Библиотека

Автор - Владимир Федосеевич Кудинов

Книжное издательство «Эльбрус», 1976 г.

Эта книга о высочайшей горе Кавказа — Эльбрусе и мужественных людях — первовосходителях, альпинистах, ученых, строителях, тех, кто шел на его склоны и вершинs, чтобы приблизить к нам снежного великана, раскрыть его загадки и заставить служить людям.
Район Приэльбрусья широко известен в нашей стране и за рубежом великолепной природой, альпинистскими лагерями и турбазами, горнолыжной трассой на Чегете и канатными дорогами, которые возносят любителей высокогорья под самые облака к ледникам и снегу.
О том, как из глухого горного района Приэльбрусье превратилось во всесоюзный центр туризма и альпинизма, в базу высокогорных исследований, и рассказывает в своей книге «Эльбрусская летопись» ветеран альпинизма В. Ф. Кудинов. Москвич, отслуживший в пограничном отряде, рабочий завода «Каучук», метростроевец, он в 1934 году приехал в Кабардино-Балкарию и связал свою жизнь с горами и, прежде всего, с Эльбрусом, работая многие годы на его склонах и турбазах.

В. Ф. Кудинов — участник Великой Отечественной войны, награжден орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды и восемью медалями. Автор книг «Эльбрус в наши дни» (1954 г.), «Эльбрусская летопись» (1969 г.) и брошюры «Альпинизм в Кабардино-Балкарии» (1957 г.).
В настоящее время — пенсионер, проживает в г. Нальчике.


Содержание
Вступление
Начало туристских троп
Кавказ предо мною!
Английский лорд и русские валенки
На родине «пятитысячников»
Эльбрус
Трагедия на Эльбрусе
«Отель над облаками»
Военные годы Приэльбрусья
Жизнь возвращается на Эльбрус
Эльбрус в наши дни
Эльбрусская хроника

Вступление

— Тенцинг! Норгей Тенцинг приезжает в Советский Союз!

— Покоритель Эвереста-Джомолунгмы едет к нам!— эта новость передавалась по радио, ее сообщали друг другу спортсмены-альпинисты.

Горовосходитель мира номер один, прозванный за исключительные альпинистские способности и необычайную выносливость «тигром снегов», был желанным гостем всех советских альпинистов.

В Москву, в адрес Центрального Совета Союза спортивных обществ и организаций СССР, по приглашению которого приезжал Тенцинг, полетели многочисленные телеграммы — приглашения посетить тот или иной высокогорный район. Тенцингу любовно готовили сувениры, при взгляде на которые, возвратившись на родину в далекий Дарджилинг, находящийся в Индии, в самом сердце Гималайских горных гигантов восьмитысячной высоты, он вспоминал бы о своих друзьях-альпинистах и о днях, проведенных на советской земле.

26 февраля 1963 года знаменитый покоритель высотного полюса Земли — Норгей Тенцинг вступил на советскую землю в Шереметьевском аэропорту! В интервью с корреспондентом «Комсомольской правды» Тенцинг сказал, что очень хотел побывать в Советской стране и давно мечтал об этой встрече. Альпинисты — верные друзья, значит он приехал к хорошим людям. Тенцинг также сказал, что намерен встретиться с альпинистами Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Алма-Аты, Ташкента и совершить поездку в горы Центрального Кавказа.

... В Приэльбрусье, в альпинистском лагере «Адыл-су», куда Тенцинг приехал после торжественной встречи со столичными альпинистами, ему был оказан теплый, дружественный прием с чисто кавказским гостеприимством.

Тенцинг коренаст, часто улыбается, обнажая белоснежные зубы (он никогда не курил). Собеседники узнали, что он является кавалером высшего ордена Великобритании, который ему вручила королева Англии Елизавета Вторая за победу над Джомолунгмой, а также кавалером высших орденов ряда других стран.

Когда национального героя Индии и Непала попросили поподробнее рассказать о победе над Джомолунгмой, он скромно ответил, что об этом восхождении он мечтал еще с юношеских лет. Норгей пас яков у подножия гималайских гигантов и часто, запрокинув голову, смотрел на высочайшую гордую и неприступную Джомолунгму и лелеял дерзкую мечту: «Когда-нибудь я поднимусь на эту гору, такую высокую, что через нее даже ни одна птица не может перелететь».

— Я семь раз пытался взойти на вершину, сперва был простым носильщиком грузов у иностранцев, которые пытались покорить высочайшую вершину мира, впоследствии стал «сирдаром» — руководителем носильщиков, под моим началом их бывало до трехсот человек. Моя дерзновенная мечта сбылась лишь через двадцать с лишним лет. 29 мая 1953 года, в погожий ясный день. мне и новозеландцу Эдмунду Хиллари удалось сделать то, о чем многие годы мечтали лучшие альпинисты мира,—мы поднялись на высшую точку нашей планеты гору Джомолунгму, ее высота равна 8848 метрам над уровнем моря.

Такими простыми, лишенными всякой напыщенности словами Тенцинг поведал о своем беспримерном подвиге, принесшем ему мировую славу, совершить который было целью его жизни! Гораздо полнее о нем рассказал цветной документальный фильм «Покорение Эвереста», любезно присланный из Великобритании для демонстрации в Советском Союзе руководителем экспедиции, покорившей Джомолунгму,— генералом Джоном Хантом.

Тенцинг посетил ряд достопримечательных мест Баксанского ущелья, подвесную канатно-кресельную дорогу и лыжные трассы на горе Чегет. После этого наш гость с небольшой альпинистской группой, которая должна была подняться на вершину зимнего Эльбруса, прибыл и поселок Терскол. Возглавлял группу заслуженный мастер спорта СССР Иосиф Кахиани, прозванный английскими альпинистами «тигром скал» за исключительные способности по скалолазанию, продемонстрированные им в Англии.

В Терсколе автомобильная дорога закончилась. Дальше ни Военные годы Приэльбрусья дорог, ни троп. Впереди — покрытые обильным снежным покровом эльбрусские склоны, по которым предстояло подниматься. Тенцинга «осаждают» любители автографов и фотографы. Наконец, увязнув в глубоком снегу, многочисленные провожающие отстали. Только в некотором отдалении от альпинистов упорно идут вверх по готовым следам кинооператоры Нальчикской студии телевидения, намеревавшиеся во что бы то ни стало заснять все этапы восхождения. К. сожалению, и они скоро «выдыхаются», так как глубокий снег, тяжелая аппаратура и отсутствие необходимой тренировки вымотали их совершенно. Альпинисты продолжают подъем, и во второй половине дня достигают филиала турбазы «Приют одиннацдати» — «105-го пикета», затерявшегося в снегах Эльбруса. Их гостеприимно встречают зимовщики Икар Пауков и Виталий Пономарев.

Утро 7 марта встретило альпинистов прекрасной солнечной и безветренной погодой. К обеду они без особого труда достигли знаменитого «отеля над облаками» — так еще в довоенные годы благодарные альпинисты «окрестили» комфортабельную гостиницу-турбазу «Приют одиннадцати».

До половины дня погода стояла отличная, но во второй половине на юго-западе появились цирусные облака — предвестники перемены погоды. Белоснежные вершины Эльбруса сияли во всей своей красе. Соблазнившись этим, Тенцинг предложил немного отдохнуть и сегодня же идти на вершину. Его отговорили, ссылаясь на то, что нужно обязательно акклиматизироваться.

В помещении «Приюта одиннадцати» было намного холоднее, чем снаружи, да это и не удивительно—ведь зимой там никто не живет, и здание промерзает насквозь. Плита упорно не хотела растапливаться, «угощая» нас едким дымом, но наконец в комнате стало тепло и уютно.

Во второй половине дня погода резко ухудшилась: небольшие цирусные облака на юго-западе быстро увеличивались и вскоре закрыли весь горизонт. Все кругом почернело, подул резкий порывистый ветер. Он принес с собой снегопад и метель. Настроение альпинистов, конечно, упало. С тревогой они вслушивались в завывание ветра, от которого чуть-чуть подрагивало здание.

Утром 8 марта непогода разгулялась еще больше, ураганный ветер бесновался весь день и всю следующую ночь. Наступило 9 марта — никакого улучшения. Потревоженный старик Эльбрус упорно не хотел пустить на свои зимние вершины альпинистов, хотя среди них и находился «тигр снегов» Норгей Тенцинг.

Так как все дни пребывания нашего гостя в Советском Союзе были рассчитаны буквально по часам и его посещения с нетерпением ожидали грузинские друзья, Тенцингу пришлось отказаться от восхождения на Эльбрус, о котором его просила оставшаяся в далеком Дарджилинге, в Индии, дочь Ньима. Было решено спускаться. На «Приюте одиннадцати» Тенцинг интересовался историей Эльбруса. Его удивляло, что советские. люди построили на большой высоте громадину-гостиницу, которую охарактеризовал, как лучшую и наиболее комфортабельную в мире среди построек этого назначения. А ведь он объездил многие горные уголки нашей планеты и, конечно, отлично понимал толк в высокогорных хижинах, приютах и отелях!

Утром 9 марта альпинисты покидали гостеприимный «Приют одиннадцати», искренне сожалея о том, что не удалось показать нашему знаменитому гостю вершины белоснежного седого великана Кавказа — Эльбруса. Но делать было нечего — Тенцинг не мог задерживаться. А старик Эльбрус так разбушевался, что даже спуск на «Ледовую базу» оказался весьма трудным и опасным — всюду глубокие, прикрытые снегом трещины, видимость равна нулю, кругом беснуется снежный вихрь. Но спуск закончился благополучно, и вскоре участники неудавшегося восхождения угощались горячим чайком у зимовщиков «Ледовой базы».

Короткий отдых, последние «эльбрусские» автографы Тенцинга зимовщикам, дружеское прощание, и альпинисты. снова среди бушующей стихии. По мере спуска и потери высоты погода постепенно улучшалась, и Терскол встретил альпинистов солнцем и тишиной. Даже не верилось, что километром выше дует ураганный ветер, идет снег и почти полностью отсутствует видимость.

В городе горняков Тырныаузе Тенцинг посетил комсомольскую свадьбу. Молодожены Блаевы и их многочисленные гости встретили знаменитого альпиниста горячими аплодисментами и цветами. Тенцинг поздравил молодых, выпил за их счастье бокал «столичной» и принял участие в общем веселье. Он исполнил ряд шерпских песен и несколько национальных танцев, в том числе кавказскую лезгинку, особенно понравившуюся присутствующим.

10 марта 1963 года Тенцинг, улетая в Грузию, покинул пределы гостеприимной Кабардино-Балкарии, увозя с собой воспоминания о хороших людях и тырныаузский сувенир — кавказского орла.

«Во время моего пребывания на «Приюте одиннадцати» погода в первый день была отличной. Я мог видеть красивые пики. Горы вокруг выглядели, словно цыплята.

Для меня большая честь посетить это прекрасное место.

На второй день очень хотел пойти в первый раз на вершину вместе с советскими друзьями-альпинистами.

Я еще раньше мечтал совершить когда-нибудь совместное восхождение с советскими альпинистами в Гималаях и на Кавказе. Но сильный ветер и непогода не позволили нам сделать восхождение. Однако я вполне доволен и надеюсь совершить его в следующий раз.

Туджи чей Эльбрус! («благодарю тебя» -— шерпское).

Большое спасибо, мой друг Владимир Кудинов!

Тенцинг. 9 марта 1963 года».

Впоследствии, перечитывая эти строки, записанные в «Книге отзывов и предложений», и вспоминая нашу теплую, дружескую беседу на Эльбрусе, которую мы вели в уютной комнате третьего этажа гостиницы за облаками, слегка подрагивавшей от «легкого» эльбрусского ветерка, ломающего, как спички, телеграфные столбы, рвущего, как нитки, толстые стальные тросы и сметающего все на своем пути, я твердо решил написать книгу об Эльбрусе и сделать общим достоянием то, что пока известно лишь немногим.

В предлагаемом труде нет вымысла. Все упоминаемые фамилии и имена подлинные, небольшие неточности могут быть только в датах и то лишь потому, что некоторые из описываемых событий имеют более чем сорокалетнюю давность.

О том, как удался мой замысел, пусть судит читатель. Пользуясь случаем, приношу глубокую и сердечную благодарность всем моим друзьям, знакомым и товарищам по работе, приславшим мне свои эльбрусские воспоминания и фотографии далеких тридцатых годов.

Особую признательность выражаю супругам Алексею и Зое Ковалевым, Ивану Пегареву, Александру Сидоренко, Николаю Гусаку, Андрею Петрову, Александру Брюханову, Любови Кропф (Бутаревой), Павлу Белошицкому, Борису Кудинову, Евгению Монину, Юрию Арутюнову, Хусейну Залиханову.

Начало туристских троп

1933 год. Москва. В воздухе заметно чувствовалось дыхание весны, и капель звонко ударялась об асфальт. На деревьях начинали набухать сочные почки. Приближение весны почувствовали и мы — двадцатилетние парни с завода «Каучук», она звала нас в дорогу, в неизведанные края нашей необъятной страны. На одном из первых собраний недавно организованной при заводском клубе секции Общества пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ) (ОПТЭ—единая туристская организация тех лет. В 1936 году била реорганизована в Туристско-экскурсионное управление ВЦСПС), бурно обсуждались планы будущих путешествий. После долгих споров было решено, что для начала надо отправиться в горы Северного Кавказа и побывать на Кавказском побережье Черного моря. Подготовка к путешествию была начата уже на следующий день.

В те годы это было весьма сложно. Основной трудностью был, конечно, финансовый вопрос, так как ехали в путешествие полностью за свой счет, поэтому всю весну и половину лета пришлось копить деньги, урезая себя во многом. Было трудновато с продуктами — ведь в то время в Москве еще действовала карточная система. Очень сложно было раздобыть необходимое туристское снаряжение, а о том, что нам может понадобиться в путешествии, мы имели весьма смутное представление.

Наконец подготовка закончена. Наша нальчикская группа туристов — десять ребят и девчат, в назначенное время собрались на Курском вокзале. Наш начальник — Коля Волков в последний раз придирчиво проверил готовность к путешествию. Все намеченное взято. Правда, впоследствии, уже в горах, выяснилось, что кой-чего мы не взяли, а некоторое, что нам казалось необходимым, не понадобилось и было лишь ненужным грузом.

Вскоре скорый поезд Москва—Тбилиси плавно отошел от шумного перрона, увозя нас в первое в жизни далекое путешествие, а за окнами остались провожающие нас друзья, многим из которых по разным причинам не удалось поехать вместе с нами.

Нам было немножко грустно покидать столицу и товарищей, особенно тем, кто впервые и на большой срок покидал привычную обстановку, но вскоре грусть рассеялась от массы первых дорожных впечатлений. За окнами проносились пейзажи Подмосковья, и многие не отходят от окон, любуясь красотой проезжаемых мест. Стемнело. Поужинав бутербродами и вдоволь напившись душистого чая, укладываемся спать.

С завистью мы поглядывали на тех пассажиров, которые комфортабельно устроились на мягких матрацах с подушками, простынями и одеялами. С целью экономии скудных сбережений нам пришлось лечь на твердые вагонные полки, постелив на них прочитанные газеты. Первая вагонная ночь показалась нам вечностью, так как спать было очень и очень жестко, мы ворочались с боку на бок, с нетерпением ожидая наступления нового дня. Естественно, с первыми проблесками солнца мы вновь прильнули к окнам.

Проехали Харьков, поезд мчит нас по индустриальному Донбассу среди угольных шахт и металлургических заводов. С интересом наблюдаем трудовую жизнь этого угольного сердца страны.

Уже в сумерках подъехали к Ростову-на-Дону, бегло осмотрели красивый Ростовский вокзал и улеглись спать на свои «газетные» постели, утешая себя тем, что это последняя ночь наших вагонных мучений и что следующую мы будем проводить на туристской базе в Нальчике.

Утро застало нас за Тихорецкой. Поезд мчался по Кубанской бескрайней равнине, среди созревающих пшеничных полей. Все давно проснулись. Один из наших товарищей, смотревший в окно, начал всматриваться во что-то далекое, он даже протер глаза, очевидно, не вполне им доверяя, и вдруг закричал на весь вагон: «Друзья, я вижу снежные горы!»

«Забивание козла» и прочие игры моментально прервались — все мы бросились к окнам. Действительно, вдали отчетливо видны высокие горы, покрытые снегом, среди которых возвышался красавец Эльбрус. Ведь это самая высокая гора на Кавказе! Предел наших мечтаний! Мы еще в Москве решили подняться на его западную вершину. Правда, не всей группой, а только четверкой наиболее сильных и выносливых ребят, в числе которых был и я. Наш начальник Коля еще в Москве упросил свою сестренку вышить вымпел с надписью: «Эльбрусская альпиниада завода «Каучук». Июль, 1933 год». Предполагали оставить его на вершине, а пока он мирно покоился у Николая на дне рюкзака.

Среди нас возник горячий спор о том, какое расстояние до гор. Назывались разные цифры — 50, 100 и даже 150 километров Наш спор разрешил один из пассажиров, севший в Армавире. Он пояснил, что до гор более двухсот километров и что наблюдать их на таком большом расстоянии можно очень редко, в абсолютно ясную погоду, при чистом и прозрачном воздухе. Вскоре горы начали закрываться дымкой и в конце концов стали невидимыми. Прекрасное видение исчезло, и напрасно до боли в глазах мы продолжали всматриваться в даль — гор мы больше не увидели. С тех пор прошло более сорока лет. Почти ежегодно мне приходится проезжать те места, но гор и Эльбрус увидеть не удается.

На станции Минеральные Воды с поезда сошло много пассажиров, едущих на знаменитые курорты Пятигорья. Мы же поехали дальше и сошли на станции Прохладная, встретившей нас сорокаградусной жарой, и мы изнывали от нее под палящими лучами южного солнца, тщетно пытаясь найти желанную прохладу под чахлыми привокзальными деревцами, не дававшими тени. После нескольких часов ожидания, наконец, уселись в пригородный поезд, который через пару часов доставил нас в столицу Кабардино-Балкарской автономной области — Нальчик. Город встретил нас небольшим, но уютным вокзалом, чистенькими беленькими домиками, утопавшими в зелени и цветах. Многоэтажных домов здесь почти нет, но всюду, куда ни посмотришь,— зелень, зелень и масса прекрасных цветов.

Нас поразило полное отсутствие городского транспорта. Оказалось, что автобусов в Нальчике пока нет. Наняли извозчиков, и вот наш небольшой кортеж, состоящий из четырех безрессорных линеек, нещадно громыхая, мчится по булыжной мостовой Карашаевской (ныне Республиканской) улицы. Движение по ней одностороннее, так как посредине проходит красивая аллея из больших акаций с широкой пешеходной дорожкой. По обе стороны улицы утопают в зелени и цветах одноэтажные беленькие домики. Вскоре поворачиваем на Мало-Кабардинскую улицу, где в доме номер 21 размещалась Нальчикская турбаза. Свободных мест там, к сожалению, не оказалось, и мы поехали в ее филиал — турбазу «Вольный Аул», находившуюся в километре от города. Там нас встретили очень тепло и гостеприимно, и, немного отдохнув, мы отправились осматривать город, который всем очень понравился. Долго любуемся горами, поросшими лесом, полукольцом окружившими город, и далекими снежными вершинами Бокового и Главного Кавказского хребтов, вырисовывающихся на горизонте.

Проходим по молодой аллее недавно посаженных, невысоких, всего в полтора человеческих роста, кавказских красавиц — серебристых елей, аллея настолько красива, что не хочется ее покидать. Но особенно нас поразила первозданная красота очень большого и молодого нальчикского парка с его каштанами и орехами. Многие из нас впервые видят те деревья, которые дают каштаны и грецкие орехи. В воздухе стоит опьяняющий запах южных цветов.

Вдоволь нагулявшись, полные новых незабываемых впечатлений, уже затемно возвратились на турбазу и, наскоро поужинав, улеглись спать.

Ночь промелькнула быстро. После вагонных «газетных» постелей ночлег в «Вольном Ауле» показался нам истинным раем.

Неожиданно быстро удалось решить трудную в то время проблему — как добраться до Тегенекли? На чем? На рейсовый автобус рассчитывать не приходилось, а где искать в чужом городе попутную машину, едущую в горы? Совершенно случайно узнали, что сегодня идет в Приэльбрусье открытый автобус местного агентства «Интурист» и на нем мы сможем добраться до гор.

И вот в десять часов утра мы уселись в «Торпеду» (название автобуса) и выехали в Баксанское ущелье на турбазу Тегенекли, созданную еще в 1928 году, недалеко от подножия Эльбруса. Правда, прежде чем тронуться в путь, мы битых два часа накачивали ручным насосом спустившие за ночь скаты.

Первые 24 километра пути прошли по недавно проложенному между Нальчиком и Пятигорском булыжному шоссе. В селении Баксан (ныне город) наша «Торпеда» свернула в сторону гор к ущелью. Вскоре проехали мимо строительства первой в Кабардино-Балкарии гидроэлектростанции, известной в наши дни как Баксангэс, и, миновав «границу» между равнинной Кабардой и горной Балкарией, проходящую, по словам нашего водителя автобуса Виктора Шклярова, в селении Жанхотеко, въехали в Баксанское ущелье.

По дну ущелья несет свои мутные воды бурная горная река Баксан, берущая начало из ледников Эльбруса.

Ущелье сказочно красиво! Дорога то спускается к самой реке, то поднимается на головокружительную высоту, проходя под нависающими скалами. Местами она настолько узка, что невозможно разъехаться со встречной автомашиной, с нами как раз это и случилось, и так как мы ехали на подъем, нашему автобусу почти километр пришлось пятиться назад, до более широкого места, где можно было пропустить «встречника».

Через несколько часов пути добрались до большого балкарского селения Нижний Баксан — к месту будущего строительства горнорудного комбината.

В наши дни селение преобразовано в город горняков Тырныауз, в нем кроме комбината, имеющего союзное значение, действует ряд других промышленных предприятий. Построены многоэтажные дома, Дом культуры, кинотеатры, магазины, различные ателье, — в общем все, что должно быть в современном городе.

Остановились на короткий отдых у обелиска, поставленного в память погибших здесь в годы становления Советской власти советских и партийных работников, в скорбном молчании прочли имена... Затем, вдоволь напившись купленного у балкарцев «айрана» — кислого молока, отправились в дальнейший путь.

За Нижним Баксаном началась наиболее живописная часть пути, проходившая уже по высокогорью. Ущелье сузилось, горы стали более суровыми и высокими. В конце ущелья увидели первый настоящий ледник на склоне какой-то горы, сверкающий ослепительной белизной. Позднее узнали, что это горы Главного Кавказского хребта Донгуз-орун и Накра-тау.

Недалеко от Тегенекли лиственные низкорослые леса и кустарники, сопровождавшие нас по всему ущелью, сменились прекрасным сосновым лесом, среди которого и раскинулся палаточный городок турбазы.

Итак, мы приехали в горы! Что-то нас здесь ожидает?

То, что мы увидели, настолько нас удивило, что оцепенев, мы долго озираемся кругом, пораженные туристской действительностью.

Для того чтобы иметь хотя бы небольшое представление о турбазах тридцатых годов, следует вообразить следующую картину: ущелье, окруженное высокими горами, на поляне, среди соснового леса, стоит низкое деревянное здание барачного типа, в маленьких комнатах которого размещаются все службы небольшого турбазовского хозяйства, а неподалеку стройными рядами стоят «казенные» десятиместные палатки, с топчанами и самодельной мебелью, любовно и, конечно, безвозмездно изготовленной сотрудниками, которых всего несколько человек. Вокруг, везде, где только можно, установлены палатки «дикарей» — туристов, путешествующих в самодеятельном порядке. Эти палатки самых разнообразных форм и вместимости, некоторые из них сшиты из простой, зачастую цветной ткани и могут служить только для защиты от палящего солнца, но отнюдь не от дождей и ночных холодов. А рядом горят костры, на которых обитатели палаток готовят немудреную пищу.

Куда ни посмотришь, увидишь туристов всех возрастов от «мала до велика»! Их много, очень много, они в пестрых одеяниях — все у них различное, начиная от обуви и кончая головными уборами, каких только тут не увидишь — разные цветные платочки и косынки, вязаные и лыжные шапочки, фетровые шляпы, а некоторые щеголяют даже в старомодных цилиндрах! Очень много широкополых войлочных балкарских шляп, круглых с кисточками сванских шапочек, а то и просто бумажных колпаков.

Кругом разноголосый многоязыкий говор, шутки, смех, песни, русские пляски и национальные балкарские танцы. Все кругом бурлит, кипит и буквально брызжет весельем!

Основной разговорной темой были, конечно, маршруты туристских путешествий. Некоторые туристы, по их словам, уже «сходили на Эльбрус», на самом же деле они были лишь на «Приюте одиннадцати» на высоте 4200 метров и, очень гордые этим, снисходительно и свысока рассказывают о совершенном на днях «очень трудном восхождении», неимоверно привирая о перенесенных трудностях. Новички, вроде нас, обступив плотным кольцом этих «бывалых» туристов, с благоговением слушают их «охотничьи рассказы», втайне завидуя рассказчикам — ведь они уже побывали там, куда многие из нас стремились.

Пять дней жили в Тегенекли. Осмотрели красивое Ирикское ущелье, верховья Шхельдинского ущелья с его знаменитым ледовым гротом, из которого вырывается бурный горный поток, «Зеленую гостиницу» в верховьях ущелья Адыл-су, минеральные источники Баксанского ущелья, где велись изыскательские работы по строительству курорта «Нарзанные ванны», побывали на сравнительно невысокой красивой вершине Тегенекли-баши, посетили верховья ущелий Юсенги и Донгуз-оруна, а также многие другие интересные места Приэльбрусья.

Еще в первый день приезда мы обратили внимание на пожилого балкарца, степенно прогуливавшегося по турбазе с «маузером» у пояса и с метровым ледорубом в руке. Мы познакомились — это был известный эльбрусский проводник Сеид Хаджиев, про которого мы немало были наслышаны. Разговорились. Беседа с ним была очень интересной и поучительной. Мы узнали, что «маузер» у него дарственный и подарен за особые заслуги первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) Беталом Эдыковичем Калмыковым, а ледоруб вручил ему Генеральный прокурор СССР — руководитель ОПТЭ Николай Васильевич Крыленко на память о совместном восхождении на восточную вершину Эльбруса еще в 1927 году. Мы с глубоким уважением прочли выгравированные на кобуре «маузера» и на лопаточке ледоруба дарственные надписи.

Сеид рассказывал, что до революции все земли, находящиеся в верховьях Баксанского ущелья, в том числе и массив Эльбруса, были личной собственностью балкарского князя Урусбиева, жившего в селении Верхний Баксан, которое в те годы называлось «Урусбиево».

Наконец-то мы точно узнали о происхождении названия «Приют одиннадцати». Сеид вспоминал: «В июле 1909 года к Урусбиеву, для восхождения на Эльбрус, приехало несколько иностранцев и студентов Петербургского, Московского и Харьковского университетов, все они были географами. Всего их было десять человек. Князь приказал мне сопровождать их на вершину. До «Кругозора» ехали на лошадях верхом, где заночевали около небольшой альпинистской хижины, складываемой там из камней балкарцами. На другой день, оставив лошадей, пешком двинулись к вершине.

Восхождение не удалось — подвела внезапно испортившаяся погода, начался сильный буран, мы заблудились и долго блуждали по эльбрусским полям. Уже к вечеру мы наткнулись на какие-то скалы, около которых и заночевали. Трое суток бушевала буря, нельзя было идти ни вверх, ни вниз, и мы «отсиживались», пережидая непогоду. Только на четвертые сутки буря утихла и дала нам возможность спуститься на «Кругозор», все мы настолько обессилели, что о восхождении никто и не помышлял. А скалы, которые нас приютили и спасли, мы назвали «Приют одиннадцати» — по количеству участников неудавшегося восхождения. Такую надпись мы нацарапали на скале, на следующий год я вывел это название черной краской».

...На шестой день провожали наших товарищей, уходивших через снежный перевал Бечо в известную нам только по рассказам Сванетию, и дальше на Черноморское побережье в Сухуми. Туристы немного побаивались предстоящего перехода через Главный Кавказский хребет, особенно девушки, ведь впервые в жизни им предстояло перейти снежный перевал, с его крутым ледяным взлетом, именуемым «куриной грудкой».

Мы, четверо ребят, остались в Тегенекли, намереваясь в ближайшие дни совершить восхождение на Эльбрус.

В те годы не существовало контроля над горовосхождениями, каждый шел куда ему хотелось и, таким образом, никто не мог нам помешать пойти на Эльбрус. Нам и в голову не приходило, что это — опасное предприятие, а не простая прогулка по горам. Позже, изменив свое мнение, мы стали относиться к Эльбрусу с большим уважением, которое сохранилось до сих пор.

Поговорили о наших планах с методистом турбазы Ириной Покровской. Она всячески отговаривала пас от этой затеи, убеждая, что мы еще не созрели для такого восхождения, что слишком рано думать об Эльбрусе, ведь у нас нет ни опыта, ни нужного снаряжения. Но мы ей не поверили, думая, что она просто все усложняет и преувеличивает. Впоследствии, вспоминая об ее советах, которыми мы пренебрегли, сознались сами себе, что она была абсолютно права, и в дальнейшем всегда прислушивались к голосу старших, более опытных товарищей.

Получив консультацию у «бывалых туристов» и с большим трудом раздобыв рекомендованное ими снаряжение, в конце июля вышли из Тегенекли в верховье Баксанского ущелья для восхождения на западную вершину Эльбруса. Да! Именно на западную, так как восточная, более низкая, нас не удовлетворяла! Провожали нас такие же скороспелые «альпинисты», какими были мы сами.

В день выхода стояла прекрасная погода. Впереди торжественно шагал наш вожак — Коля Волков с громадным рюкзаком, обвешанный со всех сторон крючьями и молотками. Над его рюкзаком развевался уже известный читателю вымпел. За Колей шли мы, также обвешанные всевозможным снаряжением, держа в руках вместо ледорубов двухметровые бамбуковые альпенштоки тех времен.

Считая, что вид у нас вполне соответствующий «покорителям Эльбруса», гордо посматриваем на встречных туристов, которые прочтя надпись на вымпеле, с уважением провожали нас, желая хорошей погоды и успешного восхождения.

Снаряжены мы были четырьмя парами горных ботинок, подбитых «морозками», четырьмя парами восьмизубых кошек, двадцатью скальными и двадцатью ледовыми крючьями, четырьмя скальными молотками, двумя тридцатиметровыми бельевыми веревками, двумя палатками «Шустер», четырьмя байковыми одеялами, четырьмя парами солнцезащитных очков и четырьмя альпенштоками. Из личных вещей каждый имел обычный костюм, две пары простых носков, перчатки, комбинезон (заводская спецовка), широкополую балкарскую шляпу, предметы личной гигиены и, конечно, рюкзак. Из продуктов — пять банок сгущенного молока, две банки тушеной говядины, три банки судака, банка консервированного кофе, килограмм круп, полкило сахара, полкило конфет, бутылочку клюквенного экстракта и четыре булки хлеба.

Но снарядились мы очень плохо, обеспечили себя продуктами явно недостаточно, и наше восхождение на Эльбрус заранее было обречено на провал. Хотя в то время мы искренне верили, что подготовились прекрасно и все необходимое у нас есть.

Тяжелые рюкзаки давали себя знать. Через каждый километр устраивали небольшой привал, а подойдя к балкарскому селению Терскол, остановились на часовой отдых около строящегося двухэтажного здания военно-туристско-альпинистской базы РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии).

Отдохнув, тронулись в путь. Дошли до поляны Азау— начала крутого подъема на «Кругозор», где предполагали ночевать на турбазе. Солнце уже коснулось гор на западе, когда, вдоволь напившись айрана в одном из многочисленных кошен (жилище пастухов, сложенное из камней), начали преодолевать трехкилометровый подъем. Тяжелые рюкзаки и пройденный по жаре путь вконец измотали нас, силы иссякли, привалы становились все чаще и чаще, и только в полной темноте, ориентируясь на фонарь, ярко горевший на «Кругозоре», добрели до турбазы.

Туристов на «Кругозоре» не было, зато там оказалось много рабочих-строителей, достраивающих на второй поляне «Кругозора», находящейся на тридцать метров выше, небольшую гостиницу «Интурист», и возчиков-балкарцев, доставлявших на ишаках разные строительные грузы на «Приют одиннадцати», неподалеку от которого сооружалось одноэтажное здание метеорологической станции.

Встретившие нас работник турбазы Витя Вяльцев и его друг Вася Андрюшко спросили, кто мы и куда идем. Выслушав наш ответ и узнав, что мы держим путь на Эльбрус, оба загадочно улыбнулись и предложили нам чаю. Мы выпили его с большим удовольствием и улеглись спать на отведенных нам топчанах, попросив новых знакомых разбудить утром пораньше. Снова улыбнувшись, они ответили, что завтра будет видно, и, пожелав спокойной ночи, ушли в свою комнату.

Заснули как убитые. Трудный переход и отсутствие необходимой тренировки дали себя знать. Казалось, что я только что заснул, когда кто-то стал трясти меня за плечо — это Вася тормошил поочередно то меня, то моих товарищей, приговаривая:

— Вставайте, сони, ведь уже два часа!

Нехотя приподнялись. Коля, протирая глаза, сонно спросил, почему здесь так светло в два часа ночи? Улыбнувшись, Вася ответил, что сейчас не ночь, а уже далеко за полдень! Пораженные этим ответом, вскочили и уставились на тикавшие на стене часы-ходики. Действительно, они показывали два часа, а за окном ярко светило солнце! Итак, мы проспали почти пятнадцать часов.

Смущенные происшедшим, огляделись. Кроме нас на турбазе никого не было. Где-то за окном слышалась перебранка возчиков, распределявших груз на ишаков для очередного вечернего «рейса» на «Приют одиннадцати», в который, как сказал Вася, они пойдут перед заходом солнца. Загадочно улыбнувшись, добавил, что если желаем, можем пойти вместе с ними. Мы переглянулись друг с другом и опустили глаза, думая о том, что сил для продолжения дальнейшего пути у нас еще нет. Вася понял наше состояние и промолвил:

— Ну что же, отдохните еще, только поесть все-таки надо.

Мы с благодарностью и уважением посмотрели на этого скромного богатыря (почти двухметрового роста), которого балкарцы называли «Василий-тау», что в переводе означает «Василий-гора», они же называли его «Вася-полтора человека»!

Сколько же надо иметь жизненного опыта, чтобы по одному виду определять состояние людей!

Сходили за водой к ручью, протекавшему невдалеке несколько ниже «Кругозора», умылись и, вернувшись на гостеприимную турбазу, «немного» поели, уничтожив при этом добрую половину своих съестных запасов. Витя и Вася, которых мы пригласили разделить с нами трапезу, как бы вскользь заметили:

— Ну вот, теперь все в порядке! Еще ночку отдохнете, сходите на «Приют одиннадцати» и — по домам! А на будущий год приезжайте снова, тогда и на Эльбрус сходите!

Смущенные, мы промолчали и ничего не ответили, но каждый в душе сознавал правоту этих слов и неизбежность отступления. Хозяева ушли, а мы, посовещавшись, решили посетить «Приют одиннадцати» и вернуться в Москву, с тем чтобы после тщательной подготовки приехать сюда на будущий год. Об этом решении сообщили Васе, который одобрил его и сказал:

—Завтра я пойду на «Приют одиннадцати» и с удовольствием возьму вас.

Итак, завтра выходим!

Поднялись в шесть часов утра, закусили и, надев предложенные Витей штормовые костюмы, тронулись к леднику Малый Азау, который предстояло пересечь. Вскоре после нашего выхода погода начала портиться: вершины Эльбруса, прекрасно видимые раньше, затянуло облаками, пошел снег, стало очень холодно; мы мерзли в своей легкой одежде и в душе благодарили Витю, который, предвидя непогоду, дал штормовые костюмы.

Поднялся сильный ветер. Все кругом вертелось и кружилось в снежном вихре. От тропы, недавно проложенной ишаками, не осталось и следа — ее замело снегом, видимости никакой, но Вася спокойно продолжал путь, каким-то внутренним чутьем определяя нужное направление. Три часа мы идем среди разбушевавшейся стихии и, по совести говоря, начинаем сомневаться в том, что мы на правильном пути, как вдруг прямо перед нами выросла гряда скал с одноэтажным зданием «Приюта одиннадцати». Наконец-то дошли и не заблудились! Но что это? Вася спокойно проходит дальше, беря несколько правее, и вот мы снова в белой мгле. Начинаем волноваться и спрашиваем Васю, куда он нас ведет?

— Потерпите еще немного, сейчас придем на «Приют девяти», там у меня дела.

Вскоре опять совершенно неожиданно увидели новую гряду скал и почти готовое здание метеостанции. Строительные работы из-за непогоды временно прекращены, и рабочие отдыхают в палатках. Нас напоили горячим чаем, он был очень кстати: мы сильно промерзли.

На метеостанции познакомились с ее начальником Виктором Корзуном, который, покуривая трубку, рассказал об Эльбрусе и о тактике восхождений на его вершины. Мы узнали, что восхождению должна предшествовать не только физическая тренировка, но и изучение основ альпинизма; нужно научиться пользоваться ледорубом, кошками, веревками; знать способы страховки как себя, так и товарищей, знать опасности гор и уметь их избежать.

Погода не улучшалась и, хотя вершины Эльбруса были близко, увидеть их нам не удалось. Надо было возвращаться, чтобы засветло успеть добраться до «Кругозора». Покинув уютные палатки, тронулись в обратный путь. Спускаться было намного легче — ветер дул нам в спину.

Спустились очень быстро. На «Кругозоре» стояла ясная, тихая погода, светило заходящее солнце и как-то не верилось, что в каких-нибудь двух-трех километрах отсюда бушует метель, что температура там намного ниже нуля, что мы там недавно были, страдая от холода и вспоминая наших товарищей, которые сейчас купаются в Черном море и изнывают от жары!

Вечером после ужина Вася напомнил нам о советах Корзуна и еще раз подробно рассказал, какое надо иметь снаряжение и продукты.

Оказалось, что крючья, молотки и, как он выразился, «разные там железяки» совершенно не нужны. Веревка понадобится только одна, но настоящая, альпинистская, палаток не надо, зато совершенно необходимо иметь хорошие альпинистские ботинки на триконях, теплые вещи, штормовые костюмы и ледорубы. Продукты должны быть высококалорийными, на пять-шесть дней.

Смущенно переглядываясь мы думали о том, как нелепо и смешно выглядели в пути, обвешанные совершенно ненужным металлическим снаряжением и своими бельевыми веревками!

Последняя ночевка на «Кругозоре» прошла более удачно, чем первая. Мы прекрасно отдохнули и выспались, позавтракали остатками своих продуктов и, провожаемые безобидными шутками гостеприимных хозяев, тронулись в Тегенекли. Рюкзаки стали намного легче — продукты съедены, часть железа выброшена. Злополучный вымпел больше не развевается на Колином рюкзаке — он его спрятал до будущего года.

Уже в сумерках, недалеко от Тегенекли, не сговариваясь, замедлили шаг и на турбазу пришли в полной темноте — стыдно возвращаться побежденными! Не так мы представляли возвращение. Не думали, что Эльбрус не только не пустит нас на вершину, но и скроется от нас, когда подойдем к нему близко.

Потихоньку, стараясь не поднимать шума, возвратили владельцам взятое у них снаряжение и рано утром, избегая попадаться кому-либо на глаза, на попутной машине выехали в Нальчик.

Так безрезультатно, но зато поучительно, закончилась моя первая попытка восхождения на Эльбрус, после которой я дал себе слово обязательно в будущем году, во что бы то ни стало, подняться на этого двуглавого великана—доминирующего над всеми горами Кавказа. В то время я и не предполагал, что волею судьбы все дальнейшие годы моей жизни будут связаны с горами.

Кавказ предо мною!

Вскоре после возвращения в Москву меня и многих ребят завода «Каучук» мобилизовали на строительство Московского метрополитена. Первая линия метро почти вся была сооружена открытым способом, улицы и площади, под которыми она проходила, представляли собой громадную стройплощадку, огороженную высоким добротным забором, где круглосуточно рылись глубокие траншеи для прокладки будущих тоннелей. День и ночь, мешая уличному движению, сновали грузовики, вывозя вынутый грунт, доставляя бетон и всякие строительные материалы.

Мне довелось работать на шахтах «Арбатского радиуса», находившихся между Манежной и Смоленской площадями.

В середине 1934 года, после травмы, полученной при обвале породы в шахте, меня не допустили до подземной работы, и врачебная комиссия порекомендовала мне поездку на юг для окончательного укрепления здоровья. Я решил поехать на Северный Кавказ в уже знакомую мне Кабардино-Балкарию.

И вот я снова в горах!

Неподалеку от туристской базы Тегенекли раскинул свои палатки старейший в Советском Союзе, основанный еще в 1931 году московскими киноработниками учебный альпинистский лагерь «Рот-Фронт». Там я и сделал первые осмысленные шаги в альпинизм.

Работал в лагере электриком-киномехаником. Вращаясь среди альпинистов, все время находился под впечатлением их рассказов об этом увлекательном виде спорта: о сложных походах по неизвестным местам среди загадочного царства снегов и вечного безмолвия, о покорении горных вершин разной категории трудности (В альпинизме все вершины разделены на шесть категорий трудности. Первая категория самая простая, а шестая самая сложная; кроме того, каждая категория подразделена на соответствующие подгруппы «а» и «б». Перевалы разделены на три категории сложности с такими же подгруппами).

Впервые приобщаемые к альпинизму проходили горную подготовку под руководством инструкторов альпинизма, окончивших специальные школы, одна из которых находилась неподалеку в ущелье Адыл-су. Обучение велось по единой программе, в нее входили теоретические занятия по изучению «азов» альпинизма закрепляемые впоследствии горным походом и восхождением на зачетную вершину 1-6 категории трудности. Самыми популярными зачетными вершинами в те годы являлись горы Джан-туган и Эльбрус.

В свободное время я изучал теорию альпинизма и готовился к тренировочному походу. Этот первый поход остался в моей памяти на всю жизнь.

... В начале августа 1934 года в составе большой колонны, руководимой инструкторами, я вышел в перевальный кольцевой, четырехдневный поход по маршруту: лагерь — перевал Донгуз-орун — Сванетия — перевал Бечо (Юсенги) — лагерь. Мы были снаряжены, как заправские альпинисты: у всех хорошие высокогорные ботинки, подбитые триконями, штормовые костюмы, ледорубы. В увесистых рюкзаках несли пятидневный запас продуктов, палатки, спальные мешки, веревки, посуду и прочее.

Лагерь покинули во второй половине дня, рассчитывая к вечеру прийти на «Северный приют» под перевалом Донгуз-орун, расположенный несколько выше небольшого горного озера, в зоне альпийских лугов, чтобы успеть засветло приготовить себе ужин и устроиться на ночлег.

Пятнадцать километров прошли за четыре часа без каких-либо дорожных происшествий. С уважением смотрели на грозные двухкилометровые стены вершин Донгуз-оруна и Накра-тау, «замыкающих» ущелье. Придя на место ночлега, дежурное отделение приготовило ужин, который мы быстро уничтожили, и улеглись спать в здании «Приюта».

Ночью нас часто будили обвалы, гремевшие на склонах Донгуз-оруна. Перед рассветом проснулись от какой-то возни снаружи. Бросились к окнам и ахнули. Ишаки вырывали друг у друга наши рюкзаки, оставленные нами на улице, и с завидным аппетитом уничтожали хлебно-крупяные запасы. Мы выскочили из дома и с трудом отогнали непрошенных «гостей». Оказалось, что большая часть продуктов съедена, а те, что остались, в пищу не годятся!

Удрученные происшедшим, с понурыми головами, стоим перед инструкторами и молча выслушиваем заслуженные упреки и обвинения в недисциплинированности. Ведь нас еще с вечера предупреждали о том, чтобы рюкзаки спрятали в помещение. И вот теперь наступил час расплаты. Начальник похода Володя Кабанов объявил, что дальнейший путь немыслим из-за недостатка продуктов и надо возвращаться в лагерь. Кончилось тем, что мы упросили наше «грозное начальство» продолжать поход.

Это происшествие несколько задержало выход на перевал. Позавтракав холодными консервами и остатками хлеба, тронулись в дальнейший путь. Без особого труда преодолели подъем по небольшому леднику и вскоре очутились на перевале Донгуз-орун, имеющем высоту 3203 метра — впереди на юге еще неизвестная нам Сванетия, а позади, на севере, Кабардино-Балкария.

Спустившись с перевала, к вечеру пришли в первое сванское селение Накра. Здесь удалось купить килограммов двадцать горячих «хачапури» (пшеничные лепешки, начиненные сыром). Уложив их в рюкзаки, прошли дальше селения и, разбив в стороне от дороги палаточный лагерь, улеглись спать, предварительно утолив голод частью сохранившихся запасов и вкусными «хачапури».

Наутро, свернув свой лагерь, спустились в Ингурское ущелье, в селение Дизи. От него начинался небольшой подъем, продолжавшийся до самой «столицы» Сванетии — селения Местия. Мы шагали по пыльной колесной дороге — автомашины туда еще не ходили, и подавляющее большинство сванского населения не имело о них ни малейшего представления.

Только к вечеру за очередным поворотом дороги показалась Местия. Это большое и живописное селение расположено на террасах рек Тюибри и Мульхра. Растительность богатейшая. Очень красивы старинные сторожевые башни с бойницами, их очень много, в некоторых еще живут сваны. Когда-то в них укрывалось от врагов все население Местии и башни превращались в неприступные (по тем временам) крепости.

Здесь мы увидели езду на санях... летом! Оказывается, что засеянные поля находятся не только на равнине, но и высоко в горах, и спуск с крутых, зачастую каменистых склонов возможен только на санях, из-под которых от трения летят искры. Колесный транспорт здесь непригоден. Кстати, первым колесом, увиденным жителями Сванетии, оказалось колесо... самолета Р-5, впервые приземлившегося в этих краях в 1928 году.

Недалеко от Местии, на большой поляне, расчищенной от камней, расположился горный аэродром. Маленькие самолеты совершали свои рейсы над горными хребтами Закавказья, в Кутаиси, Сухуми, Тбилиси и некоторые другие города Грузии. Основным же транспортом оставались лошади, быки и ишаки.

На осмотр окрестностей и минеральных источников ушел весь остаток вечера и почти половина следующего дня. Полные новых впечатлений, мы пошли «домой» — в Баксанское ущелье Кабардино-Балкарии. Вначале перевалили в соседнее ущелье Долры, перейдя легкий колесный перевал Гуль, с которого открывался прекрасный вид на грозную красавицу Сванетии — вершину Южную Ушбу, затем начали подъем к перевалу Бечо. По пути к нему еще раз переночевали в палатках, установленных на последней в ущелье лесной поляне.

На пятый день, пройдя «Южный приют», начали подъем к перевалу. Осторожно преодолели изобилующий трещинами небольшой ледник Керунда, последний скальный участок, и вышли на перевальную точку перевала Бечо, находящуюся на высоте 3375 метров. Бросив прощальный взгляд на покидаемую Сванетию, начали спуск. Вначале он шел по снежнику, но вскоре перешел на ледник. Продолжая спуск, подошли к крутому ледяному сбросу под названием «куриная грудка». Это место оказалось не таким страшным, как многие его себе представляли.

Вскоре показался домик «Северного приюта», недалеко от которого встретили большую группу туристов, идущих к Черному морю. Пожелав им счастливого пути, мы, не остановившись на «приюте», продолжали спуск по ущелью Юсенги, у начала которого находился конечный пункт нашего многодневного похода — альпинистский лагерь «Рот-Фронт».

Встретили нас в лагере очень торжественно, сердечно поздравили, но одновременно крепко поругали за «ишачью эпопею» на «Северном приюте», которая едва не сорвала наш поход.

Следующие три дня отдыхали и одновременно тщательно готовились к зачетному восхождению на Эльбрус. Начальник будущего похода, Володя Кабанов, вместе с инструкторами детально и требовательно проверили наше снаряжение. Врач лагеря, Володя Филиппов, провел последний медицинский осмотр, в результате которого трех участников, перенесших недавно простудные заболевания, отстранил от похода и оставил в лагере.

Итак, идем на Эльбрус! Настроение приподнятое, никто не сомневается в успехе! Все находятся в хорошей спортивной форме. Только бы не подвела погода! Пока на небе ни облачка, и в ближайшие дни ухудшения погоды не предвидится.

Опять повторяется пройденный мной еще в прошлом году путь на «Кругозор». Но сам я уже не тот! Если первый раз мы отправились на восхождение вслепую, то теперь знали очень многое.

На «Кругозор» пришли задолго до захода солнца. Нас встретил гостеприимный Вася. Увидев меня, сказал улыбнувшись:

— Ну вот, Володя, теперь-то ты поднимешься на Эльбрус! Вам везет с погодой, да и инструктора опытные, им не впервой подниматься на макушку кавказского великана!

Его слова оказались приятным сюрпризом — ведь я и не предполагал, что Вася меня помнит, мало ли нашего брата прошло через его руки! Поздоровались и разговорились. От него я узнал, что еще в прошлом году, в целях контроля за восхождениями и путешествиями, в районе Приэльбрусья обкомом партии и ОПТЭ Кабардино- Балкарии были проведены краткосрочные курсы (сборы) эльбрусских проводников, начальником которых был А. Ф. Рожновский, а руководство учебной частью было возложено на москвича Н. А. Гусака. Отныне только тем, кто их окончил, будет предоставляться право сопровождения на Эльбрус спортивных альпинистских групп как советских, так и иностранных.

Кроме Вити Вяльцева и Васи Андрюшко на них были: москвич Андрей Петров, некоторые альпинисты из Нальчика, а также коренные жители гор—знаменитые балкарские проводники Сеид Хаджиев, Юсуп Тилов, молодежь Наны и Исмаил Джаппуевы, Таукан, Наны и Лукман Хаджиевы, два Ибрагима—Толгуров и Беппаев, Хусейн Залиханов, Чомай Уянаев, Даут Атабаев и некоторые другие. На курсах были и кумык Али Куватов, а также жители Сванетии братья Габриэль, Бекно и Виссарион Хергиани, Чичико Чартолани и Максиме Гварлиани.

Вася рассказал, что после окончания курсов он, Коля Гусак, Андрей Петров, Али Куватов и братья Хергиани, впервые в истории гор, глубокой зимой на лыжах перешли через перевал Бечо в Местию. Погостив несколько дней у Хергиани, уже без них, возвратились в Баксанское ущелье через Местийский перевал.

На следующее утро дежурное отделение поднялось в четыре часа утра, чтобы к подъему, который назначен на шесть, успеть приготовить для участников восхождения сытный завтрак. Вскоре на плите уже булькала ароматная рисовая каша с мясными консервами, вскипело и какао. Наступило время будить сладко спящих товарищей! Прозвучал сигнал подъема. Все быстренько встали и хотели умыться, но инструкторы запретили это делать: умываться при восхождении не следует. При этом вы смываете жировую пленку, которая предохраняет лицо от обветривания и солнечных ожогов. Почистите зубы, промойте водой глаза, вымойте руки. Этого вполне достаточно для походной гигиены.

После умывания по «эльбрусской системе», приступили к завтраку, который оказался настолько вкусным, что нашим высокогорным «поварам» была объявлена благодарность.

Выслушав Васины напутственные слова, в полном составе вышли на «Приют одиннадцати».

На голубом небе ни облачка. Прекрасно видны вершины Эльбруса. Они нас манят и зовут к себе! Мы любуемея ими, забыв про все окружающее. Но вот по колонне передана команда:

— Смотреть под ноги!

Это было весьма своевременно. Один из участников, зазевавшись, споткнулся о камень, упал и сильно ушибся, до крови ободрав колени. Вынужденная остановка. После оказания пострадавшему медицинской помощи и соответствующего внушения снова тронулись в путь.

Чтобы не провалиться в трещины при переходе ледника Малый Азау, мы связались и благополучно его пересекли. Пройдя вторую и третью морены, вышли на крутой снежный склон, вскоре перешедший в один из ледников, спадающих с Эльбруса.

По леднику также шли в связках. За очередным перегибом на фоне белоснежных эльбрусских вершин увидели группу скал с одноэтажным зданием «Приюта одиннадцати», а несколько выше и правее на других скалах — здание метеостанции на «Приюте девяти». Оказывается, горы обманчивы и скрадывают расстояние — мы идем уже более часа, а «Приют» почти не приближается. Только через два с половиной часа хорошего хода мы ступили на скалы, на которых он находится.

Семикилометровый путь от «Кругозора» одолели за шесть с половиной часов. Это нормально. Отставших и больных нет. Ссылаясь на отличное самочувствие, просим Володю выйти на вершину сегодня ночью, а не завтра, как намечено заранее. Он терпеливо объясняет, что это невозможно, необходимо пробыть на данной высоте не менее полутора суток, чтобы акклиматизироваться, дать время организму привыкнуть к разреженному воздуху высокогорья.

Мы продолжаем настаивать на своем. Но Володя тверд и непреклонен. «Выход сегодня — это залог неуспеха»,—говорит наш строгий начальник и предлагает прекратить разговоры на эту тему.

Группа стала устраиваться на ночлег. Выяснилось, что в здании, оборудованном двухъярусными полками, может разместиться только сорок человек, а нас больше шестидесяти. Значит, кому-то придется ночевать в палатках. Желающих не оказалось — все «набились» в здание. Нашу захватническую политику быстро пресек Володя, приказав:

— Первому и второму отделениям разбить палатки!

От разреженного воздуха немного побаливала голова, ощущался легкий шум в ушах, резкие движения вызывали одышку и усталость, чувствовалась общая скованность. Дежурные быстро приготовили ужин, но мы съели его через силу — аппетита не было. После ужина, перед отбоем, захотели спеть что-нибудь, но оказалось, что и петь-то здесь трудно.

Инструкторы ободряют нас, утверждая, что к завтрашнему дню все пройдет и что эти явления вполне закономерны. Организм из-за кислородного голодания перегружен и пока еще не привык к разреженному воздуху. Вот единственная причина всех наших недомоганий.

Солнце быстро катилось к западу и скоро скрылось за вершиной Кюкюртлю — ближайшей соседкой Эльбруса. Сразу стало холодно и неуютно. Нагревшиеся за день скалы быстро остыли, и от прикосновения к ним мерзли руки. Температура падала все ниже и ниже. Наступила морозная ночь. Небосвод как бы приблизился — яркие, немерцающие звезды казались очень большими и близкими.

Наступило тихое, безветренное утро. Солнце только что вышло из-за зубчатых, далеких гор, косыми лучами осветив скалы. Холодно. Термометр показывает восемь градусов ниже нуля. От весело журчавших вчера ручейков не осталось и следа, так как таяние ледника, питавшего их, почти прекратилось.

После завтрака короткая беседа инструкторов и врача о необходимости «активной акклиматизации». Нельзя много лежать, надо делать побольше движений, побольше находиться на воздухе и заниматься физической работой. Все это принесет пользу и увеличит шансы в достижении вершины Эльбруса.

Выходим в тренировочный поход на скалы «Приюта Пастухова», расположенные на высоте 4800 метров. Вместе с нами и «больные», у которых еще не прошли недомогания. Колонну сопровождает врач с медицинской сумкой за плечами, наполненной всевозможными порошками, мазями, препаратами против «горной болезни» (Горная болезнь возникает из-за недостатка кислорода. Ее наиболее легкие формы: быстрая утомляемость, полная апатия, нудная головная боль и кровотечение из носа. Наступает она у различных людей на разных высотах. Пока еще нет эффективного средства ее предупреждения. Лучший и единственный способ лечения — немедленный спуск заболевшего до определенной высоты, то есть до его «высотного потолка») и других заболеваний.

Путь на вершины Эльбруса лежит через скалы «Приюта Пастухова» по крутым ледяным склонам, покрытым снегом, только за седловиной он проходит по скальным участкам. Далеко от нас, где-то наверху, видна поперечная гряда скал «Приюта», к которым мы и направляемся. Минуем метеостанцию, здороваемся с ее начальником Виктором Корзуном, знакомым мне еще по прошлому году, и с радистом Сашей Горбачевым, занимающимися заготовкой дров на зиму. Корзун приглашает на обратном пути зайти к ним в гости. Идти легко, снег еще твердый и пока не «раскис» от солнечных лучей. Наши ботинки, подбитые трикопями, держат на нем отлично.

Самочувствие у всех хорошее. Только изредка кто-нибудь жалуется на головную боль. Тогда «на сцену» выступает врач. Он извлекает из сумки порошки и пилюли и пичкает ими «больных». Через три часа после выхода достигаем скал «Приюта Пастухова». Конечно, никакого приюта здесь нет, кругом только лед, мерзлые скалы и белое безмолвие.

Во время отдыха выслушиваем критические замечания инструкторов и «медицины». В два часа дня покидаем «Приют Пастухова» и начинаем спуск к едва различимым далеко внизу домикам, предвкушая интересную беседу на метеостанции.

Нас встретили Корзун и Горбачев. Мы с большим удовольствием приняли их любезное предложение «попить кисленькой водички» (вода с клюквенным экстрактом). Пили вдоволь, сколько хотелось. После утоления жажды расселись на теплых камнях, и Корзун детально познакомил нас с панорамой Главного Кавказского хребта.

Долго любовались двурогой Ушбой, Шхельдой, Бжедухом, Уллу-карой, «забором» вершины Уллутау-чана, ледяным красавцем Сванетии — Тетнульдом, далекой Безенгийской стеной и ее вершинами со Шхарой во главе, «пятитысячниками» Дых-тау, Коштан-тау и другими менее известными вершинами.

В заключение Корзун поведал о первом в истории зимнем восхождении на восточную вершину Эльбруса.

— Я,—рассказывал Корзун, — еще в прошлом году дважды пытался подняться на Эльбрус зимой. Первый раз в январе. Но внезапно испортившаяся погода заставила меня и моего спутника Вячеслава Никитина вернуться на «Кругозор», где мы зимовали. Вторично, уже в марте, я присоединился к группе москвичей, возглавляемой председателем горной секции ОПТЭ Алешей Гермогеновым. Эта попытка также закончилась неудачей. С большими трудностями дошли до седловины и из-за позднего времени вынуждены были там заночевать в палатках при сорокаградусном морозе. Погода стала портиться, и к утру поднялся сильный буран. На рассвете на наших руках скончался Алеша Гермогенов. Пришлось отступить. Спуск в непогоду был необычайно труден и опасен. Алешу в спальном мешке доставили на «Кругозор», где и похоронили. Впоследствии выяснилось, что у него был врожденный порок сердца, а ведь во время подъема он почти от самого «Приюта одиннадцати» и до седловины один вырубал во льду ступени, по которым поднимались участники восхождения, не имевшие кошек. Он переутомился до невозможности, в результате больное сердце не выдержало такой нагрузки.

Только 17 февраля этого года мне и Саше Гусеву посчастливилось первыми подняться на зимний Эльбрус. Мы отлично подготовились и при слабом северном ветре — предвестнике устойчивой погоды ночью вышли на штурм. Шли связавшись. Остро отточенные кошки надежно держали на ледяном склоне. Мороз больше тридцати градусов, но нам он не страшен — оделись тепло, вплоть до валенок. Прекрасная акклиматизация позволяла идти быстро, и только кошки на валенках часто «разбалтывались», иногда их приходилось перевязывать покрепче. Это вынуждало делать нежелательные остановки.

Рассвет и восход солнца изумительны по своей красоте. Зачарованные, долго любовались этим прекрасным зрелищем, забыв про мороз. От метеостанции и до седловины мы шли по чистому льду, соблюдая максимальную осторожность. Только на седловине вздохнули свободно — там лежал снег, и опасность срыва исключалась. Седловина пройдена. Последние метры подъема. На душе радостно и тревожно. Ведь мы первые из людей, покорившие зимой белоснежный великан — Эльбрус!

Мороз и леденящий ветер не дали возможности долго задерживаться на вершине. Окинув взором круговую горную панораму и полюбовавшись далеким Черным морем, оставили в туре записку о своем восхождении и начали спускаться к седловине.

При спуске нас ожидал сюрприз: обнаружили несколько фумарольных выходов сернистых газов, из которых поднимались легкие облака пара. Еще с метеостанции иногда приходилось наблюдать, как над восточной вершиной в ясную и безветренную погоду появляются какие-то облака. И вот теперь эта тайна разгадана! Значит, «старик» еще не совсем потух. Значит, в его чреве еще не замерла вулканическая жизнь. Сфотографировав фумаролы, продолжали спуск и часика через два возвратились домой на метеостанцию...

Горячо поблагодарив хозяев за прием и интересный рассказ, группа «рот-фронтовцев» возвратилась на «Приют одиннадцати» для подготовки к ночному выходу, в необходимости которого убедились, спускаясь с «Приюта Пастухова», по раскисшему от солнца снегу.

Встали в двенадцать часов ночи. После завтрака и быстрых сборов в полном составе вышли на решающее восхождение.

Ночь стояла безветренная, светлая и лунная. Купол восточной вершины отчетливо вырисовывался на темном небе. Мороз небольшой — минус шесть—восемь градусов. Идти по холодку легко. Тишина нарушается только командами инструкторов да поскрипыванием снежной корки, в которую при ходьбе врезаются острые трикони. На всякий случай в каждом отделении имеется пара восьмизубых, остроотточенных «кошек» («Кошки» имеют острые пятисантиметровые стальные зубья и служат для передвижения по твердому снегу или льду. Врезаясь под тяжестью тела в лед, они надежно удерживают человека на крутых склонах. Крепятся к ботинкам ремнями или тесьмой. На Эльбрусе «кошки» применяются редко, в основном поздней осенью и зимой) и взятые про запас веревки. Идем без связок, ботинки на триконях держат очень надежно.

Поднимаемся медленно, через каждые пятьдесят минут делаем короткие остановки, во время которых садиться запрещено — это расслабляет организм. Оставляем позади «Приют Пастухова» и идем все выше и выше, держа направление на скалы восточной вершины. Почти перед ними поворачиваем влево, в сторону седловины.

Начинается рассвет. Встает солнце, озаряя ледяные склоны нежным розоватым светом. На западе на сероватом еще небе возникает громадная тень от Эльбруса. Усталость как-то забывается, и мы с интересом наблюдаем это редкое зрелище.

Солнце поднимается выше и выше, тень от Эльбруса начинает расплываться и вскоре совсем исчезает. Тронулись в путь, идти становится тяжелее, из-за недостатка кислорода затрудняется дыхание, остановки для передышки учащаются. Склон, по которому мы идем, очень крутой, и силы наши иссякают. Огибаем юго-западный гребень, спадающий с восточной вершины. Крутизна подъема резко уменьшается, все облегченно вздыхают. Вот и домик приюта «Седловина». Высота 5300 метров. Отставших нет, помогла акклиматизация. Самочувствие у всех нормальное, только ощущается физическая усталость и побаливает голова. С удовольствием располагаемся на объявленный начальником похода часовой отдых.

Ухудшения погоды не предвидится. Садимся завтракать, но есть почти никто не хочет — совершенно пет аппетита. Зато ужасно хочется пить! Немного утоляем жажду из фляжек, которые есть у каждого. Час отдыха пролетел быстро, и вот, оставив на седловине двух обессилевших девушек и опекавшего их врача, медленно начинаем преодолевать последние триста метров (по вертикали), отделяющие нас от вершины.

На это уходит два часа. Часто останавливаемся, а затем упорно идем к вершине по широкому, напоминающему морену гребню.

И вот вершина! Мы на «крыше» Кавказа! У каждого такое ощущение, будто целый мир лежит у ног. Все восторженно смотрели на вершины заснеженных гор, на обледенелое, сказочное зимнее царство.

Восточная вершина — это громадная неровная площадка, на которой может одновременно разместиться более тысячи альпинистов. Обойдя остатки древнего кратера, направляемся к сложенному из камней на высшей точке туру.

Об усталости забыли. Радостно поздравляем друг друга. Инструкторы пишут традиционную записку о восхождении группы, а мы читаем записку предшественников, вынутую из тура. Харьковские альпинисты были на вершине пять дней назад. Они передавали привет «следующим за ними горовосходителям». То есть нам!

Снова любуемся прекрасной панорамой. Мы стояли тогда среди вечных снегов на громадной высоте. Нас окружало царство холода, а далеко внизу лежали прекрасные ущелья, поросшие лесами. Там кипела жизнь, а здесь ее не было. Там цвели сады, а здесь, куда не кинешь взор, только лед, снег и мертвые скалы. На западе возвышалась громада другой вершины Эльбруса. На юге, прямо под нашими ногами, виден почти весь Главный Кавказский хребет, за которым вырисовывались хребты Сванетии и Абхазии. На востоке — «пятитысячники» Безенгийской стены и массива Дых-тау. На севере — целый «лес» мелких гор, а за ними равнинная часть. Нам не удалось увидеть далекое Черное море. Инструкторы разъяснили, что его отсюда можно наблюдать только поздней осенью и зимой.

Раздается команда:

— Приготовиться к спуску!

Построились и, бросив вокруг прощальный взгляд, пошли вниз. Через тридцать минут вернулись на седловину, забрали уже пришедших в себя девушек и начали быстро спускаться по знакомому маршруту. Спуск до метеостанции занял всего два часа пятьдесят минут, а на подъем группа затратила около десяти часов.

На метеостанции нас поздравили с успешным восхождением Корзун, Горбачев и вернувшийся из Нальчика третий сотрудник станции, наблюдатель Коля Гусак.

Вдоволь напившись воды с клюквенным экстрактом и распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отправились на «Приют одиннадцати», так как испытывали страшную усталость и переутомление. И неудивительно! Ведь около четырнадцати часов находились на ногах, на больших высотах почти без пищи, все время перенося сильную физическую нагрузку.

К сожалению, отдохнуть нам не удалось. При подходе к «Приюту одиннадцати» увидели большую альпинистскую группу, «выползавшую» на ледник из-за его перегиба. После короткого совещания приняли единственно правильное решение; освободить места и идти ночевать на «Кругозор». Через два часа неизвестная группа подошла. Это были студенты Ленинградского индустриального института, руководимые Иваном Федоровым. Мы напоили их чаем и, пожелав успешного штурма, начали спуск.

Несмотря на сильную усталость, спустились на «Кругозор» за два часа и расположились на отдых в своих палатках, поставив их вокруг дома, на дверях которого висел громадный замок и записка от Васи, ушедшего в Тегенекли. Хозяйничали без него: поужинали, переночевали, а утром, наведя порядок и оставив Васе прощальную записку, ушли.

В лагере нас встретили цветами с альпийских лугов и криками: «Ура победителям Эльбруса!» Наши настоящие повара Максим Никитич и его жена Дарья Сергеевна, кроме традиционного компота, угостили нас вкусным мороженым.

Сходили в приготовленную горячую баньку, смыли многодневную походную грязь и оказались не такими «загорелыми».

Вечером состоялось торжественное собрание, посвященное успешному завершению восхождения. Участников его официально поздравили с приобщением к большой альпинистской семье. Мы делились впечатлениями с теми, кому не посчастливилось побывать на Эльбрусе. Выслушали критические замечания инструкторов, указавших на некоторые наши недостатки в походе. Я набрался смелости и подробно рассказал присутствующим о прошлогодней попытке штурма Эльбруса «с налета», без какой-либо подготовки. Во время моего рассказа в зале стоял громкий смех. Смеялся и я над своей былой неопытностью. Но, представьте себе, я совсем не стыдился прошлого!

В первых числах сентября, уже в качестве руководителя небольшой спортивной группы, мне удалось подняться и на западную вершину Эльбруса. Во время этого восхождения погода нас не баловала — похолодало, стало ветрено, часто выпадал снег и поднималась метель. Начиналась эльбрусская зима. Склоны уже частично обледенели. От «Приюта одиннадцати» до седловины, и от домика до вершины пришлось идти на кошках, в связках. Самым трудным и опасным оказалось преодоление почти километрового ледяного предвершинного склона, крутизна которого достигала шестидесяти градусов. Кошки на нем держали ненадежно, в некоторых местах для облегчения подъема приходилось рубить ступени, а для отдыха вырубали большие ступени — «лоханки», в которых можно было стоять одновременно на обеих ногах.

Западная вершина встретила нас резким порывистым ветром, пронизывающим до костей. Леденящий ветер пробирался к телу сквозь штормовые костюмы, ватные куртки, шерстяные свитеры и теплое белье. Казалось, что мы стоим беззащитные, полураздетые, а ведь все оделись тепло! Так состоялось наше первое знакомство с «эльбрусскими ветерками», которые порой достигают ураганной силы — свыше двадцати метров в секунду.

По площади эта вершина меньше восточной, но вид горной панорамы с нее более грандиозен. Как бы в дополнение к ранее виденному, под нами раскинулись хребты западной части Главного Кавказского хребта, с его многочисленными отрогами, вершинами и далекими хребтами Абхазии, за которыми скрывалось Черное море.

Спуск по ледяному склону оказался гораздо труднее, и, самое главное, опаснее, чем подъем. Сказывалась усталость и напряжение от трудного подъема. Малейшая неосторожность или неверное движение при спуске могли привести к срыву, а падение по крутому склону — неминуемая гибель всех участников. Еще свежо в памяти воспоминание о недавней трагической гибели немецкого альпиниста Фукса, сорвавшегося именно здесь и разбившегося о скалы далеко внизу. Только спустившись к домику приюта на седловине, почувствовали себя в относительной безопасности (хотя впереди еще спуск по крутым ледяным склонам до «Приюта одиннадцати») и вздохнули с облегчением.

Дальнейший спуск и возвращение «на курорт», как мы в шутку называли Баксанское ущелье с его альплагерями, туристскими базами, лесами и сочными травами, совершили без каких-либо происшествий.

Так в течение одного летнего сезона мне довелось побывать на обеих вершинах двуглавого Эльбруса.

Английский лорд и русские валенки

На залитой солнцем поляне, среди прекрасного соснового леса, рядом с турбазой Тегенекли, находилось красивое двухэтажное здание гостиницы «Интурист». С директором ее, Женей Вавиловым, у меня были самые приятельские отношения. Как-то Женя предложил провести зиму 1934/35 года на высоте 3200 метров, занимая, по его шутливому выражению, должность «зимнего директора» филиала на «Кругозоре».

В начале 1935 года ожидался приезд иностранных альпинистов, и возможность совершить зимнее восхождение на Эльбрус меня очень прельщала.

Без колебаний я принял его предложение. Женя поехал в Нальчик согласовывать мою кандидатуру с управляющим Кабардино-Балкарским агентством «Интурист» М. Г. Бурлаковым. Вернувшись, он сообщил, что кандидатура одобрена и с первого октября я должен приступить к работе по подготовке к зимовке. Женя обрадовал меня и другой приятной новостью: в Нальчике он договорился с уполномоченным ОПТЭ Н. Е. Новиковым, который к первому ноября обещал прислать на «Кругозор» и своего «директора»! Точнее зимовщика, москвича Андрея Петрова. Итак, все устраивается лучше, чем я предполагал: мне не придется находиться всю зиму одному — нас будет двое!

Из Тегенекли на «Кругозор» предстояло забросить продукты, дрова, различный хозяйственный инвентарь и керосин для освещения. На все это ушел почти весь октябрь. Я один сопровождал трех навьюченных ишаков. Эти незаменимые в горах, трудолюбивые, хотя и очень упрямые животные, которых в шутку называли «горными фордами», за короткое время перевезли несколько тонн груза. Последним рейсом доставлялся «культинвентарь» — книги, батарейный радиоприемник, музыкальные инструменты, патефон с набором современных пластинок, шахматы, шашки, домино и прочее. Не забыли и альпинистское снаряжение, свитеры, ватные костюмы, полушубки, валенки и зимние транспортные средства — лыжи «Телемарк» с полужесткими армейскими креплениями типа «Божко».

Вместе с моим новым знакомым — зимовщиком военной турбазы РККА Павлом Уфимцевым восстанавливаю порванную полевую телефонную линию между Терсколом и «Кругозором» (ее навели еще летом армейские связисты для нужд своей альпиниады), а затем, распрощавшись с оставшимися внизу друзьями, поднимаюсь к себе на «Кругозор» и приступаю к оборудованию зимовки.

Как Робинзон, только высокогорный, начинаю с подробного осмотра помещения, обнаруживаю, что здание имеет массу щелей. В некоторые из них можно «наблюдать природу». Это открытие меня очень огорчило, и так как я не собирался отапливать окружающие склоны, решил обить стены и потолки жилой комнаты матрацами, в изобилии имевшимися на «Кругозоре». Подобный способ «утепления», хотя и не украсит помещение, но он единственный, и поможет сохранить хотя бы минимум тепла в зимние дни.

Особенно пришлось повозиться с обивкой потолка. В душе я частенько поругивал еще не знакомого мне Андрея, запаздывающего со своим появлением на «Кругозоре».

Наконец закончил и эту работу. В комнате, предназначенной под жилье, весело потрескивают дрова в большой чугунной плите, с большим трудом втащенной мной в дом с улицы, где была летняя кухня. Пол чисто вымыт и блестит. Наши постели — деревянные топчаны — аккуратно застелены, и на каждой возвышается гора подушек. На столе стоит радиоприемник БИ-234, из репродуктора разносятся звуки популярных мелодий. В соседней холодной комнате, отведенной под кладовую, аккуратно разложены всевозможные продукты. Дрова уложены в коридоре, и в долгие зимние дни их не придется вытаскивать из-под снега. Проверив готовность зимовки, я остался доволен результатом осмотра. Теперь можно и отдохнуть — зима не застанет врасплох.

Неожиданно зазвонил молчавший несколько дней телефон. Звонил Паша Уфимцев. Он и раньше хотел связаться со мной, но это не удавалось из-за порванной линии, а вот теперь он ее исправил. После взаимных приветствий Паша сообщил, что Андрей уже приехал в Тегенекли и завтра вместе с ним придет на «Кругозор». Я очень обрадовался окончанию одиночества и с нетерпением ждал следующего дня.

В начале ноября стояли солнечные безветренные дни. О скором наступлении зимы пока напоминали лишь сильные ночные заморозки да покрытые не тающим уже снегом окружающие склоны. Во второй половине дня с юго-запада, из «гнилого угла», поползли облака, сначала очень высокие и редкие, по вскоре они уже задевали за крышу «Кругозора» — облачность резко снизилась и уплотнилась.

Солнце скрылось за облачной пеленой, сразу стало очень холодно, временами сыпалась снежная «крупа» (подобие мелкого града). Несмотря на столь резкое изменение погоды, я надеялся, что она позволит Павлу и Андрею добраться до «Кругозора». Поговорил по телефону с Павлом, он также волновался о завтрашнем дне, по надеялся на лучшее. Несколько успокоенный этим разговором, послушав по радио о том, что творится на белом свете, я улегся спать.

В середине ночи был разбужен сильным завыванием ветра, под напором которого все здание дрожало мелкой дрожью. Ветер усиливался с каждой минутой и, вскоре достиг ураганной силы. У меня возникло опасение, что дом будет сброшен в обрыв, несмотря на стальные растяжки, которыми он был прикреплен к земле. Попытался выйти и посмотреть, что творится снаружи, но не тут-то было! Дверь не поддавалась. В короткую минуту затишья все-таки удалось ее приоткрыть и выглянуть — снаружи все вертелось и кружилось в бушующей снежной буре.

О завтрашнем приходе Андрея и Павла нечего было и думать. Хотел поговорить с Павлом, но дозвониться не мог — телефон упорно молчал, очевидно, буря порвала провода. Попытался уснуть, решив, что утро вечера мудренее, но сон упорно не шел. Наконец забрезжил желанный рассвет. Но утро и наступивший день не принесли ничего нового — погода не только не улучшилась, но становилась все хуже и хуже. Я решил растопить плиту и приготовить себе что-нибудь горячее, но увы! Она не хотела гореть! Дым лез в помещение, потому что ветер крутил и гнал его назад в дом. Моя надежда на «горячее», а заодно и на тепло угасла. Термометр, висящий на стене, показывал, что в комнате 12 градусов... мороза! Что и говорить, это была не совсем подходящая температура для жилья. Пришлось облачиться в полушубок, валенки, надеть побольше теплых вещей и терпеливо пережидать бурю!

Только на восьмой день совершенно неожиданно прекратилась эта свистопляска. Вновь засияло яркое, но уже не греющее зимнее солнце. Раскалив докрасна плиту и нагрев помещение, насквозь промерзшее за дни непогоды, я с величайшим наслаждением напился горячего чаю, о котором мог лишь мечтать в непогожие дни, и постепенно начал снимать с себя опостылевшие за эти дни полушубки, свитера и прочие теплые вещи, пока не оказался лишь в трусах и майке. Сидя в тепле и «балуясь» горячим чайком, я испытывал непередаваемое блаженство.

Дом занесло снегом, свет в окно проникал откуда-то сверху. С большим трудом выбравшись наружу, прорыл в снегу проход и выбрался на поверхность. Да! Именно на поверхность! Я стоял на уровне... крыши. Все кругом белым бело от снега. Моя первоочередная задача — очистить окно. «На сегодня хватит» — сказал сам себе после двухчасовой работы и полез вниз, в комнаты! Впервые после восьмидневного перерыва сварил отличный суп и нажарил картофеля. Во время приготовления обеда частенько с опаской поглядывал на плиту — вдруг она опять не захочет гореть! К счастью, этого не случилось.

К вечеру снова выбрался наверх уже с лыжами, но передвигаться на них по рыхлому снегу приходилось с большим трудом, лыжи вязли почти на полметра, а идти без них было вообще невозможно. Итак, пока снег не уплотнится и не осядет, на что понадобится минимум пять дней, подняться ко мне невозможно. Приход Андрея откладывался на неопределенное время. Ну что же, придется ждать!

На четвертый день снег настолько осел, что удалось прорыть глубокие траншеи к особо нужным местам, и в частности, к моему «наблюдательному пункту», то есть к обрыву, с которого открывался вид на поляну Азау. От тропинки, по которой я недавно ходил с ишаками, не осталось и следа. Телефонные провода, некогда связывавшие меня с «внешним миром», также были засыпаны и, конечно, порваны. До боли в глазах просматривал весь путь, по никого не видел — девственная белизна нигде не была нарушена лыжными следами Павла и Андрея.

Как-то под вечер, возвращаясь с «наблюдательного пункта» и случайно взглянув на Эльбрус, увидел на леднике Малый Азау какие-то точки. Внимательно присмотревшись, ясно различил две фигуры, спускающиеся на лыжах и оставляющие после себя глубокие снежные борозды. Нет никакого сомнения — это идут зимовщики метеостанции с «Приюта девяти».

Бросившись в дом, поставил на горячую плиту чайник и приготовив пищу для гостей, отправился на лыжах навстречу спускающимся друзьям. Вскоре мы пожимаем Друг Другу руки. Коля Гусак и Саша Горбачев шли на почту, находящуюся в километре от Тегенекли, за корреспонденцией.

На «Кругозоре» после осмотра помещений зимовки гости были приглашены к столу. Все уселись, и я торжественно снял покрывало, закрывавшее яства. Изумленным глазам ребят предстали копченая колбаса, ветчина, паюсная икра, сыр, рыбные консервы высших сортов, белый пышный хлеб (моей собственной выпечки!) и графин с «дедушкиным» квасом.

Громкими аплодисментами приветствовали гости нашего общего друга — Женю Вавилова, снабдившего зимовку такими отличными продуктами! После ужина стали делиться впечатлениями о недавней непогоде. У них не горела плита, но было менее холодно, так как отапливались керосиновыми лампами «Молния». Пять раз в сутки снимали метеорологические наблюдения. Приходилось ходить к метеобудкам, держась за канат, натянутый от здания. Ветер достигал такой силы, что временами буквально валил с ног. Частенько вылезали наружу через специальный люк в крыше, так как все здание утопало в снегу. На наблюдения в обычную погоду тратится всего десять — пятнадцать минут, а в те дни на это уходило около часа. Ураганный ветер порвал антенное хозяйство, и радиосвязь была полностью нарушена. Знаток этих мест Коля Гусак сказал, что такого бурана не наблюдалось много лет.

Я слушал с большим вниманием, представляя себе, как трудно было им в те дни, с чем впоследствии сам познакомился на практике. Беседовали долго и улеглись спать только далеко за полночь.

Друзей провожал утром. Коля обещал разыскать Андрея и привести его на «Кругозор». Около часа я наблюдал за их спуском на поляну Азау. Столько после того, как их маленькие фигурки скрылась в далеком лесу, покинул свой «наблюдательный пункт» и вошел в дом. Как пусто стало после ухода друзей! Снова один. Но теперь уже ненадолго — через два-три дня ребята вернутся из Тегенекли и «притащат» с собой Андрея.

В последних числах ноября, во время несения «очередной вахты», наконец увидел четыре маленькие фигурки, выходившие из леса на поляну Азау и медленно движущиеся по направлению к «Кругозору». Это могли быть только мои недавние гости и Павел с Андреем.

На душе сразу повеселело. Надев лыжи, поехал им навстречу. Спускаясь, еще издали заметил, что они идут с большими, очевидно, тяжелыми рюкзаками. Сразу узнал Андрея, отличавшегося от ребят высоким ростом. Меня увидели, остановились и, сняв с плеч свою ношу, стали дожидаться, когда я подъеду. После взаимных приветствий и знакомства с Андреем все направились к зимовке. Идти на подъем с грузом было очень трудно, и хотя мы продвигались большими зигзагами, лыжи сильно скользили и «отдавали» назад. Во время очередной остановки для отдыха Коля посоветовал обвязать их репшнуром (альпинистская вспомогательная восьмимиллиметровая веревка). Мы это сделали, и лыжи уже не скользили назад даже на очень крутых подъемах. Подниматься сразу стало легче. Наконец добрались до «Кругозора» и с большим удовольствием сбросили с плеч опостылевшие рюкзаки.

В доме тепло и уютно. Приятно после мороза сидеть у весело гудящей печки. Андрей принес коротковолновую приемо-передающую радиостанцию 6-ПК, которой его снабдил радист ОПТЭ Виктор Ломако для связи с Нальчиком. Я сначала очень обрадовался, но, как оказалось, преждевременно: батарей для рации нет, их обещали дать позднее. Разочарованно посмотрев на бесполезную пока радиостанцию, я отнес ее в кладовую, где она и простояла всю зиму — батарей так и не дали.

В завершение Андрей извлек из рюкзака какой-то плоский пакет. Это была фотография, на которой он запечатлен вместе с белокурой девушкой. Портрет Андрей повесил над изголовьем своей кровати. Коля, спокойно смотревший на распаковку, вскочил, подошел к портрету, снял его и, несмотря на протесты хозяина, громогласно прочел надпись на обороте: «Дорогому Андрею от Люды!»

Андрей вскочил и, покраснев до ушей, вырвал портрет из Колиных рук и повесил его на прежнее место. Воцарилось долгое молчание, после которого Коля, вздохнув, промолвил:

— Напрасно ты краснеешь, Андрюша, у каждого из нас есть любимая девушка. Вот придешь к нам и увидишь много портретов близких и любимых.

На следующее утро, проводив ушедших на «Приют девяти» Колю и Сашу, а также Павла, спускавшегося в Терскол, мы с Андреем остались вдвоем.

Потекли однообразные дни. Погода в основном стояла хорошая и только изредка нарушалась снегопадами и метелями. Перепилили и аккуратно сложили в коридоре все имевшиеся у нас дрова, более тщательно расчистили дорожки, привели в «божеский вид» замусоренную за лето гостиницу «Интурист», расчистили от снега и обложили камешками могилы погибших на Эльбрусе—Алеши Гермогенова, умершего от паралича сердца во время прошлогодней попытки совершить первое зимнее восхождение, альпиниста Зельгейма, замерзшего на седловине, и немецкого альпиниста Фукса, сорвавшегося на предвершинном склоне западной вершины. Набрали «альпийских роз» — вечнозеленых рододендронов и, сделав из них венки, повесили на большие чугунные ледорубы, специально отлитые «Интуристом» вместо памятников погибшим.

Во всех этих работах, отнявших у нас немало времени, принимал деятельное участие наш маленький песик, прозванный за буйный нрав Чудаком! Его Андрей принес из Терскола в рюкзаке. Впоследствии собачонка настолько привыкла к своей необычной кличке, что ни на какую другую не желала отзываться.

По вечерам мы занимались самообразованием, рассказывали друг Другу разные истории из личной туристско-альпинистской жизни. Очень часто ходили на охоту за горными индейками-уларами, и когда возвращались с добычей (что было очень редко!), устраивали пиршество. Под скалами «Кругозора» индеек было очень много, они гнездились в неприступных местах, были очень чуткими и днем не подпускали к себе на близкое расстояние. Мы подбирались к ним в темноте на рассвете и стреляли по ним из малокалиберной винтовки.

Большую часть дневного времени занимались горнолыжным спортом. В то время Андрей обучил меня управлять лыжами, подчинять их себе, а не нестись на них сломя голову, куда им вздумается. Естественно, результатом такой «езды» было падение в снежный сугроб на большой скорости, из которого трудно было выбраться, особенно если голова находится глубоко в снегу, а ноги где-то на поверхности. Этот способ «остановки» падением являлся единственным, известным мне в то время.

Тренировались сначала вблизи дома на небольших склонах, а впоследствии вышли на «оперативный простор» на относительно пологий ледник Малый Азау. Зимой ледник покрывался многометровой толщей снега, верхний слой которого, лежавший на снежной корке, облегчал выполнение различных поворотов, способов торможения и полных остановок. В те годы у нас еще не появились горные, окантованные стальным кантом, лыжи и жесткие крепления, ноги держались ненадежно, и лыжи не особенно хорошо «слушались» владельца.

А что такое плохие крепления и неокантованные лыжи в горах, особенно на твердом обледенелом снегу, известно в наши дни каждому горнолыжнику.

Приближался Новый, 1935 год. С друзьями на «Приюте девяти» мы устроили «организационное совещание» по его встрече и решили, что Коле и мне необходимо съездить в Нальчик для приобретения соответствующего «оформления» праздничного стола.

Выполняя это общественное задание, в один прекрасный день спустились на лыжах в Терскол, где и остались ночевать у Павла Уфимцева. Паша познакомил нас с Катюшей — своей подругой жизни. Мы от всей души поздравили молодоженов с законным браком.

Среди ночи начался сильный снегопад, и утром, когда проснулись, все кругом было покрыто свежим пушистым снегом. Необычайно красивая картина предстала перед нами: даже сосны опустили лохматые лапы. А снег все падал и падал крупными пушистыми хлопьями, погода стояла тихая и безветренная.

Совершенно неожиданно с «Кругозора» спустился с обвязанной щекой Андрей. У него разболелся зуб, н он должен срочно ехать в Нальчик к зубному врачу. Как быть? Нельзя же бросать на произвол судьбы, даже на несколько дней, зимовку, тем более, что там осталось беспомощное живое существо, наш веселый пес Чудак.

Выручил Паша. Он сказал, что пойдет на «Кругозор» и пробудет там до нашего возвращения.

Втроем, надев лыжи, пошли вниз. В «Интуристе» кроме сторожа никого не было. Женя Вавилов, его жена Лора и дочурка Новелла еще неделю назад уехали в отпуск в Бахчисарай. К вечеру уставшие и промокшие насквозь, добрались на лыжах до Нижнего Баксана и остановились в доме знакомого балкарца, где и заночевали.

Утром поднялись рано. Перед нами стояла проблема: как ехать дальше, на лыжах или на какой-нибудь попутной машине? Уже хотели отправляться на разведку, как вернувшийся из селения хозяин Исмаил сообщил, что скоро «с шахт» (так балкарцы называли строительство горного комбината) идет большая колонна машин. На одной из них мы и поехали. Ехали очень медленно, часто останавливались, расчищая снежные завалы. Только к вечеру удалось добраться до Нальчика.

Город завалило глубоким снегом. К ночи снегопад прекратился, ударил тридцатиградусный мороз. Горожане, не привыкшие к таким холодам, мерзли. По словам старожилов, такого сильного мороза в последнее пятидесятилетие не наблюдалось. Нам же, привыкшим к снегам Эльбруса и его морозам, все было нипочем. Жители с удивлением смотрели, когда мы проходили по улицам, одетые по способу «душа на распашку» и без головных уборов.

Через три дня, закупив все необходимое для предстоящего празднества, без гроша в кармане, возвратились в Терскол, захватив оставленные в Нижнем Баксане лыжи.

Катя нас очень приветливо встретила и сообщила, что Павел на «Кругозоре» и, конечно, с нетерпением ждет нашего возвращения. Торжественно вручили ей свадебные подарки «молодоженам», купленные в Нальчике. Она была очень тронута вниманием и от полноты чувств даже прослезилась.

Утром направились на «Кругозор». Шедший впереди Коля нес в рюкзаке... живую утку! Мы очень беспокоились, как бы она не замерзла, но она чувствовала себя превосходно, частенько крякала и благополучно в живом виде, была доставлена на «Приют девяти», а впоследствии, уже в жареном, служила украшением нашего праздничного стола.

Только успели выйти на поляну Азау, как услышали сверху крик. Через некоторое время увидели спускающегося на лыжах Павла в сопровождении Чудака, который буквально утопал в сугробах и жалобно повизгивал, когда Паша далеко от него уезжал.

Поздоровавшись с Пашей и поблагодарив его за услугу, пошли вверх. Труднее всех пришлось Чудаку — он не мог выбраться из снега, хотя и старался делать большие прыжки, повизгивал и смотрел на нас умильными глазами. Больно было смотреть на его мучения. В конце концов его также пришлось нести в рюкзаке. Чудаку очень понравился такой способ передвижения (чего нельзя было сказать о нас, по очереди его тащивших!), и он все время пытался лизнуть нас в лицо, очевидно, в знак благодарности, вытягивая из рюкзака свою длинную шею.

Добравшись до «Кругозора», помянули добрым словом Павла, благодаря которому в доме держалось тепло и на плите стоял горячий чайник. Напившись чаю и немного отдохнув, Коля ушел наверх, забрав часть груза.

На другой день Виктор и Саша спустились и забрали остальное.

На встречу Нового года собрались на «Приюте девяти» с Виктором, Колей и Сашей. Встречали в торжественной обстановке так, как будто находились на «Большой земле», а не в снегах Эльбруса. Были и танцы! Ровно в двенадцать часов подняли первые бокалы. Выбежав наружу, выпустили серию осветительных ракет, па несколько секунд вырвавших из темноты величавый Эльбрус.

Хотя нас и окружало ледяное безмолвие, мы не чувствовали себя одинокими и знали, что одновременно с нами, затерянными в вечных снегах. Новый год встречает вся страна и что кто-то вспоминает и о нас. Несколько омрачало отсутствие «прекрасного пола», но ничего не поделаешь — приходилось мириться.

Немногим доводилось встречать новогодний праздник в заоблачных высотах, на склонах легендарного Эльбруса. И эта ночь навсегда сохранилась в моей памяти.

На следующий день наши друзья поделились планами о зимних восхождениях на Эльбрус, которые предполагалось осуществить в ближайшее время. Андрей без особого интереса выслушал это известие — он не стремился к зимнему восхождению, а я хотя и лелеял такую мечту, не решился навязывать себя в попутчики.

Возвратились на «Кругозор» уже втроем, с нами спустился Николай, ехавший в Пятигорское бюро погоды. Андрей тоже уехал в Нальчик, и я вновь остался один.

На второй день после их ухода, поздно вечером, неожиданно раздался громкий стук в дверь. Кто бы это мог быть? Недоумевая, отворил дверь и увидел Гусака в сопровождении двух незнакомых людей. Оказалось, что Коля зашел в Тегенекли в «Интурист» и застал там двух немецких альпинистов, приехавших для восхождения на Эльбрус. Ему поручили «сводить» их на вершину, и вот они здесь.

Признаться, я был очень недоволен Женей Вавиловым, нарушившим обещание о моем «монопольном» праве сопровождения иностранцев, но, прочитав его письмо, в котором он сообщал, что в ближайшее время приедут еще зарубежные альпинисты, успокоился.

Николай, зная мою мечту, предложил идти вместе. Я с благодарностью принял его предложение. Выход назначили на послезавтра, но уже на следующий день, не выдержав этой, сравнительно небольшой высоты, один из немцев заболел горной болезнью. Мне пришлось сопровождать его в Тегенекли.

Через пару дней вернулся на «Кругозор». Из Колиной записки узнал, что сегодня он предполагает быть на западной вершине со «своим» немцем. Отдыхать я не стал и немедленно отправился на «Приют девяти», надеясь, что выход по какой-либо причине не состоялся и ночью мне удастся выйти вместе с ними. Но, увы! Еще на полпути к приютам, я увидел две маленькие фигурки, спускающиеся. от седловины. К метеостанции мы добрались одновременно. От Коли я узнал, что первое в истории зимнее восхождение на западную вершину Эльбруса совершено. Я и выскочившие из домика Виктор с Сашей, горячо поздравили восходителей с победой. Но немцу было не до поздравлений — он чувствовал себя очень плохо и стремился скорее вниз. Не отдохнув, спустились с ним на «Кругозор», где и заночевали, а на следующий день прощались уже в Тегенекли. В «Интуристе» его дожидался товарищ, вместе с которым они уехали из Приэльбрусья в Нальчик.

В Тегенекли я узнал, что проводники-балкарцы, возглавляемые своими старейшими коллегами Сеидом Хаджиевым и Юсупом Типовым, вместе с нальчикским альпинистом Виктором Вяльцевым завтра выходят на «Кругозор» для восхождения на обе вершины Эльбруса.

На следующий день двадцать человек в середине дня прибыли на «Кругозор», отдохнули, переночевали и 13 января пришли на метеостанцию «Приют девяти».

Такой большой группы Эльбрус зимой еще не видел. Учитывая это, Корзун и Горбачев решили произвести разведку пути, точнее «сходить» на одну из вершин, и досконально проверить состояние крутых ледяных склонов. 14 января, во второй половине дня, они вернулись с восточной вершины и сообщили, что ледовая обстановка хорошая и позволяет двигаться большой группой при тщательной страховке.

15 января балкарские альпинисты поднялись на вершины. Четыре человека взошли на западную, восемь на восточную, остальные восемь дошли только до седловины. Мне опять не довелось побывать на Эльбрусе — обстановка требовала создания вспомогательной группы, наблюдающей за восходителями и готовой в любую минуту прийти им на помощь. Такую группу создали мы сами, зимовщики. К счастью, все обошлось благополучно, и наша помощь не понадобилась.

Проводив балкарцев, уехавших в город Орджоникидзе для восхождения на Казбек, я вновь остался один. Наш Чудак вел себя почему-то очень беспокойно, все время носился как угорелый между домом и «наблюдательным пунктом» и почти беспрерывно лаял, смотря куда-то вниз. Своим поведением он настораживал и меня, я тоже частенько посматривал вниз, но там никого не было. В конце концов я перестал обращать внимание на собачьи выходки. Чудаку, наверное, тоже надоело беситься и беспричинно лаять, он замолчал и почти не выходил из своего угла.

Вскоре Чудак снова поднял громкий лай. Вдруг перед домом, прямо из-под обрыва, стали вылезать какие-то люди. Я, конечно, немедленно выскочил встречать неожиданных гостей. Познакомились: это были студенты Московского гидрометпнститута. Они шли на Эльбрус под руководством Саши Гусева, который ранее зимовал на «Приюте девяти» и совместно с Виктором Корзуном в прошлом году совершил первое зимнее восхождение на восточную вершину Эльбруса. Начались взаимные расспросы о Москве и Эльбрусе, нашлись общие знакомые. Много нового удалось узнать от москвичей, в том числе и об альпинизме. Оказывается, еще в декабре прошлого, 1934 года. В ЦИК СССР учредил нагрудные значки «Альпинист СССР» первой и второй ступени, а Центральный совет Общества пролетарского туризма и экскурсий — почетные звания «Мастер альпинизма» и «Заслуженный мастер альпинизма» (С 1946 года альпинизм был включен в «Единую спортивную классификацию» и мастерские звания стали соответственно именоваться — мастер и заслуженный мастер спорта СССР).

Четвертого февраля провожал гостей, уходивших на восхождение, а через несколько дней встречал вновь и поздравлял с победой над восточной вершиной Эльбруса.

Наконец, настал и мой черед. Из «Интуриста» в сопровождении Паши Уфимцева для восхождения на Эльбрус пришел английский альпинист лорд Гамильтон.

Паша, несмотря на мои уговоры, ночевать не остался и отправился вниз. На базу РККА в Терсколе с минуты на минуту должны прибыть участники первой зимней альпиниады военнослужащих, цель которой — восхождение на Эльбрус.

Оставшись один на один со своим гостем, я немедленно столкнулся с трудностями: он ни слова не говорил по-русски, а я знал английский так же, как он русский. На счастье у нас нашелся словарь. Со стороны, наверное, было очень смешно наблюдать, как мы, желая что-либо сказать друг другу, по полчаса искали нужную нам фразу. Первое что он «сказал» было: «Послезавтра я иду на Эльбрус, вы меня сопровождаете, несете мой груз и готовите пищу. Продукты я привез из Англии».

... На третий день рано утром отправились на «Приют девяти». Под ногам глубокий, свежевыпавший снег. Идти трудно, особенно первую половину пути до фирновых полей. Я шел на лыжах, подвязанных веревками. Мой спутник, хотя и надел на лыжи настоящие «камусы» (шкура нерпы или оленя, покрывавшая скользящую поверхность лыжи и своим ворсом направленная в сторону, противоположную подъему, что не дает лыже скользить назад), но продвигался очень медленно, тяжело дыша и часто останавливаясь. Для поддержания сил он часто глотал различные заграничные «патентованные средства».

На «Приют девяти» добрались в середине дня, тепло встреченные Корзуном и Гусаком. Лорд, не став обедать, немедленно повалился на предложенную ему кровать, с которой расстался только поздно вечером, чтобы принять пищу и взглянуть на ночную панораму гор Главного Кавказского хребта со скал у здания метеостанции.

Я немножко побаивался своей роли проводника. Детально проинструктировавшись у ребят, объяснил лорду, что он обязан беспрекословно меня слушаться. Придирчиво проверил снаряжение как свое, так и Гамильтона. Все в порядке. Рано утром 18 февраля вышли.

Четыре часа утра. Погода отличная. Крупные звезды горят прямо над нами, Эльбрус освещен луной. Ветра нет. Мороз 32 градуса. Кругом тишина, нарушаемая только зубьями наших кошек, со звоном врезающихся в лед. Поднимаемся очень медленно, рассчитываем каждое движение — надо беречь силы, ведь впереди длинный и опасный путь.

Примерно через час лорд остановился и показал на свои ноги. Я понял — они у него мерзнут, и тоже знаками объяснил, что необходимо снять ботинки и оттереть пальцы. Он отрицательно замахал рукой. Мы снова продолжали путь, но вскоре он не выдержал, решительно опустился на лед и начал снимать ботинки. Я помог растереть пальцы и когда кровообращение восстановилось, продолжали подъем.

Обутые в валенки, ноги у меня были в тепле. Такие же валенки Виктор предлагал Гамильтону, но тот отказался, назвав их «варварской обувью», недостойной настоящего альпиниста, каковым себя считал. Теперь лорд с явной завистью поглядывал на меня. Процедура оттирания ног, не особенно приятная на морозе, снова и снова повторялась. Наконец, на востоке посветлело. Восход солнца застал нас на высоте около пяти тысяч метров. Скоро подойдем к седловине, где крутизна подъема уменьшится. Внезапно раздался гулкий, похожий на орудийный выстрел, хрустящий звук — это треснул ледник и в нем образовалась новая трещина. Лорд остановился, как вкопанный, и вопросительно посмотрел на меня. В глазах у него испуг, я успокаивающе машу рукой.

Стало несколько теплее, ледяные склоны Эльбруса ярко блестят на солнце—они отполированы ветрами. Срыв на таком склоне ничего хорошего не сулит, но, к нашему счастью, кошки держат надежно. Идем еще медленнее, чем в начале пути. Сказывается недостаток кислорода. Часто останавливаемся для приведения в порядок дыхания и после короткой передышки продолжаем путь. Мороз не дает задерживаться для более длительного отдыха. Наконец склон становится более пологим и снежным — мы вышли на седловину, покрытую снегом.

Вдали показался домик, но еще около часа понадобилось на то, чтобы к нему приблизиться. Дом забит снегом, и попытки войти в него не увенчались успехом. Лорд совсем обессилел, его тошнит, он улегся прямо на снег. Вынимаю из рюкзака шелковую «полудатку» (тип палатки), разбиваю ее у стены дома и не без труда втаскиваю туда своего попутчика, затем разжигаю сухой спирт, приготовляю из снега кипяток, (вода закипает на седловине при шестидесяти градусах), в который добавляю клюквенный экстракт.

Англичанин понемногу приходит в себя и утоляет появившийся аппетит «сверхкалорийными» консервами заграничного изготовления, не имеющими ни вкуса, ни запаха. Глотает какие-то снадобья, которые извлекает из кармана штормовки. Угощаю Гамильтона ароматной копченой колбасой и мясными консервами. Но лорд отрицательно качает головой, указывая на свои «патентованные» продукты. Я не настаиваю, с аппетитом съедаю с полкило колбасы и банку горячих консервов, заедая галетами и запивая кисленьким чайком.

Не хотелось покидать палатку. Ведь в ней тепло, а снаружи тридцатиградусный мороз. Но покидать надо— цель уже недалека. Снова впереди шестидесятиградусный ледяной склон. После отдыха и еды сил у англичанина прибавилось, и он идет несколько бодрее. Через полтора часа подъема, во время которого мне пришлось вырубить немало ступеней в склоне, подходим к ледяному карнизу, преграждающему выход на предвершинное плато. Отвожу в сторону Гамильтона, усаживаю его в вырубленную «лоханку» для отдыха и принимаюсь прорубаться через карниз. Через полчаса работа завершена, я вытаскиваю попутчика через ледяной коридор и показываю ему высшую точку, находящуюся от нас на западе, метрах в четырехстах. Он с большим трудом преодолевает эти последние метры и в изнеможении опускается па камни.

Англичанина снова тошнит. Когда рвота прекратилась, отдышавшись, достал из недр своих одежд фотоаппарат и знаками попросил сфотографировать, приняв гордую позу «покорителя». Я его дважды заснял, хотел сделать третий снимок, с новой точки, но он уже бессильно опустился на камни.

Вид с вершины изумительный. На небе ни облачка, Кавказ как на ладони! На юго-западе полоса, напоминающая расплавленное серебро,— это Черное море. Еще дальше угадываются силуэты снежных гор — берега Турции.

Пытаюсь расшевелить лорда и показать ему панораму, но безрезультатно: он настолько обессилел, что ему не до зрелищ — горная болезнь цепко держит в своих руках! Надо скорее спускаться, иначе у Гамильтона совсем не хватит сил. С большим трудом поднимаю его. От слабости он пошатывается, но я упорно тащу его по плато к ледяному карнизу, с ужасом думая о предстоящем крутом спуске.

Подойдя к карнизу, связываемся. Показываю знаками, чтобы он спускался первым, а я буду его страховать. От слабости у него дрожат ноги. Я вынужден забивать в лед крючья и страховать через них. Другой способ страховки в данной обстановке непригоден. После четырех сорокаметровых спусков англичанин от потери высоты несколько пришел в себя и мы могли двигаться одновременно без крючьевой страховки.

Вскоре достигли нашей палатки на седловине. Я с облегчением вздохнул — самое опасное позади. Наскоро натаяв снега и свернув «лагерь», продолжали спуск. После нескольких глотков воды с кисленьким экстрактом лорд почувствовал себя еще лучше и шел уже относительно бодро. Тошнота прекратилась, только иногда его пошатывало, наверное, от напряжения, испытываемого организмом. Пройдя треть пути от седловины, остановились, пораженные изумительно красивой картиной.

При красноватом свете заходящего солнца лед под нами блестел и имел розоватый оттенок. Далеко внизу виднелись тоже розоватые скалы обоих приютов, игрушечные домики на них, и маленькие фигурки зимовщиков, очевидно, наблюдавших за нашим спуском.

Мы долго смотрим на эту прекрасную картину, и только скрывшееся за горами солнце напомнило, что задерживаться больше нельзя.

На «Приют девяти» пришли уже в сумерках. Наконец-то полностью утолили жажду, мучившую нас целый день! Друзья поздравили с успешным восхождением. Англичанин от перенесенного им напряжения как-то сразу «обмяк» и, тяжело дыша, повалился на кровать. Мы разули его и, оттерев слегка подмороженные ноги, обули в валенки. Он уже не говорил, что это «варварская обувь»! К утру ступни распухли и в валенках он спускался до самого «Интуриста», где с очевидным сожалением с ними расстался.

Утром следующего дня, покинув гостеприимную зимовку и поблагодарив ее хозяев, уходили вниз. Миновав «Кругозор», к вечеру добрались до Тегенекли.

Нас встретила семья Вавиловых. Женя беспокоился о моем «дебюте» на зимнем Эльбрусе и успокоился, узнав, что я справился с этим нелегким делом. Гамильтон остался очень доволен встречей, оказанной ему зимовщиками, и самим восхождением. Он пытался отблагодарить нас «фунтами стерлингов», но мы их, разумеется, не взяли, чему тот необычайно удивился.

Переночевав в Терсколе у Павла, на следующий день вместе с участниками зимней альпиниады РККА, которой руководил Виталий Абалаков, первый в стране заслуженный мастер альпинизма, отправился домой.

Я шел на лыжах, а военные альпинисты пешком, уже на первом километре я ушел далеко вперед, оставив позади себя участников альпиниады, вязнувших в глубоком снегу. В середине дня я уже дошел до зимовки, а мои спутники только выходят из леса на поляну Азау. Стемнело, а они только на полпути. Тогда я и Андрей берем по факелу и при их свете спускаемся к поднимающимся. Нас встречают аплодисментами — они наблюдали наш стремительный спуск. Берем у них два наиболее тяжелых рюкзака и уносим на «Кругозор», затем снова возвращаемся, и снова берем груз у наиболее уставших...

Только поздно вечером, уставшие, но довольные альпинисты добрались до «Кругозора». Ужинать почти никто не стал. Вскоре все погрузились в глубокий сон.

В ознаменование годовщины Красной Армии 23 февраля 33 участника альпиниады — военные спортсмены совершили восхождение на восточную вершину Эльбруса.

Альпинисты достигли вершины в сумерках. Спуск начали уже в темноте. На скалах «Приюта девяти» Корзун, Гусак и Горбачев разожгли большой костер для ориентира, а сами с фонарями быстро пошли навстречу спускающимся.

Темнота разъединила горовосходителей, и они спускались на свет костра разрозненно. Попытки Абалакова собрать их воедино и спускаться группой не увенчались успехом. Когда глубокой ночью спуск закончился, выяснилось, что одного из участников — слушателя медицинской академии Агафонова нет среди спустившихся. Начались поиски. Остаток ночи и последующие дни они продолжались. Применили авиацию, были привлечены крупные силы нальчикских и балкарских альпинистов, но обнаружить пропавшего так и не удалось. Поиски прекратили только на седьмой день, ввиду начавшейся непогоды. По предположению, Агафонов провалился в одну из многочисленных трещин юго-восточнее седловины.

Следующее восхождение на Эльбрус было совершено студентами Орджоникидзевского Северо-Кавказского пединститута под руководством А. Аракелян с проводниками—балкарцами Омаром Хаджиевым и Наны Джаппуевым.

Буквально через несколько дней на «Кругозоре» появились студенты Орджоникидзевского института цветных металлов, возглавляемые Алексеем Золотаревым (пятнадцать из них в моем сопровождении взошли на восточную вершину). Среди них были две девушки — Ира Ковалева и Аня Крылова, которые после возвращения в Орджоникидзе, организовав полностью женскую группу, в последних числах апреля совершили восхождение на ту же вершину. Женщины-альпинистки отказались от нашей помощи, и поднимались самостоятельно.

Таким образом, 1935 год по праву считается началом зимних восхождений на вершины Эльбруса, на которых за зиму побывало сто два альпиниста...

В конце мая на «Кругозор» уже было можно подниматься по летней тропинке, освободившейся от снега, и причудливо петлявшей между еще не растаявшими снежными островками. На полянах, вокруг наших домов, появилась масса первых горных цветов — крокусов. Их было так много, что поляны казались розовыми. Вскоре пошла в рост нежно-зеленая травка, зима кончилась.

Пришло время готовиться к летнему туристскому сезону. Зимовочную комнату «демонтировали», расставили в помещениях топчаны, разложив на них несколько подкопченные матрацы, вытащили наружу плиту.

Вскоре на «Кругозор» из Тегенекли пришли первые в 1935 году «летние» туристы...

На родине "пятитысячников"

Кавказ — страна высоких гор, вечных снегов и сочных альпийских лугов, страна ледников, бурных горных рек и цветущих долин, красивейших лесов и мрачных безлесных ущелий. Богатая растительность внизу и полное отсутствие какой-либо зелени в горах выше снеговой линии.

На Кавказе имеется много горных хребтов. Наибольшей популярностью из них пользуется Главный Кавказский хребет, особенно его наиболее приподнятая центральная часть. Горы разнообразны по высоте, форме, строению и сложности подъема на их вершины. Есть много вершин разной трудности, от простых, покрытых лесами, на которых пасется скот, до сложных вершин, покрытых вечными снегами, подниматься на которые могут лишь люди, обладающие специальной альпинистской подготовкой, да и то после многодневных тренировок на скалах с преодолением снежных и ледовых участков.

Горные перевалы также разнообразны. Простые и легкие, поросшие травой, иногда имеют хорошие тропы, а иногда и колесные дороги. Но есть и трудные вечно-снежные перевалы, прохождение которых связано с преодолением труднопроходимых снежных и скальных участков.

Над многочисленными горными цепями возвышается двуглавый снежный красавец Эльбрус, являющийся высшей точкой всего Кавказа.

Почти вся центральная часть Большого Кавказа находится на территории Кабардино-Балкарии. С давних времен ее центр город Нальчик является кавказской «столицей» альпинизма. Ежегодно сюда съезжаются спортсмены со всех концов страны для восхождений на вершины Главного Кавказского хребта и его отрогов, и, конечно, на Эльбрус. Совершается ряд ближних экскурсий в достопримечательные места города, его окрестности. Он же служит исходным пунктом для дальних туристских путешествий на Голубые озера, Чегемские водопады, в Приэльбрусье, Безенги, курорты Кавказских Минеральных Вод.

Красиво Черскское (Балкарское) ущелье, у въезда в которое находится турбаза и одно из Голубых озер. Этот район настолько популярен, что там создали базу отдыха, которую посещают не только впервые приехавшие в Нальчик туристы, но и жители города.

Из верховьев Черекского ущелья перевалом Штулу можно пройти в Цейский район Центрального Кавказа и город Орджоникидзе, столицу Северо-Осетинской АССР, снежными перевалами Гезевцек (3435 м) и Шаривцек (3407 м) — в долины рек Риони или Цхенисцхали Грузинской ССР. Преодолев их, попадешь в Кутаиси и дальше на Черноморское побережье. Хотя перевалы вечноснежные, их прохождение особых трудностей не представляет. В летнее время они иногда проходимы и для вьючных животных.

Через Гезе-Вцек проходит всесоюзный туристский маршрут, выводящий к Черному морю.

Нальчик связан автодорогой с Хуламо-Безенгийским ущельем, живописным в нижней части и весьма суровым в верховьях. По его дну течет река Черек-Безенгийский, истоком которой является самый длинный на Кавказе девятнадцатикилометровый ледник, спадающий с вершин знаменитой Безенгийской стены.

В верховьях ущелья находится известная советским и зарубежным альпинистам поляна Миссес-кош (Караул-кош). С этой красивой зеленой лужайки, находящейся невдалеке от Главного хребта, совершаются сложнейшие восхождения мирового класса на вершины Безенгийской группы: Шхара (5201 м), Джанги-тау (5051 м). Пик Шота Руставели (4960 м), Дых-тау (5204 м). Пик Пушкина (5100 м), Коштан-тау (5144 м), Мижирги (5021 м) и ряд других (Высота вершин Центрального Кавказа приводится по книге П. С. Рототаева «Краткий словарь горных названий Кабардино-Балкарии». Нальчик, 1969).

В этом высокогорном районе, известном альпинистам как «президиум» Центрального Кавказа, находятся все «пятитысячники» (вершины высотой более 5000 метров), кроме Эльбруса и Казбека.

В конце пятидесятых годов Кабардино-Балкарское ТЭУ на развилке ущелий Безенги и Мижирги построило небольшой спортивный лагерь «Безенги», который с годами расширился, благоустроился и в настоящее время стал альпинистским центром района.

Не обошли своим вниманием этот уголок и туристы — любители высокогорья. Для них там построен приют «Безенги».

Идя перевалами Верхний или Нижний Цаннер (3950 и 3920 м), можно выйти в Сванетию. Они сложны, доступны лишь хорошо подготовленным альпинистским группам, для вьючных животных непроходимы. Перевалы пользуются известностью, так как путь к ним из Кабардино-Балкарии пролегает по Безенгийскому леднику, недалеко от вершин одноименной стены, а спуск в Сванетию по одиннадцатикилометровому леднику Цаннер (самому длинному в Сванетии). Хорошая тропа, начинающаяся невдалеке от «языка» (нижняя оконечность) ледника, приводит в сванское селение Жабеш, в двух-трех часах ходьбы от Местии. Из Местии живописным Ингурским ущельем, минуя Ингури ГЭС, можно доехать автобусом до города Зугдиди, находящегося невдалеке от Сухуми.

Из Нальчика легко добраться до Чегемского ущелья, одного из живописнейших на Северном Кавказе. В средней части его, в теснине Суаузу, находятся знаменитые Чегемские водопады.

За балкарским селением Булунгу Чегемское ущелье разветвляется — на западе небольшое, но очень интересное ущелье Башиль, в средней части которого находится одноименная турбаза, а на юге — Гара-ауз-су. Там расположилась туристская база «Чегем». Через нее проходит всесоюзный туристский маршрут к морю через Твиберский перевал (3580 м) (Всесоюзные туристские маршруты, ведущие к Черному морю через перевалы Твибер, Бечо и Донгуз-орун, временно закрыты, в связи со строительством Ингурской ГЭС). Он сравнительно несложен и выводит в селение Жабеш. В малоснежное лето проходим для вьючных животных.

В Баксанское ущелье автотрасса также идет из Нальчика. В начале ущелья находится один из первенцев энергетики Кабардино-Балкарии — Баксангэс, снабжающий энергией всю равнинную часть республики, группу курортов Кавказских Минеральных Вод, промышленные предприятия и горнорудный комбинат в городе Тырныаузе, строителей и эксплуатационников спортивного центра в Приэльбрусье.

За Тырныаузом горы становятся выше. У селения Верхний Баксан на север отходит тропа, ведущая к бесснежному перевалу Кыртык-ауш и в Кисловодск. В противоположном направлении путь в ущелье Адыр-су. В нем, среди островков соснового леса, действуют учебные альпинистские лагеря — «Уллу-тау» и «Джайлык». Недалеко от них высится горный массив вершин Уллу-тау-чана (4207 м).

Если продолжать путь к верховьям Баксана, то из поселка Эльбрус можно выйти по тропе в красивое Ирикское ущелье с ледником, спускающимся с восточной вершины Эльбруса.

Дальше Баксанское ущелье все более сужается. Начинают попадаться сосны. И вскоре прекрасный лес стоит по обе стороны дороги. Здесь к Главному хребту отходит ущелье Адыл-су, в самом начале которого находится учебный альпинистский лагерь «Адыл-су».

Вначале оно идет в южном направлении, но вскоре резко поворачивает на восток, где в него впадает Шхельдинское, сравнительно короткое ущелье, с одноименным горным потоком. У места впадения реки Шхельда в Адыл-су находится учебно-альпинистский лагерь «Шхельда», а недалеко, среди соснового и березового леса, стоят домики альпинистского лагеря Украины — «Эльбрус». Несколькими километрами выше на лесном террасо-образном склоне расположен альпинистский лагерь «Джан-туган», принадлежащий Московскому высшему техническому училищу имени Баумана (МВТУ).

Лагерь «Джан-туган» располагает прекрасным учебным местом, настоящей «скальной» лабораторией. По соседству с ним, на другой стороне реки, находится ледник Кашкаташ. На базе лагеря почти три десятилетия проводилась подготовка инструкторских кадров. Среди наших ветеранов альпинизма немало товарищей, закончивших здесь школу инструкторов и получивших «путевку в жизнь». Именно здесь ковались кадры альпинистов, будущих победителей труднейших вершин Кавказа, Памира, Тянь-Шаня и Алтая, среди которых немало спортсменов международного класса.

В районе расположения альплагерей высятся вершины Главного хребта: Джан-туган (3991 м), Гадыл (4120 м), Башкара (4241 м), Уллу-Кара (4320 м), Пик Вольной Испании (4200 м), Бжедух (4271 м). Пик Кавказ (4037 м), Шхельды-тау (4320 м), находящаяся в южном отроге двурогая Ушба (4696—4710 м).

Из ущелий Адыл-су и Шхельдинского в Сванетию ведут сложные и трудные перевалы: Джантуганский, Кашкаташ, Ушбинский, Чалаатский, Шхельдинский, Аксу и другие. Все эти перевалы второй и третьей категории, и их преодоление без знания альпинистской техники невозможно.

Недалеко от лагеря «Адыл-су» в Баксанском ущелье на лесной поляне находится трехэтажное здание турбазы «Эльбрус» (до войны здесь была гостиница «Интурист»), а рядом раскинулся большой палаточный городок. Впервые в 1963 году турбаза действовала зимой, обслуживая массовый поток горнолыжников, которые занимались тренировками как вблизи, так и на склонах горы Чегет, где были пущены подвесная канатно-кресельная дорога и трелевочный подъемник. У турбазы «Эльбрус» раскинулись домики юношеской турбазы Кабардино-Балкарии «Юсенги».

В трех километрах от турбазы на юг отходит ущелье Юсенги, замыкаемое Главным хребтом. В этом ущелье находится снежный перевал Бечо (3375 м), ведущий в Сванетию. Прохождение его особых трудностей не представляет. На леднике Юсенги, питающем одноименный поток, находится крутой ледяной взлет, известный под названием «куриная грудка». Это наиболее трудное место. Через перевал Бечо проходит всесоюзный туристский маршрут, начинающийся в Нальчике и заканчивающийся на Черноморском побережье в Новом Афоне.

Перевал Бечо пользуется большой популярностью среди туристов как один из наиболее коротких путей на побережье и как маршрут, проходящий по живописным местам Сванетии. Поднявшись на него из Кабардино- Балкарии, выходят на тропу, ведущую к турбазе «Шихра», в нескольких километрах от которой находятся сванские селения Мозери и Бечо.

Около впадения ущелья Юсенги в Баксанское, в густом сосновом лесу, расположен старейший в Советском Союзе учебный альпинистский лагерь «Баксан». Его основание относится к заре советского альпинизма, к 1931 году (основателем его был ЦК профсоюза кино- и фотоработников СССР). В первые годы своего существования он носил название «Рот-Фронт», в дальнейшем оно неоднократно менялось. Непосредственным организатором его и начальником долгие годы был Борис Федосеевич Кудинов, работавший впоследствии в центральном туристском аппарате в Москве. В настоящее время Б. Ф. Кудинов — персональный пенсионер союзного значения.

В километре от лагеря раскинулся небольшой балкарский поселок «Байдаевка» (довоенное название было — Койсюрульген), а еще через километр, на противоположном берегу Баксана, находятся крупнейшие в Кабардино-Балкарии нарзанные источники, не уступающие по лечебным свойствам знаменитым Кавминводским. Дебит их настолько велик, что еще в 1936 году началось строительство ванного здания, лечебных и вспомогательных корпусов. К тому же времени относится сооружение небольшого розливо-укупорочного завода. Нарзан типа «Адыл-су» быстро получил широкую известность. К сожалению, война помешала завершению строительства.

В настоящее время источниками пользуется местное население, альплагеря, туристские базы, приезжающие на выходные дни в Приэльбрусье горняки Тырныауза, экскурсанты из Нальчика и многих городов Северного Кавказа.

Недалеко от «Нарзана» возвышается высотный первенец Приэльбрусья — пятиэтажная гостиница-турбаза «Иткол», а рядом сооружен высокогорный каток. По соседству раскинулись постройки юношеской турбазы Украины «Юность», граничащей с базой Эльбрусской экспедиции Академии наук Украинской ССР.

Несколько выше иткольской гостиницы, на юг ответвляется небольшое ущелье — Донгуз-орун, заканчивающееся Главным Кавказским хребтом со снежным перевалом Донгуз-орун. Путь к нему (его высота равна 3203 м) проходит невдалеке от грозных стен массивов Донгуз-оруна (4468 м) и Накра-тау (4277 м). Перевал пользуется большой популярностью среди туристов, как наиболее легкий из всех ведущих в Сванетию.

Через него проходит всесоюзный маршрут к Черному морю в Сухуми. Тропа за перевалом ведет в ущелье Накры, в котором расположено одноименное сванское селение, связанное автомобильной дорогой с Дизи, находящимся в Ингурском ущелье между Местией и Хаиши.

У входа в Донгуз-орунское ущелье находятся гостиница-турбаза «Чегет» и подвесные канатные дороги кресельного типа, общей протяженностью свыше четырех километров. Эти дороги пользуются громадной популярностью среди туристов, горнолыжников и экскурсантов.

Вблизи, в поселке Терскол, расположены база Высокогорного геофизического института АН СССР, находящегося в Нальчике, турбаза МО СССР «Терскол», высокогорная база спортобщества «Динамо». До недавнего перехода в здание гостиницы-турбазы «Чегет» здесь располагался и Эльбрусский совет по туризму и экскурсиям.

На север от поселка отходит шестикилометровое Тер-скольское ущелье, оканчивающееся одноименным ледником, сползающим со склонов Эльбруса. Автотрасса, идущая по Баксанскому ущелью, заканчивается в трех километрах от Терскола на поляне Азау.

На юго-западе видны хаотические нагромождения обломков скал и старая боковая морена. Здесь в далекой древности проходило русло наиболее мощного эльбрусского ледника Большой Азау, «язык» которого в настоящее время находится намного выше поляны и с нее не виден.

С поляны открывается прекрасный вид на невысокие горы, окаймляющие цирк снежного бассейна Азау, с вершиной Азау-баши (3687 м) во главе. Отсюда начинается «классический», наиболее простой и легкий путь на вершины Эльбруса, а также маршруты через снежные, доступные лишь для человека перевалы: Чипер-азау (3268 м) с выходом в Сванетию, Хасанкой-сюрульген (3450 м) и Хотю-тау (3546 м), ведущие в верховья реки Кубани, затем в Учкулан, Карачаевск, курорты и турбазы района Теберды и Домбайской поляны.

В наши дни на поляне Азау возведена пятиэтажная гостиница-турбаза «Азау», здания Эльбрусской гляциологической экспедиции Московского государственного университета имени Ломоносова, нижняя станция «Большой эльбрусской канатки».

В направлении «Старого Кругозора» высоко вверху видны две ажурные мачты-опоры. Они установлены на крутых склонах и поддерживают стальной канат-трос, но которому бегут ввысь вагончики с туристами.

Все это за сравнительно короткий срок возвели строители Приэльбрусья. В настоящее время они с успехом трудятся намного выше «Кругозора», где среди вечных снегов завершаются отделочные работы на второй очереди канатной дороги — станции «Мир».

Во время пути по Баксанскому ущелью трижды можно видеть Эльбрус. Первый раз — при выезде из теснины ущелья несколько ниже селения Былым, второй, когда проезжаешь поселок Эльбрус, и третий — от начала Терскольской поляны. Но он виден лишь частично.

Эльбрус открывается во всей своей красе, если подняться по канатно-кресельным дорогам на верхние станции или на альпийские луга склонов Чегета. Оттуда вид на него грандиозен и прекрасен. Его вершины, находящиеся в противоположном отроге, видны от подножия до высшей точки.

Нет на Кавказе другого панорамного пункта, с которого двуглавый снежный великан Кавказа — Эльбрус был бы величавее!

Эльбрус

Эльбрус! Это одна из красивейших вершин мира. Находится он на территории Кабардино-Балкарии. По его северо-западным склонам проходит граница Карачаево-Черкесской автономной области и Ставропольского края. Эльбрус расположен почти в центре Главного Кавказского хребта, более чем на тысячу километров протянувшегося между Черным и Каспийским морями.

В ясную солнечную погоду цепи снежных гор хорошо видны за 200-300 километров. Обе вершины Эльбруса ясно вырисовываются, если смотришь с юга или севера. При наблюдении с востока или запада Эльбрус проектируется в виде снежного конуса, так как одна вершина загораживает другую.

Многим посчастливилось побывать на вершинах седого великана. С них раскрывается изумительная панорама многочисленных горных цепей, долин и ущелий. Эльбрус легко доступен в хорошие, солнечные дни, но строг и суров в непогоду. На всю жизнь останется в памяти картина восхода солнца, наблюдаемая с его вершин.

...Предрассветная тьма. Но вот на востоке светлеет, разгорается заря. На фоне полутемного неба вырисовываются контуры далеких гор. Вот они порозовели, светлеют с каждой минутой. Если на мгновение вы оторвете взор от этого зрелища и посмотрите вниз, в ущелье, то ничего не увидите: рассвет там еще не наступил.

Солнца пока не видно, но зарево от него уже осветило половину неба. Вдруг из-за гор брызнули первые лучи дневного светила. А на западе, на фоне полутемного неба, вырастает громадная тень от Эльбруса. Величественное, незабываемое зрелище!

Постепенно тень на небе бледнеет и вскоре совсем исчезает. Здесь, почти на шестикилометровой высоте, уже ярко светит солнце, а внизу, в ущельях только рассветает. Восход окончился, но еще долгое время невозможно оторвать взор от озаренных нежным розоватым светом горных цепей, прекрасно видимых в прозрачном утреннем воздухе.

Но Эльбрус не всегда был таким, каким мы видим его в настоящее время. Он рождался сотни тысяч лет назад в грохоте вулканических извержений. Его образование принято относить к третичному периоду кайнозойской эры, то есть к тому времени, когда Кавказские горы уже существовали. В результате происшедших в то время тектонических нарушений в толще земной коры, состоящей из твердых кристаллических пород, на месте будущего образования Эльбруса из недр земли изверглось громадное количество расплавленной магмы. Извержения следовали одно за другим и достигали колоссальной силы. Наконец вулкан, притаившись, затих...

Много позднее, когда поверхность изверженных масс остыла и даже стала подвергаться частичному разрушению, проснувшийся вулкан выбросил из своих недр новые массы огнедышащей лавы. Так продолжалось тысячи лет: вулкан то затихал, то возобновлял свою деятельность. Так постепенно рождался основной конус горы.

В более поздние времена стало действовать два самостоятельных кратера, в результате извержения которых и сложились две самостоятельные вершины, отделенные друг от друга глубокой седловиной. Вулканическая даятелыюсть прекратилась сначала на восточной вершине, а затем на западной.

Шли тысячелетия. В четвертичном периоде, после полного прекращения вулканической деятельности, склоны гигантской коры покрылись километровой толщей льда и снега.

В настоящее время Эльбрус представляет собой двуглавую вершину, покрытую вечным снегом, и только многочисленные минеральные источники, зачастую горячие, расположенные вокруг массива у его подножия, да фумарольные выходы сернистых газов на склонах восточной вершины напоминают о том, что в далекой древности он был действующим вулканом.

Западная вершина имеет высоту 5642 метра, восточная — 5621 метр. Они разделены глубокой седловиной, максимальная высота которой достигает 5350 метров. Эльбрус находится не на Главном Кавказском хребте, а в нескольких километрах севернее и соединяется с ним хребтом-перемычкой Хотю-тау,

Каждого, впервые попавшего на склоны Эльбруса, поражают колоссальные размеры его ледовых и фирновых полей (разновидность снега в высокогорье), которые занимают громадную площадь в 144 квадратных километра.

Толщина ледяного покрова на склонах горы достигает многих сотен метров, наиболее мощный узел оледенения находится южнее седловины.

Из эльбрусских ледников берут начало многие горные реки. Наиболее крупные из них — Кубань, Малка и Баксан, которые играют крупную роль в гидроэнергетике не только Северного Кавказа, но и всего Юга России.

Еще в глубокой древности было известно о существовании Эльбруса, находящегося вблизи старинного пути между Европой и Азией. Многие народы издавна связывали с этой горой различные легенды и суеверия.

Вершины Эльбруса считались священными, резиденцией таинственных духов. Так, например, черкесы, давшие ему название Ашгамахо (Священная высота), верили, что «только от одного взгляда на Ашгамахо ты получишь исцеление».

«Пойди к вершине Куска-мафь (Гора, приносящая счастье), с верой и мольбой устреми свой взор ввысь, и ты станешь счастливым, все твои желания будут/исполняться» (из черкесской легенды).

Балкарцы и карачаевцы называли Эльбрус Минги-тау (Тысяча гор или Гора из тысячи гор), турки называли его Джин-падишах (Властелин горных духов), персы—Эльброс (Высокая гора), кабардинцы Ошхамахо и Аш-гамахо (Гора счастья, другое толкование— Гора дня), абхазцы дали массиву Эльбруса название Орфи-туб (Место пребывания блаженных). Народам Грузии он был известен под названием — Ял-буз (Грива снега).

У Казбека с Шат-горою
Был великий спор...

Из этих лермонтовских строк можно сделать вывод, что старинное русское название Эльбруса было Шат-гора.

В наши дни ученые Кабардино-Балкарии пришли к выводу, что название «Эльбрус» может быть местного происхождения — от тюркского «эл» или «джэл» — ветер, «брус» или «бруш» — крутить или управлять. Расшифровывают его так: «Гора, вокруг которой крутится ветер», или «Управляющий ветрами». Возможно это так и есть — ведь на Эльбрусе почти всегда дует ветер, и он оказывает большое влияние на его силу и направление.

Шли века. Двуглавый снежный великан по-прежнему гордо возвышался над Кавказскими горами. Желтоклювые альпийские галки парили над его склонами и лишь иногда залетали на овеянные таинственными легендами белоснежные вершины...

В XVIII столетии в Западной Европе родился новый вид спорта — альпинизм. Горные цепи Альп с их высшей точкой горой Монблан (4810 м) стали ареной первых восхождений. В августе 1786 года швейцарский доктор Фридрих Паккарн и горец Пьер Бальма впервые в мире покорили снежный Монблан. Эту дату и стали считать началом альпинизма.

В России альпинизм как спорт возник значительно позднее, чем в Альпах,— в начале девятнадцатого века.

Первое восхождение на Эльбрус было совершено 22 июля 1829 года кабардинцем Киларом Хашировым, одним из двух проводников, сопровождавших русскую военную экспедицию, возглавляемую командующим центром Кавказской укрепленной линии — генералом-от-кавалерии Г. А. Эмануелем.

В ней принимали участие академики Российской Академии наук — А. Я. Купфер, физик Э. X. Ленц, ботаник Мейер, зоолог Менетрие, а также чиновник горного корпуса Вансович, архитектор Кавказских Минеральных Вод Иосиф Бернардацци, венгерский путешественник и ученый Бессе.

Основная подготовка и снаряжение экспедиции проводились в «Горячих Водах» — так назывался до 1830 года Пятигорск. В конце июня она вышла в Каменномостскую крепость и после усиления ее казаками направилась через верховья Малки к северному подножию Эльбруса. На высоте около трех тысяч метров, в урочище Джилы-су, недалеко от снеговой линии и минеральных источников, был установлен и оборудован лагерь экспедиции.

Отсюда, в прекрасную погоду, в ночь на 22 июля и было начато восхождение. Купфер, Менетрие, Мейер и Бернардацци с группой казаков, смогли подняться только до высоты 4270, откуда и повернули назад — сказалась высота и отсутствие акклиматизации. Восхождение продолжали Ленц, казак из станицы Горячеводской П. Лысенков и два проводника — кабардинец Килар Хаширов и балкарец Ахия Соттаев. Дойдя до седловины (5300 метров), Ленц, Лысенков и Соттаев повернули назад и начали спускаться в лагерь. Килар Хаширов продолжал восхождение один. Преодолев крутой снежный склон, он вышел на относительно простой скальный гребень и, идя по нему, достиг восточной вершины Эльбруса. Итак, Эльбрус побежден! И победителем были не зарубежные альпинисты с мировым именем, а простой, неизвестный доселе житель гор — кабардинец Килар Хаширов.

Генерал Эмануель, наблюдавший за восхождением из лагеря в подзорную трубу, увидев на вершине появившегося человека, приказал бить в барабаны и дать многократный ружейный салют в честь победителя.

Так был впервые покорен Эльбрус. Когда Хаширов спустился в лагерь, его поздравил с победой Эмануель, он одарил его ста рублями и дорогим отрезом на черкеску. Впоследствии в Пятигорском парке «Цветник» в честь первого восхождения на Эльбрус были установлены две памятные чугунные плиты с надписями на русском и арабском языках, увековечившие это знаменательное событие (В середине пятидесятых годов группой К. Толстова, поднимавшейся на Эльбрус по пути первовосходителей, недалеко от снеговой линии была обнаружена стоянка основного лагеря экспедиции Эмануеля с высеченной на скале надписью: «1829», а выше, по пути к вершине, найдена большая трезубая вилка. Предполагали, что вилкой пользовались как ледорубом, но впоследствии выяснилось, что она являлась примитивным геодезическим инструментом тех времен).

К 1857 году относится основание в Лондоне английского альпинистского клуба, а в 1868 году его президент Дуглас Фрешфильд повторил восхождение на восточную вершину Эльбруса (его путь шел с юга через Баксанское ущелье). Его сопровождали известные альпийские проводники А. Мур и К. Теккер, а всю группу иностранцев вели местные проводники Даши Датосов и Ахия Соттаев. Несмотря на то, что Фрешфильду было известно о совершенном 39 лет назад первовосхождении, он преспокойно положил бутылку со своей запиской в груду камней, сложенных рукой Хаширова, и по возвращении в Англию объявил себя «первовосходителем на Эльбрус».

В июле 1874 года было совершено первое восхождение на западную вершину английскими альпинистами Гардинером, Грове, Уоккером и швейцарцем Кнубелем. Их проводником был Ахия Соттаев, сопровождавший их соотечественника — Фрешфильда на восточную вершину шесть лет назад.

В последующие 1875—1899 годы на обе вершины Эльбруса совершили повторные восхождения еще четыре группы иностранцев, сопровождаемые местными проводниками-балкарцами.

Первое русское восхождение на западную вершину совершено в 1890 году пионером русского альпинизма Андреем Васильевичем Пастуховым. Его именем названа группа скал на высоте 4800 метров, где он со своими спутниками-казаками дважды ночевал. В 1896 году им же совершено восхождение на восточную вершину. Пастухов был первым человеком, поднявшимся на Эльбрус с целью его изучения. Он сделал измерения температуры на вершинах, провел их топографические съемки, а также съемки седловины и окружающих гор, взял пробы разреженного высокогорного воздуха.

Недолго прожил А. В. Пастухов. Он скончался в самом расцвете сил — 39 лет от роду. Выполняя волю покойного, друзья похоронили его в Пятигорске на склоне горы Машук. От скромного памятника русскому альпинисту-исследователю открывается прекрасный вид на Эльбрус, которому Пастухов пожертвовал лучшие годы своей короткой жизни.

С 1890 года на Кавказе начали появляться русские альпинисты — Г. М. Кавтарадзе, Н. В. Поггенполь, Я. И. Фролов, Б. Орловский, И. Г. Лысенко, В. В. Дубянский, М. П. Преображенская, Д. Щербаков, А. Б. Раковский и другие. Они совершили в дореволюционное время ряд основных и повторных восхождений на многие вершины Кавказа, в том числе и на Эльбрус. К Сожалению, эти горовосхождения пресса того времени отмечала только короткими хроникальными информациями. Зато «Ежегодники» Русского и Кавказского горных обществ в те годы усиленно рекламировали восхождения иностранных альпинистов, подробно описывая их и смакуя всяческие подробности.

В 1911 году в восхождении на Эльбрус участвовал Сергей Миронович Киров. Из двух групп восточной вершины достигли только Киров, известный тогда под псевдонимом С. М. Миронов, и его товарищ П. Г. Лучков. В отчете об этом восхождении, опубликованном Владикавказской газетой «Терек» 9 августа 1911 года, читаем: «Задолго до рассвета, в 3 часа 30 минут утра 31 июля, альпинисты вышли к вершине. Погода благоприятствует восхождению, безоблачное небо усеяно мириадами звезд, ветер утих. После шестичасового подъема С. М. Миронов со своим товарищем П. Г. Лучковым уходят вперед и к двум часам дня достигают восточной вершины Эльбруса...

Только 19 минут смогли они пробыть на вершине, так как усилившийся ветер угрожал переменой погоды в худшую сторону. Около трех часов дня на спуске С. М. Миронов и его спутник встречают у начала западного склона восточной вершины остальных участников, те решают не подниматься выше, а присоединиться к спускающимся восходителям».

Всего с 1829 по 1917 годы на вершинах Эльбруса побывало 174 русских и иностранных альпинистов.

Началом советского альпинизма считается восхождение на Казбек, совершенное грузинскими альпинистами под руководством профессора Тбилисского государственного университета Георгия Николаевича Николадзе 28 августа 1923 года. В этот знаменательный день на вершину Казбека взошло 18 человек.

В 1925 году, после тщательной подготовки, грузинские альпинисты, возглавляемые тем же Николадзе, совершают восхождение на восточную вершину Эльбруса. На нее поднимается 19 человек, в том числе пять женщин.

Начиная с 1925 года количество групповых восхождений на Эльбрус возрастает с каждым годом. Так, в 1927 году на восточную вершину поднимается группа известного горовосходителя Василия Логиновича Семеновского, а через несколько дней это восхождение повторяют Генеральный прокурор СССР — руководитель ОПТЭ — Н. В. Крыленко, шестнадцатилетний Стах Ганецкий и сопровождавший их балкарский проводник Сеид Хаджиев.

В том же году группой московских альпинистов совершается первое советское восхождение на западную вершину, а через несколько дней оно повторяется спортсменами Грузии под руководством известного впоследствии горовосходителя Симона Джапаридзе.

В 1928 году под руководством начальника военно-пехотной школы комбрига В. Г. Клементьева на восточную вершину поднялось 17 курсантов. Восхождению предшествовал конный переход из Сванетии через перевал Донгуз-орун. В том же году четыре москвича, в сопровождении Сеида Хаджиева, посетили западную вершину.

В 1929 году с Эльбрусом познакомились 36 человек, в 1930—48, а в 1931 году — 87.

В 1932 году на восточной вершине побывало 32 спортсмена, в том же году альпинисты Н. Попов и Б. Рукавишников впервые взошли на западную вершину по новому пути — с запада, после ночевки под перевалом Хотю-тау, а альпинист-одиночка П. Настенко поднялся на Эльбрус с севера.

За лето 1933 года на Эльбрус поднялось 386 человек, в числе их участники первой альпиниады РККА, в рядах армейцев было 58 командиров — слушателей различных военных училищ. В том же году под руководством Виктора Корзуна на восточной вершине установлен триангуляционный пункт — первое геодезическое сооружение на Эльбрусе.

В 1934 году вершины Эльбруса посетило уже 418 человек. К этому году относится вторая альпиниада РККА. При ее проведении над Эльбрусом впервые применялась авиация. Над колоннами военных спортсменов летало звено самолетов У-2, управляемых слушателями Военно-воздушной академии им. Жуковского М. Липкиным, Ю. Знаменским, А. Кокориным и М. Мазуром.

Эта четверка «воздушных альпинистов» опрокинула категорические утверждения скептиков о невозможности полетов в районе Эльбруса из-за воздушных ям, нисходящих потоков, небольшого «потолка» маленьких У-2. Звено Липкина появлялось в воздухе не только над «Кругозором» и «Приютом одиннадцати», но неоднократно летало над вершинами Эльбруса на высоте более 6000 метров. Участникам альпиниады сбрасывались на парашютах овощи и фрукты. Ежедневно на «Кругозор» и «Приют одиннадцати» доставлялись самолетами свежие газеты и журналы, а также личная корреспонденция.

Тогда же армейцами была впервые установлена радиосвязь восточной вершины Эльбруса с Терсколом и другими станциями, обслуживающими альпиниаду. Следует подчеркнуть, что вес радиостанции 6-ПК с батареями для ее питания превышал 20 килограммов. Эту тяжелую для Эльбруса ношу попеременно несли на плечах военные радисты И. Батюк, М. Цысарь и Александр Федорович Балабанов — ныне мастер спорта и заслуженный тренер Советского Союза (Первая радиосвязь Баксанского ущелья с Нальчиком была установлена еще несколько лет назад в альплагере «Рот-Фронт» Борисом Кудиновым и Александром Ершовым).

После завершения альпиниады, в Терсколе состоялась торжественная встреча победителей Эльбруса, на которой присутствовали руководящие работники области.

От имени обкома ВКП(б) и трудящихся Кабардино-Балкарии военных альпинистов поздравлял заведующий отделом Михаил Иванович Звонцов, закончивший свое приветствие словами: «Товарищи командиры! Колхозники нашей области вызывают вас на соревнование — кто лучше проведет восхождение в 1935 году! 500 наших колхозников обязуются подняться на Эльбрус, и поведут их Бетал Калмыков и лучший проводник Сеид Хаджиев».

После митинга военные альпинисты выехали в Нальчик, где их торжественно встречали местные жители и гости, специально для этого приехавшие из многих районов области.

1935 год был рекордным по количеству восхождений па Эльбрус. Четвертая альпиниада РККА (третья зимняя была проведена еще в феврале) насчитывала 254 участника. Первая альпиниада ВЦСПС — 196. На вершины поднялись 638 участников Кабардино-Балкарской колхозной альпиниады во главе с первым секретарем обкома партии Беталом Эдыковичем Калмыковым. Следует отметить, что связисты Кабардино-Балкарии телефонизировали Эльбрус от подножия до восточной вершины, на леднике линия была подвешена на двухметровых столбиках, вбитых в лед. Впоследствии телефонный кабель был порван ветрами, но оставшиеся столбики еще долгие годы были хорошим ориентиром при подъемах на вершины. Научные работники комплексной экспедиции Академии наук СССР, спортсмена из альплагерей, самодеятельные группы — вот далеко не полный перечень альпинистов, совершивших восхождения. Всего за 1935 год их насчитывалось 2016 человек.

Турбаза и гостиница «Интурист» на «Старом Кругозоре» были переполнены. Население «города Кругозор» (шуточная надпись, сделанная из здании турбазы) резко возросло. Кроме палаточного лагеря, в котором жили и работали сотрудники Эльбрусской комплексной экспедиции АН СССР, на обеих полянах желающие подняться на вершины седого великана разбили палаточный городок. Администрация установила строгую очередность выхода на «Приют одиннадцати», который также был переполнен и не мог вместить всех альпинистов и туристов.

На «Приюте девяти» работали члены комплексной экспедиции. Хозяевам метеостанции пришлось потесниться и уступить им часть небольшого здания. Окружающие скалы представляли лабораторию, а вокруг здания, как грибы, росли палатки, в которых велась круглосуточная работа экспедиции, проводились различные эксперименты.

На эльбрусских просторах не хватало места! На крыше «Приюта одиннадцати», на ближних к нему скалах и прямо на снегу, всюду находились палатки, обитатели которых буквально рвались к вершинам. Летом 1935 года склоны кавказского гиганта напоминали муравейник, так много на них было альпинистов,—одни победителями спускались с вершин, другие дожидались своей «очереди» идти в заоблачные высоты.

В самый разгар альпинистского сезона, в ночь на 20 июля, природа преподнесла небывалый сюрприз.

...«Приют одиннадцати». Более двухсот будущих альпинистов из первой колонны Кабардино-Балкарской колхозной альпиниады подготовились к завтрашнему штурму Эльбруса. 20 часов. Все улеглись спать. Погода стояла прекрасная, ветра нет, наступила темнота, крупные яркие звезды буквально «висят» над приютом. Но вот картина меняется: с запада быстро надвигается гроза, там все чаще и чаще сверкает молния и ветер доносит громовые раскаты. К полуночи над Эльбрусом бушует снежная буря. Неожиданно меняется направление ветра и с юго-запада, из «гнилого угла», подул горячий ветер. Ситуация мгновенно изменяется, и на мирно отдыхающих колхозников обрушивается небывалой силы ливень с градом и ветром, продолжавшийся более часа. С вышележащих склонов помчались бурные ручьи, с шумом проносящиеся мимо «Приюта одиннадцати».

Конечно, все находившиеся в здании восходители моментально промокли — крыша протекала, как решето, но особенно досталось жителям палаток. К рассвету дождь прекратился и вновь засияло ласковое июльское солнце. Но о начале восхождения нечего было и думать — надо сушиться. И его пришлось отложить на сутки.

Следует подчеркнуть, что такое в районе «Приюта одиннадцати» наблюдалось впервые, обычно дожди идут только до четырехкилометровой высоты, а выше они переходят в снег. Очевидно, в ту ночь были какие-то особые метеорологические условия...

В том же году высокогорная экспедиция геофизиков Закавказского военного округа, возглавляемая В. Трофименко, установила на западной вершине Эльбруса высочайший на Кавказе триангуляционный пункт первого класса.

Основным ядром экспедиции были альпинисты Грузии—Алеша Джапаридзе, Сандро Гвалия, Давид Церетели. Больше месяца они провели в высокогорье и неоднократно, по два, три раза в день поднимались с седловины на вершину с двадцатипятикилограммовым грузом.

14 декабря 1934 года ВЦИК СССР учредил нагрудные значки «Альпинист СССР» первой и второй ступени. К началу альпинистского сезона 1935 года «первым» значком было награждено немногим более трехсот альпинистов, а к его концу количество «значкистов» превысило пять тысяч. За это время к бурно развивающемуся альпинизму, обретавшему все больше поклонников, приобщилось 4835 человек.

В последующие годы количество восхождений на Эльбрус несколько уменьшилось, но это объясняется не потерей им популярности, а возросшим спортивным мастерством нашей молодежи и стремлением альпинистов покорять более сложные вершины.

С 1936 по 1940 год Эльбрус посещали ежегодно полторы-две тысячи человек. Стали традиционными альпиниады РККА. Ее участники собирались в Терсколе, пройдя ряд «звездных» маршрутов через перевалы Бечо, Донгуз-орун, Хотю-тау, Цаннер, Кыртык-ауш. Следуя группами из Грузии и Кисловодска, Карачаево-Черкесии и Нальчика, спортсмены выходили на свой сборный пункт в Приэльбрусье.

Альпиниады проводились с обязательным применением авиации и радиосвязи. В 1941 году на склонах Эльбруса появилось полторы тысячи участников очередной альпиниады РККА, и когда 22 июня в 12 часов дня прозвучало правительственное радиосообщение, известившее о вероломном нападении фашистской Германии на нашу Родину, альпиниада была прервана, ее участники немедленно отправились на защиту Советского государства.

Представляют несомненный интерес итоги всех довоенных восхождений. За 88 дореволюционных лет на Эльбрус взошло всего 174 человека, а за 24 года Советской власти—более 13 тысяч альпинистов поднялись на вершины двуглавого Эльбруса.

Кавказское горное общество за четверть века своего существования сумело построить только одну хижину-землянку на скалах «Кругозора». Это сооружение, возведенное в 1909 году, громко именовалось «Высокогорным приютом», но по своим малым размерам оно могло удовлетворять лишь альпинистов-одиночек, в лучшем случае небольшую группу в три-пять человек.

После 1925 года, когда альпинизм стал бурно развиваться, этот приют уже не мог обеспечивать ночлегом всех нуждавшихся в нем. В 1929 году на первой поляне «Кругозора» на высоте 3200 метров было выстроено большое здание туристской базы, в котором могло свободно размещаться более сорока человек. В том же году на скалах «Приюта одиннадцати» на высоте 4200 метров среди вечных снегов была построена небольшая, обитая железом, деревянная будка-приют. Инициатором ее постройки был один из первых русских альпинистов А. В. Раковский. Будка просуществовала недолго, ее размеры не отвечали запросам быстро растущего альпинизма, и в 1932 году на ее месте было выстроено большое деревянное здание барачного типа, получившее название «Приют одиннадцати».

Оно вмещало также более сорока человек. Комфортабельностью не отличалось. Меблировки никакой не имелось. Здание в непогоду насквозь продувалось ветрами. Несмотря на все недостатки, восхождения облегчались, так как на эльбрусских склонах функционировало уже два промежуточных приюта, в которых можно отдохнуть, приготовить пищу и переночевать.

Тогда же Кабардино-Балкарское агентство «Интурист» приступило к сооружению высокогорного приюта на седловине. Здание вначале было сооружено на поляне Азау, затем разобрано на части, удобные для транспортировки на ослах, быках, лошадях. Для 1932 года были характерны неустойчивая погода и неудовлетворительное состояние склонов, но все-таки основные элементы будущего приюта удалось доставить на седловину.

В 1933 году на склонах Эльбруса началось невиданное по объему строительство. «Интурист» приступил к сооружению на второй поляне «Кругозора» (на 30 метров выше первой) небольшой комфортабельной гостиницы для иностранных туристов.

На склонах «Приюта девяти», на высоте 4250 метров, Кавказское бюро погоды строило деревянное здание высокогорной метеорологической станции. В отличие от существовавших в то время на Эльбрусе построек легкого летнего типа, оно создавалось более фундаментально, так как была запланирована круглогодичная работа станции, с постоянным нахождением на ней четырех метеоработников.

Около скал восточного ребра западной вершины на высоте 5350 метров производилась сборка высокогорного приюта «Седловина». Несмотря на его небольшие размеры, строители испытывали большие трудности при сборке. «Зазимовавший» груз (часть деталей дома была разбросана по пути от «Приюта Пастухова» до седловины из-за невозможности доставки его к месту строительства в 1932 году), наконец собрали и доставили к месту сборки. Из-за недостатка кислорода трудно было дышать, строители заболевали горной болезнью, и их приходилось спускать вниз для отдыха. Руководил работами по сборке приюта альпинист Вячеслав Никитин. Так в 1933 году, когда строительство приюта «Седловина» полностью завершилось, альпинисты получили еще один высокогорный приют, являющийся по расположению самой высокой постройкой мира.

Во всех строительных работах на Эльбрусе принимали участие местные жители — балкарцы. Без их помощи эти работы были бы просто невыполнимы. У них был и единственный надежный транспорт тех лет — ослы, лошади и быки, на которых в основном вьюками доставлялись к местам стройки детали домов и различное оборудование.

В те годы, в короткие летние месяцы, на снежных полях Эльбруса почти ежедневно можно было видеть большие вьючные караваны с разным грузом для высокогорных строек.

Метеорологическую станцию на «Приюте девяти» ввели в эксплуатацию глубокой осенью. Зданию придали обтекаемую форму, стены сделали тройные с шевелиновой прокладкой для лучшей изоляции. Снаружи его обили толем, который впоследствии был заменен железом. На станции имелись четыре комнаты-каюты, «кают-компания», два подсобно-складских помещения и входной тамбур. Высокогорная метеостанция, первыми зимовщиками которой были Виктор Корзун (начальник), Саша Гусев (наблюдатель) и Саша Горбачев (радист), непрерывно работала до середины 1942 года.

На высоте 4250 метров над уровнем моря, среди вечных снегов, где неделями свирепствуют бураны, температура падает до 50 градусов, а сила ветра достигает 60— 80 метров в секунду, впервые в истории Эльбруса жили и работали советские люди.

Каждое лето суровые эльбрусские склоны оживали, сюда приходили туристы и альпинисты. Кончался короткий сезон — Эльбрус пустел, и только на метеорологической станции, затерявшейся среди вечных снегов, продолжалась повседневная трудовая жизнь и научная работа.

По мере освоения Эльбруса альпинистами, им начали интересоваться ученые нашей страны, в первую очередь метеорологи.

Еще в 1898 году Русское географическое общество намеревалось открыть здесь первую в России высокогорную метеорологическую станцию. Однако инициатива не встретила поддержки со стороны царского правительства. В 1906 году Кавказское горное общество решило построить метеостанцию, но и это решение осталось на бумаге: не нашлось средств на ее сооружение.

Настоящее планомерное исследование Эльбруса началось только после Октябрьской революции. Так, в 1925—1927 годах группы Я. Фролова и В. Альтберга наблюдали за поведением ледников. В следующем году группа Вериго на восточной вершине занималась изучением космических лучей. В 1928—1929 годах на Эльбрусе работала экспедиция Географической обсерватории под руководством Н. Калитина и экспедиция Казанского университета, изучавшая горную болезнь и действие факторов высокогорья на нервную систему человека, которой руководил Н. Н. Сиротинин. А в 1932 году Кавказским бюро погоды была открыта на «Кругозоре» высокогорная метеорологическая станция.

Через два года приступила к планомерным исследованиям первая комплексная Эльбрусская экспедиция Академии наук СССР, созданная по инициативе ленинградских ученых. Основной палаточный лагерь экспедиции был оборудован в Терсколе на высоте более двух тысяч метров. В состав научных работников входили физики, биофизики, физиологи, биохимики, метеорологи, радиофизики и др. Как видно из статьи ленинградских ученых Е. Н. Павловой и М. С. Соминского «Научная работа на Эльбрусе», опубликованной в ежегоднике «Побежденные вершины» за 1952 год, место выбрано не случайно. В статье, в частности, говорится:

«Эльбрус, пожалуй, единственное место, пригодное для работ столь широкого масштаба. Большая высота при сравнительной доступности, возможность использования вьючного транспорта выше границы снегов, близость к культурным центрам — таковы существенные преимущества Эльбруса. Каждой из научных групп Эльбрус готов предоставить то, в чем она нуждалась. Физики, изучающие космические лучи, получали необходимый им диапазон высот. Оптики и астрофизики — прозрачный воздух высокогорья, который делает доступными изучению явления, происходящие в верхних слоях атмосферы и не наблюдаемые на равнине. Физиологи могли изучать действие высоты на организм человека в реальных условиях жизни и работы в горах. Метеорологи наблюдали рождение облаков и туманов на разных высотах, в самом начале их возникновения. Радиофизики изучали радиосвязь на разных высотах и разнообразном рельефе...»

Одновременно с базовым лагерем на «Кругозоре» возник лагерь ЭКНЭ (Эльбрусской комплексной научной экспедиции) № 2. Около турбазы ОПТЭ вырос палаточный городок, в котором жили научные работники. Лагерь ЭКНЭ № 3 был разбит на скалах около метеостанции «Приют девяти», причем основная работа проводилась в палатках и около них, а часть особо «нежных» лабораторий разместили в комнатах, любезно предоставленных зимовщиками.

Экспедиция 1934 года завершилась восхождением на восточную вершину. Подводя ее итоги, Соминский и Павлова писали:

«В результате первой экспедиции были выполнены такие интересные работы и новые исследования, как открытие суточных вариаций свечения ночного неба, изменение спектральной прозрачности туманов, определение толщины озонного слоя в атмосфере...»

В последующие годы ЭКНЭ стала работать на Эльбрусе уже ежегодно и превратилась в постоянно действующую.

В 1939—1940 годах ЭКНЭ проводила свои работы уже в новом здании гостиницы-турбазы, выстроенной к тому времени Туристско-экскурсионным управленим ВЦСПС. В ее распоряжение были предоставлены благоустроенные комнаты на третьем этаже, превращенные в лаборатории. В те времена проведение опытов на седловине и вершине уже не считалось каким-то подвигом, а расценивалось как обычный, будничный труд. Все точки ЭКНЭ от подножия до вершины были радиофицированы.

Большинство сотрудников ЭКНЭ выполнили нормы альпинистского минимума и носили на груди голубой значок «Альпинист СССР» первой ступени, а профессор Сергей Федорович Родионов — значок второй ступени, которым в те годы награждались спортсмены высокого класса.

Исследования расширялись с каждым годом. В связи с этим АН СССР было намечено строительство высокогорного института с лабораториями и жилыми помещениями рядом с метеостанцией «Приюта девяти», но, к сожалению, этот проект не был осуществлен из-за начавшейся войны. Тогда же экспедиция приостановила работы, которые возобновились только в послевоенные годы.

По мере освоения Эльбруса альпинистами и учеными, им стали интересоваться и наши горнолыжники.

В июле 1931 года была создана первая экспедиция с целью изучения возможности подъема на Эльбрус на лыжах. ОПТЭ и Московский дом ученых полностью взяли на себя снаряжение экспедиции и снабдили ее всем необходимым, вплоть до лыж. Но какие это были лыжи! Обычные горные типа «Телемарк» с ременными креплениями. В наши дни такие лыжи можно увидеть, пожалуй, только в музеях. О специальных горных лыжах со стальными кантами, о твердых жестких креплениях и стальных лыжных палках тогда и не знали!

Возглавлял экспедицию профессор Владимир Алексеевич Конопасевич, опытный альпинист и лыжник тех времен. В ее состав входил и Владимир Антушев, который рассказал:

— «Для подъема выбрали почти неизведанное в то время Ирикское ущелье. И вот ранним утром 19 июля 1931 года в отличную солнечную погоду покинули походный лагерь, расположенный недалеко от Ирикского ледника. Шли на кошках, и только дойдя до снежного поля, встали на лыжи. Вначале поле было почти ровное, но крутизна его резко увеличилась у скал восточной вершины. Лавируя между ними, пришлось огибать вершину с северной стороны, все время набирая высоту. Чем выше поднимались, тем сильнее становился ветер.

К сумеркам вышли на снежный подъем. Он привел нас на седловину с северной стороны. Стало темно, было очень холодно, дул пронизывающий ветер, от которого с трудом укрылись в скалах. Так как у нас не было спальных мешков, пришлось терпеть «холодную ночевку». Спали, а вернее, непрерывно всю ночь дрожали от холода, подстелив под себя лыжи и спрятав ноги в рюкзаки.

Естественно, при первом признаке рассвета мы были уже на ногах и старательно бегали, стараясь согреться! На седловине обнаружили в спальном мешке, полузасыпанный снегом труп альпиниста-одиночки Зельгейма, замерзшего несколько дней назад (Советскими альпинистскими кругами отвергаются горовосхождения в одиночку. Зельгейм пошел на Эльбрус один, и этим обрек себя на гибель).

Оставив на седловине Кононасевича, Тушинского и Чулкова готовить «завтракообед», уже без лыж сходили на восточную вершину, вернулись и, хорошо поев, снова встали на лыжи. Спустившись на «Приют одиннадцати» и немного отдохнув от напряженного спуска на «неуправляемых» лыжах, пошли по направлению Иракского ущелья. Вскоре нашли вчерашние следы подъема и по ним вернулись в свой лагерь. Итак, возможность восхождения на лыжах и подъема из Ирикского ущелья, а также совершения полного «кольца» вокруг восточной вершины — доказана».

В марте 1933 года другая группа москвичей пришла на «Старый Кругозор», намереваясь подняться на лыжах на восточную вершину. Это были товарищи Алеши Гермогенова, умершего на седловине. Они думали, что зимой снега будет больше, чем летом, но их предположения оказались ошибочными. Глубокий снег лежал только до «Приюта одиннадцати», а выше были обледенелые склоны. Отполированный ветрами до зеркальной поверхности, чистый лед исключал возможность подъема.

Летом 1934 года наши и зарубежные альпинисты совершили несколько попыток лыжного подъема на Эльбрус, но успеха не имели из-за непостоянного покрова. Снежные участки чередовались с обледенелыми.

В марте 1937 года нальчикские альпинисты провели успешный кольцевой поход вокруг эльбрусского массива. Его участникам Всеволоду Каплуненко (руководитель), Ивану Овчинникову, Чомаю Уянаеву, Андрею Петрову, Антонине Колесниковой, Дауту Атабаеву, Сергею Метревели, Николаю Салихову и Ивану Леонову за семь дней удалось преодолеть сто двадцать два километра трудного пути, часть которого проходила по склонам, на которые еще не ступала нога человека. Особо трудными оказались северные склоны массива. Часто встречались широкие и глубокие трещины и участки чистого льда.

Семьдесят километров участники похода прошли на лыжах, тринадцать на кошках, остальные тридцать девять — пешком.

В июле того же года неоднократный чемпион Советского Союза по слалому Вадим Гиппенрейтер спустился с восточной вершины на лыжах до «Приюта одиннадцати». На девятикилометровый спуск он затратил всего тридцать пять минут.

В последующий год этот рекорд перекрыл чемпион СССР по скоростному спуску Беляков. Всего двадцать пять минут понадобилось лыжнику, чтобы пройти от восточной вершины до «Приюта одиннадцати».

Эльбрус является прекрасным местом для летних тренировок горнолыжников. Хороший снежный покров в районе «Приюта одиннадцати» держится до июля, а в более холодное лето — до середины августа. Иногда в безветренную погоду глубокий снег лежит на «Приюте Пастухова», и на склонах выше его, вплоть до самой восточной вершины.

В зимнее время от подножия Эльбруса и до «Приюта одиннадцати» подъем без лыж почти невозможен. Зато выше — склоны обледенелые, и передвижение по ним осуществляется только на остроотточенных кошках.

Большой вклад в освоение Эльбруса внесла и Кабардино-Балкария. Первым покорителем его был кабардинец Килар Хаширов. Известными эльбрусскими проводниками в конце XIX и начале XX века были балкарцы из селения Верхний Баксан. Без их помощи не обходилось ни одно русское или иностранное восхождение.

С начала XX века почти единоличным эльбрусским проводником стал житель селения Тегенекли Сеид Хаджиев, а перед первой мировой войной к нему подключился его земляк Юсуп Типов.

В 1925 году к ним присоединились Омар Беккаев, Наны Хаджиев и некоторые другие жители Приэльбрусья, но главным образом роль проводников играли Сеид и Юсуп.

В 1932 году молодежь области заявила о себе самостоятельным восхождением на Эльбрус. В последующие годы многие ее жители, закончив специальную школу инструкторов альпинизма в лагере Адыл-су, работали инструкторами и принимали участие в научных экспедициях, возглавляя их альпинистскую часть.

Областной комитет партии оказывал повседневную поддержку развитию альпинизма и высокогорного туризма, причем ни одно крупное восхождение не оставалось вне поля зрения первого секретаря обкома Бетала Эдыковича Калмыкова.

В июле 1935 года недалеко от Терскола был открыт альплагерь, сыгравший немалую роль в подготовке альпинистов местной национальности. На его базе в том же году была успешно проведена альпиниада колхозников Кабардино-Балкарии по восхождению на Эльбрус, поставившая область на первое место в стране по развитию массового альпинизма. С осени в Нальчике начал функционировать первый в стране альпинистский клуб. В тот год он насчитывал всего десятки членов, а уже к концу 1940 года их стало более двух тысяч.

Имена альпинистов Кабардино-Балкарии, энтузиастов этого вида спорта В. Вяльцева, Лукмана Хаджиева—первым из горцев награжденного значком «второй ступени» за восхождение на Ушбу, Л. Пузенко, В. Андрюшко, В. Рубанова, И. Леонова, Ш. Тенишева, первого мастера альпинизма среди кабардинцев и балкарцев Хусейна Залиханова, В. Каплуненко, Л. Бутаревой и многих других воспитанников Нальчикского альпклуба известны среди спортивной общественности нашей страны.

Имена альпинистов Кабардино-Балкарии фигурируют и в перечне первых восхождений на ряд вершин Большого Кавказа.

Трагедия на Эльбрусе

За годы освоения Эльбруса были и человеческие жертвы. Двадцать один альпинист заплатил жизнью за пренебрежительное отношение к опасностям горы, которая не прощает никаких, даже самых малых ошибок.

Очень важна тщательная подготовка к проведению зимних восхождений на его вершины, ведь зимой температура на Эльбрусе резко падает и нередко доходит до —40, —50 градусов. В состав группы должны входить только спортсмены, обладающие опытом летних эльбрусcких восхождений и владеющие хотя бы минимумом горнолыжной техники.

Особого внимания заслуживает трагедия на Эльбрусе, происшедшая в марте 1936 года. Об этом можно бы и не писать, но автор считает своим долгом предупредить о том, что не следует легкомысленно готовиться к такому ответственному делу, как зимнее восхождение на Эльбрус.

Комсомольцы Эльбрусского района в марте 1936 года решили провести зимнее восхождение. Из всех селений Баксанского ущелья пригласили желающих принять в нем участие. Подавляющее большинство будущих участников не имело ни малейшего представления о горовосхождениях. На всю группу, состоящую из 33 человек, имелось только четыре проводника и ни одного инструктора альпинизма. Начальником похода был назначен секретарь райкома ВЛКСМ Мурат Мамукаев.

Погожим днем прибыли на «Приют одиннадцати», чтобы пройти акклиматизацию и альпинистское обучение. Наскоро учились ходьбе на кошках, способам страховки веревкой, движению в связках, пользованию ледорубом, вырубанию ступеней и прочим «азам», необходимым при любом восхождении.

Восхождение началось на рассвете 17 марта. Погода благоприятствовала подъему — мороз не более 20 градусов, ветра нет, небо ясное и безоблачное. Дойдя до седловины, разделились на две группы—27 человек пошли на восточную вершину, шесть — на западную. Подъем закончился благополучно, на вершинах водрузили знамена райкома комсомола и оставили памятные записки.

Спускаться оказалось гораздо труднее. Ведь при подъеме человек идет медленно, кошки под тяжестью его тела глубоко врезаются в лед и надежно держат, перед альпинистом ледяной склон, уходящий вверх, не кажется страшным. При спуске картина резко меняется: склон уходит куда-то в глубину, взоры невольно устремляются вниз, где далеко под ногами виден весь предстоящий путь. Ледяные склоны, скользкие и ненадежные, блестят на солнце. В человека закрадывается страх, кажется, что зубья кошек не выдержат тяжести его тела. Он нерешительно опускает ногу на склон, и кошки действительно плохо держат. А надо делать как раз обратное: с силой и решительностью «вбивать» кошку, тогда все ее зубья надежно врезаются в лед.

Группы двигались по семь и восемь человек. Передний и задний связались узлом «проводника» (один из способов альпинистской обвязки), остальные были прикреплены к веревке скользящими карабинами. Связки спускались в некотором отдалении друг от друга. Одна, состоящая из физически более выносливых ребят, уже достигла «Приюта Пастухова», а последняя только вышла из седловины.

Когда одной из связок оставалась сотня-другая метров до «Приюта Пастухова», у Аубекира Курданова, шедшего последним, «разболталась» кошка. Он поскользнулся, упал и быстро заскользил по льду, своей тяжестью сшиб идущую впереди Рахимат Хусейнову, потом других, и вот все семь человек полетели на скалы. Проводник Исмаил Джаппуев, идя со своей группой несколько ниже и в стороне, услышал крики, оглянулся и, отвязавшись от общей связки, бросился наперерез сорвавшимся, пытаясь их задержать. Он понимал, что это вряд ли удастся, но чувство товарищества заставило его, рискуя жизнью, спасать других. Героический поступок Исмаила не предотвратил катастрофы: его сбили с ног, и вот уже восемь человек стремительно летят на скалы, нанося друг другу ранения острыми кошками и ледорубами.

За этой жуткой картиной с ужасом наблюдали зимовщики с «Приюта девяти». Сорвавшиеся альпинисты перелетели через скалы «Приюта Пастухова» и скрылись от взоров за перегибом склона. Не сговариваясь, все бросились на помощь.

За тридцать минут зимовщики поднялись к месту катастрофы. Глазам предстала картина, от которой кровь леденела в жилах. На склоне, невдалеке от нижних скал «Приюта Пастухова», без движения лежали сорвавшиеся. Некоторые стонали и взывали о помощи. На льду, по пути их падения, кровавые следы, обломки ледорубов, сорванные во время падения кошки, обувь и окровавленная одежда...

Три альпиниста оказались мертвыми, остальные сильно изуродованы, некоторые находились без сознания. Живым оказали первую помощь и стали спускать их на метеостанцию. Погиб Исмаил Джаппуев, которого удалось узнать только по остаткам одежды. Очевидно, он принял на себя первый удар о скалы, остальные перелетели через него и остались живы. Среди погибших были также Аубекир и Рахимат. Хотя внешне они выглядели не так жутко, как Исмаил, но головы у них в нескольких местах пробило зубьями кошек.

О катастрофе сообщили по радио в Тегенекли. Уже ночью пришел спасательный отряд, возглавляемый представителем обкома партии М. И. Звонцовым и опытным проводником Юсупом Типовым. Врач оказал пострадавшим посильную медицинскую помощь. Затем их перевезли вниз в больницу. Несмотря на принятые меры, в пути скончался Хасан Таймазов, так и не пришедший в сознание с момента срыва.

Спускать пострадавших вниз по ледникам и снегам было очень трудно. Малейшее сотрясение или толчок причиняли им мучительную боль, поэтому приходилось транспортировать пострадавших чрезвычайно осторожно. Несмотря на то, что больных уложили в сани, сделанные из лыж, и спуск начали рано утром, в Терскол удалось доставить пострадавших только поздно вечером.

Погибших похоронили в Баксанском ущелье, а на первой поляне «Старого Кругозора» высекли на громадном камне имена и дату гибели восходителей.

Так жестоко Эльбрус покарал тех, кто, хотя и невольно, осмелился пренебречь правилами восхождения. Детальный анализ этого случая показал, что организаторы восхождения допустили ряд ошибок, которые и привели к гибели альпинистов.

Первая же из них и, пожалуй, самая основная — это отсутствие инструкторов альпинизм! а. Группой руководили проводники, не имевшие достаточной альпинистской подготовки.

Вторая серьезная ошибка — неверный подбор участников. Нельзя было отбирать для такого серьезного мероприятия людей, не занимавшихся ранее альпинизмом, а значит, не имевших никакого понятия о серьезности данного восхождения. Одного желания подняться на Эльбрус зимой мало, абсолютно необходимы навыки горовосхождений даже для тех, кто родился и вырос в горах.

Третья—это обучение «азам» альпинизма непосредственно перед восхождением. Участники не успели (да и не могли успеть) как следует освоить технику передвижения на кошках по крутым ледяным склонам, а проводники не проследили за успеваемостью своих подопечных, не знали слабых и сильных сторон каждого участника.

Четвертая ошибка — связка из семи и более альпинистов. Это недопустимо. Связываться должны не более трех человек. Тогда инструктор имеет полную возможность все время держать под контролем своих участников и своевременно, на ходу, исправлять допущенные ошибки.

Наконец, последняя—это неправильная тактика движения, примененная проводниками. Наиболее слабым из сорвавшихся был Аубекир Курданов. Еще при подъеме на вершину он чувствовал себя плохо, а его поставили последним в связке. При спуске наиболее слабых надо пускать первыми, это позволяет инструктору все время наблюдать за их движением. Если бы Курданов шел первым, то при срыве его задержали бы товарищи.

Место инструктора при подъеме на любую вершину впереди, а при спуске — сзади связки, тогда все моменты спуска перед глазами. Если бы это было учтено и восхождение совершалось тактически правильно, трагедии бы, безусловно, не произошло.

Летом того же года я неоднократно поднимался на Эльбрус, сопровождая учебные группы «рот-фронтовцев», причем мне и моему другу Саше Глуховскому частенько приходилось выполнять роль «подопытных кроликов» — ЭКНЭ испытывала на нас различные глетчерные (глетчер — ледник) мази, которые должны предохранять лицо на больших высотах от ультрафиолетовых лучей и солнечных ожогов. Изобретатели-фармацевты' мазали наши лица различной мазью с препротивным запахом. Все это мы безропотно сносили, успокаивая себя тем, что страдаем мы не напрасно и наконец будет найден нужный рецепт мази, которая очень пригодится нашим альпинистам при высотных восхождениях в будущем.

Встречные альпинисты при виде наших размалеванных физиономий, покатывались со смеху, но нам было отнюдь не смешно, особенно, когда дурно пахнущая мазь таяла на лицах и попадала в рот. Мы усердно отплевывались, проклиная тот час, когда согласились на опыты.

Вспоминается, как после одного из них наши лица покрылись волдырями. Мы торопились скорее спуститься с вершины и поколотить «изобретателя» — одного из сотрудников экспедиции. Тот издали увидел результаты действия своего «прекрасного рецепта», наши грозные решительные физиономии и, явно опасаясь, срочно удрал в Терскол. На Эльбрусе он больше не появлялся.

В конце концов состав глетчерной мази несколько улучшился, она уже не уродовала лица, но и не полностью предохраняла от солнечных ожогов. По нашему общему мнению нет никакой надобности натираться при восхождении в жаркие дни. Вполне достаточно намазать кончик носа, наиболее страдающий от солнца, и надбровье обычной зубной пастой, а губы помадой, чтобы предохранить их от раздражений и нарывов. Загоревшее лицо быстро придет в нормальное состояние при спуске в зону растительности.

Лето 1936 года и ряд последующих лет я посвятил спортивному альпинизму. На многих вершинах разной категории трудности и перевалах высшей трудности удалось в то время побывать. То, что когда-то мне, новичку, казалось недосягаемым и невозможным, после упорной учебы стало не столь трудным. За эти годы окончил две специальные школы: одну — младших инструкторов альпинизма, другую — работников горноспасательной службы.

Побывал я и на Западном Кавказе, в Домбайском районе. На многих вершинах этого интересного альпинистского уголка Кавказа — Белала-кая, Эрцог, Восточная и Западная Джугутурлючат, Птыш, Передняя и Задняя Чотча и некоторых других остались мои записки, или, как говорят альпинисты, «визитные карточки», о совершенных восхождениях, датированные концом 1940 года. Они пролежали на вершинах несколько грозных военных лет и были сняты в послевоенные годы.

"Отель над облаками"

Наконец-то постройка гостиницы-турбазы на скалах «Приюта одиннадцати», в которой давно нуждались многочисленные альпинистские группы, стала реальностью!

На высоте 4200 метров появились автор проекта — альпинист-архитектор Николай Михайлович Попов и альпинист-шуцбундовец Фердинанд Кропф. Попов имел полномочия от Туристско-экскурсиопного управления ВЦСПС выбрать место для будущей стройки. Все мы, конечно, приняли в этом самое деятельное участие. Много спорили о преимуществе того или иного места. Каждый доказывал правильность своего выбора. Наконец разгоревшиеся страсти утихли: гостиницу решили строить на скалах, находившихся несколько выше существующего здания.

В дружеских беседах Попов ознакомил «эльбрусцев» с планами постройки трехэтажной гостиницы, рассчитанной на максимум удобств, возможных в сложных и суровых условиях высокогорья. По его предположению строительство должно полностью развернуться в недалеком будущем.

С понятным нетерпением ожидали мы начала этого события. Шутка ли! На Эльбрусе вместо «карточных домиков», которые строились до сих пор, будет воздвигнуто большое трехэтажное здание современного типа.

Долгожданный момент, наконец, наступил: в середине 1937 года с «Кругозора» потянулись караваны ослов, нагруженные ящиками со взрывчаткой и разными геодезическими инструментами. Осенью, после ухода с Эльбруса последних летних туристов, начались геодезические работы и пробное бурение. И вот в один прекрасный день склоны седого великана огласились раскатами мощных взрывов, потрясавших окружающую местность.

Веками не пуганные альпийские галки, в шутку прозванные «эльбрусскими соловьями», с громкими, тревожными криками тучей поднимались в воздух и спешили убраться подальше от внезапно оживших скал. Взрывы поднимали вверх фонтаны вечномерзлой земли и камней. Наконец все затихло. Взрывники ушли, оставив после себя ровную площадку и котлованы под фундамент будущих зданий.

Повсюду воцарилась привычная тишина, нарушаемая лишь свистом ветра. «Эльбрусские соловьи» вернулись на старые места, но многие из них не нашли своих «обжитых квартир» — гнездились, и им пришлось перебираться на новые места.

Еще во время перевозки взрывчатки руководители стройки пришли к выводу, что при таких темпах транспортировки понадобится не менее пяти лет, чтобы доставить все необходимые грузы на строительную площадку. А ведь гостиницу необходимо полностью закончить к летнему сезону 1939 года. Возник вопрос — как быть? Выход нашли. По смелому решению инженера Попова одновременно со взрывными работами приступили к сооружению тракторной дороги от Терскола по склонам массива Гарабаши через «Новый Кругозор» (так, в отличие от существующего «Кругозора», была названа поляна, находившаяся приблизительно на одной высоте), до средней части Терскольского ледника. На высоте около 3800 метров дорога кончалась, и дальнейший путь на «Приют одиннадцати» проходил по эльбрусским ледникам и фирновым полям. Он имел протяженность всего четыре километра, вместо семи (через «Старый Кругозор») и более доступный, сравнительно пологий рельеф.

В 1938 году началось строительство гостиницы. Между «Ледовой базой» (так назвали место окончания дороги) и «Приютом одиннадцати» навели надежные мосты через ледниковые трещины, и вот по вечным снегам потянулись караваны с различным строительным грузом.

Здесь можно было встретить и обычные русские сани с подсанками, на которых лошади перевозили длинные детали, и быков, тащивших волоком тяжелые бревна, и юрких ишачков, мелко семенивших ножками по хорошо укатанной дороге, и, наконец, людей, переносивших тот груз, который по разным причинам нельзя было доставить иначе. Перевозили в ночные и утренние часы. Днем отдыхали, дожидаясь ночных заморозков, которые надежно сковывали «раскисшую» за день на палящем солнце необычную дорогу.

Незабываемая картина тех лет стоит перед глазами! Ночью и ранним утром непрерывным потоком идут санные караваны. Подъем крутой и путь тяжелый. Идут караваны среди ледяных просторов Эльбруса, который сурово смотрит на людей, осмелившихся нарушить его вечный покой! Идут по белоснежному покрову, спрятавшему бездонные трещины ледников многометровым слоем слежавшегося фирна!

Эта необычная ледовая дорога тех лет очень напоминала зимнюю дорогу где-нибудь в Подмосковье. Так же понурив головы, устало идут лошади по наезженной колее со следами навоза и сена. Возчики в полушубках с кнутом за голенищем сапога или валенка покрикивают на них, похлопывают рукавицами рука об руку, чтобы согреться. И только двуглавый Эльбрус да зияющие невдалеке трещины в леднике заставляют непрерывно думать об опасностях, ежечасно подстерегающих на этой необычной ледниковой трассе.

Однажды для ускорения транспортировки попытались использовать гусеничный трактор с санями, но на фирновых полях он обрушил своей тяжестью мост и провалился носом в трещину. Только после многодневного труда удалось извлечь оттуда «чугунного коня». Трактор ушел вниз и больше не появлялся на склонах Эльбруса.

На место будущей гостиницы прибыли строители. Работали дружно, и на скалах быстро поднимался остов будущего здания. Его формы резко отличались от привычных глазу построек и напоминали то ли полунадутый дирижабль, то ли кузов гигантского автобуса. Вся верхняя часть была закруглена, чтобы сильные ветры, которые так часты в этих местах, особенно в зимнее время, обтекали его. Одновременно, несколько ниже, строилось здание под дизельную и котельную подобной же непривычной формы.

К осени оба здания были почти готовы, их для ветронепроницаемости обили оцинкованным железом. Основной корпус гостиницы овальной формы имел три этажа. Первый сложен из дикого камня, второй и третий — деревянные, каркасного типа, утепленные специальными теплоизоляционными плитами.

Каждого посещавшего Эльбрус осенью 1938 года поражал необычайный вид гостиницы, выросшей за короткое время на его склоне. Доживавший последние дни старый убогий «Приют одиннадцати» сиротливо стоял рядом с новым соседом и напоминал скорее сарай для дров, чем жилое помещение.

Санная дорога просуществовала до глубокой осени, пока ее не засыпали осенне-зимние снегопады. Но все это не пугало строителей, основное было уже перевезено.

Отделка здания внутри продолжалась до декабря, и только наступившие суровые морозы и отсутствие отопления заставили отделочников прерваться до будущего года.

Еще летом в самый разгар стройки, когда остов здания только начал вырисовываться, на «Приют одиннадцати» для восхождения на Эльбрус пришла группа иностранцев, сопровождаемая Сеидом Хаджиевым. Все свободное время он проводил среди строителей, ведя с ними задушевные беседы.

«Мне уже шестой десяток, — говорил он, — с 1902 года я являюсь эльбрусским проводником, тридцать пять раз я был на Эльбрусе, сейчас иду в тридцать шестой, и с гордостью могу сказать — больше меня никто не поднимался на наш Минги-тау!.. Строя эту гостиницу,— продолжал он, — вы делаете большое и нужное дело, ведь Эльбрус станет доступнее, и на него ежегодно будут подниматься тысячи альпинистов. Вот приеду в Нальчик и расскажу Калмыкову о стройке, ведь он ее еще не видел. А осенью обязательно приведу его сюда и он увидит все собственными глазами».

Не знал тогда старейший проводник, что на Эльбрусе он в последний раз...

В июне 1939 года после предварительной подготовки вновь начал действовать «эльбрусский тракт» (так называли дорогу между «Ледовой базой» и «Приютом одиннадцати»). Снова потянулись караваны, перевозившие последние грузы.

А осенью высокогорная гостиница-турбаза приняла первых посетителей.

В первом этаже находились кухня, ванно-душевые комнаты и складские помещения. Второй и третий этажи отвели под жилье. Комнаты-каюты, рассчитанные на проживание от двух до восьми человек, оборудовали двухъярусными откидными полками вагонного типа. В каждой имелись рундуки для вещей и столики. На втором этаже находилась столовая на пятьдесят человек. Гостиница имела центральное отопление и электричество, водопровод и канализацию. Натертые до зеркального блеска паркетные полы и отделанные линкрустом стены и потолки радовали глаз.

Из котельной подавалась горячая вода. Там же была установлена и электростанция, а часть помещения отвели под жилье для обслуживающего переорала гостиницы.

В новом здании посетители получали полноценный отдых. Отпала необходимость тратить силы и время на установку палаток, на такое кропотливое Занятие, как приготовление пищи и воды. По комфортабельности гостиница напоминала первоклассный отель большого города. Один из его первых посетителей в шутку назвал его «отель над облаками». В дальнейшем это меткое название привилось.

Первыми жильцами нового «Приюта одиннадцати» были сотрудники Эльбрусской экспедиции, занявшие половину третьего этажа. Там они оборудовали прекрасные лаборатории, мало похожие на прежние — в палатках, разбитых на снегу. Теперь сотрудники не беспокоились, что приборы неожиданно занесет снегом и проделанная работа пойдет насмарку. Они ходили именинниками, потирая руки от удовольствия и поминая добрым словом строителей. На том же этаже были комнаты для иностранных альпинистов.

Туристы и альпинисты о новой гостинице отзывались с теплотой, нередко восторгались ее отделкой и благоустройством.

Москвич Леонид Коротков в книге отзывов написал: «Еще в столице я слышал о том, что на Эльбрусе строится гостиница. Но то, что мне довелось увидеть, превзошло ожидания. Пожалуй, не в каждом городе найдешь подобную гостиницу. Комната, в которой я живу, обращена к Эльбрусу, и он стоит передо мной во всей своей красоте. Из коридорного окна видны многие вершины Кавказа и знаменитая Ушба, о которой я столько слышал. Часами любуюсь горами. Такого зрелища нигде, кроме «Приюта одиннадцати», не увидишь. Разве что в кино! Я сам строитель и поражен тем, что вся работа производилась вручную, без применения механизмов. Удивляет, каким образом удалось доставить вверх все необходимое для строительства гостиницы? Ведь сюда даже налегке не каждый сможет дойти, здесь очень трудно дышать. Как же строители за короткое время сумели соорудить такой дворец? Преклоняюсь перед ними и думаю что выражу общее мнение сердечной благодарностью. Спасибо, товарищи! Спасибо и тем, кому принадлежала идея постройки гостиницы!»

Подобными записями заполнились многие страницы «Книги отзывов». Вносились и другие предложения, например, приобрести аэросани и использовать их для перевозки людей и грузов, или соорудить на Эльбрусе подвесную дорогу, которая облегчила бы путь на «Приют одиннадцати» туристам преклонного возраста.

С 1939 года подъем на «Приют одиннадцати» производился уже через «Новый Кругозор», где построили временную турбазу и наметили строительство основной, а также по «эльбрусскому тракту», более короткому и с меньшей протяженностью ледникового пути, очень утомительного для путников. Прежним маршрутом пользовались лишь любители снежных просторов да иностранцы, имевшие на «Старом Кругозоре» свою гостиницу.

Восхождения на Эльбрус значительно облегчились. Альпинисты имели возможность хорошо отдохнуть перед штурмом. Отошли в прошлое свечи, чадящие коптилки и прочие эрзацы. Сборы проходили в тепле при ярком электрическом свете. Долгое время после выхода альпинистов, далеко внизу виднелись освещенные окна «Приюта одиннадцати». Это ободряло и придавало уверенность восходителям — ведь они не одни среди ледяной пустыни!

По-прежнему совершались восхождения советских и иностранных альпинистов. Поражало то, что большинство иностранцев зачастую не признавали чувства товарищества и коллективизма. Приходит, бывало, несколько человек, и каждый действует сам по себе,. Отдельно готовит себе пищу, отдельно совершает прогулки по ближайшим скалам, на вершины отправляется по мере готовности, не дожидаясь других. На рассвете можно было наблюдать, как они обособленно, с интервалами в 200—300 метров идут на вершину, совершенно не заботясь друг о друге. Один уже подходит к седловине, а другой только что отошел от «Приюта Пастухова». Такой индивидуализм нам казался непостижимым, странным, для них же, видимо, был в порядке вещей.

Вспоминается эпизод, чуть не окончившийся трагедией. Мы шли на восточную вершину с группой будущих альпинистов лагеря «Рот-Фронт». Дойдя до скал «Приюта Пастухова», остановились на отдых. Несколько позади поднимались четыре немца. Передохнув на скалах, они направились к седловине не обходным, вполне безопасным путем, а напрямик, через район закрытых трещин. Я остановил их, и через товарища, владеющего немецким языком, предупредил об опасном районе, посоветовав изменить маршрут и идти безопасным путем. Взглянув на нас свысока, иностранцы ответили, что они излазили все Альпы, трещины им не страшны, поэтому и пойдут напрямик, где ближе. Я предложил им связаться веревкой и передвигаться с интервалами, не доверяя безобидному на вид занесенному снегом склону. С неохотой приняв мое предложение, они продолжили подъем.

Наша группа тоже тронулась в путь, все время наблюдая за иностранцами. Подойдя к скалам восточной вершины, заметили, что идущий впереди немец неожиданно исчез. Трое оставшихся на поверхности извлекли его из трещины и двинулись дальше. Буквально через пять минут провалились сразу двое — передний в связке и задний. На склоне осталось только два человека, которые почему-то распластались на снегу. Послышались крики о помощи. Мы всей группой поспешили на выручку попавших в беду альпинистов. Осторожно лавируя между трещинами и тщательно зондируя путь ледорубами, подошли к немцам.

Провалившиеся висели над зияющей чернотой. Оставшихся на поверхности прижало к склону веревкой. Они не могли сдвинуться с места. Даже если бы они не попали в «веревочный плен», помочь провалившимся вряд ли смогли бы, так как два человека просто не в силах вытащить из трещины даже одного.

Оказав пострадавшим необходимую помощь, мы вынуждены были прервать восхождение и транспортировать немцев на «Приют одиннадцати». Они выглядели очень удрученными и благодарили нас за помощь, точнее за спасение их жизни. При этом признались, что недооценили опасность маршрута и переоценили свои возможности.

На следующую ночь наша группа снова отправилась на вершину. К нам примкнули двое не пострадавших вчера немцев. После вчерашнего урока, едва не стоившего им жизни, они уже не пытались идти напрямик, но намеревались посетить в один заход сразу две вершины. На вид оба щупленькие, и, на наш взгляд, совершить «эльбрусский крест» (так называется восхождение с седловины на обе вершины в один день) у них просто не хватит сил.

Наши предположения подтвердились — после спуска с восточной вершины на седловину они уже не помышляли о западной и настолько устали, что едва передвигали ноги. Мы, конечно, не напоминали им об их намерении.

Уже вечером во время беседы они признались, что приехали на Кавказ с целью покорить двуглавый великан с одного захода, так как в Альпах им приходилось за один день «делать» по два-три восхождения на вершины. Выкладывая все начистоту, поведали, что даже одна вершина Эльбруса далась им с большим трудом.

Для меня подобные откровения были не в новинку. Зачастую альпинисты, придя на «Приют одиннадцати» и видя перед своими глазами Эльбрус, кажущийся близким и легкодоступным, ведут разговоры о восхождении на обе вершины в один день. Но это только планы. На деле получается другое. Все силы расходуются на одну, и остатка их едва хватает только на возвращение.

Наступило лето 1941 года. На турбазе в Тегенекли в начале июня появились первые туристы. В многочисленных альплагерях Баксанского ущелья тренировались будущие альпинисты. В середине июня на «Приют одиннадцати» пришла первая туристская группа. Начиналось обычное лето.

В Терскольскую военную турбазу РККА съезжались армейцы — предполагалось провести массовую альпиниаду с участием более тысячи человек. На «Приюте одиннадцати» квартирьеры устанавливали палаточный лагерь, туда же забрасывались продукты и необходимое оборудование. «Эльбрусские жители» с нетерпением ждали гостей, которые намеревались установить новый рекорд массовости и побить установленный в 1935 году колхозной альпиниадой Кабардино-Балкарии (638 человек).

К 20 июня первые колонны достигли «Старого» и «Нового Кругозора», 21-го они уже обосновались на «Приюте одиннадцати», а восхождение наметили в ночь на 23 июня. В воздухе над склонами сверкали фюзеляжами самолеты — всегдашние спутники военных альпинистов.

Настроение было приподнятое. И вдруг, словно гром среди ясного неба, прозвучало по радио правительственное сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на нашу Родину. Война! Эти слова передавались из уст в уста. Естественно, о продолжении альпиниады нечего было и думать.

Затих некогда оживленный летний Эльбрус! Пустынно стало на его склонах. С оружием в руках отстаивали советские люди свое социалистическое Отечество. Где-то бушевал пожар второй мировой войны, а здесь, среди вечных снегов, по-прежнему несли свою боевую вахту зимовщики эльбрусской метеорологической станции...

За предыдущие годы мне более пятидесяти раз довелось подниматься на горные вершины разной трудности, не считая повторных на одну и ту же. Для получения спортивного звания «Мастер альпинизма» оставалось совершить восхождение пятой категории трудности, которое предполагалось осуществить в сорок первом году. Все было готово, подобрана хорошая альпинистская группа, определена вершина, на основании фотографий, личных наблюдений и консультаций намечен путь подъема и спуска. Мысленно мы уже представляли себя победителями «пятерки». Но начавшаяся война и нашествие фашистов на нашу страну перечеркнули все наши планы и заставили сменить мирный ледоруб на винтовку, чтобы с оружием в руках, грудью встать на защиту Отчизны.

Военные годы Приэльбрусья

(Подробно о событиях в Приэльбрусье в 1942—1943 гг. рассказывается в книге О. Л. Опрышко «На Эльбрусском направлении» Нальчик, 1970)

Второй год шла Великая Отечественная война. Гитлеровцы захватили Севастополь и Ростов, угрожали Сталинграду, наступали на Кавказ. Тяжелые оборонительные бои велись под Туапсе и Новороссийском, Моздоком и Нальчиком. Враг рвался к Баку — столице «черного золота», к Грозному, к черноморским портам. Фашистское командование бросило на Кавказ горнострелковые дивизии, прошедшие в Альпах обучение высшей альпинистской технике.

Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск, Черкесск, Микоян-Шахар (ныне Карачаевск), Минеральные Воды находились в руках оккупантов, которые вышли в район Главного Кавказского хребта — на Клухорском, Марухском, Санчарском и некоторых других перевалах.

В середине августа 1942 года горячее дыхание войны опалило и верховья Баксанского ущелья — куда из Сванетии, через перевал Донгуз-орун, вышло несколько эскадронов 63-й кавалерийской дивизии. Это была первая регулярная воинская часть, появившаяся в Приэльбрусье.

В те дни, как писал в своей книге «Битва за Кавказ» Маршал Советского Союза А. А. Гречко (Москва, Воениздат 1969 г., стр. 157), Ставка Верховного Главнокомандования директивно обратила внимание Закавказского фронта на серьезность создавшегося положения и необходимость принятия срочных мер для его исправления: «...Враг, имея специально подготовленные горные части, будет использовать для проникновения в Закавказье каждую дорогу и тропу через Кавказский хребет, действуя как крупными силами, так и отдельными группами.

... Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непреодолимой преградой для противника. Надо крепко запомнить всем, что непроходимым является тот рубеж, который умело подготовлен для обороны и упорно защищается...»

Война приближалась к Приэльбрусью и к Баксанскому ущелью. Все чаще над горными хребтами и перевалами кружили «рамы» — самолеты-разведчики. На севере и востоке гремела орудийная канонада. В середине августа Баксанское ущелье оказалось отрезанным от предгорий.

Еще в июне на метеостанцию «Приют девяти» поступило распоряжение от пятигорского начальства о временном прекращении метеоработ и о подготовке имущества к возможной эвакуации. Горько было оставлять места, с таким трудом отвоеванные у природы, но война есть война, и во время ее действуют свои неумолимые законы. Метеорологи упаковали имущество, но дни сменялись днями, а новых указаний не поступало.

Зимовщики находились в полном неведении о дальнейшей судьбе метеостанции и, конечно, своей собственной. Наступил август. Занят, врагом Пятигорск, где когда-то находился «хозяин» эльбрусской метеостанции — Северо-Кавказское бюро погоды. У метеорологов с каждым днем угасала надежда на то, что про них в конце концов вспомнят.

...Раннее утро 17 августа 1942 года. Яркое солнце осветило ласковым светом Эльбрус и его бескрайние снежные просторы. На некогда оживленных в это время года склонах безлюдно и тихо. Пустует «отель над облаками», лишь в маленьком домике живут начальник метеостанции Алеша Ковалев, его супруга Зоя, наблюдатель и радист Яша Кучеренко.

Все погожие дни они проводили вне здания, до боли в глазах всматриваясь в даль, в сторону «Ледовой базы». В это утро, как и всегда, заняли свой «наблюдательный пункт» и вот около восьми часов увидели, что от «Старого Кругозора» по направлению «Приюта одиннадцати» и «Приюта девяти» быстро поднимается группа вооруженных людей. С волнением следили зимовщики за их приближением, мозг сверлила мысль: «Кто это? Наши или враги?» Идущие приближались, и вскоре стало ясно, что это свои.

С радостными возгласами зимовщики поспешили навстречу подходившим. Солдат тоже взволновала неожиданная встреча. По имевшимся у них сведениям, на Эльбрусе давно никого нет, и вдруг—люди!

Вскоре хозяева и гости расположились около здания на отдых. Порядком проголодавшиеся солдаты с аппетитом уничтожали рыбные консервы и компот, которыми, их усердно потчевала гостеприимная хозяйка Зоя Ковалева.

Выяснилось, что бойцы являются разведчиками, присланными из Терскола с заданием узнать, есть ли на Эльбрусе гитлеровцы или нет.

Метеорологи рассказали им о том, что в течение последних месяцев здесь никто не появлялся, лишь вражеские самолеты-разведчики почти ежедневно подолгу кружат над этими местами.

Около десяти часов зимовщики и разведчики увидели, что с перевала Хотю-тау на ледник Большой Азау спускается колонна людей. С помощью биноклей установили, что это гитлеровские егеря, везущие на мулах вооружение и ящики с боеприпасами.

Вскоре часть немцев повернула в сторону «Приюта одиннадцати», а остальные продолжали спускаться к «Старому Кругозору». Во втором часу дня егеря подошли к «Приюту одиннадцати», заняв его, а также скалы, расположенные выше. На Эльбрусе воцарилась напряженная тишина. Верхние скалы ощетинились направленными вниз пулеметами...

Зимовщики вместе с разведчиками обсудили создавшееся положение и решили срочно уходить в Терскол, под покровом густого тумана, «накрывшего» оба приюта, а, возможно, и нижележащие склоны Эльбруса.

Спускались очень быстро, хотя видимость стала минимальной. Невдалеке от «Старого Кругозора» полоса тумана окончилась, и вновь засияло солнце, осветившее обе группы гитлеровцев, одна из которых уже хозяйничала на обеих полянах «Кругозора», а другая была на подходе к перевалу Чипер-азау.

Решили обойти «Кругозор» и спуститься вниз сразу за ледником Малый Азау по отшлифованным им «бараньим лбам». С большим трудом, лавируя между скалами, прошли под «Кругозором» и незамеченными проскочили через открытую поляну Азау, маскируясь среди балкарских кошей.

Разведчики остались на опушке наблюдать за противником, а работники метеостанции поспешили в Терскол, чтобы сообщить о появившихся на Эльбрусе немцах (В основу рассказа о захвате немцами Эльбруса положены воспоминания непосредственных участников описываемых событий супругов Алексея и Зои Ковалевых, с которыми автор имел беседу в Тбилиси в июле 1944 года).

Утром 18 августа егеря из дивизии «Эдельвейс» спустились с «Кругозора» и попытались захватить Терскол, чтобы проникнуть вниз по Баксанскому ущелью. Но наши воины встретили их огнем и заставили отступить с большими потерями.

... Были предприняты неоднократные попытки выбить немцев со всех эльбрусских перевалов, со «Старого» и «Нового Кругозоров», с «Ледовой базы» и вообще с Эльбруса.

В высокогорье завязались тяжелые бои. Упорными и кровопролитными они были в районе «Старого Кругозора», «105-го Пикета» и «Ледовой базы». Однако гитлеровцы, занимая господствующие высоты на склонах Эльбруса и у «Приюта одиннадцати», оказывали нашим воинам яростное сопротивление, стремясь любой ценой удержать занимаемые рубежи.

«...В Нальчике стало известно, что район Эльбруса заняли гитлеровские егеря, проникшие туда со стороны Западного Кавказа через перевал Хотю-тау, — вспоминает одна из первых нальчикских альпинисток, мастер. спорта СССР Любовь Сергеевна Кропф (Бутарева), работавшая в то время в госпитале 4425.

Нашим командованием была создана Особая группа отрядов НКВД, чтобы совместно с воинскими частями нанести удар по гитлеровцам. Альпинистов в ее рядах было четверо — Александр Сидоренко, участник шуцбундовского восстания в Вене в 1934 году австриец Рудольф Шпицер, Виктор Ломако и я.

В начале сентября нас собрали в балкарском селении Верхний Баксан, где перед нами выступил командир группы, подробно ознакомивший нас с военной обстановкой в Приэльбрусье. Перед отрядами он поставил задачу: перерезать коммуникации снабжения эльбрусской группировки немцев в западной части Кавказа около карачаевских селений Хурзук и Учкулан, занять «Приют одиннадцати» и, выбив немецкий гарнизон с седловины (в то время предполагали, что он там был), водрузить на вершине советский флаг.

Для выполнения второй части задачи нашей группе, насчитывавшей 80 человек, надлежало после скрытного маршрута по Ирикскому ущелью подойти к восточной вершине Эльбруса до возможно большей высоты, затем ударить по немцам сверху в районе «Приюта одиннадцати». А двадцать два человека вместе со мной и Шпицером должны были подняться по крутым обледенелым склонам на восточную вершину, водрузить там флаг, спуститься на седловину и уничтожить немецкий гарнизон, если он там находится.

Следует отметить, что наша группа была не альпинистская. На изучение «азов альпинизма» отвели всего четыре дня, и, естественно, что мы за это короткое время не могли обучить сложной технике восхождения 80 человек. Со снаряжением обстояло очень плохо — у нас имелось несколько спальных мешков, веревок, ледорубов и кошек. Специальных альпинистских ботинок у бойцов не было, как не было и ни одной палатки. Буквально в последний момент удалось обуть их в валенки и пошить из простыней маскировочные халаты.

И вот в два часа ночи 11 сентября мы приступили к выполнению поставленной задачи. Имея лишь легкое вооружение, выступили из селения Эльбрус в верховья Ирикского ущелья. Передвигались ночами, днем укрываясь в скалах, было очень холодно — надвигалась эльбрусская зима. Нередко где-то рядом раздавались пулеметные и автоматные очереди, тогда марш прерывали и изготавливались бою. На Ирикском леднике путь стал несравненно труднее, на нем много трещин, а в нашем отряде никто не имел о них представления. Впереди идет Сидоренко, прощупывая ледорубом каждый метр пути, за ним по его следам идут остальные. Часто приходится перебираться через трещины по доскам, которые мы предусмотрительно взяли внизу перед выходом.

Вот достигнута заданная высота — 4200 метров. Сильный мороз, все заиндевели. Рассветает. Последняя дневка — сегодня в ночь предстоит решающий бросок для завершения задуманной операции. Бойцы, усталые, валятся в снег под скалами, но спать нельзя, можно только дремать. Я, Сидоренко и Шпицер ходим от одного бойца к другому и расталкиваем их — ведь глубокий сон это верная смерть от замерзания. Стемнело. Наступила решающая минута — подъем и подготовка к последнему броску. Но все планы сорвал разразившийся той ночью сильный снежный буран, заставший нас на ледовых полях с бесчисленным множеством трещин. К утру командир отряда капитан Юрченко отдал приказ об отходе и возвращении в Баксанское ущелье. Иначе бы нас всех ждала неминуемая гибель...»

Обстановка в Приэльбрусье обострялась с каждым днем. Фашисты теснили наши войска в верховьях Баксанского ущелья. Поступил приказ о взрыве молибденового рудника в Нижнем Баксане и об эвакуацию мирного населения в Закавказье через Сванетию.

На повестку дня стал вопрос: как переправить их в безопасное от врага место? Путей было два — один через перевал Донгуз-орун, другой через перевал Бечо. Избрали последний как путь наиболее короткий. Но ведь это перевал довольно сложный, особенно его «куриная грудка», и потом не о туристах шла речь, привыкших к преодолению трудностей, а о женщинах с детьми и стариках, не имеющих ни малейшего представления о горах. Как же быть?

На помощь пришли альпинисты, находившиеся в ущелье и на горноспасательной станции. Ее начальник Георгий Одноблюдов срочно созвал всех инструкторов альпинизма. Их оказалось шесть человек. Устроили экстренное совещание. Надо переводить через перевал совершенно неподготовленных людей, среди которых немало детей и стариков, и это предстояло сделать в кратчайший срок, иначе будет поздно — враг недалеко.

За сутки альпинисты «обработали» перевал, подготовив его к массовому переходу. В наиболее сложных местах они вырубили надежные ледяные ступени, а на «куриной грудке» навесили веревочные перила.

На турбазу Тегенекли, пустовавшую в те дни, стали прибывать эвакуируемые. Разбивались палатки. На кострах готовилась скудная пища военного времени. Все проклинали Гитлера и думали о трудностях предстоящего перехода.

Александр Сидоренко, Алексей Малеинов, Григорий Двалишвили, Николай Моренец и Виктор Кухтин во главе с Одноблюдовым успешно справились с трудной задачей. Они перевели через снежный перевал Бечо и спасли от фашистской неволи более полутора тысяч человек, в том числе двести тридцать детей.

Среди эвакуируемых встречались больные, люди с пороком сердца, немощные старики. Но никто не жаловался на трудности, все стойко переносили тяготы необычного маршрута. Через «куриную грудку» альпинисты переносили детей на плечах, на плечах же перенесли машинистку из рудоуправления, имевшую только одно легкое. Пожилые, не имея сил перейти перевал за один прием, ночевали в пути под открытым небом, а наутро продолжали подъем. Инструкторы выбивались из сил, стремясь как можно скорее спасти людей от грозившей им опасности. И спасли!

После эвакуации комбинат опустел. Выполняя приказ Сталина ничего не оставлять врагу, его подготовили к взрыву. Но как поступить с молибденом, так необходимым стране? Вопрос разрешили совместно с военным командованием. Весь запас готового концентрата упаковали в двадцатипятикилограммовые мешочки и перевезли в верховья Баксанского ущелья к подножию перевала Донгуз-орун, откуда наши отходившие части перенесли его в Сванетию и отправили на сталелитейные заводы.

Прогремели мощные взрывы, превратившие комбинат в груду развалин и искореженного металла. Надежды врага не сбылись — вместо действующего предприятия ему достались одни развалины.

Бои в верховьях Баксанского ущелья затянулись и продолжались до начала зимы.

Советские воины, оборонявшие перевалы, дали торжественную клятву: «Ни шагу назад!» И они ее сдержали. Несмотря на численное превосходство и специальное обучение ведению боевых действий в горах, гитлеровцы не смогли перешагнуть через Главный Кавказский хребет. Не помогли им ни превосходство в силах, ни авиация. Наши доблестные воины отстояли горные ворота в Закавказье!

Проникшие на склоны Эльбруса еще в августе немецкие егеря, впоследствии делали неоднократные попытки захвата верховьев Баксанского ущелья со стороны-«Старого Кругозора» и «Ледовой базы», но каждый раз отбрасывались на исходные рубежи частями нашей 242-й горнострелковой дивизии, оборонявшей Приэльбрусье.

2 ноября 1942 года штаб Закавказского фронта отдал приказ о полном отходе наших войск из Баксанского ущелья. И уже со следующего дня начался планомерный вывод в Закавказье частей 392-й стрелковой дивизии, действовавшей в средней части ущелья и сдерживавшей натиск гитлеровцев за Нижним Баксаном (Тырныаузом).

Покидавшие Приэльбрусье части отходили через Донгуз-орунский перевал, унося с собой боевую технику, молибден, угоняя от врага большие гурты крупного рогатого скота и овец.

16 ноября последние подразделения 897-го горнострелкового полка, входившие в 242-ю горнострелковую дивизию и прикрывавшие отход наших войск, покинули Баксанское ущелье, оставив усиленный взвод прикрытия на склонах невдалеке от перевала.

17 ноября спустились с гор егеря, а снизу, из Нижнего Баксана, подошли немецкие и румынские батальоны. 18 ноября гитлеровцы попытались захватить перевал Донгуз-орун, но с большими потерями были отброшены нашим заслоном.

В Баксанском ущелье захватчики, как и везде, занялись «наведением нового порядка» на оккупированной территории. Гитлеровцы торопились вывезти в Германию из балкарских колхозов оставшиеся отары овец. Жители гор упорно сопротивлялись этому и скрытно угоняли скот в горы, в неприступные места.

В состав частей Закавказского фронта, оборонявших перевалы Главного Кавказского хребта, вошло немало спортсменов-альпинистов, сменивших привычную штормовку на солдатскую шинель, ледоруб на винтовку. Наши альпинисты внесли значительный вклад в оборону Кавказа. Знанием районов, горных перевалов, вершин и троп они оказывали неоценимую помощь командованию. Руководимые ими горнострелковые отряды производили глубокие разведки, совершали внезапные налеты на вражеские гарнизоны и после короткого боя внезапно скрывались в горах. На голову противника обрушивались снежные лавины и камнепады, искусственно вызываемые нашими альпинистами.

Под мощными, все нарастающими ударами Красной Армии враг покатился назад. В начале 1943 года оккупантов полностью изгнали из Воронежской и Сталинградской областей, Ставропольского и большей части Краснодарского краев, а также из пределов Кабардино-Балкарии. Противник понес большие потери в людях и технике.

Разгром гитлеровцев под Сталинградом и на Кавказе показал всему миру силу советского человека, отстаивавшего свою свободу и независимость социалистической Родины.

* * *

В ночь на 10 января 1943 года гитлеровцы покинули верховья Баксанского ущелья, уйдя из него через перевал Хотю-тау в Прикубанье. А уже ранним утром следующего дня к подножию Эльбруса вышла с перевала Донгуз-орун наша разведывательная группа в 80 человек под командованием старшего лейтенанта А. И. Николаева.

Радостно встречали освободителей жители Иткола и Терскола. В одном из блиндажей бойцами был обнаружен немецкий унтер-офицер, не пожелавший уходить со своими и намеревавшийся сдаться в плен, так как по горло был сыт войной.

В начале февраля командование Закавказским фронтом возложило на военных альпинистов задание: снять с вершин Эльбруса немецкие штандарты и водрузить на них знамена Советского Союза.

Это почетное задание с честью выполнила группа армейских альпинистов — героев обороны Кавказа.

Подъем производился знакомым до мелочей, десятки раз пройденным путем через «Старый Кругозор» и «Приют одиннадцати». Альпинисты поднимались с максимальной осторожностью, так как наиболее легкие и доступные склоны могли быть заминированы врагом.

К трудностям восхождения добавлялось отсутствие промежуточных приютов и баз для ночлега. Фашисты разобрали турбазу и гостиницу «Интурист» на «Старом Кругозоре», соорудив из них блиндажи, и землянки, заминированные при отступлении. На «Приюте одиннадцати» здание «отеля над облаками» сохранилось, но пребывание в нем было опасно по той же причине. Палатки, спальные мешки, необходимое снаряжение и продукты — все несли на себе. За плечами каждого висел автомат, напоминавший, что далеко внизу еще бушует пожар войны.

Участники исторического восхождения на Эльбрус успешно преодолели все трудности и опасности. 13 февраля отряд под командованием Николая Гусака поднялся на западную вершину и, сбросив с нее остатки двух немецких флагов, водрузил государственный флаг нашей Родины.

17 февраля вторая группа военных альпинистов под командованием Александра Гусева взошла на восточную вершину и водрузила на ней Советское знамя. Участниками этого беспримерного восхождения были: Николай Гусак, Александр Сидоренко, братья Габриэль и Бекно Хергиани, Евгений Белецкий и Евгений Смирнов (они поднимались на западную вершину), Александр Гусев, Георгий Сулаквелидзе, Георгий Одноблюдов, Анатолий Багров, Андрей Грязнов, Леонид Келье, Владислав Лубенец, Борис Грачев, Виктор Кухтин, Алексей Немчинов, Любовь Коротаева, Николай Персиянинов, Николай Моренец и военный кинооператор Никита Петросов. Все они тогда были удостоены правительственных наград.

Нельзя не вспомнить и другое восхождение армейцев. Оно проведено поздней осенью 1944 года на Западном Кавказе военными альпинистами Евгением Абалаковым (руководитель), Валентином Коломенским и Михаилом Ануфриковым. Ими был совершен задуманный еще до войны первый траверс (переход одной или нескольких вершин без спуска к подножию) всего горного массива Джугутурлючат, насчитывающего пять сложных вершин. Восхождение длилось восемь дней и проводилось во время обильных снегопадов.

Начало войны застало меня в разгар подготовки к летним горовосхождениям. Не дожидаясь повестки, явился в военкомат и попросил направить в горные части, где я принес бы больше пользы, чем в других родах войск. Но меня направили в Ставрополь, где формировалась конная группа полковника Доватора.

Пришлось испытать горечь поражения и отступления от Великих Лук до ближних подступов к Москве. Попав в окружение, выбирались из него по лесам и болотам Калининщины, терпя холод, голод и лишения, боясь нарваться на рыскавших по всем дорогам вражеских мотоциклистов. Много бойцов в те дни погибло во время стычек с противником или попало в плен. С однополчанином Володей Бубновым в составе большой группы «окруженцев» из разных частей мы вырвались из вражеского кольца и добрались до своей части только в Подмосковье.

Как-то осенью 1942 года, занимаясь в политотделе дивизии ремонтом радиоприемника, я услышал поразившую меня до глубины души весть: фашистское радио сообщало, что «внезапным ударом егеря дивизии «Эдельвейс» окружили и уничтожили крупный гарнизон большевиков, овладели военной метеостанцией на Эльбрусе, установив на его вершинах флаги, символизирующие величие Германии».

Глубокая боль защемила сердце. Не верилось, что гитлеровские полчища дошли до Кавказа, что места, где совсем недавно тысячи советских юношей и девушек занимались горным спортом, заняты противником.

В те тяжелые дни Верховное Главнокомандование издало приказ по вооруженным силам Красной Армии, предписывающий лиц, имеющих горно-альпинистскую подготовку, немедленно откомандировать на Кавказ для создания специализированных горных частей. Многие наши альпинисты прибыли тогда в Тбилиси и принимали участие в разгроме и изгнании врага. До меня же этот приказ дошел только в начале 1944 года. Угроза Кавказу давно уже миновала, когда меня вместе с другими товарищами направили в военно-пехотное училище преподавателем горной подготовки.

В июле в Тбилиси мне довелось встретиться с Алексеем Ковалевым — последним покинувшим метеостанцию на Эльбрусе в грозные августовские дни 1942 года. Мы долго сжимали друг друга в объятьях прямо на тротуаре проспекта Руставели.

От старого друга я узнал подробности прихода немцев на «Приют одиннадцати». Оказывается, Алексей недавно был на Эльбрусе и осматривал метеостанцию, которую хотят восстановить. Но едва ли это удастся — резюмировал он, там все разрушено, надо начинать все сначала, все надо туда завозить, это будет очень дорого стоить, и вряд ли на это пойдет его начальство. Ведь сейчас идет война.

Вскоре после этой встречи в Сванетии, на пустовавшей в военное время Местийской турбазе, проводились первые армейские альпинистские сборы, на которых я работал инструктором. Во время их проведения удалось детально познакомиться с южной стороной Главного Кавказского хребта. Вершины, знакомые мне с севера, теперь выглядели совершенно по-другому: меньшее оледенение, большая крутизна, другая конфигурация. Часто я затруднялся определять название той или иной вершины без карты. При довоенных восхождениях со стороны Кабардино-Балкарии они почти не употреблялись (ведь там до мелочен все было знакомо!), а в Сванетии карта стала нашим постоянным спутником. Без нее мы зачастую не могли ориентироваться среди незнакомых ущелий и хребтов.

Моему брату Борису Кудииову, Алексею Золотареву и мне разрешили совершить поход в Кабардино-Балкарию для посещения центра довоенного альпинизма.

Шли знакомым маршрутом через перевал Бечо. Совсем по-мирному любовались красотой окружающей местности и горными пейзажами. Только необычно пусто и безлюдно казалось в ущелье Долры, заросшем высокой, в рост человека, травой. Не видно многочисленных ранее тропинок, по которым торопились в Местию и на Черноморское побережье Кавказа пестрые группы туристов...

Когда мы спустились в Баксанское ущелье, то были потрясены увиденным—везде было пусто. Альплагеря, турбаза, гостиница «Интурист» взорваны и сожжены, многие балкарские дома разрушены.

Мы прошли ущелье от Адыл-су до Терскола. Мертвая, гнетущая тишина нарушалась лишь ревом и грохотом реки Баксан. Проходя по территории первенца альпинистских лагерей «Рот-Фронт», на куче мусора нашли разбитую чайную чашку с фирменной надписью. Это все, что осталось от построенного с таким трудом прекрасного лагеря. Его организатор и первый начальник Боря Кудинов тяжело вздохнул и, обтерев черепок, бережно спрятал в рюкзак на память.

Мы обнаружили здесь и людей! Это были бывший завхоз лагеря «Рот-Фронт» Митрофан Шерстюков и его жена Настя, жившие в чудом сохранившемся подсобном помещении. Расцеловались и разговорились о войне, о тяготах теперешней жизни, о будущем. Гостеприимные хозяева не хотели нас отпускать, уговаривая погостить несколько дней. Но, к сожалению, мы не могли задержаться — торопились в Местию — ведь завтра контрольный срок нашего путешествия. Возвращались в Сванетию через перевал Ак-су, находясь под впечатлением всего увиденного нами в Баксанском ущелье.

Конец войны застал меня в маленьком пограничном городке Армении—Ленинакане, где я тогда служил старшим инструктором горной подготовки.

Осенью 1945 года проводились уже вторые по счету сборы инструкторов. Турбазу в Местии вновь заполнили военные альпинисты, в основном довоенные инструкторы-энтузиасты этого вида спорта. За время сборов совершили много восхождений на вершины до 4-6 категории трудности включительно и прошли несколько перевалов высшей категории.

Вспоминается наша первая встреча с «гражданскими» альпинистами. Это произошло в августе 1945 года. Во время восхождения на Лскзыр-тау наша группа поднялась с юга на Джантуганское плато по одноименному перевалу. Установив палаточный лагерь, услышали голоса, доносившиеся с вершины Джан-туган. Вглядевшись, увидели четырех человек, спускавшихся по обычному «двоечному» пути. Радостно забилось сердце — альпинизм оживает! Ведь только недавно кончилась проклятая война, а кто-то, несмотря на послевоенные тяготы, уже организовал и проводит восхождение.

Увидев нас, неизвестные альпинисты что-то кричат. Мы отвечаем, но расстояние очень велико, и мы не понимаем друг друга. С волнением спешим к подножию вершины и вскоре здороваемся с незнакомцами. От избытка чувств обнимаемся. Еще бы! Встреча в горах, на больших высотах, да еще в то время, когда обе группы думают, что они одни затерялись среди Кавказских гор.

Разве это не событие!

Знакомимся. Альпинисты сообщают, что возобновил работу единственный уцелевший за время войны альплагерь «Локомотив», они возвращаются туда — это первый спортивный подъем послевоенного периода. Мы горячо поздравляем «с вершиной» и приглашаем отметить это событие. Подходим к лагерю, усаживаем гостей «за стол» — расстеленную на снегу палатку, принимаемся потчевать гостей.

Широко раскрыв глаза, они смотрят на доставаемые нами из рюкзаков продукты. Тут есть и копчености, шоколад и другая снедь. Угощая, с аппетитом едим сами. Новые знакомые рассказали о неурядицах, неизбежно возникающих при рождении и становлении альплагеря. Почти нет снаряжения, а имеющееся неважного качества. Старые, довоенные палатки — как решето, а новых пока не удалось достать. С питанием очень плохо, не хватает хлеба и сахара, почти нет консервов, а о деликатесах, как, например, шоколад, можно только мечтать. При восхождении альпинисты питаются кукурузными консервами, картошкой, селедкой и сухарями. В заключение они знакомят нас с планами восстановления туристских баз и альпинистских лагерей Кавказа. Сердечно прощаемся и просим передать армейский привет всем жителям лагеря.

В конце августа вместе с Германом Ефимовым решаем штурмовать «пятерку», нужную нам обоим для получения звания мастера спорта. Тщательно подготовившись и проконсультировавшись, вышли из Местии для совершения восхождения на вершину Тихтенген по «пятерочному» маршруту. Преодолев многокилометровые подходы по горным тропам и бездорожью, достигли по Дзинальскому леднику перевала Китлод, третьей (высшей) категории трудности. Спустившись по нему в Кабардино-Балкарию, начали свое восхождение с ледника Кулак по западному гребню Тихтенгена.

Особенно сложным оказался переход с ледника на гребень, да и сам гребень не отнесешь к разряду легких—сплошные «жандармы» (скальные башни, преграждающие путь), некоторые удавалось обойти, но большинство брали «в лоб» трудным скалолазанием. Вылезешь на вершину очередного «жандарма», а за ним виднеется другой, еще более сложный и кажущийся неприступным. Но мы упорно продвигались к высшей точке.

Как-то вечером, выравнивая очередную площадку для ночлега, Герман наткнулся на заржавленную банку из-под консервов. Осторожно вскрыв ее, обнаружили полуистлевшую записку англичан, ночевавших здесь в 1903 году.

Находка заинтересовала. Покопавшись более тщательно, нашли еще две банки консервов, вмерзшие в гребень. Одну из них пробило молнией, и ее содержимое превратилось в какую-то бесформенную выцветшую массу. Другая хорошо сохранилась, на ржавой поверхности рассмотрели какие-то медали, очевидно, фабричную марку, и две рыбки, плывущие навстречу одна другой.

Вскрыли ее. Замерзшие консервы настолько хорошо сохранились, что казалось, будто они оставлены здесь вчера, а не сорок два года назад! Попробовали по малюсенькому кусочку. Понравилось. Консервы вкусные и ароматные. Посмотрев друг на друга, съели еще немного. Ждем рези в желудке и других симптомов отравления. Проходит час, другой — никаких признаков. Тогда Герман достает галеты, мы вооружаемся ложками и съедаем все содержимое банки.

До вершины мы дойти не смогли. При подходе к «стенке Попова» (трудная, почти отвесная башня, преграждающая путь недалеко от вершины Тихтенгена) на нас обрушился мощный снегопад. В час дня, прервав движение и спустившись немного с гребня, укрылись в наскоро поставленной палатке. Снег падал весь день и почти всю ночь, иногда налетали сильные порывы ветра, угрожавшие сорвать плохо закрепленную палатку. Но вот наступило утро, а вместе с ним тихая солнечная погода. Мы вылезли из палатки и осмотрелись. Все кругом белым-бело. О продолжении подъема нечего и думать, скалы заснежены, и зацепок для рук и ног найти невозможно.

Надо отступать, будучи почти у цели. Обидно и очень досадно. Самое опасное и трудное позади, мы считали вершину уже «своей», и вот полный крах наших надежд!

Дожидаться пока растает снег мы не могли — завтра контрольный срок нашего возвращения в Местию, да и продукты уже были на исходе. Учтя все это, донельзя удрученные, скрепя сердце уходим вниз. Спуск по сыпучим, заснеженным крутым скалам—очень сложное дело.

Только к вечеру по обычному «четверочному» пути с большими трудностями спустились к перевалу Семи, где и заночевали. На следующий день, вернувшись на базу, рапортовали начальнику сборов капитану Ивану Марру о неудавшемся восхождении.

В сентябре в горах начались снегопады. Прекратив сборы, мы возвращались в свои части. В городе Зугдиди встретили группу грузинских альпинистов, ехавших на штурм Ушбы с Гульского ледника через седловину. Это — один из труднейших путей, никем еще не пройденный. Пожелав им успешного восхождения и сообщив о начавшейся непогоде, распрощались. Уже позднее мы узнали, что грузинские альпинисты Алеша Джапаридзе (руководитель), К. Опиани и Н. Мухин, поднявшись по этому маршруту на северную Ушбу, погибли при возвращении с седловины от сорвавшейся лавины.

Длительные поиски, проводившиеся в разыгравшуюся непогоду, в чрезвычайно сложных метеорологических условиях высококвалифицированными альпинистами Александрой Джапаридзе, братьями Виталием и Евгением Абалаковыми, Николаем Гусаком и другими, не дали никаких результатов. Только двенадцать лет спустя грозная Ушба вернула свои жертвы. Погибших обнаружили на Гульском леднике альпинисты, совершавшие восхождение по пути Алеши Джапаридзе. Их опознали по клочкам одежды и по предметам, находившимся в карманах...

В начале 1946 года окончилась моя армейская жизнь. Демобилизовавшись, вернулся в Москву, а потом снова уехал на Кавказ.

Жизнь возвращается на Эльбрус

Возрождение альпинизма и туризма началось уже в первый послевоенный год. Три альпинистских лагеря удалось частично восстановить и они приняли первых спортсменов, начав учебную работу. Одним из них стал «Локомотив» в ущелье Адыл-су. Впервые после многолетнего перерыва, вызванного войной, в него прибыли молодые физкультурники. Под руководством довоенных инструкторов они упорно овладевали техникой альпинизма и в том же году совершили зачетные и спортивные восхождения.

Второй открылся на Западном Кавказе в Домбае. В него съехались члены добровольного спортивного общества «Наука». В Цейском районе Северной Осетии начал действовать альплагерь «Медик».

Все три лагеря за лето пропустили около 800 человек, 500 из них после теоретической и практической учебы были награждены первыми послевоенными нагрудными значками «Альпинист СССР».

Началось восстановление разрушенных и создание новых альпинистских лагерей и туристских баз на Северном Кавказе. А на западной вершине Эльбруса был вновь установлен высочайший триангуляционный пункт Кавказа силами взвода военных геодезистов под командованием лейтенанта Козлова.

...1946 год. Но необозримым снежным просторам величавого Эльбруса, в направлении «Приюта одиннадцати» движется цепочка людей в штормовых костюмах с ледорубами в руках. На глазах поблескивают солнцезащитные очки. Идут медленно, в связках, часто делают остановки для отдыха, сбрасывая при этом с плеч большие, тяжелые рюкзаки, рассматривают окружающую панораму.

Двуглавый Эльбрус, давно не видевший людей, милостливо встречает прекрасной июльской погодой альпинистов, которым в ознаменование 25-летия Кабардино-Балкарской АССР выпала честь первого послевоенного восхождения на восточную вершину.

На Эльбрусе спортсменов поразили запустение и тишина. Вокруг «Приюта одиннадцати» и на ближайших скалах сохранились пулеметные гнезда, разбросаны стреляные патронные и снарядные гильзы, ящики из-под мин и снарядов, различное военное снаряжение. Вокруг бывшей метеостанции «Приют девяти» такое же мертвое запустение и следы пронесшейся здесь войны. Эти места давно никем не посещались, что сразу же бросилось всем в глаза.

Сиротливо и одиноко чувствовали себя альпинисты. За каждым камнем «Приюта одиннадцати» и «Приюта девяти» притаилась смерть. Одного неосторожного, неосмотрительного движения достаточно, чтобы подорваться на минах, которые могут находиться всюду, даже в самых неожиданных местах. Любители трофеев с вожделением посматривали на разбросанное кругом «богатство», но, предупрежденные об опасности, не осмеливаются собирать брошенное.

Альпинисты покинули склоны Эльбруса, ставшие после войны неуютными и даже чужими. И вновь на них воцарилась тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра.

В Терсколе, бывшем до войны центром военного альпинизма и научных баз многочисленных эльбрусских экспедиций, также все взорвано и сожжено. Развалины поросли высоким бурьяном. Лишь в одном сохранившемся домике теплилась жизнь. Странно выглядели среди всеобщего разорения зеленые квадратики возделанного огорода, коровы, ходившие неподалеку, и ребятишки, игравшие возле дома.

На поляне Азау, куда летом съезжались балкарцы семьями для ухода за пасущимся скотом, не было ни людей, ни стад. Лишь нетронутая никем сочная трава, достигавшая почти человеческого роста, уныло шумела на ветру.

В 1947 году советский народ праздновал тридцатилетие Великого Октября. Вся страна готовила подарки Родине к этой знаменательной дате.

Наши альпинисты решили совершить гигантский траверс всех вершин Главного Кавказского хребта от Эльбруса до Казбека, протяженностью более 250 километров.

Весь Главный хребет разделили на тридцать самостоятельных участков, для прохождения каждого из них была назначена отдельная группа. В траверсе участвовало пятьсот альпинистов и среди них шесть заслуженных мастеров спорта СССР и пятнадцать мастеров.

Первый участок включал обе вершины Эльбруса. Его прошли Андрей Малеинов, Костя Спиридонов и Вадим Гиппенрейтер.

Спортсмены поднялись на западную вершину по юго-восточному склону. При спуске к седловине погода испортилась, подул ураганный ветер. Отсиживаясь в полуразрушенном домике приюта, лыжники почти двое суток ожидали улучшения погоды (памятную записку об этой вынужденной остановке мы обнаружили в хижине в 1950 году, когда приводили ее в порядок). Затем они поднялись по западному склону на восточную вершину. Заменив записку предшественников — альпинистов Кабардино-Балкарии, побывавших здесь в прошлом году — своей, быстро съехали вниз в Ирикское ущелье, «потеряв» за короткое время более 3500 метров высоты. На шестой день спортсмены вернулись в альплагерь «Большевик» и доложили штабу траверса о благополучном прохождения своего участка.

В течение 1948 года ледяное безмолвие Эльбруса не нарушалось человеком. Лишь в июне 1949 года на его склонах появились сотрудники экспедиции Академии наук СССР, спешившие на «Приют одиннадцати» для организации зимовки.

Из всех альпинистских и туристских сооружений сохранилось только здание отеля на «Приюте одиннадцати», но вид его, безусловно, не соответствовал нашему представлению о благоустроенной гостинице. Фасад изрешечен пулями и осколками от снарядов и авиабомб, крыша местами сорвана, вместо окон и дверей зияли провалы. В довершение всего помещение сверху донизу забито слежавшимся снегом. Вспомогательное здание котельной-дизельной также разрушено прямым попаданием авиабомбы.

Первая фундаментальная постройка на Эльбрусе — метеорологическая станция «Приют девяти» находилась в таком же плачевном состоянии.

Сохранилось, но вместе с тем и сильно пострадало здание высокогорного приюта «Седловина». Хижину внутри полностью забило многолетним слежавшимся снегом, проникшим внутрь через выбитые окна и сорванную дверь. Наружная обшивка стен и крыша сорваны ветрами. От тамбура, через который некогда шел вход в хижину, не осталось и следа.

В те годы не было хозяина над эльбрусскими постройками и никто не интересовался их состоянием. Когда в 1949 году Академия наук СССР обратилась в Центральное туристско-экскурсионное управление ВЦСПС с просьбой о передаче ей в аренду на пять лет «Приюта одиннадцати», просьбу немедленно удовлетворили. Правда, с оговоркой, что экспедиция АН СССР, для нужд которой передавалось здание, в течение пятилетнего срока полностью его восстановит и будет в течение этого времени предоставлять бесплатные ночлеги альпинистам в комнатах второго этажа, которые должны быть срочно отремонтированы и благоустроены.

В 1949 году дорожники заново построили автомобильную дорогу между Терсколом и «Ледовой базой», разрушенную за годы войны оползнями и обвалами. Там, где ранее проходил только вьючный транспорт и трактора, открылось движение для автомашин. Местами дорогу проложили по более удобной местности, по более пологому рельефу. Наиболее крутой и затяжной подъем перед выходом на «Ледовую базу», где пришлось немало потрудиться строителям дороги, назвали в честь их бригадира «Цибулинским». Это название укоренилось и его употребляют в настоящее время.

Тогда же эльбрусская экспедиция приступила к восстановлению «Ледовой базы» и «Приюта одиннадцати». Примитивность постройки на «Ледовой» не вызвала трудностей в ее ремонте, зато ремонт и реконструкция «Приюта одиннадцати» потребовали гораздо больших усилий.

Прежде всего следовало очистить трехэтажное здание от снега и льда. Работа, на первый взгляд, простая и бесхитростная, но если вдуматься, люди, выполнявшие ее, фактически совершали подвиг — в любую минуту могла взорваться немецкая мина. К счастью, все обошлось благополучно — при бегстве гитлеровцы не успели заминировать здание.

Впервые после долгих лет войны оживились эльбрусские просторы. Заново пришлось прокладывать «ледовую трассу» — несколько в стороне и выше довоенного пути, ведь за десятилетие ледник «сполз» и его трещины переместились на новые места.

Вновь по снежным полям Эльбруса потянулись караваны лошадей и ослов, перевозивших для ремонта «Приюта одиннадцати» строительные материалы, топливо, продукты и приборы для предполагавшейся зимовки.

В августе 1949 года на Эльбрус поднимались 60 участников второй послевоенной альпиниады Кабардино-Балкарии. В рюкзаках они несли все необходимое для ночлега в необжитом месте. Встреча с работниками экспедиции, занятыми восстановлением знаменитого отеля, была для них полной неожиданностью. Альпинисты немедленно включились в работы, производившиеся на приюте. Ночевали уже не в палатках, которые стали ненужными, а в здании. Это ли не блаженство! А еще через несколько дней совершили запланированное восхождение и покорили восточную вершину Эльбруса.

К зиме экспедиция успела закончить первоочередные ремонтные работы. Снаружи здание приняло довоенный вид — «залатали» местами сорванную железную обшивку. В первом этаже, частично очищенном от льда, устроили топливный склад, где хранились уголь и дрова. Второй этаж тоже привели в относительный порядок, часть его комнат загрузили немецкими трофеями — поврежденными радиостанциями, бензиновыми двигателями и радиодеталями. В бывшей столовой сложили большую плиту, которая больше годилась для «обкуривания» здания, чем для приготовления пищи и обогрева. Ее так неудачно сконструировали, что весь дым оставался в помещении — она не дымила лишь при северном ветре, который очень редок на Эльбрусе. Третий этаж отремонтировали более тщательно—он предназначался для сотрудников экспедиции. В одной из комнат устроили маленькую кухню, а соседнюю приспособили под столовую. Настоящим торжеством для будущих зимовщиков обсерватории «Эльбрус» явился пуск центрального отопления на базе новой котельной. Небольшой бензиновый движок типа Л-6, выхлопы которого по вечерам нарушали снежное безмолвие, залил здание электрическим светом.

Так после восьмилетнего перерыва высокогорная обсерватория Эльбрусской экспедиции Академии наук СССР, руководить которой назначили одного из старых «эльбрусцев», заслуженного мастера спорта СССР Александра Игнатьевича Сидоренко, вступила в строй.

Кстати сказать, зимовщики зажили не хуже, чем до войны. Уют создавала соответствующая меблировка комнат-кают, мягкий электрический свет, нормальная комнатная температура. К услугам были радио, различные музыкальные инструменты, патефон, настольные игры и хорошая библиотека. В свободное время устраивались лыжные соревнования, ведь лыжами здесь можно пользоваться круглый год, подъем же и спуск без них в зимнее время почти невозможен.

Но недолго просуществовало наспех отремонтированное центральное отопление. Под Новый год в трескучий мороз замерзла в трубах вода и они полопались. Пришлось срочно устанавливать железные печи — «буржуйки», отапливаться дровами и углем. Тепло стало лишь в жилых комнатах, а по остальным «прогуливался» мороз.

Кое-как перезимовали. Летом отопление отремонтировали, но с наступлением морозов повторилась та же история.

В 1950 году на «Старом Кругозоре» выстроили каменный домик, служивший промежуточной базой при подъеме сотрудников ЭКНЭ на «Приют одиннадцати», и восстановили приют на седловине Эльбруса, для ремонта которого доставили около двух тонн разных стройматериалов. В условиях высокогорья осуществить такое сложное мероприятие удалось лишь с помощью малоизвестных в то время яков, завезенных экспедицией специально для этой цели. В горах Тибета они являются единственным надежным видом транспорта. Яки привычны к большим высотам, неприхотливы к пище, прекрасно выносят суровый климат высокогорной зоны.

При первых попытках подъема на седловину животные не могли преодолеть глубокий снег, лежащий выше «Приюта Пастухова». В середине августа, когда пропала всякая надежда на благоприятные условия, неожиданно поднялся юго-восточный ветер, сдувший с южных склонов часть снежного покрова. Предпринятая очередная попытка транспортировки грузов яками увенчалась полным успехом. В дальнейшем эти животные доставляли груз даже на восточную вершину Эльбруса.

Мне поручили восстановление приюта «Седловина». В конце августа вместе с жителями Нальчика братьями Букатовыми мы поднялись на седловину. Нечего и говорить, наружный осмотр нас не обрадовал. Скрепя сердце, принялись освобождать хижину от ледяного плена.

Работали очень осторожно, опасаясь немецких мин, но обнаружили лишь «визитную карточку» малеиновской группы, да немецкий консервированный хлебец изготовления 1935 года!

В отличие от прежних лет, в помещении приюта поставили железную печь, в которой в хорошую погоду прекрасно горели дрова и местный длиннопламенный каменный уголь. Снаружи для ветронепроннцаемости здание обили оцинкованным железом. Вместо хрупких стекол в рамы вставили толстый пятимиллиметровый плексиглас. Соорудили входной тамбур. На больших высотах, от пяти тысяч метров и выше, трудоспособность человека сокращается более чем на 50 процентов. Разреженность воздуха, кислородное голодание порождают апатию, общую слабость, быструю утомляемость, головные боли — горную болезнь.

Каждое резкое, нерассчитанное движение вызывает одышку и сердцебиение, поэтому часто, слишком часто нам приходилось отдыхать. Десять дней продолжался ремонт приюта, все это время стояли прекрасные августовские дни без единого облачка на фиолетовом небе. Последний придирчивый осмотр, и мы, удовлетворенные, уходим вниз. Высочайший в мире высокогорный приют «Седловина» вновь вступил в строй действующих.

В начале сентября того же года на седловине царило необычайное оживление. Альпинистские группы совершали восхождения, ежедневно курсировали яки, доставлявшие аккумуляторы, металлические мачты, провода и приборы для автоматической метеорологической станции (АРМС). Появление на Эльбрусе яков, сопровождаемых даргинцем Магомедом Ибрагимовым, было далеко незаурядным явлением. История освоения Эльбруса подобного еще не знала: четвероногие «альпинисты», да еще с грузом в сто килограммов, на вершине появились впервые.

Летний сезон закрыли работники обсерватории «Эльбрус», установившие на восточной вершине АРМС. Ее дюралевая мачта, укрепленная стальными растяжками и на десять метров «приподнявшая» вершину, отлично просматривалась с «Приюта одиннадцати», «Ледовой базы» и даже с горы Чегет, находящейся на противоположном склоне Баксанского ущелья. К сожалению, метеостанция, дававшая ценные данные о погоде высокогорья, простояла недолго, месяца через два ее мачту сорвало ураганными ветрами.

Летом 1950 года на Эльбрусе появились еще две научные экспедиции. Одна из них принадлежала Тбилисскому государственному университету. На «Ледовой базе» грузины возвели здание необычайной цилиндрической формы, обитое дюралюминиевыми листами и прозванное «баком», в котором они изучали космические лучи. Там же жили зимовщики. Однако суровый климат и трудности работы в высокогорье не понравились южанам, привыкшим к теплу и солнцу, уже в 1952 году они перебазировались в Тегенекли, где и продолжали свои исследования на высоте 1600 метров.

Другая экспедиция принадлежала Институту физиологии имени Богомольца Академии наук Украинской ССР. Следует вспомнить, что еще в 1929—1934 годах на Эльбрусе проводили эксперименты экспедиции Казанского госуниверситета, возглавляемые профессором Николаем Николаевичем Сиротининым, они изучали горную болезнь, а также изменения нервной системы под влиянием факторов высокогорья. В 1935—1940 годах исследования того же профиля осуществляла экспедиция Академии наук УССР под его же руководством. Вместе со своими сотрудниками Сиротинин неоднократно поднимался на обе вершины Эльбруса, где провел серию научных опытов.

В 1950—1952 годах научная группа Института физиологии вела исследования по расширенной программе совместно с экспедицией Геофизического института Академии наук СССР. Начиная с 1953 года. Институт физиологии имени Богомольца организовал свою собственную экспедицию. Она осуществила серию систематических научных исследований под руководством действительного члена Академии медицинских наук СССР профессора Сиротинина.

Украинские физиологи добились положительных результатов в опытах по лечению кислородным голоданием болезней легкой шизофрении и астмы. «Сиротининцы», как любовно прозвали сотрудников украинской экспедиции, еще в 1952 году начали монтаж сборных домиков на разных высотах.

Основную базу они построили в Баксанском ущелье невдалеке от поселка Терскол, вторую на «Новом Кругозоре» и третью в районе «105-го пикета» (Во время строительства автодороги между Терсколом и «Ледовой базой» вся трасса была разбита на стометровые участки — пикеты. Небольшая горная поляна перед крутым взлетом на «Ледовую», где находилась 105-я стометровка, носит название—«105-й пикет»). В 1960 году дом физиологов вырос и на «Ледовой базе». С тех пор летом на базах появляются «сиротининцы» вместе с подопытным «зоологическим садом!» Своим присутствием они вносят оживление в однообразную жизнь постоянных «жителей» Эльбруса.

Украинцы начинают свои работы в Терсколе, после необходимой акклиматизации продолжают их уже на «Новом Кругозоре», работают там некоторое время, затем поднимаются еще выше и наконец останавливаются в зоне вечных снегов на «Приюте одиннадцати» и «Приюте Пастухова».

Летом 1951 года обсерваторию «Эльбрус» посетили начальник Эльбрусской экспедиции Академии наук СССР, участник знаменитого дрейфа папанинцев Герой Советского Союза, действительный член Академии паук СССР Евгений Константинович Федоров и заслуженные мастера спорта СССР «старожилы» здешних мест Александр Михайлович Гусев, Николай Афанасьевич Гусак и Александр Игнатьевич Сидоренко.

В уютной столовой на третьем этаже после товарищеского ужина Евгений Константинович вспомнил о днях, проведенных на Северном полюсе, на дрейфующей льдине. Гусев рассказал о том, как он, Корзун и Горбачев впервые в истории зимовали на Эльбрусе, как вместе с Корзуном еще в 1934 году совершили первое зимнее восхождение на Эльбрус.

Коля Гусак, попыхивая своей трубочкой и пересыпая речь шутками, на которые всегда считался великим мастером, поведал о своих восхождениях на трудные вершины, о путешествиях по Сванетии, эльбрусских зимовках, о покорении им с друзьями в 1937 году высочайшей вершины Советского Союза — Пика Коммунизма.

Саша Сидоренко вспомнил немало эпизодов из военных дней Приэльбрусья. Незаметно текло время, одно воспоминание сменялось другим, разошлись по каютам далеко за полночь.

Поздним летом того же года в районе Эльбруса работала грузинская киногруппа. Она снимала фильм «Покорители вершин» по сценарию Николая Семеновича Тихонова и грузинского режиссера Рандели. Съемки проводились в районе «Приюта одиннадцати», Терскольского пика и Ушбинского плато. Оба сценариста приезжали на Кавказ. Побывали они и на «Приюте одиннадцати», куда добирались на яках.

Во время задушевных бесед с работниками обсерватории, Николай Семенович поделился впечатлениями о своих заграничных поездках, совершенных в составе советских делегаций. Как-то незаметно, стихийно беседа, носившая чисто познавательный характер, переросла в политический митинг. Когда же Тихонов рассказал о том, как люди доброй воли обратились к правительствам пяти великих держав с просьбой заключить между собой пакт Мира, что в пашей стране и за рубежом они развернули кампанию по сбору подписей под этим обращением, все мы как один подписали этот исторический документ.

Осенью того же года от Терскола до «Приюта одиннадцати» протянулись нити проводов высоковольтной электропередачи. По ледникам и фирновым полям, напрямик через множество бездонных трещин «зашагали» ее мачты. Кстати, ЛЭП тоже нельзя отнести к разряду обычных. Дело в том, что она проходила по движущемуся «живому» леднику. Провода ее изготовлены по специальному заказу из стального 8—10-миллиметрового троса. Делалось это не случайно. Если провода изготовить медными или алюминиевыми, такими же как на равнине, ураганные ветры тотчас порвут их, как ниточки.

В сентябре состоялась пробная передача тока из Терскола на «Ледовую базу» и «Приют одиннадцати». Летом 1952 года энергетики надеялись полностью обеспечить обсерваторию в «отеле над облаками» электроэнергией, но, к сожалению, она ее не получила. Из-за зимнего передвижения ледника многие мачты переместились далеко вниз, стальные провода порвались. Впоследствии отдельные мачты провалились в трещины и на поверхности ледника были видны только их верхушки, которые долго служили тем, кто впервые попадал в эти места, ориентиром между «Ледовой базой» и «Приютом одиннадцати».

* * *

В первые послевоенные годы «Приют одиннадцати» и вершины Эльбруса альпинисты посещали реже, чем раньше. Но это объяснялось не потерей былой популярности, а совсем другими причинами. Первая из них заключалась в отсутствии промежуточных приютов, где можно было переночевать и отдохнуть. Ведь все приходилось нести на своих плечах: дома-палатки, спальные мешки, топливо, продукты, а также многое другое, необходимое при восхождении. Физически слабым это было совершенно не под силу. Другой причиной служило то обстоятельство, что категорию трудности восхождения на любую из его вершин повысили до второй, так как это вполне соответствовало относительной сложности, усугубляемой высотой. Эльбрус перестали относить к «зачетной» вершине для новичков. Правом восхождения на него пользовались лишь спортсмены-разрядники и лица, отмеченные нагрудным значком «Альпинист СССР».

Начиная с 1950 года, количество восхождений увеличилось. Этому способствовало восстановление промежуточных баз на «Старом Кругозоре», «Ледовой базе», «Приюте одиннадцати», а также введение новых спортивных норм. Отныне для получения первого спортивного разряда по альпинизму и выше требовалось, в частности, совершать восхождение на вершину, превышающую пять тысяч метров. В послевоенные годы восхождения на Эльбрус проводили в основном инструкторы альплагерей, участники альпиниад из разных городов, а также спортсмены-разрядники.

В 1950 году на Эльбрус поднялось 109 спортсменов (32 на западную вершину и 77 на восточную). Побывали там и сотрудники обсерватории «Эльбрус», а также грузинские альпинисты, причем все эти этапы их подъема операторы Тбилисской кинохроники засняли на пленку.

... В 1953 году исполнилось 30 лет советскому альпинизму. Почти все эльбруоские восхождения того года были посвящены этой знаменательной дате. За сезон на вершинах побывало 316 человек. В основном это были инструкторы альплагерей, спортсмены-разрядники и молодые альпинисты Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону, Тбилиси и Саратова. Кроме обычного, ставшего уже традиционным, контингента, вершины Эльбруса достигли спортсмены Центрального Дома Советской Армии, проводившие в Терсколе первые послевоенные сборы.

Летний сезон 1954 года открыли спортсмены Кабардино-Балкарии, совершившие в мае восхождение на восточную вершину в ознаменование трехсотлетия воссоединения Украины с Россией.

В июле и августе снежные склоны, окружающие «Приют одиннадцати», заполнились лыжниками. Впервые здесь тренировались участники горнолыжных сборов Московского университета имени Ломоносова и Российской Федерации.

Интересное, захватывающее зрелище происходило в те дни на белоснежных крутых склонах, расцвеченных красными и синими флажками. Поражал стремительный спуск лыжников, виртуозно выполнявших резкие повороты. На большой скорости, превышавшей иногда 70 километров в час, они легко и грациозно проходили через ограниченные флажками узкие «ворота». Конечно, не обходилось без падений, и тогда упавший метров двадцать-тридцать кувыркался в снежном вихре по крутому склону. Сборы, как правило, заканчивались товарищескими соревнованиями по слалому и скоростному спуску.

В 1954 году Эльбрус посетило уже 510 человек. Сотрудники экспедиции украинских физиологов, лелеявшие мечту побывать на какой-либо из вершин еще в 1951 году, наконец ее осуществили. В погожие августовские дни в честь 125-летия первого восхождения Килара Хаширова восемь человек поднялись на восточную вершину и установили бюст Богдана Хмельницкого.

С 1954 года южные склоны Эльбруса становятся излюбленным местом летних тренировок горнолыжников. Так, в течение 1955 года в районе «Приюта одиннадцати» и «Приюта Пастухова» проводились многодневные тренировочные занятия и товарищеские соревнования спортсменов МГУ, сборной Российской Федерации и сборной Советского Союза. На год раньше около «Приюта одиннадцати» был установлен трелевочный двухсотметровый лыжный подъемник, доставлявший спортсменов к месту старта. Но его конструкция оказалась неудачной: он мог одновременно поднимать лишь двух-трех человек. Это не удовлетворяло конструкторов, и в том же году его переделали на более мощный.

В 1956 году на склонах Эльбруса проводились две смены учебно-тренировочного сбора горнолыжников Российской Федерации, закончившиеся первым массовым спуском с седловины и восточной вершины.

Весной на Эльбрусе были китайцы. Они совершили восхождение на обе вершины под руководством заслуженного мастера спорта СССР Е. А. Белецкого. В целях тренировки ночевали на седловине в палатках, готовясь к совместным, китайско-советским восхождениям на Памире.

А поздней осенью «отель над облаками» посетили альпинисты из Югославии и после акклиматизационного периода покорили восточную вершину Эльбруса. Таким образом, 1956 год следует считать годом начала послевоенных зарубежных восхождений.

Ученые всего мира вели деятельную подготовку к проведению Второго международного геофизического года. Летом на разных высотах, включая восточную вершину, научные группы Академии наук СССР, руководимые профессорами Г. К. Тушинским и П. А. Шумским, изучали структуру снега, льда, скорость движения ледников. Научная группа Академии наук Грузинской ССР под руководством профессора Б. К. Балавадзе впервые провела гравиметрические измерения от подножия до восточной вершины включительно.

В 1956 году с Эльбрусом познакомились 610 альпинистов. Преобладающее большинство из них взошли на восточную вершину и только 84—на западную.

Эльбрус в наши дни

К зиме 1952 года Эльбрусская экспедиция перевела свою обсерваторию с «Приюта одиннадцати» на «Ледовую базу», так как грузы завозились туда на автомашинах-вездеходах. Это позволило отказаться от дорогостоящей транспортировки груза по ледникам яками и лошадьми.

Несколько последующих лет «Приют одиннадцати» находился в безнадзорном состоянии, и только осенью 1956 года отдел физической культуры и спорта ВЦСПС принял решение о возвращении его альпинистам, передав лагерю «Шахтер» (ныне «Эльбрус»).

Автору этих строк довелось в те годы принять «командование» над некогда комфортабельным высокогорным «отелем над облаками». Его глазам предстала картина всеобщего запустения. Вокруг здания валялся железный лом, тысячи ржавых консервных банок. Даже при беглом осмотре становилось очевидным, что в течение многих лет об уборке территории никто не помышлял.

Первый этаж забит снегом и льдом, перемешанным с отсевами угля и дровяными корягами. От сырости разбухли и не закрывались входные двери. Второй, туристский, этаж выглядел не лучше. В некоторых комнатах свален трофейный хлам военного времени. Только в комнатах третьего этажа перед сдачей настелили и покрасили деревянные полы. Но это не очень-то утешало, в довершение всего, протекала крыша.

Весной 1957 года постарались, насколько возможно, привести здание в относительный порядок. Весть о том, что после многолетнего перерыва гостиница вновь открывается, с быстротой молнии разнеслась среди спортсменов — любителей высокогорных путешествий. За лето 1957 года ее посетило более полутора тысяч человек. Они мирились с массой неудобств, понимая, как трудно в условиях полного бездорожья забросить сюда все необходимое для ремонта и оснащения, начиная с простого гвоздя и кончая мебелью.

После окончания летнего сезона всерьез приступили к благоустройству помещений. На всех этажах вымыли полы, стены и потолки, в помещениях намного посветлело и стало уютнее.

Начальник альпинистского лагеря «Шахтер» Артем Сергеевич Поясов выделил для оснащения гостиницы все необходимое — от раскладных кроватей и матрацев до посуды и керосиновых ламп. Имущество еще с осени удалось завезти на «Ледовую базу», чтобы в будущем году переправить его к месту назначения...

824 альпиниста в 1957 году побывали на Эльбрусе. В это число входят участники альпиниады Кабардино-Балкарии, посвятившие свое восхождение 400-летию добровольного присоединения Кабарды к России — около четырехсот альпинистов республики под руководством мастеров спорта Хусейна Залиханова и Евгения Белецкого.

С весны 1958 года хозяином «Приюта одиннадцати» стал альпинистский лагерь железнодорожников — «Адыл-су». Его начальник Николай Феофанович Федоренко сделал очень многое по восстановлению былой славы высокогорного «отеля над облаками».

Инструкторы и альпинисты из лагерей Приэльбрусья на собственных плечах по бездорожью и глубокому снегу перенесли с «Ледовой базы» на «Приют одиннадцати» много строительных материалов, мебели и различного оборудования.

В разгар сезона свои услуги предлагали также незнакомые туристы и альпинисты, казалось бы совершенно случайные люди. Им передавался общий энтузиазм, и это особенно радовало. Даже иностранные альпинисты заражались примером своих советских коллег. К осени «перевалка» на «Ледовой» опустела.

Работники «Приюта одиннадцати», которых к тому времени насчитывалось уже четыре человека, волоком затащили на приют бензиновую электростанцию и вскоре в здании засияло электричество, стал действовать мощный радиоузел.

Поздней осенью восстановительный ремонт был закончен. На первом этаже вместо побитых бетонных плит появились деревянные полы, стены и потолки окрасили в светлые, веселые тона, починили крышу. Заново сделанные двойные входные двери стали плотно закрываться.

Так постепенно, день за днем благоустраивался и хорошел «Приют одиннадцати». На окнах появились шелковые занавески, на дверях — портьеры, столы покрылись белоснежными скатертями, стены украсились многочисленными фотографиями горных районов мира, и вымпелами наших и зарубежных альпинистов, посетивших Эльбрус.

В жилых комнатах-каютах поставили кровати и раскладушки, на полу постелили небольшие коврики, а в коридорах— пушистые ковровые дорожки.

В «кают-компании», так называли столовую, часто проводились вечера встреч наших и зарубежных альпинистов, на которых делились воспоминаниями об увлекательных походах, о восхождениях, совершенных в разных районах мира. Обычно такие встречи заканчивались исполнением советских и зарубежных песен. Особенно нравились слушателям нежные и мелодичные тирольские песни, исполняемые под аккомпанемент гитары или губной гармоники.

Общее веселье, царившее в гостинице, затерянной среди белого безмолвия, прекращалось мелодичным боем часов, извещавших, что уже 22 часа—время отбоя и сна.

С июля 1957 года на Эльбрусе обосновалась экспедиция Московского государственного университета имени Ломоносова, возглавляемая доктором географических наук профессором Георгием Казимировичем Тушинским. Она была создана в связи с проведением Международного геофизического года и в первый год своего существования проводила исследования в содружестве с экспедицией Института прикладной геофизики Академии наук СССР.

Весной в Терсколе, по соседству с Эльбрусской экспедицией Академии наук, построили два деревянных дома и палаточный лагерь, где и разместилось около сорока участников экспедиции МГУ (В настоящее время основная база экспедиции Московского государственного университета имени Ломоносова находится на поляне Азау). Состав ее разделили на семь самостоятельных отрядов, которые «взяли в плен» Эльбрус, полуокружив его со всех сторон сетью научных лабораторий: на северных склонах работал фототеодолитный отряд Никулина и гляциологический — Рудакова, на южных — теодолитный отряд Брюханова, гляцио-геоморфологический Костоусова и гляциологический Трошкиной. Кроме того, здесь действовали мерзлотная и палеолого-гляциологическая группы.

Экспедиция МГУ прижилась в Приэльбрусье прочно. Закончился Международный геофизический год, но исследования не прекратились. Наоборот, профиль научных исследований расширяется с каждым годом.

Важнейшим событием 1959 года стало мартовское постановление правительства Российской Федерации о расширении Нальчикской курортной группы (в связи с ее преобразованием во вторую по значимости группу курортов Северного Кавказа) и создании в Приэльбрусье спортивного комплекса—базы отдыха туризма, альпинизма и горнолыжного спорта.

В Приэльбрусье намечалось провести пассажирскую подвесную канатную дорогу маятникового типа от поляны Азау до «Приюта одиннадцати» с четырьмя станциями — «Азау», «Кругозор», «Мир», «Приют одиннадцати», проложить лыжные трассы от «Приюта одиннадцати» до поляны Азау, и построить три первоклассные гостиницы — одну в Итколе, вторую на поляне Азау и третью на «Старом Кругозоре».

Предусматривалось также связать Терскол асфальтированной дорогой с городами Нальчик и Пятигорск.

Свою лепту в реконструкцию Приэльбрусья внес и ВЦСПС, запланировав соорудить на горе Чегет канатно-подвесную дорогу кресельного типа, лыжные трассы для слалома и скоростного спуска.

В том же году появились многочисленные проектировщики. Это были «первые ласточки» — вестники предстоящих перемен в жизни Приэльбрусья.

К тому же году относится окончание строительства в Терсколе туристско-альпинистской базы Центрального Дома Советской Армии. Военные спортсмены получили новую базу взамен старой, уничтоженной в военные годы. Она могла одновременно принимать до 400 спортсменов, так как кроме основного здания имелся большой палаточный лагерь.

В 1959 году на Эльбрус совершили восхождение 583 человека. 208 альпинистов поднялись на западную вершину, а остальные на восточную.

* * *

В начале 1960 года стало известно, что туристы, следующие по недавно открытому всесоюзному маршруту из Нальчика к Черному морю, будут на три дня заходить на «Приют одиннадцати» для ознакомления с высокогорным Кавказом и Эльбрусом. Возникла острая необходимость в промежуточном ночлеге между Тегенекли и «Приютом одиннадцати», ведь впервые попавшим в горы очень трудно (и почти невозможно), за один ходовой день преодолеть такое расстояние, с большим набором высоты и крутыми, почти непрерывными, подъемами.

Для этой цели временно использовали пустующий домик украинской экспедиции, находившийся на «105-м пикете» у начала крутого и в первую половину лета снежного подъема на «Ледовую базу».

Вокруг здания вырос палаточный городок, состоящий из маленьких «памирок», в которых размещались мужчины, а «прекрасному полу» любезно предоставлялся в распоряжение дом с настоящей крышей. Там же находился прокатный пункт высокогорных ботинок на триконях и штормовых костюмов, без них дальнейший путь на «Приют одиннадцати» по снежным склонам, ледникам и фирновым полям был невозможен.

15 июня этот маленький, затерянный высоко в горах лагерь принял первых посетителей — туристов 46-го Черноморского маршрута.

В горах новости распространяются быстро — их разносят многочисленные и вездесущие туристы. Так же случилось и с лагерем на «105-м пикете» — весть о том, что там можно переночевать, быстро распространилась по Баксанскому ущелью. В одиночку и группами приходили на «турбазу» (так называли этот палаточный лагерь) и скоро ее переполнили. Пришлось срочно добывать новые палатки, но все равно их было маловато, и туристы чувствовали себя в них стесненно. Однако, предвкушая прелесть скорого путешествия на Эльбрус и, конечно, посещения «отеля над облаками», о котором многие знали только по рассказам да фотографиям, приходилось мириться с теснотой и неудобствами.

С первого камня, заложенного в Терсколе в 1960 году, началось преображение Приэльбрусья.

Почти одновременно строители приступили к возведению Чегетской канатно-кресельной дороги, современной многоэтажной гостиницы в Итколе, жилых домов в Терсколе и ряда других вспомогательных сооружений.

В то же время начались подготовительные работы по сооружению самого сложного объекта Приэльбрусья — пассажирской канатной дороги до высокогорного «Приюта одиннадцати».

По Баксанскому ущелью из города Тырныауза в сторону Терскола поднимались ажурные металлические и железобетонные мачты высоковольтной электролинии. В верховьях ущелья, начиная от развалин балкарского селения Иткол и кончая поляной Азау, разносился рокот мощных бульдозеров, выравнивающих будущие строительные площадки.

Строители иткольской гостиницы установили в верховьях Баксанского ущелья громадный башенный кран, на который с уважением смотрели проходившие мимо туристы и альпинисты.

Так было положено начало новостройкам Приэльбрусья!

* * *

Четверть века назад, в июле—августе 1935 года проводилась первая колхозная эльбрусская альпиниада Кабардино-Балкарии. 638 ее участников, двигаясь несколькими колоннами, достигли вершин Эльбруса, установив рекорд массовости подъема.

В 1941 году его намеревались побить военные альпинисты. Однако начавшаяся война помешала осуществить задуманное.

В ознаменование 40-летия установления Советской власти Кабардино-Балкарский обком партии. Совет Министров и областной совет профсоюзов республики решили летом 1960 года провести юбилейную альпиниаду и поднять на Эльбрус тысячу человек.

В первые дни ее штабу во главе с X. Ч. Залихановым стало ясно, что участников будет гораздо больше.

В отличие от всех ранее проводившихся эльбрусских альпиниад, когда восходители поднимались в течение нескольких дней отдельными группами, решили после тщательной и всесторонней подготовки провести восхождение единой — полуторатысячной.

Возникла проблема: как быть с последним ночлегом, который должен проводиться на «Приюте одиннадцати» перед восхождением? Ведь в гостинице всего 125 мест, где же размещать остальных? Выход нашли— в районе «Ледовой базы» и на скалах, где когда-то была метеостанция «Приют девяти», построили временные палаточные городки, в них и должны были разместиться остальные участники.

Вначале все восходители для прохождения практических занятий выехали в горы, где совершили зачетные восхождения, сдали нормативные экзамены, получили нагрудные значки «Альпинист СССР» и право восхождения на Эльбрус.

В середине июля весь путь подъема от «Ледовой базы» и до седловины промаркировали вехами и флажками. Связисты просели временную телефонную линию, связавшую «Приют одиннадцати» с «Ледовой базой», Терсколом и альпинистским лагерем «Адыл-су», причем последний включили в республиканскую телефонную сеть, что дало возможность поддерживать связь со всеми городами нашей страны.

18 июля из Москвы, Ленинграда, Ставрополя, Пятигорска, Грозного и Кабардино-Балкарии съехались участники альпиниады.

К 10 часам утра Терскол опустел: полторы тысячи восходителей находились в пути. Все шли пешком, только объемистые рюкзаки подвозились машинами-вездеходами. Во второй половине дня подошли к «Ледовой базе». После отдыха и обеда будущие жители «Приюта одиннадцати» и «Приюта девяти» отправились к местам дислокации и достигли их к вечеру.

На следующее утро на «Приют одиннадцати» с «Ледовой базы» подошли ночевавшие там альпинисты и в 10 часов все вместе вышли в тренировочный поход на «Приют Пастухова», который доказал полную возможность одновременного движения по эльбрусскнм склонам нескольких параллельных колонн. Движение координировалось руководителями. Все их приказания, передаваемые ультракоротковолновыми радиостанциями, выполнялись четко и безукоризненно.

«Разведка боем» закончена. В ночь на 20 июля назначен решающий штурм, но уже к вечеру 19-го разразился снежный буран, сопровождаемый ураганным ветром. О ночном выходе нечего было и думать, приняли решение отсрочить его в надежде на улучшение погоды.

«Приют одиннадцати» был переполнен до отказа, в четырехместных комнатах разместились по 10—12 человек. Буран не утихал, и к ночи альпинисты, жившие на соседних скалах в палатках, срочно перекочевали в помещение «Приюта одиннадцати». Его настолько переполнили, что стало невозможно передвигаться. Все комнаты, столовую, коридоры заняли люди, спавшие на голых полах, но это никого не удивляло: гораздо лучше спать в тесноте, чем дрожать от холода в палатках.

По самым скромным подсчетам, в помещении в те дни располагалось около шестисот человек.

К рассвету 21 июля погода стала улучшаться, и в шесть часов утра, дождавшись своих товарищей с «Ледовой базы», альпинисты вышли на штурм.

Любопытную картину представляли в те дни склоны Эльбруса. Они буквально были запружены людьми, медленно поднимавшимися к вершинам четырьмя параллельными колоннами.

Во главе альпиниады шла школа инструкторов ВЦСПС, члены оргкомитета и штаба альпиниады, ответственные работники республики. За ними — убеленные сединами ветераны первой альпиниады 1935 года— русские, балкарцы, кабардинцы. Четверть века минуло с той попы, когда они вместе с Беталом Калмыковым и Сеидом Хаджиевым вели на штурм Эльбруса альпинистов республики.

Двуглавый Эльбрус никогда не видел на своих белоснежных склонах такого большого количества альпинистов, стремящихся к его вершинам!

По мере удаления от «Приюта одиннадцати» фигурки альпинистов становятся все меньше и меньше, вот уже они не больше булавочной головки и скоро совсем скроются из глаз, зайдя на седловину. За ними ведется непрерывное наблюдение и поддерживается радиосвязь.

Восхождение протекает нормально, погода стоит прекрасная, без ветра. Никто не сомневается в успехе, ведь колонны ведут опытные старшие инструкторы альпинизма, почти все мастера спорта СССР, а возглавляет штурм заслуженный мастер спорта СССР Евгений Андрианович Белецкий, имеющий за своими плечами десятки первоклассных восхождений в горах Кавказа, Памира и Тянь-Шаня.

Оставшиеся на приюте корреспонденты различных газет и радио наблюдают за подъемом колонн. Они буквально висят на непрерывно работающих телефоне и радиостанции, сообщая в свои редакции подробности восхождения, которыми интересуются не только в нашей стране, но и за рубежом.

С седловины небольшая сводная колонна начала подъем на высшую точку Эльбруса —западную вершину, а основная масса альпинистов — на восточную, которую и достигла в 15 часов.

Впервые за всю историю Эльбруса на его вершине стояло более тысячи человек! Стихийно возник краткий митинг, открытый секретарем обкома КПСС X. И. Хутуевым. В ознаменование штурма здесь были водружены бюст Владимира Ильича Ленина, государственные флаги Советского Союза и Российской Федерации.

В тот памятный день, 21 июля 1960 года, вершин Эльбруса почти одновременно достигли 1395 человек, из них 376 женщин. Уместно напомнить читателям, что самое большое количество «посетителей» Эльбруса за один день равнялось 206 альпинистам, это было в 1935 году во время подъема на вершину одной из колонн колхозной альпиниады Кабардино-Балкарии.

22 июля участники альпиниады возвратились в Терскол, где были торжественно встречены и награждены памятными значками «За восхождение на Эльбрус».

В течение летнего сезона «Приют одиннадцати» посетило много иностранных туристов. Среди них были французы, австрийцы, поляки, чехи, болгары и немцы из ГДР. Их конечной целью было восхождение на Эльбрус, в основном на западную вершину.

Некоторые польские, чешские и болгарские туристы бывали на Эльбрусе и раньше, кое-кто из них принимал участие в переноске грузов с «Ледовой базы» на «Приют одиннадцати». Встречаясь со мной и сестрой-хозяйкой Венерой Гайдамак, работающей на приюте с 1957 года, наши зарубежные друзья много рассказывали о своей жизни на родине. Естественно, такие встречи заканчивались воспоминаниями о прежнем посещении Советского Союза.

...Окончился еще один летний сезон. Можно подводить его итоги. Оказалось, что Эльбрус посетили 1841 человек, из которых 168 достигли западной вершины.

Таким образом, рекорд 1935 года, когда на вершины Эльбруса поднялось 2016 человек, перекрыт не был. Будет ли он когда-нибудь побит, покажет будущее.

Еще в 1960 году стало очевидной необходимость постройки на «105-м пикете» небольшой базы для потока туристов, идущих на «Приют одиннадцати». Нельзя было в дальнейшем рассчитывать на чужой дом, из которого могли в любое время «попросить» приехавшие для работ украинские физиологи. А снова устанавливать палатки, не создавая никаких, даже самых примитивных бытовых условий, в дальнейшем стало невозможным.

Удалось приобрести два стандартных деревянных дома и все необходимое для постройки небольшой промежуточной турбазы, которую предполагалось открыть уже в первых числах июля.

Начало сезона 1961 года все-таки снова пришлось встречать в домике «сиротининцев» и в палатках. Лишь в начале июля здание было готово и в дальнейшем служило туристам и альпинистам надежным пристанищем.

Два дома соединили в одно здание с большой общей комнатой, рассчитанной на пятьдесят человек, кладовой и небольшой комнатой для сотрудников. Изменив конструкцию крыши, удалось построить мансарду, в которой можно было установить еще пятнадцать кроватей.

Как и в прошлые годы, в районе приюта работала Эльбрусская экспедиция МГУ. Она производила съемки южных склонов и вела наблюдение за скоростью движения ледников на трассах будущей «Большой канатки» и линии высоковольтной передачи, идущей на «Приют одиннадцати».

Самый большой пролет будущей канатной дороги находился перед приютом. Путь все время проходил над ледником. От последней, почти стометровой опоры до ближайших скал, на которых была намечена установка последней опорной мачты, было более девятисот метров. У гляциологов тогда возникло предположение, что толщина льда невелика, что можно добраться до скального основания и установить промежуточную опору, тем самым ускорив и намного удешевив строительство.

Для обоснования этого предположения экспедиция пробурила скважины в ледниковом теле. К сожалению, эта гипотеза не подтвердилась — толщина льда оказалась большой и установка промежуточной опоры — невозможной.

Жизнь на турбазе «Приют одиннадцати», как она стала официально именоваться с 1961 года, протекала в обычных условиях — ее посещали советские и иностранные альпинисты, туристы 46-го всесоюзного маршрута, только не одной, а уже двумя группами одновременно. И, как прежде, «отель над облаками» был одной из лабораторий Эльбрусской экспедиции физиологов Украины, продолжавших свои исследования по изучению действия факторов высокогорья на организм человека.

Летом 1961 года здесь базировалась группа киностудии «Мосфильм», снимавшая на снежно-ледовых склонах Эльбруса фильм «Закон Антарктиды».

Тогда же, в августе, на «Приют одиннадцати» из Ставрополя прибыла созданная Северо-Кавказским отделением Лаборатории гидрогеологических проблем небольшая экспедиция, руководимая Юрием Масуренковым. Задача ее заключалась в том, чтобы подтвердить гипотезу о причастности эльбрусского вулканизма к месторождению углекислых минеральных вод.

Узнав, что экспедиция интересуется выходами сернистых газов на поверхность, я рассказал, что еще в 1935 году недалеко от восточной вершины, на ее северо-западных склонах нам приходилось видеть фумарольные выходы газов. Видели их и в последующие годы. А в одной из фумарол под трехметровым слоем протаявшего снега открылись скалы, поросшие мхом, причем из отверстия в чреве Эльбруса выходили настолько горячие газы, что можно было снять рукавицы и греть руки, как над печкой.

Услышав мой рассказ и определив приблизительное местонахождение фумарольного поля, экспедиция отправилась на его поиски. Впоследствии оно было найдено и тщательно исследовано. Весьма интересным является то, что хотя химический лабораторный анализ и показал отсутствие среди выходящих газов каких-либо серных соединений, сильный запах сероводорода часто ощущается на обеих вершинах Эльбруса, что было подтверждено и самими участниками экспедиции.

Несомненный интерес представляет собой вывод, сделанный экспедицией: «Таким образом, Эльбрус не потухший вулкан. В настоящее время он лишь находится в состоянии относительного покоя» (Журнал «Природа», № 5, 1962, стр. 61—64).

...Осенью 1961 года удалось договориться с Высокогорным геофизическим институтом (ВГИ), сменившим к тому времени Эльбрусскую экспедицию АН СССР, и подключить базу «105-й пикет» к его ведомственной линии электропередач, ведущей из Терскола на «Ледовую базу». В помещениях загорелось электричество и заработало радио.

Почти во всех странах Западной Европы и Скандинавии сильно развит лыжный спорт. А в Финляндии, например, славящейся своими скороходами, лыжи являются необходимостью. Не успеет ребенок как следует начать ходить, как его уже ставят на лыжи.

Зачастую среди заснеженных скал, в дремучих лесах, в десятке километров от жилья, можно повстречать старушку с рюкзаком за плечами, бодро скользящую на лыжах в сопровождении одного или двух семилетних правнуков. При расспросах выясняется, что они идут в гости к родственникам в деревню, находящуюся в сорока километрах от их дома.

Вполне естественно, что те, кто с детских лет становится на лыжи, в зрелые годы бывают хорошими спортсменами. Именно это и послужило толчком для создания в Советском Союзе ряда детских спортивных лыжных школ, одна из которых возникла по решению Центрального совета спортобщсства «Локомотив» летом 1960 года в Приэльбрусье, в альпинистском лагере «Адыл-су».

В конце мая 1962 года юные спортсмены провели своп первые многодневные тренировки на турбазе «105-й пикет». Конечно, детские трассы не были сложными, но они так же были расцвечены флажками, как на соревнованиях взрослых спортсменов.

Туристские группы ЦДСА стали постоянными посетителями «105-го пикета», и за ними на сезон был закреплен второй этаж здания.

...Раннее утро. Солнечные блики только что озарили ближайшие вершины, население турбазы пробуждается, дежурные готовят завтрак, после которого, облачившись в штормовые костюмы и надев «модельную» альпинистскую обувь — окованные триконями высокогорные ботинки, туристы под руководством инструкторов выходят на «Приют одиннадцати».

Подъем крутой, за «Ледовой базой» начинается путь по ледникам и фирновым полям. Вдали виден «Приют одиннадцати», но как же он далек! До него еще несколько часов ходьбы. Осторожно идут туристы, с опаской поглядывая на зияющие невдалеке глубокие ледниковые трещины, а их много, куда ни взглянешь — везде трещины. Некоторые приходится перепрыгивать. Преодолев первый крутой подъем и выйдя на большое снежное плато, туристы вздыхают свободнее — дальнейший путь кажется безопасным. На самом же деле эта безопасность только кажущаяся—трещин и здесь много, но они закрыты снежным покровом, толщина которого увеличивается с каждым пройденным шагом.

Идут медленно, след в след, по тропе промаркированной вехами и флажками. Несколько в стороне от тропы, на плато, расположилась «снежная лаборатория» экспедиции МГУ. Уже не первый год здесь работают гляциологи, изучающие структуру эльбрусских ледников. Проходящие туристы с интересом поглядывают на многочисленные, ранее не виданные научные приборы. Иногда в снегу попадаются глубокие траншеи, они вырыты с целью изучения структуры слоев многометровой толщины снега на склонах Эльбруса.

Все ближе и ближе «Приют одиннадцати». Туристы достигают его обычно во второй половине дня. Старая русская пословица гласит: «Крута гора, но забывчива». Ее следует в какой-то степени отнести и к туристам, ведь последние метры подъема некоторые из них, особенно девушки, преодолевают буквально ползком. Добравшись до здания, они в полном изнеможении валятся пластом. Но чуть-чуть отдышавшись и утолив жажду;

начинают задавать разные вопросы, одним из которых всегда бывает: «А правда ли, что у вас можно потанцевать!?» Естественно, они получали утвердительный ответ — в «кают-компании» молодежь иногда танцевала, но все очень быстро уставали—сказывалась высота.

Летом до жителей «Приюта одиннадцати» доходили упорные слухи о том, что строители «Большой канатки» скоро начнут в этом районе разведывательно-подготовительные работы. Но, к сожалению, никто из них тогда так и не побывал на будущей строительной площадке. Посетил приют только директор строящегося Приэльбрусского комплекса, один из старых «эльбрусцев», наш общий друг Алексей Малеинов (Алексей Александрович Малеинов ныне заслуженный мастер спорта СССР. Является инициатором строительства канатно-кресель-ных и маятниковых подвесных пассажирских дорог в Приэльбрусье).

Как и в прошлые годы, в районе приюта и на вышележащих склонах трудились сотрудники МГУ—их называли по фамилии руководителя «тушинцами». Работали и украинские физиологи, как всегда, доставив на приют свой подопытный «зоологический сад».

В один прекрасный августовский день контрольно-спасательный пункт Баксанского ущелья сообщил радиограммой, что к нам для восхождения на Эльбрус выходит группа французских альпинистов, возглавляемая крупным промышленником, председателем французской альпинистской федерации.

Хотя на «Приюте одиннадцати» всегда поддерживалась чистота и порядок, мы все же постарались навести дополнительный лоск, дабы не ударить лицом в грязь перед ожидаемыми гостями.

Во второй половине дня на нижнем плато недалеко от «Ледовой базы» появилась какая-то группа и более часа находилась на одном месте. Мы предположили, что это гляциологи Тушинского, но вот они тронулись в путь в пашу сторону. Уже по движению можно было определить, что это французы. Они шли не единой группой, а вразброд — по одному, по двое, с большим разрывом. Точнее, десяток человек растянулся почти на километр. Так ходят только иностранцы — мы это твердо знали и не раз наблюдали подобную картину.

Через час из эльбрусского котлована стали показываться красочные фигурки—уже невооруженным глазом хорошо были видны альпинисты, идущие к нам в ярких штормовках — красных, синих и зеленых. Вскоре первые из французов подошли к зданию. Мы поздоровались с ними, напоили кисленькой водичкой и пригласили в комнаты, но они отказались и стали дожидаться своего руководителя, который шел где-то сзади. Вот, наконец, собрались все, о чем мне сообщил мой приятель Алексей, сопровождавший французов от самого альплагеря «Адыл-су»—он пришел замыкающим.

Из предоставленных в распоряжение французов комнат их руководитель выбрал себе самую лучшую, с видом на Эльбрус, где и разместился со своей женой. Он оказался очень общительным человеком, хорошим собеседником, хотя и обращался со всеми, в том числе и с нами—жителями «Приюта одиннадцати»—несколько свысока. Много расспрашивал через переводчика об Эльбрусе и тактике подъема на его вершины. Я поинтересовался его мнением о первом восхождении французов на один из гималайских гигантов — «восьмитысячник» Макалу, совершенном в 1955 году. Он ответил, что восхищен этим, и что покорители Макалу считаются во Франции национальными героями, наряду с Эрцогом и Лашеналем, которые первыми в мире поднялись на один из гигантов земли — rоpy Аннапурну высотой в 8072 метра. Беседа происходила в столовой, и все посетители приюта слушали ее с большим вниманием.

В группе французов были частные предприниматели, служащие различных торговых фирм и простые рабочие. С последними сразу же удалось установить дружеский контакт, они рассказывали о жизни во Франции, о положении простых людей и, конечно, восхищались успехами нашей страны.

В следующую ночь, после прохождения необходимого акклиматизационного периода, французы начали восхождение на восточную вершину. От услуг сопровождающего их Алексея они категорически отказались, сказав: «Нянек нам не надо!». Но тот, неся полную ответственность за их «сохранность», естественно, не мог оставить без наблюдения альпинистов. Он вышел последним, чтобы наблюдать за группой и по возможности на ходу исправлять тактические ошибки движения.

Несмотря на наш инструктаж, французы остались верными себе - они двигались не единой группой, а по одному, но два. Замыкал этих растянувшихся почти на километр альпинистов Алексей, не спускавший глаз со своих подопечных. Погода стояла на редкость хорошая—солнечная, почти без ветра. Французы поднимались очень медленно, с частыми остановками и только к полудню скрылись из виду, выйдя на седловину между вершинами. К вечеру они вернулись с восточной вершины на «Приют одиннадцати». Уставшие, не имея сил раздеться, валились на кровати и только после длительного отдыха принимались за еду. Мы вели счет вернувшимся. Уже стемнело, двоих нет — одного француза и Алексея. Пускаем осветительные ракеты, указывая им путь. Вскоре приходит Алексей. Его первым вопросом было: «Все ли здесь?» Я отвечаю: «Одного нет». Начинаем выяснять, кого же нет. Вскоре находим напарника отставшего. Спрашиваем: «Где же ваш попутчик?».

Он спокойно, как будто его товарищ находится не на склонах Эльбруса, а в ресторане многолюдного города, отвечает: «У Шарля замерзли ноги, он остался их оттирать, а мне тоже было холодно, я не стал его ждать и ушел!» На вопрос: «Как же вы могли оставить его одного?» — мы получили такой ответ: «Не маленький, сам дойдет, не новичок в горах». Сказав эти слова, он снова спокойно улегся спать. Мы с Алексеем переглянулись. Но делать было нечего—факт остается фактом: где-то на склонах ночного Эльбруса находится человек и, возможно, терпит бедствие.

Как удалось установить, он остался немного выше «Приюта Пастухова». Французы не пожелали идти на помощь своему товарищу, считая, что он сам виноват— знал куда идет, на Эльбрус, а не на прогулку! Срочно была создана группа, вышедшая с фонарями на поиски. А на приюте осталась дежурить вспомогательная группа, периодически пускавшая сигнальные ракеты и поддерживавшая радиосвязь со спасателями.

Шарля удалось найти ниже «Приюта Пастухова» (к счастью, он не обморозился), он сообщил, что несколько раз оттирал мерзнувшие ноги и в конце концов заблудился, потеряв направление спуска, так как «Приют одиннадцати» был закрыт от него пеленой облаков и сигнальных ракет он не видел. Уже рассветало, когда поисковая группа возвратилась, приведя незадачливого альпиниста. Нас встретили вспомогатели, но среди них не оказалось ни одного француза—они все спали безмятежным сном. Кстати, никто из них в ту тревожную ночь даже не поинтересовался судьбой своего товарища.

За завтраком Алексей и я попробовали убедить французов в неправильности их вчерашнего поступка — нельзя было оставлять без помощи человека в горах, тем более терпящего бедствие, что только благодаря теплой ночи и счастливой случайности все окончилось благополучно, ведь Шарль мог замерзнуть или провалиться в трещину. Но наши убеждения не помогли—французы считали—они поступили правильно, их ответы гласили: «Шарль не ребенок, а бывалый альпинист: знал на что идет, надо было раньше думать».

В полдень французские альпинисты покинули «Приют одиннадцати» и направились в альпинистский лагерь. «Адыл-су»...

За 1962 год на вершины Эльбруса поднялось 632 человека, из которых 193 альпиниста достигли его западной вершины.

С наступлением ранней эльбрусской зимы затихла на его склонах обычная беспокойная жизнь. «Приют одиннадцати» опустел, и только на «Ледовой базе» остались на зимовку несколько сотрудников МГУ, да на турбазе «105-й пикет» зимовали два работника «Приюта»— вот и все небольшое население зимнего Эльбруса.

Уже давно спортсменам было известно о том, что в январе 1963 года в Кабардино-Балкарии на горе Чегет открывается первая в стране пассажирская подвесная канатная дорога кресельного типа и заканчивается сооружение трассы для соревнований по лыжному троеборью (слалом, слалом-гигант и скоростной спуск), которое намечено на конец февраля.

А 19 февраля 1963 года, за несколько дней до начала соревнований, канатно-кресельная подвесная дорога вступила в строй.

Нижняя станция находится на высоте 2100 метров над уровнем моря. Верхняя стоит на отметке 2750 метров. Длина дороги 1600 метров. Трос поддерживают 18. стальных мачт-опор, установленных на разном расстоянии друг от друга, с учетом разнообразности рельефа.

Обычно в зимние месяцы жизнь в Приэльбрусье замирала. Все альпинистские лагеря и туристские базы, широко открывавшие двери в июне, уже в сентябре закрывались до будущего лета. Строители почти полностью прекращали работы. В верховьях Баксанского ущелья оставалось лишь немногочисленное местное население да зимовщики альплагерей и турбаз. С постройкой канатной дороги все изменилось — уже задолго до ее открытия жилые помещения Приэльбрусья были заняты спортсменами-горнолыжниками, с нетерпением ожидавшими пуска «канатки», которая поднимет их на склоны Чегета, на место будущего старта.

Задолго до назначенного часа у нижней станции дороги выстроилась большая очередь спортсменов с лыжами на плечах, постукивающих нога об ногу от мороза и жаждущих скорее подняться к верхней станции, чтобы оттуда со свежими силами помчаться вниз и опробовать крутую снежную трассу. И вот «канатка» заработала! Счастливчики уже поднимаются на чегетские склоны. Через некоторое время на трассе появляются первые лыжники, стремительно несущиеся вниз. Конечно, далеко не все заканчивают спуск благополучно, некоторые падают. Но это никого не смущает. Трасса очень длинная и относительно крутая — она является одной из труднейших в Советском Союзе. Спустившихся лыжников сразу окружают тренеры и друзья, расспрашивая о впечатлениях.

Наступило утро 24 февраля 1963 года, день открытия соревнований. Большую поляну перед Чегетом заняли многочисленные зрители, приехавшие в Терскол из разных городов Северного Кавказа. Лесная опушка, окаймляющая поляну, превратилась в стоянку многочисленных автобусов, легковых и грузовых автомашин. Погода прекрасная. На небе ни облачка. Ветра нет. Морозно. Одиннадцать часов утра. Отзвучали краткие приветственные речи. Лучшие горнолыжники страны поднимают флаг финальных лыжных соревнований Пятой всесоюзной зимней спартакиады профсоюзов, в которой примут участие более двадцати спортивных команд с общим количеством участников свыше четырехсот человек.

Флаг соревнований поднят!

Первыми вне зачета нижнюю часть головокружительной трассы проходят ребятишки — воспитанники детской спортивной школы Приэльбрусья. Их появление на склоне и стремительный спуск к финишу зрители встречают бурными аплодисментами и приветственными возгласами. Затем, после небольшого перерыва, в борьбу вступают взрослые...

Зимняя спартакиада закончилась успешно. Многие спортсмены увезли к себе на родину золотые, серебряные и бронзовые медали, многочисленные призы, грамоты и памятные подарки.

Основная масса участников разъехалась по домам, но склоны Чегета не опустели — их заняли спортсмены, готовящиеся к всесоюзным соревнованиям на личное первенство.

Летом для восхождения пришла на «Приют» группа москвичей. Один из них, показав мне газету «Московский комсомолец» от 17 мая 1962 года со статьей Елены Кононенко «Ласточки нового мира», в которой говорилось о первом пионерском отряде, созданном в Москве в 1922 году, и о письме пионеров этого отряда В. И. Ленину, где среди подписей стояло «В. Кудинов», спросил: «Не ваша ли это подпись?»

Воспоминания нахлынули на меня. Ожило далекое детство. Многое навсегда забылось, но некоторые страницы даже и сейчас, через сорок с лишним лет, стоят перед глазами...

Я ответил, что подпись сделана мною, когда я был четырнадцатилетним подростком. Меня попросили рассказать об этом поподробнее, и вот вечером после ужина, в «кают-компании», под аккомпанемент бушующей снежной бури, я поделился воспоминаниями о тех далеких днях с посетителями «отеля над облаками».

...Первый пионерский отряд в Москве организовали на Красной Пресне 13 февраля 1922 года при профтехшколе 16-й типографии Мосполиграфа.

52 человека вступили в пионеры, среди них был и я.

Пятая годовщина Великого Октября стала большим праздником для ребят—шефы торжественно вручили нам Красное знамя, на одной стороне которого был изображен пионерский значок с девизом «К борьбе за рабочее дело будь готов!», а на другой — «Пионеру из пионеров 1-му Краснопресненскому отряду от рабочих 16-й типографии Мосполиграфа». Принимая знамя, пионеры Вася Воробьев, Наташа Гаврилова и Борис Кудинов — первый знаменосец отряда, заверили шефов, что их наказ — быть честными, трудолюбивыми, помогать республике бороться за новую жизнь, беречь народное добро и во всем помогать старшим — будет выполнен.

На встречах мы знакомились со старыми большевиками-подпольщиками — ветеранами партии, узнавали о тяжелых днях борьбы с самодержавием, о расстрелах, каторге и ссылках революционеров в глухие районы Сибири. Особенно западали в душу рассказы о В. И. Ленине.

Однажды на сбор Краснопресненской дружины приехала Н. К. Крупская и выступила перед нами. Очень обрадовала нас весть о том, что здоровье Владимира Ильича улучшается — ведь Ленин в то время тяжело болел, и вся страна с тревогой следила за сообщениями о состоянии его здоровья.

После этой встречи, зная любовь Ильича к детям, мы решили написать ему письмо и рассказать о себе. Придя однажды на сбор, я застал там чрезвычайное оживление—обсуждали текст письма. После долгих споров и, конечно, не без помощи взрослых, его составили и единогласно одобрили. Ребята, работавшие в типографии, набрали письмо и отпечатали. Все с благоговением смотрят на драгоценный листок—ведь завтра его отправят к Владимиру Ильичу! Начинается волнующая церемония подписывания — шефы, начальник отряда и его помощник, затем наступает и наша очередь. Мне выпало счастье вторым поставить подпись под этим документом.

На следующий день наши делегаты Вася Воробьев, Наташа Гаврилова и Женя Крекшин отправились в Кремль для личного вручения письма Ленину, но как выяснилось, он еще был в Горках. Расстроенные несостоявшейся встречей, ребята оставили письмо в Кремлевской комендатуре.

Мы, конечно, знали, что больному Ильичу пишут со всей Советской страны — он получает тысячи писем, и ответить на них у него нет возможности, но мы были счастливы оттого, что рассказали вождю о своем пионерском отряде...

В тяжелые дни января 1924 года, когда умер Владимир Ильич, на сборе нашего отряда пионеры дали торжественную клятву — всегда идти по ленинскому пути и твердо выполнять его заветы, а нашу отрядную стенную газету «У костра» переименовали и назвали — «По стопам Ильича...»

В самый разгар летнего сезона один из организаторов Кабардино-Балкарского автомотоклуба ДОСААФ, мастер спорта СССР Алексей Павлович Берберашвили предложил подняться на Эльбрус на мотоциклах. Впоследствии эта идея увлекла многих спортсменов.

Конечно, не обошлось и без скептиков, предсказывавших полную неудачу эльбрусского «мотоальпинизма», как шутя называли свою затею энтузиасты будущего подъема. Они говорили, что двигатели мотоциклов откажут уже на высоте в три тысячи пятьсот метров, что нужны специальные высотные машины с особой «сверхпроходимой» резиной и многое, многое другое.

Однако Алексей Берберашвили и мастер спорта СССР Анатолий Гугуев думали по-другому: не нужно никаких особых машин и специальной резины. Можно подняться на обычных спортивных мотоциклах типа К-58-СК или ИЖ-80-К отечественного производства.

Начали готовиться. Тренировались на крутых склонах с преодолением снежных и обледенелых подъемов, а 16 августа поднялись на «Ледовую базу», чтобы перед штурмом совершить последнюю моторазведку.

На другой день пешком сходили на «Приют одиннадцати» и ознакомились с будущим маршрутом. Он обещал быть трудным — чистый лед местами покрывал глубокий рыхлый снег, очень много трещин. Несколько успокаивало то, что ночные морозы должны сковать снег и ехать будет намного легче. С заходом солнца начало подмораживать, а к ночи мороз намного усилился.

На следующий день поднялись на рассвете. После легкого завтрака еще и еще раз проверили ходовую часть своих мотоциклов. И вот их стрекот, впервые в истории Эльбруса, нарушил утреннюю тишину на его склонах.

Первый подъем преодолели сравнительно быстро, но уже на плато начали попадаться снежные участки и движение замедлилось. Все чаще и чаще приходилось вытаскивать из снега увязнувшие машины: снежная корка не выдерживала их тяжести. Особенно трудно приходилось Гугуеву—он ехал на тяжелом мотоцикле «ИЖ».

На «Приюте одиннадцати» спортсменов тепло встречали альпинисты. Они были поражены известием о том, что на Эльбрусе появились мотоциклисты.

Пришедший на приют «вольным туристом» начальник Кабардино-Балкарского автомотоклуба Амдул Паштов, видя воочию реальную возможность подъема на мотоцикле, попросил у Берберашвили его машину и попытался подняться на ней несколько выше приюта. Но машина сильно скользила по льду и плохо слушалась водителя. Наблюдавшие за ним Берберашвили и Гугуев пришли к выводу, что необходимы стальные шипы на колесах, которые помогут преодолевать крутые ледовые участки, и только тогда будет возможен подъем на вершину Эльбруса.

Спортсмены решили вернуться в Нальчик, дооборудовать машины и в самое ближайшее время повторить попытку подъема.

2 сентября стрекот двух модернизированных мотоциклов типа К-58-СК, управляемых Гугуевым и Пашто-вым (Берберашвили не успел модернизировать свою машину), вновь нарушил утреннюю тишину белоснежного двуглавого великана. Всего пятнадцать минут понадобилось спортсменам на четырехкилометровый путь от «Ледовой базы» до «Приюта одиннадцати». Помогли стальные шипы на колесах и сильный мороз, надежно сковавший снежные склоны. Уже в шесть часов утра оба мотоальпиниста пили чай в «кают-компании» приюта.

День прошел в активной акклиматизации и подготовке к завтрашнему штурму вершины. Как-то он пройдет?!

Раннее утро... С юго-запада плывут темные облака — погода явно портится. Надеясь на ее улучшение, спортсмены решили начать подъем. В последний раз тщательно проверены и заведены машины. И вот они уже удаляются, идя в неизвестное...

Возвратившись, рассказали:

— Вначале все шло прекрасно. Склоны были не особенно крутые, и мы поднимались довольно-таки быстро, но вскоре крутизна увеличилась, ехать стало труднее, приходилось подниматься большими зигзагами. В некоторых, особенно крутых местах глохли двигатели, им не хватало кислорода. До «Приюта Пастухова» оставалось уже недалеко. Мы с тревогой поглядывали на небо — оно все было затянуто свинцовыми тучами. Вершины закрыты облаками, там сверкала молния и слышались громовые раскаты. Но нас не покидала надежда на улучшение погоды — ведь на Эльбрусе возможны быстрые и резкие ее изменения. Наши надежды не оправдались— начался снегопад, подул резкий порывистый ветер. Мы находились на высоте около 4700 метров. Дальше подниматься невозможно, пришлось возвращаться обратно...

Отступление было вполне своевременным. Даже спуск на «Приют одиннадцати» оказался очень трудным и опасным: снегопад и отсутствие видимости крайне его усложнили. Фигуры мотоциклистов, облепленные снегом, напоминали больших снежных баб, которые так любят лепить ребятишки. Только благодаря альпинистам, вышедшим на помощь, все окончилось благополучно и никто не попал в трещину, что было вполне возможно.

На следующий день кругом лежал полуметровый слой свежевыпавшего снега. Ожидать, пока он растает » пустит мотоциклистов на вершину, в этом году уже не имело смысла: начиналась зима. Было решено спускаться, более тщательно подготовиться и, учтя уже накопленный опыт, через годик-другой снова вернуться на Эльбрус для его покорения.

Первая попытка штурма не удалась, однако возможность подъема на вершину на спортивных мотоциклах была доказана. Успешный подъем почти на пятикилометровую высоту, совершенный в непогоду, позволял надеяться, что в ясные дни вершины Эльбруса могут достичь и мотоальпинисты.

Посетителями «отеля над облаками», как и в прошлые годы, были наши и зарубежные альпинисты, физиологи Сиротинина и гляциологи Тушинского. 693 человека за сезон поднялись на вершины Эльбруса.

В связи с пуском Чегетской кресельной дороги заметно увеличилось число туристов, посещающих Приэльбрусье.

Отдыхающие на курортах Кавказских Минеральных Вод и Нальчика стали ее частыми посетителями. Кресельная дорога как бы приблизила к себе Эльбрус. С ее верхней станции открывается прекрасный вид на этот белоснежный великан. В непосредственной близости высятся грозные, почти отвесные стены вершин Главного Кавказского хребта — Донгуз-оруна и Накра-тау, с которых почти круглогодично идут лавины и камнепады.

Только за один 1963 год более ста тысяч человек побывало на Чегете, на одном из лучших, а самое главное, на легко доступном панорамном пункте Большого Кавказа.

Ввиду большого наплыва экскурсантов возникла необходимость сооружения какого-то помещения на склонах, где можно было бы отдохнуть, поесть и переночевать. Кабардино-Балкарский областной совет по туризму и экскурсиям осенью 1963 года приступил к строительству небольшого «Дома лыжника» у верхней станции кресельной дороги. 30 человек смогут найти в нем ночлег, а 60 — быть посетителями современного кафе, расположенного в зале с почти круговым обзором окружающей панорамы высокогорья.

Сооружение кресельной дороги способствовало и развитию лыжного спорта. Туристская база в Тегенекли «Эльбрус», до этого никогда не работавшая зимой, теперь была открыта круглый год. В зимние месяцы она заполнялась профессионалами, а также любителями и новичками, которые под руководством тренеров-горнолыжников изучали «азы» горнолыжного спорта. Вначале они занимались на несложных трассах, вблизи турбазы, где установлен небольшой трелевочный лыжный подъемник, а впоследствии выходили на «оперативный простор» — Чегетскую трассу.

Альпинистские лагеря «Адыл-су», «Шхельда» и «Эльбрус» также стали работать в зимнее время, делая основную ставку на горнолыжный спорт, тяга к которому среди молодежи спортивных обществ постоянно росла.

Весна в горах поздно вступает в свои права, так оно было и в 1964 году. Только в апреле сошел снег на поляне Азау, где строились гостиница и нижняя станция «Большой канатки», и дал возможность в полном объеме возобновить стройку.

Одновременно началась подготовка к сооружению станции на «Старом Кругозоре» и рытье глубоких котлованов под фундаменты двух высоких промежуточных опор между станциями «Азау» и «Кругозор», в будущем они будут поддерживать толстый стальной трос, по которому «побегут» ввысь пассажирские вагончики с туристами.

Летом того же года Кабардино-Балкарский совет ДСО «Динамо» начал строить у начала Терскольской поляны свою первую на Кавказе спортивную базу, которая резко поднимет туризм, альпинизм и горнолыжный спорт среди спортсменов этого общества.

Во второй половине 1964 года к Терсколу, наконец, подошла линия высоковольтной передачи из Тырныауза.

За лето на вершинах побывало 575 альпинистов. Как и в предыдущие годы, большинство из них поднялось на восточную вершину, и только 155 взошли на западную.

В марте—апреле 1965 года на Чегете были проведены очередные соревнования по горнолыжному троеборью на первенство Советского Союза, в них впервые участвовали (вне зачета) зарубежные гости из Австрии, представлявшие отдельные спортивные рабочие команды. Тогда же состоялись соревнования спортивного общества «Спартак» в ознаменование тридцатилетия своего существования, также с участием иностранцев—горнолыжников из Швейцарии.

Постепенно наша первая высокогорная лыжная трасса на Кавказе завоевала мировую известность и зарекомендовала себя как одна из сложнейших горнолыжных трасс мира.

А между тем строительство в Приэльбрусье продолжалось. Летом 1965 года на Чегетской поляне началась сборка (из крупных блоков) восьмиэтажной гостиницы-турбазы для туристов — «Чегет», а в Терсколе, неподалеку от своей старой, восстановленной еще в 1959 году турбазы, Центральный Дом Советской Армии (ЦДСА) приступил к строительству восьмиэтажной гостиницы и ряда сооружений спортивного комплекса.

В недалеком будущем эти гостиницы предоставят своим посетителям комфортабельные условия для полноценного отдыха. К их услугам будет немало интересных туристских маршрутов с посещением знаменитого «отеля над облаками» и выходом на Черноморское побережье Кавказа через перевал Донгуз-орун, у подножия которого ЦДСА в том году организовал «Северный приют».

Осенью склоны Эльбруса вновь огласились стрекотом мотоциклов — наш старый знакомый Берберашвили снова приехал для «въезда» на вершину. Но и на этот раз его постигла неудача—смог добраться только до пятитысячной высоты, а дальше лежал глубокий снег. Машина в нем застревала, несмотря на специально приспособленные лыжи, которые по расчетам должны были ее поддерживать, но на практике погружались в снег вместе с мотоциклом. Оставалось ждать, когда ветер сдует снег со склона (так иногда бывает) и можно будет ехать выше. Но после многодневного ожидания Берберашвили вернулся домой без победы, на которую он надеялся. Эльбрус отбил очередную мотоатаку!

Предпринималась попытка восхождения на Эльбрус на лошадях, но и она не имела успеха — конники вернулись с «Приюта Пастухова» — дальше лежал глубокий снег, и лошади не шли, несмотря на понукания своих всадников, горевших желанием въехать на вершину и установить этим своеобразный рекорд.

...А на «Приюте одиннадцати» жизнь текла как всегда и контингент посетителей оставался прежним. Тысячи «плановых» и «самодеятельных» туристов посещали его в летнее время, любуясь панорамой высокогорного Кавказа. На Эльбрус шли альпинисты — советские и зарубежные, среди которых много было спортсменов из стран социалистического содружества.

С начала октября начала работать иткольская гостиница, рассчитанная на 320 человек. В зимнее время она предназначалась для спортсменов-лыжников, а летом для туристов. Часть здания отвели для иностранных гостей. В Итколе применены новейшие строительные материалы—кругом стекло и бетон, отличная меблировка, лифты, прекрасные комнаты-номера со всеми удобствами, столовая-ресторан шатрообразной формы, бар.

В 1965 году не было альпиниад, обычно проводимых альпинистскими лагерями, поэтому общее количество покорителей Эльбруса несколько снизилось — их было всего 458.

Февраль-март 1966 года ознаменовались ставшими традиционными в Терсколе соревнованиями горнолыжников на Чегете. Основная масса спортсменов размещалась в гостинице «Иткол», но мест там на всех приехавших, не говоря уже о зрителях, конечно, не хватило, и, как во все предыдущие годы, пришлось устраиваться в турбазах «Эльбрус», «Терскол» (ЦДСА) и даже в частных домах.

Многочисленные зрители из городов Кавминвод и Нальчика из-за недостатка мест в гостиницах и турбазах Приэльбрусья, после окончания дневных соревнований разъезжались по домам, с тем чтобы на следующий день снова вернуться и «болеть» за своих любимцев. Кстати, на эти переезды теперь затрачивалось три-четыре часа, так как хорошая асфальтированная дорога наконец связала Приэльбрусье с другими городами и это путешествие не занимало восьми-десяти часов утомительной тряски по многочисленным ухабам и выбоинам, как прежде.

Комфортабельные автобусы и такси стали регулярно доставлять пассажиров из Терскола в Нальчик, Пятигорск, Кисловодск, Минераловодский аэропорт и т. д. Но теперь даже и три часа езды многим казались долгими и утомительными.

Кабардино-Балкарский областной совет по туризму и экскурсиям открыл у верхней станции Чегета небольшую гостиницу с кафе под названием «Ай» — «Луна». Спортсмены-лыжники и многочисленные туристы получили возможность обогреться в теплом помещении, поесть шашлыка, выпить чашку кофе и при желании заночевать.

1966 год был годом крупнейших соревнований по лыжному троеборью на Чегетской лыжной трассе. Там состоялись зональные и финальные соревнования Третьей зимней спартакиады Российской Федерации, финал Второй зимней спартакиады народов Советского Союза, соревнования спортсменов Вооруженных Сил СССР, добровольных спортивных обществ профсоюзов и, конечно, воспитанников детской спортивной школы Приэльбрусья. Приезжали и зарубежные гости — спортсмены из Швейцарии.

Лучшие из лучших увезли к себе на родину многочисленные спортивные награды. Количество дипломантов-лыжников в 1966 году значительно увеличилось.

В августе нальчикский спортсмен Алексей Берберашвили наконец достиг на мотоцикле восточной вершины, правда, не без многочисленных помощников, которые подталкивали тяжелую машину, утопавшую в снегах. Но факт остается фактом — Берберашвили был на Эльбрусе, но спуститься на мотоцикле на «Приют одиннадцати» не смог — не хватило сил. Он вернулся с альпинистами пешком, оставив машину на вершине, где та и простояла до будущего года. А через несколько дней на восточную вершину впервые сел вертолет МИ-4, пилотируемый летчиками из Нальчика—Рахмановым и Хасаншиным. В качестве пассажиров были кинооператор Пятигорской студии телевидения Александр Воеводенко и один из инициаторов этого полета, украинский физиолог Павел Васильевич Белошицкий. Кстати, нальчикские пилоты Ю. Рахманов и М. Хасаншин доказали, что полеты в районе Эльбруса с грузом возможны, хотя и крайне опасны.

Несколько подробнее об этом полете: он не преследовал цели установления какого-то рекорда, а имел чисто практическое значение, его организовали украинские физиологи в научных целях. На борту вертолета находился разборный дюралюминиевый домик, в котором предполагалось организовать на вершине небольшую высотную лабораторию, оснащенную всем необходимым для работы и долговременного пребывания.

Общий вес доставленного груза был около трехсот килограммов. Для облегчения машины сняли пассажирские кресла и другое, без чего можно обойтись в полете. Было опасение, что вертолет на вершине сядет, а взлететь не сможет. К счастью, эти опасения оказались излишними — после посадки, разгрузки деталей домика, традиционных фото- и киносъемок вертолет спокойно взмыл в воздух и благополучно вернулся на свою базу.

Как уже указывалось выше, строители «Большой эльбрусской канатки» до сего времени не решили вопрос, как доставлять многотонные грузы и различные металлоконструкции в район высокогорья, в частности, на «Приют одиннадцати». Дирекция Приэльбрусья поздней осенью предприняла попытку использования на фирновых полях и ледниках мощного гусеничного тягача большой грузоподъемности. Она увенчалась успехом—тягач, управляемый местным жителем балкарцем Назиром Беккаевым, поднялся на высоту выше 4600 метров, почти до скал «Приюта Пастухова», неоднократно преодолевая участки чистого льда и крутизну склонов до сорока градусов.

В конце года пущена вторая очередь канатно-кресельной дороги «Чегет-2», которая на 950 метров удлинила существующую трассу. Теперь ее верхняя станция находится на высоте 3040 метров. Скорость движения кресел несколько увеличена и доведена до двух с половиной метров в секунду — подъем по второй очереди занимает пять минут. «Чегет-2» проходит по более сложной трассе, чем ее «старшая сестра» — первая очередь. Тридцать стальных мачт-опор поддерживают несущий трос, со ста двигающимися вверх и вниз креслами. Отрадно отметить, что вторая очередь выстроена всего за несколько месяцев. Без всякого сомнения, быстрому завершению стройки способствовал опыт, приобретенный во время сооружения первой очереди канатно-кресельной дороги.

В том же году на склонах Чегета смонтировали семисотметровый лыжный подъемник трелевочного типа местного значения. Он установлен несколько в стороне от «канатки» и служит для тренировки горнолыжников в районе, находящемся несколько ниже верхней станции первой очереди.

В последние месяцы года, в ознаменование 50-летия Советского государства, руководством республики было принято решение об организации в будущем году очередной массовой Кабардино-Балкарской эльбрусской альпиниады, с рекордным количеством участников — около трех тысяч человек.

В 1966 году на вершинах побывало 702 человека. Западную вершину победили 206 альпинистов, восточную 496, в том числе и «спустившиеся с неба» — вертолетчики.

В январе—марте 1967 года на чегетских лыжных трассах проводились традиционные соревнования лучших горнолыжников, в которых принимали участие и наши гости — зарубежные спортсмены из разных стран. Золотые, серябряные и бронзовые медали украсили грудь победителей чемпионата 1967 года, завоеванные ими в Приэльбрусье на знаменитом Чегете.

В том году вся страна торжественно отмечала знаменательную дату — пятидесятилетие существования нашего государства, и вполне естественно, что большинство эльбрусских восхождений было посвящено этому. Проведено несколько крупных альпиниад, но особый интерес представляет одна — почти трехтысячная альпиниада Кабардино-Балкарии.

Она проводилась в июле. Свыше 2500 ее участников — рабочих, учащихся и колхозников стали победителями седоглавого великана Кавказа. Среди них находилось немало «стариков» — участников первой альпиниады Кабардино-Балкарии, состоявшейся более тридцати лет назад. Этим восхождением, проведенным в один день (альпинисты поднимались на вершину параллельными колоннами), был побит рекорд посещения вершин за год, установленный еще в 1935 году, когда Эльбрус посетило 2016 человек.

В августе того же года восточная вершина стала самой высокогорной строительной площадкой Советского Союза — украинские физиологи сооружали там свою высотную лабораторию. Эта строительная эпопея была трудовым подарком «сиротининцев» ко дню пятидесятилетнего юбилея нашего государства.

Идея создания этой лаборатории зародилась еще несколько лет назад, но осуществить ее удалось только в 1967 году сотрудникам экспедиции АН УССР, руководимым кандидатом медицинских наук Павлом Васильевичем Белошицким.

Вот что он рассказывает: «...В голове все время вертятся шутливые строчки: «Что нам стоит дом построить? Нарисуем — будем жить!» Однако от «нарисуем» до «будем жить» огромная дистанция. Нам самим пришлось стать и конструкторами и монтажниками. На помощь решили призвать вертолет МИ-4, выручивший нас в прошлом году, только с его помощью и удалось выполнить задуманное.

...Шесть рейсов совершил вертолет из долины реки Баксан, доставляя на вершину десятки панелей для нашего дома. Это было очень трудно в условиях большой высоты и разреженного воздуха. Тем не менее опытные летчики Ю. А. Рахманов (он и в прошлом году участвовал в полете на вершину) и Н. В. Теплов пилотировали вертолет точно и умело. Секции (панели) сгружали в старый кратер, у края которого и решено было строить лабораторию. Детали уже наверху. Пора приступать к монтажу, однако далеко не все участники экспедиции, поднявшиеся на вершину для сборки дома, оказались работоспособными. Отступила даже группа альпинистов, среди которых были известные мастера. Почему? А вот почему: одно дело спортивное восхождение, чисто альпинистского характера с соответствующим режимом подъема, и совсем другое—продолжительная жизнь и физическая работа на большой высоте, где кислорода вдвое меньше, чем в обычных условиях на равнине. Пришлось отобрать самых выносливых: балкарца Шамсудина Байдаева, Александра Красюка и оператора Пятигорского телевидения Александра Воеводенко. Группу «строителей» возглавлял я.

Шаг за шагом, очень медленно, мы идем от «Приюта одиннадцати» на вершину. Вот, наконец, и она. Кавказский хребет как на ладони, сделали несколько снимков, что в здешних условиях далеко не простое занятие. Но, честно говоря, нам было не до красот: надо скорее разыскивать под глубоким снегом все детали будущей лаборатории и смонтировать ее. Розыски и монтаж продолжались трое суток. Искать приходилось ощупью, мы с большим трудом находили отдельные детали. Чуствовалась страшная усталость, хотелось лечь и не вставать, но после кратковременного отдыха в палатке заставляли себя подниматься и вновь приступать к работе. На Эльбрусе всегда дуют сильные ветры с морозом. Пуховые костюмы, теплая обувь и защитные маски хотя и предохраняли нас от обморожения, но все-таки мороз ухитрялся оставлять свои метки ... А иногда приходилось снимать на какое-то время рукавицы и без них завинчивать болты...

...Ужасно болела голова, тяжело приходилось сердцу. Чувствовалась слабость, вялость, совсем не было аппетита. Освежали нас только соки да компоты — на такой высоте постоянно наблюдается сухость во рту. Но постепенно организм привыкал... Наконец работа закончена, и дом-лаборатория готов. Он собран из трехслойных панелей — дюралюминий, пенопласт и пластик. Панели скреплены болтами. Внутренние перегородки из древесно-стружечных плит. Лаборатория имеет окна-иллюминаторы и плексигласовую веранду. И вот четвертые сутки нашего пребывания на вершине проводим уже не в палатке, а в своем доме. Отдохнув и осмотрев проделанное, удовлетворенные спускаемся вниз, в Терскол, к заветному теплу!..»

Так скупо, не рисуясь, без каких-либо прикрас и самовосхваления, ученый Павел Белошицкий рассказывает об этом необычайном строительстве.

Только люди, хорошо знакомые с эльбрусскими высокогорными условиями, могут по достоинству оценить то, что сделано «сиротининцами».

...1967 год стал самым рекордным по количеству восхождений. Наиболее интересным событием было проведение массовой альпиниады Кабардино-Балкарии — 2608 ее участников одновременно стояли победителями на вершине седого Ошхамахо-Минги-тау (Эльбруса). А в летописи восхождений за год значится цифра — 3224. ЗОЮ спортсменов побывали на восточной вершине, а остальные 214—на высочайшей точке Большого Кавказа — западной.

18 января 1968 года было обнародовано постановление Совета Министров Российской Федерации и ВЦСПС «О дальнейшем развитии базы отдыха, туризма, альпинизма, горнолыжного и конькобежного спорта в Приэльбрусье».

Это означало, что в ближайшие годы в Приэльбрусье должны появиться шесть первоклассных высотных гостиниц, несколько туристских баз и альпинистских лагерей. На склонах ставшей знаменитой горы Чегет возникнет ряд новых канатных подвесных дорог, причем одна из них будет маятникового типа, в ее многоместном вагончике любители высокогорья смогут подняться на вершину горы, на высоту более трех с половиной километров.

...Наконец вступила в строй сооруженная из бетона, стекла и пластика пятиэтажная туристская база — гостиница «Азау». Двух- и трехкомнатные, очень светлые, со всеми удобствами номера, прекрасная столовая, холлы, лифты, бар, со ставшим традиционным в высокогорных отелях и гостиницах камином, около которого приятно коротать долгие зимние вечера.

Турбаза «Азау», возведенная на одноименной поляне, на высоте 2200 метров над уровнем моря, является пока самой высокогорной в Приэльбрусье, функционирующей круглый год. Летом в ней будут отдыхать туристы — любители высокогорной природы, а в зимнее время — горнолыжники.

В конце 1968 года вступило в строй и первое высотное здание Приэльбрусья—восьмиэтажная турбаза-гостиница Министерства обороны СССР — «Терскол».

В ней 520 мест, все удобства, прекрасный методический кабинет, знакомящий посетителей с Приэльбрусьем, началом туристско-альпинистского движения среди военнослужащих, просторный клуб с кинозалом, на каждом этаже холлы, столовая-ресторан и, конечно, лифты. Следует отметить, что возведено это здание в короткий срок — всего три года понадобилось военным строителям на его постройку и полное оснащение.

В 1968 году на вершинах Эльбруса побывало 804 советских и зарубежных альпиниста, большинство из них (680 человек) взошли на восточную вершину, и только 124 — на западную.

В начале 1969 года гостеприимное Приэльбрусье принимало большое количество наших горнолыжников— участников будущих соревнований. Победители прежних чемпионатов и их соперники усиленно тренировались» готовясь к предстоящим стартам на «белой трассе», в вновь «Золотой Чегет» одарил своими наградами лучших из лучших горнолыжников.

В этом же году вошли в строй действующих парно-кресельная подвесная дорога на «Чегете» и первая очередь «Большой эльбрусской канатки» от станции «Азау» до станции «Кругозор».

Комфортабельный тридцатиместный вагончик поднимает пассажиров до «Старого Кругозора», откуда открывается вид на пики Главного Кавказского хребта и» конечно, на Эльбрус. Если же совершить получасовую прогулку и подняться на «язык» ледника Малый Азау, то будет видна кавказская красавица двурогая Ушба„ ряд других вечноснежных вершин, а также многокилометровые фирновые поля Эльбруса.

Подъем по канатной дороге — это чудесное воздушное путешествие. Доступно оно людям всех возрастов. Ведь теперь не нужно идти пешком в гору по крутым тропам, истекая потом под жгучими лучами палящего в высокогорье солнца.

Протяженность первой очереди «канатки» — около 2000 метров, перепад высот более 600 метров. Промежуточных опор всего две, и пассажирам иногда приходится «проплывать» в вагончике на сорокаметровой высоте над землей. Дорога «маятникового» типа — на ней два вагончика, один из них поднимается вверх, другой одновременно спускается вниз.

Отныне последним населенным пунктом верховьев Баксанского ущелья стала поляна Азау. Посмотришь на нее и диву даешься, что может сделать Человек! Ведь как все кругом изменилось! Всего десяток лет назад сюда и дороги-то не было — добраться можно было только пешком или верхом. А сейчас на поляну Азау ведет асфальтированная дорога. Прежде там были только балкарские коши, в которых летом жили пастухи, а теперь—высится громада турбазы, неподалеку построены три многоэтажных корпуса Эльбрусской экспедиции Московского университета и начальная станция канатной дороги «Азау» — массивное сооружение из бетона, стекла и гофрированного дюралюминия. Все эти здания прекрасно вписались в высокогорный ландшафт поляны Азау, от которой начинается многокилометровое Баксанское ущелье.

Летом 1968 года украинские физиологи вышли с «Приюта одиннадцати» на восточную вершину Эльбруса для проведения исследовательских работ. Группа, возглавляемая П. В. Белошицким, несла на своих плечах приборы, инструменты и, конечно, продукты.

Вершина уже недалеко, остаются последние метры подъема с тяжелыми рюкзаками, которые «тянут» плечи гораздо сильнее, чем в начале подъема. Но люди идут бодро, предвкушая скорый отдых в высотной лаборатории, построенной в прошлом году.

И вот «сиротининцы» на вершине... Они растерянно смотрят друг на друга, не обнаружив на вершине своего дома: на месте сооруженной с таким трудом лаборатории только обледенелые скалы. Эльбрусские ветры, достигающие на вершине ураганной силы, смели с нее все сооружение и сбросили его с вершины в сторону Ирикского ущелья.

Тяжел был удар, нанесенный природой ученым. Ведь сколько труда, сил и времени было затрачено на постройку этой сверхвысотной лаборатории, и вот вся проделанная работа пошла насмарку. С горечью пришлось констатировать, что этот первый эксперимент оказался неудачным. Впоследствии его решено было повторить, придав зданию более обтекаемую форму.

Пришлось возвращаться на «Приют одиннадцати», не проведя намеченных работ. Уж тут ничего не поделаешь: строга высокогорная природа, от нее можно ожидать и более худших «сюрпризов».

В 1969 году украинцы приступили к строительству в Терсколе двухэтажной стационарной лаборатории. Этот высокогорный исследовательский комплекс, снабженный современным оборудованием, внесет неоценимый вклад в науку по высокогорной физиологии, в частности, о влиянии высокогорья на организм человека.

В том же году Эльбрусская экспедиция географического факультета Московского университета, созданная еще в 1957 году в связи с проведением Международного геофизического года и недавно перебравшаяся из Терскола на поляну Азау, стала именоваться «Эльбрусской учебно-научной станцией МГУ». Она продолжала свои работы уже по программе «Международного гидрологического десятилетия».

Так, в 1970 году проводились работы по изучению режима и динамики кавказского ледника Джанкуат — одного из семи ледников Советского Союза, на которых проводились исследования подобного профиля. Руководил ледниковым отрядом мастер спорта СССР (по альпинизму) старший научный сотрудник МГУ Ю. Г. Арутюнов.

Своеобразно отметили украинские физиологи «День строителя» в 1971 году — в раннее погожее утро их группа, находившаяся на «Приюте одиннадцати», погрузив детали заготовленного из дюралюминия и пенопласта домика, рассчитанного на четырех человек, впряглась в сани и тронулась в путь, держа направление на скалы далекого «Приюта Пастухова».

Труден был подъем этих пятерых энтузиастов, добровольно взявших на себя нелегкую миссию Транспортников и монтажников-высотников. Несмотря на то, что до «Приюта Пастухова» всего четыре километра пути, А. Красюк, А. Шаповалов, И. Литошенко, И. Лановенко и их руководитель П. Белошицкий затратили на его преодоление около восьми часов. Крутизна склона нередко доходила до 30 градусов, приходилось «ехать» большими зигзагами, снежные участки чередовались с обледенелыми. Поздно вечером уставшие «сиротининцы» возвратились на «Приют одиннадцати», с тем чтобы на завтра повторить эту транспортную эпопею и доставить последний груз на скалы «Приюта Пастухова».

Домик смонтировали на небольшой заранее выбранной и подготовленной площадке и, учитывая печальный опыт, надежно укрепили его тросами и обложили крупными камнями. В будущем он будет служить ученым промежуточным пунктом для проведения физиологических исследований и базой для акклиматизации при их подъемах на вершины Эльбруса.

В 1972 году в Терсколе было завершено строительство высокогорной лаборатории украинских физиологов, получившей название — «Эльбрусская медико-биологическая станция института физиологии АН УССР» («ЭМБС»). Станция оснащена первоклассным оборудованием с применением всех технических новшеств в этой области науки. Это научно-исследовательское учреждение, полностью обеспеченное высококвалифицированным персоналом, возглавил уже известный читателю один из молодых «эльбрусцев» — кандидат медицинских наук Павел Васильевич Белошицкий.

... С 1972 года «Приют одиннадцати» полностью подступил в распоряжение «самодеятельных» туристов. В прежние годы для них там не оказывалось мест для ночлега. Они вынуждены были в день прихода на приют спускаться вниз, лишая себя редкой возможности полюбоваться таким прелестным зрелищем, как восход солнца в высокогорье. Дело в том, что во время летнего сезона большие группы «плановых» туристов 46-го и 297-го маршрутов, путешествовавших по всесоюзным маршрутам, ведущим к Черному морю, два дня проводили на турбазах «105-й пикет» и «Приют одиннадцати» и, естественно, занимали все места. С 1972 года, ввиду строительства Ингурской ГЭС и новой автодороги в Сванетии, функционирование этих маршрутов было временно прекращено и турбазы Приэльбрусья разгрузились, чем воспользовались «самодеятельные» туристы. Теперь для них нашлись свободные места, в том числе и на «Приюте одиннадцати», где можно было пробыть не пару часов, а пару дней для осмотра всех достопримечательностей высокогорья и вволю полюбоваться двуглавым снежным великаном Кавказа — Эльбрусом.

В 1973 году в Терсколе на базе «ЭМБС» (совместно с Министерством здравоохранения Кабардино-Балкарии) был проведен первый в Советском Союзе симпозиум по молекулярным основам адаптации и гипоксии. В его работе приняли участие известные специалисты, такие, как Н. Н. Сиротинин, В. А. Энгельгардт, 3. И. Барабанова, С. А. Нейфах и другие.

В 1974 году Институтом физиологии имени Богомольца АН УССР был выпущен в свет информационный сборник «Горы и здоровье», подытоживший громадную работу, проделанную в Приэльбрусье экспедицией за многие годы. В предисловии к нему академик Николай Николаевич Сиротинин, в частности, указывает: «Горы — источник здоровья. В нашей стране имеются необъятные горные просторы. Чтобы максимально использовать их оздоровительный эффект, необходимо всесторонне изучить, как влияет горная акклиматизация на организм, разработать оптимальные варианты и механизм акклиматизации.

... Для лечения больных психическими заболеваниями метод высокогорной акклиматизации уже нашел практическое применение. ...Начатое нами изучение возможностей лечения бронхиальной астмы, в условиях ступенчатой акклиматизации, было продолжено многими другими исследователями. В настоящее время внедряется в практику лечение бронхиальной астмы в условиях высокогорья предложенными нами методами».

В заключение Н. Н. Сиротинин подчеркивает: «Созданная в Приэльбрусье медико-биологическая станция, представляет возможность вести исследования на более высоком уровне, изучать интимные механизмы влияния высокогорной акклиматизации на организм».

За период с 1969 по 1976 годы Эльбрусская учебно-научная станция Московского университета, возглавляемая Юрием Георгиевичем Арутюновым, проводила свои работы по широкой программе.

Георгий Казимирович Тушинский, ныне профессор, доктор географических наук и заслуженный деятель культуры РСФСР, в свое время организовавший экспедицию МГУ, и поныне является научным руководителем всех работ, проводимых станцией.

Летом 1976 года Эльбрусскую станцию МГУ посетили участники проходившего в Москве Международного географического конгресса. Гости познакомились с работами, проводимыми на станции и высоко отозвались -об их качестве. С большой похвалой они говорили о спортивном комплексе нашего Приэльбрусья.

В этом же году строители-высотники заканчивают вторую очередь «Большой эльбрусской канатки» от станции «Кругозор» до станции «Мир», которая сооружена на высоте 3470 метров.

Этот участок канатной дороги проходит уже над ледниками и вечными снегами Эльбруса. Протяженность второй очереди равна тысячи пятистам пяти метрам, с перепадом высот в пятьсот пятьдесят метров. Промежуточная мачта-опора всего одна, наибольший пролет между ней и станцией составляет девятьсот девяносто четыре метра. Скорость движения по канату двадцатипятиместного пассажирского вагончика равна шести метрам в секунду.

С пуском второй очереди «канатки» «отель над облаками», как издавна величают высокогорную турбазу «Приют одиннадцати», стал более доступен для туристов,. ведь теперь, без какой бы то ни было затраты сил, можно будет подняться по канатной дороге до станции «Мир», от которой до «Приюта одиннадцати», как говорится, «рукой подать»!

... С июня 1977 года, после пятилетнего перерыва, «Приют одиннадцати» вновь начнут посещать туристские группы 46-го и 297-го всесоюзных Черноморских маршрутов. А пока здесь ведут свои работы украинские физиологи, останавливаются горные туристы и многочисленные альпинисты, которые, как и прежде, следуют через него на вершины двуглавого Эльбруса...

Эльбрусская хроника

1829 г. Первым человеком, поднявшимся на восточную вершину Эльбруса, был кабардинец Килар Хаширов.

1874 г. Первыми людьми, поднявшимися на западную вершину Эльбруса были балкарец-проводник Ахия Соттаев, англичане— Грове, Гардинер, Уоккер и швейцарец Кнубель.

1890—1896 гг. Первым человеком, покорившим обе вершины Эльбруса и положившим начало его изучению, был русский военный топограф Андрей Васильевич Пастухов.

1909 г. Кавказское горное общество построило на «Кругозоре» на высоте около 3200 метров каменную хижину-полуземлянку. Это была первая дореволюционная постройка на склонах Эльбруса.

1929 г. На «Кругозоре» построено деревянное здание туристской базы на сорок человек. Это была первая постройка на склонах Эльбруса, осуществленная в советское время.

1931 г. Первый кольцевой лыжный поход вокруг восточной вершины совершен москвичами под руководством профессора В. А. Конопасевича. Участниками были: Г. Тушинский, Я. Чулков, В. Антушев, Б. Волгин, А. Егоров, М. Дербенев и С. Писарев. Пятеро последних с седловины поднялись на вершину.

1932 г. Среди вечных снегов Эльбруса на высоте около 4200 метров построена деревянная сорокаместная турбаза, получившая название — «Приют одиннадцати».

1933 г. Проведена Первая эльбрусская альпиниада РККА, положившая начало массовым восхождениям военнослужащих на Эльбрус. На восточную вершину одновременно поднялось пятьдесят восемь командиров.

1933 г. На седловине, на высоте 5350 метров «Интурист» построил высокогорный домик-приют «Седловина» для альпинистов.

1933 г. Пятигорское бюро погоды построило невдалеке от «Приюта одиннадцати», на высоте 4250 метров одноэтажное деревянное здание высокогорной метеорологической станции — «Приют девяти». Ее первыми зимовщиками были Виктор Корзун, Александр Гусев и Александр Горбачев.

1934 г. Совершено первое зимнее восхождение на Эльбрус. Альпинисты-зимовщики метеостанции В. Корзун и А. Гусев поднялись на его восточную вершину.

1934 г. «Алло! Алло! Говорит восточная вершина!» — Эти слова произнесли в эфир военные радисты старший сержант А. Ф. Балабанов и лейтенант Н. С. Алексеев, работая на радиостанции 6-ПК, впервые установленной на Эльбрусе.

1934 г. Начала свою работу Первая комплексная Эльбрусская экспедиция Академии наук СССР, положившая начало планомерному изучению эльбрусского массива в последующие годы.

1935 г. Первое зимнее восхождение на западную вершину совершено Николаем Гусаком — впоследствии заслуженным мастером спорта СССР — и иностранным альпинистом.

1935 г. Два первых зимних восхождения на обе вершины Эльбруса за один сезон совершили зимовщик метеостанции Николай Гусак и зимовщик «Кругозора» Владимир Кудинов.

1935 г. Первыми женщинами, поднявшимися зимой на Эльбрус, были студентки Орджоникидзевского пединститута — Армик Аракелян, Александра Полтораднева, Мария Свешникова, Зоя Родкина и Елизавета Чихрадзе.

1935 г. Установлен рекорд массовости посещения Эльбруса — за сезон на его вершинах побывало 2016 человек. В их числе 638 участников колхозной альпиниады Кабардино-Балкарии.

1937 г. Первый кольцевой поход вокруг эльбрусского массива, проведенный на высотах от 3000 до 4000 метров, был совершен членами нальчикского альпинистского клуба под руководством Всеволода Каплуненко.

1939 г. Сдано в эксплуатацию здание гостиницы на «Приюте одиннадцати».

1943 г. 13 и 17 февраля двадцать военных альпинистов, участников обороны Кавказа, поднялись на вершины и, сбросив с них остатки фашистских штандартов, водрузили государственные флаги Советского Союза.

1959 г. Обнародовано постановление правительства РСФСР о сооружении Приэльбрусского спортивного комплекса с рядом гостиниц и канатно-подвесной пассажирской дороги от поляны Азау до «Приюта одиннадцати».

1960 г. На обе вершины Эльбруса одновременно поднялось 1396 альпинистов Кабардино-Балкарской альпиниады.

1963 г. На горе Чегет вступила в число действующих первая в Приэльбрусье канатно-кресельная дорога. Ее протяженность 1600 метров, перепад высот 650 метров.

1965 г. Вступила в строй действующих гостиница-турбаза «Иткол».

1966 г. На восточную вершину впервые совершил посадку вертолет типа «МИ-4». Его пилотировали нальчане—командир корабля Ю. А. Рахманов, второй пилот М. А. Хасаншин.

1966 г. Вступила в строй вторая очередь канатно-кресельной дороги на горе Чегет — «Чегет-2».

1966 г. Открылась первая в Приэльбрусье туристско-лыжная база спортивного общества «Динамо».

1967 г. Установлен новый рекорд посещаемости Эльбруса. За год на его вершинах побывало 3224 человека, в том числе только за один день восхождение совершили более двух с половиной тысяч участников Кабардино-Балкарской альпиниады.

1968 г. Вступила в число действующих туристская база-гостиница «Азау», построенная на одноименной поляне.

1968 г. Сдана в эксплуатацию туристская база-гостиница Министерства обороны СССР «Терскол».

1969 г. Вступила в число действующих парно-кресельная канатно-подвесная дорога на горе Чегет.

1969 г. Пущена в эксплуатацию первая очередь «Большой эльбрусской канатки» от станции «Азау» до станции «Кругозор». Дорога маятникового типа, ее протяженность почти 1800 метров, перепад высот составляет более 600 метров.

1972 г. Завершено строительство первой в Приэльбрусье Эльбрусской медико-биологической станции (ЭМБС) АН УССР.

1974 г. Вступила в строй турбаза-гостиница «Чегет».

1976 г. Заканчивается строительство второй очереди «Большой эльбрусской канатки» от станции «Кругозор» до станции «Мир».

Сканирование и обработка текста: Mike (Клуб туристов "Московская застава"), 2003.