Туристское творчество

Автор: Ирина Морозова (С-Петербург, Москва)

Источник: ullutau.ru

 

Часть 1. Зачем тебе эти сборы на жетон?

- Зачем тебе эти сборы на жетон? - спрашивает меня друг перед отъездом, - лучше бы потратила это время на Крым, больше пользы было бы.

- Хочу научиться как грамотно проводить спасработы. И каким-нибудь новым примочкам.

- Все, чему там могут научить, ты уже умеешь.

- Ну все-таки, а вдруг?

* * *

На мое решение поехать на эти сборы больше всего повлияли последние спасы, в которых я участвовала, когда прошлым летом пришлось спускать участника, который сорвался у меня в группе на траверсе Юном-Кичкидар. Поскольку рация тогда отказала, то связи с лагерем не было и нам пришлось спускать его с гребня Юнома на ледник собственными силами. Силами группы, в которой кроме меня была одна девушка, один третьеразрядник, которого предыдущий инструктор даже не научил как пользоваться восьмеркой, и один перворазрядник с 10-летним перерывом и больным коленом. И именно тогда я поняла, что все эти классические системы полиспастов и тормозных систем, которые с такой легкостью мы отрабатываем на занятиях на учебных скалах и ледниках, в реальных условиях силами малой группы достаточно геморны. И что зачастую, чтобы протащить пострадавшего через разные стремные места, приходилось забивать на классику и придумывать разные хитроумные выходы. Естественно на все это затрачивались лишние усилия и время.

Поэтому мне захотелось посмотреть новые технологии и способы. А так же как работают люди, которые делают все это не периодически от случая к случаю, а постоянно в реальных условиях, и у которых все эти приемы и хитроумные выходы уже давно отработаны до автоматизма.

Первая часть сборов, как всем известно, проводилась по программе подготовки спасателя МЧС. Пришлось смириться с необходимостью потратить время на изучения всех ЧС природного, техногенного и пр. характера, что было необходимо для аттестации, т.к. по нынешнему законодательству участвовать в спасработах могут только аттестованные спасатели.

Вторая часть проводилась уже непосредственно по программе проведения спасработ на горном рельефе. Это были первые сборы на жетон после многолетнего перерыва, поэтому было абсолютно не понятно, чего стоит от них ожидать. Но то, что старшим тренером и старшим методистом этого мероприятия были такие уважаемые мной люди, как Монаенков и Порохня, которых я давно знаю, и внушало мне тот оптимизм, с которым я ответила на заданный мне вопрос: "Зачем тебе эти сборы на жетон?"

Юрий Иванович за все 20 лет, что мы знакомы, еще с тех пор, как я была новичком в "Уллутау", а потом там же начала работать инструктором, уже давно стал для меня, как отец в альпинизме. Поэтому было достаточно символично, что и эти сборы на жетон для меня снова под его руководством.

Но, кроме Монаенкова и Порохни, никого больше из инструкторского состава этих сборов я не знала. Единственное, Герман Андреев, с которым перед отъездом, зашел разговор, когда он попросил меня написать отчетную статью, очень сильно рекомендовал мне Швырева. Ну и немного заочно я успела познакомиться с Егориным, когда мы переписывались с ним по поводу описаний маршрутов, размещаемых на сайте Ullutau.ru. И все. Больше ни о ком мне ничего не было известно, поэтому я слегка нервничала, т.к. в обучении основное звено - это инструктор.

- Леша, когда будут распределяться отделения, то я хочу, попасть к самому спортивному и ходячему инструктору, - сказала я Овчинникову перед отъездом из Красной поляны.

- Мы вроде всех инструкторов отбирали тщательно. Они все инструктора 1 категории, все спасатели международного класса, - и дальше Леха начинает перечислять мне регалии персонально каждого из четырех инструкторов.

- Леш, меня не интересуют звания и регалии. Главное, чтобы он был ходячий и действующий спасатель.

- Кого ты хочешь?

- Фиг знает. Я никого там не знаю. Ну возможно, например, Егорин. Судя по тому, что он молодой и плюс первопроходы мочит, значит должен быть спортивным. К тому же он, как мне известно, работает инструктором с военными, а значит должен быть жестким и собранным. А я как раз предпочитаю инструкторов, у которых все четко: упал-отжался.

- Ок. Хочешь Егорина, будет тебе Егорин.

- Ну не обязательно именно он, - пытаюсь я дать задний ход, понимая, что только что, по своей рисковой привычке, попыталась сунуть голову в пасть тигру, т.к. наше заочное знакомство с Егориным не было конфетно-цветочным. А началось с того, что он на меня наехал в письме за то, что я не совсем корректно разместила на сайте описания его первопроходов. В ответ я несколько резко ему ответила. Правда потом мы разрулили наше недопонимание, и, судя по дальнейшим письмам, я рискнула сделать выводы, что он достаточно адекватный мужик, чтобы не переносить личные конфликты на учебный процесс. И уже стала всерьез настраиваться, чтобы определиться к нему в отделение, если не будет такой же спортивной альтернативы.

Но как выяснилось, все эти разговоры с Лехой и муки выбора оказались напрасны, потому что, как говориться, "без меня меня женили". В общем, без нашего участия и без участия Овчины нас до нашего приезда распределили по отделениям и инструкторам. И это на мой взгляд единственный существенный минус во всей организации сборов.

Состав нашего отделения меня в целом устроил. Я конечно хотела оказаться вместе в Юркиным и Овчиной, потому что уже ходила с ними. Но жребий оказаться вместе в одном отделении выпал нам с Сашкой, а Леха оказался в другом.

А вот, в отличие от отделения, первый взгляд на нашего инструктора не вызвал во мне оптимизма. Он оказался близок по возрасту к Порохне и не было в нем того жесткого взгляда, как у Егорина или Швырева.

Тем не менее первый день настроил меня на оптимистичный лад. Он начался с построения, на котором Монаенков зачитал распорядок на сборах. Все лаконично и четко, в стиле "упал-отжался". В 7.30 - подъем, в 7.35 - зарядка, в 8.25 - построение, в 8.30 - завтрак. Занятия, обед, занятия, ужин, лекции, самоподготовка. Отбой в 23.00. За распитие спиртных напитков - отчисление.

Супер. Наконец-то жесткий спортивный распорядок дня, в отличие от матрасного отдыха в Красной поляне, заставит внутренне собраться и позволит наконец начать высыпаться, чего до этого абсолютно не удавалось сделать.

Вначале после свободной "штатской" жизни дома и вольготного обучения в Красной поляне, когда после утренней чашечки кофе вальяжной походкой можно было не спеша прогуливаться с лекции на лекцию, такой армейский распорядок показался трудным. Но через день я приспосабливаюсь и мне начинает нравится это ощущение внутренней собранности, когда внешний порядок, то бишь распорядок, заставляет внутри собраться и настроиться на рабочий лад и отсечь все лишнее, как то - лишние разговоры, лишнее болтание из угла в угол и лишнее пустое времяпрепровождение. Постепенно, входя в ритм, замечаю, что в коротких промежутках между приемом пищи и занятиями начинает даже хватать времени, чтобы постирать, а после зарядки перед завтраком выпить традиционную чашечку утреннего кофе. Правда вставать приходится пораньше. А вот с отбоем в 23.00 как-то не получается, поскольку всем задали писать тактический план спасработ и приходится это делать как раз по вечерам.

Но в отличие от суперной спортивной организованности самих сборов, наш инструктор оправдал мои опасения. Он, к сожалению, оказался больше педагог, чем ходячий действующий спасатель и спортсмен, и занятия в отделении проходили несколько вяло и вальяжно, что постепенно все сильнее расхолаживало и расслабляло. К тому же сам инструктор постоянно отвлекал внимание разными разговорами не по теме и случаями из личной жизни, что мешало толком сосредоточиться на занятиях и технических приемах.

Наверно, моих более старших и спокойных коллег по отделению такой режим вполне устраивал. Меня же с моим холерическим темпераментом и желанием получить как можно больше новой и свежей информации, это несколько расстраивало. И постепенно, видя, что ничего нового мы не узнаем и не учим, я все больше впадала в инертность и апатию к этому процессу.

Часть 2. Женщины и жетон

- Наш инструктор абсолютно не дает мне спать. Он всю ночь пытается ко мне приставать в палатке, - жалуется мне Настя, когда я взялась ее водить, чтобы подтянуть до того уровня, когда мы с ней сможем ходить женской двойкой на хорошие маршруты.

- Ты просто даешь ему повод, - отвечаю я, рассказывая, как ее инструктор пытался остаться на ночь у меня в комнате после того, как все стали расходиться после очередных вечерних посиделок. - Я ему твердо и четко сказала, что мне это не нужно, и больше у нас вопросов и инцидентов не было.

- Что ты имеешь ввиду, говоря "давать повод"? - спрашивает она напряженно.

- Ну как я могу объяснить? Просто ты, наверно, говоришь "нет", подразумевая "может быть".

- Никакого повода я не даю, - окончательно обижается она на меня. - Ок. Спорим, что если в следующем году мы окажемся в одном альплагере, то я переночую в палатке с твоим инструктором и нормально высплюсь, т.к. он мне мешать не будет.

- Договорились. Спорим.

* * *

Похоже, я все-таки проиграла этот спор своей молодой напарнице.

Когда пришла ко мне эта самоуверенность? Когда я забыла себя саму на ее месте? Себя 20 лет назад в роли участницы, а не инструктора. Себя и тех других девушек, которые были когда-то такими же участницами, как и я.

Это сейчас я могу послать любого, не опасаясь последствий, потому что мы равны и я ни от кого не завишу. Но своего инструктора так просто не пошлешь, потому что, по определению, "инструктор всегда прав, если инструктор не прав - смотри пункт первый".

И вот жизнь делает очередной виток. Все движется по кругу. Мне уже далеко не 18 лет, но снова я в роли участницы и снова все повторяется, как 20 лет назад.

Выходим на занятия по транспортировке пострадавшего на скальном рельефе. Инструктор садится на лавочку и дает всем задание.

- Подойдете под скалы, там одеваетесь, собираете акью, привязываете к ней усы… - ну и т.д., заканчивая со словами, - ну а вы, девушка, присаживайтесь рядом со мной, пообщаемся пока ребята там работают.

Тьфу. Внутри закипает злость. Отчетливо вспоминаю весь этот новичково-значковый период. Как знакомы мне все эти уловки озабоченных женским полом инструкторов. Именно с тех самых пор я старалась попадать в отделение к молодым, жестким и спортивным инструкторам, которые гоняли так, что я блевала от усталости и нагрузок, но которые не были озабочены ничем, кроме работы на занятиях и на маршруте.

И вот все по новой.

Я игнорирую эту выходку инструктора и, чтобы не нахамить ему, просто молча ухожу вместе с мужиками. Настроение становится паршивым, потому что я знаю, чем раньше всегда заканчивались подобные инциденты. В конце концов несговорчивых девушек просто списывали, найдя любой благовидный повод, так что со стороны все выглядело вполне чисто и законно. Сейчас, конечно, списать уже не могут, но, зная отрицательное отношение большей части руководства к участию женщин в жетоне, я уже интуитивно предвижу серьезные проблемы.

И как по закону подлости, сама же даю этот повод, за который можно уцепиться и придраться.

Еще в самом начале, когда вязали носилки, я шутя сказала:

- Мальчики, не надейтесь, хотя я и женщина, но вам не удастся сделать меня бессменным пострадавшим. И вообще на носилки и в акью я ложиться не буду.

С тех пор мне удавалось отшучиваться и не оказываться в акье до тех пор, пока вдруг после того, как я поработала сопровождающей, меня начали настойчиво заставлять улечься в эту акью. Пришлось уже не шутя, а достаточно резко и категорично сказать, что я этого делать не буду.

Объяснять причину мне не хотелось, хотя она была достаточно проста. Все дело было в той самой травме шеи, когда по пути в Хибины в марте мне на шею упал рюкзак в поезде. И до сих пор любые резкие рывки вызывают боль вплоть до повышения температуры. А в акье, которую бьет по скалам, резких рывков явно не избежать.

Но если бы я об этом всем сказала, то мне бы точно не удалось полноценно поработать, потому что ребята стали бы меня оберегать, а инструктор окончательно усадил рядом с собой на лавку.

Занятия по транспортировке пострадавшего на ледовом рельефе отрабатываем на сохранившейся с зимы сосульке. Выходим наверх. Инструктор раскатывает каремат и садится в сторонке наблюдать за процессом.

- Присаживайтесь, девушка, поговорим с вами о чем-нибудь.

Я снова молча игнорирую и перехожу к ребятам на сосульку.

Становлюсь на одну из тянущих веревок. Начинаем тянуть в разных сочетаниях: грудь-нога, нога-нога, тоже самое с сопровождающим, то же самое с оттяжкой на противоположную сторону. Болит шея. Видимо вчерашнее тягание акьи, в качестве сопровождающего, все-таки дает о себе знать.

Постоянно пытаюсь перещелкнуть жумары как-нибудь так, чтобы найти способ, как мне было бы проще тянуть. А мужики постоянно пытаются отобрать у меня веревку.

- Ириша, ну дай мне конец веревки, я помогу тебе тянуть, чтобы быстрее было.

- Володя, конечно, если ты потянешь, то будет быстрее. Но у нас ведь на то сейчас и занятия, чтобы отработать пока есть возможность. И мне-то нужно найти для себя способ, как технически компенсировать нехватку физической силы, чтобы потом справиться в реальных условиях, даже если придется это делать одной.

- Я не видел еще ни одной женщины, участвующей в спасработах, - произносит Швырев во время своей лекции.

Тетки начинают возмущаться и спорить. Я молчу и изучающе смотрю на него. Какой смысл вступать в дискуссию? Для такого мужика, как Швырев, слова не имеют смысла. Доказать можно только на практике. Да и есть ли смысл что-то доказывать? С ним нужно только четко и слаженно работать, не ожидая диферамбов. Памятуя свою любимую буддистскую истину: "Если перед тобой два пути, то выбери тот, который тяжелее", я на какой-то момент даже начинаю слегка сожалеть, что именно Швырев не оказался моим инструктором. Возможно, что в нынешнем состоянии жизненного кризиса, как раз именно такой инструктор мне был бы сейчас нужен, который не предлагал бы присесть на лавочку, а выжал бы на занятиях наружу все кишки и заставил блевать от усталости. И не важно, что при этом он думает о женщинах, если от него можно было бы получить максимум технических знаний.

И вот, как я и предполагала, конфликт с инструктором наконец достигает своего апогея. В этот день сначала предстояла транспортировка пострадавшего по снежному склону, а потом работа на лавине. По рассказам тех, кто в предыдущий день работал на лавине, нас всех ждет закапывание в снег. Из-за этого я всю ночь не могу уснуть, т.к. с погребением под снегом у меня связаны определенные неприятные события. С самого утра я нахожусь в нервном состоянии и ни о чем, кроме предстоящего закапывания не могу думать, поэтому пропускаю сообщение на утреннем построении о том, что будет снимать телевидение и что нужно взять с собой красные куртки, которые нам выдали.

- Раз забыла куртку, девушка, значит будешь пострадавшей в акье. Ну сколько можно одно и то же.

- Я же говорила неоднократно, что в акью я не лягу, - наконец срываюсь окончательно.

Разгорается скандал, в котором единственным аргументом со стороны инструктора служит дешевая классическая фраза: "Инструктор всегда прав, если инструктор не прав - смотри пункт первый". И никаких конструктивных убедительных доводов.

- Вы можете не выдавать мне жетон, но я не буду подчиняться подобным требованиям. Ни один человек не заставит меня подчиниться, если я этого сама не захочу, будь то муж или инструктор и прочее, - сгоряча бросаю я и снова возвращаюсь всеми мыслями к предстоящему закапыванию в снег.

- Хорошо, мы выдадим тебе справку, - заявляет он.

Наконец-то спустя 20 лет я начинаю понимать причину этого женоненавистничества определенной массы мужской альпинистской общественности. Проблема не в нас, а проблема в них самих - в их слабости и стрессонеустойчивости к женскому полу. Конечно, проще всего совсем убрать раздражающий фактор.

В отличие от инструктора, с его отсутствием конструктивизма, проблему с ребятами я улаживаю тихо и спокойно. В акью ложится Король, а я меняюсь с ним куртками. Народ отпускает ядреные шуточки по поводу смены фамилии. Эти шуточки несколько расслабляют напряжение, с которым я ожидаю предстоящую подснежную экзекуцию.

Часть 3. Погребение

1994 год, сентябрь. Спускаюсь с Виатау с клиентом. Он совсем уже никакой, на спуске каждые полчаса приходится останавливаться на отдых. Доходим до Зеленой подушки, делаем очередной привал перед крутяком. Закуриваю. Пока наш американец копается в разговорнике, чтобы с довольным видом выдать очередную фразу по-русски, размышляю о том, что Лебедь уже наверно давно спустился со своими французами с Гумачей. Внутри рассекается приятная расслабленность и тепло. Предвкушаю, как спущусь вниз и Женька встретит чашечкой кофе и какой-нибудь жратвой. У нас с ним принято - кто первый с горы спустился, тот и готовит еду. А есть уже сильно хочется.

Наконец, доходим до базы. Подходим к мосту через Адырсу. Навстречу кто-то бежит. Это радист. Интересно, что могло случиться. Запыхавшись добегает до нас, останавливается.

- В чем дело? Что-то случилось?

- Пи…ц, Лебедя завалило в трещине.

Время останавливается. Сознание пока еще не осознает до конца смысл фразы. Только слова жесткими ударами пульсируют в висках.

По-прежнему светит яркое солнце, как и две минуты назад, как полчаса назад, когда мы спускались, как час назад, когда мы еще сидели и я закуривала, как несколько часов назад, когда мы поднимались на гору.

По прежнему те же горы вокруг. Только в воздухе вдруг кажется стало совсем тихо. Только пульсируют в висках слова. Или это пульсирует кровь?

Проходит всего минута, а кажется прошла вечность, и я выхожу из этого ступора. Срываюсь с места и бегом несусь в КСПшный домик. Узнаю подробности, вытряхиваю из рюкзака лишнее, кидаю все необходимое и на ледник.

Всю дорогу, когда навстречу попадаются разные люди, сначала французы, которых Женька вел и которые начали сразу копать, пока не подошли наши ребята, потом какие-то туристы. И каждый раз кажется, что вот сейчас они подойдут и скажут, что откопали. Но все, поравнявшись со мной, только молча качают головами.

Абсолютно не помню где все последующие 10 дней я спала, что ела. Перед глазами только громадные массы снега, ледяные глыбы, холод идущий от ледяных стен, и пронизывающий до костей или это был внутренний холод, и мелькающие без остановки лопаты. Люди, иногда подходящие ко мне, показывающие разные фантики, чтобы спросить были ли у Женьки эти конфеты. Мужики со спасслужбы, те с кем Лебедь несколько лет проработал, периодически предлагающие мне водки, от которой я отказывалась.

И непреодолимое дикое бессильное желание упасть в этот лед и снег и копать, копать, копать, вгрызаясь голыми руками и царапая этот лед ногтями. Можно подумать это как-то могло помочь. Все 10 дней усилием воли удерживала себя в руках, зная, что если бы Женьке довелось откапывать меня, то он бы спокойно молча работал.

Через 10 дней, когда свернули поисковые работы, меня силой мужики закинули в вертолет. Но я снова вернулась на ледник вместе со своим напарником и еще пять дней тщетного лазанья по самым узким проходам, куда только можно было протиснуться. Пока наконец, не навалилось полное и окончательное бессилие.

Потом еще долгое время при выходе на закрытый ледник, все сознание охватывал леденящий ужас и перед глазами всплывали те холодные ледяные могилы в глубине ледника.

* * *

- Завтра вас всех будут закапывать в снег, - уже не помню кто первым произнес в столовой эту фразу. На меня накатывает волна ледяного ужаса. Снова отчетливо всплывают все ощущения 13-летней давности. Среди жары в столовой мне вдруг становится холодно.

- Нас всех сегодня по очереди закапывали, - начинают рассказывать о своих ощущениях те, кто был сегодня в тех двух отделениях, которые работали на лавине.

Эти два дня мы работаем по два отделения - два на лавине, а два других в это время отрабатывают транспортировку пострадавшего на льду. Потом меняются. Завтра наша очередь работать на лавине. Поскольку Егорин местный специалист по лавинам, и именно он дает нам всю лавинную подготовку, то завтра с нами идет он, а один из наших инструкторов уходит с его отделением на сосульку.

Вечером после лекций подхожу к Сергею и говорю, что хочу с ним поговорить. Отходим в сторону. Я рассказываю ему про свои кошмары прошлого.

- Ты не хочешь, чтобы тебя завтра закапывали? - спокойно спрашивает Сергей. - Можешь отказаться. У нас некоторые тоже не смогли.

- Нет, хочу. Наоборот я хочу попытаться перешагнуть через этот страх и ужас. Просто не знаю какая вдруг будет реакция, когда в памяти все всплывет, поэтому и сочла нужным на всякий случай предупредить. И, Сергей, я хочу попросить, чтобы вы лично были рядом, когда меня будут закапывать.

- Хорошо.

- Да, еще. Чтобы наш инструктор об этом не знал.

- Хорошо.

Блин, классный мужик. Мне это нравится. Упал-отжался. Никаких глупых и лишних вопросов.

Всю ночь не могу уснуть. Всю ночь в полудреме снится, как снег всей массой давит на меня.

Было еще то, о чем я тогда не стала рассказывать Егорину. То, что пожалуй, больше всего в жизни я боюсь погребения. Настолько, что даже завещала, чтобы после смерти мое тело сожгли и ни в коем случае не закапывали.

С самого утра сердце стучит так, что кажется слышно всем вокруг, а кровь пульсирует в висках, как в тот злополучный день 13 лет назад.

Доходим до лавинного выноса. Меряю пульс. 140 ударов в минуту. Начинаю ровно дышать и вспоминать все свои буддистские практики. 100 ударов в минуту. Уже лучше. 70 ударов. Нормально.

Первым в нашем отделении закапывают самого молодого - Лешу. Вырываем яму, стелим каремат, сверху тоже накрываем его карематом, в руки палку, чтобы если что, мог подать сигнал. Закапываем. Меряем щупом - глубина 40-50 см. Инструктор засекает время. Периодически переговариваемся с Лешей, спрашиваем как дела и как самочувствие. Через 20 минут откапываем. Пока длится весь этот процесс, я слегка успокаиваюсь.

Следующий Юркин. Сашка хочет закопаться по-взрослому, чтобы сверху над ним было не меньше метра снега, и мы вырываем более глубокую яму. Он залезает в нее уже без карематов.

После того, как его через 20 минут откапывают, я подхожу к Егорину.

- Сергей, вы не забыли про меня?

- Нет. Готова?

- Да.

Подаю ему бинт и аптеку.

- Это если вдруг придется делать реанимацию. Ну а если впаду в ступор, то можно смело бить по щекам.

Сергей что-то говорит, что-то типа того, что я как на эшафот иду. Я уже не слышу его, потому что стараюсь взять под контроль свое сознание. Закидываю яму снегом, чтобы было не сильно глубоко. Прошу, чтобы глубже чем на 50 см не закапывали.

Ну вот и все. Ложусь. Ложусь так же, как и Сашка, по-настоящему, без карематов. Сверху начинают лететь комья снега. Снег в спрессовавшемся лавинном выносе тяжелый и твердый, как цемент. Кажется как будто камни падают на плечи, на спину и голову. Вот наконец окончательно накрывает с головой. И в этот момент к горлу начинает подступать тошнота и накатывает паника.

- Как ты себя чувствуешь? - голос Сергея успокаивает и мне удается справиться.

Начинаю ровно и спокойно дышать, так как учили, нужно это делать, при попадании в лавину.

- Попробуй пошевелиться, - раздается снова голос снаружи.

Пробую. Не получается. Снег схватился, как цемент. Невозможно не то, что пошевелить рукой, ногой или туловищем, но даже не получается пошевелить мышцами. От этого снова начинает накатывать волна паники, но раздающиеся снаружи голоса помогают успокоиться. Цепляюсь сознанием за эти голоса и наконец окончательно беру его под контроль. Даже сердце перестает бешено стучать.

- Как ты себя чувствуешь? - снова голос Сергея.

- Нормально.

- Не слышу. Громче.

- Нормально! - мне кажется, что я достаточно громко говорю, но видимо из под снега меня плохо слышно.

Слышу, как Сергей кому-то говорит следить за палкой, которая у меня в руке, и голоса начинают удаляться. Наступает тишина. Успокоившись, я расслабляюсь и клонит в сон. Закрываю глаза и начинаю впадать в дрему. И в этот момент понимаю, что это ведь может быть вторая пассивная фаза шока. Открываю глаза и изо всех сил наношу мысленный удар по своему сознанию, заставляя его встряхнуться.

Наконец снова рядом появляются голоса, которые спрашиваю меня, как я себя чувствую и говорят, что пора откапывать. Чувствую, как на меня снова сыплются комья снега, снова появляется легкая паника, потому что кажется, что меня сейчас засыпет еще сильнее.

- Ты уже можешь пошевелиться, - раздается надо мной.

Делаю движение туловищем и начинаю постепенно вытаскивать свое тело из этой ямы. Кто-то лопатами помогает откопать и освободить заклинившиеся конечности.

Яркое солнце режет глаза. Пытаюсь закрыться от него рукой.

Сергей присаживается передо мной на корточки.

- Как ты? - пытается поднять мою голову, чтобы заглянуть в глаза.

- В порядке, - отвечаю я, не поднимая головы, потому что все еще никак не могу привыкнуть к солнечному свету.

- Чай будешь?

- Да.

Наливает из термоса чай. Подает.

- Спасибо.

Делаю глоток горячего чая. Замечаю, как немного дрожат руки, которые держат кружку с чаем.

Вижу как из соседней ямы вылезает Король, который кажется успел закопаться повторно.

Кто-то уже начал работать с биперами. Сергей уходит к ним.

Наш инструктор тихонько сидит рядом.

- Меня посадили следить за палкой, - чувствую легкую обиду в его голосе.

Мне хочется как-то сгладить то напряжение от того, что я сегодня с ним разругалась, когда он пытался заставить меня лечь в акью. Но я не умею разводить сопли, тем более с людьми с которыми меня связывают правила субординации, поэтому не найдя нужных слов, просто, чтобы хоть что-то сказать, спрашиваю сколько времени я была закопана.

- Не знаю. Я не смотрел на часы, - он конечно же не понял, что на моем языке вопрос про время был легким шагом примирения.

Подхожу снова к Сергею. Отдаю ему кружку.

- Я хочу, чтобы меня еще раз закопали. Только уже как Юркина - на метр в глубину.

- Не стоит. Лучшее враг хорошего. Как-нибудь в следующий раз.

- Потом больше может не быть возможности. И я считаю, что нужно справляться до конца со своими страхами.

В итоге мне удается уломать Сергея продолжить наши подснежные игры.

Возвращаюсь к яме. Беру лопату и начинаю выкапывать яму поглубже.

- Сама себе могилу роешь? - подшучивает кто-то из ребят.

- Ага, - отвечаю я в тон.

Наконец решаю, что глубина достаточна и ловлю взглядом взгляд Сергея.

- Готова?

- Да.

Во второй раз я залезаю в яму уже спокойнее. Ерзаю, пытаясь устроиться так, чтобы подложить поудобнее руки под те части тела, которые в прошлый раз сильно упирались в снег и леденели.

Сверху снова начинают падать тяжелые комья снега, больно ударяя по каске и по спине.

Но вот наконец наваливается полная темнота и я перестаю ощущать падающий сверху снег. Пытаюсь пошевелиться и чувствую как все тело спрессовало. Снова начинает накатывать волна ужаса, но я борюсь с ним. Пробую пошевелить рукой, в которой держу палку, но не могу этого сделать - руку тоже запрессовало снегом. В этот момент палка сама зашевелилась, видимо кто-то подергал за нее сверху. В результате этого она слегка освобождается и я могу ей слегка подвигать, подталкивая вверх пальцами, которые не совсем заклинило.

- Сергей, - зову я, чтобы спросить видно ли, как я шевелю палкой или нет.

Тишина.

- Сергей!

Тишина.

И в этот момент мое сознание обрушивается на меня со всей своей мощью и я наконец теряю над ним контроль.

"Пи…ц, Лебедя завалило в трещине".

Кровь пульсирует в висках.

Темнота становится темнее самой черной темноты.

Мне не выбраться отсюда. Снег запечатает и замурует меня так же, как когда-то его.

Господи, неужели он когда-то пережил весь этот ужас? И как долго? Вечность?

"Пи…ц, Лебедя завалило в трещине".

- Сергей! Сергей!! Серге-е-ей!!!!!

В панике начинаю изо всех сил толкать вверх палку.

- Сергей!!!! Сергей!!!! Серге-е-ей!!!!!

Он не услышит. Надо мной метр тяжелого мокрого снега.

Кажется, что от крика все вены вздулись на шее, потому что все тело спресованно намертво.

Продолжаю безостановочно толкать вверх палку.

В этот момент вдруг снова слышу шорох лопаты по снегу. По инерции пальцы продолжают толкать палку, но тяжелый липкий страх и темнота отступают.

Чувствую, как сверху снова начали сыпаться комья снега. Наконец становится светлее. Начинаю шевелиться и выбираться из этого снежного склепа.

- Не смогла? - короткий, лаконичный вопрос.

- Да, не смогла, - поднимаю голову и встречаю прямой спокойный без тени насмешки взгляд Сергея.

- Идем работать с биперами.

Все четко: упал-отжался.

Пожалуй мой интуитивный и заочный выбор был верным. Если бы была возможность выбирать, то я бы скорее всего выбрала в качестве инструктора именно Егорина.

Часть 4. Заключение

Уже не помню в какой момент я решила именно в мае после окончания сборов на жетон, задержаться в Цее еще на 2-3 дня и попытаться попрактиковать Чед. Для этого на весь месяц, так же как и во время поста, предстояло отказаться от мяса.

Собираю рюкзак, размышляя, как я это буду делать при казенном питании. Но, понимая, что слова "невозможно", "трудно" - это оправдания собственной слабости, вытряхиваю из рюкзака винные бокалы, которые уже упаковала.

* * *

- Ты прогнула под себя всю систему МЧС, - громогласно шутит Овчина, когда в очередной раз я подсаживаюсь к мужикам за столик со своей личной порцией пищи. По договоренности с начальником базы мне вместо мяса дают сыр, сметану, творог…

- Да уж, Лех, вот такая я тетка - весь мир, а не только МЧС прогибаю под себя.

- Как вы добрались? - спрашивает меня Глазов, когда мы малость офигефшие выгружаемся из Газелей в Цее.

- Это было ужасно. 23 часа в Газели. К тому же водитель нас чуть не убил, он под утро уснул и мы уже катились в кювет, когда мужики заорали и Овчина схватился за руль. - Видимо нам перед Цеем решили устроить легкий экстрим, чтобы слегка встряхнуть после летаргии в Красной поляне.

Саша тоже смеется. Смотрю на его открытое лицо, взахлеб рассказывая всю эту 23-часовую эпопею переезда. После чего мы так же весело начинаем обсуждать с ним еще что-то. Пока наконец до меня не доходит, что я впервые вижу этого человека. А было полное ощущение, что я встретилась со своим старым и очень хорошим другом.

И потом все 10 дней сборов с Глазовым настолько легко было общаться, можно было в любой момент подойти и спросить технический вопрос или просто весело перекинуться парой слов и лукавых фраз. И видя широкую круглую улыбку, которая казалось шла прямо изнутри него, улыбаясь ему в ответ, тут же слетало все плохое настроение, даже если оно было.

Правда если бы он оказался моим инструктором, я бы точно расслабилась на занятиях и сама бы присаживалась с ним на лавочку, чтобы о чем-нибудь весело пощебетать.

По вечерам народ, разбившись по неким комнатным тусовкам по интересам, оттягивается бурно веселясь. Первые дни с энтузиазмом участвую в общем ОтЖарском шабаше, а потом постепенно все глубже начинаю уходить в состояние медитации и вглубь себя, вызывая наверно этим всеобщее удивление. Те, с кем я до этого постоянно общалась, зная мою открытость, веселость и тусовочность, похоже недоумевали моей нынешней замкнутости и уединенности.

- Ирин, пойдем, там все собрались. Обмывают сдачу экзамена, - Лена находит меня в комнате для реабилитации, где я уютно улеглась на полулежачих диванах и, пристроив на своем колене огромного плюшевого волка, учу закон 151 "О статусе спасателя" перед завтрашней аттестацией во Владикавказе.

- Лен, экзамены же еще не закончились. Сегодня было самое простое - сегодня мы сдавали то, что давно все знаем. А вот завтра самое сложное - во Владике надо уже будет сдавать все эти ЧС, Законы и пр.

- Да, успеешь ты еще все выучить. Надо пойти пообщаться с народом, не стоит отрываться от коллектива.

А народ во всю ОтЖаривает и расслабляется после целого дня нервного напряжения во время сдачи экзаменов и защиты тактических планов. Через 10 минут начинаю вдруг ощущать свою "чуждость на этом празднике жизни" и потихоньку, чтобы никто не заметил, выскользнув из комнаты, возвращаюсь к волчку и тетрадкам.

Мой мозг по какой-то только ему одному ведомой внутренней интуитивной причине на протяжении всех сборов настроен на то, чтобы активнее всего мне поработать в качестве сопровождающего с акьей. Началось это все еще с вертолета, когда быстро и почти без слов, а жестами, потому что гудели винты, мы распределяли кто за кем и в качестве кого десантируется и загружается - кто дежурный по площадке, кто десантируется с акьей, кто пострадавший в акье, а кто сопровождающий с ним. Именно тогда я спонтанно, не задумываясь, прокричала сквозь гул вертолета и показала жестами, что буду сопровождающей.

И потом уже в Цее при транспортировке на скальном рельефе, я уже целенаправленно и настойчиво пыталась сопровождать акью, понимая при этом, что для тетки это очень жестко. Ведь чтобы оттягивать акью и выруливать с ней из стремных мест приходится недюжинно напрягаться. Поэтому было не понятно почему именно это место я интуитивно себе уготовила.

Если размышлять философски, то как правило, когда в жизни тебе дается некое знание, то рано или поздно за него приходится платить, и наступит тот момент, когда тебе придется это знание применить.

Но в отличие от занятий, на соревнованиях, которыми завершались наши экзамены, я предполагала уже занять то место, где более всего оптимально использовать слабую женскую силу и готова была работать там, где это будет необходимо. Но все же, зайдя в мужскую комнату, и узнав, что ребята в нашем отделении уже распределили все роли на предстоящие этапы соревнований, была несколько удивлена, когда они сказали, что я буду сопровождать акью. Да, на мой взгляд, это было более оптимально, потому что трое мужиков быстрее наверху вытянут акью с пострадавшим и сопровождающим, чем это может сделать два мужика и тетка. Но все-таки, я ожидала сопротивления с их стороны, поскольку роль сопровождающего все же достаточно трудоемка и испытала к своим парням в отделении внутреннюю признательность, понимая, что им было бы конечно проще, если бы тетку можно было положить в акью.

- Здесь на этом маршруте самое сложное правильно сработать сопровождающему, - произносит главный судья соревнований, Егорин, когда ребята уходят наверх готовить полиспаст, а я остаюсь с аьей, в которую мы упаковали Андрея.

Поднимаю голову и вижу над собой здоровенный карниз. Поздно. Переиграть уже ничего нельзя. Да уж, осечка вышла. Трассу соревнований, где придется поднимать и опускать акью никто не знал. Ну что ж все как в жизни, в реальных условиях трассу не подготовишь заранее и не предугадаешь и придется работать там, где и придется. "Вот и проверишь, Ирочка, себя сейчас на вшивость, и насколько ты правильно со своей гордыней лезла в бутылку" - говорю я себе мысленно, скрывая за спокойным выражением лица и от Егорина и от Андрея то, как меня пугает, что мы сейчас застрянем под карнизом с акьей и мужикам придется спускаться и помогать мне ее вытянуть.

- Предыдущая группа слегка лоханулась и у них акья зашла под карниз, пришлось Ивану спускаться и помогать, - как будто прочтя мои мысли, произносит Сергей.

Вот акья трогается с места. Доезжаем до карниза. Висим. Пытаюсь достать до скалы ногами - не получается. Блин как же я оттолкнусь и оттяну акью, если не могу достать до скалы.

- Сможешь сделать самостраховку длиннее? - спрашивает Андрей.

- Все равно не достану.

Но все-таки решаю попробовать. Андрей достает кусок какого-то репшнура. Пока акья зависла, делаем оттяжку, я встаю в нее ногой и приподнявшись, перещелкиваю свою самостраховку, удлиняя ее.

- Ты там страховку не теряешь? - кричит снизу Сергей, явно обеспокоенный моими манипуляциями в воздухе.

- Нет, все в порядке. У меня две самостраховки, - отвечаю я.

Зависаю. До стены по прежнему не достаю ногами. "Думай, Ирочка, думай".

Вот акья снова дернулась и поехала. Ее начинает заводить под карниз. Упираюсь рукой в скалу и отталкиваю один угол, тот где ноги, одновременно дергаю на себя за веревки тот угол, где голова. После чего ухожу вниз под самое брюхо акьи насколько позволяет самостраховка и закидываю вверх ноги, как при спуске из вертолета. Ноги находят слабую опору в виде маленькой полочки. Веревка, тянущая акью, снова дернулась вверх. Я еще сильнее соскальзываю вниз и упираясь в эту полочку, изо всех сил дергаю акью на себя и толкаю всем корпусом вверх. Начинаю подбираю ноги, оттягивая на себя акью и наконец мы переваливаем через карниз. Дальше уже остается работать не мозгами, а физухой. Но рано расслабилась. Под конец на этой трассе еще ждал внутренний угол со вторым более маленьким, но еще более коварным карнизиком, под который чуть не затянуло Андрюхины ноги. Но тут уже был самый выход наверх и с помощью мужиков удалось подцепить акью отдельным усом за голову, поставить ее вертикально и так протащить через этот угол.

Все мужики удивлялись потом, как я там прошла. Сама не знаю как. Видимо от страха. От страха за Андрюху, которого могло заклинить. И от того, что в свете всеобщего негативного отношения к участию женщин в жетоне, если я не вышла бы сама без помощи, то только дала бы лишний повод обвинить потом всех теток в их не способности участвовать в спасах.

- Морозова Ирина. Жетон номер 25, - я подхожу к Волкову, который вручает мне мой жетон.

- Это мой номер, - гордо говорит Порохня, когда я пожимаю ему руку. - У меня был жетон с номером 25. Мы специально тебе этот номер выдали.

- Спасибо, Юрий Иванович, такая честь для меня, я даже не ожидала - искренне улыбаюсь я. Действительно после своих стычек с инструктором я уже была морально готова, что мне не выдадут этот несчастный жетон. Но при этом не просто выдали, но мне даже достается жетон с номером Порохни. Да уж действительно символично.

- Мы знали что делали, - произносит, стоящий рядом Монаенков и крепко пожимает мне руку. Это одобрение Монаенкова значит для меня многое. Еще в Уллутау я всегда нервничала под его жестким суровым взглядом. И наверно только на протяжении этих сборов я заметила, что за его военной выправкой и внешней суровостью скрывается достаточно чуткий и внимательный к другим человек.

- У нас с тобой один и тот же номер с разницей в 44 года, - признается мне потом Юрий Иванович.

- Что ж Юрий Иванович, теперь мне остается когда-нибудь получить жетон номер один, - шучу я.

"Жетонистам пришлось сдать 4 экзамена…", - читаю в прессе, вернувшись домой, слова Овчинникова.

Да, экзаменов, зачетов и тестов у нас было пожалуй больше, чем самого обучения. Да вот только настоящий экзамен пока еще не сдан. Говорят тяжело в ученье - легко в бою. Боюсь, что в данном случае все будет конечно же наоборот.

Что толку описывать и оценивать какими были сборы - хорошими или плохими, удавшимися или неудавшимися. Результат еще только впереди.

PS. По просьбе того, кто напомнил мне, что на Кавказе женщина не должна непристойно выражаться, я убрала из текста все свои излюбленные слова-паразиты, типа ХРЕН, ХРЕНОВИНА, ХРЕНОТЕНЬ и прочие им подобные. Поэтому в этот раз надеюсь статья получилась более достойная и приличная.

Пора видимо становиться настоящей ЛЕДИ :)