церкви - клуб и горсточка коммунистов настойчиво и уверенно приобщает нищую осетинскую деревню к великой социалистической стройке...

Мои товарищи предлагают здешним партийцам сделать сообщение о XVI партийном с'езде. Те - в замешательстве. До них еще не дошли известия о том, как проходила работа с'езда, какие решения он вынес, им очень хочется обо всем этом знать, но... на всю деревню едва найдется пяток осетин, знающих русский язык. Почти никто из партийцев не понимает по-русски. А мои товарищи знают по-осетински всего два-три слова.

Словом, докладу о партийном с'езде не суждено было состояться. Собрание кончилось, церковь опустела, и мы разбили под ее стенами нашу палатку. Ночевка в душном и грязном помещении школы нам совсем не улыбалась.

День закончился долгими и утомительными сборами к предстоящему переходу через Караугом, упаковкой в ящики вещей, которые мы здесь оставляли, и торгом с осетином, который взялся довезти наши рукзаки на ишаке до ледника.

ИЗ СТЫР-ДИГОРА НА КАРАУГОМ.

Вместо 5 часов, как условлено было накануне, мы едва-едва, выбрались из Стыр-Дигора в 7 часов.

Из Стыр-Дигора к Караугому можно пройти двумя путями - колесной дорогой, тем же порядком, каким мы сюда пришли, - вдоль левого берега реки Урух до впадения в нее Караугом-дона и дальше правой стороной Караугомского ущелья. Вторая дорога - вьючная. Она гораздо короче. По ней мы и направились.

Шагали мы налегке - все вещи тащил ишак. Кроме того, что нам необходимо было для перехода через Караугом, мы захватили с собой еще палатку и запас продовольствия на несколько лишних дней. Мы предполагали оставить его на леднике на случай, если бы нам почему-либо пришлось вернуться обратно или если бы пришлось выжидать у начала ледника погоду.

Провожать нас собралась целая толпа. Стыр-дигорцы более чем недоверчиво относились к нашему маршруту.

- Вернетесь обратно. Еще ни один русский не ходил через Караугом.

- А осетины ходили?

- Осетины ходили. Только они знают дорогу через ледник.

- Давай сюда тех, кто ходил. Мы расспросим их о дороге

В ответ следовало молчание.

- Ну что же, старики? Кто из вас бывал на Караугомском леднике?

- Бывали...

- Ну кто же?

Стали докапываться. Выяснилось: двое каких-то стариков, когда были молодыми, охотились на скалах у самых ворот Караугомского ледника. Но на ледопаде и за ледопадом они не бывали.

Между прочим, эту версию об осетинах, которые якобы знают дорогу через ледник, мы слышали не раз. Лишь попав на ледопад, мы убедились, что все эти рассказы не могут иметь под собой почвы. Дороги через ледопад нет, и никакой осетин, не имея специального снаряжения, через ледопад пройти не может.

Вьючная тропа из Стыр-Дигора на Караугом идет сперва по северному склону хребта, отделяющего долины Караугома и смежного с ним Бартуйского ледника от Стыр-Дигорского ущелья, огибая гору Хормо-Денте.

Сперва тропа вела нас лугами. Потом пошли густые заросли орешника. Поднимаясь все время вверх, мы через час-два хода достигли места, где начинается крутой спуск к Караугом-дону. Отсюда открывается красивейший вид вниз и вверх по долине Уруха и вверх по Караугомскому ущелью. Здесь Караугом-дон, несущий свои воды с Караугомского ледника, сливается с рекой Харвесом, и они вместе образуют реку Урух.

Отсюда тропа круто спускается вниз, переходит по висячему мостику на правый берег Караугом-дона и приводит в селение Дзинага - последнее селение перед Караугомским ледником. От Дзинага до ледника - 7-8 км.

Мы, не останавливаясь, прошли через селение и углубились в ущелье. Тропа здесь довольно удобная, хорошо протоптанная. Как мы узнали, на леднике существует осетинский курорт и туда ходит порядочно народу.

Тропа все время идет правым берегом Караугом-дона, то поднимаясь вверх по склонам гор, то спускаясь в каменистое русло, которое бывает залито водой только в периоды бурного таяния снегов в горах. Неподалеку от ледника тропа вступает в сосновый лес, который густо разросся на старинных отложениях, принесенных сюда ледником тысячи лет назад.

ВОЛЬНЫЙ ОСЕТИНСКИЙ КУРОРТ.

С тропы Караугомский ледник не виден. Сперва он загорожен выступами горы Саудор и Муркусти, поднимающихся над ущельем с восточной стороны, а дальше его загораживают лес и остатки древней морены.

Ледник открывается перед глазами неожиданно, весь сразу, когда тропа выводит из леса на обширную ровную поляну, где находится вольный осетинский курорт.

Эта поляна находится высоко над ледником, примерно, в 1 км от его языка. Она густо заселена. Целые ряды палаток, балаганов из камня и древесной коры вытянулись по ней рядами. Поляна кишит людьми, коровами, баранами. Обитатели "курорта" - осетины, больные туберкулезом и малярией, приехали сюда из разных концов Северной Осетии лечиться.

Их сюда никто не посылает. Они не знают никаких отборочных комиссий. Они знают, что их деды и прадеды лечились от болезней горным солнцем и чистым горным воздухом.

В середине лета, покончив с полевыми работами, больные осетины навьючивают домашним скарбом лошадь или ишака и со всей своей семьей идут сюда и живут здесь целыми неделями. Они гонят с собой своих коров и баранов, Скот пасется неподалеку от курорта и снабжает хозяев молоком и мясом. Если нет своей коровы, ее арендуют у местных жителей.

Процедура лечения туберкулеза, малярии и всех прочих болезней на курорте крайне проста: больные пьют молоко, смешанное с холодной ледниковой водой, много спят. В жаркое время дня выходят на ледник и лежат на льду, подостлав под себя бурку. Вот и все леченье.

Подобный же "курорт" мы видели потом в Цейской долине. Нам рассказывали о существовании вольных курортов на ледниках Тана, Сонгути и ряде других. Они существуют из года в год и пользуются широкой известностью по всей Осетии. "Работают" они, конечно, без всякого санитарного и врачебного контроля, несмотря на то, что число больных на некоторых из них достигает внушительной цифры. Например, Караугомский курорт к нашему приходу насчитывал 376 человек населения.

Нас очень радушно встретили на этом курорте. В одной из палаток проводил свой отпуск председатель сельсовета из селения Магометановского. Он ни за что не хотел отпустить нас дальше, не угостив нас. Как мы ни упирались, мы не могли отказаться. Нас угостили холодным, с плавающими льдинками молоком, горячими щами и превосходной бараниной.

Население курорта с большим интересом отнеслось к нашей экспедиции. Но как и в Стыр-Дигоре, никто не сомневался, что мы вернемся обратно, не одолев ледопада.

А ледопад от курорта был виден во всем своем великолепии. Он сверкал в лучах солнца и издали казался мощным каскадом воды, вырывающимся через каменные ворота.

- Там бездонные трещины. Там нет пути, - уверяли нас обитатели курорта. И уговаривали не ходить дальше, а разбить здесь палатку, погостить у них несколько дней...

Мы пробыли на курорте около часа. Хорошо отдохнув, тронулись дальше.

ЛАГЕРЬ НАД ЛЕДНИКОМ.

Наш дальнейший путь лежал по заросшей травой и сорняком морене. Она здесь достигает высоты в 80-100 м. Высоким валом она отделяет ледник от гор Куроски-Сер и Санари-хох. По этой морене дошли до конца леса. Морена оборвалась у отвесных скал горы Гудурзаута, недалеко от начала нижнего ледопада. Тропы дальше не видно было. Мы отпустили здесь ишака, нашли в лесу, на крутом склоне горы, Гудурзаута маленькую площадку, на которой с трудом можно было поместить палатку.

Здесь, на высоте 2.100 м мы и устроили наш первый лагерь.

Под нами расстилался ледник -- ровный и белоснежный, как скатерть. Прямо против нас, по другую сторону ледника виднелось живописное ущелье ледника Фастак-чете. По этому ущелью ведет тропа к перевалу Гурдзи-вцек - в Грузию. На льду далеко внизу чернели человеческие фигуры - это курортники или, как здесь зовут, "курсовые" лечились от туберкулеза.

С ледника доносился шум воды. Шумели на противоположной стороне долины горные речки. А кругом нас была полная тишина. Сосновый лес стоял не шелохнувшись. Было жарко: мы пришли сюда, примерно, в 1 час дня.

Дальше в этот день мы двигаться не предполагали: хотелось отдохнуть, набраться сил для дальнейшего трудного пути. И рано, как только за выступами горного хребта, замыкающего Караугомскую долину с запада, скрылось солнце, мы забрались в палатку. Назавтра мы должны были встать пораньше, с тем, чтобы миновать первый ледопад до наступления жары.

Ночь была тихая и, несмотря на близость ледника, теплая. В открытую дверь палатки сквозь ветви деревьев к нам заглядывали яркие звезды. Издалека глухо доносился шум падающей воды.

НИЖНИЙ ЛЕДОПАД КАРАУГОМА.

Наступило утро 27 августа. Мы проспали, и это обстоятельство с самого начала опрокинуло наши планы. Пока собрались, пока позавтракали сваренной накануне кашей, пока спрятали в расселине скалы палатку и запасное продовольствие, - вершины окружающих ледник хребтов заалели в лучах восходящего солнца.

Взвалив на плечи рукзаки, мы медленно и осторожно поползли вниз по морене на ледник. Нам надо было пройти по льду нижний ледопад и обогнуть отвесные скалы горы Гудурзаута. За ними снова начинается береговая морена, по которой мы рассчитывали подойти к самому подножию верхнего ледопада.

Задача несложная, но... Это "но" - у нас за спиной. Это - наши рукзаки. Они нагружены до отказу. С нами нет ничего лишнего, но тем не менее каждый из моих спутников несет не менее 25 кг. Мой мешок, конечно, полегче, но тоже тянет порядочно.

Что мы взяли с собой? Прежде всего - альпийское снаряжение. В руках - ледорубы, в рукзаках - веревка в 30 м, алюминиевые крючья с кольцами, кошки, очки, высотомер, аптечка. У каждого непромокаемый плащ (штурмовой костюм) и комплект теплых вещей: свитер, теплые рубахи, штаны, шерстяные чулки, вязаные шлемы, теплые рукавицы. Запас продовольствия на 6 дней; мясные и рыбные консервы, шоколад, сахар, манная крупа, овсянка, бульон "магги", галеты. Примус и литровая фляжка с керосином для него. Посуда: котелок, ложки, кружки, ножи. Поверх рукзаков - скатанные спальные мешки. Легкая палатка Здарского. У Воробьева через плечо огромный тяжелый бинокль, у Гальперина-"лейка".

Весь этот груз был для нас сущим проклятьем. Из-за него мы могли двигаться вперед крайне медленно, вынуждены были поминутно останавливаться на отдых. Не будь рукзаков, мы смогли бы двигаться втрое-вчетверо быстрее. Но итти в верховья ледника без продовольствия, без теплых вещей, без палатки - значило бы итти на риск, пропасть в горах в случае бури или какой-нибудь непредвиденной задержки.

Ширина ледника в том месте, где мы на него спустились, достигает 450-500 м. Мы пошли вверх по леднику, держась ближе к правому его краю, и вскоре подошли к первым трещинам нижнего ледопада. Здесь пришлось надеть кошки и пустить в ход ледорубы. Трещины были не очень глубоки, но они пересекали ледник на большом протяжении, были очень стары, сильно обтаяли, и их преодоление требовало от нас массу времени.

Мы с самого начала условились: не превращать путешествия, предпринятого для отдыха, в гонку на скорость и не спешить. Отчасти поэтому переход по Караугому и занял у нас так много времени.

Прошел час, два. Стало жарко. Утром было прохладно, и мы оделись потеплее. А сейчас пришлось сбросить с себя все лишнее.

За ледопадом лежит длинная ледниковая терраса, представляющая собою отлогий скат, рессеченный трещинами. Итти здесь было трудновато. Поэтому мы, обогнув по льду отвесные скалы горы Гудурзаута, поспешили выбраться с ледника на берег.

За скалами снова начинается высокая боковая морена.

УРОЧИЩЕ МИКЕЛАЙ.

Мы поднялись на правобережную морену ледника как раз там, где через нее прорывается на ледник горная речка Калацу. От этой речки морена тянется до высокого, упершегося прямо в ледник утеса Рамахшете, здесь опять прерывается с тем, чтобы через километр начаться снова. Неподалеку от этого утеса мы нашли ровную, покрытую травой и цветами лужайку, а на ней - несколько высохших кустов можжевельника. Мы очень устали и хотя устраивать привал было рановато, мы не могли устоять от соблазна "в последний раз" согреть чай на "настоящем" костре.

Было уже около полудня, когда мы тронулись дальше. Утес Рамахшете нам удалось обойти по верху. К нашему удивлению, мы нашли здесь сравнительно хорошую тропу.

- Кто же это мог ее здесь протоптать? - ломали мы головы, пробираясь по этой тропе по краю утеса.

Происхождение тропы перестало быть для нас загадкой, когда мы снова вышли на морену: мы увидели здесь целое стадо молодых бычков. Здесь, на высоте 2.450 м между мореной и скалами бокового хребта, приютилось обширное отлогое пастбище. Среди осетин это пастбище изветно под названием "Микелай". О нем нам рассказывали внизу курортники. Оно замкнуто всех сторон и попадать на него очень трудно. Сюда осетины каким-то, только им одним известным путем пригоняют скот, и он пасется здесь целое лето без всякой охраны. Охрана здесь не нужна: скот никуда не убежит, воды и корма здесь вволю, а волки, которых немало в Дигории, сюда пробраться не могут.

Пастбище "Микелай" укрыто от холодного дыхания ледника высоким краем морены. Посредине него течет откуда-то сверху быстрая горная речка - Микелай-дон. Там, где морена близко подходит к скалам, поднимающимся над пастбищем, русло Микелай-дона завалено камнями. Камни эти образовали запруду, и в этом месте речка разлилась в небольшое озерко - шагов около 400 длиною и 150 шириною. Озерко - редкое по своей красоте. Вода в нем совершенно прозрачна и имеет чистый изумрудно-голубой цвет. По берегам озерка растут кустики можжевельника, которые можно использовать как топливо для костра. Неподалеку под скалой видна небольшая пещера - здесь можно хорошо укрыться от дождя и непогоды.

Морена тянется вдоль этого пастбища с севера на юг вплоть до того места, где в Караугомский ледник впадает круто спускающийся с отрогов горы Гулари ледник Гулари-гулу-дори-чете. Здесь морена повертывает почти под прямым углом на восток и тянется по правой стороне ледника Гулари далеко вверх. Происхождением своим эта морена обязана не Караугомскому леднику, а леднику Гулари.

Мы поднялись по этой морене до ледника Гулари и долго сидели на ее гребне, соображая, где нам лучше всего пройти дальше.

По морене мы поднялись высоко над льдом Караугома. Начало ледопада лежало внизу под нашими ногами. Его отделял от нас настоящий хаос ледяных глыб и трещин, образовавшийся в том месте, где ледник Гулари с огромной силой напирал на лед Караугома.

Мнения разделились. Гальперин предлагал спускаться по морене вниз и начать штурм Kараугомского ледопада с его основания. Воробьев предлагал не спускаться вниз, а обойти место слияния ледников, пересечь ледник Гулари, подойти вплотную к подножию горы Гулари и выбираться на ледопад сбоку.

- Правда, там под скалами ледник заканчивается ледяной стеной, но я не сомневаюсь, что мы сможем на нее взобраться, - говорил Воробьев. - А спускаться вниз - это значит, во-первых, запутаться в трещинах и, во-вторых, потерять добрую сотню метров высоты.

Последнее соображение оказалось наиболее убедительным: мы решили брать ледопад не снизу, а сбоку, подойдя к началу каменных ворот, через которые он проходит по леднику Гулари.

НАЧИНАЕМ ШТУРМ.

Переход через ледник Гулари не представил больших трудностей, и мы, сравнительно, быстро подошли к тому месту, где над этим ледником нависли ледяные стены Караугома. Над нашими головами в этом месте поднимались мрачные и совершенно безжизненные скалы Гулари. Лед в этом месте был завален огромными камнями, свалившимися с этих скал. Камни эти были недавнего происхождения и место это казалось весьма неблагополучным по части каменных обвалов. Невольно хотелось поскорее выбраться отсюда.

Но как?

Мы стояли у края ледопада. Дальнейший путь преграждала высокая ледяная стена. Одним концом она упиралась в утесы г. Гулари, другой уходил вниз к подножию ледопада. В одном месте эта стена выдавалась вперед острым ледяным гребнем.

- Вот по этому гребню мы и взберемся, - сказал Воробьев и взялся за ледоруб.

Засверкали на солнце ледяные брызги. Мы вступили в борьбу с Караугомом, - борьбу за пространство, за высоту. Нашим оружием в этой борьбе были ледоруб, кошки, веревка и упорство. Упорство было главное. Его у нас было достаточно и именно это принесло нам в конечном счете победу над Караугомом.

Целый час потратили мы на то, чтобы преодолеть первое препятствие. По ледяному гребню, вырубив на нем добрых два десятка ступеней, мы взобрались на узкий ледяной карниз и по нему, цепляясь руками за вырубленные ледорубом углубления во льду, вышли на такое место, где наклон стены позволял ползти по ней вверх. Карниз оказался таким узким, что с мешком на нем невозможно было удержаться. Пришлось сперва взбираться наверх, а потом уже втаскивать один за другим рукзаки.

На верху стены ледопад оказался заваленным огромными, с порядочный дом, камнями. Мы пробовали-было сперва пойти вверх по этим камням, но скоро грохот пронесшейся невдалеке от нас каменной лавины заставил нас искать другого пути. Мы находились как-раз у выхода ледника из сжавших его каменных ворот. Нависшие над ледопадом на огромной высоте утесы г. Гулари грозили каждую секунду новым и новым обвалом.

Но нам не удалось далеко уйти. За этот день мы поднялись всего до высоты 2.925 м.

Еще с полудня вершины гор начали кутаться в кудрявые облака. Чем ближе день склонялся к вечеру, тем больше этих облаков собиралось. Часам к 6-7 все небо было уже закрыто сплошными тучами. Загремел гром. Видно было по всему, что к ночи надо было ждать грозы: пора было думать о ночлеге.

НОЧНАЯ ГРОЗА.

Цейская долина.
Слева вверху - ледник Кальтбер. Над ним правее - вершина г. Кальтбер. В глубине - верховья Цейского ледника. Ниже - язык Цейского ледника. Над ним справа - ледник Уилпата. Красняя вершина справа - г. Уилпата-тау

Мы хотели-было сперва устроиться в пещерке, образованной лежавшими наклонно на льду камнями. Уже выравняли было место, где можно было бы лечь. Все было почти готово, как вдруг на Воробьева, выравнивавшего дно пещеры, посыпался сверху мелкий щебень. Оказалось, что камни, под которыми мы устраивались, дали осадку.

Я решительно запротестовала против ночлега под ними.

- Еще, чего доброго, сядут они на нас ночью и придавят, как мух - только мокрое место останется.

Пришлось в экстренном порядке искать новое место для ночлега.

Выбор наш на этот раз остановился на большом плоском камне. Камень этот упал сверху, примерз ко льду и лежал на краю ледяного карниза. Лежал он на порядочном расстоянии от скал и можно было быть более или менее спокойными насчет возможности камнепада. На камне было достаточно места для того, чтобы нам троим лечь и вытянуться.

Из мелких обломков скал мы сложили по краю камня стенку со стороны ледника - для защиты от ветра, который неизбежно должен был подуть, и подул сверху, укрепили камнями стоймя два ледоруба и привязали к ним нашу палатку. Края ее обложили камнями, чтобы ее не сорвало ветром. Закончили мы работу как-раз во-время: последние камни для укрепления палатки нам пришлось уже класть под дождем.

Разразилась сильнейшая гроза. Сверкала молния, грохотал, отдаваясь гулким эхом в скалах, гром. Ему вторили сыпавшиеся где-то лавины. Дождь хлестал по нашей палатке. Поднялся шквалистый ветер. Палатка захлопала, затрепетала.

Палатка системы Здарского, которая служила нам приютом на Караугоме, совсем не походит на обычную туристскую палатку. Она делается из прорезиненного батиста. Поэтому она занимает в сложенном виде мало места, очень легка и абсолютно не пропускает ни воздуха, ни влаги. Она делается без клиньев по бокам и без входного отверстия. По форме она напоминает широкий мешок. При пользовании ею туристы садятся вплотную друг к другу на рукзаки, натягивают палатку сверху, подтыкают края ее под ноги и мешки и сидят под нею, при чем полотнище палатки лежит у них прямо на спинах и головах. Если есть возможность, верхний край палатки укрепляется с двух сторон. В этом случае в палатке делается несколько просторнее. Наша палатка была немного больше, чем обычно делается палатка Здарского. Под ней можно было не только сидеть, но и кое-как улечься, если укрепить ее верх.

Палатка Здарского имеет целый ряд совершенно неоценимых в горах достоинств: она превосходно защищает от дождя, от ветра, от вьюги. Она хорошо держит тепло и не раз спасала жизнь туристам, захваченным непогодой на высоких горах. На ряду со всеми этими достоинствами у палатки Здарского есть один большой недостаток, который превращает ночлег под ней в настоящую пытку. Это - ее воздухонепроницаемость.

Пар от дыхания сидящих под палаткой людей не может выйти наружу и осаждается на стенках. Очень быстро палатка как бы потеет изнутри, делается мокрой. Влага с нее впитывается в одежду и к утру все вещи, находящиеся в палатке делаются влажными. Если палатку плотно подоткнуть со всех сторон, что неизбежно приходится делать на холодном ветру, то в. ней для дыхания нехватает кислороду. У нас бывало не раз, что мы не могли даже зажечь в палатке свечи - настолько мало бывало под ней кислороду. Совсем плохо седеть под ней с горящим примусом, который отравляет и те жалкие остатки воздуха, какие остаются в палатке для дыхания.

Как бы там ни было - палатка Здарского замечательная вещь и в значительной степени

именно ей мы обязаны успехом нашего путешествия через Караугом...

Мы сидели под ней на нашем камне, тесно прижавшись друг к другу. Было сыро, холодно, неуютно. Тускло горела свеча в складном фонаре с пластинками слюды вместо стекол. Яростно фыркал примус и из-под крышки котелка, где варилась каша, валил вкусный пар. Время от времени приходилось приподнимать край палатки, чтобы дать доступ свежему воздуху - пище для легких, для свечи, для примуса.

Первая наша ночь на льду была тревожной. Над ледником бушевала непогода. Грохотали камнепады. Завывал в скалах ветер. Палатка рвалась с привязи и нещадно била нас по лицу своими мокрыми стенками. Кое-как под шум дождя и ветра мы заснули.

Ночью нас разбудил какой-то толчок. Нам показалось, что камень, на котором мы спали, точно осел немного. Утром мы убедились, что так оно и есть: движение ледника и работа дождя подвинули наш "лагерь" еще ближе к карнизу, и край его нагнулся книзу.

ОТ ТРЕЩИНЫ К ТРЕЩИНЕ.

Утро было серое. Дождя, правда, не было, но не было и солнца. Кругом по горам были разбросаны клочья серого тумана. На леднике видимость была хорошая, и мы решили продолжать наше восхождение.

Мы попробовали сперва пойти вдоль скал горы Гулари, рассчитывая найти здесь на краю ледника, как это часто бывает, снежники. Но снежников здесь не оказалось, а ледник под самыми скалами сказался чрезвычайно изломанным. Пришлось податься ближе к середине.

Здесь, благодаря некоторой вогнутости дна ледника, трещины были меньше.

Мы шли от трещины к трещине. Там, где можно было обойти трещину, мы ее обходили. Там, где была возможность перескочить ее, перескакивали. Местами, впрочем очень редко, мы находили мосты - снежные, либо образованные обвалившимися ледяными глыбами. Многие трещины благодаря сползанию льда стали очень широкими. Обычно они были завалены внизу кусками отвалившегося от их стен льда. В такие трещины приходилось спускаться с тем, чтобы уже снизу карабкаться на противоположную их сторону.

Края трещин часто представляли собой острый зазубренный ледяной гребень. Пробираться по таким гребням было чрезвычайно трудно.

Мы не снимали кошек, надетых поутру, целый день. Целый день мы то поднимались вверх, то спускались вниз. Целый день летели ледяные брызги из-под ледоруба Воробьева, который шел впереди и прокладывал мне с Гальпериным дорогу во льду.

Местами нам приходилось пробираться под нависшими ледяными стенами, которые еле держались. Местами приходилось прорубать во льду проход, чтобы протиснуться с нашими мешками между ледяными глыбами наверх.

На заваленное ледяными обломками дно одной трещины пришлось спускаться по веревке. Воробьев сперва спустил вниз меня, потом Гальперина, рукзаки, а затем спустился сам, перекинув веревку через ледяной выступ.

Как нам рассказали обитатели курорта, на леднике уже давно установилась ясная солнечная погода. Ледник за последние жаркие дни усиленно таял. Нам почти не попадалось снежных мостиков. Трещины были все обнажены и это, с одной стороны, облегчало переход через них, ибо делало их менее опасными, а с другой, создавало новые немалые трудности из-за того, что очень немногие трещины можно было перейти по верху. Ночной дождь сильно размыл лед: он стал рыхлым, рассыпчатым. Из-за этого приходилось рубить глубокие ступеньки, иначе они осыпались под ногами.

На леднике не было ни одной ровной площадки. Ледяные стены и столбы громоздились друг над другом. Трещины рассекали ледник и вдоль и поперек. Обтаявшие со всех сторон и источенные дождями ледяные глыбы принимали местами самые причудливые формы.

"Много видел я на своем веку ледников, - писал о Караугоме Поггенполь, - но таких чудовищных трещин и льдин, как здесь, мне не приходилось наблюдать"...

Я на своем веку видела ледников куда меньше, чем Поггенполь. И понятно, что на меня Караугомский ледник производил прямо-таки ошеломляющее, подавляющее впечатление.

Он жил полной жизнью, когда мы его переходили. Всюду журчала вода. Шумели по бокам ущелья, горные речки и водопады. Гулко лопался лед. Время от времени над ледником проносился грохот обвала - это обвалилась какая-нибудь сильно подтаявшая ледяная стена, провалилась в трещину ледяная глыба.

Не будь этих обвалов, пройти через ледник было бы труднее. Нам не раз приходилось взбираться наверх со дна трещин по ледяным глыбам таких обвалов.

Порою нам начинало казаться, что глаз чувствует движение ледника. Но это был явный оптический обман. Правда, движение льда на Караугоме довольно быстрое. Его измерял в 1906 г. В. В. Эмме. Он установил, что в средней части Караугома за две недели (с 23 июня по 8 июля) передвижка льда составила около 4,5 м. Для ледника это порядочная скорость, но не такая, однако, которую можно было бы заметить глазом.

В середине дйя мы уперлись в огромную глубокую трещину. Перехода через нее не было, мы пробовали обойти ее, но попали в настоящий лабиринт трещин. Пришлось вернуться обратно, спуститься вниз по пройденному уже пути и искать дороги в новом направлении. Было ужасно досадно - из-за этой трещины мы потеряли добрых два часа и вместо того, чтобы подняться вверх по ледопаду, оказались отброшенными вниз.

В ПЛЕНУ У ТУМАНА.

Погода с утра была неважная. Потом солнце разогнало тучи и целый день жарило во-всю. Но, как и накануне, во второй половине дня стал сгущаться туман. К 4 часам дня Караугомское ущелье пропало в облаках. Серые хлопья тумана стлались над самым льдом и медленно ползли вверх к тому месту, где мы находились.

А мы вышли к такому месту, откуда очень трудно было выбраться. Кругом нас зияли глубочайшие зелено-голубые пропасти трещин. Высотомер показывал высоту в 3.075 м. Итоги целого дня усиленной и напряженной работы были крайне плачевны: мы шли почти 10 часов и поднялись всего на 250 м. А дальнейший путь по леднику был загорожен глубокими трещинами.

Воробьев отвязался и пошел вперед на поиски выхода наверх. Он вернулся через полчаса вспотевший и усталый.

-Ну как?

- Плохо. Туман поднимается, будет скоро здесь, а путь вперед тяжелый. Надо подаваться опять в сторону скал. Можно будет пройти вперёд метров на 200. А что дальше - не знаю, не видно. Идем, а там поглядим...

Но нам не пришлось сделать и этих 200 м. Не прошли мы и нескольких шагов, как полоса наползавшего снизу тумана настигла нас. Сразу пропали в тумане окружающие ледник вершины, скалы. Стало сыро, холодно.

Туман все сгущался. Видимость становилась все меньше и меньше. Скоро мы могли видеть вперед уже не больше как на 10-12 шагов. Двигаться по ледопаду в такой туман было невозможно.

- Ну что же, попробуем переждать, - предложила я.

- Не пережидать, а устраиваться на ночлег, - поправил меня Воробьев.

- Так рано?

- Что же делать. Туман наверное разойдется только к утру.

Приходилось смиряться перед неизбежным.

НОЧЛЕГ НА ГОЛОМ ЛЬДУ.

Говорить о поисках места для ночлега не приходилось: выбор на этот раз был слишком невелик. Пришлось устраиваться прямо на льду, под нависшей глыбой льда, которая держалась достаточно прочно, не грозила обвалом и в то же время могла несколько защитить нас от холодного ветра с верховьев ледника.

Выравняли ледорубами небольшую площадку под глыбой, выложили вокруг нее из кусков льда стенку, кое-как укрепили по бокам стоймя ледорубы и натянули между ними палатку. Площадка наша была так мала, что троим негде было лечь. Могла вытянуться только я одна, а спутники мои устроились по бокам в полусогнутом состоянии. Под себя на лед мы положили все, что только могли, - веревку, рукзаки, рукавицы, чехлы от спальных мешков, дождевики, а Воробьев ухитрился даже подложить под себя ботинки. Учитывая опыт предыдущего вечера, мы хотели "кухню" устроить снаружи. Но из этого ничего не вышло: пошел дождь, и нам пришлось втянуть примус с кипящим котелком под палатку.

Дождь обрек нас опять на сиденье под палаткой, с той только разницей, что на этот раз мы засели под нее гораздо раньше, чем накануне, и сидели не на камне, а на голом льду. Как и накануне, мы вынуждены были "накачивать" под палатку свежий воздух - сырой и промозглый от тумана и дождя. Мы с аппетитом поужинали макаронами, сваренными с мясными консервами, и, кто как мог, попытались заснуть.

Ночь провели плохо. Лежать было неудобно. Каждое движение одного из нас отзывалось на боках остальных. Под закрытой палаткой было душно, нехватало для дыхания воздуха. А приподнимать полы палатки - значило подставлять чей-либо бок холоду и сырости. Вещи, подложенные снизу, плохо защищали от холода. Он пробирался сквозь них и одежду и, казалось, проникал в тело до самых костей, заставляя его дрожать мелкой надоедливой дрожью.

И мы больше ворочались с боку на бок, чем спали в эту ночь. Она нам показалась длинной, длинной. Дождь монотонно сыпал сквозь туман и, казалось, зарядил надолго. Не было ни малейшего ветерка, и туман висел над ледником не двигаясь. Мы с тревогой думали о завтрашнем дне.

- Неужели дождь не перестанет к утру? Что тогда будем делать?

- Сидеть под палаткой и ждать погоды, - хладнокровно ответил Гальперин.

- С тем, чтобы при первой же возможности продолжать восхождение, - поспешил добавить Воробьев, которому показалось, что я хочу поставить вопрос об отступлении. - Если подует ветер-туман рассеется и дорога наверх будет открыта.

На том и порешили. Договорились: подняться на рассвете и пойти дальше без завтрака, чтобы как можно выше продвинуться до жары,

Но на рассвете туман, как и накануне, отрезал льдину, на которой мы сидели, от окружающего мира, а дождь моросил с той же безнадежностью, что и накануне.

Мы попытались заснуть еще раз.

В 6 час. утра положение оставалось прежним. В 8 час., дождь перестал, но туман стал еще гуще.

Спать мы больше не могли. Разожгли примус, набили котелок мелким льдом, чтобы растопить воду для чая.

Пока пили чай и закусывали, погода резко изменилась. Со снежных полей Караугома потянуло в долину холодом. Колебание стенок палатки дало нам знать о приближении ветра. А немного времени спустя, Воробьев, выглядывавший время от времени из-под палатки наружу, совсем выбрался наверх и молча начал снимать палатку. Туман пропал - только клочья его цеплялись внизу ледника за выступы скал. А над нашими головами голубело чистое небо. Было уже 10 часов утра.

ТРУДНЫЙ ДЕНЬ.

Мы быстро собрались, связались веревкой, надели кошки и пошли вперед по разведанному накануне Воробьевым направлению.

Подошли к краю глубокой, казавшейся бездонной трещины. Воробьев в недоумении остановился перед ней.

- Вчера здесь был мостик. Отлично помню, что он был. Я же переходил через него. Вон видите, за трещиной - следы моего ледоруба.

Мост был вчера. А сегодня его, уже не было - он обвалился за ночь.

-Хорошо, что мост обвалился ночью, а не тогда, когда мы были бы на нем!

Нам пришлось опять спускаться ниже и искать новой возможности перебраться через трещину.

Усталость и почти что бессонная ночь давали себя чувствовать. Каждый шаг давался. нам с большим трудом, чем накануне. Мы с Гальпериным все чаще требовали остановки и сердили Воробьева, который был гораздо крепче нас обоих и, как ни в чем не бывало, долбил ледорубом лед и тянул нас вверх за собою на веревке.

- Нам во что бы то ни стало надо сегодня же выбраться на снежник, - говорил он. - А пока мы больше отдыхаем, чем поднимаемся. Не знаю, как вам, а мне сидеть на льду лишнюю ночь совсем не хочется.

Он ворчал, находя, что мы слишком часто отдыхаем, и всячески старался сократить остановки. Нетерпение его было понятно: без нас, один, или с товарищами, которые могли бы с ним сравняться по силам, он мог бы двигаться по леднику гораздо быстрее. И едва мы успевали перевести дух на остановке, из-под его вязаного шлема неслось безжалостное:

- Пошли вперед!

Мы спотыкались в этот день гораздо больше, чем раньше. Ноги стали словно более тяжелыми. Рукзаки словно намокли за ночь и сильнее тянули плечи. Руки у нас покрылись множеством ссадин. При спуске с одной ледяной стены у Гальперина выскользнула из рук веревка, на которой я висела, и я грохнулась боком о лед. К счастью, упала я с небольшой высоты и дело ограничилось ушибом и ободранной рукой. Едва я оправилась от падения, Воробьев, шедший все время впереди, свалил на меня при крутом под'еме большой кусок подтаявшего льда. На этот раз у меня пострадало правое плечо.

Скоро стало опять жарко. Итти стало невмоготу, и мы решили остановиться отдохнуть на полчаса и заодно позавтракать. Воробьев пошел вперед на разведку и вскоре вернулся сияющий.

- Еще немного и мы выйдем к месту, где начинаются снежники. Правда, они очень разорваны, но там уже нет этих ледяных стен и столбов...

Мы подбодрились.

Выбравшись на более высокое место, мы действительно увидели впереди себя начало снежного поля. Оно было разбито на множество отдельных площадок, разделенных одна от другой глубокими трещинами. Было совершенно очевидно, что итти там будет гораздо легче, чем до сих пор. Наиболее рассеченная часть ледника осталась позади нас.

Прошло, однако, еще несколько часов, пока мы преодолели ледяные нагромождения, отделявшие нас от снежников. Здесь нам снова к снова пришлось рубить ступени, спускать и поднимать друг друга на веревке, перебираться по ледяным мостикам, которые держались порою только "на честном слове", проделывать на краях трещин рискованные, почти что акробатические номера...

С ЛЬДА НА СНЕГ.

Но вот и первый снежник. Мы поздравляем друг друга - самое трудное позади.

- Подождите радоваться, - хмурится Воробьев, - еще неизвестно, что нас ждет наверху. Случается, что снежник отделяется от ледопада с таким крутым падением, как здесь, высокой стеной, на которую никак не взберешься. В прошлом году мы с Семеновским на Асмаши лезли; как прошли ледопад, так и уперлись в такую стену. Бились-бились, пришлось дыру в ней просверливать ледорубами, чтобы на снежное поле выбраться...

Мы словно выходим из отверстия какой-то чудовищной воронки. Сжавшие ледник скалы здесь раздаются в стороны. Ширина ледника при выходе к снежникам раза в 2-3 больше, чем внизу, у начала ледопада. Лед постепенно сменяется плотным слежавшимся снегом. Трещин все так же много, как и внизу, но здесь они более узкие, с менее закругленными краями и стенки их не ледяные, а снежные. Их не трудно обойти, местами - просто перешагнуть.

Мы подбираемся к самой середине ледника. Здесь по длине ледника идет большая впадина, поверхность ледника как бы вогнута и трещины здесь значительно меньше, нежели по бокам.

Сперва мы идем по отдельным кускам разорванного снежного поля. Куски эти движением ледника сдвинуты вниз, изломаны, нагромождены один над другим. Но чем выше мы поднимаемся, тем меньше разорванность снежного поля, тем реже встречаются трещины.

Наконец, мы совсем выходим из полосы трещин. Мы - на снежнике. Снег становится рыхлым. Мы идем, проваливаясь выше колен. Дает себя знать высота: одышка спирает легкие. Рыхлый глубокий снег требует не меньше усилий, чем ледопад. Через каждые 40-50 шагов сердце требует остановки. И мы подвигаемся вперед страшно медленно. Из-за снежного бугра, закрывающего вид вверх, появляются каменные зубцы какой-то вершинки. Мы направляем шаги по направлению к ней, рассчитывая на камнях найти удобное место для ночлега. Солнце уже завалилось за скалистые выступы горы Ноог-кау. Внизу в долине, где, точно громадный пирог, лежит холодная громада ледника, сгущаются вечерние тени. Холодает.

Мы поднимаемся все выше и выше, рассчитывая скоро выйти на ровное снежное поле. Но не тут-то было!

Воробьев оказался прав: выход на снежник был для нас закрыт. Ледопад заканчивался громадной снежной стеной, высотой не меньше 40-50 м. Эта стена перегораживала ледник как-раз поперек, и края ее далеко уходили в обе стороны. Стена поднималась над сплошными завалами из огромных глыб старого снега, засыпанных слоем свежего.

Быстро темнело. Камни, которые мы видели при под'еме, оказались по ту сторону стены. Кругом нас был только снег. Так на снегу и стали устраиваться на ночлег.

Устроились мы в плотно засыпанной снегом трещине, под защитой большого снежного бугра. На этот раз нам повезло с погодой. Ночь была ясная, звездная и безветренная. Это дало нам возможность заняться приготовлением ужина за пределами палатки и не отравлять в ней воздуха примусом. Зато сильнее, чем внизу, нас донимал холод. Температура спустилась, невидимому, к нулю, а так как спальные мешки наши после ночлегов в мокрой изнутри палатке были порядком отсыревшими, то ночлег на снегу не обещал нам ничего приятного.

Так оно и оказалось: ночью мы здорово мерзли и буквально задыхались под палаткой. Воздух здесь, на значительной высоте, и без того был разреженный, а в палатке и вовсе было нечем дышать.

Кое-как дотянули мы под палаткой до рассвета и задолго до восхода солнца поднялись, чтобы итти дальше.

В ОБХОД ПОСЛЕДНЕЙ СТЕНЫ.

Как водится, поспорили о том, с какой стороны лучше обходить загородившую нам выход на снежное поле стену. Поспорив, пошли влево, туда, где со склонов горы Гулари спускались к верховьям Караугомского ледопада каменные осыпи, полузакрытые снегом.

- Если нам не удастся найти прохода через стену, - говорил Воробьев, - тогда просто, перейдем с ледника на эти осыпи и по склону горы обойдем верхнюю часть ледника.

Прохода через стену нам найти не удалось. Стена наглухо запирала выход с ледника наверх. Пришлось сделать так, как предлагал Воробьев, - пройти вдоль стены до края ледника, выбраться на снег, покрывавший большими белыми простынями осыпи горы Гулари, и по ним взбираться туда, где эти осыпи сходятся с верхним краем Караугомского снежника. В этот месте торчали из-под осыпей камни, напоминающие издали бараний лоб.

Путь по снежным завалам вдоль стены, благодаря рыхлому снегу и множеству полузакрытых трещин, оказался нелегок. Но еще труднее оказался путь по склону горы, который мы должны были пересечь наискось: он был очень крутым, а снег на нем - обледенелым. В одном, особенно опасном месте, под самым бараньим лбом, где нам пришлось пробираться по голому льду над зияющей береговой трещиной, пришлось снова пустить в дело веревку и ледоруб.

К 8 часам утра мы, наконец, вышли со снега на скалистый выступ горы Гулари (бараний лоб), поднявшийся над снежной стеной, загородившей нам дорогу. Непосредственно от этого выступа начиналось ровное снежное поле Караугома.

Караугрмский ледопад был пройден нами от начала до конца. Теперь мы могли сказать уже определенно, что самое сложное было позади. Нам оставалось лишь пересечь снежник Караугома и подняться на гребень каменной гряды, отделяющей его от снежников Цейского ледника. Спуск по Цейскому леднику, как мы предполагали, больших трудностей представить уже не мог.

НА СНЕЖНИКАХ КАРАУГОМА.

Мы решили как следует отдохнуть и просушить свои вещи, прежде чем вновь сойти с камней на снег. Солнце уже поднялось высоко и грело основательно. На небе не было ни облачка. Снежники Караугома лежали прямо перед нами, отлично видимые на всем своем протяжении.

Вершины, ограничивающие эти снежники, чрезвычайно красивы. Особенно красива массивная, правильной куполообразной формы, снежная сверху донизу вершина горы Бурджула (4.358 м). Вдоль восточного края снежников тянется высокий гребень, увенчанный целым рядом скалистых вершин. Наиболее высокой из них является гора Уилпата-тау, неправильно названная на некоторых картах горой Адай-xox. Через южное плечо этой горы перешел с Цея на Караугом т. Зельгейм.

Мы решили пойти на Цей, обогнув Уилпата-тау с севера, т.-е. перевалить не через южное ее плечо, а через северное. Нам было известно из описаний восхождений на Уилпата-тау, что спуск с ее южного плеча на Цейский снежник очень крутой. И мы решили поискать другого, более удобного. Помимо этого, нам очень хотелось найти еще один перевал, связывающий Цей с Караугомом, кроме того, какой уже был известен.

Мы великолепно отдохнули на солнцепеке, подкрепились горячим завтраком, высушили наши вещи и с новыми силами двинулись через снежники по направлению к Уилпата-тау.

Это был длинный утомительный путь. Солнце жарило нещадно. Снег превратился в настоящую кашу. Мы шли по открытому месту, где не было даже намека на тень. Жара была прямо-таки нестерпимая. Подвигались мы вперед очень медленно, тем более, что сильно давали себя чувствовать одышка и непрерывный, хотя и очень пологий под'ем. Трещин здесь не было совсем. Впервые за последние 4 дня мы шли без кошек и без веревки.

В горах сильно скрадываются расстояния. Мы рассчитывали дойти до перевала часа в два и жестоко ошиблись в расчетах. Прошло 2 часа. За ними еще 2 часа, а мы все шли и шли. Расстояние от ледопада до перевала на Цей оказалось длиннее, чем было указано на карте, а под'ем больший, чем нам казалось снизу.

Когда мы подошли к снежным сбросам подошвы Уилпата-тау, был уже пятый час. До перевала Оставалось еще добрых 400-500 м под'ема по крутому, пересеченному сбросами и трещинами снежному склону.

- Давайте решать,-предложил Воробьев,- где мы ночуем: здесь или на гребне.

Гальперин высказался за гребень.

- Холодно ведь будет одинаково, что здесь, что там. Но здесь - снег, а наверху можно будет устроиться на камнях.

Я поддержала Гальперина, и мы полезли по крутому склону на перевал. И здесь действительность опрокинула наши расчеты: предполагали мы подняться наверх в час, а потратили на под'ем больше двух часов. Правда, перестала нас донимать жара, но зато гораздо сильнее сказывалась высота, давила одышка. Мы делали совсем маленькие шаги, поминутно останавливаясь на отдых. Особенно трудно доставался под'ем идущему впереди; он должен был пробивать носком ботинка ступеньки в снегу, без которых трудно было бы удержаться на склоне. А работа эта - крайне утомительная и тяжелая на значительной высоте, на какую мы поднялись.

НА ПЕРЕВАЛЕ.

Уже темнело, когда мы достигли вершины перевала.

В Цейской долине уже сгустились сумерки и при всем желании рассмотреть что-либо по ту сторону гребня было невозможно. Пришлось укладываться спать в полной неизвестности насчет дальнейших наших перспектив.

Ночь приближалась ясная. Непогоды - дождя или снега - ждать не приходилось. Мы поэтому решили не разбивать палатки - не хотелось в сухую погоду мокнуть под ней от собственного дыхания и задыхаться от недостатка свежего воздуха. А холод нам был не страшен - спальные мешки у нас были достаточно теплые и хорошо просушены. Мы выравняли ледорубами площадку на щебне под скалами, легли на нее рядком, укрывшись палаткой, и в первый раз за все время восхождения по леднику крепко заснули.

Около полуночи поднялся резкий порывистый ветер. Температура упала ниже нуля. Мы проснулись от холода. Ветер рвал с нас палатку, забирался под нее.

Моим товарищам пришлось вылезать из мешков на мороз и укреплять палатку камнями. Но ветер все крепчал. Камни держали плохо. Кончили мы тем, что просто залезли в палатку, как в мешок, прижав ее к земле своими телами.

Поднялись мы на ноги с зарей - измученные, иззябшие. Хотели было разогреть оставшийся с вечера в котелке чай, но он за ночь превратился в ледяшку. Таять снег было долго. Пришлось, чтобы не терять времени, пуститься в путь, закусив лишь всухомятку.

Над самой головой у нас поднималась конусообразная скалистая вершина горы Уилпата-тау. До нее от места нашего ночлега было совсем близко, еще каких-нибудь 300-400 метров.

Не потеряй мы так много времени не ледопаде мы могли бы сравнительно легко подняться на нее.

Уилпата-тау - одна из интереснейших гор Дигории. Первое восхождение на нее было со вершено М. Фон Деши с проводниками А. Бургенер и П. Рупен 25 июля 1884 г., второе - англичанами Коккиным и Хольдером 26 августа 1890 г. В 1901 г. на гору Уилпата-тау поднялся грузинский топограф Кавтарадзе. Четвертое восхождение совершено 10 июля 1910 г. Ронкетти и Бурденским. Пятое, и пока последнее, восхождение совершено 1-3 августа 1929 г. Зельгеймом.

Мы поднялись на северный отрог Уилпаты-тау по северному ее склону. Камни, на которых мы ночевали, выдавались далеко вперед в сторону Цейского ледника, как-раз в том месте, где этот ледник граничит со снежником ледничка Уилпата. С этих камней можно было спуститься либо в восточном направлении на фирновое поле ледника Уилпата и по нему - прямо к концу Цейского ледника, либо на юг - на снежник северной ветви Цейского ледника. Мы выбрали последнее направление.

Гора Уилпата-тау.
Слева - южное плечо Уилпаты. Справа - снежник, огибающий ее с востока. Внизу - верхняя часть Цейского ледника.

ОПАСНЫЙ СПУСК.

Снежный гребень, увенчивающий северный отрог горы Уилпаты-тау, спускался к верховьям Цейского ледника крутым снежным склоном. По этому склону мы и начали спускаться вниз.

Значительная крутизна склона заставила нас с первых же шагов надеть кошки, связаться веревкой и применять охранение. Скоро пришлось снять рукзаки я спускать их отдельно.

Когда мы спустились по склону 100 м, под ледорубом стал прощупываться закрытый снегом лед. Спустились еще ниже - слой снега стал еще тоньше, а падение склона - еще круче. Опасность поскользнуться на льду или соскользнуть по нему вместе с тонким слоем покрывающего его снега увеличивалась с каждым шагом. Скоро уже совсем нельзя стало закреплять на ледорубе веревку для охранения - ледоруб не держался на тонком слое снега поверх льда.

Мы спускались в таком порядке: впереди Гальперин, за ним я, последним Воробьев. Спуск шел чрезвычайно медленно. Особенно задерживали нас рукзаки. Солнце начало пригревать, снег начал таять. Неподалеку от нас пронеслась с легким шуршанием первая лавина.

- Надо скорее выбираться из этого склона, - торопил нас Воробьев, - пока солнце окончательно не растопило снега. Если мы застрянем здесь еще на час-два, пойдут лавины и нас сметет отсюда в два счета...

Но о том, чтобы "поторопиться", не могло быть и речи!

Внизу в нескольких десятках метров от нас расстилалось совершенно ровное снежное поле. На нем сверху не видно было ни одной трещины. И мы решили избавиться от тяжелых мешков, сбросив их вниз без веревки. Это было не очень благоразумно, ибо без мешков и их содержимого мы оказывались совершенно безоружными, если бы разыгралась непогода. Но непогоды не предвиделось - день был слишком хорош, а мешки были слишком громоздки и тяжелы. Как бы там ни было, мы вытащили из них все, что могло разбиться при падении и помяться, и кубарем пустили их вниз. Рукзаки развили бешеную скорость, сделали несколько скачков в воздухе и один за другим благополучно скатились на снежник Цейского ледника, откатившись на несколько десятков метров от края нашего снежного склона.

Без мешков спускаться стало много легче. Тем не менее мы никому не советуем брать с нас пример и решать вопрос о спуске груза так, как его решили мы.

Спускаться дальше по склону прежним порядком было нельзя: надо было рубить ступени. У Гальперина распухли руки и он совсем не мог работать ледорубом. Как и при восхождении по ледопаду Караугома, вся тяжесть ледорубной работы свалилась опять на одного Воробьева. Он снова пошел впереди нас и рубил лед" буквально не покладая рук. Тем не менее дело подвигалось вперед туго. Минуты летели за минутами, а мы почти не сдвинулись с места. Одно дело рубить ступени при под'еме, другое - при спуске. При спуске работа идет медленнее; риск свалиться от неосторожного движения больше.

Мы зорко следили за Воробьевым, нагнувшимся вниз и энергично размахивавшим ледорубом, готовые каждую секунду оказать ему помощь веревкой. Впрочем, это был явный самообман - если бы он упал, он несомненно увлек бы за собой и нас. Удержаться на таком крутом склоне, когда ледоруб можно было воткнуть в лед не больше чем на 2-3 см, было бы явно невозможно.

Уклон достиг почти 60 градусов. Пошел чистый лед. Мы еле-еле подвигались вперед. Рядом с нами, сбоку все время шли лавины. К счастью, нам так удачно удалось выбрать направление, что ни одна из них нас не задела.

У Воробьева на ладонях появились кровавые мозоли, а до конца ледяного склона оставалось еще приблизительно 100 м. Вырубив зигзагами вниз несколько десятков ступеней, Воробьев проложил дорогу к небольшому скалистому выступу, поднявшемуся из льда несколько в стороне от того места, где мы спускались.

На скалах мы передохнули немного, закусили галетами, случайно завалявшимися в карманах. Решили попытаться спускаться дальше по скале, не выходя на лед.

Скала оказалась очень ломкой и ненадежной в отношении точек опоры. Спускались мы с величайшей осторожностью, с веревкой, не все сразу, а по одному. Самая трудная часть задачи и здесь выпала на долю Воробьева: он сперва помогал спускаться нам с Гальпериным, зацепив веревку за выступ скалы, а потом спускался сам на свой страх и риск.

По скале мы спустились еще на 50-60 м. Она привела нас почти к самому низу ледяного склона. Однако, на снежник по скале было выбраться невозможно - ниже она нависала над снежником далеко выдавшимся вперед карнизом. Пришлось снова выходить на лед, снова рубить ступеньки...

НАД БЕРЕГОВОЙ ТРЕЩИНОЙ.

В конце-концов мы спустились до конца ледяного, склона. Как обычно бывает, склон был отрезан от снежника трещиной, которая у альпинистов называется "трещиной отрыва". Образуется она благодаря неравномерному сползанию снега на склоне горы и на снежнике. Ширины и глубины этой трещины мы сверху определить не могли, так как она была закрыта от нас краем ледяного склона. Противоположный край трещины находился у нас где-то под ногами, - он лежал, примерно, в 10 м ниже. Воробьев предложил спустить меня вниз на веревке.

- Верхний край трещины наверняка выдается вперед карнизом, - сказал он, - и если ты спустишься по вертикали, ты окажешься не в трещине, а на противоположном ее краю. Снизу ты поглядишь, нет ли где через трещину мостика - для нас с Гальпериным.

Признаться, мне было немного не по себе, когда я начала, лежа на животе, сползать вниз через край трещины. Держаться было не за что, и через минуту я повисла на веревке, которую держал через плечо Гальперин. Веревка с щуршанием поползла через край трещины вниз. Мне в глаза посыпался сверху снег. Вдруг я почувствовала, что веревка меня больше не держит, и я лечу вниз.

Я упала на противоположную сторону трещины в глубокий, рыхлый снег, нанесенный с ледяного поля лавинами. Почти в то же мгновенье сверху кубарем свалился Гальперин и плюхнулся в снег рядом со мною.

Оказывается, он плохо укрепился на льду, поскользнулся, уронил меня, а я, падая, увлекла его за собою. К счастью, дело обстояло именно так, как говорил Воробьев: верхний край трещины образовал над ней как бы навес и при падении с него в трещину было попасть невозможно.

Убедившись на нашем опыте, что через трещину можно перебраться без всякой веревки, Воробьев просто сел на лед, с'ехал вниз, точно с катушки, и спрыгнул в снег, утонув в нем по ПОЯС.

Мы отряхнули насыпавшийся в карманы, в рукава и за воротники снег и поспешили к нашим рукзакам.

НА СНЕЖНИКЕ ЦЕЙСКОГО ЛЕДНИКА

Спуск с высоты в какие-нибудь 250-300 м занял у нас целых 9 часов с лишним: начали мы спускаться в 5 час. утра, а когда спустились, было уже 2 часа пополудни. Мы устали, были голодны, ибо ушли с места ночлега без завтрака. Сильно донимало солнце. Пять дней пребывания на леднике не прошли для нас даром; наша кожа была сожжена всюду, где только на нее попадали солнечные лучи. Руки распухли и болели в суставах. Число ссадин и ран на пальцах увеличилось после лазанья по скалам при спуске. Губы потрескались так сильно, что было больно улыбаться.

Рукзаки наши спустились благополучно, в них все оказалось в целости. Скоро мы сидели на них вокруг примуса и с нетерпением ожидали горячего чая. Когда мы, задравши головы вверх, смотрели на пройденный путь, на повисшие над ледяным обрывом еле видные снизу вырубленные нами ступени, мы невольно задавали друг другу вопрос:

- И как только нам удалось по такой крутизне спуститься?

Ясно было одно: если бы мы сперва посмотрели на этот склон снизу, то ни за что не стали бы по нему спускаться...

Через час, поев и отдохнув, мы уже шагали по снежнику. Снежник, на который мы спустились, огибал подножие горы Уилпата-тау и примыкал к северной ветви Цейского ледника. Через несколько часов ходу мы вышли на снежное поле, питающее верхний ледопад Цейского ледника, а по нему спустились на самый ледник.

ЦЕЙСКИЙ ЛЕДНИК.

Не больше десятка туристских групп побывало здесь, в верховьях Цейского ледника. Почти все туристы, поднимавшиеся сюда, были иностранцы. Исключение составляют Зельгейм и группа Литавета, прошедшие здесь в июле 1929 г., и Немыцкий с Тихоновым, побывавшие здесь за несколько дней до нас. Места здесь - исключительной красоты. Описывая развертывающийся с ледника вид, Ронкетти в 1909 г. писал:

"Несравнимой грандиозности пейзаж расстилался перед нами. Эта панорама не поддается описанию; оно может дать только отдаленную бледную идею действительности"...

Ронкетти прав - красоту этого места не может передать никакое описание, никакая, даже самая лучшая фотография.

Поверхность ледника была здесь совершенно ровная. Трещины были все обнажены и мы их легко переходили. Лишь немногие из них требовали больших обходов. Прямо перед нами ледник изчезал из глаз, скатываясь вниз в глубину долины мощным крутым ледопадом. За ледопадом над долиной поднимался почти отвесной стеной хребет Кальтбер, увенчанный рядом остроконечных вершин. Над этими вершинами господствовал снежный конус горы Кальтбер (4.409 м.) С боков и позади нас над ледником, охватывая его с трех сторон как оы полукольцом, красовались. горы, одна другой выше и привлекательнее, Мамиссон-хох (4.048 м), Чанчахи-хох (4.246 м), Бубис-хох (4.419 м), безымянная гора с двойной вершиной в виде двух башен, обозначенная на карте под названием "Дубль-пик", Уилпата-тау, поднимали над Цейским ледником свои скалистые головы и словно часовые, стояли на страже царящего здесь на высоте свыше 3.000 м ледяного покоя.

Мы вышли на ледник со стороны Уилпаты-тау и пересекли его по направлению с сев.-запада на юго-восток. По узкому проходу в скалах, отделяющих северную ветвь Цейского ледника от его центральной ветви, обогнули мы, верхний ледопад и спустились как-раз к тому месту, где три ветви Цейского ледника соединяются вместе. Именно про это место, находящееся на высоте 2.992 м, как очень удобное для устройства лагеря, писал в свое время первый исследователь Цейского ледника Ронкетти.

Палатку здесь разбить было негде, ибо кругом были только бесформенные нагромождения камней. Да в ней не было и надобности; погода стояла хорошая, дождя нечего было опасаться. Мы нашли очень уютное местечко под большим камнем, кое-как выравняли его и завалились здесь спать.

Верхняя часть Цейского ледника
Первая вершина слева - Мамосон-хох. Черная вершина рядом - Чанчахи-хох. Белоснежная вершина в середине снимка - Бубис-хох. Правее - безымянная двойная вершина (Дубль-пик). Справа - г. Уилпата-тау. По снежнику между вершиной Уилпаты и левым ее плечом (южным) совершен переход Зельгеймом с Цея на Караугом. По снежнику, идущему справа, спускалась экспедиция ОПТЭ (группа В. Воробьева

На это раз ночь мы провели превосходно. Было тихо, а главное тепло.

Дальнейший спуск по леднику в Цейскую долину был совершен нами без всяких приключений. Обойдя верхний ледопад ледника, мы вышли вновь на его русло и как-раз серединой его, ровной и лишенной трещин, подошли к нижнему Цейскому ледопаду. Из многочисленных описаний его мы уже знали, как надо итти, чтобы миновать этот ледопад.

Под гору шагалось легко. Сознание близости конца нашего путешествия давало и силу и бодрость, заставляло все ускорять и ускорять шаги. Хотелось поскорее сбросить с ног надоевшие тяжелые кошки, хотелось вытянуться на зеленой лужайке в тени настоящих деревьев, подле настоящего костра, попить чаю не столько, сколько "полагается" по норме, а не жалея кипятку, сколько влезет. Хотелось, наконец, плотно поесть. И поесть не какую-нибудь манную или овсяную кашу, сваренную на воде без масла, а настоящий мясной сытный обед...

Мы шагали по леднику и вслух мечтали о хорошем обеде в Цейской санатории или доме отдыха.

Еще несколько часов прошло - и мечты наши стали действительностью.

В ЦЕЙСКОЙ ДОЛИНЕ.

Ледник кончился. Мы сошли с него на тропинку, по которой к ледопаду ходят из Цейской туристской базы туристы - участники организуемых ОПТЭ экскурсий. Тропинка повела нас берегом вырывающегося из грота Цейского ледника Цейдона к темневшему в глубине долины сосновому лесу.

На коше, расположенному неподалеку от конца ледника, мы получили по большой кружке чудесного айрана. На зеленой лужайке в густом сосновом лесу на берегу шумного Цейдона мы развели жаркий костер, выкупались и ввалю напились чаю с остатками нашего сахара и шоколада. Спустившись еще ниже, мы вышли к недавно построенной здесь туберкулезной санатории сев. Осетинской страхкассы. Узнав, кто мы такие и откуда идем, заведующий санаторией распорядился накормить нас горячим завтраком. А так как больные в это время усаживались обедать, то мы, покончив с завтраком, принялись за обед.

С полными желудками распрощались мы с гостеприимной санаторией и медленно пошли дальше, к расположенной неподалеку от санатории базе ОПТЭ - конечной цели нашего длинного пути. Сюда мы поспели как-раз к чаю. Но прежде чем приняться за него, с'ели еще по хорошему сытному обеду...

Можно себе представить, с каким наслаждением мы после этого вытянулись на кроватях с пружинными матрацами в маленькой, отведенной для нас троих комнатке.

Поставленная нами задача была разрешена. Караугом перестал быть загадкой, перестал быть "слепым". Возможность перехода из Стыр-Дигора, т.-е. из долины Харвеса, на Цей, доказана и проверена нами на опыте.

Сканирование и обработка текста: Mike (Клуб туристов "Московская застава"), 2005.


0 0
Комментарии
Список комментариев пуст
Добавить публикацию