Творчество

19 августа 2019
( Москва )
0 334 0
О беглых уголовниках, пожарной безопасности и секретном изделии ВПК

Автор - Валерий Иванченко (Новосибирск)

Мы встретились с Пашей Трусовым на вокзале Горно-Алтайска в условленном месте и в условленный час, как шпионы. Перед тем, в центральной гостинице этого самого города, я снял гражданскую одежду и переоделся в тряпье из тщательно упакованного в дорожной сумке и до сей поры скрытого рюкзака. Командировка закончилась, и на площадь я вышел ничуть не похожим на прибывшего несколько дней назад участника конференции.
Паша чем-то смахивает на молодого генерала Пиночета: он по-южному смугл и носат, имеет хищные усики, генеральскую кепку, вдохновенное лицо путчиста и повадки начинающего диктатора. Он сидел на самом большом из своих рюкзаков. Одно время, когда в магазине можно было найти лишь рюкзак "рыбацкий", он покупал краденый на заводе капрон и шил мешки на продажу, собственных разнообразных конструкций. Неликвидным товаром пользовался сам. Сейчас в ядовито-оранжевом куле лежали и его, и мои вещи, все продукты, а также наше невероятное, прославленное судно. По всему, это был ПСН неведомой марки, изготовленный, судя по защитной окраске, отечественным производителем для военных целей. Гражданские надувные плоты - яркого цвета и весят не меньше 70 кг. Этот же, способный вместить при нужде человек пятнадцать, весил всего 16 кило и в свернутом виде умещался в авоське. Когда мы начинали ходить на этом замечательном корабле, у него еще надувалось дно. Теперь многочисленные пробоины воздух не держали, но и в водоизмещающем режиме плот шел хорошо. Он не скакал по валам, как нынешние рафты, а вписывался в них, складываясь на особо крутых вдвое, позволяя ощутить рельеф воды, а иногда и дна, собственной задницей. Большой камень, на который ему доводилось наехать, выпирал через дно резиновым бугром, и, чтобы слезть, следовало потянуть за леер и задрать вверх не страдающую жесткостью корму. Зато мы совершенно не боялись повредить днище - оно и так было все в пробоинах. За время сплава в его емкости набиралось литров сто воды. С великим трудом вытянув этот груз на сушу и перевернув, мы сливали воду через соски, некогда предназначенные для воздуха. Судно с первого же рейса (Чемал-Рыбалка) было по невнятной ассоциации названо "Бельдюгой". Говорят, есть такая рыба. ("Эй, на Бельдюге!" - кричали с берега.)
Без суеты мы погрузились в турочакский "пазик". Было бы удобней добраться на артыбашском, но тот идет намного позднее. До реки Бии три часа и два перевала. За мостом автобус поворачивает налево, а мы направо, по дороге на Телецкое. Четыре с лишним километра шагаем по обочине, в облаках пыли и газа. Дорога петляет меж бугров, то вверх, то вниз, огибая по верху Тулойский бом. Затем спускается к мутной и стоячей реке Тулой, вверх по которой отходит дорога на отдаленное селение Бийка. Нам туда.
Отойдя с километр, мы сели на обочине. Автобус в Бийку - большая редкость, потому попутчиков берут охотно. На этот раз все было до странного иначе. "Камазы" с пустыми кабинами и "газики" со свободными кузовами проносились мимо, прибавляя при виде нас скорость. Водители и пассажиры бросали на нас внимательные строгие взгляды. "Что-то с нами не так", - решили мы, но, посмотрев друг на друга, никакой неправильности не нашли. А ни одна из машин так и не собралась притормозить. После-то выяснилось, что несколько дней назад сбежали из горно-алтайского СИЗО и ушли в леса трое рецидивистов. Одного к тому времени изловили, а двое продолжали скрываться, закосив под туристов типа нас с Пашей. Наконец, прямо перед нами лихо, с юзом, встал "камаз" с кабиной, полной нетрезвых людей. "Эй! - замахали они руками. - Вы что ли беглые? На Абакан собрались? Это правильно. Там вас хрен кто найдет. Полезайте в кузов!" Мы полезли по адресу. Кузов был до края бортов забит мешками с солью. Мы кое-как привязали рюкзаки за ограждение кабины и зацепились сами. Погнали. Тормозить или объезжать ухабы было не в стиле этого водителя. Тяжелые мешки подпрыгивали, мы удерживались от взлета мертвой хваткой за все, что попадалось под руки. Через некоторое время машина остановилась у родника. Компания из кабины расположилась на обочине и принялась откупоривать новые бутылки. Шофер пил наравне со всеми. Подкрепившись, пустились дальше. "Камаз" летел, выпрыгивая в поворотах на противоположную обочину. Дорога неслась серпантинами к перевалу, вниз уходил крутой, покрытый ёлками и буреломом склон, а мы прикидывали, в какую сторону прыгать, когда наш лихой солевоз загремит под гору. Но судьба хранила дураков и пьяных, перевал удалось проскочить. Уже на спуске миновали мостик, под которым, в русле реки, валялся такой же "камаз". Не всем так везло…
Наконец, через два часа игры со смертью, спрыгнули наземь в центре Бийки (некогда здесь была лесхозовская гостиница, ныне сохранился только фундамент). Прямо отсюда, вверх по одноименной селению речушке, уходила тупиковая лесовозная дорога, по коей мы и пошагали бодро, не привлекши в поселке ничьего внимания. Пять минут - и мы уже в тайге. До сумерек прошагали километров двенадцать. Речка обернулась веером расходящихся ручьев, дорога тоже разбежалась по лесосекам и стала тропой, а подъем делался все круче. Шли наугад, к востоку, ибо именно там была по карте гора Кочимер, отделявшая притоки Лебедя от заповедной Камги, и там же проходила граница заповедника. Не дойдя до перевала, заночевали на склоне, накрывшись за неимением палатки ПэСээНом. На следующий день продолжили путь на восток по широкому и бугристому залесенному водоразделу. Где-то выше, на горе, осталось озеро Кочимер, слева начинались истоки Садры, справа лежала камгинская долина. Где-то здесь барнаульские гляциологи наткнулись на заснеженный стог с воткнутыми в снег косами, благодаря чему родился стих: "Косим, косим,/Литовки бросим,/Лыжи наденем,/Да как… побежим". Парой недель позже мы не прошли бы здесь без тропы с такой легкостью, потому что успело бы вымахать дурное прителецкое разнотравье в человечий рост. Ныне же были первые числа июня, совсем недавно сошел снег, и земля еле успела просохнуть. Жухлая трава по-осеннему шуршала под ногами, когда вышли на плато Балану, разделяющее Камгу и Байгол.
Было время обеда, солнце светило, как и положено летом, и, расслабленные, мы не придумали ничего лучшего, чем развести костер прямо на сухой соломе, под мохнатой, покрытой бородами лишайника пихтой. Прошлогодняя трава полыхнула махом, язык пламени дотянулся до нижней пихтовой лапы, и все высоченное дерево за пару секунд с ревом взлетающего самолета превратилось в факел. Искры и горящие ветки полетели во все стороны, зажигая новые очаги пожара между наших вещей, привольно разбросанных по округе. Первым делом мы спасли плот, затем стали хватать, что попадалось под руку без особого разбора и швырять обгорелые шмотки и рассыпающиеся продукты в глубокий болотный ручей. Между тем огонь добрался до ближайших пихт, что не замедлили пыхнуть свечками с неслыханно жутким воем. Никогда не думал, что пламя может издавать такой звук. Огонь явно вышел из-под контроля, и следовало делать ноги. Другими вариантами было сгореть или попасться лесной охране, чей вертолет мог появиться в любой момент.
Уж не помню, как мы похватали уцелевшие вещи в прогоревшие рюкзаки и взлетели по крутейшему склону и отвесной скале, но на все хватило считанных секунд. Спрятавшись в зарослях, удалось чуть отдышаться и обозреть болото сверху. По счастью, пожар остановился. Сгоревшие пять или шесть пихт находились на петле ручейного меандра, и ветер загнал огонь в воду. Смени он направление, и пламя пойдет в сторону тайги. Я захватил котлы, спустился вниз и не меньше часа бегал от одного очага тления к другому, заливая уголья и горячую золу ручейной водой. Паша обозревал долину, чтобы подать сигнал тревоги, но никто так и не появился. Егерям заповедника осталась выжженная полянка и наши обгоревшие, уплывшие вниз по течению вещи.
Покончив с ликвидацией поджога, подсчитали потери (почти все продукты и большая часть вещей), быстро перевалили через горку, пересекли тропу, ведущую на Байгольское озеро (по местным россказням, там живет чудище типа Лох-Несского; другая версия - гигантский таймень), и, не сбавляя темпа, побежали в истоки Камги маральими тропками. Клеща здесь было невообразимо много. После каждого куста или сухого травостоя мы сбрасывали его с себя горстями. Твари эти, по моему убеждению, обладают навыками телепортации и часто скрываются в соседнем пространстве. Можно долго и пристально рассматривать нависшую над дорожкой веточку и не увидеть ни одного клеща, но если та же веточка тебя коснется - на одежде их останется с десяток. По темноте снова заночевали под плотом, в клещевых кустах, немного не дойдя до перевала в Албас. Всю ночь вокруг бродили медведи, о чье дерьмо пришлось спотыкаться наутро.
Погода испортилась, с утра моросило, и поджечь что-либо было уже нереально. Пологий перевал на Албас встретил снегопадом. Тут и зимний снег еще не успел стаять, поэтому мы брели выше колена в сугробах. Голодные и мокрые добрались до избушки гляциологов (от поймы 150 метров вверх по крутизне, сгорела годом позже), нашли там какие-то жалкие остатки пищи и отогрелись. Дальше на этом маршруте мы под открытым небом не ночевали. На Абакане всегда можно найти крышу над головой, надо знать, где искать. Да и продукты, оставшиеся от сезона, попадаются.
Когда метель поутихла, сделали еще один марш-бросок километров на пять, к избе охотника за Албасским озером. Никого там давно не было, кроме собаки, то ли оставленной самим охотником (с февраля!), то ли отбившейся от кого-то, проходившего мимо. Собака встретила нас радушно, но оголодавшей не выглядела, вполне самостоятельный лесной житель, к тому ж при собственной избе. Готовить она не умела, поэтому мы сварили найденную в жилье крупу и разделили на троих.
Следующим утром еще раздумывали, брести ли по снегам и буреломам до Абакана или плыть прямо отсюда. Вспухший половодьем Албас казался рекой не хуже нашего Буготака или Издревой в месяце апреле. Прогулялись вдоль берега - завалов на обозримом участке нет. Склонились к сплаву. Попрощались с собакой и оттолкнулись от берега (от одного и от другого, потому что, встав поперек, Бельдюга как раз перегораживала речку).
Самое удивительное, что все получилось! Те 15 километров, что на лыжах приходилось идти день, мы просвистели за час с небольшим. Встретилось только одно лежащее выше воды бревно, на которое пришлось вылезть, дабы перевалить плот на другую сторону. Более препятствий не было, если не считать воды под задницей, и воды сверху. Шел нудный дождь, и снега на берегах по мере приближения к устью становилось все меньше.
Перед самым устьем Албас перегорожен многометровым вечным заломом, но до избы, стоящей на Абакане, отсюда совсем немного. Сначала мы унесли вещи, насквозь промокшие в прогоревших гермовставках, потом вылили воду из Бельдюги и утащили на Абакан ее.
В избе имелись дрова. Вообще, в былые времена здесь хранился месячный запас еды, керосин, капканы, мясорубки и бог знает, что еще. Теперь было шаром покати. Только в сенях стояла крепкая заколоченная бочка с надписью карандашом: "Сухари гнилые. Для собак". Выбив крышку, мы обнаружили прекрасно прожаренные ломти сдобного батона с изюмом. Хорошо питаются абаканские собаки! На ужин отщипывали клецки от размокшей в тесто пачки макарон и варили суп с галушками на бульоне из соли и лавра.
Следующим днем погода полностью наладилась. Поплыли по большой воде, запасшись изрядно собачьим кормом. Завидев на берегу избушку, бросались чалиться и шмонали сусеки в поисках съестного. Так удалось разжиться мешочком сахара и полубутылкой подсолнечного масла. Белки, жиры и углеводы - всего оказалось вдосталь.
За албасовым устьем Большой Абакан долго и медленно течет по широкой долине, лишь изредка приближаясь к склонам хребта. В заболоченной и залесенной пойме разбросаны озера. Километров через двадцать, перед устьем Иксу, на левом берегу должны были находиться озера Потаповы. Действительно: у самой воды стоял к нам задом огромный медведь и жрал свежую травку. Когда он переминался с ноги на ногу, сучья под ним трещали как выстрелы. Немереного веса был зверюга! А течение медленно-медленно проносило нас мимо метрах в двадцати. Вот медведь оторвался от трапезы, поднял голову, обернулся… Тупо и безразлично проводил наше судно взглядом и стал жрать дальше! И правильно - дух нагретой резины забивал наши съедобные запахи, пищей он нас не счел.
Ночевали в очередной избе на устье Большого Кызырсуга, правого притока. Назавтра ожидались пороги, а мы полагали, что на такой большой реке, как Большой Абакан, и пороги должны быть необыкновенные. По карте значились: перекат Карбанак (?), перекат Бесштанный (!), а также самое страшное - порог Гордей! Скажу сразу, что ни одного из этих препятствий мы так и не нашли. Были какие-то несерьезные плюхи, типа шивер, или отдельные камни, видные за километр, но не более. Возникло подозрение, что все пороги повзрывали, дабы сделать реку проходимой для моторок, парочку которых мы уже повстречали - люди пораньше выдвигались на Теплый ключ.
Зато можно было залететь на ровном месте. То мы разрезали борт ножом (заклеив пробоину лейкопластырем). То задремали на солнце и очнулись, пройдя в метре от огромного крученого вала, который отражался от незаметного прибрежного валуна. Еще раз видели мишку - он перебежал реку по перекату в двухстах метрах впереди и дожидаться нас не стал. Река разогналась, летела ровно, гладко, но быстро - десятки километров по карте только отщелкивались.
Вообще, сплав по Абакану - занятие психоделическое. Именно на рубеже весны и лета, когда не беспокоят ни холод, ни жара, ни насекомые, а скорость течения не дает заскучать, непрерывно разворачивая ленту новых и новых пейзажей. Виды охрененные, иначе не скажешь. Это не Алтай с открыточной экзотикой, это настоящая дикая Сибирь, которую можно увидеть в Саянах, Забайкалье, на Севере.
А вот и устье Малого Абакана: бурная струя светлей лазури соединяется с помутневшим Большим, и дальше струится уже собственно Абакан. За устьем - солидная новенькая изба, закрытая на замок (!), с запертыми ставнями (!!), а рядом щит, уведомляющий, что дальше по правому берегу территория заказника, на которой все запрещено. От щита начинается до самого верха выгоревший склон хребта. Кому-то поджог удался лучше, чем нам. Другая версия: выжгли сами егеря, чтобы проще было ловить браконьеров.
Плывем не останавливаясь, перекусываем тут же, на борту, макая собачьи сухари в подсолнечное масло и сахар. В сумерках начинаем искать избу, но опустился туман, и ни шиша не видно. На левом берегу замечаем несколько лодок и рыбака. "Дед, переночевать где можно?" Рыбак подробно объясняет, как пройти. Оставили Бельдюгу на берегу и побрели меж сгнивших оград и заброшенных огородов. Да тут целая деревня, только дома жилыми не выглядят, и ни единого человека мы больше так и не повстречали. Поселение - призрак. В избе нашего деда тёплая печка, толстый кот, котел с ухой и мешок хлеба. Выясняем по карте, что это, видимо, Усть-Матур, а значит, мы прошли за день никак не меньше 130 километров. Спим на матрасах. Утром уходим, так и не дождавшись хозяина. Отплываем все в том же тумане.
Когда туман рассеялся, увидели в протоке, за островом, огромное судно фантастического вида. Неожиданно эта махина начинает рычать и приподниматься над водой, поднимая нехилую волну и ветер. Оно на воздушной подушке и, если двинется в нашу сторону, затопчет, не заметив! По счастью, рев стихает, и жуткий корабль опускается на место. Но новая напасть: на берегу лязгают трелевщики и спихивают в воду штабеля бревен, те выходят на струю и заполняют всю реку. Нас втягивает в этот древесный поток. Слалом! Петляем между стволами, отпихиваем их веслами. Кто кого - гонка на выживание. Бревен постепенно становиться все меньше, они отстают, прибиваются к берегу. Скоро река снова свободна.
Справа впадает Она, река немногим меньше Абакана. Чаще встречаются моторки, но по берегам никаких признаков цивилизации, река течет в ущелье. И вдруг неожиданно, без всяких предисловий - впереди мост, автомобильный, за мостом строения. Ба! - да это Абаза!
Быки моста исписаны автографами водных туристов. Мы здесь в первый раз. Чалимся сразу за мостом налево, на территории внушительной усадьбы. Трехэтажный дом, лимузин во дворе, катер. Это мы удачно пристали! Выходит мужчина, обликом тянущий не менее, чем на губернатора. Ничуть не удивившись нашему виду, объясняет, как найти вокзал.
Чалимся на другом конце городка, слева, где кончаются заборы и начинается сосновый бор. Пока Бельдюга обтекает, иду искать вокзал. До него метров пятьсот. Поезд до города Абакана, в котором есть прицепной вагон до Новокузни, идет вечером, впереди полдня. Перебираемся в зал ожидания. Увидев наш фотоаппарат, начинает позировать пьяный абориген неопределенного возраста. "Сними меня! - говорит. - Я шорец! Где еще такую обезьяну увидишь?"
Между прочим, Абаза - это не тюркское слово, хотя и похоже, а советская аббревиатура (Абаканский Завод). В этом городе есть единственный светофор, а прямо за ним - столовая, в которой кормят котлетами.

P.S. Следует помнить, что летом и осенью, хоть и можно подкормиться грибами да ягодами, но такой сплав занимает не меньше недели.

0 0
Добавить публикацию