Туристское творчество

Автор - Олег Воробьев (Минск)

До сих пор удивляюсь легкости, с которой я - исконный байдарочник - оказался среди катамаранщиков. Всем вершит случай, который называю - непонятой закономерностью.
Группа Сергея Цилина шла на Кутсайоки. Сергей-Кутсайоки - эта связка светло разбередила после первого с ним разговора. Мне стало невтерпеж попасть на Реку. Пройти маршрут, нашумевший дерзкими красотами, водопадами и порогами.
Я знал: туда съезжаются водники бывшего Союза. Ту воду перепахивают множество весел. Это было жирным минусом.
С друзьями привык к другому. Мы любили затеряться в пустынном севере Кольского полуострова. И все же тягу к безлюдью я приглушил. Так выкручивают ручку громкости радиоприемника в тишину, не доводя до щелчка.
До начала похода пришлось повозиться с парусным снаряжением.
- За порогом "Шляпа" поставим паруса, пройдем Иовское и Княжегубское водохранилище. А дальше - морем до Кандалакши,- обрисовал Сергей план.
Парус встряхнул и лишил покоя. Повеяло романтикой Грина. Романтика в понимании Сергея, ходившего в крутые шестерки, было словом непочитаемым.
- …но мы ведь, серьезные мужики, не можем так себя называть,- сказал он и заразительно рассмеялся. В словах был резон, и, все-таки, я разволновался. В воображении затрепетала набитая ветром парусина.

Вначале было СЛОВО

Мы выгрузились в ранее утро 30-го июля. "Кандалакша" - прочел на здании вокзала. Проводница вагона N3 сказала:
- Жаль расставаться.
Гитару в дороге слушал весь вагон. Помню, мамаша, укладывая ребенка, с чувством попросила:
- Пойте: так сын будет лучше спать.
Дуэт Андрея и Сергея укрепил детский сон поэзией Ю. Визбора и других гениев.

Местный люд и туристы сбились в один вагон короткого поезда. Открытое окно окуталось дымом тепловоза. В горле запершило, и колеса тронулись к границе с Финляндией на Ковдор.
Ветка ушла влево от магистрали на Мурманск. Шпалы бежали по светлым пескам и скальным глыбам. Вокруг лежали мхи. На них стоял хвойный лес, который расступался, открывая озера и сопки.
Вагон кренился на поворотах. С верхней боковой полки упала девушка, и я отчетливо понял, что красоты ландшафта начались.
Проводник вагона, мужчина пенсионного возраста, оказался любителем путешествовать на велосипеде. Он прервал отпуск по вызову начальства, чтобы сделать этот рейс.
Пока котелок наполнялся кипятком, железнодорожник расспрашивал о планах. Я закрыл кран. Пар валил из котла.
Проводник одобрил наш энтузиазм. С благословением служителя Дороги я шел в конец скрипящего вагона и успокаивал кипяток. В череде окошек виднелась чаша воды, и посреди - островок с парой деревьев. Меня снова порадовали сложенные паруса и мачты среди катамаранных труб.
В дверях тамбура показался наряд пограничников. Сергей открыл ящик на защелках. На свет появился список группы. Бумага с печатью - священная икона - пропускала в рай из двух речек, называемый Тумча-Кутсайоки. Одна лишь мысль уколола: "…паспорт я не забыл ?"
"Вначале было СЛОВО… ". Это сплав катамаранов с верховья реки Тумча. Достигнув городишка Алакуртти, группа перебиралась на Кутсайоки, где начиналось ДЕЛО: пороги и водопады.
Уже после похода я осознал: на Тумче мы проходили акклиматизацию в новой Территории, называемой ОТПУСК. В долгих плесах нам оставалось одно: смотреть на сосны и тучки с золотистыми краями, что таяли в синеве заповедного покоя.

Плавучая трибуна

Мое место было на катамаране-четверке. Посудина ровно не шла. Вперед вырывался то правый, то левый баллон - вело юзом.
Мешки с вещами и провизией громоздились в три этажа. Сверху была привязана двуручная пила. Два огромных топора придавали снаряжению не детский вид.
- Груз не отцентрирован,- сказал с досадой капитан. Помучаемся, а завтра уложим толково: самое тяжелое - в центр рамы. 63-летний Анатолий ходил на Бзыбь и другие громкие реки.
Сидеть на баллоне было непривычно. Катамаран напоминал трибуну вождей. Его рама была "страшно далека от народа" - от воды. Пороги стелились и шуршали под баллонами, как сухие листья под утюгом. В ожидании настоящего Дела я стыдился ехать на "трибуне".
Верховье Тумчи было похоже на белорусскую речку. Иногда маячили вершинки сопок. Ветер баловался с флагом катамарана. Полотнище внушало чувство патриотизма и близости ненадолго откатившихся будней.
В светлой ночи недалеко от палаток шла низина с пышным ягелем. Белый с оттенком зелени мох устилал дно. Нога с хрустом проминала "мраморный" пласт, и продавленный след не выпрямлялся. Луна медно светила в ствол пихты.
В долинку доносилась гитара из лагеря. Верхушка сопки горела в неугасающем багрянце. Было тихо и хорошо, но я приехал не за этим. Кутсайочные водопады "Оба-На" и "Маманя" гудели без меня. Мне недоставало их грохота. Я знал, что гул разнесет вдребезги рутину дней, и я стану другим.
Я всерьез затосковал по байдарке. Будь она здесь,- я достиг бы Алакуртти за полтора дня. А там… лишь 48 километров до "Голубых озер" Кутсаойки - ближайшего рая на земле. Катамаран - та-ка-я мед-ли-тель-на-я те-ле-га !
Стояла жара. Сергей грозился загнать экипажи в реку.
- Учитесь работать веслом из воды. Пригодится, когда перевернетесь.
Я не собирался ходить по крутым рекам, но проверить новенький спасжилет было нелишне. Покойники - порой те, кто был ленивым.
Ягель хрустел под ногами, обозначая утро, обед и вечер. За каньоном Тумча обмелела. Баллоны подвывали на гальке перекатов. Перед Алакуртти утихли.
Вспоминая сплав по Тумче, я вижу долину с "мраморным" дном и широкий каньон. Катамаран с трехэтажным грузом вяз в узле не попутных ветров.

"Бобы" с неба

Баллоны и рамы были готовы к переезду. Городишко Алакуртти посматривал с другого берега на весла, веревки: что бы этакого сгодилось в его хозяйстве.
Разное время бежало на обоих берегах. Здесь, среди рам и рюкзаков Река манила и щекотала воображение. Нетерпеливое "ч-ч-ч-е-р-т" дымилось, как пыль из цементного мешка.
Сергей подцепил мой взгляд и взял в спутники на поиски машины. Мы перешли мост с обрушенными пролетами перил. Серые многоэтажки и прохожие с печатью озабоченности проживаемым днем живо напомнили, что Территория отпуска существует только для десятерых: четырех отцов, их сыновей, а также светящегося обаянием Витэка и темной лошадки - меня.
ГАЗ-66 принял на крышу кунга рамы катамаранов. Сергей сказал нашему капитану:"Анатолий, Вы хоть и старше гораздо, но я, как руководитель, сяду в кабину".
- Проедем 10 км, потом посажу кого-нибудь наверх следить за рамами,- сказал водитель Николай, по случайности - земляк из Гомеля.
Заморосило. Грянул ливень, за ним ударил град. Николай остановил ГАЗ на вершине сопки. Грунтовая дорога была леденяще-белой. Водитель сгреб ладонями град и подал в кунг через окошко. "Бобы" потекли в моих руках. Холод небесной хмури пробежался по телу. Глядя на ядреные "стекляшки", я подумал:"шлем - хорошая штука не только для порогов Кутсайоки".

На поляне, где остановился ГАЗ, было много воды. Земляк Николай, заправский охотник и рыбак, от которого веяло энергией несуетливых дел, пожал руки, и машина мигом исчезла.
Лужи важно лежали выпавшими из неба стеклышками. Простецкий вид поляны не вязался с представлением о Кутсайоки. Я разочарованно огляделся. Туман приглушал голоса. В одном из крыльев поляны стояла группа киевлян.
Я подошел к ручью. И это Кутсаойки ?! Сергей заметил перемену в лице, и сказал, что в прошлый раз испытал такое же ощущение.
- … ничего, здесь близко до озер. Скоро убедишься. А это - всего лишь ручей. Кутсайоки начнется там, где "Голубые озера" сойдутся с "Карельским Башкаусом".

На ленте конвейера

Выслушав мини-лекцию, я схватил топор и заспешил на поиски дров. Обнаружить их поблизости было делом наивным, как сыпать пепел под забуксовавшее колесо.
Я перепрыгнул на другой скат проломленного моста. Вода ручья журчала по желобу словно бы перевернутой крыши. Дорога взмыла вверх. Где бы ни сворачивал - сухостоя не находил. Деревья стояли мощно и свежо, не задумываясь: что есть тлен.
Склон резко падал. Из воронки тумана, от самого дна слышались голоса на поляне. Там позвякивали катамаранные трубы. Я поежился и вздрогнул от предчувствия светлого радостного, словно ступил на ленту конвейера, продвигающего к началу настоящей жизни.
Когда вернулся на поляну,- из грузовичка FORD спрыгивали в сырость новые обитатели. Град застал их в дороге. Чужеземный FORD не вытягивал на подъемах.
- Пришлось разгружать и подталкивать,- сказало незнакомое счастливое лицо. - Сюда надо добираться на мощной машине.
Туман поляны загустел до хруста. В нем можно было проламывать дыры. "…только некому,- подумал, - люди свалились в сон". Стало тихо-глухо. Поляна - огромная люстра - мерцала янтарем затухающих костров.

Сколько отмеряно?

Спозаранку не спалось. Я поднялся и приступил к делу. Две части рамы удалось состыковать. Посыпался дождь. Чтобы удобно было закручивать болты М8, я поставил раму вертикально. Косые струи свободно пролетали сквозь большие прямоугольники. Так время летит через пустоты будней, лишь слегка задевая другую - содержательную основу.
Почему мы живем постоянно мучаясь, не так как надо? Вот родился во Вселенной свободный человечек. И побежала для него череда все большей неволи: ранние вставания в садик, школа, работа, начальники. Над начальниками - другие начальники. И кто тот Главный, от которого все исходит ? Для кого живем ? Этот вопрос совсем не прост. И каждый из нас завершает жизненный путь, так и не узнав правильный ответ.

На поляну в строительство настоящей жизни въехал кандалакшский ГАЗ-66. Поляна загомонила.
Группа Цилина покинула кипучий сборочный цех. Катамаран-четверка занял ширину ручья. Мели чередовались с глубинами. Подступил скальный обрыв.
Первое озеро было небольшим и круглым. Склоны чаши поросли лесом. Поляна, где Энтузиазм строил катамараны и рождал Эпоху, этот веселый конвейер в одночасье сдвинулся в сторону.
Следующие два озера, как огурцы разной величины, лежали рядышком на грядке основательной красоты. Она задолго до людей возникла. Оттого здесь было щемяще уютно.
Из озера уходил каньон. Да и не уходил он никуда. Стоял и будет стоять. Это мы идем, а чаще - бежим. У нас век свой. Надо в нем что-нибудь успеть. Сколько отпусков каждому отмеряно ? Прикинешь - тьфу: не впечатляет.
На выступах стен, как на балкончиках, парили сосны. Неподвижная вода расслабила, забаюкала. Плеск весел и голоса с катамаранов громко звучали между скальных отвесов. Каньон казался нереальным: моргнешь - и его нет.
Мне было удивительно видеть высокие стены на юге полуострова. На севере, где течет Восточная Лица, они были ниже, но в тех пустынных местах воспринимались ярче.
И все же я оценил, насколько трудно будет возвращаться в обычную колею. Хорошо, что есть паруса. В последние дни тоска не будет сверлить остро.

Каньонная болезнь

На пороге "Сомнительный" парень и девчушка сиганули с двухметровой ступени. Это меня сразило. Сознанием байдарочника я почувствовал себя дедом, мимо которого бежала жизнь с иными представлениями о бурной воде и том, что можно с ней вытворять.
Подошел Цилин:
- Надо стать на страховку.
"Вот что, ребятушки,- обратился ко всем, - этот порог не позорно обнести. Так что - решайте сами: идете или нет".
Воды было мало. Рвать баллоны четверки не хотелось. Но для катамаранов-двоек это был их порог.
Я ожидал прохождения первой двойки. Как стопроцентнтый зритель, я держал "морковку" и проматывал наставление Сергея: первое,- бросать спасконец лишь тогда, когда встретишься взглядом со спасаемым. И второе - не целить ему в лоб.
Когда я узнал, что могу сесть на двойку,- меня обдало жаром.
Устроившись в посадке, я двинул веслом. Баллон юрко описал полукруг. От его подвижности стало не по себе.
- Это тебе не байдарка,- резонно заметил Саша Михайлов,- здесь можно рулить только вдвоем.
Мы покружились перед порогом и тихо, очевидно робея, подошли к ступени. Носы наклонились и рухнули вниз. Сохраняя равновесие, я отпрянул назад и почувствовал: не на что опереться. Баллон не давал опоры. Я летел. "А-а-а",- просипел внутренний голос. Полная неуправляемость катамараном шокировала. Я вспомнил балладу о Буревестнике: "Так вот в чем радость полета",- сказал Уж, свернувшись в колечко,- "в падении".

Была дневка. Мы стояли за порогом "Муравей" и готовили баню. Я бросил бревно со скалы. Оно ударилось и рикошетом отскочило. Опасливо поглядывая вверх, молодежь уносила бревна на берег.
У воды топилась сложенная из камней печка. Внутри и сверху горели бревна. Витэк, Андрей и я пилили на скалах. Склоны утопали во мхах. Голубика раскинулась повсюду, как небо.
Став на корневище, я глянул на верхушку. Клубок изогнутых ветвей громоздился на стволе, как пример излишне закрученых идей в простом деле роста.
Пила сказала "з-зын-нь" и разрезала сухой ствол. Я прислушался. Порог "Муравей" гудел бархатным тоном. Цилин любил говорить о каньонной болезни: "…вот ты в каньоне и желаешь во что бы то ни стало пройти порог. А как выберешься наверх, подышишь другим воздухом, тишиной - и думаешь: а лучше бы его обнести !".
Я вспомнил, как прыгал со ступени "Муравья". Баллон занесло на обливник. Казалось, отгребаюсь вечность. В видеофильме - одно мгновение. Время явно растягивалось в напряженных моментах.

Куда кинет "петух"

Водопад "Оба-На" с перепадом высоты в 8-10 метров сверху казался добродушным рассеянным ребенком, который никак не соберет в ладошки растекшуюся по нему воду. Когда же я глянул снизу, - он выглядел зловеще. Отовсюду глядел камень, прикрытый тонкой пленкой безумно летящей воды.
- "Оба-На" - это рулетка. Вот в том петухе,- Сергей показал на водный гребень у скалы,- вся удача для рискнувших прыгнуть с водопада. Кинет петух влево - жилец, кинет вправо - труп или инвалид.
В этот момент двое въехали на язык водопада. Алый катамаран шел без разгона. По словам Сергея это была серьезная ошибка, но "петух" миролюбиво бросил влево. Катамаран развернуло. Двое заскользили спинами в бездну. Посудина громыхнулась о плоскую воду. Весла вскинулись вверх: прошли! Но просевшие лица выдали и другие чувства.
- Чайников боженька оберегает,- сказал облегченно Цилин,- И давайте-ка уже начнем обнос.

"Маманя" и Бог

Катамаран-четверка отчалил первым. Струя за водопадом била в плиту и не давала вырваться из улова. Со второй попытки водопад отпустил. Нас засыпало водной крошкой "Оба-На".
- Анатолий,- крикнул вслед Сергей жестко,- я просто приказываю за поворотом сразу пристать к берегу. А то вам высоковато будет падать с 20-ти метровой "Мамани". Мне стало понятным беспокойство Цилина, когда увидал "Маманю".
Я представлял водопад по фотографиям, однако то, что открылось под ногами - было неожиданно и грандиозно.
Два потока срывались отвесно. На половине высоты они сбивались в одну клокочущую бороду. Буйная борода била в основание скалы и в узком желобе ломалась вправо. Ветер бросал водную пыль в стену и раскидывал дальше, куда ему вздумается.
Внизу на скальной плите копошились человечки. Москвичи по длинной веревке спускали грузы. Что-то выпало из-под клапана рюкзака на середине.
По веревке двинулся катамаран. Его прихватило языком водопада и перекрутило. "Мамане" не нравилась веревка. Она была несообразна с величием падающего грохота.
Мне показалось, что пути дальше нет. Я обрадовался. Высоту неохота покидать. К обрыву подошел Анатолий:
- Надо спускать вещи и катамаран.
Слева я увидел почти отвесную тропу. По ней вверх и вниз карабкались катамаранщики.
- Налюбуешься потом,- добавил капитан. Я знал, что "потом",- это совсем не то, что "сейчас".

Цилин жаждал сделать дневку на "Мамане": "…постоять денек под водопадом - это сказка, о которой мечтают все группы". Каждый день он твердил об этом. "Но шансов у нас немного: стоянку тут же занимают. А если проходят мимо,- так это, словами водившего нас Михалыча,- просто сумасшедшие люди".
Нашей группе странным образом повезло. С ее приходом площадка за водопадом освободилась. Сергей сел на камень и достал из-за пазухи карманную Библию. Я догадался, что удача с местом пришла не случайно:"Маманя" и Бог посиживали на одной скамеечке.

Скалы окружали "Маманю". От них в небо уходили сопки. Я забрался наверх. С макушки открылась картина непогоды. Слева от каньона небо было холодно-серебристым. Справа - стояли тучи. Край непогоды накрывал каньон и отступал. Это выглядело загадочно, будто каньон являл краеугольную линию, как сама человеческая жизнь.
Холод неподвижности погнал вниз. От повсеместной красоты засосало под ложечкой. Я ощутил голод и убыстрил шаги к водопаду. Со склона сопки "Маманя" не была видна, но низкий пробивающий гул незримо витал.

Палатка четверых стояла вблизи водопада. Широкий вход был отрыт. Лежа в спальнике, я наблюдал низвергающуюся массу. Сон не брал. Грохот - факт, который работает полные сутки. Этого я недооценил, когда ставил палатку. Мне чудилось, что ее затягивает под "Маманю". Ночь прошла одним глазом в пенной бороде, другим - в верхнем слое сна, рыхлом и тревожном.

Снова невесомость

Порог "Водопадный" оправдывал свое название. Цилин осмотрел первую ступень и дал "добро" на прохождение.
Водный горбыль, из которого вся вода ломилась вниз, впечатлял. Я подумал: "Схоженость нашего катамарана слабовата". Вспомнился эпизод на реке Восточная Лица…

Байдарка пересекала реку выше водопада. Скала другого берега, куда хотели причалить, находилась ниже. Мы гребли поперек. Таймень-2 несло течением. Диагональ от берега к берегу получалась точной.
Байдарка была на середине. До водопада осталось метров 60, когда от кромки, где исчезала вода, дохнуло серьезным делом. По мне пробежался морозец.
Впереди вынырнул камень. Обойти не составляло труда, только наши весла заработали невпопад. Крепкое мнение друг о друге помогло сделать маневр. На берегу эмоции угасли. Зачем живым ссориться ?

Занятый картинкой из прошлого, я поднимался вверх, к началу "Водопадного". "Катамаран-четверка,- размышлял,- это не байдарка. Больше людей - больше неразберихи".
Нога скользнула в воду. Труба катамарана-двойки, мимо которого проходил, чиркнула и разорвала штанину. Вслед за этим по закону продолговатой симметрии поскользнулся капитан Анатолий. Он упал между плитами, и его отремонтированный шлем окончательно разлетелся на голове.
На шею Анатолию повесили матерчатую люльку. Он засунул ушибленную руку наперевес.
Два эпизода заронили скверное предчувствие. Шагая в тяжелых ботинках, подошел Цилин.
- Идешь, байдарочник ?
Я быстро соображал. В памяти ожил другой случай ...

Угол скалы мог остругать привальный брус байдарки. Корежить посудину в тайге, когда основные пороги впереди,- было неразумно. Я гипнотизировал изгиб порога, пытаясь разгадать подвох. Внутреннее чувство предвещало неожиданность.
Мы опасаемся одного, а происходит другое… По корме щелкнул поток. Байдарку повело вбок. Разворот придал ускорение. Нос, где я сидел, бросило в камни берега. Жесткая сила приподняла и рванула. Мой отсек не был зачехлен фартуком. Обожгла мысль: зажмет ноги и переломает о передний шпангоут. Я подпрыгнул. Сапоги приземлились возле носа байдарки. Инерция толчка потянула дальше. Не поспевая ногами за телом, я скакал вверх по валунам. Настырная сила гнала дальше и не давала разогнуться. Руки уперлись в камень. Я распрямился. Байдарка находилась в трех метрах.

Случай вспыхнул и погас. Глядя в меня, Цилин ждал ответа, а я подбивал итог:" Голос шептал на Чае не зря. Что же имеем нынче ? Пашка и Саша - зеленые горячие. У меня - байдарочное понимание воды".
В этот момент я не знал факта: неделей раньше на "Водопадном" погибло 5 человек. Об этом Сергею сказал лесник. Было это правдой или плохой шуткой - неясно. Цилин предпочел не говорить до прохождения.
- Иду,- сказал Цилину. Мы улыбнулись и с силой хлопнули ладонь в ладонь.
Экипаж сел по местам. Сергей заменил пострадавшего Анатолия. Я устроился на передней посадке.
Из суводи ударили носами в струю и перемахнули выше нужного. Пришлось отрабатывать вниз, до тех "ворот", в которые только и можно было идти. Уклон увеличился. Рык стал ниже и мощнее. Мимо баллона просвистел булыган, за ним - другой, словно свора собак ждала одной лишь ошибки.
Четыре весла наддали и разогнали катамаран. Это был локомотив, что проскочил бы нужное расстояние и без шпал. Горбыль, в который складывалась вода, придвинулся. Водная гора подкинула носы баллонов. Цепляя веслом воздух, я вновь почувствовал невесомость полета. Мелькнула мысль:"В байдарке так не парил. Катамаран - это нечто!".

Зеленый светофор

Кутсайоки впала в Тумчу. Тихое устье не выдавало того, что этот чертенок "…йоки" вытворял в верховье.
До водохранилища оставалось немного. Его даль рассылала флюиды и совершала во мне невидную работу. Былой азарт к порогам убавил пара. Я все больше приглядывался к ветру - богу парусов и разбойнику.
"Котел" и "Карниз" прогремели один за одним. Я втыкал весло в их пену и не находил в себе должного отзвука. Пороги казались славными погремушками на пути к откровению.
Вскоре S-образный зигзаг "Шляпы" посмеялся над прямолинейностью воды и отпустил ее на волю. Настал черед парусов. Я встрепенулся и заметил оживление в других.

Нас обогнал катер. Он шел в другой конец водохранилища - Зареченск. На палубе теснились водники. С ними ехали катамараны, байдарки и остывающие от горячего дела души.
Трубный гудок всколыхнул полотнище на мачте. С борта глядели на паруса, одобрительно завидовали и что-то кричали.

Катамараны покинули реку. Впереди открылась первая ширь.
Мы углублялись. Ближний остров выпирал из ряби. На нем стояла банька, переложенная мхом. "Красота,-подумал,-а мы все мимо и мимо, будто в суетности есть что-то такое, что важнее всего на свете".
Из-за острова возник новый горизонт. Воду протыкали наклоненные макушки. Лавируя между топляками, катамаран пересек эту полосу.
Я осмотрелся. Коренной берег отходил. Голой вершиной мрачнела сопка. Вид на десятки километров - вот что открылось бы с нее. Я подумал:"Оттуда виден жилой пункт Зареченск и кратчайший к нему путь".
Дуновение играло основным и передним парусами. Они казались той волшебной лампой, которую надо лишь потереть.
Минуло полдня. Сизые дали заполаскивали взгляд, но паруса не толкали катамаран. Как заставить их работать ? В парусной "механике" не хватало какой-то детали. Весла - было единственное, что двигало посудину.
Лобовой ветер усиливался. Мы свернули передний парус и отпустили на волю грот. Вращаясь как флюгер, он приносил небольшой вред. С одной лишь вещью мы не могли управиться: это была мачта. Спилить ? Не хватало духу: брезжила надежда на попутный ветер.
Я орудовал веслом. Гребля не давала удовольствия. Я вгонял широкую "лопату" в воду. Катамаран, будто русская печка, не думал двигаться. "Чистая каторга,- подумал в сердцах,- если б не острова. Причалить бы, взобраться на мыс, да смотреть с него так долго, как этого надобно…".
В материю на мачте, которой ловится ветер, все четверо разуверились. Грот скрипел над головой, и я мысленно забегал в те дни, где весело грохотала Кутсайоки.

Катамаран ткнулся в облизанную плиту. Мыс расширялся. От костра, где готовился ужин, подошел Цилин.
- Почему трос стакселя плохо натянут и гик не зафиксирован жестко ? Что за морщина на парусе ? Мы вас два часа ждем !
Ввинтив в экипаж виноватость, он ушел.
Солнце понижалось за сопку. Ветер гонял прозрачный холод между редкими соснами. Ближний остров казался недалеким: всего-то метров четыреста, но мы шли это расстояние целых полчаса. Глубина простора скрадывалась. В этих барханах не отпускающего пространства время прокручивалось невероятно быстро. "Парус и время - иная категория жизни,"- подметил однажды Цилин.
Мы серьезно не укладывались в его график, давно сотворенный на даче. На пути к морю лежали два водохранилища. За день группа прошла половину первого. Этого было явно мало. Ободрить наши надежды мог только хороший попутный ветер.
По всему мысу разлетелся короткий "бэмц". Ужин был готов.
Сергей сосредоточенно ел кашу и впервые за весь поход не шутил. Со столика, сбитого из тонких берез, я взял миску и, глядя в нее, подумал:"Разве это то, что может завалить яму желудка ?". После масштабной гребли я мог бы очистить половину котла.
Край багрового диска таял за горкой. Тяжесть звинела в плечах, как натянутая проволока, и тянула скорей залечь. Чего нам хотелось от завтрашнего дня ? Пройти первое водохранилище. Иовский простор с его простотой и вычурностью линий теперь выглядел громадным чемоданом, из которого хотелось выбраться.
"Бо-о-же-е ! Ты милостив и всемогущ. Дай нам попутного ветра. Много и любой формы,"- прокричал я в небо. Цилин приподнял бровь и чуть заметно улыбнулся.
- Непочтительно просишь,- сказал Витэк, отрезав чурбачок для крепления шверта в двойке.
В глубине мыса сосны стояли плотней. Пока я устанавливал палатку,- она трепетала и рвалась из рук. "Там, где ветер и много воды,- от него не спрячешься",- с этой мыслью я улегся на свое крайнее место. Боковина палатки содрогнулась и прильнула к плечу. Не будет покоя всю ночь,- подумал, тяжелея сном.

Ветер сменился на попутный. Лагерь ожил. "А вот те и раз…"- мой мешок опустился к ногам: катамаран-четверка лежал на боку. Ночью ветер налег в парус и повалил. Я подошел ближе и присвистнул: в нижней части баллона зияли две дыры. Небось, и "Водопадный" брали с ними.
Открытые пупсики засипели, спуская воздух внутреннего баллона. Внешний обмяк. Теперь его можно было чинить.
- Зашьешь ?- спросил Анатолий, - вот нитка, иголка. У байдарочников стежок ровный натренированный. Смотри, не пришей внутренний баллон.
Скоро там, где таращились дыры, сидели большая и малая заплатки. Мы вломились парусом в рубашку ветра. Теперь он, голубчик, работал на нас.
Берега побежали. Сидевшие впереди Павел и я прилегли на баллонах. Я вспомнил про курагу, розданную на день, и кинул первую "таблетку" в рот. "Жизнь налаживается,"- подумал, смакуя не северный плод.
Сопки заметно увеличивались. Из глубины залива мчались волны. Катамаран потряхивало и качало. На всякий случай я ухватился за раму.
За баллонами гудело рулевое весло. Державший его Саша был румяный и красивый, как герой. Сдержанная улыбка пряталась в бородке его отца - Анатолия - словно попутный ветер сотворил он.
Мир летел навстречу. Подумалось - это компенсация за вчерашнее. Я запрокинул голову. Раздутый парус - что может быть прекраснее ? Это крылья. Скоро увидим Зареченск.

Катамаран пересек цепочку крохотных островков. Водохранилище повернуло, и счастье погасло, как дергают ручку рубильника.
Ветер понесся навстречу. Впереди мусолил глаз продолговатый остров. Галс вправо, галс влево успеха не дали. Гряда камней островного мыса словно держала на привязи.
В барахтанье проскочил час. Два паруса группы ушли вперед. Двойка Михайлова и наша четверка оставались на месте. Заговоренный остров не давал себя обойти.
- Возьмем круто влево. Пойдем до коренного берега,- хмуро сказал Анатолий.
Катамаран повернулся. У паруса появилась слабая тяга. Тонкая полоска берега сантиметр за сантиметром стала выезжать из-за острова.
Я глянул на верхушку топляка. Секунду назад он был вровень, а теперь гулял впереди. Катамаран убийственно сносило. Он едва двигался к коренному берегу, но стремительно летел в ту сторону, откуда пришли.
Откат назад морально угнетал. Мы снова взяли правее острова. Его гряда приблизилась. Катамаран поравнялся с мысом и застыл. Мы уперлись в прозрачную стену.
Из-за острова гремел простор. Оттуда летели гребни. Волны валили наискосок и разбивались о скальные плиты далекого правого берега.
Анатолий пощипал бородку и дал команду - обогнуть остров. Четыре весла налегли во всю силу. Скоро фига ветра уперлась каждому в лоб и шепнула что-то такое, отчего весла сбавили темп и заработали вразнобой.
Волны били в носы баллонов. Моя лопасть зарылась, потом схватила пустоту. Носы бухали по ямам и подпрыгивали на гребнях. Продвижение вперед стало химерой. Так бесполезно кружатся чайки над залегшими на дне рыбьими потрохами.

Мы совсем забыли о травившем баллоне. В его сторону обозначился крен.
- Поддувать рисковано,- сказал Анатолий,- большая волна.
Ветер гнул мачту. От покосившегося катамарана повеяло тревогой. Нервы четверых натянулись. "Нужно что-то делать,- подумал, - пусть не удачное, но выводящее из круговерти".
- Дай "порулить" парусами,- предложил капитану. Анатолий отечески взглянул и уступил место.
Чертыхаясь от неурядиц с креплением веревок, я настраивал парусное хозяйство. У меня ничего не клеилось. Я ловил недоверчивые взгляды.
Какое-то время катамаран дрейфовал под напором волн. Потом его развернуло. Парус схватил ветра, и мы понеслись между плитами в заливе.
Совладать с парусом не удалось. На скорости баллон ударило о глыбу. Мы попрыгали в воду и протолкнули раму туда, где была полоска ровного берега. В болотниках, полных волны, я ступил на сушу.
В десятке метров от прибоя росла крупная черника. В этот день всего было слишком много. Даже воды в сапогах. "Это пустяки,- подумал, выливая. - Главное - мы на суше". Катамаран на две трети был вытянут на песок. Коренной берег был под ногами. Я записал это в плюс. И все же захватывала тоска. Это чувство сквозило отовсюду, куда бы ни озирался. Душевное спокойствие, накопленное за поход, было сорвано, как стоп-кран.
Мы поедали ягоду с черничника и приходили в себя. Я вынул затычку из пупсика баллона и стал поддувать насосом. Заговоренный остров маячил впереди. Между ним и берегом плясали белые гребни, как флаги нашей капитуляции.
Я зашнуровал пупсик и ударил кулаком по баллону. Он зазвенел.
Отойти от прибоя удалось с трудом. В заливчике, куда недавно забросило катамаран, торчали знакомые глыбы. Под прикрытием ряда плит катамаран дотянул до мыса и выскочил на свободу. Мышеловка позади !
- Поведем катамаран на веревках,- предложил Пашка.
Береговая линия была усеяна бревнами и черными пнями.
Катамаран прибился к берегу и замер. Сашка оттолкнул его на воду.
Мы продвигались бежком. На скорости посудину прибивало реже. Я оборачивался через две-три секунды и видел упорных чертяк, вцепившихся в светлую душу - катамаран. "Куда-нибудь приведем,- подумал, - хотя… и без почета в глазах Цилина".
Поглядывая назад, я вдруг предельно осознал: катамаран не имеет киля ! "Ага-а,- протянул, как понимают вдруг все и навсегда. - Так вот для чего нужен шверт: водостойкая фанера играет роль подводного паруса ! Не ходи против ветра без шверта".

Подвох

Водохранилище уперлось в глухую насыпь. Два катамарана стояли на приколе. Лидеры парусной "гонки" во главе с Цилиным поджидали на берегу. Меня насторожили их лица. Так выглядит путник, у которого отобрали его горизонт.
Баллоны ткнулись в дамбу. Мы поднялись наверх.
-Посмотрите-ка, что тут человеки натворили,- бросил Сергей. За дамбой шло сухое русло с лужами. Куда же девалась вода ? А она уходила в трубы и бежала 3 км до ГЭС.
-На переезд нужен день,- бросил Цилин. Стало понятно: Княжегубское водохранилище мы не увидим.
Катамараны с парусами элегантно выстроились у дамбы. С другой стороны падал ручеек.
- Ну что, дорогие граждане, поздравляю с завершением водной части маршрута,- засмеялся Сергей. Повисло молчание. "Что же дальше ?- спросил я себя. - Первое - надо вынуть парус из души. Начинаются будни".

Шверт действует

До отъезда из Зареченска оставался день. Паруса огромными птицами развернулись вспять. Нам приглянулся островок в глубинке водохранилища. Здесь можно было дневать. С одной стороны носился ветер, с другой - защищали островки.
Цилин умчался под парусом за банным каркасом, что приметил с сыном где-то по пути. Мы затопили баню. Просветленная солнцем вода лагуны искрилась. Дым расходился косами.
Моя память обломала углы вчерашнему шторму. В сложенном упакованном виде он не был таким, как наяву. Я слышал, как его согнутые края скрипят, стараясь разогнуться.
Витэк предложил прогуляться на катамаране двойке. Он показал на берегу, как надо крепить шверт.
- Выберемся из островов - запустим парус.
С опасением поймать топляк мы отошли на веслах. Оба посмотрели вокруг, запоминая приметы. Дорожку обратно мог бы подсказать дым, курящийся над баней. Полагаться на это не хотелось.
- Смотри,- указал Витэк. Со стороны Зареченска был едва различим крохотный парус Цилина.

Шверт вошел в воду и, словно колдун, заговорил с одному ему известными силами.
- Перекидывай стаксель и крепи,- заторопил Витэк. Я перекинул треугольник паруса и зажал веревку в стопоре. Катамаран ожил, дернулся. Вода за баллонами зашипела.
-Теперь удерживай кормовое весло, регулируй.
Рваный ветер наполнил паруса. Цепочка островов дрогнула навстречу. Катамаран мчался мощным послушным зверем.
Я старался держать круче к ветру. Это было непросто, и баллоны рыскали. Я нажал сильней рукоятку весла. Катамаран развернуло. Парус обмяк. Мы стояли, качаясь на волнах.
-Удерживай угол,- усмехнулся Витэк. Мы снова поймали свежак. Катамаран мгновенно набрал ход. "У-р-р-р,"- взвыла вода.
Парус вырвался за крохотные островки. Везде было ровное лежбище, взлохмаченное гребешками. На нем не существовало расстояния. И только сопка, как фотообои на экране, обозначала мнимый предел.
Ветер был настоящим. Он стрелял залпами, разнося мясо своей реальности во все уголки. Катамаран замедлял ход и взрывался бегом.
Порыв накренил мачту. Баллон оторвался от воды.
-Уваливайся от ветра,- крикнул Витэк. Он перекинул стаксель. Катамаран изменил курс, и мы беспечно помчались к другим берегам.

Северное сияние

Последний ночлег подцепил в душе лучшее и затолкал в пузырек с тоской. Андрей и Сергей запели А. Круппа. Бревна торчали из костра. Смолистый дым пропадал в темноту.
Над горизонтом прошла трещина. В ее светлый клин потянулись облака.
- Смотри,- ткнул в бок Михайлов. Мы запрокинули головы. Полоса северного сияния зажглась по небу. Зеленовато-желтые сгустки пульсировали на проложенной дорожке.
Над головой заиграло кружево. Оно вспыхивало, раскидывалось и сжималось.
Сияние погасло. Яркая трещина шире захватывала горизонт, но мрак воды казался упругим и неподатливым. Я бросил камешек. Раздался всплеск. "Вот и прошел отпуск,"- всплыла неторопливая мысль.
Над головой угадывалась бледная дорожка. Некто заведующий небом не спешил убирать декорации северного чуда. Мы разошлись по палаткам.

Олег Воробьев,
Минск

дата написания 30 октября 2003 г.
дата правки 20 ноября 2005 г.