Творчество

19 августа 2019
( Москва )
0 262 0
Сказка

Автор - Михаил Сидоров (Санкт-Петербург)

Не нравился мне этот снег. Не нравился и всё тут. Какой-то он был не такой. За спиной нормальный, а здесь не такой. Опустившись на колени, я потрогал его рукой. Плотность, вроде, та же и цвет... Потыкал его ледорубом, даже на вкус попробовал. Что-то в нём было не то. Не знаю, что. Но идти по нему не хотелось. Я посмотрел вниз. Обходить было стрёмно и далеко, но что-то меня сюда не пускало. Я снова отломил кусочек наста и кинул его в рот, поджидая Чена.
Долговязая, не по-корейски крупная ченовская фигура, пыхтя и отдуваясь, приближалась ко мне по склону. Тишина стояла оглушительная, и даже отсюда мне было слышно, как работают его лёгкие. Вчера мы с ним здорово перебрали с питерскими и с утра были явно не в форме. Купание в ледниковом ручье с последующим беганьем по округе быстро привело меня в норму, но Чен в воду лезть наотрез отказался и теперь молча страдал. Подойдя, он грузно плюхнулся в снег и посмотрел на меня исподлобья.
- Оттягиваешься, да?
Он тяжело переводил дух и редкая щетина вокруг его рта серебрилась пушистым инеем.
- Да нет, не знаю...Не нравится мне тут. Снег какой-то левый, да и вообще...
Чен снял рукавицу и попытался проткнуть ледяную корку.
- Снег как снег. Заломало что-ли, алконавт?
- На себя посмотри!
Он задумчиво пососал льдышку и сплюнул на снег тонкую корочку.
- Ну, и что теперь?
- Обходить надо.
- Пошёл ты!
Я посмотрел вниз. Обходить не хотелось. Идти вперёд тоже.
- Слушай, давай обойдём.
- Слушай, кончай глючить. То не так, это не эдак. Покурим и пойдём.
Убеждать его в чём-либо было бесполезно. Если уж Чен упирался, сдвинуть его не могли никакие доводы. Он лёг на снег и взгромоздил на рюкзак ноги.
- Дай попить.
- Фиг тебе! Пойдём в обход - дам.
- Дай попить, я вперёд пойду.
Я развязал рюкзак и отдал ему термос. Пока он обжигался горячим чаем, я вогнал в снег ледоруб и, продев карабин, размотал верёвку. Кинул ему узел.
- Пристёгивайся.
Он сочувственно посмотрел на меня.
- Пристёгивайся, пристёгивайся - целее будешь!
- Видела б тебя Аська - обрыдалась бы!
Аська была женой Чена. Она сдувала с него пылинки, будила по утрам на работу и впадала в отчаяние всякий раз когда Чен, собираясь в альплагерь, выбрасывал из рюкзака баночки с джемом и многочисленные, домашней вязки, жилеты.
Нехотя Чен привязался. Надел перчатки, вытащил ледоруб.
- Может, всё-таки обойдём?
- Не канючь.
Он с хрустом вогнал в наледь кошки.
- Ладно, пшёл вверх, корейское отродье. Правее давай держи!
Чен внимательно посмотрел на меня, открыл было рот, потом, видимо, передумал и послушно захрустел в заданном направлении.
Он был от меня шагах в двадцати, когда под ногами у нас что-то хрюкнуло и огромный пласт снега, с Ченом впридачу, ушёл вниз. Ледоруб, помедлив, упорхнул следом и мне ничего не осталось, как сигануть влево надеясь, что верёвку не оборвёт и мы с ним зависнем по разные стороны гребня. Страховка, как в песне, не подвела, меня дёрнуло, остановило, а затем с неописуемой лёгкостью перекинуло обратно. Последнее, что я видел, был набирающий скорость Ченов рюкзак с хлопающими по бокам лямками. Мелькнула мысль: "А пряжки то - полное говно!", затем меня с хрустом переломило в поясе, что-то вмазало по затылку, и я отключился...

В трубу всё было видно, как на ладони. Посреди склона там рос каменный островок. Одного занесло справа, другого слева. Верёвка зацепилась, выдержала и они зависли метрах в десяти друг от друга. Тот, который без рюкзака, ещё шевелился, второй же висел неподвижно. К ним уже почти подобрались. Застраховались на гребне и стали медленно, по диагонали, спускаться. Оставалось немного...
Совершенно беззвучно взметнулось белое облачко и огромная масса снега тронулась вниз. Когда их накрыло, пришёл звук. Утробный, раскатистый рокот. Секунд через двадцать всё это мессиво остановилось и котловину под нами стремительно заволокло снежной завесью. Лагерь окутала колючая пыль. В мгновение потемнело, забил озноб, и расстёгнутые входы палаток щедро припорошило снежком. Потом осело, развиднелось и потихоньку начало припекать. Под ногами простиралась обширная белая пустошь...

Они по-прежнему оставались на месте. В яркой одежде, освещённые солнцем, чётко выделяясь на ровном, лишённом теней склоне. Теперь к ним не торопились. Поблёскивала оптика, вокруг наблюдателей велись оживлённые диспуты.
- Повезло им...
- Если можно так выразиться.
- Да-а, слегка пригреет - всё, гайки!
- Да им уже гайки. Гарантированные. Вопрос времени.
- СВД бы сюда - пристрелить, чтоб не мучились!
- Второй-то, похоже, всё...
- Или в отключке.
- Да какая разница - в отключке, не в отключке. Всё равно - крышка! Смертники.
- Приговорённый Семёнов, срочно пройдите к месту казни!
- М-да, "живые убитые". Первый раз вижу.
Склон там был градусов тридцать и ниже выпадал в вертикаль метров так на четыреста. Зрелище впечатляло, сюжет завораживал, продолжение, естественно, следовало.
- А кто теперь начспасом?
- А хрен его знает!
- Какой, в жопу, начспас - снега до дури, сойдёт всё до вечера!
- А вдруг не сойдёт?
- Сойдёт, куда денется, стена-то южная.
Снега было действительно много. То, что сошло сейчас, даже не испортило общей картины. По всему склону, сгорбившись, свисали ватные комья, и их бесстрастные тёмно-голубые тени внизу только подчёркивали всю мощь уже сформированых лавин. Казалось, они медлят - перегнувшись и высматривая неосторожных - чтобы, выждав момент, продемонстрировать свою беспощадную, цепкую хватку. Вот. И всё это искрящееся великолепие с гарантией валилось на голову первому, кто осмелится сунуться. День выдался солнечный, температура росла, обещая порадовать зрителей роскошным финалом.
- Воистину, каждый умирает в одиночку...
- Подожди, я что-то не въехал - туда больше никто не пойдёт, что ли?
- Ты что, слепой?
- Да нет, я-то вижу. И они нас тоже, между прочим.
- Он что, из "школы"? Тебе ж объясняют...
- Всё-всё, я понял - спасы отменяются.
- А не спасы и были, дружище.
- А что же это было, по-вашему?
- Банзай-атака. Коллективное самоубийство.
Рядом с готовностью засмеялись. Уходя, я заметил треногу с телескопическим объективом. Рядом устанавливали такую же. Склонившись к видоискателю человек старательно выставлял диафрагму, чтобы в нужный момент получить трагичный в своей простоте снимок. Интернет, глянец журналов, а там, как знать, может и "Уорлд Пресс Фото". Печать смерти. Печать гения.
Скажите, что вы чувствовали нажимая на спуск?
За спиной зажужжало и щёлкнуло. Кадр первый. Вид "до".
Суки поганые!

Таким я его ещё не видела. Пришёл - как обкуренный. Как не отсюда. Отрешённый, сосредоточеный, а вот глаза - волчьи. Ледяные. Собирает рюкзак и молчит: у меня аж внутри всё заныло, так я его сейчас захотела...
Он нравился мне. C cамого начала. Какой-то он был необузданный, дикий, из прошлых веков. Десперадо. Сатрап. Совершенно безумный. Захотел - сделал. Потом раскаялся. Но и вида не подал. Это его безумие заражало, растекалось флюидами и даже взрослые, состоявшиеся уже мужики в его присутствии начинали заметно нервничать. Но тянуло к нему...
Две недели назад я его знать не знала. Отдыхала в приличной компании - машины, прицепы, навесы, шашлыки. Телевизор от аккумулятора. Ненавязчивый секс. И тут он. С рюкзаком, заросший - "КЭМЭЛ ТРОФИ", будто его неделю назад с парашютом скинули. Встал рядом на берегу, костёр развёл. Рыбы надёргал, коптить повесил - просто Мик Данди, Австралия. Инге он, кстати, тоже понравился. Ну, мы и подсели. Мужики наши потом подтянулись - за нами, да так и остались. Всю ночь он нам байки травил, а я оторваться от него не могла. Он, между прочим, заметил. Утром я уехала с ним. Рюкзачок взяла у Вадима, спальник. Записку оставила. И две недели по горам, километров по двадцать за день. За пол-месяца - жизнь. Альтернативная. Или параллельная. Не знаю. Знаю только что прошлому - вот. От плеча. Насовсем. Без меня перетопчутся!
Словом, вчера мы пришли сюда. Загорелось ему. Посмотреть на Вершину. А тут такая фигня. Ну, он и психанул. Пришёл, стал собираться. Один.
- Майк...
Ноль внимания!
- Я с тобой?
Не-а, нет меня тут. Ма-а-айк, ау!
- Э-эй! Тук-тук. Anybody here?
Господи, можно подумать я со стеной разговариваю!
- Майк, блин, сделай рожу попроще!
Ух, как вскинулся! Зверь просто.
- Вах! Зарэжэшь, да?
Дошло наконец. Подошёл, взял за плечи.
- Извини. Что-то я малость того сегодня... Давай-ка, собирайся по-быстрому.
- Мы их хоть вытащим, вдвоём-то?
- Вряд ли. Да это и не главное, на самом деле...
- То есть?
- Прикинь, каково там одному умирать? Даже если мы просто посидим с ним, за руку подержим - уже легче. Может, передать что успеет: жене, например... Ну, понимаешь, короче!
- Вроде душеприказчиков.
- Типа того. Как в "Рядовом Райене". Ну, помнишь там в самом начале: пляж Омаха, десант, мясорубка... Всех косит по-чёрному и капеллан под пулемётами ползает - причащает.
В-общем, собрались мы, присели, и тут к нам Муха подходит...

Местечко здесь оказалось то ещё. Меня, честно говоря, предупреждали, но, блин, уж очень маршруты кайфовые. Оторвались мы, конечно, по-полной. Наши, отмотав, разлетелись, а я осталась - вписаться к кому-нибудь и разочек ещё отметиться. Только обломилось всё не по-детски. Третий день кукую - никто не берёт, то ли рожа такая, то ли что...
Жлобья на квадратный метр - немеряно, аж дышать невозможно. Фирменные, яркие, навороченые - ну просто фотки из каталога. Все распальцованные: кто с Аляски, кто из Непала... Зуб даю - ходили там налегке по тропам и цифровухами щёлкали. Шмотьё на носильщика и вперёд! В отель "Як и Йети".
Кофе, сэр?
Это было заметно. Прилетят на вертушке и маются с аклимухи. Ребята говорили: пока до верха дойдут - все склоны уделают. А заползут на вершину, блеванут напоследок, утрутся и давай флаги разворачивать. Банк такой-то. Эмблема. Фото.
А это, господа, наш генеральный... Он сейчас в Антарктиде. 
Рожи геройские, дальше некуда. Насуют мыльниц - только успевай поворачиваться. То так встанут, то эдак: и панораму им сделай, и снизу вверх обязательно - чтоб выше нас только небо. И портрет каждому персональный, и в обнимку, компанией...
Что? Блевотина в кадре? Ну так припороши... 
Покорители херовы!
Но в основном они, конечно, внизу тусовались. Цедили шампанское (вертолёт бухла, веришь?) , "общались" и демонстрировали привезённым девицам пройденные когда-то склоны. Девахам скучно, - в гробу они всё это видели - но молчат, терпят. Отрабатывают. Белокурые грации в нулёвых "VauDe". Зубы - фарфор, загар - Мальдивы. Подиум. Эксклюзив. Такая вот шняга, короче. Повереным через пол-континента цэу по мобилам, с ветеранами запросто: "Витя, Володя", а по вечерам обязательно пение. Да так, знаете, слажено. Под дорогую гитару, на три голоса, искренне.
" Ми - ла - я мо-я! Сол - ныш - ко лес - но - е..."
Свечки сквозь нейлон теплятся, чайник пофыркивает и глинтвейн поварёшкой. Идиллия. Но - строго по приглашениям. Только секьюрити не хватает. На входе.
Сожалеем, но сегодня - частная вечеринка. Покажите вашу визитку...
Мужиков даже искать не пошли. Поводили окулярами сверху и успокоились. Нас сфотографировали, как мы конус лавинный топчем со "школой"- а всё равно больше не с кем было - и убрались все. И, как назло, заволакивать стало. Теперь снизу только пешком, а пока спасы подойдут, часов двадцать пройдёт, как пить дать. Не успеют они, короче. Словом, жопа полная: эти висят по-прежнему, идти туда некому, спасатели через сутки, и весь актив - отделение "школы". Пять человек. Четыре дня в горах. Впервые, естественно. Хоть в одиночку иди. И стрёмно, и сукой себя при этом чувствуешь распоследней. Такой вот расклад. Поэтому когда этот кекс объявился - как камень с души, честное слово. Подошла, перетёрли. Держатся вроде уверенно, хотя дама его, конечно... Но, в общем, ладно - не главное. Собрались. Сняли со "школы" верёвки, какие остались, и двинули. Точь-в-точь по следам. Я ешё украдкой переплюнула и по лбу постучала, гляжу - он то же самое сделал и, вдобавок, пальцы скрестил. На удачу, значит. Ну, вроде наш человек, слава богу! Только вот скво его... Ну, левая совершенно! Ледоруб держит - глаза бы не видели. Ей-богу, лучше б из "школы" кого взяли и то больше пользы было бы. Но иду, помалкиваю: шоу-то не моё. Вдруг вижу, ёшкин коробок, догоняет нас кто-то! И ладно бы кто - Бандос, раздолбай недоделаный, собственной персоной!

Бандос был огромен, шумён, неуклюж и громоздок. Ему было девятнадцать, сам чёрт ему был не брат и никто в лагере не воспринимал его всерьёз. Он постоянно сипел, хрипел, дохал, отхаркивал, хукал - что-то у него было с лёгкими - и при этом беспрестанно курил жуткие, вонючие до остановки дыхания сигареты типа "Тамбовский Вожак". Считал себя записным остряком и щедро демонстрировал окружающим образчики пубертатного юмора, отчего окружающих брала оторопь и не покидало ощущение неловкости. Толстый и неповоротливый, Бандос рвал палатки, опрокидывал котелки, прожигал примусом спальники и без конца терял казённое снаряжение. Инструктора вешались. Даже Женя Зябликов - Царство ему Небесное! - интеллигент генетический, со всеми на "вы", и тот не выдержал: на третий день занятий стал то и дело отходить в сторонку, где вполголоса, грязно, как дембель, комментировал происходящее.

А ещё Бандос пах. Как у всех толстяков, его вегетатика оставляла желать лучшего, и при малейшей нагрузке он сильно потел. В первый же день его ласково прозвали Потным Слоником, но после пары ночёвок никто не соглашался жить с ним в одной палатке. У него пахло всё. Каждая часть его необъятного тела издавала неповторимый и редкий по своей интенсивности запах. У него пах даже спальник - выданый при продаже за утиный, пух которым он был набит, оказался на проверку собачьим и после первого же намокания от него несло, как от эскимосской упряжки...

И такое вот чудо, лучезарно улыбаясь, догоняло нас сейчас на первом подъёме. Оно хрипело и задыхалось, но сияло как начищенное, ни секунды не сомневаясь в том, что ему сейчас же простят все грехи и, хлопнув по плечу со словами "Молодец, старина!", немедленно примут в компанию.

- Вы только гляньте - явление Христа на родину. Ты что потерял тут, придурок?
- Я с вами...
- С нами? Тебе чего было сказано? Тебе чего было сказано, а? Сидеть на жопе ровно, в м е с т е  с о  в с е м и, вести наблюдение и доложить когда спросят.
- Ну, это... вас же мало. Вот я и подумал: всё-таки спасы, лишние руки...
- Руки? Твои? Гони его на хрен, Майк! Он нам тут наспасает, покойник ходячий! Он нам тут так наспасает - камни завоют!
Бандос обиженно засопел.
- Ну чё ты, блин, в самом деле! Я вам ещё снаряги припёр и вообще, знаешь Муха...
- Слушай, жирный, меня внимательно! Чтоб называть меня так, тебе надо хотя бы кем-нибудь стать, а пока что ты здесь никто, понял? Одно Большое Никто. Мешок с говном. И нех....й сипеть тут. С запалом. Твой номер шестнадцатый - молчать и слушать! А теперь - пошёл на х... отсюда!
Он растерянно потоптался и повернулся было назад...
- Стой.
Бандос замер.
- Значит так: идёшь с нами. Молча. Совсем. Просто переставляешь ноги вплоть до особого распоряжения. Идёшь прямо за мной, след в след, ничего руками не трогаешь...
- Спасибо, Майк! Я ...
- Курево своё блядское оставь здесь. Фотик тоже.
- Так это...
- Всё, я сказал! Подберёшь потом, если успеешь.
- А если не успею?
- Значит не подберёшь. Новый купишь.
- Ну, Майк...
- Всё, я сказал! И засохни. Реплики только по делу, понял? Понял, я спрашиваю?
- Понял-понял.
- И рожу сделай попроще. Мариш, на гребне состегнись с ним...
Ну и лицо у неё было, доложу я вам! Только не мог я Бандоса вниз отправить. Не мог и всё. Добрый он, хотя и мудак редкостный. Вернётся - заклюют его в лагере, а обозлится - всё, привет! Так мудаком и останется. Злобным. Сейчас же ему шанс выпал в себя поверить. По-настоящему. При любом раскладе. Уже изменится человек. А придурь... Придурь она со временем выйдет.
- Готовы? Пошли.
- Спасатели - вперёд!
- Закрой пасть, ублюдок! Шевели жопой!

Было очень больно. Кровь не останавливалась, я заплевал уже весь снег и теперь приходилось её глотать. Затем меня вырвало. Кровью. На снег. Под себя. Куртка примёрзла, а с ногами что-то случилось, и шевелить ими я не мог. Руки оставались свободными, но на них, пока я был в отключке, натекло крови и теперь они отчаяно мёрзли. Я было пытался подвигать ими, но с каждым взмахом так отдавало в голову, что оставалось только дышать на пальцы, да время от времени тихонечко сжимать-разжимать кулаки.
Неподалёку застыл Слон. Я не видел дышит он или нет, но каким-то смутным чутьём знал, что он ещё жив, хотя ноги ему вывернуло - жуть и, вдобавок, разбило голову. Рюкзак остался на нём, и теперь он лежал, распластавшись, как морская черепаха на суше.
- Серёга!
Слон не отвечал.
- Серый!!!
Ни звука в ответ.
Во всё-таки чутьё у человека! Ему в сейсмологию - уйму денег на датчиках сэкономили бы. Ч-чёрт! Ну чего тебе, сволочь, обойти стоило?
- Слон!
Мне было плохо. Если б мы только пошли низом...
- Слон!!!
Твою-то мать, если бы мы пошли низом!

Льда он не чувствовал. Сто пудов. Знал как надо ходить, страховался старательно, но в натуре льда он не видел. Отроду. Было заметно. Бандос умел больше.
- Майк!
- Ну.
- Перестегнись к толстому.
- Для нахера?
- Майк, перестегнись.
Силён, собака! По глазам всё понял - хоть бы в лице изменился.
Перестегнулись.
- Пойдёшь первым. - это уже он сам, без меня, решил.
- Я? - Бандос охренел.
- Да. Давай, Витёк, двигай!
Тот ка-а-ак ломанётся.
- Хорошо придумано. Смело. Только давай-ка на пару всё...
- Ничего, пусть тренируется.
Вот зараза, а? Педагог выискался. Вожак, блин.
"Что-о-о, самка во главе моего отряда?!" 
Угробит же всех, облажается и угробит!
- Бандос!
- А?
- Х... на! Ледобур доверни, урод!
- Ну, зачем же вы так, Марина? Он ведь старается…
Надо же, заговорила! Не выдержала. Как же, такая несправедливость кругом!
- Майк!
- Ну, чего тебе?
- Стой где стоишь, не ходи дальше.
- Что стряслось?
- Перетереть надо.
- Надо ли?
- Надо Майк, надо.
Подошли.
- Давай-ка, в сторонку - пошептаться.
- Давай-ка здесь.
- Ну, смотри, сам напросился. Майк, честно - ты ведь по льду не ходил ни разу?
- Ходил. Правда, давно...
- ...и неправда! Брось, на тебя же смотреть страшно. А на кодлу твою тем более. Вы ж в гробу одной ногой уже... И спасатели из вас - как из кобылы трубадур.
- Ну, и в чём тут мораль?
- Майк, тебя никто не пригибает. Только давай здесь, на горе, разруливать буду я, хорошо? Твоя идея - мой дизайн. Убьёмся же на хрен!
- То есть, я - зицпредседатель теперь?
- Председатель. Совета директоров, если хочешь. С контрольным пакетом.
Всё-таки с понятием парень.
- Хрен с вами, мусора - банкуйте!
- Вот и отлично!
Он хмыкнул.
- Только я требую чтоб меня называли полковником!
"ПОЛКОВНИК Хатхи, если не возражаешь!" 
- Непременно, полковник. Слушай мою команду...

Ни меня, ни Витю Муха в упор не видела. Не хотела. Женщина-борец. Маскулинум чёртова. Меня-то она не трогала, сами понимаете, а вот парню от неё доставалось по-полной. Она его только что не пинала. Стоит на страховке и так и треплет его, так и треплет. На секунду прервётся - нас с Майком откорректировать, и снова:
Па-а-а Ба-а-анд-о-о-о-с-у-у-у... А-а-асколочным... Пли!!! 
Аж шерсть клочьями. Бандерша какая-то! Но ходит здорово. Легко, как дышит. И дышит, кстати, тоже легко. Мы-то уже как паровозы, Витя вообще вешается, а ей хоть бы хны. Да-а, Майку до неё далеко, даром что он двужильный. Кстати, он после разборки пригорюнился, - цацку-то отняли - но вида особенно не показывал. Но часа через пол, всё-таки не выдержал:
- Муха, бля, кончай говниться! Надоело.
- Слушай, если это тело соскользнёт, ты его не удержишь.
- Соскользнёт, если будешь давить. Он и так уже дышать боится. Оставь парня в покое. Сам справится.
- Майк, это в твоих интересах...
- В моих интересах - мир в семействе. Целовать друг друга не обязательно, но в остальном чтоб тихо было! Короче, всё. Кончай.
- Смотри, Майк...
- Смотрю-смотрю, не беспокойся, всё нормально будет.

Всё-таки человек Майк. Человек. Не то что другие. Блин, ну почему, если кто-то стоит чуть повыше чем ты, он тебя немедленно под себя подсунуть норовит? Вот взять например Муху - чмарит всех, как в армии. Или Волкова, нашего препода по электротехнике... Его даже в сортире нарисовали. С портфелем. А на портфеле надпись: "Я несу вам всем п.....ц!" Особенно мне. Вот что я им сделал, а? А Майк, он всё-таки человек. Он мне сразу понравился. Ещё вчера. Главное - простой. Как стружка кокосовая. Разговорились, ощущение такое, будто давно знакомы. А ведь он меня старше. Намного. Надо будет спросить, сколько ему...

Удержать я её не успела - ещё верёвка не натянулась, а Муха уже зарубилась. Профи. Главное, быстро так: хоп-хоп-хоп и все дела. Закрепилась и свободной рукой ледобур ввинчивает. А вот лицо у неё - белее снега и с ногой, той, с которой кошка соскочила, явно что-то не так. И не звука. Тишина полная.
- Майк!
Первым оглядывается Бандос.
- Ой, ёбт...
Они поворачивают и сразу начинают спускаться к Мухе. Та уже пристегнулась к крюку и лежит закусив воротник.
- Что?
- Колено. Кошка ушла - тросик лопнул, сука. Новые кошки - сезон не отходила.
- Сильно?
- Не знаю.
- Встать можешь?
- Не знаю, больно...

Это же надо, как не повезло! Так облажаться, ёрш твою двадцать! Так облажаться. А сколько гонору было... Блин, ну кто бы знал... Позорище!

Лодыжка. Наружная. Не то чтобы очень, но всё-таки. Порезали коврик - зашинировали. Ледоруб подложили для жёсткости и скотчем замотали всё. Муха блестящими глазами мужественно смотрела в сторону.
- Фигня всё, Мариш. Не бери в голову...
- Вот ты и снова директор, Майк.
- Только над Толстым.
- То есть?
- Мы наверх с ним, сама понимаешь. Гюльнара с тобой - под твою ответственность, учти. Палатку вам оставляем, горелку...
- Майк.
- А?
- Не надо палатку. Лучше коврик оставь. Тут не очень-то круто - съезжать на нём буду. С подстраховкой. А потом Гюльнару принимать. Так и спустимся.
- До темноты не успеть.
- Успеем. Вниз не вверх. Пару ледобуров ещё оставь. А палатка вам самим пригодится.
- Думаешь?
- Бля буду! Давайте, мужики, двигайте. Время!
- Ладно, девки, пока! Буэна вентура!
- Майк, Толстый, вы это... Словом, я...
- Да брось ты, забыли! Верно, Майк?
- Дык! Давай, Гуль, осторожней тут. Муху слушайся.
- Майк...
- Но пасаран, мучачита! Пошли, Витёк.

Заволокло. Похолодало. Это хорошо. Солнца нет - авось, ничего уже не сойдёт сегодня. Правда, не видно ни хрена, но уже почти дошли. Сейчас в скалы упрёмся, а от них прямо вниз. Голова болит, просто разламывается. Сейчас постоять бы немного, отдышаться, а то совсем уже...
Как там девчонки сейчас? Хорошую Майк подругу себе нашёл, спокойную. Азиатка. Интересно, откуда она?
- Стой. Отдохнём.
- Угу. Слушай, Михаил, а Гюльнара, она кто? Ну, по национальности? Ты это... Извини, если...
- А хрен её знает! Монголо-татарка. Я, кстати, не Михаил...
- А кто?
- Матвей. Даже Матфей. Матфей Иоаннович Титаренко.
- А так разве бывает?
- Бывает, если папаша священник.
- А почему - Майк?
- А кто - Мотя?
- Ну, в-общем, да... То есть, нет. Короче, я понял. А тебе сколько лет?
- Двадцать девять, а что?
- Да так, просто спросил. А ты не священник?
- Что, похож?
- Н-н-нет, я думал - у них профессия по наследству. Ну, знаешь, молитвы там, с детства, посты всякие... А потом уже и вопроса не встаёт - куда после школы. Ты молиться умеешь?
- Что?
- Ну, это... профессионально. Ну, чё ты ржёшь? Я в смысле... ну, службы там, распевы...
- Ты верующий, что-ли?
- Ну, в общем, да. Крещёный. И молитвы знаю. У меня даже иконка с собой. Вот, смотри. Возле церкви купил.
- Обстоятельный ты мужик. Ничего не забыл.
- Ну так! А тебе, наверно, вообще ништяк - батя-то, поди, насчёт тебя ежедневно у Христа на ухе сидит.
- Не знаю. Да мне, на самом деле, до звезды. Я в церкви последний раз лет двенадцать назад был.
- Ну!
- Точно. Меня и в самом деле в семинарию хотели. Без вариантов - семья-то поповская, спокон веку ещё. Традишенал, бля. И в епархии уже местечко забили и попадью мне сосватали...
- Кого сосватали?
- Попадью. Ну, жену, блин. Из своих - кондовую, посконную и домотканную...
- Ну?
- Баранки гну! Благословили по всей программе и в Питер отправили. А там уже ждали - всё уже на мази было, только вьёт!
- А ты?
- А я, как в Питер приехал, в Первый Мед поступил. С наскока. С тех пор дома и не был.
- Ну, ты даёшь! А родоки что?
- Шухеру было - что ты! Потом улеглось вроде бы. Но дома не жалуют.
- Откуда знаешь?
- Брат пару раз приезжал, старший.
- Тоже священник?
- Ага.
- А ты?
- А я психиатр.
- Во, бля... А работаешь где?
- Сейчас нигде. Сезон закончится - устроюсь куда-нибудь. До весны.
- А потом?
- А потом - в путь! Сапоги дорогу знают.
- Здорово! А живёшь где?
- А живу где хочу. Где зима застаёт. Устраиваюсь на работу, набираю дежурств, месяц сплю в ординаторской на диване, а потом или в общагу, или снимаю где-нибудь. Если повезёт - живу у девочки.
- Вот Гюльнара тебя не слышит!
- Не говори! Ладно, христианин-любитель, давай двигаться.
- Слушай, а вот...
- Хорош трепаться, время идёт...

- Э-эй, парень, ты жив?
Кто-то тряс меня за плечо, рождая расходящуюся волнами мутную боль.
- Э-эй, слышь...
- Пусти!
- Майк, этот жив! Как там у тебя?
Я пытался открыть глаза, но что-то мешало. Что-то склеило веки и любое усилие кончалось гулкими ударами в голове и неудержимыми тошнотными судорогами.
- Твою-то мать...
Он перевернул меня на спину и, похоже, я блеванул ему на руки.
- Майк, эта кровь изнутри! Что? Да нет, он целый, просто кровью блюёт. Что? Ноги? Слушай, не знаю, сам посмотри.
Второй идёт от Слона. Их что, двое что-ли? А где остальные? Блин, как холодно!
- Чё там?
- Живой. Дышит нормально, но поломан в хламину.
- В отключке?
- Угу. Хорошая отключка, качественная. Слушай, там у меня термос - ототри ему морду от крови.
Тепло. Наконец-то. Хоть по лицу тепло...
- Э- э, хорош! Хорош, блин. Нельзя тебе пить, слышишь?
Их двое. Как же они нас утянут-то?
- Как же мы их потянем, Майк? Темнеет уже.
- По одному.
- Так темнеет же. Впотьмах что-ли поволочём?
- Поправочка - ты поволочёшь. Один.
- А ты?
- А я наверх, под скалы. Палатку ставить. Управлюсь - помогу.
- Ни хрена себе! Я ж повешусь с обоими.
- Сто пудов! А ты что, чего-то другого ждал?
- Слушай, может на пару, а?
- Назвался негром - полезай в Гарлем! Мне там ещё место найти, утоптать и палатку поставить.Так что - вперёд! Цигель-цигель, а то стемнеет.
- Ни хрена себе!
- Всё, давай. Я пошёл.
- Чё давай? Ты скажи чё делать-то!
- "Ты скажи, ты скажи! Чё те надо, чё те надо?" Дро...ь!
- Ну, Майк...
- Блин! Поднимись метров на тридцать. Застрахуйся. Площадку выруби. На четверых примерно. Потом спустишся, пристегнёшь этих и уже сверху, сверху, через блок, обоих к себе зачелночишь. По очереди. Верёвок хватит. Усёк?
- Усёк.
- Вперёд!

Я уже поднялся метров на десять. Бандос вырубал площадку. Внезапно хруст и пыхтение прекратилось и снизу донеслось лёгкое удаляющееся дребезжание. Затем оно смолкло. Всё было понятно - оранжевый воронежский ледоруб достиг перегиба и в данный момент находился где-то на полпути к далёкому леднику. Секунд через пять Бандос убитым голосом возвестил:
- Майк...
Я молчал.
- Майк, я кайло прое...л.
Вот теперь уже можно поворачиваться.
- Ё... твою мать! Что ж ты, б....ь косорукая, всё теряешь-то, а?
- Майк, я нечаянно. На секунду темляк снял, а он...
- На секунду? Мудила! Нечаянно он... Сука! Урод!! Вредитель!!! Чем работать теперь будешь, а? Чем? Хером? Чё сопишь, чебуратор?
Бандос был сражён наповал. От меня он, похоже, такого не ждал. У него даже слёзы навернулись.
Ч-чёрт! Кажеться, перебрал.
- Ладно, блин... Извини. Херня вышла. Забыли.
Бандос молчал размазывая сопли.
- Ну всё, Бандос, всё! Извини.
Я спустился к нему.
- На, руби. Я их упакую пока. Слушай, ну кончай ты сопли сосать, ну! Спальник где у тебя?

Я ехал вверх. В голове бухало и взрывалось. Облака расплывались перед глазами огромной нерезкой массой, а потом, вращаясь, стремительно уносились ввысь, вызывая горькую, неукротимую рвоту. Кровь не шла, желудок был пуст, но диафрагма всё время ёкала выдавливая наружу едкую желчь. Воды мне не дали.
Вдобавок я, кажется, наделал в штаны и, несмотря на то, что был завёрнут в пуховый спальник, отчаянно мёрз. Слону было проще. Он не чувствовал ничего. Осунувшееся, заострившееся лицо с провалившимися висками. В рот ему сунули какую-то трубку и на губах у него от редкого дыхания уже наросла горка розоватого инея...

- Давай!
Муха, лёжа на коврике, медленно, вперёд ногами, поехала вниз. Ледоруб она держала наизготовку, царапая лёд длинным пунктиром. Я медленно выдавала верёвку. Мыслей не было. Болели ноги и хотелось плакать. От усталости. Отпустив Муху метров на двадцать я тихонечко вою в горловину пуховки. Мне страшно.
Очень страшно.И холодно.Слышите? Э-э-эй!
Лю-ю-ди!
Майк!!
Муха!!!
Что же она так долго! Темно, даже звёзд не видно. Я здесь одна. Совсем одна! Только верёвка натянута. Застыла как я не знаю...
Вот, наконец-то! Долгожданный, еле слышимый отсюда возглас: "Давай!" Вывинчиваю ледобур и медленно, шаг за шагом, начинаю спускаться. Ноги дрожат, в икрах и под коленями разливается вязкая боль. Останавливаться нельзя - Муха вконец замёрзнет. Начинаю всхлипывать, а потом уже просто реветь. Плевать, пусть видит! Пусть только скажет что-нибудь...
Муху колотит крупная дрожь. Она сидит, скукожившись, и плачет навзрыд. Руки у неё заняты верёвкой и она пытаеться стереть то что уже стекло плечами.
Я сажусь рядом. Вытираю лицо себе, ей... Теперь мы рыдаем на пару.
- К крюку...- Муха всхлипывает - к крюку пристегнись.
Пристёгиваюсь. Мы сидим и трясёмся.
- Суки! Суки!! Суки!!!
Она кричит это вниз, этим, но облака гасят крик и эти, внизу, отдыхают спокойно.
Мы сидим с ней вдвоём и воем. Нам холодно.
Нам страшно.
Мы устали.

Кореец умер. Бандос этого ещё не знает. Он спит. Его трясёт. Сверху, с купола непрерывно сыпется крупный иней. Газ кончается, и поэтому я завернул горелку почти до отказа. Вода в котелке чуть тёплая. Я расстёгиваю молнию, вытаскиваю из-под мёртвого спальник и укутываю потеплее живого. Тем, что осталось, накрываю Бандоса. Мне не спать ещё час. Холодно. От спальника пахнет.
Вылезаю наружу и, прыгая, пытаюсь хоть как-то согреться. Почти сразу срывает дыхание и начинает стучать в висках. Подкатывает тошнота. Высоко забрались...
Вокруг тьма кромешная. Палатка задубела и стоит колом.
Ч-ч-чёрт, совсем забыл про девчонок. Спускались они довольно резво - дай бог, не заночуют на склоне. Иначе всё, кранты. Палатки-то у них нет.
Хреново дело.
Второй дышит на ладан. Facies Hyppocratis. Посмертная маска. Краше в гроб кладут.
И уколоть-то его, беднягу, больше нечем!

- Бандос!
- М-м-м?
- Тебе никто спать не мешает?
- Чё?
- Вставай, давай! Твоя смена.
- Да-да.
Спит дальше.
- Бандос, блядь!!!
- Всё-всё, встал... О-ба, эт чё?
- Эт спальник, Вить. Что смотришь? Да. Минус один. Спокойной ночи!
- Майк, бля, ты чё?
- А чё - я?
- Ты ж доктор. Разбудил бы, искусственное дыхание сделали...
- Витя, это покойник. Перелом основания черепа - слыхал про такое? За таких даже Иисус не брался. Так что не психуй, сиди дежурь. Пей, вот, воду и смотри, не усни мне тут. А то утром нас снова станет четверо...

Блин, во попали! И Майк тоже хорош - хоть бы лицо ему прикрыл. Лицо серое, с пеной. Глаза полузакрыты. И руки. Руки - просто п.....ц!
Блин, не могу! Смотрит.
- Майк.
- М-м-м?
- Майк, ты спишь? Майк...
- Чё тебе?
- Майк, я не могу. Давай вытащим.
- Спиной к нему сядь.
- Майк, ты привык, тебе похрену. А я боюсь.
- Чего?
- Ну, это...
- У меня в рюкзаке шоколадина - можешь съесть половину. Угощаю.
- Майк!
- Зае...! Станет светать - разбудишь.
- Слушай, будь человеком, а?
- Слушай, займись чем-нибудь, а?
Даже головы не поднял. Вот скотина!
Блин, ну смотрит же! Не могу.
- Ты куда?
- Наружу. Не могу я, понял!
- А-а, чтоб ты сдох, бери за ноги!
- Майк...
- Ну, что на сей раз?
- Давай ты...
- Хер тебе! Привыкай. Бери, кому говорю!
Вытащили. Меня повело.
- Во-во, давай. Нам ещё твоей блевоты не хватало...
- Сука... ты... Майк, понял?
- Что ж ты тогда за мной увязался, салага?
- Я бы пошёл, если бы...
- Если бы, да кабы... Чё те мешало?
- Я не знал - как.
- А я, думаешь, знаю? Такой же засранец как и ты. Так что засохни! Ещё раз вякнешь - получишь по морде. На, пасть оботри! Вода в котелке. И чтоб тихо сидел. Дай отдохнуть. Развиднеется - потащим.
- Обоих?
- Второй умрёт - обоих.

- Надо идти, замёрзнем.
- Я не могу.
- Надо. Вставай, давай.
- Я не могу-у-у.
- Вставай, кому говорю!
- Оставь меня.
- Я те оставлю! Я те так оставлю - своих не узнаешь! Вставай, быстро.
- Уйди-и-и.
Я бью её ледорубом. Бью сильно, аж самой страшно. Она визжит, потом уворачиваться, потом вцепляется мне в лицо. Чую на губах кровь, зверею и, высвободив руку, несколько раз накатываю ей между глаз. Она отваливается назад и, не целясь, выбрасывает вперёд ногу.
Дикая, выламывающая стопу боль!
Завывая, качусь вниз по склону. Она, очухавшись, прыгает вслед и наваливается на меня сверху. Я плачу, уткнувшись в наст. Кровь, снег, сопли - всё на лице.
Сволочи. Какие все сволочи! 
- Уйди! Уйди, гадина! Падла лакированая!
- Мариша, прости. Прости, Мариша.
Она гладит меня по голове, потом осторожно переворачивает. Нос у неё разбит и из него капает прямо мне на лицо, на пуховку, опять на лицо... Вот и побратались, блин. Дружба, скреплённая кровью.
- Снег. Снег приложи!
Прижав снежок к носу она осторожно касается шины:
- Как ты?
- Нормально.
- Больно?
- Угу.
- Прости...
- Ну, чё заладила - прости да прости! Всё уже. Мир. Цепляйся давай...
- Поедешь?

Склон выполаживается. Похоже, спустились. Теперь только прямо, по ровному. По ребятам. Они где-то там, под нами...
- Давай, я тебя на спине...
- Ты себя-то донеси, тоже мне - шерпа выискалась! Непалка узкоплёночная. Ладно-ладно, не злись. Верёвка не нужна больше - свяжу ледорубы, будет подпорка. Ты пока подвигайся, разгони кровь по ногам...
- А ты?
- А мне по-моему, уже по фигу. Отморозила.
Я режу верёвку, связываю ледорубы. Она, сняв ботинок массирует мне пальцы. На стопу смотреть страшно. На ту, что в шине, наверно, тем более!
- Ну, как?
- Никак.
- Совсем никак?
- Совсем.
- Ляг на бок.
- Зачем?
- Надо.
Она расстёгивает куртку, штаны и, задрав свитер, сует мою ногу туда. В тепло. Накрывает свитером и сидит, сгорбившись. Так нас и находят...

Вот уж повезло, так повезло. Палатку накрыло сверху, со скал. Слизнуло в момент. Уволокло вниз и там стронуло всё, что ещё со вчера висело.Ну, я вам доложу, было зрелище!
- Ох, ни хрена себе!
- А?! Супер, да?
- Мега!
- Не то слово. Гига!
Под нами клубилось белое мессиво. Срывая снег со склона, оставляя обнажённые рёбра, в долину с рёвом неслось косматое чудище, выстреливая в небо сверкающую снежную пыль. Мелкие - отсюда - ручейки стекали по кулуарам и, вливаясь в общий поток, оставляли за собой в воздухе голубые спирали. Склон вздрагивал, внутри всё ёкало, колотило под самым горлом и сквозь истеричный восторг неотступно тукала мысль: живы... живы... живы!
- Ай да Бандос! Ай, молодца!
- А ты говоришь! Жалко, "Зенита" нет. Из-за тебя, между прочим...
- Я говорю? Я молчу! Я теперь всё время молчу! Я теперь из твоей фотки значок сделаю и на пальто носить буду. И фотик тебе подарю, какой хочешь. И коньяком тебя поить буду до серебряной старости! И сам напьюсь.
- Значит, я теперь не салага?
Я легонько саданул его ледорубом в ключицу.
- Поднимись, сэр Виктор Бандос! Посвящаю тебя в...
- Брось, Майк. Внизу меня быстро разжалуют.
- Кто, эти? Ну так мы им напомним кое о чём. А чуть что - в грызло! Чтобы знал, говно, кому кланяться…
- Эк тебя растрясло, Майк, сам на себя не похож.
- А ты думал! Тут, брат, как на войне - всё случай решает.
Да уж, это точно. Будил я его, будил... В конце концов выволок из палатки и из котелка так легонечко... Что было!!!
И чтоб обоих тащить тоже я настоял. Упёрся рогом и настоял. Решили, что когда совсем зашъёмся - корейца оставим. Всё спасам легче.
Вот. Спустились мы раз, спустились два. Третью ходку закончили. И в самом начале четвёртой: к-а-а-ак!!! Чуть по ногам не потекло! Нам-то, в принципе, по барабану - мы в стороне, на гребне; но, блин! До костей проняло.
- Девок бы не накрыло...
- Да брось ты, Майк, они уже в лагере поди. В полный рост хрючат.
- Твои бы слова да богу в уши. Жрать хочешь?
- А что - есть что?
- Конечно. Шоколад, овсянка...
- А греть на чём?
- Так съедим.
Посидели, пожевали овсянки. С сахаром. Посмотрели сверху как пыль оседает лавинная. Снежком осадили это дело и тронулись...

Высота. Затылок раскалывается. Ноги отстёгиваются. Спотыкаемся. Падаем. Тупим по очереди. Считай, сутки не жрали. Злые оба - куда что девалось. Блюём овсянкой. В желудке муть. Во рту сушь. Голова кружиться. Пить хочеться. Спать. Умереть...
Бандос теряет перчатки, раззява. Достаю запасные носки - одевай на руки! Одевает. Рвёт, придурок. Огрызается. Как же - крутой, волчара! А москвич, между прочим, в коме уже глубочайшей. Дыхание уредил, зрачки поехали...
- Так, Бандос, оставляем раскосого.
- Давай… ещё… а?
- Не успеем! Подровняем тут по-быстрому и оставим - чехлится второй! Давай кайло.
Спешно выравниваю поверхность. Бандос, упав на карачки, выворачивается с туберкулёзным надрывом.
- Кладём.
Куртка у него красная, на белом фоне заметят издалека.
- Пошли, Витя, давай.

Как в тумане всё... Снег... склон....верёвки... Ноги в спальнике... Вчера не так... Вчера легче... Да-а, похоже "наелись"... Горло першит... Это от рвоты... От рвоты... Попить бы... Снег - говно... Сухой, падла... Только хуже ещё... Ну, чего ты орёшь?.. Чё орёшь?... Х...во мне, понял?.. Задолбал, попяра!.. В-век бы не видел... Хорош, принял!.. Теперь к крюку его надо, где-то тут у него карабин был... Б..дь, где у него, у козла, карабин?!.. Есть... Давай, Майк... Ну чё, оглох?.. Давай, говорю... Сука, горло-то как болит... И ни ногой сюда больше... В гробу это всё... О, вот он... Идёт, калека...

- Майк, у меня с горлом не то...
- У меня тоже.
- Глянь, а?
Зев просто пылает. Рыхлый, отёчный, миндалины на пол-глотки... Прекрасно. Только этого нам как раз не хватало.
- Ну?
- Говно дело, Витёк. Ангина. За грудиной першит?
- Ну, есть немного.
- Дуй-ка ты, голубь, вниз.
- Как это - вниз?
- На жопе. Как Муха.
- Ты чё? А ты?
- А я потихоньку тут...
- Е...нись, Майк, ты чё?
- Вить, послушай внимательно. Бронхит, считай, у тебя уже есть. Через час-полтора - пневмония. С учётом твоих лёгких, через три часа ты покойник, усёк? Так что давай, пулей!
- Майк, пол-дороги осталось. И спасы должны подойти, самое время им. И погода вроде...
- Слышь, герой-лёгочник, а вдруг бабы не дошли вчера, а? Или накрыло их утром? Уже двое тогда. Плюс ты ещё...
- Да дошли они, слушай. Налегке, считай...
- Дуй вниз, астматик. Че Гевара сраный!
- Майк!
- Убью нах...й!

Ну, вот и всё, кореш. Одни мы с тобой.
Верёвку к крюку и осторожно, на всю длину, вниз. Поехал, родимый.
Извини, но не довезти мне тебя.
Так, завис. Теперь к нему. Осторожненько, по верёвочке, особо не нагружая, ладошками.Раз-два. Раз-два.
Не успеют они. И дружок твой того, и самому тебе недолго уже - видел, видел зрачочки твои... Ни хрена, брат, не светит тебе.
Где-то тут у него карабин? А, вот он! Ледобур в лёд, карабин в ледобур.Зажим на верёвку и наверх.Раз-два. Раз-два.
Они где-то рядом уже, тут Бандос прав. И погода и вертолёт... Может, наткнётся на них по пути? Сильно повезёт, бродяге. А до нас пока доберутся, у-у-у!
А вот теперь самое стрёмное! Вывинчиваем ледобур и ме-е-едленно,без кайла, на одних кошках, спускаемся. Вэ Вэ Маяковский:"Шаг. Остановка. Другой. Остановка. На чём-то там, блин, спустился он ловко..." 
Голова-то как кружится! Сейчас, упаду! Бля, падаю!!! Руки в стороны! Стой! Стой, кому говорят!!!
Стою.
Так, а теперь сядь! Сядь, слышишь? Осторожно садись на корточки. Ну! Молодец! Дыши. Вдо-о-о-ох! Ввы-ы-дох! Ещё раз - вдо-о-о-ох! Вы-ы-ы-до-ох! Сука, бля! Ф-фу ты, чёрт!
Порядок.
Теперь встаём. Медленно. Голова плывёт, но не так уже... Пошёл!
А если бы навернулся? Сорок метров до крюка, сорок после. Зарубиться нечем.Ледобур там один. Вырвало бы как морковку!
Ты жив ещё, парень? Надо же!
Верёвку к крюку и осторожно, на всю длину, вниз. Поехал, родимый...

- Стой!
- Стой, где стоишь!
Спасатель. Настоящий. Можно потрогать.
- Ты чего?
- Да так...
- Ты в порядке?
- Дайте попить.
Кофе. Со сливками. Горячий.
Всё.
Кончилось.
Совсем.
Можно не думать.
- Там внизу такой толстый...
- Встретили твоего кореша...
- Не, ты не понял, у него пневмония...
- Да внизу он уже, в лагере. Под капельницей.
- А девки?
- И девки.
- Дошли?
- Дошли.
- Целы?
- Целы. Ты давай, лучше, ложись.
Это пожалуйста! Это запросто.
- Там, выше, второй... Готовый уже. Красная куртка. Всё время вверх, по следам. Увидите, в-общем...
- Увидим-увидим, лежи давай!
Лежу. Даю. Очень тошнит.

Стопу Маришке сохранили. Пропали только конечные фаланги.Всё-таки, вертолёт - великая штука! Р-р-раз, и на равнине. Через пару дней Майк был уже на ногах. Мы гуляли с ним по набережным, пару раз пытались выйти на пляж, но в окружении загорающих тел становилось невмоготу. Лучше всего было в больничке. Там было тихо, царила прохлада и почти всё время мы проводили вчетвером.
Близилась осень. Майк перекинул свои шмотки ко мне и стал присматриваться к психосоматическому отделению. Витя шёл на поправку, а Муха уже вовсю разъезжала на кресле. Накануне того дня, когда за ней должны были приехать, она выдвинула идею - собраться через год, с хорошим снаряжением и...
Бандос отказался наотрез. Майк тоже. А мне вот понравилась. Перемигнувшись, мы всё-таки уломали их - собраться всем четверым и смотаться туда ещё раз.
Просто так, парни.
Просто так.

Посмотреть на Вершину.

Апрель 2002 - Декабрь 2003

0 0
Добавить публикацию