Туристское творчество

Повесть в семи частях с эпилогом

Автор: Юлия Гараева (Владимирская обл, Петушинский р-н, г. Покров)

 

Как обычно,
Все имена вымышлены, все совпадения случайны.
Географические названия сохранены.

I. С Новым годом или две ночи в ДУРе

Не буду описывать эпопею с билетами, скажу лишь только, что мы хотели приключений. Поэтому Ромик уверил меня, а я, в свою очередь, Настю, что обратные билеты мы возьмем в Краснодаре или Майкопе, когда приедем. Билет в один конец. Что может быть лучше?

В купе ехали вчетвером: я и Ромик - в поход на Тхач к Марэ, а мальчик Саша и девочка Аня - в группу Игоря, матрасничать. С Ромой мы познакомились через наших общих майкопских знакомых Марэ и его друга Виталика - сначала обменялись парой-тройкой писем и фотографий по Интернету, а за две недели до этой поездки, встречались в Москве, чтобы обсудить предстоящее мероприятие. Поэтому в поезде мы чувствовали себя вполне как родные. В Краснодар прибыли 31-го декабря утром. Настя приехала часом позже на догоняющем поезде. Погрузились в машину и поехали в Майкоп. Заглянув в авиа-кассу, обнаружили, что доступных билетов на самолет на 7-е января нет.

- Мы в день отлета возьмем, когда из похода вернемся, - уверил нас Ромик, - авиакомпании тогда за бесценок скидывают.

Марэ, или Олег, наш знакомец по летнему походу, студент и по совместительству скалолаз, турист и инструктор, забрал меня и Настю к себе, а Ромик отправился к своему приятелю гиду-полупроводнику Виталику. Попав к Олегу домой, мы забурились в комнату нашего гида и не вылезали оттуда почти весь день до часа икс, когда надо было ехать в горное село Хаджох на "турбазу" Игоря под названием "Домик у реки" или сокращенно ДУР.

ДУР, как я и предполагала, оказался людным местом: три жилые комнаты, две из которых - смежные, оказались до отказа забиты двухъярусными кроватями, четвертая комната - столовая-гостиная, где и проходила встреча НГ и приемы пищи. Обслуживали ДУР хозяйки его, а именно, готовили пищу, убирали посуду, топили печь. Также была крохотная банька - просто, чтобы ополоснуться. Народу к Игорю набилось человек пятнадцать, да нас пятеро - нахлебники на Новый год.

На огороде, за ДУРом, была раскинута палатка. Мой страх зимнего похода, который проснулся во мне в декабре вскоре после того, как был взят билет, в новогоднюю ночь рос обратно пропорционально понижению температуры воздуха на термометре. А морозец ударил тот еще. После захода солнца температура за пару часов упала на десять градусов и достигла отметки -9. Учитывая повышенную влажность, мороз переносился довольно ощутимо. Меня прямо таки колотило от холода, когда я выходила из дома. Мысли остаться в ДУРе не задерживались надолго в моей голове только потому, что я не люблю большие скопления людей - неделя в подобном месте для меня была бы невыносима.

- Настя, мне страшно. Я не взяла теплую куртку. У меня только эта - на рыбьем меху, - ныла я Насте. Потом догадалась одеть теплые синтепоновые штаны и перестала так жестоко мерзнуть.

Мы пошли еще дальше в борьбе с нашими страхами - забрались в палатку. В ней был такой же дубак, как и на улице.

- Давай, мой коврик опробуем, - предложила я принести тончайший полипропиленовый каремат с серебряной пленкой для отражения холода - новинка рынка снаряжения и источник моих кошмаров о замерзании печени и обморожении почек. А также предмет зависти Насти, чей стандартный коврик по разным источникам "съедает" от 17% до 30% объема рюкзака.

- Тащи, - сказала Настя, выдыхая изо рта пар.

Встали коленями на коврик.

- О! Нормально, не холодно, - удивилась и обрадовалась я.

Уселись на него - тоже хорошо. Чуть погодя решили опробовать еще и спальники. Притащив один из них (у нас одинаковые на температуру комфорта -10), улеглись в палатке.

- Мы выживем! - радуюсь я.

- Да, выживем, все будет хорошо, - уверяет Настя. Она почему-то не боится, - Когда Верба объявиться, что-нибудь слышно?

- Марэ говорит, что он с неким Левой и его подругой Катей присоединяться к нам 3-го.

- У нас же выход 2-го…

-Марэ говорит, что они нас догонят.

- Это как? Два дня пути за один?

- Не знаю. Не представляю.

- Хотя, что Верба сделается!?

- Это точно!

Давимся от хохота, вспоминая еще одного случайного знакомого с летнего похода.

- Как всегда будет с бодуна.

- Ага! Прикинь, он в палатке надышит, потом зажигалкой щелкаешь и бы-ды-дыщ!!!

Новогодняя ночь прошла довольно шумно - народ активно пил, пел песни под гитару, танцевал под ноутбук, Игорь раздавал подарки - постеры-календари с видом моего любимого Фишта и самодельные сувенирчики из дерева.

Едва посмотрев полночный фейерверк, я и Настя улеглись спать - надо беречь силы для похода.

На другой день Игорь увел свой балаган смотреть какие-то близлежащие пещеры, а мы с Настей отправились погулять по Хаджоху, потом спустились в теснину Белой, прошлись по берегу, поедая горькую калину и рассуждая о работе в корпорациях, корпоративных ценностях, жизни в мегаполисе и прочих волнующих вещах.

- Что самое плохое - это то, что нам внушили, что это нормально - сидеть в офисе, перебирать пальцами клавиши, лупиться в монитор, а трубка телефона давно натерла ухо. Чем больше я пребываю на работе, чем больше мне начинает казаться, что это насилие над личностью абсолютно естественно, - говорит Настя, - уже настолько тошнит от того, что я постоянно всем что-то должна, даже при условии, что заранее ясно, что я не могу это успеть! А еще тошнит от гнусной самозабвенной уверенности начальства, что если у меня появилась свободная минутка, я тут же должна в экстренном порядке доделывать все имеющиеся проекты, при том, что на свои дела в природе времени вообще не предусмотрено в принципе. Не только после работы, но и на выходных!

- Да уж. У тебя вообще корпорация жесткая. Я хоть вовремя с работы ухожу.

- Уже чувствую как с меня, как шелуха, слетают корпоративные ценности.

- Я еще нет. Они меня в эту осень так снасиловали, что я вообще как неживая.

- О! Не Москва! Не Москва! - с упоением восклицает Настя, оглядывая теснину реки, стоя на середине длинного навесного моста, - какое счастье!

- Да. Скорее бы в поход! Я уже не боюсь!

Когда мы вернулись в пустой домик, обнаружилось, что Марэ валяется с температурой. Разведя для него стакан жаропонижающего порошка и стакан чая с малиной, мы с Настей выпили полбутылки шампанского.

- Не знаю, пойду завтра, не пойду, - говорит Марэ, - Ну, ничего. Если что, Виталик и Верба вас сводят.

- Олег! Так нельзя! Давай, ты сейчас лежи и отдыхай. Тебе надо отлежаться, - говорю я, - но если завтра будет по прежнему плохо, то не ходи…

Хотя я точно знаю, что он пойдет. Даже больной. Через некоторое время приходит Виталик, и они с Марэ уходят в Хаджох договариваться на счет машины, которая завтра повезет нас в поселок Сахрай, где берет начало наш маршрут. Через час они возвращаются.

- Завтра к 10:00 утра нам надо быть на станции, Верба подъедет на электричке из Майкопа. Потом пойдем в теснину, там нас будет ждать машина, - говорит Марэ, - еще две девочки из Москвы, Аня и Даша, присоединяться к нам завтра же утром.

Вечером 1-го января праздник продолжился, правда наша группа из пяти человек сильно ограничила себя в принятии спиртных напитков, так как завтра предстоял тяжелый переход. Мы вышли на улицу, сели за стол, который находился под навесом на заднем дворе и стали общаться, рассказывали анекдоты. Температура воздуха опять опустилась за вечер до -10.

Саша-матрасник рассказал сакраментальный анекдот, который стал рефреном нашего похода, поэтому привожу его здесь, несмотря на некоторую его неприличность:

Солнечный день, на небе - ни облачка, птички поют. Мужик решил прогуляться в парке, посидеть, почитать книжку. Пришел, сел на скамеечку под сенью дерева. Тишина. Травка зеленеет, птички поют. Мужик достает яблоко из кармана и только собирается от него откусить, вдруг - гром, молния, тучи заволокли небо! Асфальт перед ним разверзается, из-под земли вылезает огромная жопа и - хам! - сжирает яблоко!

Жопа исчезает, асфальт сходится обратно и опять - солнышко блестит, тишина, птички поют.

Мужик в полном ауте:

- О! Ни фига себе! Что это было!!!?

Опять гром, молния, тучи на небе, асфальт разверзается, жопа вылезает:

- АНТОНОВКА!

II. Путь наверх

- Пора! Вставайте! - громко шепчет Марэ с порога комнаты.

Встаем, пакуем рюкзаки.

- Как себя чувствуешь?

- Нормально.

Прощальное фото с теми, кто остается с Игорем, и мы выдвигаемся в Хаджох. Взобравшись к железнодорожной станции и оставив рюкзаки под присмотром парней, мы с Настей тщетно пытаемся потратить деньги на "недостающие" вещи - 2-го января почти все магазины, коих всего пара-тройка, закрыты.

Вернувшись к нашей группе, мы увидели его - Димона Верба собственной персоной. В красной бейсболке и солнечных очках он улыбался нам во весь рот. С ним стояли еще двое мужиков. Все трое были еще во хмелю или уже во хмелю. Здороваются с нами за руку, поздравляют с Новым годом. Потом попрощались и ушли.

- Это тебе, - передал Виталик большой пакет с едой Димону.

- Больше всего не люблю ходить пешком и носить тяжести! - вопит Верба в ответ, чем вызывает наш смех.

Спустившись в теснину, находим у грузовика ГАЗ-66 еще двух участниц нашего похода - Аню и Дашу. Знакомимся, залезаем в машину - нас ждет "чудесная" часовая поездка в кузове грузовика. Выпиваем по дороге бутылку шампанского и баклажку пива, поем песни. Меня переполняет эйфория. Димон активно отрабатывает сценический образ, который мы запомнили с лета - паясничает, шутит, периодически пытается "покинуть" кузов машины.

"Тайвань" - условное место, где кончаются автомобильные дороги и начинаются горы. Отправная точка нашего маршрута. Спрыгнув с грузовика в снег, мы с Настей спешно надели "фонарики", так как снега оказалось ни много, ни мало - по колено. Я впервые использовала эти приспособления, и незамедлительно оценила их практическую пользу - снег не забивается в ботинки, не попадает под штанины. Пробравшись по сугробам к грубо сколоченному навесу и "столу" под деревом, позавтракали классическим набором - хлебом с колбасой, сыром. Так как горячего чая не было, добро поливали бутерброды майонезом, запивали пивом. Затем двинулись в путь:

- Под эту сволочь! - скомандовал Виталик, забрасывая на спину увесистый рюкзак.

Меня, кстати, очень скоро раскусили, что мой рюк на удивление легкий - так непринужденно я его тягала. Было чем гордиться! Вес в восемь килограммов (учитывая, что сам рюкзак и спальник весили в совокупности 3,5 кг) был достигнут тщательным отбором вещей. Даже выкинула в последний момент теплую куртку, в которой собиралась ходить на ночевках, - посчитала, что обойдусь. Борьба шла за каждые сто грамм веса. Напоследок из наших с Настей рюкзаков было выкинуто даже мыло. Зачем нам мыло? Летом на тридцатке я пользовалась мылом раз в сутки, значит, в зимних условиях дефицита жидкой воды такие излишества ни к чему. В конце концов, всегда найдется человек, у которого оно есть.

Итак, наша группа двинулась вдоль реки Сахрай. Местами нам приходилось переходить ее в брод, о чем нас предупреждали с лета.

Меня так сильно ими, бродами, напугали в свое время те, кто уже ходил на Тхач, что во мне родилась навязчивая идея приобрести не фонарики, а так называемые бахилы. Как этот зверь выглядит, мы не знали и долго выясняли на всяких туристских форумах. Еще осенью был сделан рейд по пресловутому ТЦ "Экстрим" с целью воочию их увидеть, но, узрев единственные бахилы от общевойскового защитного костюма (ОЗК) за сто рублей, решили обойтись фонариками за шестьсот. И - будь, что будет! Впоследствии, я узнала, что люди доходят до того, что мастерят бахилы из разрезанных галош и какого-то еще материала - брезента или авизента. Брезент крепиться к раздербаненным галошам степлером, шов проклеивается герметиком. Что-то страшное люди делают, одним словом. Можно найти умельца и заказать такое изделие кустарного производства "под ключ". Одно плохо - галоши не обладают подошвой Вибрам (или чем-то попроще) поэтому не годятся для эксплуатации в горах. Абсурдно покупать дорогой трекинговый ботинок с тройной подошвой, одна из которых компенсирует компрессионные нагрузки на стопу, вторая предотвращает продольно-поперечное скручивание, а третья, внешняя, является пресловутым вибрамом*, т.е. с протектором, который держит на склонах, камнях, предотвращает налипание снега на подошву, короче, с противооткатом, турбо-подогревом и вертикальным взлетом. И это чудо научно-технического прогресса - в калошу!? Никогда!

Чудесные салевовские фонари помогли нам благополучно перейти, вернее, перебежать, броды по щиколотку раз десять - столько раз мы переходили речку Сахрай. Выбираешь место помельче и проскакиваешь ее в три шага - вода не успевает проникнуть под фонарик в ботинок. А самые чудовищные "броды" мы переехали ранее на машине. По таким "бродам" летом отдыхающих на пляжах Черного моря туристов возят на Газ-66 на экскурсии к различным водопадам - все визжат, пищат, одним словом получают свою долю эктрима. Или в такой местности устраивают "джиппинг" - это уже для тех, у кого денег больше. "Джиппинг" очень напоминает старинную рекламу пепси, увековеченную в бессмертном русском народном бестселлере "Generation П", где шимпанзе ведет джип, а в машине полно девиц в бикини.

Итак, шли мы, шли вдоль реки, местами останавливались на привалы. Потом Димон пронюхал, что мы несем с собой коньяк. Одна порция была прикреплена посредством наружной подвески к рюкзаку Виталика, то есть доступна. И парни стали накатывать коньячку на привалах. В основном Виталик и Димон.

- Все. Самую легкую часть пути мы прошли, - сказал Виталик на одном из привалов, прихлебнув коньяка, и передавая баклажку Верба, - дальше самое трудное - все время вверх.

И мы пошли вверх. Собираясь в этот поход, я готовилась к худшему. Памятуя о том, как тяжело мне дался первый день на Лаго-Наках летом, я целый месяц ходила в спортзал и бассейн. И это, к моему величайшему удивлению, дало свои результаты. Весь этот затяжной подъем, да и поход в целом, я шла легко и непринужденно.

И вот, добравшись до середины бесконечного склона, и присев на рюкзаки отдохнуть, мы услышали вопли Марэ, который замыкал шествие, подгоняя в гору Аню и Дашу с нереально тяжелыми рюкзаками: если они взяли с собой даже CD-плееры, представляю, сколько еще "нужных" вещей было у них в рюкзаках!

- Стойте! Стойте!.. Че, не слышите, как я ору!? - наехал Марэ на Виталика, когда поднялся к нам, - Димона не видно уже давно. Надо его подождать.

Мы с Настей потеряли Верба из виду около часа назад. Но поскольку, гиды не проявляли беспокойства, не стали его проявлять и мы. Димон - альпинист, спасатель. Горы - это его рабочее место. Наименее вероятно, что именно с ним что-нибудь случиться.

- Я больше не могу идти, - Марэ говорит Виталику.

У него действительно больной вид. Понятно, что он пошел с температурой и сейчас идет на последнем издыхании.

- Идите вверх, ищите поляну для ночевки, - скомандовал Виталик, - я подожду Димона.

Мы втроем, Настя, Ромик и я, ломанулись вверх. Я была полна сил, Ромик тоже - это было видно невооруженным взглядом: он уже давно шел первым и бил тропу по глубокому, по колено, снегу. Но Марэ довольно скоро велел остановиться на первой попавшейся поляне. Мы сбросили рюкзаки и разбрелись собирать сухие ветки для костра.

Через некоторое время появились Виталик со спасателем. Нашему проводнику пришлось спуститься вниз - там он нашел Верба мирно храпящим на последнем привале у начала подъема. Поднявшись, Димон деловито начал ставить свою небольшую оранжевую палатку под высокой елью чуть в стороне от места костра.

- Какой чудный веселый домик! - воскликнула Настя и взялась нарезать хлеб.

- Мой любимый цвет, - поддакнула я, отстегивая нож Олега от его рюкзака, чтобы порезать колбасу.

- Давайте хабары растаскивать, - сказал Димон, когда закончил с палаткой.

- Что? Что растаскивать? - не поняли мы.

- А-а! Режьте дальше! - махнул он на нас рукой.

Таким сердитым мы его еще видели. Мы с Настей переглянулись и продолжили резать.

- Ну, все, давайте хабары растаскивать, - повторил через минуту Верба.

Мы с Настей помолчали несколько секунд, потом я, рискуя вызвать повторную вспышку гнева, осмелилась спросить:

- А что такое хабары?

- Да, ты скажи нам, что это, может мы и растащим…

- Хабары - это вещи!

Мы облегченно вздохнули и рассмеялись.

- Ты в какой палатке будешь? - спросил меня Верба.

Я пожала плечами и неопределенно качнула головой.

- Ну, тогда давай сюда, - кивнул он в сторону своей палатки, - который рюкзак твой?

Когда подтянулись остальные с дровами, мы перекусили бутербродами и начали готовить ужин - гречку с тушенкой. Потом все члены группы, за исключением больного Марэ, который сразу заполз в палатку, стали общаться у костра, прихлебывая коньяк. Температура явно была выше нуля: снег был мокрый. Никакого ветра. Лишь огромные кавказские сосны окружали нас. Вот она - моя первая ночевка зимой. Это так легко, что верилось с трудом. Еще меньше верилось в то, что еще сутки назад меня одолевал не просто страх, а ужас перед сим неведомым. Отсутствие цивилизации! Красота. Я не там. Я - здесь.

Вскоре большинство разошлось по палаткам.

- Курить охота, - Верба распахнул оба полога палатки.

"На улице" виднелся снег, усыпанный хвоей, стволы сосен, ветки расположенных ниже по склону деревьев.

Попивая коньяк из одной термо-кружки, вспомнили первую встречу на Фиште, те места.

- Я рада, что ты здесь, - говорю я Димону.

Пригревшись рядышком с храпящим Верба, я еще долго слышала сквозь сон вопли Ромы, Виталика и Насти у костра, которые становились все громче и громче. Около полуночи они, наконец, ушли в палатку, и я заснула.

III. "Антоновка"

Проснулась я, как всегда, рано. Я спала в тонкой майке и коротких, до колен, тонких штанах. Еще раз удивилась, что было тепло. Надела куртку, сунула ноги в ботинки и вылезла из палатки в поисках воды, которой в зимних условиях в жидком виде не бывает. И, о счастье, вода в котелке не замерзла. Осторожно, чтобы не взбаламутить нападавший ночью с деревьев мусор и костровой пепел, налила себе в сыскавшуюся неподалеку кружку водички. На вкус она была копченая. Именно такая.

Было девять утра. Я стала ломать ветки для костра. Вскоре появился Виталик, за ним - остальные.

- Копчененькой? - предлагала я.

Все пили по чуть-чуть, экономя воду для товарищей.

Разожгли огонь, набрали нового снега, разогрели остатки вчерашней гречки. Когда вскипел чай, съели по бутерброду с паштетом и стали паковать рюкзаки.

- О! Какие люди! - воскликнул Виталик.

К нам поднимались последние туристы нашей группы - Лева и Катя.

Леву я представляла толстым или грузным парнем. Он оказался небольшим человечком, с приятными, почти женскими, чертами лица. В турецкой шапочке с кисточкой, он беспрестанно улыбался. В широко распахнутых голубых лучистых глазах плясали искорки лукавства.

- Вы чего, еще здесь!? Во, нормально! Мы от Тайваня сюда за два часа дошли! Я-то думал, вы уже под Колокольней, - удивился он, - а мы сейчас шли, чувака странного встретили! На Тхач один идет! Говорит, Жора зовут, из Краснодара. Я его спросил, он уже два дня идет. Чудной какой-то. Ивасик-Тересик, блин.

Катя, миловидная девушка в шапочке с большим помпоном, напоминала лыжницу с плаката советских времен. Катя угостила всех мандаринами. Сразу вспомнилось, что буквально вчера был Новый год. Разрозненно двинулись вперед и вверх.

Долго ли, коротко ли, по мелкому снегу, по глубокому, добрались мы до Колокольни, крайней скалы бастиона Большого Тхача. Строго вертикальная громадная каменная стена как будто выросла из земли, - того "бугорка", на который мы взбирались полдня. Над гребнем этой стены летала пара орлов.

А горы все выше, а горы все круче,

А горы уходят под самые тучи, -

Вспомнилась картинка из детской книжки про Айболита, который карабкался по скалам в гнездо орлов, чтобы вылечить больных птенцов.

Сделали продолжительный привал, съели сочный апельсин. После того, как по дороге мы ели снег, чтобы утолить жажду, кисло-сладкая влага плода доставила несказанное наслаждение. Каждому досталось по одной дольке.

- Мы делили апельсин, много наших полегло, - вспомнила я переделанную фразу из мультика.

Пробрались по глубокому снегу ближе к перевалу, сфотографировались на фоне Колокольни - пришлось почти ложиться на снег, чтобы скала полностью попала в кадр.

Теперь мы шли вдоль скалы по нашей "земляной" горе, покрытой не слишком частым лесом, то есть шли траверсом. Солнце уже переместилось на запад и слепило нам глаза, заливало светом вертикальные скалы слева, золотило стволы сосен, росших под углом к склону. Такого солнца у нас, в средней полосе, не было уже около двух месяцев. Не то, что такого, никакого солнца не было. Темнота, туман, дожди. Медики официально заявляли об участившихся случаях суицида и рекомендовали кушать витамины. В Интернете процветали шутки о царстве Мордор: утром просыпаешься - темно, на работе сидишь, за окном - темно, выходишь с работы - темно. И так два месяца.

Снег подтаял, легкий теплый ветер колыхал ветки деревьев, по правую руку открылась впечатляющая панорама Главного Кавказского хребта на фоне кристально голубого неба.

- Вон, видишь, тонкая белая полоса, там на верху? Это Лаго-Наки, - Димон принялся показывать различные точки, - а вон тот, видишь, это хребет Безводный.

- Что, воды нет?

- Да, совсем воды нет. Ни ручьев, ничего. А вон Чугуш, Тыбга, Джемарук, Ачешбок или Чертовы ворота, Пшекиш, Бамбаки, Джуга, вон хребет Ду-Ду-Гуш. С этого района лишь часть вершин видно, там еще больше.

Скалы окрасились в красное, январское солнце, несмотря на свое весеннее тепло, неумолимо клонилось к закату, напоминая о том, что зимний день короток.

- Давайте сейчас рывок до балагана сделаем, - предлагает Лева во время очередной передышки.

Балаган Ветреный на перевале под вершиной Большого Тхача - конечная точка нашего маршрута. Там у нас должна быть дневка, от туда мы должны осуществить вылазку на вершину.

- Не, не успеем, - возразил Марэ.

- Да, ладно, успеем! - настаивает Лева, - там печка, тепло, нары, приготовим еду, будем праздновать! Ну, пройдем по темноте полчаса! С фонарями.

Лева описал прямо таки райское местечко. Нестерпимо захотелось в балаган.

- Да, давайте сегодня на балагане ночевать! - поддались мы искушению.

- В полночь начнем отмечать день рождения Олега! - поддавал жару Лева.

Невероятное воодушевление охватило нашу группу. Курящие принялись судорожно пихать дымящиеся сигареты в снег, который уже успел стать сухим.

- А давайте сейчас попьем по быстрому! Я сейчас горелку достану, снегу натопим, - предложил Марэ, - минут двадцать…

- Какой двадцать! Это все полчаса займет!

- Есть разница: полчаса по темноте идти или час?!

Группа не готова откладывать осуществление своей мечты. Вперед! На балаган!

- Ну, что, вздрогнули, припадочные! - возопил Верба.

И мы рванули вперед, к раю на земле.

Шаг, еще один, еще - и ты уже по пояс в сугробе. Тебе не на что опереться ногой, чтобы сделать следующий шаг, - просто месишь сухой снег, и не может выбраться. Ложишься на брюхо и выползаешь из этой "антоновки", загребая снег руками. И опять попадаешь в сугроб, хорошо, если до середины бедра. Трекинговая палка проваливается в снег по рукоятку, каждый раз прилагаешь усилия, чтобы выдернуть ее от туда.

Впереди меня Лева встает на погребенное под снегом рухнувшее дерево. Делает шаг с него и проваливается в снег по пояс. Выползает из сугроба. Иду по Левиным следам, встаю на бревно, оглядываю местность. Лева все равно уже примял снег, а заново месить не охота. Шагаю в яму и - проваливаюсь еще глубже, по грудь. Опять нет опоры под ногами, опять с большим трудом выкарабкиваюсь.

Довольно скоро становиться ясно, что мы увязли в глубокой "антоновке". Наше отчаянное наступление на балаган захлебнулось. Группа роет в снегу траншеи по пояс, местами проваливаясь по грудь. Мы, впередиидущие, уже не идем след в след, как раньше, а каждый ищет альтернативный путь в обходе препятствий, если лидер провалился. И все равно каждый из нас проваливается опять и опять.

- Кто-нибудь видит следующую метку? - спросил Виталик.

Никакой маркировки на деревьях не видно. На каменных глыбах и подавно - они завалины снегом с верхом. Около минуты наши проводники выясняют, что никто по памяти тропы не знает, а поскольку тропы сейчас вообще нет, - мы ее бьем первыми после снегопадов, - то кроме маркировки нам ничто не поможет. Однако, общее направление известно, и решено идти, вернее, продираться через снег, дальше, не снижая высоты. И выискивать метку.

И опять - сугробы по пояс, и лазание по бурелому, засыпанному снегом.

Начинает смеркаться. Справа проступает профиль Большого Кавказа, подсвеченного последними лучами погрузившегося за горизонт солнца.

- Не нравиться мне вон там, - пробурчал себе под нос Верба.

- Что? Где? - я решительно не понимаю.

- Вот там, - Дима тычет палкой в сторону Главного Кавказского хребта.

- Ты имеешь в виду те маленькие облачка?! - раньше их действительно не было.

- Да. Кажись, "антоновка" собирается. И ветер усилился…

А через пять минут происходит стремительный переход к непроглядной южной темноте.

- Мы хотели экстрима, мы его получили! - кричу я Насте и радуюсь небывалой тревоге, родившейся у меня в груди. С тропы сбились, в снегу увязли, до балагана не дошли, еще и "антоновка" на горизонте собирается. Класс!

Часть нашей группы достала налобные фонари, у кого они были под рукой, и водрузила их на головы. Через минуту с беспощадной ясностью мы осознали, что маркировку мы больше не увидим даже с фонарями и даже, если она будет. А еще через десять минут раздалась команда проводника:

- Ночевка на ближайшей поляне!

Ближайшая поляна отыскалась почти сразу, в паре метров выше по склону. Правда я бы прошла эту поляну мимо - она показалась мне слишком узкой и накрененной. Пока лидеры группы раскидывали палатки, я стояла наверху и освещала подъем остальным туристам. Они взбирались, вернее, карабкались, на бугор, на который только что забралась я среди первых, забралась довольно легко, хотя загребала двумя руками. Каждый следующий проваливался все ниже и ниже - все-таки склон, снег просаживается. Тех, кто был в хвосте группы, уже за руки втягивали наверх.

Когда затащили Аню с Дашей, я пошла на поляну. Она оказалась приемлемой вопреки моим первым впечатлениям. Две большие палатки были поставлены почти впритык друг к другу. Верба раскинул свою оранжевую палатку чуть поодаль, опять под ветками сосны. Впервые за многие годы со времен посещения туркружка в средней школе я помогала ее ставить и не уставала удивляться выдумке человечества. Устройство современной палатки, и особенно ее дуговой каркас поразил меня: она разительно отличалась от тех холщевых палаток, которые мы школьниками на скорость устанавливали на турслетах, подпирая их двумя кольями.

Пока одни ставили палатки, другие разводили костер. Дрова сложили прямо на сухой рыхлый снег, предварительно притоптав его по возможности. Вскоре огонь растопил его до самой земли и образовал яму, через которую перекинули длинную палку, повесили на нее котелки и сварили макароны с тушенкой и чай. У нас обнаружился еще один больной - на этот раз Виталик. Теперь он тоже вместе с Марэ ушел в палатку. Туда же вскоре отправилась Настя. Даже пищу - макароны - они принимали там. У костра остальные пили коньяк, разговоры разговаривали. Народ все убывал - довольно сильный холодный ветер и все понижающаяся температура способствовали этому. Я почувствовала сильную усталость: сказалось недосыпание прошлых ночей, утомительный подъем и выматывающая ходьба по глубокому снегу. Прошла я этот день довольно бодро - энтузиазм придавал сил. Но сейчас, после ужина, меня разморило, глаза слипались. Я попрощалась и пошла в палатку. Вскоре пришел Верба и мы принялись ползать по палатке - выравнивать снег под ней, так как прошлой ночью я отбила себе все бока из-за неровного жесткого наста.

- А ее не сдует? - поинтересовалась я, ветер был довольно сильный.

- Кого? Палатку? Нет! Это специальная высотная альпинистская палатка.

Опять закинули ботинки внутрь, под ноги, пуховки сунули под голову.

- Удивительно, мой коврик тонкий, но прекрасно изолирует от земли.

- Да, уж… Когда только начинали, их не было. На веревке спали.

- Это как? На какой веревке?

- На альпинистской. Толщиной в палец. Сворачивали ее, укладывали петли рядышком.

- И насколько хватало? На весь-то рост наверно не хватало…

- От плеч до коленей укладывали. В ноги рюкзак, под голову куртку. Так и спали.

Мне с трудом верится в такое. Хотя из лекций по туризму помню, что если коврика нет, можно использовать еловые ветки. Но изоляция от земли нужна обязательно.

- Однажды случай был, на Фиште, - Димон что-то вспомнил, - намерзлись! Пипец! Альпинистка сорвалась с ледника, сильно поломалась. Руки, ноги, ребра, черепно-мозговая травма, потеря крови… Пока мы добрались, она чуть от болевого шока не умерла. Через весь ледник летела. Нас вызвали вечером, приблизительно к девяти мы были под Фиштом, на приюте. К полуночи мы уже поднялись наверх. Шины наложили, наркотой обкололи. Нам повезло, погода хорошая была, к утру вертолет обещали. Значит, вниз тащить не надо. Короче ночевать под ледником придется. А у нас - ничего с собой. Я в штанах, поларе, ветровке. Еще полоска на голове была. И коврик. Ее-то в палатке утеплили, туристы из ее группы постарались. А мы как цуцики мерзнем. У нас бутылка водки была и банка консервов. Мы водку выпили, консерву поковыряли, но так и не доели. На таком холоде холодная тушенка в горло не лезла. Так, закусили водку. И то! Что нам бутылка на семерых мужиков! Я короче лег на коврик, а спать не могу - холодно. У меня кусок полиэтилена был, я им попробовал обмотаться - один хрен, холодно. Короче все мерзнем. И мы давай танцевать! Просто среди ночи стали танцевать, чтобы согреться. Поем, пляшем. Так раза три за ночь танцевали. В шесть утра вертушка прилетела, забрала всех нас… Потом от нее письмо пришло к нам в спасотряд.

- Неужели?

- Да. Она когда выздоровела, узнала имена всех, кто ее спасал, все семерых нас перечислила в письме, поблагодарила… Приятно. Вспоминает в письме, что лежит она, мол, поломанная, под ледником, ждет помощи. Потом слышит, маты послышались - спасюки идут. Обрадовалась. А ночью услышала, что мы там пляшем, поем. Говорит, обидно так стало! Я тут лежу, поломанная, а они там - танцуют, песни поют. Ей потом ее туристы рассказали, что мы там мерзли, поэтому танцевали… Приятно такие письма получать. А то некоторые вообще никакой благодарности… Анекдот такой есть:

Приезжает альпинист из командировки домой. А дома - шаром покати. Электричества нет, горячей воды нет. Консерву достал, на газу стал разогревать. Телефон звонит:

- Алло! Это инженер Сидоров?

- Да.

- Это вы только что из экспедиции в Гималаи вернулись?

- Да.

- А это вы спасработы на сошедшей лавине вели?

- Да.

- Значит, это вы моего Мойшу спасли?

- Я.

- Так позвольте спросить. Где его шапочка!?

IV. Балаган-Ураган

Проснулись довольно рано. Ветра не было. Яркое солнце блестело на чистом-чистом голубом небе. Вчерашняя "антоновка" на горизонте рассосалась. Разожгли костер, позавтракали, чем Бог послал. Думаю, излишне упоминать, что Он послал гречку с тушенкой. Оперативно собрали лагерь.

Нам предстоял, как казалось, недолгий путь до балагана Ветреного. Но он был долог и тернист - почти всю дорогу мы утопали в снегу по пояс, лишь иногда по щиколотку, причем ходить по такому мелкому снегу было непривычно легко, как по мостовой. По пути ничего примечательного не произошло: довольно скоро мы обнаружили потерянные накануне метки и опять пошли по "тропе". Январское южное солнце сильно припекало, я развернула козырек кепки назад, чтобы лицо немножко загорело, очков у меня не было, приходилось все время щурить глаза. Снег местами подтаял, но в основном оставался сухим.

По дороге нам встретилась птица, похоже, из семейства фазаньих - с раздвоенным хвостом, кончики которого завиваются в стороны, как у тетерева. Птица бегала по снегу и, увидев наш неуемный восторг, стала прятаться под деревьями, из-за чего кто-то предположил, что она ранена. Хотя, если это был фазан, то бегать по снегу, для них естественно, так как они не умеют летать.

- Я ее убью! - завопил Марэ, скидывая рюкзак и норовя отстегнуть от него свой нож-тесак с изукрашенным гравировкой лезвием, которым и колбасу-то трудно нарезать, не то, что птицу зарезать. Наш гид, похоже, все-таки выздоровел, и в нем проснулся пресловутый охотничий дух, - Я хочу дичь в своей день рождения!

Мальчики молчали, а девочки дружно стали удерживать Марэ от этого, в общем-то, неблаговидного поступка - убивать раненое животное в дикой природе не пристало человеку: у нас и так полно еды, а раненую птицу съедят те, кому это нужнее. Тем более, что этот фазан едва ли был размером с полкурицы.

- Марэ, убей ее и пошли дальше! - моя провокация возымела именно то действие, которое должна была: затянувшийся галдешь кончился, и все быстро двинулись дальше, оставив несчастную птицу в покое.

Вскоре показался балаган - маленький домик на перевале Ветреный. Еще полтора часа барахтанья по пояс в самом глубоком снегу, который мы встретили на протяжении этих трех дней, - и мы на вершине перевала.

Перевал Ветреный вполне оправдывал свое название: ветер был сильный, по-зимнему холодный и, как следствие, пронизывающий. Все дружно укутались теплее, надели капюшоны и плотно их застегнули.

Балаган же разочаровал меня настолько, насколько это было вообще возможно. Слишком силен был контраст между тем, что описал вчера Лева на словах и тем, что я видела перед собой сейчас: обветшалая хижина из сруба о пяти венцах, порядка десяти квадратных метров по площади, с крышей, покрытой остатками штакетника. Я стояла снаружи возле груды рюкзаков и наблюдала, как народ выносит "сидушками" мусор и снег, нападавший в хижину с небес сквозь прорехи в крыше. Я отдернула сколоченную из неплотно пригнанных друг к другу досок, висящую на одной, верхней, петле, дверь за ручку. Ручка была единственной по-настоящему великолепной деталью во всем балагане: сделанная из красиво изогнутой достаточно толстой ветки, без коры, отполированная сотней рук, она, вместе с рогом оленя, что висел над входом, составляла ансамбль и придавала затерянной в горах Кавказа хижине известный колорит. Внутренность балагана соответствовала его наружности - нары из неструганных досок занимали ровно половину пространства, другую половину, переднюю, занимал грубо сколоченный стол, такие же лавки с обеих сторон его и печка-буржуйка. Было тесно и замусорено. Здесь нам предстояло провести ближайшие две ночи. Нестерпимо захотелось в палатку.

Пацаны снаружи закрывали большими кусками принесенного с собой полиэтилена дырявую насквозь крышу. Чтобы хитро закрепленную на крыше клеенку не сорвало, местами к ее углам были привязаны камни, найденные в балагане. Хитро! Потом мальчики отправились за дровами, а девочки принялись готовить ужин. Надо было до их возвращения все сделать, а главное - приготовить торт. Сие досталось мне и Насте. Густо промазав готовые коржи сгущенкой, уложили сверху нарезанные фрукты и спрятали получившийся торт, чтобы Марэ раньше времени не увидел - сюрприз будет.

Потом вернулись парни со сваленными сухими деревьями, которые они принялись распиливать возле балагана. Наконец, они зашли внутрь, стали снимать куртки и бахилы, развешивать вещи сушиться на веревки над печкой.

- Вот ужас!

- Да, уж!

- Что случилось?

- Да, Виталика чуть деревом не придавило! Подпилили его, сразу не поняли, куда оно падать будет, а там Виталик стоит…

- Я в снегу по пояс, смотрю дерево в мою сторону валиться, рыпнулся, но не успел из снега выбраться - прям, радом со мной упало!

Парни были возбуждены и веселы.

- А этот с бревном на плечах… - теперь Виталик заходиться смехом, тыкая пальцем в Ромика, - в снег провалился… ха-ха! Вытаскивали! Ха-ха!

- Иду я с бревном, раз в снег провалился, и меня бревно-то и придавило. Я вылезти не могу, в сторону его окинуть тоже…

Я сижу рядом с молчаливым сегодня Верба и слушаю. Глядя на стол, вспоминаю, как мы только что резали немытыми уже третий день с мылом руками пищу: колбаску, сырок, фрукты, девчонки варили суп. Мы стояли без курток, без шапок, нам было тепло и сытно. В такие минуты понимаешь, что место женщины - на кухне.

Когда суп сварился, все дружно сели за стол, часть народу - на нары, принялись ужинать и затем отмечать день рождения Марэ. Три дня утомительной борьбы со снегом, а также то, чем мы питались в это время, а именно - классическая походная пища (любая крупа с тушенкой и бутерброды), сделали сегодняшний ужин, и без того обильный, просто великолепным: суп (!), сырная и колбасная нарезки, бутерброды с красной икрой, фрукты, торт, а также качественная выпивка - вермут и чудесный коньяк местного производителя.

Розовое солнце село за Малый Тхач, окрасив багрянцем надвигающуюся на балаган с горизонта очередную "антоновку". Стемнело. Ветер заметно усилился. Застолье продолжалось. Когда были выпиты "благородные" напитки, в ход пошли принесенные на себе участниками напитки покрепче. Разговоры становились громче и веселее. Я пребывала в блаженстве. Все происходящее казалось нереальным: пламя оплавленных свечей колебалось от дыхания собравшихся, длинные тени которых плясали на исписанных стенах убогой хижины; уходила в сгущающуюся темноту вереница мокрой одежды, висящей на протянутых вдоль балагана веревках; подвешенные на гвоздях возле печки носки всех мыслимых размеров испускали пар, в буржуйке потрескивали дрова, кипел котелок, свирепый ветер гремел снаружи и врывался внутрь через щели в двери и стенах, обдавая нас холодом.

- Где моя куртка… - Настя пошарилась по нарам, разыскивая свою синтепоновую обновку, купленную накануне и впервые одетую в поход.

Ветер усиливался, снаружи раздавался страшный грохот, который меня сильно пугал - я не могла понять причину. Ее никто не мог понять. В огромные щели летела снежная пыль.

- Блин! Только бы не медведь! - Лева с широко распахнутыми глазами заерзал в своем углу. - Один раз сидим здесь на Новый год ночью, а на тот бугор медведь вышел и стоит, ревет!

- Ужас! И что было?!

- Что было!? Я вышел из балагана с палкой и давай не него орать "пошел вот от сюда"! Мы давай шуметь, кричать, он постоял, постоял и ушел!

Мне такие рассказы сильно не нравятся. Я и так уже напугана медведями с прошлого похода.

- Так они же зимой спят!

- Так зима какая была? Снега вообще не было! У нас в Адыгее жара все время в 20 градусов стояла, одуванчики цвели. До фига медведей в спячку не легло!

Блин. Похоже на правду. А снаружи все грохочет и грохочет. Теперь уже с разных сторон. Вспомнив, каким тончайшим шпоном покрыта низкая крыша хижины, мне стало не по себе - медведю это явно "по колено".

- Димка! Мне страшно! Что там происходит? Почему такой грохот?! Что делать, вдруг медведь?! - я жмусь к Верба. Мысль о том, что рано или поздно придется выйти наружу по нужде, приводит меня в ужас.

Димон, однако, спокоен, расслаблен и слегка меланхоличен.

- Да, нет. Лева прикалывается. Не было никакого медведя. Да и сейчас они спят, - ведь в горах все это время настоящая зима и снег.

Застолье продолжается. Разговоры крутятся вокруг историй про непогоду, диких животных, зимних походов и различных случаев, имевших и не имевших места быть.

Через какое то время меня слегка приотпускает.

- Есть такой стих, - сказал Верба, - весь его не помню, к сожалению:

Коченеет ворон,
Страшен бури вой.
Спит на круче черной
Балаган глухой.

- Это написал русский народный осетинский поэт Коста Хетагуров, основатель осетинской письменности. Там правда последняя строка была "Нар, аул глухой".

- Как-как?

- Нар - аул глухой. В Ардонском ущелье.

- Здорово …а, что делать, если представить, что балаган и вправду ветром сдует? Предположим, что никто не пострадал…

- Ну, тогда надо идти под холм, - Верба указал на подветренную сторону перевала, - и рыть там норы, в них спать. Если коврика нет, можно использовать еловый лапник.

* * *

- Дима, слушай, а что там за холмом? - мы с Димоном стоим на улице возле балагана. Я указываю рукой в сторону того бугра, на котором стоял несколько новых годов назад Левин медведь и куда все в этот раз протоптали тропу "по нужде".

- Да, ничего там интересного.

- А давай посмотрим!

Когда мы сделали несколько шагов по тропе, ведущей за холм, стало ясно, что ветер решил не допустить нас туда ни коем образом. Пурга как будто усилилась: она неистово бросала снежную пыль в лицо, порывы ветра норовили опрокинуть меня с узкой тропы, шириной, как и все подобные тропы в снегу, в один след. На ней параллельно нельзя было разместить обе ноги сразу, стоя на одной ноге, нужно было следующую ставить впереди, на утоптанный след. Засада была в том, что ветер давил на нас с боку, поэтому очень хотелось поставить ноги параллельно к нему - так устойчивей. Но если снести ногу с тропы - неминуемый провал в глубокий сухой снег и падение. А бахил-то на ноги мы не одели. Да и вставать из такого снега опять на тропу потребовало бы не мало усилий.

Шаг, еще один. И несколько долгих минут пережидания порыва ветра - тело крениться, балансирует под хлесткими ударами снежной пыли. Вот затишье - опять шаг вперед. И опять свирепый ветер набрасывается на маленьких упрямых человечков, хочет уронить их в снег. Я заглядываю вперед, щуря глаза. Впереди длинный путь, на небе мигают и звенят от холода хрустальные звезды, носятся по воздуху в беспорядке кристаллики снега, перемешиваясь со свистом ветра и мерцая в свете полной и яркой, как фонарь, луны.

- А что там вообще особенного? - спрашиваю я.

- Да ничего там особенного нет, - отвечает Верба.

И мы пошли назад.

* * *

- Блин, мне снег за воротник сыпется, - Настя набрасывает капюшон, чтобы защититься от снежной пыли, падающей сверху, - ребята, как мы будем спать?!

В этот момент послышался очередной грохот, и на Настину голову обрушилась целая охапка снега - с крыши сорвало один из кусков пленки.

- Ладно, мужики. Пойдем, разберемся с этой крышей по-мужски! - Лева неспешно взял куртку и неспешно же стал одевать ее. Также неспешно и основательно принялись одеваться и зашнуровываться остальные парни. Некоторое время снаружи, перекрывая бурю, слышались голоса, звуки ведущихся работ. Потом ребята зашли в помещение и работы начались изнутри. Поскольку дыр в кровле было больше, чем имелось полиэтилена, к тому же с крыши уже сдуло тент от одной из палаток, в ход пошли лишние коврики и сидушки, которыми затыкались зияющие щели и проломы. После этого народ потихоньку возжелал лечь спать. Все стали укладываться на нары. Когда восемь человек улеглись, стало ясно, что спать придется на одном боку - именно так все и поместились. Практически сразу началась борьба за место под солнцем: каждый хотел улечься на спину, но это неизбежно приводило к еще большей тесноте. Вздохнуть полной грудью было абсолютно невозможно.

- Подвинься чуть-чуть!

- Мне некуда! Куда я подвинусь?!

Атмосфера быстро стала натянутой, в воздухе повисла нервозность и даже агрессивность. Вот она - борьба индивидуумов в условиях ограниченных ресурсов. Вспомнилась статья-лекция турклуба МГУ "Психология малых групп", и стало понятно, почему в категорийный походы группа подбирается проверенная и психически устойчивая - чем сложнее поход, тем меньше ресурсов на душу, тем острее борьба за эти ресурсы. И тут все обратили внимание, что двое еще не легли спать - Аня и Даша возились возле нар и только готовились залечь. Народ напрягся еще больше, пошли предложения кому-то лечь под нары и тому подобное.

- Может пойти палатку раскинуть… - прошептал мне Верба.

- Да, давай! Чего ж ты раньше молчал!

- А ты чего мне сразу не напомнила?

- А я посмотрела, ты палатку не ставишь, подумала, может здесь принято в балагане ночевать. Может здесь условия для палатки хреновые. Я еще посмотрела - снега-то немеряно.

- Вот еще. Ладно. Я пойду на улицу, потом тебя позову.

- Я хочу помочь!

- Оставайся здесь, - и Верба стал основательно зашнуровывать ботинки, надевать бахилы по полной программе. На голову он надел полоску-"виндстоппер" и кепку. А на тело - пуховую жилетку, а не куртку. Через полминуты после ухода Димона народ зашевелился:

- Юль, куда Димон пошел?

Я пожала плечами - сюрприз будет. Прошло еще с минуту и народ, доселе не смевший претендовать на спальное пространство Верба, стал наглеть и пытаться сдвигать меня. Я вытащила из-под головы пуховик Димона, разыскала не без помощи Насти свои бахилы, оделась и вышла в ночь.

Верба огромными, без варежек, ладонями разгребал снег сбоку под балаганом, ломал твердый снежный наст. Я присоединилась и тоже стала отгребать снег, благоразумно надев мощные лыжные перчатки. То ли пурга за стеной балагана казалась не такой свирепой, то ли мной овладела эйфория от смелости вызова, брошенного обществу - в злую морозную полночь, на горном заснеженном перевале ставить палатку, то ли от физической работы - через минуту стало жарко, и я поняла, почему Димон одел лишь жилетку. Через некоторое время палатка была поставлена. Верба показал, как присыпать ее снегом, для ветроустойчивости и тепла, рассказал, как делают из отвердевшего наста целые стены вокруг.

- Надо коврики и спальники тащить.

- Я туда больше не пойду, они меня съедят, - засмеялась я, - иди ты, насладись триумфом.

В палатке оказалось теплее, чем в дырявой, продуваемой хижине. Я, как и прежде, боялась медведей и волков и думала, станут ли они посягать на палатку. Вскоре я уснула и спала, не шевелясь, до утра.

V. Вершина

На следующий день наши инструктора встали довольно поздно. Пока раскачались, позавтракали, было уже одиннадцать утра. Тут выяснилось, что нам не хватит светового дня, чтобы сходить на вершину Большого Тхача и вернуться обратно, надо было выходить часов в семь утра. Меня взяло зло. Я сюда шла, чтобы взойти на вершину, а не в балагане потусовать. А теперь время потеряно. А оставаться еще на день не получается, у нас билеты на поезд взяты. Решили сходить на вершину Малого Тхача, благо она лишь на 100 метров ниже. В путь двинулось шесть человек - Марэ, Виталик и туристы, которые здесь впервые или еще не были на вершине: Настя, я, Ромик и Даша.

- Как спалось? - спросила я Настю.

- Ужасно. Так мне давно не доводилось спать. Просто ужасно тесно. Хорошо, что вы ушли. Я не представляю, как бы это было, если бы вы остались.

Шли не торопясь, налегке, делали фотографии по пути. Круглую вершину периодически закрывали и открывали облака. Малый Тхач с одной стороны, по которой мы пришли, был пологим, а с другой оказался сильно обрывистым. Я долго стояла недалеко от края и смотрела в глубокое ущелье. Так долго, что голова пошла кругом и захотелось полета - такого же, как и те птицы, что кружат внизу. Стоп. Назад. Вот так люди бросаются вниз - они хотят полета. Вот почему во всех приключенческих фильмах говорят "Только не смотри вниз!" Высота манит. Опасное влечение. Секунда блаженства, помноженная на бесконечность, а потом расплата - жизнью.

С вершины, покрытой жухлой прошлогодней травой, открывалась великолепная панорама Главного Кавказского хребта и его отрогов: между заснеженных горных пиков и хребтов плавали воздушные облака. Наш балаган казался маленькой точкой на перевале. Промерзнув наверху от холодного ветра, мы пошли обратно. Все сегодняшнее путешествие заняло у нас пять часов.

Вечер прошел в обычных хлопотах, - дрова, ужин, сборы на завтра. Ведь нам предстояло за один день проделать обратный путь, что мы прошли за два дня сюда. Но было и развлечение - катание с горки на ковриках. Неутоптанный снег тормозил движение, и все проехались лишь по одному разу. Почему? Поехала и я. И чуть не убилась о тоненькую березку, торчащую из снега внизу. Я увернулась от прямого столкновения, но сильно ударилась бедром - до синяка. Потом я выбилась из сил подниматься по глубочайшему снегу обратно на перевал. Больше я кататься не стала - кайф медленного спуска того не стоил. Подъем объявили на семь утра. Полюбовавшись красно-малиновым закатом, мы легли спать.

VI. Ивасик-Тересик

Народ, вопреки обычаю, собрался за сорок минут против запланированного часа. И собраться успели и поесть. Мы бежали под гору по проторенному пути легко и непринужденно. Группа, как и в начале, шла двумя подгруппами. Вторая, как и положено, состояла из Даши и Ани, только замыкающий инструктор сменился. Теперь это был Марэ.

А вот и место вчерашней ночевки. Я подхожу на привал в хвосте первой группы. Возле нашего кострища на коврике сидит парнишка в простых зимних ботинках, куртке и что самое удивительное - в джинсах. В яме на месте нашего костра горит небольшой огонек. На коврике радом с молодым человеком покоится на половину съеденная буханка черного хлеба. На ветке дерева, возле огня висит зеленый спальник такой же фирмы, как и у нас с Настей. Палатки у парня нет. В рюкзаке-"колобке", - так в народе называют простой армейский рюкзак, - свернут в тубу еще одни каремат.

Я села на свой рюкзак рядом со товарищами поодаль от парня.

- Ты в спас-отряд заявил о своем походе? - Верба продолжил начатую ранее беседу.

Парень отрицательно помотал головой.

- Когда собираешься вернуться?

Парень неопределенно пожал плечами и что-то невнятное промычал.

- Давай так. Сегодня шестое. Как ты идешь, сегодня будешь на балагане - дорога торная. Назавтра ты пойдешь на вершину, это седьмое. Если будешь ночевать или дневку устроишь, уже восьмое. Один день на спуск. Короче, крайний срок - десятое. Идет? Я сегодня спущусь, в спасслужбу позвоню. А тебе, на, вот телефон, - Верба протянул визитку, - когда вернешься, позвони, отметься.

- Мы там, на балагане, крупу оставили и картошки немного, - сказал Лева, - если что там увидишь, на полке возле стола.

Тем временем подтянулись остальные. Посидев еще пару минут, мы оставили туристу-одиночке пачку сигарет и тронулись в путь.

- Кто это был?

- Да это ж Ивасик-Тересик, тот, кого Лева с Катей по пути встретили. Четвертый день идет то, что мы за два дня прошли.

- И ведь по нашим следам идет. Ему же легче.

- Говорит, что пару раз отклонялся от нашего пути, но чуть не заблудился, решил опять на нашу тропу встать.

- Чудной какой-то. Один - в горы…

Довольно ловко мы спустились к Колокольне, нашему апельсиновому привалу. Там мы встретили группу из четырех зрелых уже мужчин, кому за сорок, которые шли в снегоступах. Я засмотрелась, как легко им было идти по снегу. Снег же был сильно подтаявшим, видимо внизу была плюсовая температура. Затем начался крутой спуск, который мне напомнил шестикилометровый "веселый" спуск летом на тридцатке. Опять попрыгали по бродам на реке Сахрай у подножья горы, опять поиграли в "угадайку" с лесными зверями, следов которых было видимо-невидимо, ведь снегопадов за эти дни не случилось, и все было видно, как на ладони. К назначенному месту мы вышли раньше, чем планировали. В общей сложности спуск занял у нас шесть часов. Три дня пути туда и шесть часов обратно!

- А вот и машина.

Мы погрузились в газ-66 и доедали наши бутерброды уже в кузове, стараясь не прикусить язык. С ветерком доехали до Хаджоха. По пути подсадили еще группу туристов, по виду - каких-то хиппи, довольно скверно экипированных в свои вязанные крючком аляпистые шапочки, шарфики, с длинными тоненькими косичками. Они не шли на контакт, в разговоры не вступали, поэтому мы так и не узнали, откуда они и куда ходили. Скорее всего, из Москвы.

Красивый Верба сидел, оперев длинную, одетую в бахилу, стройную ногу о борт кузова. Сейчас он казался много старше своих лет - обветренное, не по-московски загорелое в январе лицо, мужественный подбородок, заросший щетиной, красивые изогнутые дугой брови, морщины на лбу. Он больше не паясничал, как в начале, не пел песен. Он молчал, задумчиво глядя на убегающую в горы дорогу.

VII. В гостях у Верба

- Как здорово, что Димон пригласил нас к себе в гости! - мы с Настей по настоящему счастливы. Счастливы, что приключения не заканчиваются. Не закачиваются в ДУРе. А продолжаются у Верба! Ура!

Быстро забираем вещи из ДУРа, которые мы оставили за ненадобностью перед походом, прыгаем к Леве в машину и покидаем заснеженный Хаджох.

- Тормозни возле того подвальчика, - Верба выходит из машины на одной из улиц Майкопа, чтобы сходить за вином. Потом Лева довозит нас до синего дома по Пролетарской улице, высаживает нас троих там, и они с Катей едут к себе. Они вернуться позже, тогда же, позже, подойдут другие члены нашей группы, все, кроме Ромы. Он остался в Хадхоже вместе со своими друзьями-матрасниками.

Как это ни странно, в маленьком холостяцком домике было весьма уютно. Здесь каждый из нас испытал ни с чем не сравнимый кайф, который знает каждый турист, - помыться в горячей воде. И особое удовольствие для любой женщины - помыть голову.

- Где мой апельсин!? Я сейчас накрашусь!!! - Настя достала свою косметичку в виде апельсиновой дольки.

- А я сейчас надену свой новогодний наряд!

Мы красимся и наряжаемся в не пригодившиеся на Новый год в ДУРе нарядные вещи. Дима же надел виндблоковые штаны и сиротскую майку-тельняшку с темно-зелеными полосками, обнажившую синюю татуировку на плече:

- Из комплекта формы пограничника! - гордо заявил он про майку, - я же в погранвойсках служил. А это эмблема нашей спецгруппы - летучая мышь. Таких только две на свете: у меня и у моего друга!

Вообще в городской обстановке он выглядел весьма трогательно и даже несколько беспомощно, видимо в цивилизации он и чувствовал себя так. Он вдруг стал казаться уязвимым и слегка потерянным, хоть и был у себя дома: по прошедшему походу было очевидно, что в дикой природе, в горах, он чувствует себя более уверенно и вольготно.

Мы втроем начинаем пить купленное Димоном вино и ужинать горячими бутербродами, любезно приготовленными опять же им. Нам весело и в принципе никто больше не нужен. Однако, гости приходят. И местные начинают бесконечные разговоры о местной погоде, состоянием дороги на Лаго-Наки и прочих локальных вещах.

- Да, мы в горах - гости. А вы здесь хозяева, - нас, жителей крупнейшего мегаполиса Восточно-Европейской равнины берет зависть к этим людям, которые живут в горах.

Выпитое вино опять всех сблизило, как в походе. Было весело. Вечеринка вспоминалась долго и с радостью. И вспоминается до сих пор. И даже теми, кто на ней не был.

На утро зазвонил мобильник Верба.

- Это с работы. Не буду брать, ну их на фиг, я в официальном отгуле. А то сейчас на работу чего доброго вызовут, а мне надо вас проводить.

Наш поезд - вечерний из Краснодара. Майком мы покинем только в пять вечера, у нас куча времени. Погода стоит чудесная, на улице светит солнце, температура +14 тепла, цветет мать-и-мачеха. Мы гуляем днем по чистенькому городу с Димоном, заходим к его знакомым продавщицам в винные погребки, дегустируем вина, покупаем продукты для прощального обеда на городском рынке, где встречаем черноволосого с проседью кучерявого мужчину в годах с окладистой бородой:

- Саша, - представляется мужчина и раздает нам свои самодельные, как у всех здесь, визитки.

"Александр Тлюстанбиевич Назов. Монах в миру. Хиропрактик (костоправ)", далее телефоны, - прочитала я на карточке. Хм.… Почему бы и нет? Саша, по словам Димона, адыгеец с греческими корнями, бывший спецназовец и убийца, участвовал во всех локальных войнах, которые имели место за последние двадцать лет. В Югославии попал под бомбежку и сильно пострадал. Местная бабка-знахарка выходила его, сказав, что ему нужно принять христианство. Что он и сделал, выздоровев. А ведунья научила его искусству врачевания.

Саша увязался с нами к Димону домой на чашку кофе, где показал, как надо правильно его варить. А заодно остался на обед. Пока мы с Настей готовили, Саша вещал:

- Не покупайте продуктов со штрих-кодами - это от лукавого. И не позволяйте себе паспорт делать с такими же кодами.

Для пущей убедительности он схватил банку маринованных огурцов-корнишонов, купленную нами сегодня, и разложил, вернее, сложил, имеющиеся цифры на штрих-коде так, что получилось 666. Там где чисел не хватало, он умело прибавлял штрих-полоски.

Мы понимающе кивнули: математику мы уважаем.

В ворота постучали.

- Засада…- с досадой сказал Димон и вышел из дома открывать калитку.

Мы с Настей переглянулись и продолжили приготовление обеда и беседу с Сашей. В нашем лице он нашел благодарных слушателей, но к счастью, выражал свое специфическое религиозное мнение без присущей таким людям непримиримой настойчивости. Так за приятной беседой незаметно прошло приготовление обеда, а Димон все не возвращался. Наконец, когда уже было накрыто на стол, он вошел в дом.

- Так и знал, что с работы.

- Что случилось?

- Да, блин, помните Ивасика-Тересика? Сейчас наш оперативник приезжал, а с ним - отец этого Жоры. Он вчера вернулся из Краснодара, а дома предсмертная записка этого придурка - "ушел в горы прощаться с жизнью" в таком ключе.

- Ни чего себе. Так мы ж его вчера видели…

- Вот так и получается, что я его последним видел. Я же вчера, как мы вернулись, в спасслужбу сообщил об Ивасике, "зарегистрировал" его поход на Тхач. И теперь они меня вызывают на спасы - типа я его только что видел. К тому же никто, кроме меня, не знает этот район лучше. Через час они за мной заедут. Пообедаем, и буду собираться.

Договорились, что Саша проводит нас, закроет дом и передаст ключи Верба, когда тот вернется.

После обеда Димон начал собираться. Он прихватил маленький 40-литровый рюкзачок и покидал туда лишь самое необходимое - спальник, коврик, полар и еще некоторые вещи. Пока он собирался, а мы убирали со стола, незаметно пролетел час. На улице остановилась и посигналила машина. Саша осенил спасателя крестом и губами прошептал молитву.

- До свиданья!

- До свиданья.

Мы обнялись.

Прощай Димон, прощай славный город Майкоп, прощайте горы. На этот раз они схватили душу наверняка и больше не отпустят. Это точно. Без сомнений.

В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы - просто некуда деться.
И спускаемся вниз с покоренных вершин,
Оставляя в горах, оставляя в горах свое сердце.
Так оставьте ненужные споры -
Я себе уже все доказал:
Лучше гор могут быть только горы,
На которых еще не бывал.

Эпилог

Так получилось, что мы попали в один вагон с матрасниками Игоря - в том числе моими прежними попутчиками Аней и Сашей. А также девочкой Таней из Люберцев. Аня и Настя оказались связаны общей работой - Аня когда-то работала в Настиной корпорации. По этому поводу у них завязалась беседа, полная эмоций и непонятных английских слов. Business English, будь он неладен. Надоел уже. Красные от возлияний глаза Саши были полны белой завистью, когда он расспрашивал про поход на Тхач. Потом беседа плавно обратилась на тему Москвы и что неизбежно, московских пробок:

- Московское метро с утра - это что-то кошмарное. Особенно моя ветка. Когда я зашла народ занимал большую часть платформы. Речь шла о том, чтобы как-то подойти поближе к краю платформы и втиснуться в вагон. Естественно ни о каком "незахождении" за линию и речи не могло быть. Даже отклониться было некуда, когда уезжал поезд, в который я не влезла. И вот результат: отъезжая, поезд задел меня зеркалом. Зеркало разбилось. Плечо болело неделю. Но перелома не было - уже хорошо. Я уж не говорю об испачканном пальто, когда меня прижимали к вагону.

- Да уж. История. Моя станция конечная, Выхино. Там вообще ужас, так как туда еще пригородные электрички приходят, - рассказывает Таня, - я маленькая, вообще в двери ломиться не могу. Я высматриваю на платформе мужчину покрупнее и пристраиваюсь сразу за ним: он когда в дверь заламывается, распихивая людей, я следом спокойно заскакиваю.

Как хорошо, что я живу не в Москве, подумала я.

* * *

Той бесконечной ночью в поезде, мы сидели с Настей на верхней полке и переживали наш поход заново. Свет ритмично проносящихся мимо окна фонарей освещал купе. Поезд мчал нас в людную столицу. В наши корпорации, к нашей работе, статусу, деньгам, в конце концов, - всему тому, за что мы жертвуем свою свободу.

- Corporation has you, - удачно сострила Настя.

* * *

Ничего. Раз ты задумался над этим, значит ты уже на пути к освобождению. Значит ты, все-таки, свободен. Когда-нибудь она постучит в твою дверь, и ты откроешь. Закинешь собранный накануне рюкзак за спину, ткнешь трекинговые палки в землю и пойдешь вверх. В горы.

Послесловие

После вызова группа спасателей из трех человек во главе с Верба была доставлена к подножию скального массива Большой Тхач. К наступлению темноты спасатели вышли к балагану "Ветреный", где нашли записку Жоры о том, что он пошел на вершину Большого Тхача прощаться с жизнью. Парень был обнаружен лежащим у подножия скал бастиона на другой день. Он решил идти наверх не в обход - по пологому склону, а взобраться по отвесной каменной стене, и сорвался вниз. К моменту своего обнаружения спасателями, Жора пролежал в снегу около суток. Группа выносила полубессознательного пострадавшего три дня, т.к. из-за непогоды вертолет не мог прийти на помощь. В поселке Сахрай парня передали на руки врачам. Первоначальный диагноз о переломе позвоночника к счастью не подтвердился. Парень "отделался" обморожением конечностей и лишился кистей рук и стоп.