Туристское творчество

Автор: Иван Соболев (Москва)

 

"…Смерть стоит того, чтобы жить,
А Любовь стоит того, чтобы ждать"

Виктор Цой

Озеро возникло из-за поворота узкой протоки неожиданно, словно кто-то в одно мгновенье развернул перед носом моего каяка огромную сверкающую скатерть.

Солнце уже готовилось к закату, и его ярко-алый шар висел почти у самой кромки лесного гребня на противоположном берегу. В воздухе сгущалась тишина, и казалось, что единственные звуки, нарушавшие ее - меланхоличные всплески моего весла - могут быть слышны за многие километры. Руки ныли в приятной усталости - сегодня я прошел уже немало. Вот там, на выходе из озера, должен быть порог. За ним плесовый участок закончится, и наконец-то снова начнется настоящая Река - то, ради чего, собственно, я сюда и шел.

Однако это, по всей видимости, будет уже завтра. Пробившись через частокол камыша, в изобилии произраставшего в устье, я вышел на открытую воду, взял немного вправо и пошел на удалении нескольких десятков метров от берега, присматривая место для ночевки...

***

Войдя в заливчик, я понял, что не ошибся - стоянка там действительно была. Но доносившиеся с берега голоса, воткнутые в песок весла и стелившийся по воде дым однозначно свидетельствовали о том, что кто-то ее уже занял.

Прошуршав бортами по прибрежной траве, я подошел ближе. На сырых камнях у берега лежали разноцветные сигары байдарок, чуть поодаль темнели баллоны большого катамарана. Вверху на небольшом обрывчике уже горел костер, от которого доносились столь знакомые звуки перебираемых струн - идиллия! Сюда б, конечно, с нашими.… Так не пойдут ведь - для Сергея отпуск без раскопок означает потерянные бессмысленно дни жизни. Впрочем, как и для меня раньше…

…Придонные камни ворчливо заскреблись по обшивке. Я вытянул каяк на берег, немного оттащил его от воды. Пойду, познакомлюсь все же. А если что, то отойти метров на сто и поставиться сам я смогу в любой момент - одиночка, как правило, всегда мобильнее любой группы.

Впрочем, не успел я еще снять гидрокуртку, как увидел, что ко мне по тропинке спускается человек.

- Ну, доброго вечера!

Мы обменялись рукопожатием.

- Откуда идешь-то? С Северки?

- Не, от моста забросился.

- И сколько?

- Да третий день уж...

- Неужели один?

- Да. Так получилось…

Он посмотрел на меня с явным удивлением. В одиночку в этих краях, да и вообще по рекам, ходят только очень уж убежденные отшельники, философия которых явно не вязалась с моим возрастом. Даже с паспортным, а уж с видимым - тем более.

Еще некоторое время мы обсуждали пройденный участок, пороги, стоянки и рыбный клев - стандартные темы разговора двух впервые встретившихся водников. Пора было определяться, просить ли мне у него разрешения встать по соседству или уходить дальше. Но никаких явных признаков, делавших тот или другой вариант более предпочтительным, я не видел.

И тут сработала моя дурацкая, детская и, по сути своей, трусливая привычка - если не можешь что-то решить сразу, потяни время, может, решение придет само!

- Слушай… у вас попить ничего не найдется?

- Да найдется, конечно. Пошли в лагерь, сейчас сделаем.

Господи, если бы я только знал…

***

Мы подошли к костру, около которого сидело еще несколько ребят, явно студенческого вида.

- Катюш - он обратился к девушке, что-то искавшей в стоящей рядом палатке - достань из моей укладки еще чаю, у нас гости.

- Да, Лешка, сейчас.

Меня словно передернуло - уж больно знакомым показался голос. Она откинула полог, поднялась, и, увидев меня, замерла, как вкопанная…

Наверное, чудеса все же бывают. Я, не мигая, смотрел то на нее, то на задумавшегося Алексея.

- Хм… Такое впечатление, что вы уже знакомы?

- Более чем… Я же тебе рассказывала.

Он в упор посмотрел на меня, словно что-то оценивая, потом улыбнулся и хлопнул по плечу.

- Ладно, споемся. В принципе, можешь встать с нами.

Я заметил, как Катюшка недовольно повела глазами. Теперь он посмотрел уже на нее, и не нужно было быть знатоком психологии, чтобы понять смысл этого взгляда - командир группы здесь я. Возражений, естественно, не последовало.

- Так вот. Можешь встать с нами. И, учитывая позднее время, я настоятельно советую тебе именно так и сделать - Удыкчанский порог в сумерках лучше не идти.

Поняв, что и с моей стороны возражений не предвидится, он сел на лежащее около костра бревно, достал откуда-то из-под него металлическую фляжку и перешел от слов к делу.

- Водку будешь?

***

Во втором часу командир, зевнув, поднялся.

- Ладно, всем спокойной ночи.

Катюшка встала вместе с ним. Мне спать почему-то не хотелось, и я медленно пошел к озеру, все больше и больше погружаясь в собственные мысли. Ребята еще о чем-то шептались перед входом в палатку, потом до меня донеслось уже более отчетливо...

- Леш, я через пять минут, хорошо?

- Давай, жду.

За спиной я услышал постукивание камней под ногами, и мне даже не нужно было гадать, чьи это шаги.

Вместе мы подошли к берегу. Разговор она начала первой.

- Думаешь, я не понимаю, почему среди сотен рек ты оказался именно на нашей?

- Поверь мне, это произошло совершенно случайно…

Она тяжело вздохнула.

- Да нет, не случайно… Конечно, ты вряд ли знал, куда мы идем. Но ты так ярко желал этой встречи, что она просто не могла не состояться.

Я заметил, как ее взгляд скользнул по поверхности воды, затем устремился куда-то вверх и вправо - она явно что-то вспомнила.

- Как много случайностей все-таки могут изменять ход нашей жизни!

- Ты о чем?

- А? Да так, ни о чем. Проехали.

Я понял, что настаивать на ответе не стоит. Некоторое время мы молчали, глядя на сияющую над озерной гладью Луну. Потом она продолжила.

- Ну что ж, рада за тебя. Управлять реальностью по своему желанию, воздействуя на ноосферу - это дано не каждому. У тебя сильные экстрасенсорные способности. Но… не пытайся их использовать для осуществления того, чего тебе сейчас хочется больше всего. Не получится.

Она посмотрела на командирскую палатку, освещенную изнутри светом газовой лампы и оттого похожую на большой оранжевый фонарик, горевший в темноте ночного леса.

- Я знаю, что ты хороший человек. И мне бы очень не хотелось терять тебя навсегда. Но… Нас с тобой вместе я не представляю никак. Каким бы хорошим ты ни был, ты никогда не сможешь сделать меня счастливой в том смысле, как это понимаю я, здесь последнее слово не за тобой. Извини.

Я стоял, уставившись в медленно текущую, тягучую черную воду. Где-то вдали, на выходе из озера, шумел порог, и его мощные раскаты отчетливо слышались в ночной тишине. Было понятно, что разговор окончен. Сейчас она уйдет, а я останусь здесь. И буду стоять еще долго, пока ночной холод не отгонит обратно к затухающему костру.

Но она почему-то не уходила…

- Ты спать-то пойдешь сегодня, горе луковое? Завтра ходовой день, учти… Раз уж вы с Лешкой подружились, то, наверное, дальше ты с нами идешь?

- Знаешь, что-то не спится мне. Пойду еще по берегу пройдусь…

- Ну, смотри… Тогда - до завтра.

Она развернулась, готовая идти к палатке Алексея, сделала осторожный шаг по каменистой россыпи. Потом вдруг остановилась, обернулась назад, пристально посмотрела на меня и почти неслышно произнесла:

- Если б ты не протормозил тогда - может быть, сейчас не гулял бы по берегу…

Я проводил ее взглядом. Видел, как она склонилась над входом в командирскую палатку, слышал, как тоскливо скрипнула молния… Потом лампа внутри погасла. И теперь ночную темноту нарушал лишь холодный свет одинокой Луны и тревожно-алые отблески тлеющих углей остывающего костра…

Она была права. Время ушло. И вопрос даже не в том, что произошло тем вечером, а во всех предшествовавших ему годах. Во мне самом…

***

Я никогда не считал себя "чистым" туристом. И часто в прошлом с определенной долей здорового куража даже гордился своим якобы превосходством над теми, кто ходит в лес только для своего удовольствия. Гордился тем, что я знаю и умею то, чего не умеет и не знает большинство из них. Однако правильно говаривала моя бабушка - "не хвались, лучше Богу помолись"…

Моя экспедиционная жизнь дала мне многое. Да, я мог едва ли не с закрытыми глазами обезвреживать "эфки" и "эргэдэшки", не боялся стрелять из только что восстановленных "стволов" и готовить ночные фейерверки "из подручного материала". Я умел поднимать из озер затонувшие танки и самолеты и откачивать затопленные ДОТы. Я спускался в партизанские каменоломни Крыма под готовые обвалиться своды и ночевал на боевых позициях в осенней тундре Кольского, уже подернутой первым снегом. Я несколько раз работал в легендарной "Долине", далеко не все явления, происходящие в которой, вообще можно объяснить с позиций современной науки. Да и в мирных походах, не смотря на отсутствие официальных "категорий", я никогда не чувствовал себя "чайником" - байдаркой и каяком владел весьма неплохо, на веревках тоже не пасовал, а уж по части пеших переходов мог и с иными горниками потягаться на равных. Но…

В отличие от северных рек и кавказских перевалов военные болота, наверное, не то место, где может жить счастье. И, пожалуй, там, где погибли сотни тысяч людей, его не может быть по определению. Но в ранней юности в моем вульгарно-материалистическом миропонимании для подобных мыслей места, конечно, не было. К тому же я искренне считал, что исполняю свой долг. Перед теми своими ровесниками, останки которых с замиранием сердца поднимал из-под болотного мха, пытаясь леденеющими пальцами нащупать в черной маслянистой жиже небольшой пластиковый пенал - последнюю зацепку, по которой при невероятном везении еще можно было установить имя погибшего бойца. И, увлеченный азартом, ведомый чувством долга и пьянящей романтикой риска, я шел вперед по остаткам минных полей, проволочных заграждений и линий обороны, через гнилые болота и неуютные осиновые леса - в компании опаленных странствиями, грубых, но надежных мужиков. И каждую ночь я обнимал лишь одну, свою самую верную женщину - "ленинградскую" гитару, появившуюся на свет еще во времена Союза, и со всей душевной самоотдачей исполнял весь бардовский репертуар, который еще мог вспомнить после третьего тоста. Для друзей. И для тех, кто лежал где-то неподалеку…

О том, что в жизни может быть что-то другое, о том, какое это счастье, когда на костре есть тот человек, для которого ты поешь чуть в большей степени, чем для всех остальных, чем даже для самых лучших друзей, я тогда даже и не задумывался. До того самого момента…

***

Мы тогда работали в Крыму, неподалеку от героического Севастополя. Однажды вечером я пошел прогуляться по побережью.

Что меня к тому побудило - не знаю. Наверное, уж очень красивой была та скала, да и показалась она мне с первого взгляда относительно невысокой и несложной. Я был абсолютно уверен, что у меня хватит сил, и, не особо опасаясь, полез вверх. Естественно, без всякой страховки. И вот, когда до края оставались какие-то сантиметры, массивный и внешне вполне надежный камень, на который я опирался обеими ногами, оторвался от основной стенки и с грохотом рухнул вниз.

Я лихорадочно искал ногами новую опору, прекрасно понимая и ощущая, что подтянуться на усталых руках уже не смогу. Но опоры не было. И тут я с ужасом понял, что руки потеют и скоро начнут скользить…

…Надо мной возникли две головы в альпинистских касках, через мгновение чьи-то очень сильные пальцы сомкнулись на моих запястьях. Как меня втащили вверх и довели до расположенного неподалеку лагеря - я уже помнил не очень хорошо.

***

…Передо мною стояло невысокое и ужасно симпатичное существо в потертых синих джинсах и древней, наверное, еще маминой, штормовке, на правом рукаве которой был нашит голубой околыш - кусочек неба с летящим через него белым самолетом.

Глядя на мой запыленный и уже местами изорванный комбез, она слегка улыбнулась и спросила, сразу же обратившись на "ты":

- Ты откуда такой?

- С границы стихий. А точнее - Технический Университет. Факультет спецмашиностроения. Поисковый отряд.

- Авиационный Институт. Горная школа.

- Здорово! Значит, оба "летуны"!

Уже вечерело. Ребята, убедившись, что в плане медицины у меня никаких проблем не возникло, принялись возиться со снаряжением. В прохладной тишине позвякивание перебираемых карабинов сливалось с дальним шумом моря, и под такой "аккомпанемент" мысль о том, что на моем костре меня ждут, почему-то хотелось загнать в самые дальние уголки сознания.

Мы еще некоторое время болтали о чем-то отвлеченном, потом она пристально посмотрела на меня…

- Слушай, а ты на каком курсе?

- Да я уже закончил давно, просто отряд при институте…

- Ого! А выглядишь, как студент! Да и ведешь себя, между прочим, тоже, и даже хуже - кто ж без страховки-то лазает? А если б ребята не услышали твой камень? Или не успели бы добежать?

- Услышали бы. Я по жизни везучий.

- А правда, сколько тебе лет?

И я ответил своей обычной в таких случаях шуткой:

- Если я скажу, сколько мне лет, ты испугаешься и убежишь. А я этого не хочу!

Все… Точка бифуркации пройдена…

К тому же тут кто-то из ребят вытащил из палатки гитару, и после нескольких песен хозяев лагеря она надолго "зависла" у меня… Мы сварили "глинт", потом чай, потом… В общем, о том, что куда-то надо идти, мне напомнили уже только первые звезды, высыпавшие на потемневшем небосводе.

Заглушив последний аккорд, я аккуратно прислонил гитару к дереву и стал прощаться со своими спасателями. Мы обменялись адресами, договорились при возможности созвониться уже в Москве. Катюшка первой протянула мне руку, но в последний момент вдруг остановила ее…

- Слушай, а давай ты еще у нас посидишь? Тут ведь до вас недалеко, тропинка ровная - можно и ночью спокойно дойти…

Собственно, почему бы и нет? О том, что я могу вернуться поздно, в моем лагере знают, командир там, люди все не маленькие…

И тут у меня в кармане зашипела рация. Боже праведный, я же совсем про нее забыл!

- Привет, ты где? На побережье? Слушай, подойди к лагерю - тут менты приехали… Ничего страшного нет, но требуют весь личный состав с паспортами. Для сверки с теми списками, что у них.… Ну, в общем, сам понимаешь…

Попрощавшись, я пошел вниз. И мне показалось, что она еще некоторое время смотрела мне вслед…

***

Потом мы долго и активно переписывались по электронной почте.

В поход со своей группой она звала меня дважды. В первый раз у меня уже были свои планы - в Калужской области ребята нашли в болоте остатки бомбардировщика, и работы по его подъему переносить было никак нельзя. На самом деле, там вполне справились бы и без меня, но мысль об этом тогда даже не возникла. Во второй раз просто не повезло - ее письмо с предложением рвануть с ними в Восточную Сибирь я получил в день, когда вернулся из очередной экспедиции, на которую уже растратил все запасенные отгулы. Хотя, конечно, если бы у меня тогда действительно было жгучее желание поехать с ними, с нею - я нашел бы выход, даже если для этого пришлось бы бросить все.

Но такого желания тогда не было. Для меня Катюшка была очень хорошей подругой, с которой у нас было огромное количество общих интересов и желаний, с которой можно было интересно пообщаться, обсудить прошедшие походы, места, в которых бывали. И - ничего большего.

Что тогда творилось у нее на душе - об этом я теперь мог только догадываться.

Девушки, руководящие водными и горными "четверками", своих эмоций внешне не выражают…

Молодые люди, в мирное время извлекающие из заминированных болот человеческие останки, редко умеют эти эмоции чувствовать…

Вскоре письма стали приходить все реже и реже, потом и вовсе перестали. Причем я даже не сразу это заметил, поскольку друзей у меня было очень много.

***

Несмотря на то, что приход Нового года предопределен и неизбежен, он всегда приходит неожиданно. И всегда ставит одну и ту же весьма нетривиальную задачу - где и как его встречать.

В этот раз решение все никак не приходило - вариантов было множество, но ни один из них не был настолько привлекательным, чтобы затмить собой все остальные.

Думая об этом и не только, я бродил по расцвеченным сиянием гирлянд павильонам супермаркета, в который зашел, чтобы купить что-нибудь из снаряжения - сделать подарок самому себе. И на выходе из одного из них лицом к лицу встретился с ней...

Уже после первых слов я заметил, что сегодня выглядит она совсем по-другому… Странно, и почему я раньше этого не замечал?

Мы снова вспомнили прошедший год, рассказали друг другу о своих походах, потом разговор, естественно, перешел на тему приближающегося праздника.

- А ты где будешь?

- Да пока не знаю…

Катюшка удивленно посмотрела на меня.

- Но ведь уже тридцатое…

Она выдержала паузу, словно пытаясь принять какое-то очень трудное решение…

- Знаешь… Если хочешь, подходи завтра вечером к нам. Где-нибудь к десяти. И гитару не забудь, хорошо?

- А много вас будет?

- Человек десять. Ребята из школы, да ты некоторых по Крыму помнить должен.

Рассматривая возможные варианты встречи праздника, об этом я даже и не подумал. Но он возник сам собой. Собственно, никаких очевидных причин для того, чтобы отказываться, у меня не было…

Я еще не знал, что меньше, чем через двое суток после этого разговора буду идти по пустым утренним посленовогодним улицам, и единственным желанием, терзающим усталое, но снова по-детски бесхитростно-радостное сознание, будет - поскорее добраться до дома, выспаться и сбросить этот кошмар. Потому что если это действительно так, то это ужасно…

Но, проснувшись вечером в своей комнате и посмотрев из окна на раскинувшуюся внизу уже январскую ночную Москву, понял - ничего не исчезло. Я действительно, как говорится на молодежном сленге, "попал"… Причем на этот раз - по-крупному.

На следующий день я позвонил.

- …А ее нет, они уехали на горнолыжную базу, продолжать праздновать - ответил приятный женский голос, по всей видимости, мамин.

- А вернутся когда?

- Ну… поскольку она там с Алексеем, то, думаю, что дня через три - самое раннее…

Меня явно приняли за кого-то из их компании. Но спрашивать подробности было неэтично. Да и не нужно - все было и так понятно.

…За окном в морозной темноте раскинулся мой город, сверкавший всеми мыслимыми и немыслимыми цветами праздничной иллюминации. Внизу под ногами прохожих ностальгически хрустел снег, в морозном небе призывно горели созвездия, и по дальней железной дороге тянулась ниточка огней уходящего поезда.

А у меня на столе лежала телефонная трубка, и доносившиеся из нее гудки звучали теперь, словно удары колокола кладбищенской колокольни.

***

Некоторое время спустя мне позвонил командир.

- Ну что, на Вахту летом поедешь? А то я уже место подыскивать начал…

- Знаешь… В общем, езжайте без меня. В этот раз что-то не хочется…

- Ты что… слушай, что случилось?

- Да ничего не случилось, правда. Просто хочу на воду сходить. Куда-нибудь на Север.

- Ну так давай к Володьке в Лойеранту поедем. Он на берегу озера работает, в прошлом году там столько "хабара" поднял…

- Ты не понял. Я пойду в одиночку. Просто погулять. Без всяких раскопок.

…Окончив этот не самый радостный в моей жизни разговор, я осознал, что умер. Того человека, которого знали все мои друзья до этого момента, больше не существовало. На смену ему приходил совсем другой человек. И начинать строить свою жизнь ему надо было заново.

Вот только в тридцать уже очень тяжело наверстать то, что упустил в восемнадцать...

***

Мы сидели в ночном купе, друг напротив друга. Катюшка мирно посапывала на верхней полке, из-за стенки по вагону раздавался басовитый храп ребят. За окном в темноте изредка пролетали станционные фонари, и тогда лучи их света выхватывали из полумрака лицо Алексея. Да, видно, что это человек основательный.

Интересно, а вот ты сможешь в критической ситуации достойно себя повести? Или только красивые песни петь умеешь? То-то, не знаешь… И никто не знает. А ведь это, наверное, чувствуется…

Похоже, что командир действительно почувствовал мое настроение.

- Да не грузись ты так… Давай лучше подумаем, куда на будущий год рванем. Охта? Писта? Кутсайоки? Или, может быть, возьмем "кат-четыре" и на Алтай? Ты, я, Катюха… ну, и для равновесия сил кого-нибудь из клубных девушек позовем, а? - он смотрел на меня, ехидно улыбаясь. - Все, как старший, считаю, что наш экипаж сформирован, вакансий больше нет. А те, кто пожелают примкнуть - пускай на каяках сопровождают, не маленькие уже!

Его слова повисли в вязкой темноте вагона…

***

…Попрощавшись с остальными ребятами, мы спустились в метро. Оказалось, что Алексей живет недалеко от меня, и ехать нам по пути. Лишь в вагоне я осознал, что Катюшка вообще-то всегда жила на другой ветке. А сейчас ехала с нами... Вернее, конечно, - с ним.

Разум все понимал. Но эмоции… Наверное, все-таки сказалась практически бессонная ночь в поезде, проведенная за разговорами с Алексеем. Я ощущал почти физическую боль, которая заполняла все, каждую клеточку моего тела, и не мог понять, где же ее источник. Неужели во мне тоже, как и во многих других, живы собственнические инстинкты?

Конечно, нет. И то, что Алексей после этого похода, похоже, станет одним из наиболее близких моих друзей, лишний раз это подтверждало.

А переворачивало меня наизнанку вовсе не оттого, что я чего-то не получил или лишился - эка невидаль… Гораздо тяжелее как раз обратная ситуация - осознавать, что человек, которому ты готов отдать все, не может от тебя этого принять! Почему - на этот вопрос не сможет ответить, пожалуй, даже самая мощная наука самого совершенного общества.

Боль заполнила, казалось, все пространство вокруг и внутри меня. Я знал, что когда приду домой, высплюсь, когда опять обрету контроль над эмоциями - все станет нормально. Но сейчас это было просто невыносимо...

…СОБЕРИСЬ, ТРЯПКА! ТЫ РУССКИЙ ИНЖЕНЕР, В КОНЦЕ КОНЦОВ!

Интересно - живут же люди, например, без ног. Кто-то, конечно, быстро опускается. Однако многие все же как-то адаптируются к жизни и в таких условиях, не сводя ее к растительному существованию. А некоторые даже водят самолеты и совершают горные восхождения. Им тоже больно, но они идут и побеждают.

А вот можно ли жить без близкого человека? Вероятно, да. Но, по всей видимости, это гораздо сложнее, чем даже пилотировать на протезах.

И тут словно молния прожгла мозг - только сейчас я отчетливо осознал ошибку. Ведь всю раннюю юность я только тем и занимался, что исполнял долг перед прошлым, старался осчастливить компанию вокруг, а то и всю страну. Но получилось, что в настоящем я так ничего и не смог дать ни одному человеку рядом...

Однако исправлять эту ошибку, наверное, уже слишком поздно…

***

…Думая так, я лишь боковым зрением заметил, как человек, похожий на тень, подошел к вагону. Пропустив всех входящих и выходящих, он наполовину появился в дверном проеме, и я увидел его смуглое бородатое лицо с очень неприятными чертами. Потом он пробормотал что-то непонятное на неизвестном мне языке. Но зато следующая фраза прозвучала вполне отчетливо.

- Получите, русские суки!

…Массивный эллипс величиной не больше кулака метнулся через вагон, с грохотом ударился о стену и завертелся юлой на полу. Ошарашенные пассажиры удивленно смотрели на вращающийся предмет. И если кто-то из них и догадался, что время его оставшейся жизни теперь измеряется секундами, то никак на это еще не прореагировал. Эх, ребята, поменьше у телевизора сидеть надо!

Зато Алексей среагировал незамедлительно. Оттолкнув меня, он бросился к стене, увлекая за собой Катюшку и закрывая ее своей спиной от осколков, которые через пару секунд вспенят его бушлат. Равно, как и мою куртку - без вариантов… Молодец, Лешка! Принятие решения практически мгновенное, реакция - тоже. Только ты сейчас спасаешь свою девушку, но не ее счастье. И в этом вопросе последнее слово все-таки останется за мной…

… Приземлился я очень неудачно - как-никак, не двадцать лет, чтобы прыгать почти через половину вагона. Но теперь это уже не имело значения.

Я отчетливо ощутил боль от вошедшего под солнечное сплетение взрывателя и, похоже, несказанно ей обрадовался - "гостинец с юга" прижат к полу крепко. Время остановилось - я не слышал никаких звуков, а люди вокруг замерли в невероятных позах, инстинктивно отстраняясь от меня. Ну, когда же?.. Запал "эфки" горит четыре секунды - секунду она летела, через две ее накрыл я, остается еще одна… Почему же так медленно она тянется?

…И я успел еще повернуть голову назад и поймать ЕЕ взгляд.

Полный безумного ужаса, боли и отчаяния.

И еще - того, что я так и не разглядел тогда, в лагере на вершине скалы…

Москва, февраль 2006 - май 2007