Творчество

19 августа 2019
( Москва )
0 267 0
Автор: Алексей Григорьев (Казань)

Когда солнечным летним днем заходишь на кладбище, отчетливо ощущаешь, что пересек незримую границу , отделяющую мир мертвых. Там и солнце светит по-другому, и птицы поют иначе. А сейчас , в конце осени, когда с низкого грязно-серого неба вот-вот опять готов был пролиться такой же грязный холодный дождь, и фонари впору было не гасить весь день, большой разницы, что там, что здесь не ощущалось, и на настроении это никак не сказывалось. Игорь оставил машину за воротами, купил у старухи два бумажных цветочка и отправился искать могилу деда. Он редко бывал здесь и довольно смутно представлял, где она находится.

Сегодня годовщина, правда, он, к стыду своему, не помнил, рождения или смерти. Матери нездоровилось, она позвонила и попросила его съездить. Деда он отыскал со второй попытки, первый раз проскочил мимо нужного поворота. Он уже забыл, что на его памятнике выбиты только годы рождения и смерти, поэтому уточнить, какая именно нынче дата, не удалось. Пристроив цветочки и отряхнув памятник от налетевшего мусора, он стоял, глядя на фотографию, и тщетно пытался вспомнить его живым, все-таки ему было уже 4 года, когда тот помер. С деда мысли перескочили на мать, с нее на жену, и тут он по настоящему загрустил.

Со Светкой последнее время они жили нехорошо. Редкий день обходился без хотя бы мелкой ссоры, а то наоборот, подолгу не разговаривали. До шумных скандалов дело не доходило, однако и мирных передышек практически уже не случалось. Постоянно приходилось быть настороже. Он и сам не сахар, но все же старался держать себя в руках, так она надумывала ему какие-то вздорные прегрешения, тут же принималась яростно его в этом обвинять и сходу парировала еще не высказанные возражения. Временами казалось, что она вообще не соображает, о чем говорит, хотя раньше ее всегда отличал именно здравый смысл. В запальчивости она переставала контролировать себя, в голосе появлялись визгливые интонации, а лицо искажала некрасивая гримаса. Это добавляло ему огорчений, ведь Светка – классная девочка, и если хотела, запросто еще могла сойти за старшеклассницу, даже милиция иногда придиралась, как к несовершеннолетней. А в ссорах резко старела и становилась просто сварливой бабой.

Он пытался восстановить былую дружбу, начинал ухаживать за ней, как в медовый месяц, готовил что-нибудь вкусненькое, покупал к ужину вино и цветы, - все попусту. Цветы она капризно отвергала: "Издеваешься? Знаешь же, что я такие не люблю, ты бы еще одуванчики принес!"Его кулинарные потуги съедала молча или вовсе не притрагивалась: "Ты, похоже, задался целью раскормить меня, как корову, чтобы я стеснялась нос из дома высунуть". Ко всему, что бы он ни делал, она находила повод придраться. Когда он тянулся ее поцеловать, она брезгливо отворачивалась: то он плохо побрит, то, якобы, пахнет от него чем-то. В постели у нее вечно находился повод отодвинуться подальше: сегодня, мол, нельзя, или просто неважно себя чувствует, или сделает вид, что уже спит, а то вообще издевательски заявит: "Что-то не хочется". Он уже собирался ей в упрек отмечать в календаре месяцы, в которые у них хоть раз бывала близость.

И такая бодяга тянулась, почитай, весь последний год, он уже начал уставать, терять терпение и все чаще срывался. Осталась ли в нем любовь? – он, пожалуй, не смог бы сейчас честно ответить себе. А ведь раньше у него не было в этом ни малейших сомнений. Как и в ее любви. Счастье казалось вечным. А теперь… Порой он еле сдерживался, чтобы не предложить развод. Но потом вспоминал об этом со стыдом и страхом, такой пустой представлялась ему жизнь без Светки.

Игорь выбрался из частокола могильных оград и направился к выходу. Дома плохо, и от работы он перестал получать прежнее удовлетворение. Прекрасно, казалось бы, раскрученный бизнес вдруг начал сбоить. Началось все с пустяков, так в каком деле их не бывает? Он с хрустом переламывал чьи-то палки в колесах, и машина успешно продолжала катить вперед, лишь набирая обороты. Но неприятности зачастили. Постоянно задерживались грузы, в самый неподходящий момент ломалась оргтехника. Персонал больше пекся о своей выгоде, чем об интересах фирмы, ни на кого нельзя положиться. Клиенты, словно сговорившись, без видимых причин переметнулись к конкурентам. Дальше больше. Недавно родной банк, с которым они душа в душу жили все эти годы, из-за пустяковых придирок протянул с выдачей кредита, сорвалась крупная сделка, в итоге фирма понесла уже ощутимые убытки. Это больно ударило по бизнесу, просто так не отмахнешься. В довершение Стас, верный компаньон, на двоих с которым они держали фирму, вместе когда-то учились в институте и ходили в походы, последнее время изворчался, считает, что дела нужно вести не так. Что-то он явно задумал, но Игоря посвящать в свои планы не торопился. Грустно, прежде у них не было друг от друга секретов.

Он шел по безлюдному кладбищу, погруженный в невеселые мысли, и вдруг боковым зрением уловил, что за ним кто-то наблюдает. Еще не обернувшись, он уже знал, что это мужчина, женский взгляд цепляет мягче. Игорь удивился, никого не обнаружив в той стороне, и хотел, было, идти дальше, но, отвернувшись, вновь почувствовал чье-то пристальное внимание. Он хорошенько осмотрелся, попутно удивившись, как сюда попал, видно опять свернул не туда. Сосредоточившись, наконец догадался, что на него смотрит человек с фотографии на памятнике в нескольких метрах поодаль. Подошел ближе - ничего особенного, симпатичный парень с веселым лицом, примерно его возраста.

Игорю пришла в голову грустная мысль: вот человек улыбался когда-то в объектив, не подозревая даже, что именно этими глазами он когда-то будет смотреть из-под земли на тех, кто останется жить после него. Потом он глянул ниже и испытал легкий шок, увидев свое имя и дату рождения. Он потянулся, смахнул налипший кленовый лист и перевел дух. Да, тоже Игорь, но фамилия совершенно незнакома, какой-то Маслов, и дата оказалась датой его смерти. А родился он в один год с его отцом, ровесник им обоим, как странно! Он опять присмотрелся к фотографии и что-то его насторожило. С изумлением он увидел во взгляде укор, причем адресованный лично ему. Что за глупости, он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и торопливо зашагал прочь, чувствуя жжение в спине и подавляя мучительное желание обернуться. К концу дня он благополучно успел забыть об этом странном эпизоде.

Как-то раз вскоре довелось ему просидеть целый день дома одному. Необъяснимым образом разболелось правое колено, да так, что он едва хромал по квартире. Левое побаливало иногда после давней травмы, полученной на горных лыжах, но с чего вдруг болеть правому? Причем, разительно похоже. Врач вчера внимательно ощупал колено, похмыкал, выписал какую-то мазь и велел пока поменьше двигаться. Вот еще, кстати, напасть, раньше такого не случалось, а теперь то и дело стали вязаться какие-то непонятные болячки, врачи только руками разводят.

По телевизору ничего интересного днем не было, книг нечитанных в шкафу тоже не нашлось, и он уж прикидывал, какую бы перечитать по второму разу, но тут заметил на подоконнике небольшую книжечку в дешевой обложке, очевидно забытую женой. Оказалось что-то эзотерическое, странный, однако, пробудился у Светки интерес, раньше такого добра у них в доме не водилось. Перелистал наугад и хотел уже бросить, но тут на глаза попалась карандашная пометка, очевидно сделанная ее рукой, в главе о семейных проблемах. Это его заинтриговало, он проковылял на кухню, сварил себе кофе и за пять чашек осилил всю брошюру, морщась, когда неловко поворачивал больную ногу.

Книженция оказалась занятной, прежде он имел довольно смутное представление о карме и прочих таких делах и лишь посмеивался снисходительно, когда кто-то высказывался на эту тему в его присутствии. Увы, ничего утешительного им с женой книга посоветовать не могла, по ней выходило, что подобная несовместимость характеров дается чуть ли не в наказание. Нравится – терпи, не хочешь – разводись. Ну уж дудки, это мы еще посмотрим, хорошее дело – разводиться! Светка, не смотря ни на что, была ему очень дорога. Все это временное. Просто сейчас ей чего-то недостает в жизни. Последние несколько лет она не работала, в этом не было необходимости, а со старого места ее в свое время поперли по сокращению штатов, вот и заскучала от безделья. А тут, вроде, подыскала себе работу дизайнера по интерьерам, у нее диплом архитектора. Скоро займется делом, успокоится, и у них опять все наладится.

Неожиданный интерес вызвала глава о переселении душ. Он не верил, конечно, во всю эту чепуху и был знаком с предметом, главным образом, по песенке Высоцкого: "…а если туп, как дерево, родишься баобабом…". Но когда прочитал, какими именно карами небесными чревато неисполнение своего предназначения в предшествующей жизни (перечислялись практически все свалившиеся на него напасти), внутри у него что-то екнуло, и вновь через дни и расстояние пронзил взгляд того парня с кладбища. Как, бишь, его звали? Да Игорь же! Позвольте, уж не хотите ли вы сказать, что и к той могиле ноги привели его не случайно? Однако, очень уж похоже его случай укладывался в схему, опять же совпадение дат... А что дата? Ведь по этой теории душа не сразу переселяется в другое тело, а какое-то время парит в эмпиреях. Или время там относительно? Вот мура, не хватало еще рассуждать об этом всерьез.

Но теперь его начал неотвязно преследовать тот взгляд. Втемяшилось узнать, что это был за человек, и от чего умер таким молодым. В этом смутно чувствовалась какая-то тайна. Можно, допустим, разыскать его родственников, навести справки, но он не запомнил ни фамилии, ни даты рождения. В конце концов он понял, что не успокоится, пока все не разузнает. Ругая себя за эти глупости, он в ближайший выходной опять приехал на кладбище. Битый час кружил по аллеям, даже приблизительно не ориентируясь, куда его занесло в тот раз, окончательно промочил ноги в снежной слякоти, и совсем уже собрался бросить эту дурацкую затею, как вдруг обнаружил, что стоит в двух шагах от нужной могилы. Глаза Игоря на эмалевой фотографии все так же магнетизировали его. На этот раз улыбка показалась ему насмешливой. Он тщательно переписал все данные и поспешно покинул кладбище.

В кладбищенской конторе ему посоветовали обратиться в адресный стол. Там дали адрес и телефон вдовы. Он позвонил и договорился о встрече, плохо еще представляя, как объяснит свой интерес. Он уже точно не помнил, что именно ей наплел, и теперь боялся соврать по-другому. Не рассказывать же, в самом деле, сказку про переселение душ. Объяснять, к счастью, ничего не пришлось, ее даже обрадовал неожиданный интерес к покойному мужу. "Как Вас зовут?"- спросила она, "Игорь?"- голос ее дрогнул, "А, простите, сколько Вам лет?"Игорь подумал, что не стоило ему, наверное, приходить, лучше было обойтись телефоном. "Нет, нет, не обращайте внимания, так что Вы хотели узнать про мужа?"

Ее рассказ он выслушал с огромным интересом. Тот Игорь, как выяснилось, был довольно известным туристом-водником и утонул во время сплава по горной реке. Как ни странно, Игоря это совсем не удивило, он ожидал услышать нечто подобное. В голове словно включился кинопроектор, он прикрыл на секунду глаза и увидел бурную таежную реку с белой пеной на гребнях и сверкающими на солнце брызгами, а в уши ворвался шум воды, в котором потонул голос вдовы. Темнеющее между бурунами жерло слива неудержимо влекло, как порой глубина двора, когда стоишь на балконе, но это вызвало не страх, а упоение.

Он тоже числил себя туристом, еще со студенческой поры. Сейчас, правда, свободного времени оставалось мало, зимой он катался на горных лыжах, а летом, пусть не каждый год, старался выбраться со старой компанией в горы. Ну и в традиционные майские байдарочные походы. А вот к такой "белой воде"у него изначально обнаружилась досадная боязнь. В свое время он съездил пару раз на мало-мальски серьезные сплавы, и до отъезда чувствовал себя прекрасно, с удовольствием предвкушая, как будет кайфовать на пенных валах. Но как только оказывался среди этих самых валов, весь кайф пропадал. В животе появлялся противный комок, а в голове ютились тоскливые мысли: поскорее бы миновать этот порог, поскорее бы наступил вечер, когда не нужно уже никуда плыть, поскорее бы закончился поход...

Белая вода оказалась для него враждебной стихией. Тем удивительнее был восторг, который он только что пережил. На таких серьезных речках он никогда не бывал, однако картинка стояла перед глазами, как живая, будто виденная им когда-то. Ему нестерпимо захотелось оказаться сейчас там, на этой реке, он даже рассмеялся от радостного предвкушения. "Я сказала что-то смешное?"- вывел его из задумчивости голос вдовы. "Ой, простите, простите ради Бога. Вы, кажется, говорили о каком-то Викторе?""Да, Виктор, он был с Игорем в том походе, а потом ездил за его телом. Его ведь нашли не сразу, лишь осенью рыбаки случайно наткнулись на него, вернее, на то, что от него осталось, в ста километрах ниже по реке. Опознать удалось только по ботинкам, больше на нем ничего не сохранилось". Она замолчала, отвернулась и смахнула слезинку. "Я дам Вам его адрес, он расскажет обо всем лучше меня".

Дверь открыл неприбранный бородатый мужик, лысый и лохматый одновременно, в спортивных штанах и старой тельняшке, и недружелюбно уставился на Игоря. Из квартиры кисло тянуло застарелым табачным духом. Игорь разочарованно разглядывал его: неужели это и есть тот самый Виктор? Со слов вдовы он представлял его себе гораздо привлекательнее. Мужик раздраженно буркнул: "Ну?"Игорь на мгновение смешался, что-то ему расхотелось общаться с этим типом, не поздно еще извиниться, что ошибся дверью, но отступать было глупо. Подавляя нарастающую неприязнь, он полу утвердительно спросил: "Вы Виктор?"Тот неопределенно качнул головой. Приняв это за согласие, Игорь продолжал: "Мне дала Ваш адрес вдова Игоря Маслова". Мужик какое-то время продолжал хмуро молчать, не приглашая войти, потом нехотя протянул: "Ну, если Люся…"

Он посторонился, пропуская его в квартиру, щелкнул за спиной замком и прошлепал вперед него на кухню, обронив на ходу: "Можешь не разуваться, у меня не метено". Это было еще мягко сказано, по своей холостяцкой запущенности квартира больше смахивала на общежитие для сезонных рабочих. На кухне Виктор встал спиной к окну, закурил и принялся бесцеремонно его разглядывать. "И какое же у тебя ко мне дело?"Он курил дешевые вонючие сигареты, набитые, судя по запаху, сушеным навозом. Игорь ответил, что пишет статью для местной газеты о развитии туризма в их городе и хочет упомянуть об их трагедии. Виктор не выказал открытого недоверия, однако продолжал скептически молчать. Потом к облегчению Игоря, которому вовсе не хотелось посвящать его в свои планы, затушил окурок, попросил обождать и надолго пропал в комнате.

Вернулся с картонной папкой, сдвинул на край стола грязную посуду и объедки, небрежно смахнул рукавом крошки и вывалил перед Игорем пожелтевшую копию отчета, карты, схемы и пачку фотографий в черном пакете. Игорь рассматривал карты и снимки, а Виктор поглядывал ему через плечо и по ходу комментировал. На фотографиях Игорь сразу узнал своего тезку, тот ведь не постарел с тех пор, и с куда большим трудом – Виктора, недоверчиво скосив на него глаза. Тот перехватил его взгляд и ухмыльнулся в бороду. А на старых черно-белых снимках все они беззаботно улыбались и дурачились, и грустно было видеть их улыбки, наперед зная, что их ждет. "Люся, наверное, сказала тебе, что это произошло в Саянах, на реке Орон", - начал Виктор. "Тогда по ней мало кто ходил, места были совершенно дикие. Мы знали, что там есть каньон с практически непроходимым порогом Шайтан. Но нам, можно сказать, повезло, лето в Сибири выдалось дождливым, высокая вода покрыла все обломки скал, и можно было попытаться проскочить".

На снимках порог выглядел просто зловеще и, надо думать, в действительности был еще круче. Игорь вопросительно посмотрел на Виктора, и тот утвердительно кивнул: да, беда случилась именно там. Он продолжил: "Игорь был нашим капитаном. Сплав начали вот отсюда, - он ткнул в карту коричневым от табака пальцем, - тогда там было много хорошего сухостоя, сейчас, поди, уже не осталось, а с ним кончилась и эпоха деревянных плотов. Река на всем протяжении не давала скучать, мы и гребь ломали, и за борт нас смывало. Валы на большой воде такие, что ставили наш 10-метровый плот чуть ли не вертикально.

Разговорившись, Виктор оживился, помолодел и стал, наконец, похож на свои старые фотографии, будто снова был на той реке. Он показывал рукой с зажатой в ней сигаретой движение плота, как летчик на разборе полетов, роняя пепел на разбросанные по столу бумаги и фотографии, и рассеянно сдувал его Игорю на брюки. Тот терпеливо морщился, а потом перестал обращать внимание, захваченный встающими перед глазами картинами. "Нам уже казалось, что мы сможем пройти все, что угодно. Но проклятый Шайтан заставил и нас призадуматься, такой опасный порог мы видели впервые. Начинался он водопадным сливом, дальше тоже весело, в большую воду поток набирает такую мощь, что скалы дрожат, судно становится неуправляемым. Сейчас уже абсолютно ясно, что лезть туда было чистым безумием, но мы были молодыми дураками, вдобавок опьяненными успехом, и некому было нас остановить".

"Плот швыряло, как щепку, мы не смогли увернуться от удара о скалу и перевернулись. Вода там бешеная, сразу потянула вниз. Меня долго тащило в глубине, ломало руки и ноги, я уж успел попрощаться с жизнью, когда выбросило на поверхность вверх ногами. Нам дико повезло, почти всем удалось спастись, но кто-то же должен был расплатиться за нашу дурость, и им оказался Игорь. Несколько дней мы его искали, нашли только в клочья разорванный спасжилет километрах в 10 ниже, а потом пришлось прекратить поиски. Ну, а остальное ты, наверное, уже знаешь от Люси". Игорь кивнул. Он уже другими глазами смотрел на фотографии, словно примеряясь к порогу. Шайтан ждал его, и принять вызов было делом чести.

Виктор замолчал, откинулся на спинку стула и закурил новую сигарету. Дым к тому времени стлался уже плотными слоями и ел глаза. Игорь прикидывал, как бы поделикатнее попросить хозяина проветрить кухню. Покосившись на него, тот встал и открыл форточку. Помолчав, добавил: "Пока ходил в походы, я еще интересовался, но не слышал, чтобы кто-то прошел весь каньон, сейчас уже не знаю". На этом интерес к продолжению беседы у него иссяк, он отвернулся и стал смотреть в окно на покрытый свежим снегом двор. Игорь понял это так, что разговор закончен, поблагодарил за рассказ, встал и попрощался Виктору в спину. Тот не ответил. Потоптавшись в нерешительности, Игорь повернулся, чтобы уйти. "Вот что, парень, - остановил его голос Виктора, - возьми, если нужно, фотографии и все остальное, вернешь потом. Ты ведь тоже собрался идти туда, я это сразу понял". Виктор посмотрел ему в глаза: "Сейчас, конечно, техника уже не та, позволяет лезть хоть к черту в задницу, но река по-прежнему ошибок не прощает. Ее надо чувствовать, и если поймешь, что она тебя не пускает, не ходи. Где-где, а там это верная смерть". Он опять отвернулся, буркнул: "Ладно, бывай", - и замолчал уже окончательно. Игорь сгреб со стола фотографии и бумаги, еще раз сказал "спасибо"и вышел вон. От его одежды долго еще потом несло табачным смрадом.

По дороге домой он рассуждал: чисто теоретически и с необходимой долей защитной иронии можно предположить, что он явился наследником души Игоря Маслова, прохождение порога для которого оказалось невыполненной жизненной задачей, и должок перешел ему в нагрузку к душе. Теперь и над ним висит этот Дамоклов меч, а все его беды из-за того, что он тянет с оплатой по счетам. Ну, что ж, он не насилует себя, собираясь на сплав, ему этого действительно хочется, цель жизни на ближайшие несколько месяцев вполне достойная, а судьба это или нет, там посмотрим. Он заболел этой идеей, вернее, закончился латентный период, и болезнь перешла в открытую форму. Забавно, конечно, если в его жизни что-то изменится в случае успеха. Придется, наверное, поверить в карму.

Игорь начал готовиться к сплаву, собирать информацию, познакомился с ведущими водниками города. Выяснилось, что этот самый Шайтан действительно до сих пор остается нераспечатанным, во всяком случае, достоверных сведений о его прохождении обнаружить не удалось. А попытки были, причем на разных судах. Значит, нужно сделать что-то специально под этот случай. Этим он и озадачил Костю – непревзойденного конструктора катамаранов. Основные расходы по обеспечению рекордного сплава он, разумеется, взял на себя, ничего, фирма потянет. Его бухгалтер только кряхтел, оплачивая экзотические счета.

А Стас отмочил штуку похлеще: заявил, что хочет отделиться. На время была оставлена побоку возня с катамараном и все силы брошены на улаживание конфликта. Но поправить ничего не удалось, Стас сказал, что давно все обдумал, и дело тут вовсе не в этой его бредовой затее. "Ну и пусть: - ожесточенно подумал Игорь и вернулся в турклуб. Ему удалось увлечь своей идеей матерого водника Володьку, который согласился взять на себя руководство будущим походом. Он оказался, в общем то, большим раздолбаем этот Володька, у него и кличка была "Большой", но на воде был асом и опыт имел огромный. Серьезного участия в подготовке он не принимал, больше трепался и раскручивал Игоря на пиво. "Все ништяк, Игореха", - заявлял он, - "будет вода – сделаем тебе порог".

После ухода Стаса дела на фирме пошли еще хуже. Стас был прагматиком и всегда все точно рассчитывал, а Игорь легко загорался новыми идеями и тяжело переживал неудачи. Он работал с увлечением, но порой слишком доверялся людям. Чем больше он бился головой о стену, тем хуже шли дела. Но вот странность, стоило ему махнуть на все рукой и пустить на самотек, как ситуация более менее стабилизировалась. Спасли налаженные связи и старые наработки, так что фирма продолжала худо-бедно оставаться на плаву. Он еще контролировал ситуацию, но уже без прежнего энтузиазма. Основное внимание он сосредоточил теперь на подготовке к походу, а решение серьезных вопросов по работе отложил до возвращения. Со щитом или на щите, это уж как Бог даст, а мирская суета отодвинулась для него на задний план. Впрочем, у него в голове зародился один грандиозный проект, способный кардинально изменить ситуацию, но в нем совершенно необходимо было участие Стаса, одному Игорю не потянуть, а больше обратиться за помощью не к кому. Но тот упорно отказывался, а потом и вовсе стал избегать встреч, не отвечал на телефонные звонки. Это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно. Они раньше дружили семьями, а теперь его жене приходилось лгать, что Стас уехал, заболел и так далее, у нее это плохо получалось, и всем было очень неловко.

И с женой отношения стали еще хуже, тучи над их семьей сгущались. Нет, первое время, как она начала работать, все пошло просто замечательно, Светка повеселела, прекратились бесконечные ссоры. Она увлеченно рассказывала о новой работе, с юмором описывала своих коллег. Они подолгу засиживались за вечерним чаем. Но потом все опять пошло прахом. Что там давешняя милая грызня, до сих пор они только тешились. Она исподволь стала отдаляться от него, начала лгать. Пришла как-то с работы поздно, поддатая, и оправдалась тем, что у подруги был день рождения. Ночью полезла к нему ластиться, словно стараясь замолить грешок. Вот чудачка, ну выпила, погуляла, что за беда, и он с удовольствием ласкал ее, пока она не заснула. Но на другой день совершенно случайно он повстречал на улице ту самую подругу, задним числом поздравил ее и оказался в глупом положении, потому что день рождения у нее, оказывается, был уже давно. Он не хотел оскорблять жену недоверием и ничего ей в тот раз не сказал. Но случай повторился. На этот раз он не сдержался и прозрачно намекнул, что не стоит, мол, держать его за полного идиота. На что она мгновенно ощетинилась и перешла к своей излюбленной тактике активной обороны, а глаза у нее при этом сделались злые-злые.

У него зароились самые нехорошие предчувствия. Это случалось и в лучшие времена. Светка была так хороша собой, что он порой не верил своему счастью, и ему приходили в голову дурацкие мысли о ее возможной измене. Ему бывало горько об этом думать, он гнал прочь подобную чепуху, но все же, мучительно теоретизируя на эту тему, заставлял себя быть великодушным, ведь они же современные люди. Ревность – это пошло. Он слишком уважал ее, в том числе и ее право на свободу, чтобы закатывать безобразные сцены и уподобляться анекдотическим рогоносцам. Так было когда-то, до затяжной полосы ссор. Уже давно слово "любовь"не являлось определяющим в их отношениях.

Однако действительность разбила в пух и прах все его интеллигентские измышления. Оказалось, что он все еще сильно, до умопомрачения ее любит, а под грубым рашпилем повседневных забот облетела только пыльца многолетней влюбленности. Рашпиль царапнул посильнее – и вот уже треснула крепкая броня самообладания, в которую он заковал себя напряженной работой – главным смыслом, как еще недавно казалось, его жизни.

Но к страху потерять любимую женщину примешалось вдобавок унижение издевательства над собой. Если она опять задерживалась "у подруги", он хватал себя за руки, чтобы не схватиться за телефон. А если сталкивался с этой подругой, ловил у нее в глазах насмешку, за что возненавидел ее едва ли не больше гипотетического соперника. Он готов был выплеснуть на нее всю накопившуюся горечь, будто она и есть коварная разлучница, хотя смешно, конечно, было рассчитывать, что она выложит ему все Светкины секреты.

Все чаще по вечерам жены не бывало дома. Не выдерживая одиночества в пустой квартире, он садился в машину и колесил по вечерним улицам, невольно высматривая ее белую "десятку"на парковках, или оставлял машину и шел пешком, сужая круги близ тех мест, где надеялся и боялся, боялся и надеялся встретить ее с другим. Возвращаясь поздно, она не всегда утруждала себя оправданиями. Бывало так глянет, что у него пропадала всякая охота выяснять. Неровен час, она в насмешку может выдать и правду, придав ей вид шутки. Он не представлял, как ему жить после этого.

Игорь стал просиживать в турклубе вечера напролет, чтобы подольше не появляться в их пустом доме с остывшим очагом. Возвращался – Светка уже на месте, все О'Кей, можно об этом не думать. В клубе можно было забыть на время обо всех неприятностях и всласть потрепаться с мужиками. Он знал уже свою реку, как пять пальцев. И множество других рек. Пересмотрел десятки фильмов и описаний, сотни фотографий и слайдов. Мог компетентно сравнивать порог "Три Вовы"на Чулышмане и "Топоры"на кавказской Белой или Карагемский прорыв на Аргуте. В конструкциях плавсредств разбирался ненамного хуже Костика и уж, во всяком случае, лучше Большого. Договорился, оплатил и устроил в бассейне испытание их первой опытной модели, после чего в нее внесли некоторые изменения. Он сам с увлечением возился в мастерской.

Помимо всего прочего его не оставляли проблемы со здоровьем, теперь не давали покоя пугающие боли в сердце. Порой он даже боялся не проснуться утром. Но врачи ровным счетом ничего не находили. Потом разболелась, по всем признакам, язва. Старый врач мял, мял его живот: "Болит, не болит?"и заявил, что нет у него никакой язвы. "А может это печень, доктор?"Тот ткнул пару раз в другом месте и буркнул: "Нет у тебя никакой печени. Впрочем, если угодно, можешь пройти полное обследование, только уверяю, это ничего не даст". Но ведь болело же! Порой свет казался не мил. Не понос, так золотуха: ко всему прочему его обметало какой-то подозрительной сыпью. Кожник, как водится, первым делом направил на РВ, а получив результаты, с некоторым, как показалось, разочарованием, успокоил, что у него ничего нет. "А как же сыпь, доктор?""Не обращайте внимания, сама когда-нибудь пройдет. Мы это не лечим". Врачи посмеивались над его мнительностью и советовали обратиться к знахарю.

Весной они приняли участие в ралли на Белой. Игорь вначале запротестовал, полагая это чистой авантюрой для такого новичка, как он. Лучше для начала потренироваться на какой-нибудь речке попроще. Но Большой хлопнул его по плечу: "Не трусь, парень", и дело было решено. В итоге они заняли даже не самое последнее место! Но главное, у него напрочь исчезла дурацкая водобоязнь, не появлялся больше противный комок в животе. Напротив, возник неудержимый азарт, он почувствовал себя в своей стихии. Игорь воспрял духом и шансы на успех предстоящего дела оценивал теперь гораздо выше. Четвертым к ним присоединился Володя маленький или просто Вовка, абсолютно надежный молчаливый парень. Их экипаж прекрасно сработался на трассе соревнований. Катамаран тоже с честью выдержал испытание. Там, на ралли, он произвел сильное впечатление, на него косяками ходили смотреть, фотографировали, рисовали конструкцию. Костя без умолку давал пояснения и охотно позировал рядом со своим детищем.

Когда Игорь вернулся домой, ревность разгорелась в нем с новой силой. Воображение, воспаленное недельной отлучкой, услужливо рисовало сцены одна другой омерзительнее. Мысль, что до Светки дотрагиваются чужие руки, была просто невыносима. Но он уговаривал себя, что у нее просто блажь, вот перебесится, и они опять будут вместе. Он заранее готов был все ей простить. Однако его не покидало ощущение неотвратимости потери, словно он оставался на перроне, а она стояла на подножке тронувшегося поезда. Она еще рядом, к ней можно прикоснуться, но поезд неумолимо набирает ход... Несколько раз он собирался вызвать ее на честный разговор, но все малодушно откладывал. Наконец, решился поговорить прямо перед отъездом на Орон, на вокзале, чтобы избежать тягостного продолжения разговора и дать ей возможность хорошенько все обдумать в его отсутствие. Он был внутренне готов даже к тому, что по возвращении уже не застанет ее дома. Может это и к лучшему. Однако, разговор так и не состоялся, она не пришла его провожать, понадобилось даже выдумывать для друзей оправдание.

Накануне отъезда Игорь опять заходил на кладбище попросить благословения у предшественника. Тот ободряюще улыбнулся ему на прощание. Команда подобралась что надо, с ними шла еще группа сопровождения - шесть человек на надувном плоту для страховки, видео и фотосъемки. Каждый день на реке, каждое успешно пройденное препятствие, плюс высокая вода, прибавляли уверенности в победе. Экипаж действовал слаженно, как единый механизм. Игорь сливался с водой, чувствуя ее мощь и испытывая наслаждение от этого ощущения, подобно всаднику на стремительно скачущей лошади. Пришла уверенность в себе, умение не бороться с водой, а помогать ей делать с судном именно то, что нужно. Игоря оставили все сомнения в осуществимости задуманного, его дурацкие болячки, беспокойство о делах, тягостные мысли о Светке, и не покидало радостное ощущение, что он выбрался, наконец-то, из болота и попал в нужную струю.

На каньоне встали лагерем, обнесли плот и груз и два дня потратили на детальную разведку. Порог не подкачал, поджидая их, он ярился в своей великолепной мощи. Из-под воды доносился тяжкий стук камней, которые река ворочала на дне. Несколько раз они обошли каньон, обкладывая его, как зверя в берлоге, и могли пройти его теперь с закрытыми глазами. Все были деловиты и сосредоточены, даже Большой прекратил свой обычный легкомысленный треп. Они не спешили, просчитывая все до мелочей, кроме того, Игорь хотел приурочить прохождение порога непременно ко дню своего рождения (и гибели того, первого Игоря). Уровень воды держался все это время достаточно высоким, а накануне прошел дождь и добавил еще с полметра.

Первым с днем рождения поздравило Игоря солнце, разогнавшее по этому случаю вчерашние тучи. Предстартовый мандраж прошел, река пускала его, теперь он был в этом абсолютно уверен. Они скатятся через порог, как по рельсам с "Американских горок". Вырази сейчас кто-нибудь сомнение в этом, он бы удивился. Все уже сидели по своим местам: они на своем суперкатамаране, страховка, операторы. Их четверка мысленно была уже там, впереди, в пороге. Игорь вызвал в памяти образ своего тезки, улыбнулся ему и кивнул Большому: командуй. Тот щелчком отбросил сигарету, поднес к губам рацию, сказал: "Эй, вы там, не заснули еще? А то пропустите самое интересное", послушал ответ, ухмыльнулся и спрятал рацию за пазуху. Они взяли весла на изготовку.

Катамаран чисто зашел в струю, которая подхватила его и понесла навстречу хищно рычащему чудовищу. Сердце Игоря замерло от восторженного страха, и они ухнули в первый слив. Время стремительно раскручивалось, как сжатая пружина, оставляя в памяти лишь разрозненные картинки. Вот катамаран вместе с гребцами полностью скрылся в пенном котле надолго, навсегда, уже нечем дышать… Вот навстречу неотвратимо несется мокрый обломок скалы. Вот неожиданно вздымается гигантский пульсирующий вал, целая водяная гора, и ставит катамаран свечкой. Они делают почти полный оборот вокруг вертикальной оси и снова шлепаются на ровный киль. Команд капитана не слышно из-за рева воды, но они угадываются за мгновение до того, как бывают произнесены. Наконец катамаран вырывается из темной каменной щели. Страховщики в знак приветствия поднимают весла вверх.

Они все-таки перевернулись. Расслабились уже на выходе, в заключительной шивере. С хохотом вылезли на перевернутый кат и зачалились раньше, чем подоспела страховка. Игорь выскочил на берег, победоносно выбросил вверх мокрый кулак и заорал: "Yes ! Мы сделали это!"Небывалая волна восторга, какого-то почти физиологического удовлетворения и облегчения окатила его с головы до ног. Вся суета, терзавшая его дома, показалась отсюда такой мелкой и далекой, как в перевернутый бинокль. Он прошел через этот порог, как сквозь ворота в новый мир, новую жизнь. Это было его второе рождение, он чувствовал, что силы его удвоились, ведь ему предстояло жить теперь "за себя и за того парня".

Он сразу увидел Светку на перроне. Она тоже заметила его в окне вагона и побежала рядом с замедляющим ход поездом, размахивая каким-то диковатым букетом, а он любовался ее улыбкой, по которой успел так соскучиться. "Почему ты плачешь? - спросил он, оторвавшись от ее губ, - ведь все закончилось благополучно". "Мне было очень плохо без тебя, никогда больше не бросай меня, обещаешь? "Вместо ответа он снова прильнул к ней. "Да, пока не забыла, - спохватилась она, - звонил Стас, у него к тебе какое-то важное дело, просил срочно связаться, как приедешь". "К черту Стаса, - мстительно подумал он, закрыв глаза и вдыхая щемяще родной аромат ее духов, - обождет до завтра".

Алексей Григорьев

0 0
Добавить публикацию