Творчество
Автор: Михаил Трусков (Тула)
Я стою на небольшом каменном пятачке, зажатый справа и слева коричневыми скальными обломками. Спина ощущает нагретый за день склон, ведущий с плато Райиз в долину реки Соби. Чуть ниже меня находится небольшая полка шириной около метра с пятном серого мха посередине. До неё более метра и просто прыгать вниз рискованно. Опираюсь руками в трещины скал и осторожно начинаю спускать ноги. Тело медленно, но неотвратимо ползет вниз…
Каменный монолит, на который я опираюсь правый рукой, начинает медленно клониться вперед, и я понимаю, что через доли секунды он упадет на ту самую мшистую полянку, куда уже почти ступили мои ноги. Как в замедленном кино я наблюдаю полет остроугольной каменной глыбы, размером с большой мешок картошки. Сейчас таких мешков почти не встретишь - всё какие-то пятиведерные недомерки попадаются…
В последний момент пытаюсь изменить траекторию камня и оттолкнуть его, но мы, похоже, находимся с соперником в совершенно разных весовых категориях и я только плотнее прижимаюсь спиной к шершавому склону. Словно сторонний зритель наблюдаю, как глыба, царапнув мои колени, плотно и смачно впечатывает мои ботинки в землю.
Пока извергнутый из моего горла дикий вопль медленно растворяется в воздухе, глыба, совершая гигантские прыжки, жестоко дробит выступы скал на своем пути вниз, острые осколки от которых разлетаются на многие десятки метров по склону.
***
Плановая часть нашего похода заканчивается. Сегодня с утра я оставил девочек в лагере и в одиночку решил сбегать на заброшенную метеостанцию, расположенную на плато Райиз, на двести метров выше знакомых нам озер. Это единственный объект, который мы не успели посетить. Несколько дней назад мы с женой и дочкой поднимались на озёра, но не стали усложнять поход подъемом ещё и на плато, к метеостанции. Для девчонок уже подъем на озёра был сложен, а ведь спуск несравненно труднее.
Погода с утра была ясной, и девчонки остались загорать и купаться, а я пошел налегке – взяв только видеокамеру и фотоаппарат в наплечной сумке. В карман ветровки бросил пластмассовый футляр с запасными очками, батарейками для фотоаппарата и микроаптечкой. Йод, валидол и раунатин – вот джентельменский набор для немолодого скалолаза.
Пройдя равнинную часть пути и достигнув места слияния двух водопадных ручьев, текущих из соседних кулуаров, я неожиданно почувствовал одышку, да и ноги перестали быть пружинками. Явно чувствовалась усталость, накопленная за последние дни. В голове даже зашевелилась пораженческая мысль сократить сегодняшнюю вылазку до минимума – дойти до большого "водочно-пивного" валуна в самом начале подъема и вернуться назад.
И все же, преодолевая усталость, я поднялся до озер, отдохнул немного, и пошел дальше на плато, поднимаясь по его восточному склону. Шел вдоль озерной котловины, снимал на видео чудесные пейзажи и вскоре над камнями плато увидел вершину мачты метеостанции. Зашел туда, поснимал разруху и помойки вокруг неё и вернулся к краю котловины.
Ноги и тело в конце концов пришли в гармоничное состояние и я стал чувствовать себя вполне восстановившимся. Походил по вершинкам снежников, не рискуя подходить к их обрывистому краю. Спустился к озеру и начал спуск от начала водопадного ручья по знакомому, в общем-то, маршруту. Я тут поднимался и сегодня и четыре дня назад с девчонками и уже раз спускался с ними примерно по одним и тем же едва заметных тропкам между камней. Причем, когда я был с девчонками, то некоторые участки проходил не по одному разу, страхуя жену и дочь. Тогда мы благополучно спустились в долину реки, затратив на весь маршрут около семи часов.
***
Ещё не вполне придя в себя от произошедшего, машинально отыскиваю в кармане ветровки футляр с очками и таблетками. Футляр растрескался на множество осколков, но форму держит. Приоткрываю его и вижу, что даже очки целы. Очки мне не нужны. Те, что были на носу, там и остались. Проглатывая капсулу валидола и таблетку раунатина. Подумав, бросаю в рот еще один шарик валидола. Не помешает. Теперь можно осмотреться и оценить последствия катаклизма.
Я сижу на узком скальном карнизе. До подножия горы около трехсот метров крутого спуска по скалам и осыпям. Там, внизу, начинается почти трехкилометровый путь по курумникам, мху, лесу и болотным кочкам до зеленой палатки, где меня ждут две любимые девчонки.
Подбираю с земли часы. Похоже, во время падения рука напряглась и браслет не выдержал нагрузки. На часах 15-03, значит, падение произошло ровно в 15. Это не имеет, в общем-то, никакого значения, но мозг машинально запоминает именно эту круглую цифру.
Рядом с часами валяется фотосумка. Достаю из неё прорезиненный пакет с аппаратурой. Видеокамера, кажется, при падении не пострадала. Она включилась, привычно пискнув. Фотоаппарат вызывает больше беспокойства. Крышка батарейного отсека не просто открыта, но как-то странно вывернута вбок. Ставлю её на место и пытаюсь включить питание. На экране загорается надпись, что в памяти нет свободного места. Что же, это вполне вероятное состояние камеры после прогулки по плато и активного фотографирования. В принципе, можно полистать отснятые кадры, выбрать не совсем удачные и удалить их, освободив место, но я понимаю, что в своем нынешнем состоянии могу натворить что-то необратимое и просто выключаю аппарат. Позже выяснится, что фотокамера, все-таки, пострадала при ударе, и делать ей снимки невозможно.
Перед тем, как упаковать аппаратуру, делаю короткую видеозарисовку. Фиксирую на пленку то место, где стоял камень, снимаю свои ноги в изуродованных ботинках и панораму долины Соби, пытаясь найти в видоискатель то место, где стоит палатка. Во время съемки стараюсь комментировать в микрофон нарочито спокойным голосом, но сам слышу, как он срывается от волнения.
Несмотря на совершенно ясную погоду, по привычке герметично упаковываю аппаратуру в непромокаемый пакет. Туда же кладу и часы.
Во время падения ремень сумки, похоже, зацепился за неровности скалы и один из его концов болтается вместе с вырванным "с мясом" металлическим колечком. Перестёгиваю карабин за другое, запасное, колечко и непослушными пальцами ремонтирую разошедшуюся "молнию".
***
О том, что произошло с ногами стараюсь не думать. Пока меня больше волнуют другие насущные проблемы. Камень, как бритвой срезал с ботинок все шнурки и умудрился, попутно, разрезать язык на левом ботинке. Насколько глубоко при этом он проник внутрь, в ногу, пока не ясно.
Куски шнурков валяются вокруг меня. Тянусь и подбираю тройку самых длинных. Надо хоть как-то зафиксировать израненные ботинки на израненных ногах. Завязываю правый ботинок двумя обрывками. Третьим куском бывшего шнурка пытаюсь стянуть крючки на левом. Безуспешно - кусок слишком короток. С трудом затягиваю его на мертвый узел на самых верхних крючках. Снять можно будет только ножом…
Завязывая шнурки, волей неволей тревожу разбитые ступни. Ощущаю, как плотно налились они затаившейся болью, заполнив ею весь объем ботинок. Робко пытаюсь подвигать ногами. Они слушаются, сгибаясь в коленях. Это уже небольшой плюс. Пытаюсь, ещё сидя, опереться на пятки. Боль чувствуется, но какая то тупая, и её можно терпеть. Пытаюсь пошевелить пальцами ног. На левой ноге, кажется, это получается. Правая ступня не отвечает, но и не отзывается резкой болью. Это тоже уже неплохо.
Цепляясь руками за неровности скалы, пытаюсь принять вертикальное положение. Неловкое движение правой ногой и ступню пронизывает дикая боль. Повторяю попытку, стараясь не отклонять ступни от "нейтрального положения", опираясь только на пятки. С трудом поднимаюсь во весь рост и некоторое время стою, прислушиваясь к своим ощущениям. А ощущения появляются самые неприятные – начинает явственно кружиться голова. Вновь спешу занять сидячее положение поудобнее, стараясь не отключиться раньше времени. Оказывается, что садиться в моем состоянии ничуть не легче, чем вставать. Со стоном, опираясь руками на камни, довожу задницу до земли и откидываюсь спиной к скале. Теперь можно сознательно терять сознание, не опасаясь загреметь вниз.
***
Недомогание постепенно проходит и меня охватывает приступ злости к самому себе:
- Трусков, урод, возьми себя в руки! Кроме тебя самого тебе никто не поможет! Потом будешь в обмороки падать! Сам вляпался – сам и разгребай…
Доза здоровой самокритики, да ещё и произнесенной во весь голос, помогает. Голова пытается осознать случившееся и принимать хоть какие-то осмысленные решения. Как я буду ползти по долине, я ещё не знаю. Для начала надо найти способ хотя бы сползти туда со скал.
Способ передвижения находится сам собой. Ноги болтаются впереди, руки ищут точки опоры, и задница постепенно сползает вниз. Пробую. Получается, хотя и крайне медленно. Раньше я выбирал более удобный путь и спускался галсами, ища самые пологие участки спуска. Путь был длиннее, но безопасней. Сейчас мне проще скользить по крутым осыпям, срезая путь. Иногда мой способ перемещения вызывает небольшие камнепады, и я ползу вместе с потревоженными камнями, как альпинист-любитель Суворов со-товарищи на известной картине. Мне только коня не хватает…
Наверное, мой вид со стороны выглядит смешным и даже позорным. Слава Богу, хихикающих зрителей не видно и я, метр за метром, приближаюсь к своей первой цели – знакомой площадке у ручья, где на противоположном берегу тает большой треугольный снежник, покрытый мозаичной сеткой темных разводов. Я просто не могу миновать это место – на других направлениях сплошь обрывистые склоны, да и пить хочется нестерпимо. Там я смогу, наконец, опустить свои губы и потную морду в ледяную воду.
***
Я дополз до довольно длинной осыпи, зажатой меж отвесных стен и круто спускающейся прямо к заветному снежнику. Четыре дня назад я, как кузнечик, скакал по её живым камням, страхуя легонькую Нюшу и неторопливую Инну. Сейчас я медленно ползу по самому краю, держась за скалу, откровенно боясь сорваться в неконтролируемый спуск, зная, что в самом низу осыпи меня ждет почти двухметровый обрыв, ведущий прямиком в пену водопада. Я ещё не думаю, как смогу там спуститься по узкой щели между гладкими каменными щёками, где просто необходимо будет упираться ногами…
Вот и конец осыпи. Сижу на краю шкуродерной щели и, упираясь обеими руками, осторожно нащупываю пятками едва заметные выщербинки в стенах. Удержат ли ноги мой вес, когда я отпущу руки в поисках для них новой опоры?
Зажмуриваю глаза, готовясь к неминуемой боли в ступнях, и остаюсь в полуподвешенном состоянии, опираясь только на свои неверные ноги. Руки быстро находят новые точки опоры, и я разгружаю ноги. Уф-ф-ф... Перевожу дыхание. Эксперимент удался. Внизу недобро пенится вода. Я снова нахожу точки опоры для ног и уже более уверенно отпускаю руки…
Все! Я сделал это! Цепляясь за стенки каньона, опускаюсь на колени и на четвереньках подползаю к желанной воде.
Я пью её, кажется, и ртом, и носом, и глазами, выдергивая голову из потока только для того, чтобы набрать в легкие немного воздуха. Вода проваливается в меня, как в ополовиненную лошадь Мюнхгаузена. Я, кажется, готов выпить весь ручей, осушив все водопады ниже себя…
Оторвавшись от воды, ложусь пластом на камни, мокрые от брызг. В ступнях кипит и переливается жгучая боль. Подползаю к валуну и забрасываю на него обе ноги. Сразу становится легче. Боль незаметно куда то уходит, и вставать совершенно не хочется…
Отряхнувшись от минутной слабости, заставляю себя подняться. Впереди сложный участок – достаточно узкий горизонтальный карниз над ручьем, который можно пройти только пешком. Когда мы возвращались здесь четыре дня назад, я даже провесил для уставших девчонок веревочные перила, чтобы хоть немного помочь им преодолеть страх над глубокой пропастью под правой рукой.
Сейчас мне перила никто не провесит. Как в песне: надеемся только на крепость рук…И всё. Больше надеяться на что и не на кого.
Подтягиваюсь и взгромождаю тело на карниз. Впереди около десятка метров узкого пути, где опоры для правой руки просто нет. Заваливаясь в левую сторону, едва переставляя ноги, готовый в любую секунду упасть от боли в неловко поставленной ступне, добираюсь до дальнего края. Тут проще – опять привычный спуск на руках и заднице.
Склон не очень крут и покрыт крупными камнями. Ещё пару часов назад я бы легко сбежал вниз, балансируя на этих обломках, изредка помогая себе руками. Сейчас я добросовестно протираю свои штаны о шершавую поверхность неуклюжих валунов, нежно попирая их пятками и любовно обнимая руками.
Хлопчатобумажные перчатки, которые ещё утром были аристократически-белыми, превратились в грязные рабочие рукавицы с продранными пальцами. Но и в таком виде они хорошо защищают мои ладони. Уже потом, когда я стянул их, добравшись до лагеря, на ладонях обнаружились глубокие следы рельефа перчаточной ткани, Видимо, пока я летел вместе с камнем, я настолько крепко приложился обеими ладонями о скалы, что даже ссадины впитали в себя структуру переплетенных нитей.
***
Склон снова выводит меня к ручью. Здесь лежит огромный камень, примечательный тем, что, забравшись на него, можно обнаружить укромную лунку, скрывающую пару бутылок из-под водки и пустую пивную "полторашку". Ручей обтекает этот огромный валун с двух сторон, срываясь вниз в очередном водопаде.
Снова припадаю к воде. Сколько же её может принять мой организм! Кажется, бесконечность…. С момента сегодняшнего символического завтрака прошло более пяти часов и я это чувствую. Два небольших бутерброда с паштетом уже давно сгорели в топке моего организма, и он настоятельно требует дозаправки калориями. Говорят, ведро воды эквивалентно стакану сметаны. Вспоминаю этот тезис и принимаю его как руководство к действию. Съев два стакана сметаны, запиваю их несколькими глотками свежей воды…
Пора в путь. Передо мной встает дилемма – или спускаться "по-суворовски" вниз к ручью и дальше как-то ползти вдоль него, либо идти пешком по более пологому склону, усеянному камнями размером с баскетбольный мяч. Решаю спускаться к воде и двигаться вдоль неё. Там, на первый взгляд, камни помельче. Скатываюсь на заднице к шумящему между камнями потоку.
Все… Теперь придется идти только "на своих двоих". Я, все-таки, уверен, что смогу найти возможность именно идти, а не ползти на четвереньках. Медленно встаю на ноги. Начинается самое сложное. Я не могу быть уверенным ни в левой, ни в правой ноге. Любое шевеление стопой вызывает резкую боль.
Стою, высматриваю очередную точку опоры, собираюсь с силами и осторожно перемещаю туда ногу. Покачиваюсь, постоянно готовый упасть. Руки раскинуты в стороны – они готовы самортизировать падение. Фиксирую тело. Ищу точку опоры для другой ноги. Шаг. Боль, стон. Снова фиксирую тело. Пройдено ещё полметра…
***
Я уже вышел из тени плато и солнце нещадно палит мою голову. Утром я пошел на прогулку налегке, даже без москитки. Мошка и комары пока не сильно донимают меня. Вернее, мне сейчас просто не до них… Я иду в футболке, повязав ветровку вокруг пояса. Надеть её я не рискую, боясь себя перегреть. Лучше уж комары… Не так опасно для жизни.
В заднем кармане брюк утром лежали два почти выдавленных тюбика "Комарекса". Я взял их с собой, обменяв их у девчонок на новый, непочатый. На плато в тот же карман легла пара небольших кусочков белого мрамора – сувениры девчонкам.
Сейчас ничего этого в кармане уже нет. Во время падения карман был изорван в клочья, и все содержимое шрапнелью разлетелось по окрестным скалам. Черт с ним, с "Комарексом", а вот камешки жалко.
Шаг за шагом ковыляю вдоль звенящего ручья. Скоро я дойду до его слияния с другим, падающим из соседнего ущелья. Это моя очередная цель, за которой начнется очередной этап – подъем из долины ручьёв на каменистое поле с редкими лиственницами, ведущее к дому.
Вспоминаю, что проходя здесь сегодня утром, я отметил метрах в ста ниже слияния ручьев две сиротливо растущих на склоне лиственницы. Это был ориентир, где удобно сворачивать к дому. Сейчас эти деревья влекли меня отнюдь не как ориентиры. Дорогу домой я мог бы найти и с закрытыми глазами. Я надеялся, что смогу сломать одну из них и сделать себе некое подобие костыля.
***
Ручьи слились. Чуть ниже через мощный поток есть удобный переход – несколько больших плит, позволяющих перейти ручей посуху, не замочив ног. Мочить их я решительно не хочу. Я, вообще, не знаю, что там у меня в ботинках и мочить это "нечто" я просто боюсь.
Ложусь на плоский камень, размером с журнальный столик, прямо посреди ручья и вновь не могу оторваться от невероятно вкусной воды. Лью воду на горячую голову и откидываюсь навзничь, поднимая ноги на соседний валун. Футболка впитывает в себя влагу с камня, холодит спину, а я все лежу, не в силах заставить себя продолжать путь.
Наконец, разум берет верх, и я начинаю ковылять в сторону уже виднеющихся невдалеке так необходимых мне сейчас лиственниц. Добредя до невысоких деревьев, я понимаю всю несбыточность моей мечты обзавестись здесь импровизированным костылем. Одно деревце оказывается слишком молодым, а второе уже переросло тот возраст, когда я мог бы его сломать голыми руками. Лиственница невысока, чуть выше меня, но коренаста. Закаленная в зимних вьюгах, она у комля оказывается толще моего запястья и я бессилен перед ней.
Начинаю карабкаться вверх по склону, надеясь найти там что-то более подходящее. Например, "Ту самую аптеку", с широким ассортиментом оборудования для инвалидов… Я выхожу на обширное поле, усеянное редкими выходами камней, между которыми зеленеют полянки мха со спрятанными в них низкорослыми кустиками черники. Передо мной вновь открывается долина Соби и полоса леса, до которого ещё надо добраться…
Удача подворачивается почти сразу. Глаза неожиданно видят то, что я так напряженно ищу. Чуть в стороне валяется длинная доска, посеревшая от дождей и ветра, но ещё достаточно прочная. Как она могла оказаться здесь, в стороне ото всех дорог? Не стал задумываться об этом, а начал размышлять о том, как сломать её все теми же голыми руками, не прибегая к помощи ног. Задачка, надо сказать, непростая. Примостил двухметровую доску на два выступающие камня и стал подыскивать ещё один, чтобы бросить его сверху. Увы, тяжелые камни были мне неподвластны, а те, что я мог поднять с земли и обрушить на эту "скамейку", не приносили ей никакого вреда.
Но мне опять повезло. Неподалеку я вижу уже готовые обломки второй такой же доски. Один из кусков и стал моим костылем, вернее тросточкой, поскольку был короток и не доставал до подмышки. Наконец-то я обрел твердую опору. Идти, вернее передвигаться, стало немного легче.
Окинул взглядом предстоящий путь. Метров восемьсот каменистого плато, потом метров триста лиственничного леса, ещё несколько сот метров до вездеходки, а там, считай, рукой подать…Всего оставалось пройти около двух километров.
***
Завидев под ногами кустики черники с темно-синими ягодами, буквально падаю в теплый мох и начинаю собирать эти матовые источники калорий. Я набираю ягоды в горсть и беру из ладони губами, ощущая вкус мокрых перчаток. Таких "вынужденных посадок" в черничные полянки был много. Очень много. Я сбился со счета, идя вдоль узкой полосы лиственниц в сторону леса. Каждый раз, заваливаясь навзничь, я снимал с плеча ставшую такой тяжелой сумку с фотоаппаратурой и отдыхал от неё.
Сил на то, чтобы что-то снимать на видео, просто не было. Да и что, собственно, было снимать, когда все эти места уже были запечатлены раньше, в более благодушной обстановке.
По мху идти значительно удобнее, чем по каменистым россыпям. Податливая поверхность позволяет ступням не так сильно отклоняться от безболезненного положения, хотя и по такой "дороге" движение на пятках выматывает невероятно.
Пока я спускался со склона, шел вдоль ручья и сейчас, среди полосы редких лиственниц, гнус не сильно тревожил меня. Помогал свежий ветерок. Впереди был лес, в котором такой защиты от кровососов уже не предвиделось.
Полоса полупрозрачных лиственниц, по которой я иду, постепенно расширяется, и вот уже ноги начинают путаться в зарослях низкорослой полярной березки-стланника. По ней и здоровому человеку идти не сладко… Ещё десяток метров пути и я в настоящем лесу. Меня окружают уже не такие худосочные ели и лиственницы, как на продуваемом всеми полярными ветрами поле. Кроны деревьев густы, а стволы коренасты. Между ними живописно разбросаны поляны разноцветного мха.
Не дожидаясь, пока облако преследующей меня мошкары окончательно облепит мои голые руки и шею, опускаюсь на пружинистые кочки и через голову натягиваю ветровку. Одернув её, с силой провожу ладонями по рукавам, животу и бокам, пытаясь раздавить мелких тварей, успевших залезть под одежду.
Опираясь на посох, с трудом встаю и делаю несколько шагов в глубь леса. Стоп! Какая-то мысль внезапно пронизывает мой мозг. Я не ощущаю на плече тяжесть ремня от фотосумки!!! Я не одел её на последней стоянке, когда отвлек свое внимание на ветровку. Назад!!!
***
Я оборачиваюсь вспять, но почему-то не вижу на сером пастельном фоне яркого красного пятна. Сколько же я прошел после последнего привала?! Я буквально бегаю по лесу, позабыв главное правило : "Заблудился – запомни место и не плутай дальше".
Я забыл про боль в ногах, я возвращаюсь назад, хожу поперек своего прежнего курса, оглядываю моховой ковер, насколько позволяют глаза. Сумки нет, да и я уже не могу точно найти то место, где вспомнил о ней…
Заставляю себя успокоиться и пытаюсь трезво оценить ситуацию. Я только что вошел в лес, придерживаясь вполне определенного направления, заданного полосой лиственниц. Одна координата точки потери есть. Теперь надо найти ещё один, перпендикулярный ориентир этого места. Я ещё надеюсь, что смогу вернуться сюда и планомерно прочесать этот участок леса…
Круто меняю направление движения и иду вправо, где виден просвет опушки. До неё не более 50 метров . На выходе, как по заказу, попадаю на отличный ориентир. Часть опушки представляет собой площадку, вымощенную плоскими камнями. С них словно смыли слой почвы. Скорее всего, так оно и есть и это - русло изредка появляющегося сезонного ручья. Между камнями там и тут живописно торчат пучки травы, похожие на верхушки небольших пальм. Для ориентира – то, что надо.
Опушка леса плавно спускается к реке, и там, среди травы, я уже угадываю вездеходку, окаймленную полянками белых пушистых цветков, напоминающих миниатюные одуванчики. На вездеходке именно в том месте, где надо поворачивать к моему каменно-пальмовому ориентиру, стоит каркас из ржавых металлических труб, чьё предназначение мы всей семьёй так и не смогли разгадать четыре дня назад, проходя мимо.
***
Теперь я иду не по самому короткому пути, но вновь заходить в лес, кишащий тучами агрессивной мошкары, уже не хочется. Шаг за шагом, метр за метром я приближаюсь к вездеходной дороге, которая приведет меня домой. Я знаю, что идти по ней будет трудно – она здесь представляет собой глубокие колеи в болотистой почве, но она – последний этап моего пути. Хочется достичь её поскорее… Пожалуй только на последних её двухстах метрах, где она уже почти выходит на берег Соби, вездеходка начнет напоминать щебенчатую дорогу. До этого места мне брести ещё не меньше полукилометра.
Все, я дополз до вездеходки… Осторожно ковыляю вдоль неё, стараясь не угодить в скрывающиеся в траве глубокие промоины. Дорога идет через ручей, внезапно появляющийся из земли посреди поля. Я забираю чуть в сторону и вверх, чтобы обойти это место посуху. Я уже вижу вдали прогал в прибрежной зелени, куда ныряет дорога, круто спускаясь к реке. Оттуда, с этого спуска, уже будет виден наш лагерь…
Я не знаю, сколько сейчас времени. Часы я упаковал вместе с камерами и ни разу на них потом не взглянул. А теперь я не могу этого сделать – сумка одиноко "тикает" где-то в комарином лесу…
Иду на автопилоте, механически, как робот. Костыль вперед... Упор… Разгружаю правую ногу… Короткий шаг левой…Перенос тяжести тела на неё и костыль… Перетаскивание правой ноги… Стон… Короткий отдых… Снова костыль вперед…
Последняя грязная лужа на моем пути и под ногами, наконец-то, появляется утоптанная дорога. Меж деревьев на берегу на какой-то миг мелькает палатка и две фигурки рядом с ней. "Девочки на месте!"- проносится мысль.
Снова сосредотачиваюсь на ходьбе. Упор костыля… Разгрузка правой ноги… Шаг левой…
Под ногами спуск к реке. В голове стучит: "Дошел! Дошел!" И ещё одна мысль – сейчас бы чаю горячего с сахаром… Я вижу, что навстречу мне уже бежит худенькая фигурка дочери. Позади неё неторопливо идет жена, внимательно вглядываясь в мой внешний вид, словно на расстоянии пытается понять катастрофичность произошедшего. Представляю, что сейчас творится в их головах, когда они видят своего мужа и отчима, с трудом ковыляющего на костыле, в изорванных брюках и без заветной красной сумки через плечо…
***
- Дядя Миша. Что с Вами!???
Это кричит дочка, подбегая ко мне. Стараюсь не расплакаться от счастья, отвечаю:
- Все нормально, Анечка… сделай мне сладкого чаю…
Силы кончаются. Инна уже рядом. Внешне она совершенно спокойна:
- А где сумка?
- Оставил в лесу. Тяжело было нести…
Инна, как ни странно, принимает мой ответ. Балансируя на мокрых камнях, заставляю себя перейти придворный "питьевой" ручей не замочив ног. На этом геройство кончается и последнюю лужу у самого лагеря прохожу по грязной тропке посередине, не находя сил взобраться на невысокую сухую обочину…
Инна начинает суетиться около костра, и я подсказываю – "Погрей воду на горелке…". Инна спохватывается и лезет в тамбур палатки за газовой плиткой. Уже без сил опускаюсь около тлеющего костра, положив голову на бревно. Заботливая Нюша подсовывает мне под затылок свой мягкий "поджопник". Все, можно протянуть ноги и лежать, лежать, лежать… Я не знаю, что будет дальше, что у меня со ступнями, как мы будем выбираться отсюда, но я знаю совершенно точно – мы вместе, а значит, все будет хорошо.
***
Отдых закончен. Пора начинать знакомство с содержимым ботинок. Достаю из аптечки йод и гидропирит Инне, нашатырь себе и ползу в палатку. Именно ползу, поскольку встать на ноги я уже не могу.
Залезаю внутрь, оставляя снаружи только ботинки, исполосованные острыми краями враждебного камня, со срезанными и искореженными металлическими крючками.
Начинаем с левой, похоже, менее травмированной ноги. Инна, под неусыпным взглядом Анечки аккуратно извлекает из ботинка ступню, снимает носок… Из-за сеточки доносится единодушное:
- Вау!
- Что там? живо интересуюсь я, не переставая поддерживать себя чарующим ароматом нашатырного спирта.
- Тут все синее, опухшее и огромная ссадина.
Судя по тому, что жена и дочь все-таки не грохнулись в обморок, я смело приподнимаюсь на локтях, предварительно вдохнул бодрящего запаха из темного пузырька.
То, что открылось моему взору было, с одной стороны, ужасно, но, в то же время, и не внушало дикой безысходности. Да, ступня, включая все пальцы, представляла собой равномерно раздувшийся обрубок с глянцевитой синей поверхностью. Вдоль подьема тянулась десятисантиметровая рана шириной в сантиметр с абсолютно сухой блестящей поверхностью цвета подсохшей крови. Видимо, гортексовская прокладка суперботинок сделала своё доброе дело. За три часа напряженной работы ноги рана не только не намокла, а, наоборот, подсохла с завидным качеством.
- Снимайте второй, скомандовал я… Тут возникли некоторые трудности. Нога распухла так, что даже полностью растянув голенище ботинка, вытащить из него болезненное содержимое было не просто. Инна боялась причинить мне лишнюю боль.
- Давай тащи, - сказал ей я, понимая, что вряд ли она причинит мне большую боль, чем та, к которой я уже привык за три часа.
Очередное двухголосое "Вау!!!!", только громче и в траурном миноре.
- Тут гораздо хуже….
- Что так?
Опять вдыхаю порцию аромата отнюдь не от Кензо и отважно вперяю взор в ту ступню, от которой уж явно не жду ничего хорошего. Состояние похоже на предыдущую, но возведенное в степень. По крайней мере, двойки. Ступня, кажется, сейчас лопнет, настолько натянута синяя кожа. Ссадин больше и они покрывают почти весь подъем. Частью такие же умильно подсохшие, частью ярко желтые, где сквозь кожу ярко просвечивает лимфа. На подошве переливается малиновый синяк. Но обломки костей не торчат наружу, и уже это не может не радовать…
Жена начинает промывать раны перекисью водорода и щекотно мазать йодом. Дополнительной боли нет. Ощущается только тупое прикосновение чего-то к поверхности кожи. Через 10 минут после завершения техосмотра проваливаюсь в сон, предварительно приняв таблетку парацетамола – обессилевший организм реагирует на свое состояние сильным жаром.
***
Утром рисую схему нахождения "клада" и девчонки уходят на поиски фотоаппаратуры. Я же отлёживаюсь в горизонтальном положении, ибо любая попытка стать прямоходячим приматом априори обречена на неудачу. Могу лишь ползать на коленках или перемещать тело толчками рук, сидя на… В общем, понятно…
В дополнение к ножным проблемам проявились боли в натруженном левом колене и обеих ладонях, да и левая рука перестала слушать сигналы головы и отказывается подниматься выше плеча.
Кладоискатели вернулись ни с чем. Перекусили. Меня кормили, как моего тёзку Ходорковского – прямо в камере. После обеда ещё раз на словах объясняю Инне, где и как я шел, когда почувствовал отсутствие сумки. Описываю все приметы места и траекторию своего движения. Похоже, что на этот раз я нахожу нужные слова и алогичное женское мышление все таки впитывает в себя необходимую информацию. По крайней мере, через 4.5 часа Инна возвращается после второй попытки с желанным уловом. Правда, сопоставление показаний говорит о том, что сумочку я забыл гораздо ранее, чем вошел в густой лес. Вполне возможно – голова работала только на координирование движения ног и костыля.
Радости нет предела. Тут же в палатке организовывается закрытая презентация хроникально-видового видеофильма о прогулке на метеостанцию.
***
Речи о том, чтобы продолжать сплав на байдарке, уже не идет… На вокзал в Лабытнанги нас вывозит вездеход, пойманный Инной в ночь с понедельника на вторник.
Груженый "Урал" мгновенно отреагировал на маленькую женщину, отчаянно размахивающую красным свитером в половине шестого утра, свернул с дороги и стал форсировать реку напротив лагеря. Услыхав натужное гудение двигателя, я тоже проснулся, на четвереньках выполз из палатки и картинно замер подле неё в напряженной позе, изображающей одновременно немочь и телесные страдания, являя собой наглядное пособие к разговору жены с тремя мужиками.
На вокзале в Москве нас ждал улыбающийся Тофик. Он не только встретил нас у самого вагона, но и привез по моей просьбе костыль, который, к счастью, уже не понадобился. После двух суток пути, к моменту выхода из вагона я уже довольно резво скакал на обоих ногах, правда сильно прихрамывая. С момента аварии прошло менее недели.
По приезде в Тулу почти сразу поехали в травмпункт. Молодой, но опытный травматолог долго мял мои ноги, которые, хотя и здорово "поумнели" по сравнению со своим первозданным видом недельной давности, все-таки представляли собой достаточно жуткое зрелище. Более того, пока я ехал за рулем от Москвы до Тулы, на правой ноге ниже колена от притока крови пошли зловещие малиново-фиолетовые синяки, явно ногу не украшающие.
Врач с умным видом понаставил мне на ступне правой ноги несколько крестиков и полосочек в местах предполагаемых переломов и отправил на рентген, предписав лаборантке сделать мне целое портфолио снимков. У неё даже заряженных кассет на меня не хватило – пришлось снаряжать дополнительные.
Получив на руки целый веер фотографий моего богатого внутреннего мира, мы с женой с видом профессионалов долго изучали строение моих травмированных конечностей, не обнаруживая при этом в них никаких видимых изъянов.
Когда подошла моя очередь вновь войти в кабинет травматолога, я получил ни с чем не сравнимое удовольствие, наблюдая, как два мужика в зеленоватых хирургических костюмах развесили мои снимки на светящемся экране и пытались найти в них следы воздействия тяжелого тупого предмета на ступни. Они вертели их и так и сяк, как мартышка вертела очки в известной басне дедушки Крылова. Врачи подходили, смотрели на мои ножки, щупали их в наиболее проблемных, по их мнению, местах, вновь возвращались к прибору, смотрели снимки на просвет и тихо чертыхались.
Я не раз ощущал подобное состояние в судах, когда судья, явно заинтересованный в неугодном мне исходе дела, не может найти ни одну зацепку, чтобы развернуть процесс в нужном направлении. Он и такой вопрос задает и другой, а все вытанцовывается не так, как ему бы хотелось…
Их можно было понять. Описанный мной механизм нанесения травмы и внешний вид ступней явно говорил о том, что без переломов или, хотя бы, трещин обойтись было нельзя. А их на качественных снимках Сименсовского реннтгенаппарата не было! Если бы я им ещё свои ботинки принес в качестве вещественных доказательств, они бы, вообще, с ума посходили, увидев на них следы грубого механического воздействия.
Славные итальянские ботиночки "Трезета"! Я прекрасно понимаю, что спасла меня именно их прочность. Будь я в каких-нибудь кроссовках или модных скальных тапках – от ног осталось бы кровавое месиво. Спасибо вам, мои милые друзья! Приходится цитировать фразу незабвенного О.Бендера, сказанную им своим канареечных штиблетам после плодотворного визита к мадам Грицацуевой.
Перетасовав снимки по несколько раз, перещупав мои ступни вдоль и поперек, служители Гиппократа со вздохом вынесли вердикт – сильные ушибы ступней обеих ног, сдавление тканей, глубокие инфицированные раны… Впороли мне в руку, под лопатку и предплечье три укола от столбняка, дифтерита и ещё какой то проказы, но отпустили с миром, заставив расписаться, что я не беру больничный.
***
Вот и все. Незаметно пролетел очередной отпуск. В компьютере прибавилась очередная сотня фотографий, а в секретере лежит кассета с часом видеовоспоминаний о чудесном путешествии. Жена строит планы на будущие походы, собираясь покупать себе удобный рюкзак, а дочка упорно уверяет всех, что это не её хобби и в поход с родителями она больше не пойдет. Надо прожить совсем немного – конец лета, осень и начало зимы, а там, разбуженная звонкими весенними капелями, засвербит в туристском мозгу очередная идея и, вполне возможно, мы будем мучится над дилеммой - Сочи или Макар-Рузь с переброской на Степ-Рузь и сплавом по Хараматолоу… А может, все таки, заветный Тельпос с радиалкой на Тельпосис???
Михаил Трусков, 2005 г.
| |||||||||||||
Si, 12.09.2005Фотографии:
Автор накануне травмы. На грудита самая сумка...
Автор у истокаводопадного ручья.
Ботинки и
ноги еще целы 
Где-то здесьэто все случилось... 
Вид от подножиясклона. До лагеря
еще 2.5 километра...
Подписывайтесь на новые публикации!
Будьте в курсе всех новостей и мероприятий, получая еженедельную рассылку о новых материалах на портале.
Добавить публикацию