Туристское творчество

Автор - Евгений Антонов (Коряжма)

Я, конечно, понимаю, что меня обмануть легко. Особенно, взрослым. Что им стоит - обмануть семилетнего ребенка? Но, все же, даже когда я поддаюсь на обман, я обычно чувствую, где-то там внутри, что меня пытаются в чем-то обдурить. Только виду не подаю, потому что знаю, что пока не поймешь, в чем тут дело, все равно ничего не докажешь. Или даже так: уже, казалось бы, и доказательства все на виду, а поди ж ты: все равно ничего не докажешь, все равно все вывернут наизнанку и примутся тебя уверять, что ты не прав. Ну, это примерно как в Новый Год: все буквально из кожи вон лезут, что бы показать, как они рады, что к нам пришел настоящий Дед Мороз, да еще с подарками, но я-то знаю, что это - всего лишь дядя Коля, сосед наш с девятого этажа, или еще какой-нибудь папин или мамин знакомый. Ну, да что поделаешь - такие они, взрослые!
Хотя, и сестра старшая от них не отстает, так и норовит меня при случае как-нибудь обмануть.
Вот и сейчас: плывем мы лодке по какой-то реке (я уже несколько раз спрашивал ее название, но оно такое странное и непривычное, что каждый раз я его тут же забывал), а на встречу нам - то бревно плывет какое-нибудь, то дерево, вместе с корнями выдранное. Папа говорит, что это только так кажется, будто они тоже плывут и что, на самом деле, плывем только мы, но я-то знаю, что это не так. Как же это бревна не плывут, если от них аж буруны по сторонам расходятся, как от торпеды (я их видел в каком-то кино про войну)!
"Мы" - это вся наша семья: я (вообще-то меня зовут Арсением, но все называют меня Арсюшей, а мама, иногда, и вовсе - Сюсей), папа, мама, сестра моя старшая, Таська, да еще двоюродной брат, Борис. Он всего на год меня старше и вместе нам противостоять гораздо легче: мы ведь почти ровесники, и его тоже, время от времени, взрослые начинают водить за нос, а вместе мы можем выдумать такие доказательства нашей правоты, что перед ними ни один взрослый не устоит.
Ах, да, чуть не забыл: с нами еще собака наша, Речка. Речка - русский спаниель. Настоящая охотничья собака, предназначена, чтобы плавать за утками, когда их охотник подстрелит на каком-нибудь озере. Папа ее потому так и назвал, чтобы она не забывала, что она воду любить должна. Ну и чтобы все остальные об этом знали. Хотя, насчет спаниеля я бы тоже мог поспорить: по фигуре-то она спаниель, да только цветом как соседский ротвейлер, а не черно-белая да пятнистая, как нарисовано в Бориной книжке про собак. Папа уверяет, что родители Речкина именно такие и есть - черно-белые. Мама же говорит, что такое у собак бывает: щенок рождается совсем не похожим на своих родителей. Вот, попробуй, разберись теперь, кому из них верить. Но, все равно, Речка - классная собака! Ее все любят, хоть она вовсе и не охотница. Наверное, потому что папа тоже не охотник.
Зато папа любит ходить на рыбалку или просто бродить по лесу. Жаль только, что нас с собой редко берет, все время один ходит или с Речкой. Отговорок у него - сколько угодно: что идти очень далеко, и нам просто не хватит сил, или что на пути к его заветному рыбацкому месту лежит большое и топкое болото, которое нам в наших коротких сапогах не перейти, а на себе он нас тащить не собирается, ну и еще что-нибудь вроде того. Не знаю, может оно и так. Мама его долго уговаривала, чтобы он с нами в какой-нибудь поход сходил, и тогда он предложил нам устроить плаванье по реке.
И вот мы плывем. Плывем на двух резиновых лодках. Одну из них, большую, с надувным дном, папа купил уже давно. На ней мы иногда катаемся по дачному озеру. Другую, маленькую и очень легкую, с маленькими лопатками вместо весел, он попросил на время у одного своего знакомого с работы.
Поначалу мама очень за нас беспокоилась, мол, как мы, такие маленькие, сможем все это вытерпеть. Особенно волновалась бабушка, даже не хотела нас отпускать, говорила, что это очень опасно. Но мы-то с Борей сразу поняли, что это вовсе не опасно. Ведь у них всегда так: чем ни займись - все опасно.
Начало пути было не очень интересным: сначала мы шли пешком до автобусной остановки, потом кое-как залезли в автобус, потому что была суббота, и все ехали на дачи, потом мы сели в поезд на маленькой станции и ехали в нем почти два часа. Вот это уже было поинтереснее. Я вообще люблю ездить в поездах, когда за окном все мелькает: деревья, поля, какие-нибудь мелкие речки или озера, столбы, семафоры, маленькие домики на разъездах, ну и всякое другое.
Папа и сам точно не знал, на какой станции нам вылезать. Он говорил, что нужно внимательно смотреть в окно: как только мы проедем по мосту через какую-то лесную речку, он скажет какую, то нужно тут же двигаться к выходу. Что мы успешно и сделали.
И вот тут началось самое трудное: оказалось, что от станции до реки нужно было идти очень долго пешком. Ну, может, не совсем долго, но устали мы так, как будто весь день шли. Жарко было ужасно. Но жара - это еще ничего, по сравнению с оводами и слепнями, которые напали на нас, как только мы сошли с поезда. Пот с нас ручьями тек, а ветровку снять невозможно: совсем закусают. Папа сказал, что это оттого так душно и так много слепней с оводами, что вокруг - одни болота. Я, конечно, с ним спорить не стал, ему лучше знать, да только я видел вокруг нас никакие не болота, а сплошной дремучий лес. Я вообще на настоящем болоте ни разу не был. Интересно было бы побывать, только, с папиных слов, в такую жару там вообще находиться невозможно: задохнешься, если до этого овода живьем не съедят.
Папу было особенно жалко. Рюкзак у него был такой, что сзади были видны только ноги. Такой большой рюкзак с ногами. Хотя он и говорил, что ему вовсе не тяжело, я-то видел, как он кое-как поднялся на ноги после небольшого привала, который мы устроили, усевшись на старых шпалах.
Когда, наконец, добрались до реки, сил уже никаких не осталось. Очень хотелось есть и, особенно, пить. Напиться-то мы напились (до чего же бабушкин морс бывает вкусен!), а вот поесть папа советовал попозже, уже когда поплывем, потому что на воде оводов гораздо меньше, да и ветерком обдувает. Еще нам жутко захотелось выкупаться, мы даже уже начали раздеваться, но вода в речке оказалась холодной и нам, конечно же, не разрешили. Вот мы и ходили вокруг папы, отгоняя от него оводов, пока он, сняв с себя промокшую от пота рубашку, надувал лодки.
А с Борей, тем временем, чуть беда не случилась (с ним все время что-нибудь случается): он забрел в какую-то лужу, не далеко от края воды, и его начало засасывать в песок. По телевизору я однажды смотрел одну передачу про путешествия, и там про такой песок рассказывали. Он называется зыбучий. Очень опасный. Хотя, папа, после того как вытащил Борю, объяснил нам, что это немного не тот песок. Он назвал его плывуном. Чтобы вытащить Борю, который от страха визжал как поросенок, ему пришлось бросить рядом с ним маленькую лодку. Хорошо, что он уже надул ее к тому времени.
Как же было хорошо, когда мы, наконец, разложили по лодкам вещи, уселись сами и поплыли! Солнышко светит, ветерок, почти никто не кусает. Красота! Мы даже хором песню спели морскую, про бескозырку белую.
Лодки были связаны вместе, одна за другой. В большой лодке, которая плыла впереди, сидели папа с мамой, Речка и Боря с Тасей. В маленькой плыли все наши рюкзаки и я. Правда, мы с Борей и Тасей договорились, что будем плыть в ней по очереди, и я все надеялся, что они об этом не скоро вспомнят. Не тут-то было: Боря всю дорогу канючил и просил поменяться местами. Хорошо, что папа запретил нам перелезать из лодки в лодку на ходу, а к берегу мы пристали не скоро.
Течение быстрое было, веслами можно было и не грести, но мы, все равно, попробовали, и я тут же упустил одно весло-лопатку. Даже не знаю, как так получилось. Вроде, так крепко его держал. Мама сидела ближе всех и быстренько его выловила, но папа все равно ругался, говоря, что оно могло утонуть. Но это уж точно выдумки. Я ведь знаю, что оно не утонуло бы, хоть и сделано из металла: у него ручка внутри пустая, а сверху заткнута пробкой из пенопласта. Папа с мамой просто не знали, что мы с Борей уже проверяли, тонет оно или нет.
Вот так мы и плыли все дальше и дальше от железной дороги. Нам нужно было доплыть до места, где эта речка впадала в Вычегду, большую реку, на которой стоит наш город, ну и дальше, до города, который находился от того места не так уж и далеко. Папа и сам не знал, сколько нам придется дотуда плыть: может день, а может и все два. Он сидел впереди и большим веслом направлял наш караван куда нужно. Речка вся извивалась как змея, папа иногда не успевал выруливать, и тогда мы задевали за один из берегов, проплывали под каким-нибудь деревом, почти упавшим в воду, цепляясь за его ветки, или налетали на одну из коряг или бревен, плывущих нам навстречу. Тася каждый раз, когда это случалось, визжала от страха, а нам с Борей было весело, хотя тоже немного холодело внутри. Нам казалось, что под нас подныривает какое-то морское чудище, и мы даже чувствовали, как его плавники царапают дно лодки. Мы с мамой поначалу боялись, что лодки могут не выдержать и порваться, но, так как папа был на этот счет абсолютно спокоен, мы тоже вскоре перестали за них опасаться, тем более что папа взял с собой в поход специальный клей и резиновые заплатки. Так, на всякий случай.
Поворотов у реки было так много, и были они такими похожими друг на друга, что я вскоре совсем запутался. Мне то и дело стало казаться, что мы тут уже были. Ну вот, например, поворачивает река налево: левый берег низкий, песчаный, весь в лопухах, заросли кустов начинаются уже возле самого леса, да и лес какой-то неказистый, зато правый - высокая круча, сосны толстенные с березами на самом краю стоят, так что у некоторых корни свисают над обрывом, какое-нибудь из деревьев уже почти упало, над самой водой растянулось, как шлагбаум, другие же деревья, уже выдранные вместе с корнем, к самому берегу течением прибиты. И глубоко очень уже возле самого берега. Потом проплываем мы немного - поворачивает река направо: все то же самое, только наоборот. Но это ладно, а вот когда река снова поворачивает налево, повторяется точно такая же картина, что и при предыдущем повороте налево. Причем, даже коряги в воде и деревья на берегу, кажется, те же самые. В общем, спустя пару часов после начала плавания Боря и я пришли к выводу, что плаваем мы по кругу.
Папа с мамой, конечно, посмеялись и принялись нас разубеждать, но я-то наверняка знал, что так оно и было. А уж после того случая с рыбаком, даже папа, кажется, засомневался. Ну, вот смотрите сами: проплываем мы мимо какого-то дяди с удочкой. На нем сапоги высокие, зеленая куртка-штормовка, на голове - такая большая панама с сеточкой от комаров, которая завязывается на шее, и из-за которой лица совершенно не видно. И стоит он у самой воды на низком песчаном берегу, на самом повороте. Мы пока мимо него плыли, он даже рыбку какую-то поймал. А примерно через полчаса, точно на таком же месте, нам попадется точно такой же дядя. Да мало того, он точно таким же образом, прямо у нас на глазах вылавливает такую же серебристую рыбку. Тут даже Тася поверила в наше круговое движение, а мама попросила папу объяснить, как так может быть. А папа что? У него объяснение всегда найдется: и что просто под сеткой лица не видно, и что такие куртки получают все рабочие в окрестных леспромхозах, и что отмель на повороте реки - самое удачное место для такой рыбалки, и что-то там еще, а голос-то у самого уже не такой уверенный. В общем, переубедить нас было уже невозможно. Правда, позже, когда нам водопад не встретился во второй раз, мы тоже стали сомневаться.
Водопад этот был самым интересным, из того случилось с нами в первый день. Хотя, конечно, это был не водопад, а перекат, как его назвал папа, но нам всем показалось, что мы совершили прыжок с настоящего водопада. Там были и камни, и застрявшие между ними коряги, и сверкающие на солнце струи воды, и было даже на глаз видно, что после всего этого воды в речке словно бы становится меньше. И еще, от воды стоял такой шум, что мы его кое-как смогли перекричать. Вернее, перевизжать. Особенно мама с Тасей. Но и мы с Борей не отставали. Только мы визжали не от страха, как они, а просто потому, что было ужасно здорово. Папа потом сказал, что испугался больше нашего визга, чем самого водопада. Он как-то успел так ловко вырулить, что мы проскочили прямехонько в самый широкий проход между камнями и корягами. Только почувствовали, как снизу так сильно ударило, что Речка аж чуть в воду не вывалилась. Но нам ничего не отшибло, потому что я сидел, положив ноги на папин рюкзак, на надувной подушке в маленькой лодке, а у большой лодки дно было надувным.
Да, оно было надувным как раз до того самого водопада, потому что через несколько минут после того, как мы его проехали, все, кто сидел в большой лодке, заметили, что дно под ними стало проваливаться куда-то в воду. Тут папа указал на пузыри воздуха, которые выскакивали из-под лодки, и все стало ясно: дырка. Хорошо, что не сквозная. Но, все равно, пришлось причаливать к берегу.
Папа не сильно расстроился. Он сказал, что как раз настало самое время, чтобы немного размяться, развести костер и приготовить горячий обед. Тут, пожалуй, он был прав: было уже далеко за полдень, сидеть в лодках мы уже устали и изрядно проголодались, хотя, пока плыли, мы съели весь запас приготовленных бабушкой бутербродов и выпили весь морс. Да и от того, чтобы развести костер, мы с Борей никогда не отказывались.
Место нам подвернулось просто чудесное: пологий песчаный берег, неглубоко, солнечная сторона, дров для костра в кустах - полным полно. Нам даже выкупаться разрешили, потому, наверное, что папа и сам хотел купаться. И все бы было хорошо, если бы опять не эти противные оводы и слепни!
Да, тут еще с починкой лодки одна неприятность случилась: оказалось, что тюбик с клеем уже кто-то открывал, по-хорошему не закрыл, и клей весь высох. Все шишки, конечно же, повалились на нас с Борей, хотя мы и отбивались, как могли.
Вот так всегда: вроде ты и не виноват, но все равно виноватым тебя сделают. Ну, клеил я пару раз этим клеем кое-что для себя, так ведь пробку-то я закручивал по-хорошему, изо всей силы! А, может, кто-то другой тоже знал, где он лежит, и тоже им пользовался? Кто, кто. Да мало ли кто!
В общем, дальше мы плыли уже без надувного дна. Мы с Борей поменялись местами, и я сидел теперь в большой лодке. Сидеть в ней было уже не так удобно, хотя папа как можно сильней накачал у нее бока, и аккуратно пристроил под ноги две широкие, найденные на берегу доски, концы которых он обернул чехлами от лодок.
С ней, с этой лодкой, была еще одна проблема: она, почему-то, постепенно спускала воздух, и ее приходилось время от времени на ходу подкачивать. Теперь это дело было поручено мне, потому что я уселся в самой ее задней части, а как раз там и располагались специальные штучки для накачки воздухом. Папа называл их клапанами. Он положил на доску рядом со мной специальный насос, на который, чтобы качать, нужно было надавливать ногой. Правда, у меня это не очень получалось, и тогда мне помогала мама.
Во второй раз нам тот водопад так и не встретился, и мы с Борей пришли к заключению, что нам как-то удалось свернуть с того круга, по которому мы плавали с утра. Папа с мамой ничего на это не сказали.
Уже перед тем, как остановиться на ночевку, все заметили, что речка немного изменилась: стала шире, полноводнее. Да и лес вокруг был уже не таким высоким и дремучим. Папа сказал, что просто мы уже приближаемся к низине, где течет Вычегда.
За эту ночь мы с Борей и Тасей узнали много чего нового про походную жизнь. Больше всего нам понравилась палатка. Замечательная красно-голубая палатка, сшитая из какого-то тонкого, но очень прочного материала. У нее еще была вторая крыша, тентом называется. Папа поставил ее не сразу, а после того, как мы уже сварили ужин и все съели. Он перенес костер на другое место, а туда, где он только что горел, сказал нам набросать мягких еловых веток, которые он нарубил, и травы. Так, объяснял он, нам будет тепло спать, и жечь снизу не будет. Сам он, тем временем, приготавливал колышки, чтобы палатку натягивать. Делать все это пришлось быстро, потому что небо вдруг потемнело, запахло дождем, и где-то над лесом, у нас за спиной, уже погромыхивало.
Чтобы не вымокнуть самим и не замочить вещей, папа решил натянуть сначала тент. Мы помогали ему все, и даже Боря, который любит повалять дурака, когда все остальные чем-то заняты. Только мы успели спрятаться под тентом, как полил дождь. Настоящий ливень. Костер наш тут же залило, только дым еще немного тянулся от него по земле, но мы и не горевали: папа припас сухой бересты и веток, чтобы потом снова его разжечь. Мы сидели под тентом, в теплом сухом месте, подложив под себя, кто что мог, и грызли соленые сухарики, которые вдруг внезапно обнаружились в каком-то из рюкзаков. Иногда сверкала молния, и гремело так, что мы, визжа и крича, чуть не валились на землю. Потом мы ставили палатку, прямо так, не вылезая из-под тента. Папе, правда, пришлось несколько раз выскочить под дождь, чтобы натянуть некоторые из длинных веревок.
Потом дождь с грозой закончились. Вот так всегда бывает, я уже заметил, что когда дождь уже вовсе не страшен (лей он себе на здоровье), он тут же заканчивается. Ну, и ладно. Мы снова разожгли костер и принялись печь картошку, которую специально для этого взяли из дома (на ужин мы варили макароны).
Стояла уже ночь, но было совсем светло. У нас летом ночи всегда светлые. Да и небо уже прояснилось. Правда, звезд было мало, не то, что осенью или зимой. Но Полярную звезду мы все же нашли!
Оводов и слепней не было и в помине, но зато комаров - целые тучи. От них было одно спасение: или у самого костра в дыму стоять, или залезать в палатку.
В палатке было хорошо, как дома, и даже лучше: тепло, уютно (мама расстелила папин спальный мешок, который превращался в одеяло, если его полностью расстегнуть), костер видно, и всех кто вокруг него, можно и окошечко открыть, сделанное из специальной сетки. Но разве ж в палатке долго усидишь, когда столько интересного вокруг?
После того, как мы несколько раз залезли в палатку и вылезли из нее, папа начал ругаться, говоря, что мы натаскаем в нее песку, напустим комаров, и спать тогда будет невозможно. Все это, конечно, неправда, потому что перед тем, как в нее забраться, мы снимали сапоги, а залетевших с нами комаров выслеживали и сбивали. Но спорить лишний раз мы не стали. Так только, совсем немного. Нет, поспорить-то, конечно, можно было и побольше, но Боря все испортил, забыв снять сапоги, когда залезал в палатку последний раз. Он их потом снял, когда обтер уже о спальный мешок, но когда вылез наружу, забыл одеть обратно и скакал, какое-то время, вокруг костра в одних носках. Из-за этого нам влетело еще и от мамы, и было запрещено залезать в палатку до тех пор, пока мы не будем укладываться спать.
С сапогами тоже целая история вышла, только уже у Таси. Пока мы все пекли картошку, она забрела за чем-то в воду, оступилась и начерпала полные сапоги. Это у нее любимое дело. Она всегда умудряется вымочить ноги, даже когда мы ходим за грибами, и вокруг такая сушь, что мох под ногами хрустит. Папа с мамой, поэтому, даже и не удивились особо. Папа только сказал ей, что она уже достаточно взрослая, и что пусть сушится теперь сама, как хочет. Но это он так только сказал, а на самом деле, показал ей, как развешать возле костра носки со штанами и куда поставить сапоги. Еще он сказал, чтобы она стояла неотступно возле костра (сам он в это время заготавливал дрова, чтобы хватило на всю ночь) и следила, чтобы ничего не подгорело.
Ха, как будто он не знал, что если Тасе поручить за чем-то следить, то она обязательно прокараулит. Костер вскоре разгорелся сильнее, огонь подобрался к ее правому сапогу, стоявшему на краю бревнышек, которые горели в костре, и сапог начал потихоньку плавиться. Тася заметила это только тогда, когда он вдруг вспыхнул. Она, конечно же, подняла крик, подбежал папа, и выхватил горящий сапог. Потушить-то он его потушил, да только это был уже не сапог, а не поймешь что. Папа пытался его хоть как-то расправить, пока резина не затвердела, но было уже слишком поздно: верх сапога превратился в сплошной комок. Потом папа отрезал ножом все обгоревшее и, в результате, получилось что-то похожее на изуродованную калошу. Мы с Борей смеялись до упаду, когда Тася ее кое-как натянула.
В конце концов, когда делать уже стало нечего, мы все отправились спать. И Речка тоже. Сначала мама не хотела ее пускать в палатку, говоря, что собака должна охранять снаружи, но папа, который хорошо знал все Речкины повадки, сказал, что этот номер не пройдет, что ее все равно придется пустить. Речка, и в самом деле, уже сама ошалевшая от комаров, начала скулить, как только мы затянули у палатки вход, и пыталась с разбегу прорваться внутрь. Так что Речка тоже спала с нами. Мама утром даже сказала, что ей это понравилось - такая мягкая грелка под боком.
Когда мы проснулись, папа был уже на ногах и даже успел вскипятить на костре чайник. Солнце светило во всю, но было еще совсем не жарко, а даже немного прохладно. Мы бы, конечно, и дольше могли поспать, но папа обещал приготовить нам с утра удочки, чтобы мы могли немного порыбачить, и нужно было спешить, пока не закончился утренний клев. Мы даже завтракать не стали, чтобы его не пропустить. А зря. Не рыбалка получилась, а ерунда какая-то.
Началось с того, что мы никак не могли поделить между собой удочки: удилища папа вырезал прямо здесь, в лесу, они все были разные, а каждому хотелось взять получше. Потом оказалось, что рыба клюет не повсюду в реке, а только местами. Я на такое место как-то сразу попал: рыба клевала как бешеная, только что не ловилась. А вот Боря с Тасей все никак не могли такого места отыскать. От обиды Тася вообще бросила удочку и пошла к костру, а Боря прилез ко мне и стал забрасывать удочку рядом с моей. Мы с ним тут же начали ругаться из-за этого, особенно когда первая рыбка поймалась не у меня, а у него, хотя я это место нашел. Закончилось все тем, что наши удочки так запутались, что даже папа не смог их распутать. Пришлось леску обрезать ножом и привязывать крючки и грузила заново. Когда удочки были готовы, рыба уже перестала клевать. То ли оттого, что мы громко кричали, то ли оттого, что утренний клев закончился. Солнце уже начало припекать, опять появились оводы, и мой интерес к рыбалке весь куда-то пропал.
Сразу после завтрака мы стали собираться, чтобы продолжить плавание. Сколько нам еще оставалось плыть до Вычегды, никто не знал, но папа предполагал, что часа три, или чуть побольше.
Ошибочка вышла. До Вычегды мы добрались только после обеда, когда солнце уже начало клониться. Мы не приставали к берегу, чтобы приготовить себе обед (папа не хотел терять время, опасаясь, что мы не успеем к вечеру добраться до дома), а когда голод начал нас донимать, мы доели весь хлеб и принялись грызть макароны быстрого приготовления. У нас их еще много оставалось, пачек десять. Тоже, оказывается, неплохая штука, хоть мама и говорит, что они вредны для желудка. Но я-то знаю, что то, что вкусно, просто не может быть вредным. Чаю, чтобы запивать, тоже было много: папа специально утром остудил целый чайник и разлил его в пластиковые бутылки, оставшиеся из-под морса, который мы брали из дома.
Когда Вычегда была уже близка, речка стала еще изворотливей. Казалось бы: вон стоит деревня, явно на берегу Вычегды, видны крыши домов, слышен рев лодочного мотора, и вот-вот мы до нее доплывем. Но речка вдруг, словно назло, сворачивает совсем в другую сторону. Затем, попетляв, она снова нехотя поворачивает в сторону деревни, но, когда деревня уже совсем близка, она снова утекает куда-то не туда. Короче, мы все измаялись в ожидании настоящих речных просторов.
Тем временем на горизонте начали собираться огромные грозовые тучи, и даже были видны полосы лившего из них дождя. Папа с мамой очень забеспокоились, потому что ветер дул как раз со стороны туч, а попадать под дождь посреди реки нам никак не хотелось, хотя у папы и был припасен на этот случай большой кусок полиэтиленовой пленки, точно такой же, какой покрыта теплица на нашей даче.
Самое интересное, даже захватывающее, началось как раз после того, как мы выплыли в Вычегду. Воды кругом - аж берегов не видно! Течение такое, что дух захватывает, когда проплываешь мимо какого-нибудь бакена! Где-то за спиной тучи черные и громадные, и молнии сверкают! В общем, красота! Нам с Борей все это ужасно нравилось, а вот папа с мамой начали сильно беспокоиться.
Папа сказал, что теперь, когда вот-вот нас накроет грозой, да и съестного уже больше ничего не оставалось, не может быть и речи о том, чтобы плыть до самого города. Нам нужно было окончить плавание раньше, в том месте, откуда до нашего дачного поселка было рукой подать.
Мама все просила папу держаться поближе к берегу, на тот случай, если навстречу нам попадется какой-нибудь катер или теплоход. Папа старался, но с одним веслом у него это не очень получалось. Сам же он больше опасался не встречных катеров, а приближающейся грозы, так как, с его слов, если молния ударит в воду, даже если она ударит далеко от нас, мы все можем погибнуть. Но это он так, пугал просто. Я-то понимал, что это невозможно, потому что лодки наши были резиновыми, а резина ток не пропускает.
Когда вдалеке были уже видны крыши дачного поселка, поднялся такой ветер, что волны начали заплескиваться прямо в лодку, а у меня сдуло с головы мою любимую кепку-бейсболку. Она пролетела несколько метров по воздуху, потом шлепнулась в воду и начала медленно тонуть. Я тут же забил тревогу, но папа, обернувшись, крикнул, что сейчас не до нее и что спасти ее все равно не удастся. Я чуть не заревел от обиды.
Мама с Тасей тоже чуть не заревели, только от страха. Да и было чего испугаться: все вокруг потемнело, начался самый настоящий шторм; ветром нас относило от берега, несмотря на то, что папа бешено орудовал веслом, как заяц из рекламы батареек "Энерджайзер"; того и гляди нас могло пронести мимо. Мы все схватились за оставшиеся весла и принялись помогать папе. Большая лодка, к тому времени, уже заметно приспустила, подкачать ее было некому, и вода начала заливаться в нее еще сильнее через морщины, получившиеся в местах крепления скамеечек. В общем, хоть караул кричи!
Общими стараниями, мы все же причалили к берегу. Помогло также и то, что незадолго до того, как нас окончательно накрыло грозой, ветер вдруг стих.
Причалить-то мы причалили, да только все насквозь мокрые, и сверху, и снизу. Лил дождь, как из ведра. То и дело сверкало над самой головой, и грохало так, что в ушах звенело. Но, папа сказал, что это уже не так опасно, потому что мы были на берегу, и вокруг нас не было деревьев, в которые так часто попадает молния. Он накрыл нас всех пленкой, а сам принялся сдувать и упаковывать лодки. Мама очень за него беспокоилась и просила, чтобы он переждал дождь вместе со всеми, но он только отмахнулся: все равно и так уже весь мокрый, а дождь еще не известно когда закончится.
До дачи мы так и шли всей гурьбой под пленкой, а папа - отдельно, впереди нас, со своим огромным рюкзаком. Тропинка вся раскисла и, пока мы дошли до хорошей дороги, каждый из нас успел не по разу шлепнуться, то поскользнувшись на мокрой глине, то запнувшись за Речку, которая жалась к самым ногам. Зато сколько было радости, когда мы, наконец-то, дошли до нашего домика: сухо, тепло, уютно, и переодеться есть во что!
До города мы добрались, когда уже наступил вечер, последним рейсовым автобусом. За те пятнадцать минут, что мы ехали, мы успели-таки повеселить народ: я - своим чумазым лицом, которое мама никак не могла оттереть; Тася - своим сапогом-калошей на правой ноге; а Боря заснул так, что на своей остановке мы его кое-как разбудили. Папа его почти на руках вынес, и он долго не мог сообразить, где мы находимся.
От бабушки нам, конечно же, всем влетело. Она была вся не своя и уже не знала, где нас и искать. Но мы ее взбучку даже и не прочувствовали толком: слишком были уставшие и голодные. Речка тут же задрыхла на своей подстилке. Даже есть ничего не стала. Нас же мама заставила, после того как мы наелись, по-хорошему отмокнуть в ванной, потому что мы все были ужасно грязны и насквозь пропахли костром.
Когда я засыпал, у меня перед глазами почему-то все время прыгал, пуская по воде круги, поплавок от удочки и слышался бабушкин голос, твердивший, что она нас больше никогда в такой поход не отпустит, но я-то знаю, что это не так. Теперь-то мы уж точно не останемся дома, если папа снова будет куда-нибудь собираться...