Отчёты о походах

От редакции:

Продолжаем публикацию путевых заметок мастера спорта Евгения Павловича Смургиса — охотника-промысловика из пос. Глубинное Приморского края, который каждым летом, когда охота закрыта, превращается в туриста-водника. Он осуществляет многоэтапное плавание через всю страну на весельной лодке "МАХ-4".

Сейчас — летом 1979 г. — "МАХ-4" уже идет по Енисею на юг, а нам предстоит вернуться на пару лет назад — к тому времени, когда еще только предстоял бросок по Иртышу и Оби на Север — к Карскому морю, к Ледовитому океану. Последний из очерков Е. П. Смургиса "МАХ-4" снова в пути (Кустанай — Тобольск), напечатанный в № 66, как раз и кончался словами: "Впереди выход в заполярные воды".

I. На Иртыше: Тобольск — Ханты - Мансийск

Да, где только не бывал "МАХ-4", но высоко на север не забирался! Собственно, севернее Онежского озера я не плавал. А теперь, чтобы попасть в бассейн Енисея, предстоит поход в Заполярье с выходом в Обскую губу, а затем и в Карское море. Наверняка, это плавание будет опаснее всех совершенных ранее, а потому необходима особо тщательная подготовка. Стихия тут суровая, шутки плохи! Северная часть Обской губы и Карское море бывают свободны ото льда лишь в течение очень короткого промежутка времени. Необходимо, во-первых, точно угадать это время, а во-вторых, не менее точно рассчитать график плавания, чтобы суметь выйти в губу в намеченное время.

В Москве, в Географическом обществе и в Гидрометеоцентре помогли: начальник лаборатории прогнозов Алексей Дмитриевич Чистяков и старший научный сотрудник Нина Евгеньевна Минакова дали исчерпывающую информацию. Главный итог их рекомендаций: в районе поселка Тамбей на Ямале мне нужно быть в середине июля. Развернув карту, "раскручиваю" маршрут в обратном порядке — с севера на юг — и рассчитываю дату старта из Тобольска.

А дальше начинаются "сюрпризы" — один за другим!

Вообще-то болею я крайне редко, а тут болезнь отодвинула время отъезда в Тобольск. Только 25 июня я оказался на тобольской спасательной станции. И только вздохнул было облегченно: лодка и снаряжение в сохранности, ремонт требуется совсем небольшой,— как последовало новое осложнение. Чтобы ликвидировать последствия недолеченной в спешке болезни, пришлось подчиниться категорическому требованию врачей, которые с подозрительным единодушием заявили: никаких разговоров о "походно"-амбулаторном лечении, стационарно — в хирургическое отделение — и, в лучшем случае, на неделю. Вот оно: поспешишь — людей насмешишь. Вот и сел на мель. Пришлось лечиться.

Тем временем — третий удар. Верно же говорят, беда не приходит одна! Узнаю, что напарник-то мой принять участие в плавании не может...

Что делать? Состояние — хуже не придумаешь. Случайного человека в лодку не посадишь. Снова и снова оцениваю возможность плавания в одиночку, хотя, подчеркнем, в принципе — я не из чичестеров.

Ворошу в памяти даты и эпизоды одиночного плавания 1971 г. от Волгограда по Волге и Каспию до Гурьева.

Прикидываю. До губы 1700 км вниз по течению. Пожалуй, по 100 км в сутки проходить смогу, так что опоздание окажется небольшим. Губой предстоит идти 600—700 км и морем до Енисея еще 400. Если погода будет благоприятствовать, а запас сюрпризов судьбы уже исчерпан, то успеть можно. Принимаю решение: плыть!

12 июля решительно забираю вещи, покидаю надоевший номер 29 гостеприимного отеля "Сибирь". Целый день уходит на снаряжение лодки и закупку продуктов. Как ни тороплюсь, отплыть удается лишь на ночь глядя — в 21.30.

Вечер выдался тихий. С первыми гребками отдаляются все огорчения предыдущих дней. Гребется легко. Наскучились руки по веслам!

Река широкая, в тиши глянцем покрытая. Засыпает природа. И по-особому остро начинаешь ощущать могучие силы, размах, величавость Сибири. В сгущающихся сумерках проступают очертания старых крепостных стен, проплывают купола собора Тобольского кремля. Все это как-то очень органично вписалось в силуэт берега, прилепилось к крутому яру и в то же время мощно господствует над местностью, наводя на мысли о пахнущей порохом истории покорения Сибири, походах Ермака.

Поет душа. Но сейчас важно "вожжи" придержать: нужно втягиваться в работу постепенно. До Хаитов как раз хватит!

За кормой исчезли огни причалов. Никаких судов нет. Пускаю лодку сплавом и зажигаю белый огонь. Любопытно: стоит оставить лодку без присмотра, как ее обязательно прибивает к берегу. Рассвело, когда очнулся от дремоты второй раз. Только начало третьего, а видимость хорошая. На берегу, прямо надо мной,— километровый указатель. До устья Иртыша ровно 600 км. Значит, за ночь проплыл 45. Берега мало интересны, мелкий лес и кустарник. Справа тянутся невысокие обрывы.

К полудню начинает печь солнце. Вспоминается зной Каспия. Приходится натягивать рубашку, ибо только ожогов мне не хватает!

Медленно догоняет лодку буксир, волочит кран и две баржи. Как всегда в таких случаях, команда разглядывает меня в бинокль. Мы тоже не лыком шиты: я тоже достаю бинокль и демонстративно рассматриваю ничем не примечательный караван. Идем "вместе". Расстояние между указателями километров — от столба до столба — 5 км; проплываем его за 31—33 минуты. Ну что ж, меня такой ход устраивает. Переговариваемся, знакомимся. Экипаж — молодые парни. Капитан объясняет, как спрямить путь. На прощание "оставляет" мне протяжный, со значением, гудок.

Движение на реке все интенсивнее. Вверх идет лес, горючее. Вниз — техника, трубы, трубы. Чувствуется — река работает на нефтеносную Тюмень. Только бы человек платил ей добром...

14 июля. Ноль часов. Температура воздуха 11°, воды — 21°. Едва начало светлеть небо, реку стал заволакивать туман. В 3. 00 видимость не более 10 м, через час — еще хуже. И вот уже вообще ничего не видно. Ориентируюсь по течению. Стали попадаться караваны судов, стоящих посередине реки. Обошел и "свой" буксир. Команда на нем спит. Появилась озорная мысль: пока они будут дожидаться видимости, уплыть подальше. Вот будут удивляться при новой встрече! Предвкушая веселье, гребу чуть быстрее, чем надо, и, естественно, излишняя лихость сразу же оказывается вознагражденной: налетаю на неожиданно вынырнувший из мглы ствол дерева.

Результат: проломан верх носовой доски. Ну что ж, все справедливо. Не уверен — не обгоняй!

Да, вслепую плыть опасно. Бросаю якорь. Отдыхаю.

Туман стал рассеиваться только в восьмом часу. А после полудня задул плотный встречный ветер, который портил затем мне настроение много дней подряд.

Зашел в Алымкан. Это значит, что за кормой осталось уже 195 км. Суточная скорость продвижения получается неплохой — даже больше "расчетной".

Внимание привлек небольшой домик, в палисаднике — множество цветов, кусты смородины. Решил спросить молока и яиц, в результате получил две банки свежего варенья и отвел душу разговором с интересным человеком. Подошел хозяин — Петр Федосеевич. Высокий, худощавый. Лет, с виду, не больше чем на 60. Оказывается, 73 года. Участник обеих войн, имеет немало наград ("Гитлера гнал три тысячи километров, так что дошел до самого Берлина!"). Оказалось, несмотря на возраст, зимой еще промышляет охотой. Спрашиваю, как промысел? Качает головой:

— Люди пришли в тайгу, машины. Зверь и зверек бежит от них в глушь. До пенсии работал много, да пушнина стоила гроши. Сейчас закупочные цены хорошие, но зверя нет...

Бывалого человека мой маршрут ничуть не удивил:

— Был помоложе — сам ходил на веслах. Поднимался вверх по Оби на 200 верст. До Хаитов втроем обычно спускались за трое суток (это 450 км!). Гребли днем и ночью, меняясь. Бывало, как сильный ветер — бечевой тащили. А что ж ты-то один идешь?

Оказывается, ходили они вниз кедровать.

— Да, хороши в тех местах были кедрачи. Сейчас-то не знаю. Рубят ведь. Такую дароносицу — кедр рубят! Была бы моя воля, запретил бы я это дерево пальцем трогать.

— Ну, а рыба как?— спрашиваю.

— Мало стало рыбы...

15 июля. Холодно. Грести приходится с трудом. Чуть перестанешь — несет против течения. Гребу по нескольку часов, пока не оказываюсь у подветренного берега, здесь немного отдыхаю, пока лодка медленно, но верно, сплавляется.

Селения попадаются редко. Над низкими черными домами возвышаются каменные церкви. Вот ведь: ни ухода за ними, ни присмотра (уж точно, что не состоят под охраной государства!), а все стоят. Смотришь на каменные стены и волей-неволей размышляешь. Как все-таки могущественна была религия — церковная сила. В самых глухих, труднодоступных уголках по всей великой Руси возводила она свои храмы, стараясь несокрушимым величием их показать темным людишкам непоколебимость веры и то, пожалуй, что они не забыты хоть кем-то...

Ветер не прекращается. Работаю без расслабления. Начинают болеть запястья и бицепсы.

Смеркалось, когда наплыл на двух зайчиков. Щипали траву на косе у самой кромки воды. Крупные и явно непуганные. Только когда приблизился совсем близко, убежали в ивняк. Пошел моросящий дождь. Залез в свою пленочную "каюту" и заснул. Очнулся около 17. Все тот же устойчивый северо-западный ветер. Удивительно, дует не стихая ни к вечеру, ни утром. Приходится все время искать укрытия то под левым, то под правым берегом. Временами ветер такой, что буи стоят выше якорей по течению. На отдельных поворотах расстояние приходится отвоевывать десятками сантиметров.

Пробовал бурлачить, но сильно вязнут ноги. Здесь ил. Это не волжские берега, где плотный утрамбованный песок и идти — одно удовольствие.

Впереди на правом берегу вижу яркие пятна палаток. Над ними на кривом древке огромный флаг. Такое нагородить могут только веселые туристы! Чтобы познакомиться, пересекаю Иртыш по крутой волне. Точно: три семьи из Свердловска. Коллектив довольно молодой и жизнерадостный. Есть и совсем юные туристки — 7-летняя Лена и 10-летняя Оля. Не меньше задора и оптимизма у двух собачек, которые носятся по берегу. Все только что возвратились с грибной охоты. Довольны: набрали целые корзины. Угощают.

Плыву дальше. Проходя мимо Демьянска и наблюдая разгрузку барж, как-то машинально отмечаю, что нигде у селений не видел оборудованных причалов. Река здесь — единственная дорога. И весь груз разгружается на берег куда попало. Многое же приходит в негодность, надо думать — немалые средства вылетают.на ветер. Угнетает сильный запах нефти.

К вечеру северная часть небосклона очистилась. Огненные лучи заходящего солнца отражаются в причудливом скоплении облаков. Прямо — видение из сказки! В зареве, словно в отблеске пожарища, проплывают над рекою деревянные избы неведомого селения. Крыши всех домов увенчаны радио- и телеантеннами.

17 июля. Прогулки вниз по течению явно не получается. Такого еще встречать никогда не приходилось:

пятые сутки — сильнейший ветер, при котором гораздо легче идти против течения!

В полдень попался все-таки более-менее длинный защищенный от ветра участок. Пускаю лодку, отдыхаю. За день — ничего примечательного. С утра дождь — временами, а с полудня — без перерыва: вот и все разнообразие. Натянул рыбацкий костюм, продолжаю бороться за километры.

18 июля. Дождь не прекращается. В полночь воздух — 10°, вода — 18°. Судов заметно меньше. Если что и попадается, то в основном — малый флот. Плохая видимость заставляет часто отстаиваться. На рассвете решаю отдать якорь, чтобы отдохнуть. Хотел немножко расслабиться, просто полежать, но усталость взяла свое — мгновенно заснул. Мощный гудок заставил выскочить из-под пленки. Мимо проходит огромный теплоход. Фарватер чист, значит гудят мне. Все чаще приветствуют "МАХ-4" гудками проплывающие суда, нас уже знают!

Очень хочется юркнуть в еще теплый мешок, но до цели еще так далеко, а времени в запасе нет. Заставляю себя напялить робу и сесть за весла.

Ветер пригибает береговой кустарник к земле. Сила его такова, что он гудит в горлышке пустой бутылки, стоящей на дне лодки. Хочешь — не хочешь, начинаешь чертыхаться в адрес распорядителя стихий!

Остановился в большом поселке Сибирском, приткнувшись рядом с загружаемым катером. Разговорились. О том, о сем, о рыбе. Тут мне и довелось от капитана катера услышать удивительную — непостижимую — историю о подсланевых водах:

— Всю отработку с двигателя откачивать в реку настрого запрещено, все опломбировано. Нужно идти на станцию, там отходы откачают, а капитану выдадут справку. И все-таки есть такие, которые, пользуясь всеми ухищрениями, откачиваются в реку. Да и что такое пломба при нынешнем-то развитии техники? Если совести нет — не поможет! Выйдут на стрелку, где впадает Тобол в Иртыш, и там откачиваются.

Надо бы с таких капитанов, как с браконьеров, за каждую погубленную стерляжью голову — 20 рублей, за осетровую —100, только как доказать, сколько с кого причитается?

Хороший, видно, парень, даже расстроился, рассказывая.

До Ханты-Мансийска —105 км. В город нужно причалить пораньше, иначе день пропадет!

Грести приходится споро, холод хорошо подгоняет. По-прежнему льет, не переставая.

В центральной зоне страны такой дождь с ветром большой силы проходит, как правило, быстро, а здесь может идти сутками. Готовить ничего не хочется. Поглощаю яйца и сгущенное молоко. Все пронизывает сырость. Деревни стали попадаться чаще. Встречаются моторки, все говорит о близости города.

Надеваю последние сухие вещи, включая резерв — оренбургский свитер толстой вязки. Под ногами внушительный ворох мокрой одежды. Впереди за поворотом, под яром, уже виден Ханты-Мансийск, а ветер дует прямо в лоб — буквально сносит "МАХ-4" обратно.

Вспоминаются похожие ситуации. Черное море — на подходе к Очакову, когда вдвоем из последних сил выгребали на волну. Или Азов, когда мы целую ночь протолкались на одном месте. Попутно всплывает в памяти еще одно неприятное воспоминание. В ту самую ночь, у устья Дона, мы чудом не столкнулись с крейсерской яхтой. Летела она на всех парусах навстречу, да без единого огня. Впрочем, и мы месили воду веслами, не думая об огнях. И им и нам одинаково не приходило в голову, что в такую ночь кто-то может здесь плавать...

Последняя кривая была самой трудной: пришлось огибать длинную, ничем не защищенную от ветра косу. За поворотом давно уже видны дома. Некоторые пристроились на склонах сопки, а большая часть строений прижата ею к самой воде. Около левого берега мотаются на волне заякоренные почтовые гидросамолеты. Погода сугубо нелетная! К правому — приткнулось множество различных больших и малых судов. У причальной стенки рыбзавода идет разгрузка свежей рыбы — путина началась. Гребу изо всех сил, а двигаюсь еле-еле, волей-неволей подробно рассматриваю происходящее на берегах — ищу пристанища.

Швартуюсь к речному вокзалу. Обычно при стоянках в портовых городах здесь всегда находится кров для "МАХ-4". На этот же раз — ни жилья для меня, ни места для лодки. Договорился со спасателями — останавливаюсь у них. Первый удар — сегодня баня выходная! Наскоро ужинаю в "Иртыше" — и скорее, скорее спать!

20 июля. День начинается великолепно. Городская баня, расположенная не более чем в сотне метров от дома спасателей, с утра дымит — топится. Несу в котельную весь свой мокрый скарб, развешиваю для просушки.

Центр города оказывается за горой. Примечательно, что в той части, которая расположена у реки, в каждом дворе видны моторные лодки. Глаз привык видеть в городских дворах машины, а тут — лодки-дюральки. Сразу ясно, что основная дорога — Иртыш.

Выступаю перед местной молодежью, рассказываю о путешествии, о туризме вообще. Затем ремонтирую подвижное сиденье на лодке: протерлись металлические желоба направляющего полоза, а в завершение дня — попадаю на концерт студентов московского театрального училища имени Щукина!

В гостинице познакомился с очень интересным человеком. Коренной сибиряк. Плотный, коренастый. Приехал в город заключать договор на зимнюю охоту.

Есть у Григория Васильевича идея. Как только выйдет на пенсию, а до этого остается ровно год, отправится на лыжах от Ханты-Мансийска на восток, до самого Охотского побережья. Пойдет зимой — с охотой. Где весна застанет, там будет работать до следующего сезона, а как снег выпадет — снова в путь. Очень хочется не спеша посмотреть природу Сибири и Дальнего Востока,— так формулирует цель своего будущего похода мой новый знакомый.

— А как, силенок хватит? — спрашиваю.— Ведь потребуется немало лет!

— Если бы не было, не помышлял бы. А уж очень интересно. Мир посмотреть, себя показать.

Заманчиво. Осторожно интересуюсь, не возьмет ли он напарника? Во всяком случае, связь поддерживать договорились...

Вечером — выступление по местному телевидению. Работникам студии показалось оно интересным, а времени для внепрограммной передачи отвели они мало. Другими словами, на ходу пришлось перестраиваться, они вырубили спортлото, а меня закидали вопросами, на которые пришлось экспромтом отвечать.

А потом диктор отвез меня из студии прямо к лодке.

Не успел отчалить, к берегу подошли два шестивесельных яла. Стали знакомиться. Ребята оказались из Тобольского речного училища, где годом раньше я выступал. Так что с некоторыми и знакомиться не пришлось. А руководитель их читал про "МАХ-4" в "Катерах и яхтах". Спросил я их про подсланевые воды. Да, говорят, есть еще такие речники. Ребята оказались не меньше моего удручены виденным своими глазами загрязнением реки. Как хочется, чтобы, став механиками и капитанами, они всегда помнили то, о чем говорили тогда, стоя на берегу в Ханты-Мансийске!

Провожало меня неожиданно много народу, проводы были теплыми.

За ночь далеко уплыть не удалось. Интенсивное судоходство создавало довольно сложную обстановку, мешало и обилие огней на берегах. Опасаясь быть раздавленным, я прижался к берегу и стал на якорь. К тому же, мне не хотелось ночью проходить устье Иртыша: обязательно надо было посмотреть, как выглядит место его впадения в Обь. А ведь в конечном счете посмотреть — увидеть новые места, познакомиться с новыми людьми — это самое главное. Это и есть то, ради чего с наступлением лета так тянет сесть в лодку и взяться за весла!

II. По Оби:

Ханты-Мансийск — Мыс Каменный

Вот она, величавая Обь! Разлилась на многие километры. Правый берег тянется высокой лесистой грядой, левый — низменный, уходя вдаль, сливается с горизонтом. Впервые вижу столько простора, впервые так остро чувствую необъятность земли нашей. Неужели это только потому, что я один?

Курс — к правому берегу. Однако проходит несколько часов, прежде чем я приближаюсь к нему. Да, надо привыкать к новым масштабам.

Опять наступает лето. К полудню воздух прогрелся до 24°, вода — до 19°. Я еще никогда не купался в обской воде, значит, нужно попробовать. Складываю весла, пробегаю с носа к корме, отталкиваюсь от нее, будто от трамплина, — разгоряченное от работы и солнца тело летит в воду. Хорошо! Утомление исчезает. Проплываю километра три, толкая впереди свое судно. С этого дня и до самого Салехарда такие длительные проплывы становятся неотъемлемой частью дневного распорядка. Благо на этом переходе позволяла погода!

Лег спать рано, пустив лодку сплавом. Рассудил так: судоходство небольшое, грести буду ночью. И верно: всю эту ночь на 23 июля плыл в одиночестве. Зато к утру — словно прорвало. Когда вышел на прямую к пос. Кеушки, открылось множество огней стоящих у причалов и движущихся судов. Светящиеся точки рассыпались по всей ширине реки. Огни бакенов перемешались с судовыми. Припоминая все премудрости правил, пытаюсь по огням разобраться, где сухогруз, где буксир с возом, а где наливное судно с нефтепродуктами то ли I, то ли II класса. Тем временем какое-то очень большое судно с высокими бортами заслоняет часть огней.

Чего доброго — наедут! Забираю правее. Корабль неожиданно начинает выруливать на меня. До сих пор никак не могу объяснить действий рулевого… Или он хотел идти на обгон какого-то незамеченного мной суденышка, или не разобрался в обстановке, а мой хилый огонь принял за бакен? Через несколько минут пришлось пуститься в бегство. Я несся прямо на берег — греб на совесть! А возможность наезда все равно увеличивалась. Многотысячный танкер с высоко задранной носовой частью (шел порожним!) по-прежнему плыл прямо на меня, несмотря на приближение берега.

Весь мир закрыт чернотой надвигающегося корпуса. Исчезли огни палубных надстроек. Отчетливо слышен звук хлопающей воды под "глиссирующей" носовой частью плоского днища. В голове вертится только одна мысль: прыгать в воду или не прыгать? Быстрее лодки все равно не поплыву, а может затянуть под винт...

Сейчас можно спокойно писать о случившемся, вспоминая мелочи, тогда же все произошло скоротечно, за какую-то пару минут. Вот они последние метры "МАХ-4", конец славной лодочной жизни! На какое-то мгновение — полное притупление сознания, опустошенность. О себе не подумал: было сожаление о недостигнутой цели, о несбывшейся мечте. Легкий толчок в корму развернул лодку, черная стена поволокла ее на своей волне, а когда проплывала мимо середина корпуса, неведомая сила оторвала и отшвырнула "МАХ-4" от него далеко в сторону...

Бросил весла, отер лоб, долго смотрел вслед удаляющемуся танкеру. Он круто повернул вправо от берега и через некоторое время все так же быстро и деловито скрылся за поворотом. Может, за штурвалом стоял ненормальный? Кому из капитанов я не рассказывал потом этот эпизод, рисуя подробную схему, все говорили, что я чего-то не доглядел и излагаю обстановку "не так". А я с тех пор уже иначе воспринимаю всевозможные рассказы о раздавленных и потопленных судами лодках. Верю, что всякое бывает!

Чудесные летние дни были наградой за те ночные переживания. В райцентре Октябрьское, раскинувшемся на высоком берегу (спуски к причалам оборудованы массивными деревянными лестницами), пополнил запасы воды, прогулялся по суше. За Перегребным вошел в Малую Обь. Это самый крупный из нескольких рукавов, отделившихся от основного русла. Паутина протоков тянется вдоль левого берега Оби на несколько сотен километров. Как ни странно, путь по Малой Оби до следующего "пункта захода" оказывается много короче, чем по извилистому основному ходу.

За деревней Неремова вижу у берега диковинное судно — надувной катамаран под парусами, за которым на буксире тянется надувнушка. Колышется на ветру белый флаг с надписью "Эврика — Донецк". Группа украинских текстильщиков под руководством Леонида Митрофановича Микулы¹ совершает 400-километровое путешествие от станции Сергино до пос. Теги. Катамаран — экспериментальный, собственной конструкции. Это первые его испытания. Плывем рядом. Разве можно лишить себя радости общения с соратниками? За разговорами заплываем в протоку, ведущую на Сев. Сосьву. Спасибо — догнала "Казанка" и владелец ее поинтересовался, куда это мы идем? Пришлось против быстрого течения выгребать обратно. Маленькая надувнушка скользила легко. Мне одному тоже большого труда это не составляло. А вот с 5-местным катамараном дело обстояло хуже, они хотели даже разгружаться и проводить свое судно берегом, да я предложил использовать "МАХ-4" в качестве буксира.

Среди туристов был один рыбак, только удача никак ему не улыбалась, что служило причиной постоянных шуток. Стал и я давать советы как ловить обскую рыбу, рассказывал невероятные истории — всё со ссылками на авторитеты. Сам я никогда рыбаком не был, но мои теоретические познания и число запомнившихся рыбацких историй росли от путешествия к путешествию. Думаю, что в мои рассказы поверили, ибо закончил я лекцию, небрежно вытащив из "каюты" несколько крупных рыбин и предложив остановиться на обед. (Рыбу "поймал" рано утром, благо случайно подоспел к моменту выборки рыбаками сетей: как я ни убеждал их, что все равно готовить некому, они бросили в лодку по паре нельм и муксунов.) После незабываемой ухи — все впервые пробовали нельму, о которой каждый был много наслышан, мы расстались, обменявшись адресами.

¹ В навигацию 1979 т. Л. Микула стал напарником Е. П. Смургиса при плавании вверх по Енисею от Дудинки. — Прим, ред.

Около Горок промоем снова вышел на основное русло. Впечатление такое, будто вырвался с проселочной дороги на простор многорядной автострады. Место красивейшее. Чуть ниже пристани стоит, приткнувшись к дивному берегу, колесный пассажирский теплоход, обвешанный транспарантами и рекламными щитами (сразу вспомнились "Двенадцать стульев" и рейс на "Скрябине"!). Самый броский из огромных щитов установлен на верхней палубе: "Тобольскому драматическому театру 250 лет". Оказывается, это театр на летних гастролях! На корме хорошенькая молодая актриса удит рыбу. Рядом с ней убеленный сединами ветеран театра дает консультации хорошо поставленным голосом. Ученица, видимо, способная: нет-нет да и выдернет рыбку! Придерживаю лодку, отвечаю на град вопросов, получаю пару коротких интервью о театре и его планах, о том, кто, где и на что клюет.

Тянется прямая, широкая и полноводная Обь. Кто хочет посмотреть красоту и величавость великой реки, должен обязательно побывать здесь!

Рано утром 30 июля чуть было не стал жертвой своей халатности. Отсутствие судоходства притупило бдительность. Устав, во второй половине ночи лег спать, пустив лодку самосплавом. Разбудили близкие корабельные гудки. Вскочил — ничего не вижу, ничего не понимаю. Все закрыто густым туманом, а гудки совсем рядом! В мгновение ока оказываюсь за веслами, гребу поперек реки — перпендикулярно течению. Мимо, расталкивая белые клубы тумана, величественно проплывает высокий корпус "Морского-9". Да, вполне реальный мог быть вариант: раздавили бы и не заметили!

В Салехард пришел 31 июля. Если верить моей карте, где-то в его окрестностях "МАХ-4" впервые пересек Северный полярный круг. Теперь чувствую себя этаким полярным волком, как-никак сам себе полярный капитан!

Когда исчезла утренняя дымка, вдалеке, вытянувшись вдоль берега беспрерывной длинной полосой, на горе забелели строения, а чуть справа стало видно в бинокль большое здание, похоже — элеватор. Так выглядят прибрежные города на Каме, Волге, Днепре. Обь сильно разлилась — километров на десять-двенадцать. Множество островов. Впереди все закрыто зеленой косой. За ней видны надстройки проходящих судов.

Навстречу летит "Казанка", капитан ее дает четкие указания: "Центр города — вон там! На правом берегу реки Полуй. Но туда не попасть, вода упала на метр". К счастью, оказывается, что с моими малой осадкой и прочным днищем глубины достаточно.

Удобного места для стоянки не видно. Должна же здесь быть спасательная станция? Все они расположены у воды, круглосуточное дежурство дает возможность оставлять лодку под присмотром, а сами спасатели — всегда люди отзывчивые. Так и есть. Старший водолаз Юрий Алексеевич встретил меня очень гостеприимно. Оказалось, в недалеком прошлом был чемпионом Латвии по народной гребле! Сел в "МАХ-4" прокатиться, только не очень-то получилось. Все понятно, к любой лодке надо привыкнуть: это все равно, что спортивная обувь с чужой ноги.

Воскресенье. В гостинице, разумеется, мест нет, власти — на отдыхе. Юрий предложил ночевать у него. С утра следующего дня — знакомство с городом, основанным где-то в конце XVII века. Тогда русскими был заложен заполярный Обдорский острог. При нем образовалось село, а затем и город Обдорск, переименованный в 1938 г. в Салехард. Слово это ненецкое, значит — "город на мысу". В старые времена это был город купцов, город миссионеров. Сейчас Салехард — крупный промышленный и культурный центр, столица Ямало-Ненецкого национального округа.

Все время в бегах. Знакомлюсь с городом, с его жителями. Интересных людей необычайно много. Записал 25-минутный рассказ о водном туризме на окружном радио, побывал в музее и на рыбокомбинате. Наибольшее впечатление произвел склад замороженных глазурованных осетров. Многие сотни рыбин лежат, как поленья дров. Обский осетр значительно меньше каспийского (но вкуснее), однако рассказывают, что в 1975 г. здесь отловили осетра на 87 кг: одной икры в нем было 20 кг!

4 августа пришла пора прощаться с Салехардом. Все приготовил, все уложил, но куда-то запропастился Юрий, а отплывать, не простившись, не хотелось. Прождал весь день, отчалил в 17.00 с его сыном Сережей. Очень уж хотелось ему покататься. Мать послала его, как уже потом выяснилось, за стиральным порошком, затеяв стирку, а он целый день проторчал у меня на реке. Мы поплыли вдвоем, когда Юрий передал, что вечером догонит меня на моторке. Все так и было. Догнал, распрощались, я остался один. Только не надолго: меня снова догнал Юрий, так как дома обнаружили, что Сережа оставил в лодке ботинки...

Проплыв Лабытнанги, лег в дрейф. Погода теплая и сухая. В 0.00 воздух + 18°, вода + 20°. Река широкая. Правый берег по-прежнему высокий и красивый, левый — пойменный заливной луг. В иные годы в разлив уровень воды поднимается на 8 м: можно представить, какое кругом образуется море! Обь делает длинные повороты по нескольку десятков километров, но есть еще и Кривая Обь, срезающая огромную излучину основного русла. Хотя она и "кривая", но путь по ней, опять-таки, много короче! В полдень воздух прогрелся до 25°. И это в Заполярье! Скажи кому - не поверят! Рыбаки встречаются нечасто. Можно сказать, что ожидания увидеть на Оби множество рыбацких судов и обилие рыбы не оправдались.

Приближается дельта. Вечером много мошки, комара, днем другая беда — слепень. Но терпеть можно: с волжскими мириадами (за Астраханью) не сравнить! Ночью Кривая Обь не судоходна. Ложась спать, спокойно пустил лодку по течению. Утром проснулся от говора, шума мотора. Подъехали ханты, что-то по-своему толкуют, но близко им не подплыть — мешает мелководье. Поднял край пленки, выглянул — они помахали руками и тут же запустили мотор. Оказывается, думали, что лодке пустая. Только задремал — снова мотор: другие рыбаки подошли, любопытствуют.

Сегодня — встреча с Обской губой. В начале ее множество островов и лабиринт проходов. Если плыть на Панаевск, а затем двигаться Зырянской Обью, можно и несколько сократить путь, и спрятаться от холодного ветра, который начал пошаливать. Да и пора: середина августа, время ветров. Обижаться на погоду нечего, надо спасибо сказать за десятидневку прекрасной летней жары! Мой курс — прямо на Салемал. Хотел идти левым берегом — мешает крутая прибойная волна. По другую сторону реки — крутой, высокий яр. Лучше потерять 3—4 часа, но остающиеся до Салемала 20 км проплыть под прикрытием горы.

Лодка грохает днищем о волну. Не поймешь, с какой стороны налетают эти волны, бьют со всех сторон. Течение и водовороты делают свое дело. Рыбаки спешно выбирают сети и разъезжаются: быть непогоде! С трудом, но все-таки ушел под прикрытие горы.

7 августа. Утро. Утро — это значит 3—4 часа, когда уже светло. Рассветать же начинает в 2— начале третьего. Но и сама ночь настолько "темна", что можно спокойно читать газетный шрифт, не напрягая зрения. Пора бы и поспать, но место для отдыха не совсем удобное. С одной стороны — широкая отмель, с другой — узкий судовой ход, ограниченный створом. Выбираю самый лучший вариант: цепляюсь за белый бакен. Уж на него-то никто не наедет!

Через четыре часа — снова за весла. До Панаевска немногим более 50 км, хочу успеть доплыть до конца рабочего дня. Разлив большой с глубокими бухтами. Курс держу по компасу. Ветер сильный, немного сбоку, но плыть можно. В полдень впереди показывается остров длиной что-то около 5 км. Через несколько километров справа открывается еще один остров, вижу несколько чумов. Да, вот теперь ясно, что я на крайнем Севере!

Но вот берега почему-то исчезают из вида, тают. Горизонт оказывается затянутым какой-то дымкой. На туман не похоже. В чем дело? Вдали смутно обозначаются два дымовых столба. Чем ближе я к ним подхожу, тем сильнее впечатление, будто дымят трубы крупного завода. Потом левее появляются еще дымовые столбы. Дважды совсем низко пролетает красный "АН-2", и только тогда я соображаю, что индустриализация Севера ни при чем. Тундра горит!

На крутом берегу показываются строения. На отмели много-много моторок. Сельсовета нет, зато есть правление совхоза "Россия". В конторе никого не застал, пришлось идти к директору домой.

Я рассказывал ему о путешествии, он мне — о своем передовом хозяйстве. По размерам оно среднее, однако это 16000 голов оленей! На звероферме выращивают песца и чернобурую лисицу. Зимой — ловят рыбу. Территория совхоза протянулась по всему Ямальскому полуострову на 800 км, а рабочих всего 200 человек. По благоустройству поселок занимает первое место в Заполярье; он очень напоминает обычный сибирский поселок!

Директор показал, как лучше проплыть Зырянской Обью, чтобы не плутать во множестве рукавов, где можно накрутить не один десяток лишних километров, и огорчил, уверенно сказав: "Ты опоздал. Самое благоприятное время — с 15 июля по 10 августа — пропустил. Если даже сумеешь дойти до Тамбея, тяжело будет выбраться на большую землю. Разве что с почтой летчики возьмут..."

Сразу за поселком, желая сократить путь, вошел в широкую заманчивую протоку и тут же оказался в ловушке: протока была тупиком. Куда ни сунусь — кругом мель. Добрый час угрохал, пока выбрался. В который раз убеждаюсь: "Не знаешь броду, не лезь в воду!"

Полный штиль. Как-то необычно выглядит небо: по горизонту ползет молочная пелена, ощущение низкого потолка над головой.

Вода спокойная, гребется легко. К вечеру прямо по носу открывается Обская губа. Первое, что на ней вижу — морское судно с высокой носовой частью. Кажется, что его корма вытащена на берег: потом становится видно, что оно вошло кормой в протоку. С мостика "Лиманного" меня уже разглядывают в бинокль, а когда подхожу ближе, кричат: "Давай причаливай!"

Судно обстановочное: обслуживает 280 км судоходного пути по губе. Бравый капитан Кузнецов, уточнив мои планы, высказывается еще более категорично, чем директор совхоза, первым подкосивший мой энтузиазм:

— На этой лушпайке? И не думай! Вот видишь — радиола. На днях у нас тут так загуляло, что эта самая радиола вылетела из спальни и оказалась вот здесь — в салоне. Сам Папанин сказал: "Обская губа хуже любого моря", а уж он дело знает! На север ты опоздал. В конце августа идут снегопады, заморозки, а если несколько дней дует с севера, то все забивает льдом с Карского моря. Не вздумай и пересекать губу. Видишь шлюпку? Было спокойно, отплыли на ней к бакену заменить мигалку, а через несколько минут заиграло так, что еле завели ее к подветренному борту, чтобы поднять...

Я начал его убеждать, объясняя, что "МАХ-4" — это не его шлюпка и, тем более, не его корабль с высоко поднятым центром тяжести, рассказал о своих плаваниях по уже четырем морям. Оказалось, что и капитан "не лыком шит": имеет богатый опыт водно-моторного туризма — на "Казанке" шел от Очакова до Калининграда!

Экипаж "Лиманного", напутствуя, дружно желает попутного ветра! Через час оказываюсь посредине бескрайних просторов воды. Встаю на банку, всматриваюсь в линию горизонта. Прямо по курсу едва различаю темные полоски. Не иначе острова Сенной и Зеленый. Рядом должен быть мыс Ямсаль, где мне советовали заночевать на обстановочном посту. Если все это — река, то как же выглядит море студеное? Засекаю направление на острова по компасу: смеркается, через десяток минут их поглотит мрак.

Вот зажглись огни бакенов. Они то справа, то слева: фарватер петляет, обходя мели. Приблизились острова. Стаи уток с кряканьем поднимаются, разбуженные плеском весел.

В стороне замерцал огонек. Мелькнула догадка — пост. Огонь жилья в безлюдных местах приобретает ни с чем не сравнимую притягательную силу. Ведь и не собирался заходить на этот пост, а вот огонек притянул. Быстро дал себя уговорить, нажал на весла. Надвигается полярная ночь, хотя бы не легли спать, а то будить неудобно. Линейка-водомер, моторный бот у берега, домик в нескольких десятках метров от воды. Бросаю якорь. Взошедшая луна серебрит листья высокого кустарника, растущего по обе стороны канала, прорытого прямо к домику. Кажется, что идешь по хорошо ухоженному саду: аллея, мостик. Собаки с лаем вылетают настречу, останавливаюсь, перехожу к обороне.

Полоса света вырывается через открытую дверь: на пороге появляется хозяин — Яков Федотович. Не то чтобы очень старый, но голова совершенно белая. Весь облик говорит о нелегко прожитых годах, о сильном характере. В Заполярье без малого сорок лет. Без лишних расспросов первым делом дает команду своему рабочему — молодому парню Николаю — ставить чайник, жарить рыбу. Самому пришлось походить по тундре, знает, что для уставшего путника тепло и сытная трапеза — эликсир, возвращающий силы.

Я сходил к лодке и провел ее к дому. Канал, кстати сказать, оказался прорытым точно по ширине "МАХ-4": лодка моя едва протиснулась по нему. Взял продуктов, возвратился в дом. Через час на столе шипела яичница, лежали малосольный муксун, жареный осетр, морошка, варенье и другая снедь. Разговор затянулся до самого утра. Много любопытного узнал в ту ночь, рассказать Якову Федотовичу было о чем!

Залитый ярким светом берег, изрезанный фиордами, зеркало воды, отражающее во все стороны щедрые лучи солнца, — такой запомнилась мне картина уходящего полярного лета. Резкие крики чаек, щебетание неведомых птиц, знакомое кряканье уток — утреннее пробуждение жизни в этом суровом краю!

Прошло несколько часов. С левого борта появилось устье реки Ядаяхадейяха. Завидная скорость: с утра оставил за кормой уже 25 км! Плыву напрямую по ориентирам. К вечеру появляются грозовые тучи. Играет радуга немыслимой яркости и чистоты цвета. Пропадают куда-то птички. Близится непогода. Ветра еще нет, а по воде уже идут большие пологие валы. Картина знакомая: где-то уже гуляет шторм!

Начинается бухта Находка. Ширина ее порядка 15 км, пора бы открыться маяку. Смеркается. Волна становится все крупнее, крепчает ветер. Грести все труднее, лодка ныряет, стучит по волне. Проходит еще час тяжелой работы. Маяк на месте! А "МАХ-4" начинает сносить мористее. Вперед — никакого движения, будто кто-то привязал лодку! Все зрительные ориентиры поглотил мрак. Единственное, что осталось, слабое мерцание маячного огня. Самое разумное — уйти в глубь бухты, стать на якорь.

10 августа. Вопреки моим ожиданиям и прогнозу ветер не прекратился, а стал сильнее. Встаю на банку, осматриваюсь. Маяк несколько сзади, северный берег бухты едва заметен. Завтракаю холодной пищей: до берега далеко, тратить время не хочется. С надеждой верчу ручки транзистора. Молчит! Надеяться на улучшение погоды нечего, нужно двигаться.

По открывшемуся маяку на мысу Виткова ориентируюсь. Скорость движения — практически ноль. Встречный ветер такой силы, что приходится разворачивать лопасть, чтобы занести весло. Нет, так дело не пойдет. Нужно попробовать плыть вдоль берега, тогда хоть не придется преодолевать сопротивление волны! Обратил внимание на то, что гребень вала скручивается на отмели метрах в ста от берега, а потом уже более слабый гребень образуется вновь у самой кромки суши. Получается что-то вроде спокойного коридора между этими двумя гребнями. Еще вчера вечером в бухте слышался непонятный рокот: теперь все прояснилось — рев прибоя совсем рядом!

Целый день ушел на изнурительные и бесполезные метания, пока не научился использовать коридоры. Когда очередной коридор кончался, я пробивал пенную линию прибоя и выходил "в море". Шум становился тише, лодка ныряла на крупной волне словно скорлупа. Так и плыл, преодолевая за два часа усиленной работы всего 4—5 км. Бывало и так, что шел на отдых к берегу, искал укрытия, а его не было. Приходилось с трудом разворачивать лодку и снова нырять в волны, и снова грести, и снова уходить к прибойному ревущему валу...

Угомонился, когда совсем стемнело. По расчетам до Нового Порта оставалось 45 км. Прошедший день был самым "непродуктивным" за всю историю моих плаваний!

11 августа. Первый звук, услышанный при пробуждении,— рев. Но почему не шлепает вода о борта? Когда останавливался на ночлег, под днищем было не меньше 70 см. А сейчас — кругом чистый песок, пустынные барханы. Вода плещет где-то не ближе 200— 250 м! Вот так фокус. Настроение упало. Шторм и без того гасит скорость хода, а тут еще и вовсе непредвиденная задержка! Путешествия, однако, научили не опускать руки. Ждать большой воды времени нет. Придется лодку тащить, хотя потребуется часа три работы!

Разгружаю "МАХ-4", переношу вещи к воде, принимаюсь за саму лодку. Корпус набрал в себя воды, весит немало. Волочить его одному нелегко. Набрал плавника на подкладки и ваги, сантиметр за сантиметром рывками подтаскиваю свое судно к воде, совсем забыв в пылу работы о том, что, кроме отливов, есть еще и приливы, и надо следить за вещами. Караул! Вещи-то в воде! Быстрее быстрого гружу все обратно...

На высоком берегу заброшенный маяк. Что-то больно долго нет Нового Порта. Залезу, думаю, на вышку, посмотрю в бинокль. С большим трудом заскочил в коридор, высадил десант, однако при ближайшем рассмотрении дела лезть наверх не решился

деревянная лестница прогнила, а высота такова, что лететь вниз не хочется. Возвращаясь, наткнулся на поляну, усыпанную спелой морошкой. Ягода вся как на ладони: низкорослый мох ее не закрывает! Наелся вволю и с собой набрал.

За мысом открылась бухта. В глубине ее, на высоком берегу — строения поселка, ниже — причалы рыбзавода. На рейде под разгрузкой небольшой лесовоз, несколько рыбацких самоходок. Взял курс прямо на поселок, но не меньше двух часов маялся на мелях.

Почти четверо суток потребовалось, чтобы преодолеть 200 км от Панаевска до Нового Порта. И это при, по крайней мере, 16-часовой поистине каторжной работе! Принял решение сутки отдохнуть.

Председатель сельсовета Мария Михайловна Еловенко с таким увлечением рассказывала о своей земле и соратниках, что после этого буквально все встречавшиеся стали казаться мне людьми значительными и интересными.

Мне с гордостью показали сооруженный в толще вечной мерзлоты уникальный природный холодильник. По обледенелым ступенькам мы спустились в царство вечного мороза. Кажется, что все здесь отделано белым мрамором. "Обледеневший снег, — говорит хранительница холода Алиса Николаевна, — после того как земляные работы были закончены, все оштукатурили снегом". Сводчатая галерея искрится, отражая свет лампочек. От галереи отходит лабиринт коридоров, в которых устроены ниши для хранения рыбы.

Побывал на метеостанции. Синоптики не порадовали. Говорят, начался период ветров, вот-вот начнутся заморозки. Погоды теперь ждать нечего. В предыдущие дни дул северо-западный ветер 7—15 м/с, а по прогнозу на следующие трое суток тот же норд-вест усилится до 9—20 м/с, еще больше похолодает. "Плыть тебе лучше всего ночью, все-таки дует несколько тише, — посоветовал дежурный, — а вообще-то далеко уже не уплывешь!"

Днем 13-го отходить не решился: не из-за суеверия, а потому что очень уж расшалилось море. Однако на ночь глядя, действительно, несколько стихло.

Едва не залив воду за края поднятых болотных сапог, подбираюсь к лодке. На выходе из бухты, на косе, зажегся маяк. Мне нужно обогнуть его и плыть навстречу ветру. Начинаю огибать косу уже в темноте и, как ни хитрю, как ни беру мористее, все равно сажусь на мель. С шумом и ревом налетает волна, разрушается, превращаясь в бурлящий пенистый поток. Вылезаю из лодки, протаскиваю ее волоком.

Выбираюсь за маяк только для того, чтобы удостовериться: против ветра грести абсолютно бессмысленно — скорость равна нулю. Потом мучаюсь больше часа, пытаясь приблизиться к берегу, чтобы стать на якорь. Тщетно. На глубоком же месте лодку подкидывает на волнах так, что выдергивается якорь (коротковат трос!). Наконец нащупываю "компромисс": встаю на ночлег, зацепившись якорем на "средней" глубине 5—6 м.

Сон отнюдь не был спокойным. То и дело выскакивал из-под пленки: не унесло ли? Перспектива потерять сутки на уже пройденный путь не улыбалась! Утро утешения не принесло. Ветер усилился. Километрах в 15 вижу высокую гряду берега: под ней наверняка спокойнее! Отплываю мористее, два часа работаю на пределе сил, однако одолеваю в лучшем случае километра два. У берега опять-таки ничего утешительного: коридоров не видно, с бечевой по суше не пройти. Заливает волной "МАХ-4", выбрасывает лодку на берег. Придется отсиживаться!

Подплываю кормой, бросаю якорь.

Отлив. Омелевшее побережье несколько сломало волну. Гребу, лавируя между гребнями, но то и дело лодку сильно бьет в борт так, что вода проносится под днищем и с пеной вылетает с другой стороны. Хорошо, что нет киля, иначе лодку просто выкидывало бы на берег. Когда набегает "девятый вал", разворачиваю "МАХ-4" носом, разрезаю его. Один проворонил. Пришлось отливать воду.

На улучшение погоды надеяться нечего, а так — дело не пойдет. Пристаю к берегу и наращиваю борта на 15 см полосами фанеры, специально припасенной на этот случай. Теперь в лодке сухо!

До поселка Мыс Каменный чуть больше 100 км, но даются они мне в тяжелой борьбе с волнами и ветром. То и дело прижимаюсь к берегу, благо дно песчаное. Когда надоедает грести, превращаюсь в самого настоящего бурлака. Хорошо, что нарастил борта! Теперь безбоязненно плыву вдоль самого берега и гребни волны не влетают в лодку.

Устраиваю часовой привал и с возвышенного берега обнаруживаю вдали стоящие в бухте суда. Подплываю. Два "Озерных", у каждого на буксире по новому речному теплоходу. Перегоняют на Обь. С ближнего ко мне под № 104 что-то кричат. Все заглушает шум от разбивающейся о его корпус волны. Понимаю, что приглашают. Причаливаю к корме, поднимаюсь на палубу. Спрашиваю, где же поселок?

— Вон видишь огни. Это он и есть! При хорошей погоде тебе часа полтора, не больше. А сейчас не пройдешь. Смотри, как расшалился ветер! Мы уже третьи сутки отстаиваемся. Сами-то прошли бы, а вот речные теплоходы потопить боимся...

Не верят, что эти двое с лишним суток я плыл от Нового Порта. Пойду,— думаю,— пусть посмотрят. Пошел, показал. Только уж больно неуютно показалось в штормовом море ночью и одному, ведь только что был в окружении молодых веселых людей! Да и как буду в темноте подходить к берегу при неспокойной воде: коса-то каменная! Бросил якорь, натянул на себя все, что было теплого, юркнул под пленку и забрался в спальник.

Утром, действительно — ровно через полтора часа хода, нос лодки, к моему великому удивлению, уткнулся в густо торчащую из воды осоку. Мыс оказался на 100% песчаным — ни камушка! Кругом — песок.

Проводили меня к местному начальству. Григорий Григорьевич сказал, что о моем "приближении" знает давно, но только ждал не сегодня, а дня через четыре: не предполагал, что при такой погоде проплыву так быстро. Самое веселое, что кто-то из местного населения, обнаружив диковинную лодку с человеком, плывущим ночью и в такую погоду, когда все приличные люди сидят на берегу, позвонил в поселковый совет и уверенно сообщил, что видел нарушителя границы.

Григорий Григорьевич проконсультировал меня по всем интересующим вопросам и посоветовал путешествие прекратить:

— Погоду не жди! Мыс Каменный — последний населенный пункт на губе, куда совершаются регулярные пассажирские рейсы. Поплывешь дальше, в Карское море все разно не выйдешь, только тяжелее будет выбираться да и заезжать на следующий год...

За разговорами вынул Григорий Григорьевич из сейфа круглую печать и пришлепнул ею последнюю отметку в моей "крейсерской книжке". Путешествие 1976 года завершилось 16 августа в 9 часов. За 26 ходовых суток в одиночку и в далеко не простых условиях пройден путь 2250 км.

Начальник местных транспортников Евгений Михайлович любезно согласился принять "МАХ-4" на хранение в свой склад. А я из капитана превратился в пассажира и вместо того, чтобы грести на север, полетел на юг.
Из журналов "Катера и яхты" № 5 (81) и 6 (82) 1979г.

Автор: Евгений Смургис

Сканирование и обработка - Виктор Евлюхин (Москва).