Туристское творчество

Почти автобиографический рассказ...

Автор - Олеся Ильина (Иркутск)

Однажды экстремал решил провести выходные с пользой. Поэтому он взял и поехал в одно очень цивильное место с хорошими подъемниками, уратраченными склонами и правильными трамплинами. Вообще-то, всю рабочую неделю шел снег, поэтому экстремал рассчитывал на свежий пухляк, однако по приезду он обнаружил, что все более-менее выдающиеся осадки выпали, так и не добравшись до цивильного места. Даже кочки с буераками, которые в цивильном месте известны под названием могул, равно как и сугробы по краям подъемников, были насмерть укатаны любителями фрирайда. Поэтому экстремал забил на это грязное дело и всю субботу прыгал с трамплинов, как проклятый. Почему-то он при этом ни разу не упал, что было по меньшей мере странно. Уже вечером, сиганув с особо высокого и навороченного трамплина, экстремал занялся самоанализом. "Прыгаю тут, как проклятый, - подумал он, - вот и башню снесло избыточным адреналином, и наверх меня возит подъемник, что совершенно неспортивно, и вообще только галимые пижоны проводят свое свободное время в таких цивильных местах". И действительно, вокруг него со свистом или без оного проносились пижоны в своих ярких пижонских костюмчиках. От этого экстремалу стало грустно, и он решил, что нужно что-то менять.
Солнечным воскресным утром экстремал проснулся, сладко позевывая, взял чехол с беговыми лыжами, рюкзак с сухими шерстяными носками, варежками, запасной курткой и шоколадкой, сел на электричку и уехал на конечную станцию, расположенную в относительно нецивильной тайге. Ибо экстремалом экстремал стал относительно недавно, но был он всегда и оставался туристом, хитрым, прожорливым и ленивым. Прибыв на станцию, экстремал надел лыжи, нашел лыжню и радостно по ней побежал. Светило солнышко, орали птички, кругом искрился шикарный пухляк. Пухляк не был наклонен под сколько-нибудь выдающимся углом к горизонту, но экстремала это не расстраивало. Совесть его была чиста, а мысли незамысловаты и радостны. Ведь бегу же, - думал он, - сам бегу вверх, что тренирует характер и выносливость, а не то что с бугелем под задницей или с горы вниз со всей дури, и крышу адреналином не сносит, и мысли в голове правильные и глобальные, и легкие тоже правильно работают, что немаловажно.
А следует заметить, что за месяц до описываемых событий экстремал ходил в совсем даже неэкстремальный лыжный поход второй категории сложности. И лыжи там были деревянные, широкие, тяжелые и некрасивые, известные под названием лесных. На этих лыжах экстремал провел без малого восемь дней, за которые успел с ними сродниться. Видимо, именно в этом крылась причина рамса с невразумительными и невесомыми пластиковыми полосочками фирмы фишер, обладающими склизкостью необычайной. Также возможно, что виной всему был излишний интерес, с которым экстремал взирал на февральское небо, пока ноги несли его по необозримым таежным просторам. Но, как бы там ни было, правый фишер стремительно въехал в шикарный пухляк, где и остановился, в то время как левый непринужденно ушуршал вперед по лыжне, отчего экстремал раскорячился, сформировав что-то вроде шпагата, на который садиться он вообще-то не умел. По прошествии некоторого времени он обнаружил себя лежащим в снегу и грязно матерящимся. Помимо нецензурных слов, в голове его проносились такие, как "связки" и "мениски". Зеленое таежное пространство, отделявшее местоположение экстремала от ближайшей остановочной платформы, стремительно калибровалось в километрах. Результаты калибровки, сопоставленные с нарастающей болью в колене и неумолимостью такого явления, как электричка в 16.00, не радовали.
Были спички и запасная синтепоновая куртка, рассчитанная на полчаса ожидания электрички после бодрой пробежки, но никак не на ночевку в снегу. Не было пилы или топора, и пищи, по большому счету, тоже не было. Осознав все это в полной мере, экстремал слегка обрадовался, ибо ничем не выдающаяся, в общем-то, лыжная прогулка начинала приобретать некоторые элементы классического туристического экстрима, иначе именуемого задницей.
Встав и сделав несколько шагов, несмотря на отчаянные возражения левой коленки, он обнаружил, что передвигаться на лыжах может. В свете произошедшего неожиданно нашелся ответ на давно мучивший его вопрос, отчего же во время неудачных экспериментов на трамплине у него ни разу не было сотрясения головы. Ответ, как и следовало ожидать, был банален: сотрясение мозга возможно лишь при условии наличия этого самого мозга. Следовательно, жалеть себя не было никаких оснований, а вот успеть на электричку в 16.00 очень даже были, тем более что дома ждали горячий душ, эластичный бинт, куриные рулетики и, в ближайшем будущем, поход в травму.
Путь к горячему душу и куриным рулетикам был нелегок. Нога болела умеренно, но скорость продвижения сильно упала. Небольшие подъемы, которые обычно преодолевались в считанные минуты, растягивались и выматывали похуже любого перевала. Всякие временные оценки, построенные без учета инвалидности, летели к чертям. Но, по крайней мере, солнце еще светило и пухляк искрился. Шансов быть в 16.00 на знакомой и родной станции, именуемой Орленок, не было, и экстремал пошел на эксперимент, а именно двинулся по незнакомой лыжне в сторону ближайшей остановочной платформы, сворот на которую в лучшие времена он проезжал где-то в начале пути. Результат эксперимента выглядел примерно так: без пяти минут четыре он стоял под железнодорожной насыпью. Лыжня шла вдоль железки в обоих направлениях, и у экстремала не было никаких идей по поводу того, в какой стороне находится платформа. Точнее, идей было две: либо справа, либо слева. Склон насыпи был покрыт снегом глубиной по пояс. Мимо пролетала четырехчасовая электричка. Холодало. Одним словом, классическая ситуация "хеликоптер нихт". Со всеми вытекающими отсюда действиями.
Лыжи почему-то больше не ехали, поэтому экстремал выяснил, что идти пешком по шпалам он может тоже. Через десять километров его ждала настоящая станция с настоящей батареей и с настоящей электричкой, но уже в 19.00. Горячий душ и куриные рулетики, загнанные куда-то в глубины подсознания, светились там тихим светом и казались недосягаемыми, как далекие звезды.
Вообще удивительно, сколько всего может человек! И просто невероятно, какую радость можно испытать при виде огней электрички, движущейся из темноты навстречу холодному перрону, на котором ты просидел целый час, потому что вокзал с батареей оказался закрытым, а идти куда-то еще... ну не хотелось тебе идти, вот и все!