Туристское творчество

Автор - Мамонт Морозов (Красноярск)

Два подростка лет шестнадцати, Петька и Колька, осторожно ступая, шли по прибрежному лесу Кемчуга. Колька, немного угрюмый и не по своим годам крепкий паренёк, внимательно глядя по сторонам, нёс на изготовке новую ижевскую двустволку. Петька, полная противоположность Кольки, худощавый и живой, брел следом, держа в руке, за лапки, подстреленного рябчика.
- Давай перекурим, что ли, - сказал Петька своим громким, высоким голосом.
Колька, уставший за день от ходьбы, обернувшись, молча кивнул.
- Сегодня весь день пасмурно, - закуривая папиросу, пробубнил он. - Темнеть будет раньше. Скоро на станцию пойдем.
- Да что там делать? До электрички почти ещё три часа. Походим ещё. - Не соглашался Петька, не довольный таким скромным трофеем, как рябчик, в первый день осеннего охотничьего сезона.
- Нет, Петруха, скоро уже ничего видно не будет. Да и чего здесь торчать до последнего, будто больше сюда не приедем? Хоть и на следующей неделе в школу уже идти, но в воскресенье, мы вполне можем сюда съездить.
Петька ещё бы продолжал возражать неподвластному азарту Кольке, но капли начинающегося дождя заставили его смириться.
- Ладно, сейчас дождик переждём, - с досадой произнёс Петька, усаживаясь рядом с Колькой под елью, - и пойдём.
Слабый дождь, всего за какую-то минуту, превратился в ливень. Хоть под зелёной крышей ели, он был им не страшен, но волнение, - сколько он будет идти, всё же не оставляло ребят.
- Ну, вот видишь? Уже темнеть начало, - не скрывал тревоги Колька, - а нам ещё через реку переправиться надо.
- Ну, подожди, Колька. Время ещё есть. Может быть, дождь скоро кончится.
- Да чего ждать-то? Всё равно по пояс вымокнем, пока до станции дойдём, если даже дождь и кончится. Трава и кусты-то мокрые.
- Ну, хоть телогрейки будут сухие, - продолжал умолять Петька.
Колька ничего не ответил и, отвернувшись, закурил новую папиросу.
Прошло более часа. Совсем стемнело. Подростки сидели, не разговаривая друг с другом, слушали монотонный шелест дождя и курили одну папиросу за другой. Этот час казался для них вечностью. До электрички ещё оставалось достаточно времени и если бы они сейчас пошли на полустанок, то вполне бы успели, но в темноте они вряд ли бы нашли брод и не смогли бы переправиться через реку.
Оба они начали понимать, что им придется остаться здесь. Но ни один не решался признаться в этом другому, оставляя в душе хоть какую-то тоненькую нить надежды. Петька, чувствуя свою вину, боялся признать её. Колька же не хотел заговорить первым, чтобы Петька ни подумал, что он его простил. Они так долго ещё сидели, пока Колька не докурил последнюю папиросу.
- Давай спать. - Сказав, он поднял воротничок телогрейки и лёг на бок.
Но заснуть сразу не получилось. Им обоим казалось, что дождь этот будет идти сто лет, что ночь вообще никогда не кончится, а дом так далеко, что дойти до него не хватит и целой жизни, что они навсегда останутся здесь. И всё же со временем, страх, так успешно разгонявший сон, сдался.
Проснулись они почти одновременно от утреннего холода, ещё раз убедившись, что в Сибири конец августа - уже не лето.
- Пожрать бы сейчас. Покурить бы, - стуча зубами, провизжал Петька.
- Потерпи до дома, - огрызнулся Колька, ещё не переставший таить злость, - там и нажрёшься, и накуришься. Пойдём на станцию, хватит валяться.
- Да сейчас-то куда торопиться? Вон дождь только недавно кончился, все кусты и трава ещё мокрые. Давай подождем, когда роса сойдёт.
- Нет уж. Мы один раз уже подождали, хватит. В электричке обсушимся и согреемся.
Они встали и очень быстро, почти бегом, пошли к полустанку. Вода, сшибаемая ими с кустов, моментально впитывалась в отсыревшую за ночь одежду, щипала своим холодком и, стекая, хлюпала в сапогах. Они терпели эту мелочь и готовы были бы стерпеть ещё многое, лишь бы только поскорее сесть в электричку. Напрямую, до полустанка, оставалось совсем не далеко. Но, подойдя к реке, ребята замерли в недоумении. Они не узнали той реки, которую ещё вчера, в этом месте, переходили вброд. От шедшего всю ночь сильного дождя, вода в реке поднялась почти до весеннего уровня. Кемчуг с большой скоростью нёс мутную воду, вместе с ней унося и надежды ребят попасть к железной дороге.
- Теперь придётся до посёлка вдоль берега идти, - пытаясь сохранить холоднокровие, рассуждал Колька. - Там мост.
- А далеко до посёлка?
- Не близко. Посёлок ведь на следующей станции. И идти вдоль берега. А как река петляет - сам знаешь. Может быть, к вечеру и дойдём.
- Как к вечеру? Мы столько не пройдём.
- Ладно, не разговаривай. Всё равно другого ничего не поделаешь.
Они отправились вверх по течению реки. В глубине души ребята понимали, в какую попали трудную ситуацию. Но то ли страх, то ли наивность не давали им до конца в это поверить. Им всё казалось, что сейчас они дойдут до поворота, а там уже будет виден посёлок. Но вместо посёлка, за одним поворотом появлялся другой, за одной петлёю Кемчуг делал следующую, встречая мальчишек: то почти непроходимыми молодыми ельниками, то старицами, на каждую из которых, чтобы обойти ее вокруг, уходило почти по часу. Они не обращали внимания на снова начавшийся дождь, который то усиливался, то ослабевал, который уже до нитки промочил их одежду, который бил большими каплями в их еще, в общем-то, детские лица. Они ладонями сгоняли воду и шли дальше.
День подходил к концу. Ребята шли уже тихо. За весь день они ни разу не остановились отдохнуть. Давно уже пошли вторые сутки, как они ничего не ели. Усталость и мокрые травы, местами выше человеческого роста, ещё больше замедляли их ход, но они всё шли. И шли бы, пока не упали бы без сил.
- Ой. Подожди, - услышал Колька за своей спиной Петькин голос. - Я, кажется, ногу подвернул.
- Да ты что? Нашёл тоже время. Уже, может быть, идти осталось недалеко.
- Разве я виноват, - оправдывался Петька, - что уже темнеет? Не заметил брёвнышко и наступил на него. А оно скользкое.
- Идти сможешь?
- Не могу, больно.
Колька постоял, немного подумал и решил:
- Видно, опять в лесу ночевать придётся. Подождём до утра. К утру твоя нога, может быть, и пройдёт.
Он помог Петьке дойти до ближайшей ели, посадил его под ней, спиною к стволу, и сам сел рядом. Хорошо под елью, сухо, даже и палатки не надо. Всего в двух метрах дождь льёт, а здесь - благодать.
- Нога болит, - стонал Петька, - есть охота. Дождь ещё этот проклятый не перестаёт.
- Подожди, Петруха. Сейчас немного отдохну, а потом костерок разведу. Погреемся и рябчика зажарим. Хоть и нет соли, да и маленький он, а всё же пища.
- Да где же ты дров возьмёшь? Всё мокрое кругом.
- А под елью-то сухо. Схожу и под другими хворост пособираю.
Колька ушёл и через несколько минут вернулся с большой охапкой тонких сухих еловых веток.
- На, разводи костёр, - сказал он, бросив хворост рядом с Петькой, - а я пойду к воде, выпотрошу рябчика.
Когда Колька вернулся, Петька сидел, как и прежде.
- Ты, почему костёр не разжёг?
Но Петька вместо ответа лишь протянул руку, где на ладони лежал раскрытый коробок, в котором были спички с размокшей серой. Ничего не сказав, а только тяжело вздохнув, Колька сел с противоположной, от Петьки, стороны дерева. Они долго сидели молча, не зная, что сказать друг другу. Каждый считал себя виновным во всём случившемся и не мог себе этого простить. Их тела "горели", а мокрая одежда бросала в дрожь. Страшно резало в животе, и "гудели" ноги. Колька своими сильными руками разорвал тушку рябчика пополам и одну половину отдал Петьке. Они долго не решались начать есть. И сдерживало их, пожалуй, не то, что они никогда не ели сырого мяса, а стеснение друг перед другом в такой не привычной трапезе. Но опустившаяся ночная мгла всё разрешила сама собой. Стало так темно, что они и при желании не смогли бы увидеть друг друга. Они ели, дочиста обгладывая каждую крупную косточку, а мелкие просто пережёвывали и глотали вместе с мясом. Выплюнули лишь две дробины, поразившие птицу. Даже нежное мясо рябчика в сыром виде напоминало резину, но в этот момент оно казалось им лучшим лакомством на свете. Конечно же, этой маленькой птицы было бы мало насытиться даже одному, но всё же это дало облегчение. У ребят перестало сосать в желудке, и резь в животах исчезла.
- Петруха, ты спишь? - спросил Колька спустя несколько минут, нарушив так долго тянувшееся молчание.
- Нет, не сплю.
- А чего?
- Боюсь.
- Чего боишься?
- А на нас ночью никто не нападёт?
- Да кто здесь на нас может напасть?
- Ну, зверь какой-нибудь. Медведь, например.
- Не-ет. Медведь в это время года сытый, - успокоил Петьку Колька и, пытаясь шутить, добавил, - в это время даже если ты сам к нему в пасть полезешь, он тебя всё равно выплюнет.
- А волки?
- А волки в это время стаями не живут. Мы им сейчас не под силу. К тому же у нас ещё четыре патрона есть. Два из них с картечью. Так что спи и не бойся.
И всего лишь через пару минут к шороху дождя и громкому стуку колёс ночных поездов, доносящемуся где-то совсем близко, из-за реки, прибавился негромкий Петькин сап.
Колька же долго ещё не засыпал. Он вспомнил о родителях. Где они сейчас? Наверно, с ног сбились, ищут их. Что скажут они родителям? Как будут смотреть в глаза, когда вернутся в Красноярск? Ведь четыре года назад, в шестьдесят шестом году, они дали клятву родителям, что больше не отправятся ни в какие путешествия. И они хранили и хранят эту клятву. Но родители не знают, где их сыновья сейчас и что с ними случилось, и по привычке ищут их по вокзалам и линейным отделам милиции.
Кольке казалось что так, как за этот прошедший день, он ещё никогда не уставал. Но переживания за родителей по-прежнему не давали заснуть. Он попытался отвлечься тем, что вспомнил, как впервые встретился с Петькой. От этого воспоминания на сердце стало легче, а на душе светлее, и он уснул.
Когда им было по десять лет, Петька вместе с родителями и младшей сестрой Наташкой переехал в Красноярск с Украины и поселился в Таракановской слободе, в доме напротив Колькиного. В школе Петька попал учиться с Колькой в один класс. Сдружились очень быстро. Целые дни напролёт проводили вместе. Колька знакомил Петьку с окрестностями, а тот рассказывал ему про Украину; про степи, про тёплую зиму, про фруктовые сады. Со временем они так привыкли друг к другу, что не могли надолго расставаться. Их родители тоже быстро установили между собою хорошие соседские отношения. К тому же их отцы вместе работали в локомотивном депо. А самое главное, что сблизило двух мальчишек, это то, что они оба любили смотреть на звёзды. Они забирались на крышу сарая и долго, лёжа на спине, рассматривали ночное небо, где звёзды большие и яркие, и совсем крохотные, заметные разве что их острым детским зрением, светили из глубины бездны. И ещё была на небе одна звезда, которую они любили особо. Она висела над горизонтом ниже других звёзд. Все звёзды светили ровным постоянным светом, а эта моргала. И глядя на неё, мальчишкам виделись дальние страны, морской берег, белоснежные парусники, пальмы, грохочущие вулканы. Когда звезда уходила за горизонт, они, вздыхая, расходились по домам.
Мальчишки решили для себя, что когда вырастут, обязательно станут путешественниками. Но ждать ещё было долго, а две детские души рвались в дорогу. И однажды не вытерпели. Натолкав в карманы хлеба и сала, они отправились на железнодорожный вокзал, который был совсем близко от их домов, и на первом же поезде поехали в западную сторону. Но поездка их оказалась короткой. Их высадили на первой же станции и через несколько часов они уже пешком вернулись домой. На следующий день они снова попробовали уехать, но всё повторилось. Потом мальчишки пытались уехать два раза на восток, но уехать дальше городской станции Злобино тоже не удавалось. И когда в последний раз их, со Злобино, доставила домой милиция, они с большим огорчением для себя поняли, что единственный казавшийся им доступным вид транспорта, тоже не подходит. На время они успокоились. И, может быть, не отправились бы ни в какие странствия до тех пор пока не стали бы взрослыми, если бы не один случай.
Как только закончился учебный год, и начались летние каникулы, они стали каждый день ходить на Енисей, к железнодорожному мосту. С удочками они бродили по берегу, вылавливая мелкую рыбёшку. И когда вода упала до летнего уровня, вброд начали ходить на Посадный остров. Там, в кустах, мальчишки нашли старую, рассохшуюся деревянную лодку. И здесь они сразу же сообразили, что если эту лодку починить, то можно отправиться вниз по Енисею. Правда, река течёт на север, но и на севере летом много интересного. Часто им рассказывали, что на севере много и рыбы и дичи - хоть руками лови. Да и Енисей хочется посмотреть. Уж больно, говорят, он там широк, красив и могуч. Но, главное чем на лодке плыть хорошо - это тем, что никто не высадит. "А когда до севера доплывём, - думали они, - то попросимся на какой-нибудь корабль и вернёмся обратно".
Целый месяц они готовились. Ходили на остров конопатить и смолить лодку. Втайне от родителей собирали продукты и прятали их на чердаке. Нашли в сарае жестяное ведёрко и медный чайник, отчистили их, отмыли. Насушили сухарей. Достали из подвала два ведра картошки. Купили в магазине большую пачку соли и даже несколько дешёвых консерв. И когда уже было всё готово, в начале июля, отправились в путь.
Кажется, быстро катит по камням свои воды Енисей, а только к вечеру успели проплыть огромный остров Татышев. Совсем рядом с ними, мимо проплыла баржа, груженная лесом, которую вверх по течению толкал новенький буксир. И какой-то молодой, весёлый матрос с этого буксира крикнул им:
- Что пацаны, путешествуете?
- Нет, катаемся, - соврав, крикнул в ответ Петька.
К сумеркам едва выплыли из города. На ночевку остановились на первом попавшемся острове. Развели костёр и начали варить ужин. Но не успела картошка в ведёрке закипеть, как мальчишки увидели, что вдалеке, плывёт катер, освещая поверхность реки прожектором. Он был всё ближе и плыл прямо на огонь их костра.
Спасательный катер подошёл к берегу. Два матроса бросили деревянный трап и строго скомандовали:
- Поднимайтесь на борт!
- А как же лодка? - спросил их Колька.
- Родители вам покажут лодку, - грозно ответил один из них.
Мальчишки собрали вещи и покорно взошли на катер. Колька тогда удивлялся про себя: "Как же это так быстро их хватились и смогли поймать?" Но ему тогда ещё было не известно, что Петька, уходя из дому, сказал сестрёнке:
- Если мать с отцом будут искать меня, то пусть не ищут. Мы с Колькой на лодке поплыли на север.
И не знал он, что на всех судах есть рации. И когда речное пароходство сделало запрос, то тот самый матрос с буксира сообщил про них. А спасательному катеру уже не составило большого труда найти их.
Когда мальчишек привезли на речной вокзал, там их встречали родители и милиционер. Матери плакали, отцы ругались. Но не оттого, что были злы на сыновей, а, скорее всего, чтобы самим не расплакаться. Ни Петька, ни Колька никогда ещё не видели, что бы их матери так плакали, и никогда не видели, чтобы их, всегда такие спокойные, добрые отцы, были бы так взволнованы. И вот тогда-то мальчишки и пообещали, что больше никуда не убегут.
- Петруха, вставай, - проснувшись утром, начал расталкивать друга Колька. - Просыпайся. Идти надо. После отоспимся.
Но Петька не отвечал.
- Ладно, Петруха, придуриваться. Не время сейчас.
Он толкнул сильно Петьку в бок. Бесчувственное тело перевернулось на спину.
- Петька! - закричал Колька, сколько было силы, испугавшись что, случилось самое страшное.
Он схватил Петьку за телогрейку и сильно начал трясти его, но тот по-прежнему не отвечал. Потом он стал легонько шлёпать ладонями Петьке по щекам, но и это не помогло. Тут Колька понял, что его друг жив. Щёки у Петьки были горячими. На какое-то мгновение Колька успокоился, но, опомнившись, что это страшное может всё-таки случиться, заволновался ещё сильнее.
Колька выскочил из-под ели и, подбежав к краю прибрежного обрыва, посмотрел вдаль. Впереди был прямой участок реки. До следующего поворота было метров двести. Он вернулся под дерево, надел на одно плечо ружьё, на другое взвалив Петьку, побежал, пытаясь огибать кусты, вдоль берега.
- Подожди. Подожди немного, - шёпотом, он успокаивал, ни то бесчувственного Петьку, ни то свою усталость, - сейчас вот доберёмся до поворота, а там и посёлок увидим.
Но поворот реки не принёс ему ожидаемого. Колька опустил друга на траву и сам, чтобы перевести дыхание, упал рядом, уставившись в серое небо. В этот момент ему начало казаться, что так и не перестающий идти дождь стал каким-то тёплым, а одежда сухой и непромокаемой. Казалось, что лежал бы вот так целую вечность и никуда отсюда даже бы и с места не сдвинулся. Но невольное, случайное прикосновение к Петькиной руке заставило Кольку прийти в себя.
- "До посёлка наверно ещё далеко, - думал он про себя, - если всегда идти вдоль берега, то сил не хватит Петьку донести. Придётся срезать повороты и идти напрямую, через лес".
Он поднялся, и крохотные ручейки воды потекли вниз по его одежде, стекая в сапоги и поверх них. Дождь, ещё какое-то мгновение назад казавшийся таким тёплым, снова стал мерзким и холодным. Колька повесил ружьё перед собою, на шею, и, взвалив на спину Петьку, пошёл через лес. Он шел, как только мог быстро, изредка останавливаясь, чтобы переложить Петьку то на одно плечо, то на другое, а потом снова на спину. Ружьё, висевшее на шее, казалось ему сейчас большой гирей. Так Колька нёс Петьку уже больше четырёх часов, но ему всё казалось, что прошло ещё только минут двадцать-тридцать.
- "Ух, какая большая петля, - думал он про себя. - Ну, ничего. Скоро к реке выйдем. Наверно, к самому посёлку".
Во время коротких передышек, Колька всматривался вперёд, между деревьями, но посёлка не было видно. Не было видно даже реки, но Колька совсем о ней сейчас даже и не думал. Он о ней просто забыл, веря что вот-вот увидит посёлок. В этот момент ни о чём другом он просто не хотел и думать, и ничего не хотел замечать. Так, он даже не заметил, как кончился дождь и по макушкам елей зашумел ветер, и как долго стоявшие на одном месте тучи побежали по небу. Все его мысли были только о поселке, где обязательно помогут Петьке. Но всё же пришло то единственное, что в этот момент не могло не заставить Кольку обратить на себя внимание. На тайгу начал опускаться вечер.
Колька остановился в недоумении: "Как так? Только недавно было утро и вдруг уже вечер".
Он опустил, с плеча, Петьку на мох.
- "Нет посёлка. И реки нет. Неужели заблудился? - в ужасе думал он. - Не может быть".
Он закричал. И ему показалось, что где-то далеко-далеко, кто-то, отозвался. Он крикнул ещё раз, но было непонятно - то ли откликается кто-то, то ли ветер шумит по вершинам деревьев. Колька зарядил ружьё и выстрелил дуплетом. Снова закричал. И опять ему показалось, что где-то вдали ответили. Он зарядил два последних патрона, выпалил их в воздух и снова закричал, но ответа не услышал. Ветер и эхо обманули его. "Не может быть, чтобы заблудился. Не может быть", - не хотел мириться со своей участью Колька. Он снова взвалил на свои плечи Петьку и пошёл вперёд.
В лесу стало совсем темно, и Колька даже не видел, куда он идёт. Но сидеть на месте он не мог, боясь потерять даже призрачный шанс на спасение. Он готов был идти всю ночь и нести на себе друга, пока сам бы не упал без сознания.
- Сейчас, Петруха, передохнём и дальше отправимся.
Колька положил Петьку на траву, и сам лёг рядом, опустив голову на что-то упругое, показавшееся таким удобным.
Он увидел чистое ночное небо, на котором в конце августа чётко видны звёзды, и как часто в это время видно их стремительное падение вниз. И опять ниже других звёзд, в прогалине между деревьями, была видна та знакомая звезда, на которую они с Петькой раньше так часто любили смотреть. Та, которая моргала и звала в дорогу. Та, которую они про себя прозвали - звездой странствий.
Вот и сейчас Кольке казалось, будь-то она ему говорит: "Это я зову тебя. Вставай, вставай. Иди за мной. Я жду тебя". И он бы наверно встал, и, не смотря на усталость, повинуясь, пошёл. Но в это время глубокий сон закрыл его глаза.
О, звезда странствий - как чарующе ты сияешь своим холодным мерцающим глазом. И что за сила такая дана тебе, что за власть? Что и сильные и слабые, и расчётливые, и безрассудные - бросив все, пускаются в погоню за тобой. Сколько их было? А сколько их ещё будет? Сколькие закалятся, окрепнут и расцветут, следуя за тобой? А сколькие ещё пропадут, сгинут без следа?
Проснувшись, Колька увидел над собою, между вершинами деревьев, ясное, голубое небо. Где-то, совсем рядом, кричали петухи и лаяли собаки. Он даже сразу и не смог понять, где он и как сюда попал. И почему подушкой ему служила, почти полностью вросшая в землю, покрышка от грузовика. Но, увидев, с собою рядом, Петьку и потрогав его горячую руку, вспомнил, что с ними случилось.
- "Сколько же мы здесь пролежали?" - думал Колька. - Ночь. А может быть две, или три?"
Но теперь это было не так уж и важно. Он увидел, что лежат они с Петькой на самом краю леса, и за деревьями виден посёлок. Что совсем недалеко от них два мужика возятся с колёсным трактором. Колька решил сходить к мужикам за помощью, чтобы они перенесли Петьку. Но, поднявшись, он сделал два шага и упал. Такое близкое спасение оказалось не простым. Сдаваться после всего того пути, который он прошёл, после всех тех трудностей, что он преодолел, Колька конечно не собирался. Он положил ружьё на Петьку. Одною рукою ухватив воротник Петькиной телогрейки, а другою рукою хватаясь за кустики и упираясь ногами в корни деревьев, пополз, волоча за собою друга. Все свои последние силы Колька отдавал, чтобы проползти эти десять метров. Он даже не заметил, как порвалась его телогрейка, зацепившись за какой-то сук, и начала оставлять на всех других сучьях по клочку ваты. Как он схватился за кустик шиповника, и тот больно ужалил его, оставив в ладони десятки мелких и острых колючек. Как только Колька выполз из-за деревьев, он закричал в сторону мужиков. Но они его не услышали. Один из мужиков попытался в этот момент завести трактор "с пускача" и грохот перекрыл Колькин крик. Потарахтев, трактор заглох. Колька, собрав последние силы, крикнул и, перед тем как сознание оставило его, увидел, что мужики обернулись и пошли в их, с Петькой, сторону.
Когда Колька открыл глаза, то увидел, что лежит на кровати в какой-то комнате с чисто побелёнными стенами. Рядом с его кроватью стоит возле окна тумбочка, накрытая белой хлопчатобумажной салфеткой. На этой салфетке стоит стакан с мелкими разноцветными полевыми цветами. На окне висят занавески, сделанные из того же материала, что и салфетка. И что свежий ветерок, залетающий в отрытое окно, колышет эти занавески. У другой стены, за тумбочкой, стоит ещё одна кровать, пустая, но незаправленная.
В раскрытой двери комнаты появилась пожилая женщина в синем халате и белой косынке, в одной руке держа швабру в другой ведро. Она посмотрела на Кольку и негромко сказала куда-то в коридор:
- Люда, скажи доктору, что парнишка очнулся.
Через несколько минут в палату вошёл старый врач, человек со спокойным и добрым лицом. Колька неожиданно для себя почувствовал, что полностью доверяет этому человеку так, как будто знает его всю свою недлинную жизнь. Доктор сел рядом с кроватью на табурет и потрогав сухой ладонью Колькин лоб, спросил:
- Ну, как себя чувствуешь, Николай?
- Доктор, где Петруха? Что с ним? - спросил Колька каким-то, показавшимся ему самому, новым, повзрослевшим голосом.
- Да всё с твоим Петрухой нормально. В столовой он, куриный бульон хлебает. Постоянно кое-как уговариваем его в столовую пойти, а то всё сидит возле тебя и никуда не отходит. Ухаживает за тобою. Почти целый день только, у тебя из-под кожи иголкой шипы шиповника выковыривал.
- С ним, правда, всё нормально, доктор? - не успокаивался Колька.
- Правда, правда. Он намного раньше тебя в себя пришёл и почти уже совсем здоров. С ним ничего особенного-то и не случилось. Он ведь, сам знаешь, сил-то поменьше потерял, чем ты. Парень он послабее, не то, что ты, богатырь. К тому же он простыл и ногу вывихнул, вот и потерял сознание так быстро. Температуру мы ему сбили и ступню на место вправили. Он, когда в себя пришёл, рассказал - кто вы и откуда. Только я вот одного понять не могу, как ты его донёс сюда? Ведь до нашего посёлка от Кемчуга несколько километров.
- Я просто заблудился, - почти прошептал Колька. - Я шёл в поселок, который на реке стоит, а…
- А попал к нам, - перехватил доктор. - Значит, вам повезло. Если бы ты прошёл мимо нашего посёлка, то туго бы вам пришлось с твоим Петрухой. Дальше нашего леспромхоза уже никакого жилья нет, сплошная тайга. Ну да ладно. Хорошо, что всё обошлось.
И немного помолчав, доктор тихо добавил:
- Вот только желудки вы себе подпортили. Со временем это может сказаться. Да глядишь, ещё, может быть всё и обойдется. Если конечно курить бросите.
- Сообщите, пожалуйста, нашим родителям, что мы живы, - осторожно попросил Колька.
- Сообщили уже. Сегодня, к вечеру, они должны сюда приехать.
Доктор увидел, что совсем успокоил Кольку, и, перед тем как уйти, задал последний вопрос:
- А зачем же ты ружьё то с собою тащил? Наверное, мешало оно тебе. Ведь и без лишнего груза было нелегко?
- Ещё как мешало. Только как я его мог бросить? Оно же ведь не моё, а Петькиного отца. Оно же ведь дорого стоит.
- Эх ты, чудак. Да все ружья мира, вместе взятые, не стоят ваших жизней, - проговорил старый врач очень тихо, слегка дрогнувшим голосом.
Он отвернулся к окну, посмотрев на стакан с полевыми цветами. У него выступила слеза, и он не хотел, что бы Колька её увидел.
Что могло вспомниться ему в эту минуту? Может быть, он вспомнил таких же вот мальчишек, которые, приписав себе год-два, шли на войну, которых ранеными приносили к нему в санбат и которые умирали у него на операционном столе от тяжёлых ран. Или может быть, он вспомнил своего единственного сына, которого, как и его теперешнего пациента звали тоже Николаем, который вот таким же мальчишкой, едва дождавшись восемнадцатилетия, убежал за ним на фронт и не вернулся. И после войны доктор уехал сюда, в Сибирь, подальше от тех мест, которые не давали бы лишний раз вспоминать прошлое. Но эхо войны долетало до него и в эту глушь.
- Ну ладно, сынок, лежи. Сейчас санитарка здесь влажную уборку сделает, а потом будем тебя кормить. А я пока пойду твоему другу про тебя скажу.
Доктор ушёл. И всего лишь через какую-то минуту Колька услышал грохочущий топот по деревянному полу коридора. И когда грохот стих, на пороге палаты стоял Петька, всё такой же, как и прежде: бледный, худой, курносый; счастливый:
- Здорово, Колька!!!

1999