Отчёты о походах

Автор - Станислав Сибирцев (Санкт-Петербург)

15.07. Разрешение на въезд в г. Норильск, откуда мы должны были вылететь обратно в Ленинград, мне не оформили - на это нужна была неделя времени, которой уже не было. В поход должен был идти Вадим Данилевский, но он из-за работы пойти не смог (или не захотел). Отец предложил Медведеву взять меня. Эдуард вначале сомневался по поводу моего участия в этом сложном и тяжелом походе, но у него не было выбора - не хватало участников похода, и он согласился с условием оплаты моего проезда в один конец.
В конце мая я, как обычно в экипаже с отцом, вместе с Медведевым, Сашкой Двининым, с Дроздовым, который тоже потом отказался идти на Путорана, сходили в очень неплохой поход в Карелию на реку Чирку-Кемь по паводку в сложных погодных условиях. Это был поход четвертой категории сложности, и для нас это был тренировочный поход. Выпал снег, потом пошли дожди со снегом, невозможно было держать голыми руками мокрые, застывшие дюралевые трубы весел. По такой погоде произошли три переворота (экипаж Сашки Двинина, экипаж "Бози" - курсанты Пушкинского военного училища и экипаж Дроздова - подполковник другого военного училища). Наш с отцом экипаж прошел Чирку-Кемь отлично, удивив всех "чудесами поневоле" техники на Кривом пороге, но это уже другая песня, другой рассказ. Поэтому Медведев согласился меня взять на Путорана, хотя его смущала моя молодость (18 лет), и внешне я был хлипковат (48 кг веса), а предстояли большие физические и психологические нагрузки.
Поход был уникальным. Медведев вынашивал этот поход не один год, и это была его "лебединая песня". Кроме того, поход был заявлен на первенство Союза и должен был победить в этом первенстве, по своей сложности и уникальности, но, как часто бывает, в таких случаях, в последний момент происходят серьезные изменения в составе группы.

... Перед выездом в аэропорт мы с отцом поели, помылись и часа на полтора легли спать. Когда мы подъезжали к аэродрому, началась гроза и сильный дождь. Пулково самолеты не принимало и отправляло их на запасные аэродромы в Ригу и еще куда-то. Рейсы откладывались. Дождь кончился, но его дыхание еще очень сильно чувствовалось. Асфальт был мокрый и теплый. Вдалеке еще полыхали молнии, которые недавно озаряли розовым мерцающим светом здание аэропорта, перечеркивали половину неба, выхватывая черную глубину его широкими, долгими, розовыми с лиловыми оттенками сполохами, затем небо снова погружалось в темную бездонную пустоту.
Вылет должен был быть в три часа ночи. Около половины третьего ночи пробился наш самолет из Красноярска. Все наши давно на месте, нет почему-то только Лени Киселева.
Он, запыхавшийся, появился перед самой регистрацией. Как человек обстоятельный, Лёня решил из дома не торопиться раньше времени, не мучаться в городском транспорте, а взять такси и спокойно доехать до аэропорта. Не учел он только, что ночью на Неве разводят мосты. На такси доехал он до ближайшего разведенного моста, а дальше нужно ждать, когда мост сведут обратно! Положение у него оказалось критическим, но, как человек, умудренный походными сложностями, Лёня сумел договориться с речной милицией и его со всем его походным барахлом на катере перевезли через Неву. Дальше опять на такси он понесся в аэропорт. В общем, лучше всех, так сказать без хлопот, добрался до аэропорта.
Мы с большим трудом взвесили свой багаж. Груза было много, и вес его был большой. Каждая упаковка по нормам аэрофлота должна была весить не более тридцати килограмм. Эдуард нас об этом предупредил и был доволен, что каждая наша упаковка весила точно тридцать. Отец сказал ему, что дело не в точном раскладе упаковок, а в его ноге, которую он подставлял под весы и таким способом "точно" вывешивал груз. При этом его нога от тяжести нашего груза еле выдержала нагрузку, Наконец, мы вышли на летное поле к автобусу, но затем нас из него вывели и объявили, что по техническим причинам рейс откладывается до 1245. К четырем часам утра окончательно рассвело. В шесть первым автобусом все мы отправились по домам. Было уже совсем светло. Тучи разошлись и солнце, еще недавно большое, круглое и красное, величаво всходившее, уже начало весело сверкать и переливаться в лужах на асфальте, в каплях на деревьях и траве. Дома мы с отцом проспали два с половиной часа, позавтракали, прихватили с собой перекус и снова отправились в аэропорт. Приехали дружно - все оказались в одном автобусе.
Всего в нашей боевой группе восемь человек. Эдуард Медведев - наш славный командир, автор и организатор этого похода. Лёня Киселев, в дальнейшем наш кормилец - рыбак. В поход пришел с отличным новым каяком, шпангоуты которого он изготовил из титана, с отличным японским спиннингом чтобы кормить нас рыбой, со специфическим личным характером, как, впрочем, и многие из нас. - Смирнов настоящий доктор, - сказал нам командир. Своего брата, который был судовым врачом и иногда тоже ходил в походы на байдарке, он почему-то не считал настоящим. Смирнов был настоящим доктором, потому что он подполковник медицинской службы, доктор медицинских наук. "Настоящий доктор" почему-то взял с собой, как потом выяснилось, только одно лекарство - "зеленку", которую пытался в походе постоянно где-нибудь забыть, но мы зорко за этим следили и постоянно ему возвращали наше единственное лекарство. Взял доктор в поход еще один продукт, разработанный в военно-медицинской академии - "инпит" (интенсивное питание), о нем еще будет отдельный разговор, и какую-то гадость, разработанную также в военно-медицинской академии с его участием - что-то вроде допинга. Смирнов утверждал, что это безобидное средство для вывода из организма при больших физических нагрузках накопившихся продуктов распада - молочной кислоты из мышц, чего-то из печени, для поддержания сердечной деятельности и всего такого. В общем, чудо-средство, которое испытывалось на велосипедной сборной Союза. Скорее всего, это предмет его докторской диссертации, а испытать его он решил на нас. Саша Макаренко - бывший подводник, от которого будет еще много неприятностей. Он хороший человек, но неприятности в походе возникали из-за его весо-габаритов (более 100 кг живого веса и рост около 190 см). Два Двининых: старший и младший (отец с сыном). Старший, полковник - начальник факультета Пушкинского военного училища и сын, курсант этого же училища. С мл. Двининым отец и я неоднократно ходили в походы. Сашка Двинин начал ходить в спортивные походы под руководством моего отца. Первый его нормальный спортивный поход был с группой курсантов на Южный Буг. Этот поход имел предысторию. Годом раньше курсанты под руководством своего командира роты ходили на Южный Буг, но этот поход чуть не закончился трагически. В этом походе Сашка Двинин вместе со своим другом чуть не погибли на Малом Мигийском пороге, на который сунулись, не имея никакого опыта в оценке сложности порогов и прохождения по ним. После этого ст. Двинин обратился к Медведеву, чтобы он порекомендовал руководителя для водных походов курсантов. Так отец стал руководителем походов у курсантов. Это сотрудничество продолжалось три года. Сашка Двинин во втором походе по Южному Бугу, которым руководил отец, возложил полевые цветочки на скале, на месте, где они чуть не погибли. Старший Двинин имел хорошую общую физическую подготовку, но в серьезные байдарочные походы не ходил. Я, кроме спортивных байдарочных походов, имел подготовку на каяке по водному слалому в обществе "Труд".
В аэропорту опять прошли регистрацию, просидели еще около часа в самолете и вылетели в далекий Красноярск. Летели четыре с половиной часа на ИЛ-62. Летели над тундрой, над морем, над тайгой, где трудно было увидеть какую либо дорогу. При подлете к Красноярску наконец начали появляться какие-то дороги. В Красноярске начинало уже темнеть. Дальше нам нужно лететь в "столицу" Эвенкии - далекий, оторванный от мира, п. Тура. Для этого нам нужно переехать на местный аэродром, находящийся в трех километрах. Туда сразу и отправились Медведев и Саша Макаренко, чтобы выяснить ситуацию. Когда они вернулись, было уже темно, и нам пришлось добираться до местного аэродрома Черемшаны на попутке. О попутной машине договорились с каким-то ст. лейтенантом и прождали ее еще полтора часа. За это время перекусили в столовой аэропорта. В аэропорту Черемшаны, как и везде у нас, не было ни одного свободного места, чтобы можно было не только прилечь, но и присесть. Все места были заняты спящими людьми, но мы с отцом все-таки раздобыли два кресла и три стула, на которых и улеглись спать на первом этаже. Остальные устроились на втором этаже на упаковках от байдарок и прямо на своих палаточных ковриках из пенополиэтилена на полу. Проснулся я рано. Вся группа, кроме меня и Медведева, спала. Постепенно начали просыпаться остальные. На Туру летает ЯК-40 тремя рейсами.
У нас были транзитные билеты, но время вылета на билетах было проставлено не верно. Нас обещали отправить рейсом, на котором будут свободные места, в первую очередь. Медведев, ст. Двинин и отец отправились выяснять, нельзя ли вылететь в Туру грузовым рейсом, а я отправился прогуляться. На улице, как и вчера, было солнечно. Температура воздуха 27ОС. Сзади видно было поле с самолетами ЯК-40 и АН-24. На горизонте с двух сторон были видны две высокие гряды, поросшие лесом. Вокруг были поля, впереди шоссе на Красноярск. Я нашел проселочную грунтовую дорогу и отправился по ней. Природа обычная для средней полосы. Проселочные дороги, смешанный лес, березовые рощи, поля, холмы, поспевшая земляника на опушках леса. Только при внимательном рассмотрении мне удалось найти, по крайней мере, три вида растений, которые я не встречал в средней полосе. Погулял часа полтора, наелся земляники и вернулся обратно к аэровокзалу. Там меня отправили занимать очередь в буфет, где я и простоял около двух часов. Как всегда очередь ругала буфетчицу, а она очередь. Только мы с отцом начали завтракать, как прибежал Медведев, добывавший нам места на самолет у кассы, и нас с отцом, Киселева и мл. Двинина отправили первым же рейсом. Багаж никто не взвешивал и мы, как и другие пассажиры, свалили его в самолете в хвостовом отсеке и немного в переднем. Билеты и паспорта в самолете никто не спрашивал. Обстановка в самолете была самая домашняя - как в сельском автобусе, а бортпроводница больше походила на кондуктора, только остановки не объявляла. Остановка была только одна - в далеком сибирском п. Байкит. Летели мы теперь на север. Только при подлете к Красноярску и при взлете можно было ощутить, что мы действительно в центре Сибири, а не где-то в Псковской области. Впечатление портило то, что вся тайга вокруг Красноярска вырублена и всюду были видны только поля, да отдельные рощи. Под нами показался Енисей, по которому шли пароходы типа "Волга-Дон". По мере удаления от Красноярска дорог, полей и населенных пунктов становилось все меньше и на всем протяжении, куда хватало взгляда простиралась необозримая тайга, изредка прорезанная реками. На крупных притоках Енисея я видел один или два крупных населенных пункта. Часа через два лета мы увидели внизу широкую реку с большими притоками, на которых видны были моторные лодки и белые черточки прорезаемой ими воды. Наш самолет кругами пошел на снижение. Под нами была Подкаменная Тунгуска с притоком Байкит. В ширину Подкаменная Тунгуска достигает здесь метров пятисот, а уклон реки до тридцати градусов! Как нам сказали в самолете, по порогам на этой реке с трудом поднимаются суда даже на тросах, которыми тянут их вверх по течению с берега. По мере снижения вокруг проступали высокие сопки, покрытые таежным лесом. В Байките самолет должен был заправиться. Со всей округи сбежались аэродромные собаки и улеглись в тени самолета. Мы вышли из самолета и осматривались. Наконец самолет заправили, но нам сказали пилоты, что мы простоим еще полчаса. Мы с отцом и Киселевым решили сбегать вниз, через поселок - взглянуть на Подкаменную Тунгуску, о которой читали в книгах, на которой только несбыточно мечтали побывать. Вряд ли нам когда-нибудь удастся еще на ней побывать. Когда самолет приземлялся, река и поселок мелькнули прямо под ним, совсем рядом. Мы побежали. Дома и улицы в поселке построены, как попало. Дома паршивенькие, с кое-какими кривыми заборами, тесно построены, больше похожи на времянки. Между домами - узкие, мощеные досками проходы и беспорядочные улицы. Как оказалось, мы побежали не в ту сторону, и в поселке окончательно запутались. В поселке протекает какой-то грязный приток Тунгуски, а саму Тунгуску мы увидели лишь мельком между домов. Наконец, мы побежали обратно, опасаясь как бы без нас не улетел самолет, слабо утешая себя мыслью, что в крайнем случае, сможем улететь следующим рейсом. Теперь нам пришлось бежать вверх, да к тому же угадывая на бегу правильное направление, так как в кривом поселке мы достаточно запутались. Следующим рейсом должен был лететь Медведев и остальная компания. Можно представить себе физиономию командира, и как он встретил бы нас на аэродроме, выходя из самолета.
Выбегая на поле аэродрома, мы издалека увидели, что все пассажиры уже в самолете. Когда мы подбежали - на самолете подняли хвостовой трап. Отец бросился к кабине летчиков, стал стучать по фюзеляжу, и летчики ухмыляясь, довольные что напугали нас, опустили хвостовой трап и сделали нам внушение за опоздание.
От Байкита до Туры еще 55 мин полёта опять на север, и мы пролетели их над мощным облачным слоем, закрывавшим землю. Сев на аэродром, мы узнали, что до Туры мы еще не добрались, и нам предстоит еще 18 км пролететь на вертолете, который уже стоял, дожидаясь нас. Здесь было 17 градусов тепла и по-прежнему солнечно. На этом богом забытом аэродроме садятся даже такие самолеты, как ИЛ-76.
Расположена Тура на берегу Нижней Тунгуски при впадении в нее одного из ее притоков. Оставив мл. Двинина с вещами, мы отправились на разведку в продовольственный магазин. Нам предстояло сделать закупки продуктов, и нас интересовало, что же здесь есть в магазине. Затем мы с отцом отправились осматривать поселок. Нижняя Тунгуска здесь - достаточно широкая река (более 200 м) с низкими берегами, с быстрым течением, с захламленным берегом. Поселок Тура довольно грязный и неуютный, неприветливый, с деревянными двух-трех этажными домами барачного типа. Есть 3-4 блочных 4-х, 5-ти этажных дома. Один из них - школа. Поселок имеет собственную газету, краеведческий музей, два кинотеатра, несколько магазинов. Этот поселок все же центр эвенков. По поселку ездят машины, и нас заинтересовало, куда же идут дороги из этого поселка, куда ездят эти машины? Как выяснилось позже, на машинах ездят только по поселку, а дороги идут километров на пять от поселка - и все. Попасть в Туру можно только по воздуху или на вездеходе. Правда, не представляю, куда можно уехать отсюда на вездеходе, разве что в сопки… В поселке много собак, но они ведут себя мирно, по крайней мере днем, с достоинством и чувством своих хозяйских прав. Колодцев в поселке нет из-за вечной мерзлоты, а воду привозят с реки на машине, оттаивают с весны и хранят в железных бочках из под вертолетного топлива. В реке мы с отцом даже не решились помыть лицо, так как река сильно заилена. Через два часа мы вернулись на аэродром. Остальная часть группы прилетела следующим рейсом, кроме Макаренко, который прилетел на следующий день. Медведев отправился в штаб аэропорта добиваться спец. рейса вертолета для вылета на маршрут на оз. Нерингда, а остальные участники отправились закупать продукты. Продукты есть все необходимые. Но, как мы и опасались, почти все продается только по талонам. Не помню как, кажется ходили в исполком, но сахар, крупы, галеты, подсолнечное масло мы все же закупили. Маршрут у нас был оформлен от военного округа Ленинграда и гражданских нас было трое - Киселев и мы с отцом. Поэтому кое-какую поддержку наша группа имела от военкома п. Тура и в исполкоме, тем более, что среди нас были два полковника (ст. Двинин и Смирнов) и майор (Медведев). Местный военкомат, куда заявились наши военные, состоял из двух человек - начальника и его подчиненного. Военком, капитан Алексей, любезно предложил разместить у него дома весь наш багаж и приютил наших полковников и Медведева.
Жил он один в квартире, и мы, притащив к нему все наше барахло, устроили в его доме достойный кавардак. Днем мы собирались у него всей своей группой. Алексей был рад свежим людям и спокойно все это сносил, тем более что собирался к большой своей радости покинуть эти замечательные места. Более того, до вылета из Туры, а он затягивался по разным, в основном погодным причинам, мы питались у Алексея дома на полном его иждивении. Он получал как военком какое-то довольствие и этим с нами делился. Его небольшая собачонка в первый день также обрадовалась гостям и постоянно крутилась у нас под ногами. Но на следующий день наш профессор Смирнов умудрился наступить на нее, и она больше нам не показывалась. Остальные участники группы поселились в местном общежитии - двухэтажный барак с туалетом на улице. Нас разместили в сушилке на первом этаже, где нам постелили на полу и мы отлично поспали две ночи на матрасах, с белыми простынями, с одеялами и подушками и к тому же совершенно бесплатно. В домах поселка водопроводов и канализации нет из-за вечной мерзлоты, поэтому все туалеты - на улице. Летом это ничего, а вот зимой, когда морозы за сорок градусов, туалет на свежем воздухе не очень уютен. Из-за плохой питьевой воды, которая подолгу хранится в железных бочках - талая и привозная вода, и из-за уличных туалетов, многие жители страдают заболеваниями почек. Как сказал военком, из-за болезней и умственной отсталости среди населения брать в армию вообще некого. Поужинав у Алексея и выпив ведра три чая, мы под его руководством, отправились купаться выше поселка по течению. Вода была достаточно теплая, течение быстрое, дно каменистое. И так мы выкупались в Нижней Тунгуске - такой далекой и такой известной еще с детства по книгам реке. Будет у нас с отцом еще одна попытка побывать на этой реке в нижнем ее течении ближе к Туруханску. Мы даже дошли на теплоходе до п. Вороговка - полпути от Красноярска до Туруханска, но не суждено было нам дойти до Нижней Тунгуски.

18.07. Когда я проснулся, в комнате уже никого не было, за исключением мл. Двинина, который спал молодецким сном еще часа три, пока я писал дневник. Как и накануне в аэропорту, Киселев спал на полу, укрывшись своим спальником, из-под которого постоянно, как мы не пытались прикрыть, торчали ступни его длинных ног. Наконец, Сашка Двинин проснулся, и мы с ним отправились на квартиру к Алексею. Когда мы пришли, нас отругали за поздний приход, так как оказалось, что уже три часа дня. Сашка стал помогать упаковывать продукты, а я снимать на кальку очередную карту - 5-ти километровку, которую нам дал Алексей. Мы "позавтракали" и вся наша группа, кроме Медведева, отправилась в краеведческий музей. Медведев продолжал торчать в штабе аэропорта, пытаясь договориться о спец. рейсе вертолета. Предварительная договоренность была получена еще в Ленинграде, и нам обещали вертолет при условии оплаты полета, но уже здесь вертолет нам никак не давали. Говорили, что у нас много груза, большое расстояние полета и при расчетах не хватало топлива для обратного полета вертолета. Говорили, что высокая температура воздуха (17 СО), плотность воздуха при этом мала и происходит большой расход топлива. Медведев стал большим специалистом по расчету расхода топлива при полете вертолетов при разных температурах воздуха при нашей загрузке. Он постоянно узнавал температуру воздуха и начинал, как фанатик, очередной раз считать расход топлива и дальность полета. И так по несколько раз в день. После этого он несся в штаб аэропорта и сравнивал свои расчеты с их расчетами, чтобы не было обмана. Штабу не было никакого дела до того, улетим ли мы вообще, а мы прибыли сюда с другого конца нашей большой страны, это стоило больших денег, время шло и отпуска у нас не бесконечны и походное время ограничено, особенно здесь.
Музей размещался в большом деревянном здании. Экспозиция музея была довольно большая и оказалась для нас достаточно интересной. Здесь была представлена местная флора, фауна, этнография эвенков, их быт, способы охоты и т.д. Эвенкия, как нам рассказали, разделена на три огромных района с центрами в Байките (там мы уже погуляли), Туре (здесь нам, вероятно, еще долго придется гулять) и в Ванаваре (что в 80 км от места падения Тунгусского метеорита) на Подкаменной Тунгуске. Всего Тунгусок три - Верхняя, Нижняя и Подкаменная. Плотность населения здесь 40 кв. км на человека. Почти как плотность Уссурийских тигров в Уссурийской тайге - 50 кв. км на одного тигра, но тигры бродят по всей тайге, а эвенки живут в названных 3-х поселках. Всего эвенков насчитывается 17 тыс. человек. В Туре проживает 7,5 тыс. жителей. Из них эвенков меньше половины населения. В поселке 3 школы. Одна из них школа-интернат, другая школа для недоразвитых детей. Недоразвитых детей здесь много. Главной причиной большого количества умственно отсталых детей является пьянство, которое здесь процветает и губит эвенков. Люди здесь, как правило, приезжие, сезонные, случайные, в основном занятые нефтеразведкой в экспедициях. От них-то и рождаются эти недоразвитые дети.
В музее мы оставили свои хорошие отзывы, поблагодарили и отправились обратно. Сегодня нам улететь не удалось, и я с отцом, Киселевым и ст. Двининым отправились по дороге на ближайшую сопку осмотреть окрестности. На сопке была расположена "тарелка" - антенна вероятно системы "Орбита" для спутникового телевидения или системы спутниковой связи. Отсюда мы сделали пару снимков Нижней Тунгуски. Туры отсюда видно не было, но видна была гористая окружающая местность. Опасаясь надвигающейся тучи, мы поспешили обратно и не напрасно. Последние 500 м нам пришлось бежать под дождем. Остаток дня мы упаковывали снаряжение и продукты. Часть снаряжения и основную часть продуктов мы намеревались забросить по маршруту полета на р. Гонгду. С собой на начало маршрута - р. Нерингду мы оставили продуктов на 8 дней. На р. Гонгду нам предстояло сделать тяжелый пеший переход со всем снаряжением. Поэтому мы взяли на начало маршрута минимальный запас продуктов и даже не взяли с собой запасного весла. Упаковки с продуктами мы обвязали веревками, чтобы можно было их подвесить на деревьях и на каждой картонной коробке сделали надпись -"для росомахи". Опасность того, что всякое зверье может уничтожить наши продукты, была достаточно реальна и для нас катастрофична.

19.07. Нас с Сашкой Двининым разбудили, и мы со всеми вместе пошли завтракать на квартиру к Алексею. Я доснимал карту, остальные маялись бездельем, сходили выкупались. Пришел Медведев и сказал, что через два часа мы должны грузиться в вертолет. Снова начались сборы и перенос груза на аэродром, благо это было не далеко. Нас подвезли на грузовике к нашему вертолету МИ-8, в который мы и начали загружаться. Пилоты сказали, что на Нерингде тундра и совершенно нет леса. Мы начали бегать по аэродрому в поисках дров, нашли несколько поленьев и бросили на всякий случай в вертолет. Через 40 минут мы взлетели. Вертолет был загружен до предела, так как кроме нас и нашего груза были взяты бочки с запасом топлива для вертолета - путь предстоял длинный и опять на север. Впервые мы видели, чтобы вертолет взлетал с разбега. Это было сделано для экономии топлива при взлете.
В полете вертолет ужасно вибрировал и ревел так, что при разговоре приходилось орать друг другу на ухо, мои уши не выдерживали шума двигателей и начали болеть, но я, не отрываясь, смотрел вниз. Вначале мы с отцом пробовали снимать через открытый иллюминатор, но потом дымка стала заволакивать землю, и мы стали осматривать проплывающую под нами тайгу. Вертолет до р. Гонгда летел два с половиной часа на высоте семьсот метров. За все время полета внизу не было ни одного признака человека, ни одной тропинки, ни одного срубленного дерева - ничего. Сначала мы летели вдоль притока Нижней Тунгуски, впадающего у п. Тура. Тайга внизу была ровной, с изредка встречающимися озерами и реками. Вокруг до горизонта были видны лишь пологие, покрытые лесом сопки. Затем, при подлете к р. Гонгде, ландшафт стал меняться. Реки текли уже в каньонах с обрывистыми берегами высотой метров пятьсот с каменными осыпями. Наверху на плато была уже открытая тундра, сменяющаяся лесом, как нам показалось можжевеловым, но это была чахлая лиственница. Приземлился вертолет на р. Гонгде минут на пять. Место было голое, несколько небольших деревьев на каменистом берегу, каменистая, мелкая, но быстрая река. Вокруг была горная тундра. Пилоты не выключали двигатели, и мы быстро развесили продукты на низкорослых, метра два с половиной высотой, лиственницах. Небольшую часть снаряжения сложили на землю. Развешивание продуктов на этих хлипких деревцах вряд ли надежно защищало продукты от разорения зверьем, а от этого зависело наше благополучие. С собой продуктов мы взяли на восемь дней.
Мы снова взлетели. Теперь штурманом стал Медведев. Еще бы недельку, и он, наверное, сел бы на место пилота. Эдуард переместился к пилотам и по карте указывал пилотам путь на оз. Нерингду, сверяясь с расположенными внизу реками и озерами. Медведев, штурман и один пилот внимательно изучали карту, представленную Медведевым, и прокладывали путь. Местность внизу стала более гористой. Частыми стали вершины и распадки. Из-за высоких гористых вершин иногда казалось, что мы летим совсем низко над землей. В глубоких расщелинах протекали реки. Хорошо видны были на реках пороги с белой кипящей водой. Порогов на реках было много. Уклон некоторых рек был для нас непривычно крутым. Р. Нерингда, над которой мы летели, казалась мелкой, быстрой рекой с множеством порогов, с большим уклоном. Уклон был хорошо заметен, особенно на поворотах реки. По берегам была заболоченная долина, а дальше от берегов - высокие плато. Все мы притихли и с тревогой смотрели вниз. Летели от р. Гонгды минут сорок. Наконец мы выбрали место для посадки и сели в верховье р. Нерингды, немного не долетев до озера Нерингда. Вертолет приземлился на прибрежной полосе совсем рядом с водой. Сразу стали появляться комары. Мы стали выгружаться, а пилоты взяли спиннинги и пошли ловить рыбу. Ловить им рыбу пришлось недолго. Вертолет начал вязнуть в прибрежной гальке, крениться и оседать. Хвост вертолета уже касался земли. Мы сказали об этом пилотам, они прибежали, попрыгали как пингвины в вертолет, запустили двигатели и с трудом вырвали машину из этого зыбуна. Вертолет взлетел, и вместе с ним оборвалась последняя ниточка, связывающая нас с людьми. До ближайшего населенного пункта было более четырехсот километров.
Мы осмотрелись вокруг. Река, вытекающая из оз. Нерингда, здесь в верховье была мелкой, быстрой и неширокой. Берега заболоченные. Вокруг на расстоянии метров пятьсот от реки возвышаются высокие горы с плоскими вершинами, с каменными осыпями. Сразу же после отлета вертолета пришлось надеть накомарники. Сушняка для костра было вокруг достаточно, и дрова, привезенные на вертолете, оказались не нужны. Поставили палатки. Палаток было четыре. Одна наша с отцом палатка из тонкого капрона, которую мы накрывали от дождя и для тепла полиэтиленом. Палатка весила килограмма полтора. Вторая, одноместная палатка, которая была также максимально облегчена, была палатка Киселева. Третья палатка, промышленная 3-х местная - Двининых. В четвертой палатке, самодельной, сшитой из тонкого капрона, размещались Медведев, Макаренко и Смирнов. Все палатки, кроме палатки Двининых, были самодельные, как, практически, и все остальное снаряжение. Дежурство мы с отцом взяли на себя. Поужинав и немного поболтав, мы разошлись по палаткам спать.

20.07. Сегодня - наш первый походный день. С ночи накрапывал с перерывами дождь. Пронеслась гроза, дует порывистый ветер, а во время затишья появляются тучи комаров. Мы относимся к комарам достаточно спокойно, а ст. Двинин признался вчера вечером, что от количества комаров он несколько в шоке. Ночь была теплая, но в течении дня все больше холодало. Мы с отцом приготовили завтрак и почти собрали байдарку. После завтрака все приступили к сборке байдарок, а мы с отцом побежали посмотреть окрестности с вершин гор, которые были недалеко. Мы прошли болотистый берег поросший мхом, заросли карликовой березки у подножия гор и вошли в низкорослый, редкий лиственничный лес. Лес светлый и чистый, словно прибранный. Направляясь через лес к ближайшей горной вершине, мы перешли три ручья, текших с гор, русло которых проходило по каменным россыпям. Выйдя из леса, подошли к каменным осыпям - курумам. Осыпи состоят из угловатых камней разного размера, и хождение по ним, особенно спуски, явно не безопасны, т.к. камни срываются из-под ног. Особенно неприятны курумы в сырую погоду, когда мокрые лишайники на камнях, как намыленные, соскальзывают с них при наступании ногой. Иной камень выскользнет из-под ноги, и оживает каменная осыпь, того и гляди, что на тебя посыплется вся осыпь. Уклон осыпей - до 80 градусов, а высота - 50-100 м. Кто прекрасно устроился здесь, так это комары. Только стихнет ветерок, и они тучами вылетают из каменных осыпей. Накомарник приходится все время то надевать, то снимать. Комары покрывали сплошным черным слоем спину, руки, ноги и голову. Каждая горная вершина здесь четко локализована и поднимается уступами. На террасах уже не растут деревья. Здесь располагаются или верховые болота, или террасы покрыты мхами и лишайниками с небольшим количеством скромных цветов. На некоторых террасах лежат большие снежники (21 июля) и совсем низко над вершиной проплывают облака. Сверху мы увидели множество других плоских, как и наша, вершин, долину реки Нерингды и ее притоков с круто поднимающимися от берега Нерингды горами. Горы изрезаны множеством распадков и образуют каньон, в котором протекает река. Долина внизу покрыта болотом и редким лесом из чахлой лиственницы. Долина простирается от реки до склонов гор, образующих каньон и видно, как река, петляя, с заметным уклоном широкой лентой течет по долине куда-то вниз... В нее втекают ручейки, сочащиеся со склонов гор широким веером, образуя широкие, но мелкие и мутные потоки.
Сделав несколько снимков и спускаясь вниз, мы наткнулись на гнездо пустельги с четырьмя пуховыми птенцами, трое из которых спрятали головы, среди своих братьев, а один осуждающе глазел на нас. Вид у птенца был внушительный - загнутый книзу хищный клюв, голубая восковица над ним, белый пух и большие черные глаза. Мы засняли это гнездо. Родители с клокочущими криками носились над нами. Вернувшись в лагерь, закончили сборку лодки и приготовили обед. Обстановка в лагере была деловая, все были заняты сборкой байдарок. После обеда отец отправился спать в палатку, а я писать дневник, т.к. на улице это сделать было невозможно из-за комаров. Палатка у нас сшита из тонкого белого, крашеного в розовый цвет капрона. В ней светло и уютно в любую погоду, розовый цвет создает всегда иллюзию солнечного света. Лёня Киселев, как и мы, давно собрал свой каяк и ловил рыбу. Он поймал четырех хариусов грамм по 800. У них были большие красивые радужные плавники, особенно спинной, толстое туловище и губы, маленький зубастый рот и желтая чешуя. Отец, загоревшись тоже побежал ловить рыбу. У нас с собой были только блесны и удочки, поэтому отец привязал к стрингеру (трубе от байдарки) какую-то толстенную леску и на нее здоровенную блесну и, конечно, на эту снасть ничего не поймал. Такой снастью можно было разве что пришибить проплывающего хариуса. На ужин у нас была прекрасная уха.
Сборка лодок у наших товарищей, особенно у командира затягивалась. Каяк у командира был старый, и со сборкой были проблемы. Он хотел идти на нашей лодке в экипаже с отцом, но ситуация изменилась, и теперь он мучился со сборкой своего каяка. У доктора Смирнова и Макаренко лодка была сделана наспех неумелыми руками курсантов, и тоже были трудности с её сборкой. Лодка им досталась незадолго до отъезда, т.к. окончательно состав нашей группы установился только за два-три дня до отъезда. Байдарка была в третьем походе. У Макаренко своей лодки не было, а у доктора был только свой каяк, но на каяк не согласился Медведев, считая недостаточным опыт Смирнова. Наилучший технический опыт (по технике водного туризма) в нашей группе был у Киселева, потом у нас с отцом, дальше Медведев, Сашка Двинин, Смирнов и наименьший технический опыт был у ст. Двинина и Макаренко. Самый большой туристский, походный опыт был, конечно, у Медведева. У нас с отцом тоже был многолетний туристский опыт. Я ходил с отцом в походы почти каждый год лет, наверное, с шести. У отца был большой опыт спортивных походов, как участника, так и много было руководств. Уже несколько лет он руководил походами курсантов из училища, в котором служил начальником факультета ст. Двинин и учился Сашка Двинин. Курсанты этого училища эти годы занимали первые места на соревнованиях по технике водного туризма среди училищ Ленинградского военного округа. Инициатором этого туристского движения в училище был ст. Двинин. Так что люди у нас были, конечно, не случайные и не новички в туризме. Лодка, на которой шли Двинины, была практически сделана Киселевым, который тоже до отца сотрудничал с училищем. На небе появились просветы в разрыве дождевых туч, и можно было снимать. Мы с отцом взяли фотоаппарат с пленкой для слайдов и отправились на другую вершину. Пройдя опять через лес, мы вышли к седловине, окруженной с трех сторон высокими горными вершинами. Седловина представляла собой болото, образованное ручьями, стекающими с вершин этих гор в долину реки. Ручьи образовали поток шириной около трех метров. Далее седловина переходила в склон, покрытый мхом и цветами, переходящий в пологий перевал между вершинами гор. Вверх к вершинам гор склоны от седловины вздымаются уступами. Седловина эта образовывала амфитеатр шириной километра два, открытый в сторону долины реки, переходящий в крутой спуск, представляющий каменную осыпь из крупных камней. Для спуска эта осыпь представляет серьезную опасность. Камни угловатые, черного цвета, при падении легко раскалываются на несколько кусков. Вокруг видно было километров на двадцать. Кругом до горизонта были такие же черные вершины и на горизонте горы скрывались в дымке. Мы, вслушиваясь в окружающую тишину и оглядываясь на покрытые облаками со снежниками склоны, на суровые вершины, почувствовали, что действительно здесь может быть еще не ступала нога человека, и вокруг километров на четыреста нет, кроме нашей маленькой, затерянной в этих горах группы, ни одного человека.
Подул пронизывающий ветер, похолодало. Вокруг уже снова появились дождевые тучи, и мы быстро стали спускаться в седловину по направлению к лагерю. И вовремя. До лагеря пришлось идти еще часа полтора по болоту, по лесу, а затем вверх по течению реки. Когда мы подходили к лагерю, тучи немного рассеялись. Здесь внизу было теплее, чем наверху в горах, но и тут явно похолодало.
Киселев, бегая со своим спиннингом по берегу быстро текущей по шивере Нерингды, поймал еще четырех хариусов. Выпив чаю у костра и поболтав с Медведевым и Макаренко, я отправился спать. Медведев так и не смог собрать каяк и собирался возиться с ним всю ночь. Отец остался с ним помогать ему. Дно нашей палатки, поставленной на мху на берегу Нерингды промокло, промок в ногах и мой спальник, и некоторые наши вещи. Ночью мне пришлось изрядно поворочаться от холода. Комаров мы легко выгнали из палатки и перебили, и они нас ночью не беспокоили. В нашей светлой палатке их было хорошо видно, Ночью несколько раз шел дождь. Ветер четыре раза срывал тент с нашей палатки. Мы выскакивали ночью из палатки и снова накрывали ее.

21.07. Когда мы проснулись, снаружи было очень холодно и дул пронизывающий ветер. Мы, дрожа от холода, выбрались из палаток, позавтракали и начали собираться. Сборы из-за холода затянулись. Мы с отцом надели штаны от "мокрых" гидрокостюмов и оделись на воду так тепло, как смогли, но несмотря на это меня пронизывал холодный ветер.
Наконец мы двинулись в путь в наше сложное, очень далекое путешествие, которое продлится тридцать два дня без отдыха, без единой дневки. Неоднократно мы будем идти непрерывно по полтора суток.
Нерингда здесь в верховье была мелкой, быстро текущей, изобилующей шиверами, множеством отмелей и камнями. Дно каменистое, ширина реки 10-15 метров. Берега низкие, болотистые.
После первых трех километров пути произошел первый оверкиль. Перевернулись Двинины. Сашка Двинин сидел, как всегда, первым номером. Он частенько излишне "мастерился" - демонстрировал свое мастерство. Коронным номером его был заход на скорости с креном лодки со струи в суводь - место у берега или за камнем, где нет течения. Раньше он ходил первым номером со своим приятелем, курсантом и ходили вполне прилично. Его приятель неплохо при таком маневре держал лодку. Такую технику часто используют на соревнованиях по технике водного туризма. Это нужно при заходе на ворота, особенно ворота обратного хода, когда идешь вниз по струе, а ворота нужно проходить вверх по течению. Часто нужен такой маневр и при сходе со струи для финиширования у финишной вехи. При этом экипаж должен быть достаточно опытным и схоженным. Этот маневр требует согласованных действий обоих гребцов. Первый номер должен сделать "закол" веслом, сделать крен лодки в сторону "закола" и так держать лодку и весло до окончания маневра. Второй номер при этом сбрасывает табанным гребком корму лодки со струи, держа крен лодки на суводь, или делает "закол" синхронно с первым номером, держа крен лодки. При этом, когда байдарка зашла полностью в суводь на тихую воду и потеряла скорость, крен лодки нужно убрать - выровнять лодку. Если вовремя крен лодки не убрать, то переворот лодки, уже в суводи, неминуем. Если крен лодки убрать раньше времени, то переворот лодки также неминуем, но на струе. На соревнованиях, особенно на финише, а точнее перед самым финишем, когда трасса уже пройдена, такой оверкиль у зрителей, а это чаще всего сами спортсмены-водники, вызывает бурю восторга. Для экипажа это означает полный проигрыш.
И вот Сашка сделал свой коронный "закол", а его отец этого не ожидал и понятия не имел, что нужно при этом делать, и они, как положено, перевернулись. Пришлось их вытаскивать. Выглядело это довольно забавно, когда ни с того ни с сего они перевернулись и ст. Двинин, ругаясь на Сашку, мокрый вылезал из воды.
Через полчаса они здорово замерзли - гидрокостюмов у них не было, и пришлось останавливиться на островке перед приличным порогом для разведения костра. Порог представлял собой мощную струю со множеством больших камней по всему руслу реки. Наш экипаж тоже еще не вошел в форму. Мы дергались, несколько раз налетели на камни, садились на отмели, а они здесь каменистые. Вылезал в воду и проводил лодку отец, т.к. у него были надеты носки от "мокрого" гидрокостюма. В одной из суводей мы тоже с трудом удержали лодку от переворота. Лодки наши сильно загружены в отличие от соревнований, когда идут на пустых лодках и держать ее довольно сложно. На пороге, в самом начале, мы не заметили камень и налетели на него. Нас развернуло на 180 градусов, и мы сошли с камня. В конце порога мы зацепили бортом еще один камень. Далее мы продолжали налетать на камни, т.к. отец из-за меня плохо видел реку, и перед самым перекусом пробили лодку. К месту обеда мы с отцом пришли с полной лодкой воды.
Третий экипаж - Макаренко со Смирновым шли на лодке, по конструкции аналогичной лодке Двининых, но сделанной неумелыми руками курсантов. У Макаренко был солидный рост где-нибудь под 190 см и слишком большой вес для водника - сто три килограмма. У Смирнова вес был семьдесят три килограмма. Борт у байдарки, в которой они шли, возвышался над водой сантиметров на пять. Штевни (нос и корма) были полностью в воде. Все это делало лодку на воде почти неуправляемой. На пороге они с большим трудом "облизали" два камня, налетели на третий. Перед самым перекусом на последней шивере лодка, налетев на камень, черпанула воды и медленно стала погружаться в воду, завершив этот сложный маневр переворотом. В таком перевернутом печальном состоянии они подошли (вернее подплыли) к месту обеда. Таким образом наша группа прошла первые полдня пути.
По-прежнему было холодно и ветрено, комары не показывались. После перекуса нам пришлось в лодках пересаживаться. Отцу командир предложил сесть первым номером с Макаренко, а я на нашей лодке, первым номером сел со Смирновым, что нас с отцом не радовало. У нас с ним был схоженный экипаж, мы долгое время вместе ходили на лодке и прекрасно понимали друг друга на воде. К месту ночевки мы, осторожно обходя все мели на шиверах, подошли без особых происшествий. Ночевка была на берегу оз. Себяки. Недалеко в озеро впадала речушка, и дальше за ней вытекала Нерингда. К вечеру потеплело, и появились комары. С нашего берега было видно, как в разрыве гор тянется вбок наше озеро, по которому шли волны, так как весь день был сильный встречный ветер (мы шли на юг). Поужинав, все занялись своими делами. Киселев побежал ловить рыбу, а мы отправились в палатку - отец спать, а я - писать дневник.

22.07. Ночь опять была холодная. К утру ветер утих. На озере был полный штиль. Погода была пасмурная и было, как бывает в такую погоду, несколько теплее, чем вчера; появилось множество комаров. Киселев поймал всего одного гольца, но зато Макаренко ночью поймал еще четырех. На завтрак, наряду с прочим, была отличная уха и грамм по 500 рыбы. После завтрака мы заболтались у костра, и наши экипажи: я с доктором и отец с Макаренко запоздали со сборами. Вышли в 11 часов. На озере, в стороне от реки, лежал лед. Температура воды была шесть градусов.
Первым сегодня на воде шел Киселев на своем новом, отличном, сделанном под "англичанку" каяке, за ним шел Медведев тоже на каяке, но старом и почему-то жутко скособоченном, так что ему приходилось все время на нем балансировать. Затем шли мы со Смирновым, Двинины и замыкал шествие "линкор" Макаренко с отцом. Лодка Макаренко все равно имела большую осадку, постоянно застревала на шиверах и продолжала течь, так что им приходилось отливать воду через каждые полчаса. Мы со Смирновым шли достаточно осторожно, серьезных порогов не было, и главную опасность представляли широкие отмели, усеянные острыми камнями. Мы почти не задевали камней. Течение было достаточно быстрым ,и мы в основном управляли лодкой, тормозя ее перед препятствиями реверсными (табанными) гребками. Тем не менее, к концу дня мы в нескольких местах продырявили шкуру лодки. Прошли в этот день километров 25-30. Скорость течения была 7-8 километров в час. В половине первого мы остановились обсушиться. В середине дня река разлилась, на ней то и дело появлялись острова, делившие ее на несколько рукавов. Справа на берегу был большой бело-голубой снежник, который мы видели еще с вертолета и недалеко за ним мы встали на перекус. Вышли с перекуса без двадцати пять. Дальше к реке подошли высокие берега. Ширина реки стала 20-25 метров. По-прежнему на ней было множество мелей и шивер. То одна, то другая лодка застревала на шивере, и ее приходилось ждать. Медведев после перекуса постоянно засыпал в каяке. Киселев то отставал, то уходил вперед, ловя рыбу. Так мы с грехом пополам к половине восьмого завершили переход и встали на ночлег перед очередной шиверой на низком, мшистом берегу с карликовыми березками и редкими, чахлыми низенькими лиственницами. За весь день солнце так и не показалось.
Макаренко отчаянно ругался по поводу своего вечно застревающего и текущего "линкора". Мы мрачно шутили, что ему, как бывшему подводнику, такое состояние должно быть привычным. В одном из походов отец ходил с Л. Безносом - капитаном 1 ранга, который в морской академии читал курс по теории непотопляемости и живучести корабля. У него была здоровенная байдарка-самоделка. Он тоже был габаритным человеком весом более 90 килограмм, и лодка, в отличие от лодки Макаренко, имела достойные размеры. Эта лодка безнадежно текла. Он пытался найти дыры в шкуре и предлагал свои порции шоколадных конфет от перекуса тому, кто найдет эти злосчастные дыры. Некоторые из наших товарищей без особого труда находили дыры, получали честно заработанные конфеты, но лодка течь от этого не переставала. Над ним постоянно шутили, что его лодка - прекрасное пособие по теоретическому курсу, который он читал курсантам.
Старания Киселева увенчались успехом. Он поймал пять хариусов грамм по 600 каждый, и на ужин была отличная уха и жареная рыба. На месте стоянки была туча комаров и множество нор леммингов (маленькие забавные мыши). Один из леммингов оказался очень любопытным и смелым. Его нора с большим количеством выходов в разных местах была под большой корягой, на которой мы сидели. Этот зверек коричневого с серым цвета с темной полосой на середине спины и голове, похожий на хомяка, забавно неожиданно появлялся то в одном месте, то в другом. Он спокойно бегал от одного входа в нору к другому, не обращая на нас внимания, возможно, изучая нас. Выскочит рядом с нашими ногами, почешет лапой за ухом, погрызет мох, попробует траву. Мы положили ему голову вареного хариуса, которой он очень заинтересовался. Киселев пробовал сфотографировать его крупным планом, но лемминг был такой шустрый и подвижный, что сфотографировать его никак не удавалось. Зверек забегал в норку, мы закрывали вход, но он тут же появлялся, как ни в чем не бывало, в другом месте.
Время уже позднее, давно пора ложиться спать и я спешу закончить записи дневника на сегодня. Не хватает времени на записи. В-основном, приходится писать вечером перед сном и немного утром.

23.07. Пишу это описание с использованием дневника с сохранением дат. Это дает представление о том, как проходило наше путешествие, как разворачивались события, дает возможность прочувствовать, как проходили наши дни, чем мы были заняты, чем мы жили все это время, как мы были загружены. Доктор Смирнов часто будет напоминать нам, что "мы в отпуске, мы отдыхаем". Так что с указанием дат будет понятнее, как проходил наш "отдых".
Ночью было немного теплее, чем накануне, тем более, что я на ночь надел дополнительно свитер и рейтузы. С утра и почти весь день шел дождь. Пасмурно, ветра нет и по-прежнему тучи комаров. Серьезные шиверы начались почти сразу же, как только мы вышли. Мы несколько раз садились на камни. Пришлось проводить лодки по одному, затем мы прошли серьезный порог. После этого около часа ждали Киселева, который ловил рыбу, отстав от нас на километр. Командир выдал ему "желтую" карточку предупреждения - разъяснил ему, что он не прав, но Лёня не сдавался и сказал, что он кормит народ и вообще приехал сюда, чтобы ловить рыбу. Про двоих участников мы теперь точно знаем, зачем они сюда приехали, доктор - "отдыхать", а Киселев - "ловить рыбу".
Прошли еще один порог со сливом в конце, перед которым наша группа пристала к берегу, а отец с Макаренко, обходя камень, перевернулись, и их чуть не снесло в слив. На воде в это время кроме них никого не было, все были на берегу. Течение было быстрое, корма лодки, где сидел Макаренко, при перевороте оказалась близко к берегу, а нос лодки, где сидел отец, на струе. Макаренко выскочил на берег и вытащил лодку, а отца при перевороте оторвало от лодки и понесло течением. Его попытки сойти со струи не имели успеха. На помощь прибежал ст. Двинин. Он схватил свою или чужую не знаю "морковку" (спас. конец), побежал по берегу, бросил спас. конец отцу и подтащил его к берегу. Странно, что больше никто не проявил никаких действий по оказанию помощи, а впереди не далеко был хороший слив. Из-за этого переворота, пройдя слив, мы встали на перекус и сушиться. Выйдя на воду после перекуса, мы увидели, что река круто идет под уклон, течение убыстряется, а русло усыпано камнями. Около часа пришлось ждать Медведева, который ходил за забытым на стоянке накомарником, а затем, пройдя еще 1 километр, пристали к берегу и пошли просматривать мощный слив впереди. Киселев отказался проходить этот участок без просмотра, тем более, что река здесь имела большой уклон. Нам с отцом раньше не встречались реки с такими, уклонами как на Нерингде. Река как будто несется с горы вниз. Слив бьет прямо в скалу, а за ним идет каньон с отвесным, высотой метров пятнадцать скалистым левым берегом, и высоким, метров семьдесят лесистым правым берегом. Заканчивается этот порог хорошими перекатами внизу. В одном месте со скалистого правого берега почти отвесно спадают в реку пять ручьев - зрелище очень красивое. Пока мы просматривали порог, стало уже поздно, и мы встали на ночевку перед этим сложным порогом на низком левом берегу с полчищами комаров. Киселев на этот раз особенно отличился, поймав двадцать три хариуса по 600 грамм каждый. На ужин у нас была рыба, запеченная в фольге и уха из рыбьих голов. Снова наше дежурство. Уже который день идет дождь. В лесу все отсырело и трудно разжечь костер. Сбоку на шивере перед каньоном шумит река, и впереди, в дымке дождя и тумана скрывается верх правого и часть левого берега и величественно и сурово смотрится вход в каньон. Горы перед началом шиверы в начале каньона подошли вплотную к реке, но основные, наиболее высокие вершины, такие как в начале маршрута, отступили к горизонту. Берег состоит из лесисто-скалистых гряд. Река сегодня стала явно мощнее чем раньше. Скоро должны выйти на тяжелый волок на р. Гонгду. Поэтому с сегодняшнего утра наш доктор начал выдавать всем препарат собственного изобретения (сам он фармаколог) с расчетом на пятидневный цикл. Препарат должен снимать усталость, повышать выносливость и приспособляемость организма. Не принимаем препарат только я и Медведев. Медведев - потому, что, как он утверждает, из-за расстройства у него желудка от этого препарата, а я не люблю без необходимости принимать всякую гадость. Сегодня из-за серьезного характера реки, просмотра порогов и других накладок удалось пройти не более десяти километров.
До впадения Нерингды в р. Котуй, по видимому, осталось не более одного дня пути. Река Нерингда и верховье реки Курейки до впадения реки Ядун, является первопрохождением. Эти большие участки никто не проходил и нигде они не описаны. Что на них, мы толком не представляем. Карты этих мест весьма приблизительные и даже пилоты вертолетов не знают есть ли водопады на этих участках. На сегодня пора заканчивать записи. Писать можно хоть до утра - здесь белые ночи, но утром надо вставать нам на дежурство, готовить завтрак, успеть упаковать свое снаряжение и помыть котлы. Сегодня нам предстоит проходить каньон, делать снимки. Мы с отцом назначены фотографами и отвечаем за фотоматериалы по походу. Сегодня Смирнов снимал на свою кинокамеру прохождение нашей группой порогов. Завтра нас ждут, по-видимому, более интересные сюрпризы.

24.07. Всю ночь по-прежнему лил дождь. К утру он перестал. Воды в реке прибавилось, и она стала мутной и заиленной. До этого вода в реке была совершенно прозрачной, и виден был каждый камушек на дне на глубине нескольких метров. По береговому урезу вода прибавилась на один метр. Мы сегодня дежурим и встали рано, когда еще шел дождь. Костер удалось разжечь потому, что мы еще с вечера оставили его гореть, положив побольше дров, и в нем еще тлели угли. В сливе, перед которым мы вчера остановились, залило почти все камни, и его можно было проходить ближе к левому берегу, что облегчало нашу задачу. Река делала поворот, и у скалы образовался приличный прижим. Отец и Смирнов снимали наше прохождение через этот слив. Почти все прошли нормально. Отец с Макаренко прошли прижим, держа лодку поперек струи кормой к скале, отрабатывая от скалы. Мы со Смирновым пошли по самому краю струи, подальше от скалы, и на границе прижимной струи и суводи нас развернуло на 360 град. Впереди шла нескончаемая мощная шивера с обилием камней. Мы прошли еще один прижим и остановились перед третьим мощным сливом с прижимом километрах в 2-х от первого и пошли его просматривать. Он был мощнее первого. Справа была гряда больших камней, а прямо очень мощный прижим с отбойным валом около полутора метров высотой. Пока мы просматривали этот порог со скалы по левому берегу, внизу промчался на каяке Киселев и что-то нам кричал. И, только подойдя к лодкам, мы поняли в чем дело. Уходя на просмотр, мы оставили Киселева, чтобы он предупредил отставших отца с Макаренко, чтобы они пристали к берегу для просмотра порога и слива. Но вначале порога их навалило на камни, они перевернулись и поломали лодку. На лодке были сломаны кильсон, три шпангоута и все стрингера в центре лодки. Поломки были очень серьезные. К тому же при перевороте у отца уплыло весло, а запасное было только на р. Гонгде. Пришлось делать полудневку для ремонта лодки. У Макаренко был технический опыт явно недостаточный, а отец со своим малым весом (54 кг) не мог пересесть на второй номер, да Макаренко и не поместился бы на первом номере.
Мы развели костер, сделали перекус и стали заниматься ремонтом лодки и сушкой вещей. На кильсон пустили два шеста из лиственницы, привязали их к оставшемуся кильсону. Скрепили при помощи палок стрингера. Для этого вставили в одних местах внутрь трубок палки, в других местах наложили снаружи шины из палок. Самым сложным был ремонт шпангоутов. Выпрямили на камнях при помощи рук и топора остатки шпангоутов. Куски шпангоутов скрепили между собой при помощи палочек, проволоки и веревок. Из кусков палок накладывали шину между двумя сломанными кусками трубок шпангоута, накладывали веревочную петлю и при помощи другой палки, вставленной в петлю, скручивали ее. Палки, которые использовали для скрутки, закрепляли при помощи проволоки или другой тонкой веревки. Так поступали с каждым сломанным куском стрингера или шпангоута. В основном ремонтом занимались отец и Киселев. Помогали им Макаренко и ст. Двинин. Внутрь некоторых сломанных трубок стрингеров вставляли или забивали палки и таким образом тоже соединяли сломанные куски. Работа была долгая, трудная и кропотливая.
Я сбегал на вершину гряды левого берега каньона. Оттуда был хороший вид на уходящую до горизонта лиственничную тайгу. Вокруг все было в складках гряд и холмов. Сверху открывался вид на реку внизу каньона, на "столовую" вершину, которую было видно еще с ночевки, на маленькое озерцо метров сто в диаметре, расположенное посреди небольшого болота по другую сторону реки. Вокруг валялись штук пять оленьих рогов.
Дождя днем не было, выглядывало солнышко, потеплело и появились комары, которых сдували порывы ветра. На другом берегу все еще видны были падающие почти отвесно вниз пять красивых ручьев. Внизу в каньоне шумела река, горел наш костер.
Ремонтировались мы до половины десятого вечера, затем снова сели в лодки и пронеслись еще километра три вниз. Теперь отец сидел в лодке на первом номере пассажиром - грести и помогать управлять лодкой было нечем. Слив мы со Смирновым прошли, как всегда, с поворотом на 360 град. Валы были метра по два высотой. Нас со Смирновым чуть не занесло на мощную каменную гряду у правого берега. И, наконец, мы остановились на ночевку перед еще одним порогом, который шумел и плескался впереди. Вокруг были по-прежнему высокие лесистые гряды. Встали мы на сухом болоте на левом берегу реки. Вода в реке снова стала прозрачной. Потеплело по сравнению со вчерашним днем, но наша палатка промокла в лодке - хоть выжимай. Комары разошлись не на шутку. Ночевка была не из уютных, но мы устали и очень хотели спать. Поужинали мы еще на том месте, где ремонтировали лодку и легли спать с отцом сразу, как пришли на ночевку, несмотря на уютный костер и 17 хариусов, пойманных здесь же на пороге Киселевым минут за пятнадцать. Почти все остались у костра жарить и есть хариусов. Настроение, особенно у отца, было паршивое. Ясно было одно, что идти так дальше невозможно. Наш с отцом экипаж был сломан и идти дальше, особенно ему, в экипаже с Макаренко по сложной реке невозможно. Они совершенно не схожены и у Саши Макаренко слабая техническая подготовка. Кроме того, отец привык ходить вторым номером, а не первым.

25.07. Встали поздно. Из-за облаков проглядывало солнце. Вода по сравнению со вчерашним уровнем несколько спала и нам пришлось обнести порог, перед которым мы встали и который представлял из себя несколько каменистых уступов, по которым с шумом скатывалась вода. Пока мы делали обнос порога, Киселев поймал на наших глазах десяток хариусов. Помогать обносить лодки Леня с самого начала похода принципиально отказался, предпочитая кормить нас рыбой. Хариусы были грамм по 600-800 с темной окраской. Затем мы двинулись дальше вниз по каньону. Река дальше представляла собой цепь шивер и сливов со множеством камней, нескольких прижимов и отмелей вдоль берегов. В экипаже отца теперь греб один Макаренко. Обходя одну из гряд, Макаренко с отцом опять перевернулись. Отца понесло по реке, местами его тащило по камням, но течение было сильное и встать или задержаться было невозможно. На выручку пришел опять ст. Двинин. Он опять бросился со спас. концом по берегу его догонять. Двинин бросил отцу веревку и, как и в предыдущий раз, вытащил на берег. Макаренко унесло вниз за поворот, где его догнали на каяках Киселев с Медведевым и вытащили на берег. Макаренко, после предыдущего переворота, при посадке в лодку, трясло. Его трясло так сильно, что это чувствовалось даже по лодке. У него было стрессовое состояние. Ясно, что идти в таком состоянии дальше было нельзя. Отец сказал об этом Медведеву. Саша Макаренко твердо решил идти пешком по берегу. Отец тоже этим решением был доволен. В этой ситуации это было рискованное, но правильное решение. Рискованное потому, что была опасность потерять Макаренко. Далеко не всегда можно было идти по берегу, видя, где мы находимся и можно по берегу нас обогнать, либо сильно отстать в зависимости от характера реки и берега. Отец пошел один на лодке, пересев на второй номер. Пройдя дальше до очередного порога, мы встали ни перекус, и к нам подоспел Саша Макаренко. Правый берег, по которому шел Макаренко, был высоким. Местами это была горная тайга с выходами скал, Высокие холмы с осыпями переходили в заваленные с ручьями низины между холмами и снова холмы. Склоны были залесенные, и река то исчезала из вида, то снова появлялась, и он осматривал реку, отыскивая нас. Мы оказывались то впереди него, то сзади. Река петляла и иногда, когда река поворачивала направо, удавалось пройти речную петлю напрямик, но когда река делала левый поворот, он сильно отставал от нас и терял нас из вида, зачастую не зная, где мы находимся - впереди или позади него. Саша устал идти по берегу, преодолевая и лес, и болота, и каменные россыпи, стараясь все время не потерять нас. Найти бы весло, - размечтался он, - подойдя к нам, - и сесть бы снова в лодку.
Место было красивое. Река делала резкий поворот направо на 90 град. и поток бил прямо в скалу. Дальше, отраженный от скалы и закрученный поток уходил вправо, а слева от скалы образовалась суводь в виде кармана, на краю которой крутилась волчком вода. В такой "карман" попадешь и выбраться из него, даже на лодке, будет непросто. Противоположный берег представлял собой высокую, красивую лесистую гряду со скальным выступом в который и бил поток. На нашем берегу была каменистая россыпь. Отец посмотрел на противоположный берег и говорит, - так вот же весло. На противоположном берегу, как в сказке, нарочно не придумаешь, в суводи лежало уплывшее сутки назад наше зелененькое весло. Весло поймал этот самый "карман". Это весло отец делал специально для второго номера. У весла были широкие почти прямоугольной формы лопасти с небольшими закруглениями по краям. Иногда в шутку это весло называли хлебной лопатой. Отец схватил каяк Медведева и потащил его вверх по течению, чтобы при траверсе через реку его не сбросило на скалу. Сел в каяк и бросился на другой берег за веслом. Подобрав весло, лежавшее на берегу суводи, пойманное "карманом", образовавшим суводь, он снова затащил каяк выше по течению и траверсировал обратно к нам. Смирнов успел заснять на свою кинокамеру этот важный и радостный момент. Струя на реке была жесткая и траверсировать здесь было не просто, тем более, что рядом, впереди, река на крутом повороте била в скалу.
На нашем берегу справа были заросли ольхи, возле которых, в метре от меня, прыгали два молодых клеста, а на предыдущей ночевке также близко от меня прыгала кукша. Мы встали на перекус после того, как на очередном пороге перевернулся Медведев, и чуть не перевернулись мы со Смирновым. На реке был каменистый островок, деливший реку на два рукава. Мы со Смирновым снимали по просьбе Медведева прохождение одного из небольших прижимов в правом рукаве. Затем мы пошли догонять группу. Пройдя прижим и этот островок, мы увидели, что основной поток, обогнув остров, слева бьет в скалу на нашем берегу. Скала имела выступ и, пересекая эту струю, я еле успел отвернуть нос лодки от него. После этого река уходила вправо, делая крутой поворот, и нас еще дважды чуть не положило. Лёня на перекусе продолжал успешно ловить рыбу. После перекуса мы с отцом успели сбегать с фотоаппаратом на ближайшую скалу. Вокруг по-прежнему был виден лиственничный лес со множеством гряд и холмов. Впереди, поперек нашей реки проходила гряда. Это был конец Нерингды. Это уже был противоположный берег р. Котуй. Вокруг светило солнце, и погода была прекрасная. Стало даже жарко в нашей одежде. После перекуса отправились в последнее плавание по Нерингде. Река широко разлилась, и мы, описав большую дугу по широкой каменистой отмели на реке, вышли в Котуй. Нерингда усмирилась и уже спокойно, как будто выполнив тяжелую работу, влилась в Котуй. Котуй спокойно принял Нерингду, как бы даже и не заметив этого.
Котуй - большая река протяженностью более двух тысяч километров. В нижнем течении эта река имеет более известное название - Хатанга. Река протекает с запада на восток и дальше поворачивает на север. Впадает река внизу в Хатангский залив и дальше в море Лаптевых. Здесь ее верховье, но и здесь Котуй имел ширину метров сто. Протекает здесь он в широкой долине с низкими берегами, окаймленными вершинами гор. Течение ровное, но сильное, километров 8-11 в час. Выше по течению видно было множество островов. Мы не надолго остановились, вздохнули, полюбовались Котуем, последний раз взглянули на Нерингду и пошли вперед. Камней не было, но попадались отмели, небольшие перекаты, несильные прижимы. Ярко светило солнце, было жарко. Мы отдыхали и почти не гребли, только подправляли лодки и быстро неслись вниз по течению. Впереди показалось высокое, изрезанное распадками плато, и река стала разделяться на множество рукавов, петляя между островами. Уровень воды был от десяти сантиметров до двух метров, но чаще был сантиметров 10-50. Здесь, в рукавах, было и вовсе мелко. Солнце тем временем ушло за горы, освещая их верхушки и сразу похолодало, ветер утих, и появилось много комаров. Мы шли, выбирая крайние правые рукава, боясь пропустить впадающую в Котуй небольшую речку - Люксину, вытекающую из озера Люксино, куда мы и стремились. Наконец мы увидели справа реку шириной 20-25 метров - этот и была наша речка Люксина. Двадцать километров по Котую мы проскочили очень быстро, можно сказать пронеслись. Теперь нужно было идти восемь километров вверх по реке Люксине и километров двадцать до конца озера Люксино. Дальше нужно делать волок.
Правый берег реки Люксины был пологий и болотистый, а левый немного выше, обрывистый, метра два высотой. Мы пошли по правому берегу, где на веслах, где на бечеве. Отец предложил вести лодки "корабликом". Для этого к лодкам привязали по две веревки - на нос и на корму. Лодку ведут, немного отпуская на веревке нос лодки против течения на струю и придерживая на другой веревке ближе к берегу корму. При таком способе лодку не прижимает к берегу, она сама стремится отойти от берега и её не надо всё время отталкивать от берега. Отпуская или подтягивая носовую и кормовую веревки, легко можно обходить камни. Шли где по воде, где по берегу.
Через полтора часа мы вышли на оз. Люксино и остановились передохнуть. Озеро было красивое, шириной километра два и в длину километров двадцать. Озеро окаймляли горы с плоскими вершинами, во многих местах, подходящие прямо к воде скалистыми выходами. Горы то отступали от воды, иногда на километр, то обрывались прямо в воду каменными клиньями, далеко вдаваясь в озеро.
Здесь мы решили поужинать и идти ночью до конца озера. Была красивая вечерняя заря. Небо и вода были бледно-голубого цвета с желтыми разводами. Пока готовился ужин отец достал все наши фотоаппараты, и мы сделали не спеша несколько снимков широкоформатной камерой и на слайды на "Смену". Всего у нас было взято с собой три фотоаппарата: широкоформатный фотоаппарат "Киев 88", купленный в комиссионном магазине с неисправным затвором и отремонтированный перед походом, узкопленочный "Киев 4" и, заряженный цветной пленкой для слайдов надежный аппарат "Смена". Фотосъемка на маршруте стоила нам большого труда. Каждый раз при съемке на маршруте необходимо было достать из гермоупаковки аппарат, бегать по порогу, делая фотосъемку экипажей, проходящих порог, тщательно упаковывать фотоаппарат и скорей самим проходить порог, чтобы не задерживать группу. На маршруте, при переворотах, первым делом страдают фотоаппараты и пленки. Нет числа утопленным и испорченным фотоаппаратам в водных походах. Поэтому обычно с большой неохотой берет народ походный на себя роль фотографов. После похода - опять большущий труд сделать для отчетов по походу фотографии и всей походной ораве кучу снимков и, к тому же, как правило за свой счет. Если снимков не будет для отчета, то сложный и дорогой по средствам поход, оказывается не засчитан маршрутной комиссией, потому что нечем отчитаться, а от этого зависит и присвоение спортивных разрядов, и возможность идти в походы более высокой категории сложности.
Мы быстро закончили с ужином, задерживаться здесь из-за полчищ комаров было невозможно. Мы быстро побросали все в лодки и пошли дальше. На воде одно спасение от комаров. Ветер стих, озеро блестело, как зеркало, и только изредка по нему ходили круги от играющей рыбы. Рыба играла у самого берега. Киселеву удалось поймать только одного хариуса.
Вскоре километра через два особо зрячие заметили на правом берегу в дымке какие-то избы. Когда мы подошли поближе, на берегу залаяли собаки, и мы помчались вперед еще быстрее. На берегу стояли две рубленные избушки, баня и два лабаза. Навстречу нам вышел хозяин. Это был старик в выцветшем полинялом старом нижнем белье, с винтовкой в руках. Смотрел он на нас как-то недоверчиво, не веря глазам своим, не веря, что это не сон. Вокруг висели сети, стояли две лодки с мотором, два снегохода "Буран". На земле лежали четыре прекрасные лохматые эвенкийские лайки. Собаки невозмутимо лежали на месте и, сколько мы не ходили вокруг, они даже не сдвинулись с места. Вид у них был внушительный, и мы не стали подходить к ним ближе для знакомства. Хозяин все еще недоверчиво глядел на нас, держа в руках здоровенную винтовку, но пригласил нас в дом.
Жил он сейчас один, жена только сегодня вертолетом улетела в Туру, а напарник еще не прилетел и неизвестно, будет ли напарник и когда вообще будет ещё вертолет. Раньше старик был лесником, сейчас он на пенсии. Шесть лет как работает охотником - промысловиком. Здесь его охотничий участок. Живет он здесь с весны до Нового года и к весне снова возвращается сюда. Летом он ловит рыбу на озере и здесь же её солит. Рыба прекрасная - хариус, голец, щука, а платят ему за рыбу по девять копеек за килограмм. Ему установлен план - пять тонн рыбы в год и план этот надо выполнять, иначе отберут этот обустроенный им участок. Основной заработок зимой - отстрел оленей, у которых здесь проходит сезонная миграция, и ловля капканами пушного зверя. Весной олени возвращаются на летние пастбища, и снова он их отстреливает и заготавливает мясо, которое хранит в леднике. Здесь вечная мерзлота (местами) и сделать ледник не трудно, правда если найдешь, где его выкопать - кругом скалы. Рыбу вывозят вертолетом. Вертолет он вызывает при помощи радиостанции, которая, как всегда, в ремонте. У него есть два ружья - дробовика, которые ему положено иметь и винтовка образца 1943 г. Нарезное оружие им иметь запрещено, а с дробовиком, говорит, не охота - олень близко не подпустит, и стрелять его нужно с сотни метров.
Он воевал до 1945 г. и прошел от Киева до Одера. Был ранен в руку и в ногу. Мы подумали, что и винтовку он прихватил с собой с войны на всякий случай. Место его проживания в Туре. Правда, похоже основное его проживание здесь, на оз. Люксино. В Туре живет и его сын. Он стоит на очереди на кооперативную квартиру в Красноярске, вот старик и помогает ему заработать на квартиру. Постепенно, с разговором, прошла его недоверчивость к нам. Он никак не мог поверить, что мы не сон, не привидение. Старик иногда про себя что-то бурчал и говорил, что нас ему Господь Бог послал, иначе откуда бы нам здесь взяться. Это он утверждал не один раз. Он дал нам рыбы, и мы на улице стали варить ее, опять готовя ужин. В избе у него есть кое-какие книги: Гоголь, Фонвизин, еще что-то. Есть приемник, к которому вечно не хватает батарей. При помощи этого приемника он в курсе политических дел в стране и горячо взялся их с нами обсуждать. Он все время беспрестанно говорил, по любому вопросу имел свое оригинальное мнение. У него давно не было собеседника и ему нужно было выговориться, неважно, слушают его или нет. Наши "аксакалы", понимая это, его не перебивали. Казалось бы, живя здесь, какое ему дело до всей этой политики, которая проходила за тысячи километров от него. Старик рассказывал, что он двоюродный брат писателя Федора Абрамова, знаком с отцом Хрущева. Мы пытались повернуть разговор на вопросы промысла, его житья здесь, нам было это интересно, но он упорно возвращался к политике. Рассказал про отца, который воевал в русско-японскую войну. Угостил нас хлебом, который сам печет, малосольным хариусом, соленым гольцом, вареньем из таежной черной смородины. Хлеба мы давно не ели, и он нам очень понравился, как и малосольный хариус. С этих пор мы тоже стали делать такую рыбу. Приготовление простое - свежую, потрошеную рыбу натираешь солью и на следующий день она готова - прекрасная, нежная, вкусная рыба. У нас не было не только хлеба, но и сухарей. Вместо хлеба мы использовали пресные галеты, штуки по четыре за еду. Размером они были с квадратное печенье. Мяса у нас вообще не было. По решению командира мы не взяли ни одной банки мясных консервов. Командир говорил, что питательная их ценность ничтожна, а калорий там нет вообще, только одно железо в виде банок. Так что питались мы супчиками из пакетов и кашами, на которые командир возлагал все надежды. Выручала, конечно, рыба, которой нас снабжал Киселев.
Хозяин не хотел с нами расставаться, хотел, чтобы мы остались у него ночевать, обещал истопить баню. Очень ему приглянулся Сашка Двинин и он стал его уговаривать остаться у него напарником. Обещал, что Сашка за зиму заработает у него на машину. Охотиться говорит, не надо, с этим он справится сам. Нужно чтобы все по дому было в порядке: убрано, обед приготовлен и что самое главное, помогать свежевать убитых охотником оленей. Я, говорит, настрелять могу сколько угодно, но не справиться с освежевыванием их. Нужно снимать шкуру с незамерзшего зверя. Научу, говорит, охотиться, ставить капканы. Сашка загорелся - оформи - говорит отцу, на меня в училище академический отпуск. но его отец и командир это его желание расценили как глупость. Так из парня и не получился охотник. Здесь он и денег бы заработал и, как говорится, человеком бы стал, многому бы в жизни научился. Училище закончил бы годом позже, не велика беда. Хозяин, в знак особого расположения к Сашке и, как военному человеку, позволил разок выстрелить из винтовки. Сашка промазал, а хозяин попал в цель, в качестве которой, как положено, была консервная банка.
Мы сильно устали. За день мы прошли большой участок по Нерингде, двадцать километров по Котую, восемь километров вверх по Люксине и теперь ночью намеревались идти двадцать километров по озеру. Нам очень не хотелось идти дальше, где холодно, мокро и тучи комаров. Но командир с отцом сказали - вперед, и мы двинулись дальше. Мы потеряли много времени на Нерингде, нас поджимало время, и мы уже опаздывали с графиком движения. Просидели мы здесь, в тепле, часа три и на озере уже начало светать. Правда, ночью здесь довольно светло - как в пасмурную погоду днем, только холоднее. Мы отдохнули, и наши байдарки летели по зеркальной глади воды. Изредка на середину озера долетали стаи комаров. Но наше быстрое продвижение вперед было непродолжительным. Мы начали засыпать на ходу. Три раза подходили к берегу и разводили костер, чтобы согреться. В лодке, когда нормально гребешь, не холодно, но стоит остановиться или замедлить работу веслом, как начинаешь мерзнуть. Наш со Смирновым экипаж налетел со всего хода на подводный камень посреди озера и я расщепил весло, пытаясь столкнуться с него. На глазах удивленного Смирнова, я решительно вышел из лодки посреди озера. Я встал на камень, которого не было видно, и столкнул лодку с него. Мы шли последними. Вся наша группа, кроме командира, который тащился на каяке, виднелись далеко впереди.
Наконец-то мы пришли к концу озера. Берег низкий, болотистый. На озере множество низких болотистых островов, впадает небольшая речка. Места для стоянки подходящего нет. Прошли немного вверх по речке. Речка разбивается здесь на несколько рукавов и имеет слабое течение. Мы жутко устали и были злые. Было уже половина восьмого утра, и мы прошли за сутки около шестидесяти километров. Мы нашли среди болота более-менее сухое место и встали. Дров не было, были остатки каких-то бревен, и была туча комаров. Дежурные быстро приготовили теперь уже завтрак. Солнце уже светило во всю и было уже тепло. Мы еле передвигались от усталости, но быстро разбили лагерь, поели и легли спать.

26.07. Проснулись мы от того, что в палатке была жара и духота. Солнце было в зените и грело нас в палатке, которая сверху еще была накрыта полиэтиленом, и мы находились в парнике. Это, безусловно, недостаток нашей палатки и в такой ситуации мы обычно выскакиваем из нее и сбрасываем тент. Ветра нет, небо безоблачное. На нас сразу набросилась тьма комаров. Они просто озверели. После ненастий в такую теплую погоду бывает жуткий вылет комаров. Они как будто все эти дни были голодные и теперь набросились на нас. Речка, на берегу которой мы остановились, была мелкая, вода в ней прогрелась, и мы впервые, не считая переворотов, помылись, кто частично, а кто полностью. Наш командир, когда пришли, нагрел в котлах воды и помылся.
У него на это еще хватило сил. Теперь отсюда нам предстояло сделать тяжелый волок на р. Гонгду. После еды все начали сушить лодки и вещи, чтобы было меньше веса, и упаковывать их. При этих сборах отец обнаружил, что забыл все отснятые пленки в начале озера, где он распаковывал фотоаппараты и делал снимки. Р. Нерингда была нашим первопрохождением и потеря снимков была большой неприятностью. Командир осуждающе молчал, и отец предложил сходить на одной байдарке снова в начало озера. Туда и обратно это было сорок километров. Нас поджимало время, мы опаздывали с графиком движения. Нерингда оказалась для нас тяжелой рекой. У нас были серьезные поломки, много потеряно времени, а впереди нас ждали более сложные реки и пороги. Продукты наши были на исходе и на волоке рыбу не поймаешь. Нам нужен был еще запас времени на случай поиска места, где оставлены наши продукты на Гонгде. Охотник не смог помочь нам крупой, потому что ему самому еще не завезли продукты. Он дал нам немного только старой, замусоренной овсяной крупы. Медведев взял ее на всякий случай. Медведев не мог заставить идти за пленками и, кажется, был рад, когда отец предложил за ними сходить. Мы в основном упаковали свое барахло и после ужина отец на первом номере и Сашка Двинин, он молодой и посильнее, на втором номере, на нашей лодке отправились за пленками. Наша лодка была выбрана потому, что ее можно быстро разобрать после возвращения. К утру они должны были вернуться и почти сразу отправиться на волок. Надежда была на деда охотника, что он, может быть, подвезет их на моторной лодке на обратном пути.
Остальные продолжали готовить вещи к волоку, разбирать и упаковывать лодки. Выход был назначен на четыре часа утра. Как часто бывает, на воде все время мерзнешь, а выйдешь на волок - и обязательно будет утомительная жара. Так происходило и сейчас. Поэтому выход и был назначен на такое раннее время, чтобы во время жары сделать до вечера остановку на отдых.

27.07. Где-то около часа ночи дежурные начали готовить еду. Это был ни завтрак, ни ужин, не знаю как назвать. Никто, кроме Киселева и меня, не ложился спать. Я упаковал наши с отцом вещи, достал из рюкзака спальник, так как похолодало к ночи, выгнал из пустой палатки комаров, свернулся калачиком и заснул.
Отец с Сашкой нашли пленки и заехали ночью на обратном пути к деду. Дед опять было всполошился, что опять явилась то ли нечистая сила, то ли посланцы от Бога к нему. Но, узнав вчерашних ночных гостей, очень обрадовался им. Накормил их вареной картошкой(!), рыбой, напоил чаем с вареньем, пригласил в баню. Отец с Сашкой поняли, что поторопить деда им не удастся. Они помылись в бане, которая была не жарко истоплена. В доме дед опять много говорил, пообещал утром рано подвести их на моторной лодке. Сказал, что не молод и торопиться не может, что помылся в бане и ему нужно отдохнуть, а рано утром поедет проверять сети и их подвезет. К тому же с бензином совсем плохо и просто так он не может жечь его. Поэтому гостям ничего не оставалось, как радоваться гостеприимству хозяина и ждать утра. Хозяин лег на постель поспать, но с разговорами так и не уснул и им не дал глаз сомкнуть.
На рассвете дед тщательно оделся, не спеша и тщательно обулся, пощупал одежду своих гостей и не одобрил ее, сказав, что одежда очень холодная и не куда не годится. Моторная лодка была большая, со стационарным двигателем, неторопливая на ходу, но зато устойчивая и надежная. Байдарку тащили не на буксире, а везли на этой лодке.
Сашка с отцом приехали утром, довольные и сытые, но значительно опоздали к назначенному сроку. Командир был хмур и недоволен, особенно когда они рассказали про баню, в которой мылись вместо того, чтобы лететь к нам. Объяснения про деда, что это он, мол, виноват не были приняты в расчет. Наши путешественники смягчили недовольство командира только тогда, когда достали привезенную вареную картошку, квашеную капусту и варенье из таежной черной смородины, которые мы съели за завтраком. Затем мы с отцом разобрали и упаковали лодку и перепаковали, по настоянию отца, упакованные мной вещи. Отец взял упаковку с байдаркой, фотоаппараты, тент от палатки и некоторые вещи.
Перед нами была высокая гряда, на которую нам нужно было подняться. Мы перешли болото и пошли вдоль гряды параллельно речке вверх по ее течению, постепенно набирая по склону гряды высоту. Лес здесь был редкий, сухой. Иногда попадались верховые болота. На склонах рос только мох. Иногда спускались в распадки ручьев. Особенно трудны были крутые подъемы по курумам. На одном, почти отвесном склоне, по которому мы карабкались при помощи ног и рук, я медленно сползал вместе с рюкзаком вниз по обрыву, и не за что было зацепиться. Впереди поднимался Сашка Двинин, от которого на меня сыпались камни. Здесь же поднимались и другие, медленно преодолевая каждый метр. Местами подниматься приходилось по очереди, потому что из- под ног сыпались вниз камни. Так мы поднимались по этим крутым курумам. На небе ни облачка. День был сухой и очень жаркий, но идти приходилось в накомарнике и в перчатках. Мы обливались потом, в накомарнике было и жарко, и душно, и он постоянно куда-то съезжал - то на бок, то на глаза.
Остановились перекусить на безлесном холме, покрытом тонким слоем ягеля. Перекусили "инпитом" - белого цвета порошком, по виду и вкусу напоминавшим сладкое, довольно вкусное, сухое молоко. Килограммов пять этого "инпита" взял с собой доктор. Продукт разработан в Военно медицинской академии. По-моему это просто сухое молоко с добавлением сахара, витаминов и еще чего-то. Выдал нам командир граммов по сто чудодейственного "инпита" по мискам. Мы развели его водой из ручья, который протекал под холмом, съели эту белую кашицу и пошли дальше. Шли мы по тридцать минут и отдыхали по десять. Через две ходки после перекуса мы встали. Перекуса из "инпита" нам хватило на час ходьбы - на два перехода. Поднялись мы уже достаточно высоко, и далеко внизу была видна долина нашей реки и ручей, в распадке которого мы стояли. Прошли мы километров десять. Вокруг нас до горизонта были видны высокие крутые горы, безлесые и покрытые лесом. Прямо перед нами был очередной курум. Здесь, на высоте, небольшой ветерок сдувал комаров. Выпив чаю, мы поставили палатки и улеглись спать. Продукты у нас почти кончились и, вот после такого тяжелого перехода, мы съели грамм по сто "инпита" и выпили чаю. Отец ночь не спал - ходил с Двининым на лодке за двадцать километров за пленками и теперь стал отставать. Сашка Двинин тоже начал отставать и шел вяло и как-то безучастно. Медведев пошел рядом с ним и что-то ему говорил, подбадривая его. Ст. Двинин взял у Сашки часть груза. Смирнов дал отцу и остальным нашим участникам свою дурацкую таблетку. Я и Медведев опять отказались от этой таблетки. Вроде доктор наук, фармаколог, а не соображает, что нельзя форсировать организм усталого, изнуренного человека. Собственного веса у отца было 54 кг, у меня и того меньше, не то, что у Макаренко или Киселева. У одного было больше ста килограмм, у второго чуть меньше ста, а груз приходится нам тащить такой же, как и всем. В палатке было душно и жарко. Солнце светило изо всех сил. Температура воздуха была 27 градусов. при полном безветрии. В палатке стоял стойкий дурманящий запах багана, который рос вокруг. Спать легли в одних плавках поверх спальников, но ближе к вечеру забрались в них. Проспав шесть часов, мы очень скромно поели и отправились снова в путь вдоль ручья по склону распадка, ища звериные тропы - по ним все же легче идти, чем по болотам или курумам. В последние дни уже перемешались дни и ночи. Мы позавчера, вчера, а сегодня просто идем, отдыхаем и снова идем, ночь или день уже не имеет значения, тем более, что днем идти из- за жары невозможно.

28.07. Стояла уже ночь, и было уже, слава богу, прохладно, но комаров только прибавилось. Они прокусывали меня даже через перчатки, особенно плохо от них было на привале. Несмотря на прохладу, мы обливались потом под рюкзаками и байдарками. На привале мы тут же валились на землю. Лежа в мокрой от пота одежде на холодной земле, мерзли. Нам приходилось терять высоту, обходя курумы и отвесные обрывы. Часто встречались распадки, по которым протекали ручьи. Нам приходилось почти отвесно спускаться глубоко вниз и затем опять идти в гору. На склонах часто встречались заболоченные участки.
Мы сильно устали. Временами я уже ничего не соображал. Бессознательно поправляя накомарник, я передвигал ноги и видел впереди себя только мелькающие ноги Медведева. Отец нес байдарку и все больше отставал, хотя я на предыдущем привале забрал у него тент от палатки и фотоаппараты. Упаковка от байдарки была очень неудобной, большой по высоте при его росте. Из-за упаковки, если смотреть сзади, видны были только его ноги. Один раз он упал и застрял, придавленный упаковкой с байдаркой в ручье головой вниз, так что ст. Двинину пришлось его оттуда вытаскивать. После перекуса "инпитом", разведенном холодной водой, мы все выдержали только две ходки по тридцать минут и остановились на мшистом пологом склоне. Внизу тек ручей. Справа и слева видны были высокие и крутые склоны гор, распадки по которым мы шли. Дальше видны были другие голые столовые вершины. Впереди, километрах в восьми, был виден распадок, который нам нужно было перейти, чтобы войти в бассейн р. Гонгды. Поужинав, мы легли спать.

29.07. Позавтракав (мы с отцом дежурили), двинулся наш отряд к перевалу. Склон стал более пологим, и мы спустились в низину к ручью. Нести груз стало лучше - шли по сухому мху. Два раза пришлось переходить ручей вброд. Опять на нашем пути чередовались холмы, распадки, внизу которых были или мшистые болота, или протекали ручьи. Вершины холмов и склоны были голые, кое-где только торчали засохшие кустики. На вершинах, через которые мы проходили, местами вовсе не было растительности - только голые камни и песок. Внизу в распадках рос лес, земля часто была покрыта толстым слоем мха. Через три, четыре перехода народ попросил у Медведева делать переходы покороче по времени. Теперь мы шли по двадцать минут и отдыхали по десять. Шли мы очень медленно, со скоростью не более трех километров в час. Теперь переходы стали короче, и наше продвижение совсем замедлилось. Курумов теперь не было, были пологие, но длинные спуски и подъемы, внизу, между голыми холмами был лес. Мы приближались к вершине перевала. Шли мы очень тяжело. Медведев, ничего нам не говоря, начал увеличивать переходы до двадцати пяти минут. Вроде всего-то пять минут, но, уже безо всяких часов, мы это сразу заметили и запротестовали. Начался длинный, крутой подъем на вершину перевала. На склоне, ближе к вершине, лежал голубой, плотный многолетний снег. Эта сторона склона солнцем не прогревалась. Мы были уже почти наверху перевала, как Медведев увидел, что упал отец, не дойдя до вершины метров сто. Медведев оставил наверху свой груз и спустился к нему. Отец сидел на земле и у него не было сил подняться даже без груза. Он плакал, говорил, что у него отнимаются руки и плечи, а в груди какое-то жжение. Жжение в грудине у него было и после последнего приема этой дурацкой таблетки. Медведев взял его груз, и они медленно стали подниматься к вершине. Отец с опущенными руками еле двигался. Наверху была настоящая горная тундра. Это было голое, почти горизонтальное плато, простирающееся далеко вперед, в сторону долины Гонгды. Здесь не было ни воды, ни дров. Мы преодолели самое тяжелое, уже виден был пологий спуск вниз, в бассейн Гонгды. Но отец был плох. Мы остановились, доктор пощупал у него пульс, но нам ничего не сказал. Груз отца частично взяли понемногу, большую часть груза от отца я добавил к весьма существенному своему. У него осталась байдарка. Минут через двадцать Медведев спросил, может ли он идти. Отец сказал, что попробует, и мы потихоньку двинулись вперед. Теперь скорость нашего движения и интервалы между переходами определял отец. Так мы протащились еще два перехода, и отец попросил остановиться. Ставить лагерь было все равно где - вокруг везде была голая сухая горная тундра. Каким-то чудом здесь, среди пустынной, равнинной сухой горной тундры выросла лиственница, метра два с половиной высотой, довольно прямая. Здесь была почти голая земля, местами покрытая тонким слоем мха. Иногда попадалась отдельная, совсем мелкая, засохшая карликовая березка. Метров за сто была еще одна лиственница пониже ростом.
К этому деревцу привязали три палатки. Вместо второго кола для палаток использовали весла. Двинины поставили свою палатку возле второго деревца. Так наш лагерь оживил этот однообразный пейзаж. Продолжалось наше дежурство. Дежурить мне пришлось одному. Отец забрался в палатку и лег в спальник. Маленький ручеек мы нашли, а на дрова набрали маленькие сухие веточки карликовой березки, которой здесь было очень мало. Веточки по штучке искали на большом пространстве. Отец ужинать из палатки не вышел, сказал, что не хочет есть, и я отнес ему еду в палатку. Отец сказал, что когда он упал, у него было, вероятно, предынфарктное состояние.

30.07. Утром отец был немного лучше, чем вчера и мы тем же порядком - отец задавал темп ходьбы - пошли вперед. Плато постепенно понижалось и переходило в каменную осыпь из крупных камней. Мы подошли к краю плато. Внизу был лес, и открывалась долина Гонгды. Нашей радости не было предела. Настроение у всех поднялось, да и идти нужно было не в гору, а вниз под гору под небольшой уклон.
Спустились с плато по каменной осыпи, прошли лес и скоро подошли к реке. Удивительно было, что мы быстро нашли свои вещи и продукты. Мы, конечно, беспокоились за сохранность наших продуктов. У нас также не было уверенности, что мы быстро найдем место, где их оставили.
На берегу Гонгды - на излучине, где река делала петлю, поставили лагерь. Река была широкая, течение быстрое, но была она ужасно мелкая. Больших камней в реке не было. Река была усыпана мелкими острыми камнями - "шкуродер" в лучшем виде. Но это мы ощутили как следует потом, а сейчас мы были ужасно рады, что дошли, что нашли свое барахло, и что все цело и сохранно. По этому поводу ужин был у нас почти праздничный, конечно, с учетом наших возможностей. "Обжираловкой" мы не занимались - полученный на Нерингде опыт не позволил нам транжирить продукты, но, по крайней мере, нормально поужинали.

31.07. Встали сегодня часов в девять, позавтракали и начали собирать лодки. С каяком Медведева были прежние сложности и опять пришлось ему помогать, но значительно больших проблем прибавила нам сборка инвалидной лодки Макаренко. Опять была заготовка древесины, т.е. "елок" и палок для кильсона, стрингеров, фальшборта и шпангоутов. Весь этот хлам нужно было крепко скрутить, связать, засунуть в шкуру и превратить в байдарку. Это было не просто. Сборка лодок, новая раскладка груза, которого значительно прибавилось, заняли весь день. День сегодня, как назло, был холодный. Куда подевалась жара, которая нас мучила на волоке? Погода пасмурная, комары исчезли. После перевала мы спустились незначительно, здесь была еще достаточная высота. Вокруг далеко просматривались пологие и плоские вершины. Не заметно было крутых и обрывистых склонов гор и курумов. Пейзаж как-то сгладился, стал более плавным. Берега Гонгды низкие, каменистые. Видны только шиверы, порогов нет. Лёня Киселев снова взялся за свое любимое дело - ловить для нас хариусов. К вечеру совсем похолодало, и температура воздуха была чуть выше нуля градусов. Уходить в холодную палатку от костра не хотелось. Отец притащил пару камней килограммов по десять и положил их в костер греться. В палатке на пол между нашими спальниками он положил несколько палок. Когда камни нагрелись градусов до восьмидесяти, он обернул каждый из камней х.б. рубашками от тренировочного костюма и положил на палки в палатке. Прошло всего несколько минут, и в палатке стало тепло и уютно. Сверху камни накрыли кое-какими тряпками (одеждой), чтобы не обжечься и не очень быстро остывали камни. Задраили палатку, в которой был уже настоящий рай, и легли спать. В середине ночи, когда камни поостыли, мы прижались к ним спинами, но к утру от холода крутились в спальниках.

01.08. Сегодня дежурил Медведев и разбудил нас в семь часов вместо восьми. На улице холодно и вылезать из палатки совсем не хотелось. Комаров нет, но нет и костра - командир не стал его поддерживать, чтобы мы быстрей завтракали и не задерживались у костра. Развели снова костер и позавтракали возле него. После волока отец настоял на том, чтобы мы с ним шли одним экипажем, предложив взять при этом от Макаренко большую часть груза. Теперь наша лодка имеет самую большую загрузку - в основном, продукты и идти на ней будет тяжело, но зато пойдем своим экипажем. Вчера Лёня поймал хариусов килограмм десять, и это была отличная добавка к завтраку. К десяти часам вышли на воду. Долина реки широкая. Горы отошли от берегов от пятисот метров до километра и выглядели плавными высокими холмами - где голыми, где залесенными. Берега совсем низкие, усыпаны не крупными острыми камнями, Река широкая, каменистая, с быстрым течением, постоянно петляет. Воды в реке мало. Во время паводков, вероятно, река разливается и заливает долину - в долине много принесенного рекой сушняка. Река состоит из мелких каменистых перекатов и коротких плесов между ними. Часа через полтора перекатов стало больше, они были очень мелкие. Нужно было часто делать проводку лодок на перекатах и пришлось идти по одному человеку в байдарке. Я, Макаренко и ст. Двинин пошли пешком по левому берегу. Они ушли вперед, а я шел не спеша, смотрел вокруг, делал снимки. Вокруг - по-прежнему невысокие, пологие лесистые гряды и холмы. Берега реки заболоченные или в россыпях камней - вероятно, заливаются во время паводка. Я шел по грядам, которые начинались метрах в трехстах от берега и иногда подходили прямо к реке. Внизу впереди были видны наши байдарки, пробирающиеся по перекатам. Гряды, по которым я шел, были покрыты редким лиственничным лесом с сухой моховой подстилкой. В одном месте я увидел деревянный остов старого чума. На меня долго нападал с криком ястреб-перепелятник, защищая свою территорию. Начали появляться отдельные комары.
Было пасмурно, но довольно тепло. Часа через два я дошел до реки Трубки и перешел ее. Наша группа здесь остановилась на первый сегодня отдых с костром. Река Трубка здесь была не меньше Гонгды. Наша лодка была тяжело нагруженной и к тому же стала жутко течь. Отец уже устал пробиваться с ней по перекатам и шиверам, и отстал чуть ли не на километр. Теперь я взял у него резиновые чулки и нормальные галоши, сел в байдарку, и мы поплыли дальше. Сначала все было почти нормально, но мне приходилось постоянно отливать из лодки воду. Лодка было сильно загружена, в ней было все время много воды и управлять было очень тяжело. Смирнова с лодкой - он шел один, навалило на камень, и мы с Сашкой Двининым, стоя по пояс в холодной воде, с большим трудом сняли лодку с камня. В два часа стали на перекус. После еды еще минут двадцать поспали у костра. Крепко заснувший Макаренко, перепуганный раскатами заливаемого костра, вскочил.
Дальше пошло хуже. Шиверы стали мощнее, с обилием камней, скорость течения была большая. Я стал "считать" камни, лодка все чаще на них налетала. Приходилось быстро выпрыгивать в воду, чтобы снимать лодку с камней. Промедление при наваливании на камни очень опасно, река может сломать лодку. Нужно быстро выскакивать из лодки, разворачивать лодку вокруг камня по струе или, приподнимая нос или корму, перебрасывать её через камень. Дальше нужно успеть запрыгнуть на струе в лодку, т.к. на струе её не удержать и уворачивать пятиметровую лодку от других камней и от соседних байдарок. Медведеву поломало каяк на камне. Пешеходы почти не отставали от байдарок. Река явно набирала силу. Нам уже встретилось несколько сливов с мощной струей, поворотами и обилием камней в русле. Горы подошли вплотную к воде, как бы сжимая реку. Впереди, прикрывая вход в каньон, лежал порог, состоящий из двух падунов с обилием камней в сливе и вокруг них. Отвесные скалы подошли прямо к реке. Горизонтальные каменные террасы между ними, чуть прикрытые водой, в основном и составляли порог. Перед порогом, справа и слева - широкие отмели из обнажившихся плоских каменных плит. Мы просмотрели порог и встали на правом берегу, где легче было обносить порог. Поставили палатки, поели и устроились спать, поднявшись выше на ровную террасу по лесистому склону гряды. Опять появились комары, но не очень много - есть можно без накомарников, хоть и трудно. В реке так много красивых камней, что не удержаться, чтобы их не собирать. Мы с отцом, хоть и понимаем, что это почти бессмысленно, все время подбираем то одни камушки, то другие. Наша коллекция все время меняется - одни камни подбираем, другие выбрасываем, так что идет, так сказать творческий процесс. В этих местах встречается много яшмы, сердоликов и другой прелести. Нам говорили, что если найдете что-либо похожее на золото, то лучше сразу выбрасывайте - не дай бог найдут при досмотре в аэропорту. При вылете из этих мест вроде бы делают тщательный досмотр на предмет наличия золота. Поэтому нас интересуют только красивые камушки, на которые любо-дорого смотреть. Мы уже набрали их целую сумку от фотоаппарата. В половине десятого мы с отцом забрались в палатку и выгнали комаров. Он лег спать, а я писать дневник. Писал я его до половины двенадцатого ночи. Наша группа все еще бодрствовала у костра.

02.08. Ночью, как всегда, было холодно. К середине дня несколько раз выглядывало солнце. Комаров относительно мало. Из-за съемок прохождение каскада, перед которым мы вчера остановились, затянулось до часа дня. Первую и третью ступень прошли, а вторую пришлось обнести. Киселев шел последним. Внизу третьей ступени он наловил минут за двадцать килограмм пятнадцать хариусов. Отдельные рыбины попадались по килограмму весом. Интересно, что хариусы, как правило, были почти одного размера, грамм по шестьсот весом. В два часа дня, после еще пары шивер, встали на обед. Во время обеда успел сбегать наверх береговой каньонной скалы. Оттуда на каньон открывался хороший вид. Все вокруг было в высоких каменистых грядах и распадках. После обеда почти сразу же мы подошли к "разбою" на реке. Это был широкий, усыпанный камнями разлив реки с высокими берегами, с очень малым уровнем воды. В начале "разбоя" лежал многолетний снежник, возле которого мы сделали фотоснимок. Матросы - первые номера на лодках, опять пошли пешком, а капитаны потащили лодки. Один километр по воде шли полтора часа. Пока шел по берегу, я окончательно натер себе ноги своими резиновыми штанами от гидрокостюма. При наводке на резкость, при съемке на близком расстоянии какой-то ерунды, развинтился объектив у нашего широкоформатного фотоаппарата. Пока отец пытался свинтить обратно объектив, я проводил лодку. Потом опять поменялись местами. Когда окончательно замерзали наши байдарочники, мы быстро разводили хороший костер и отогревались возле него. Разводить костер было не трудно. Работали при этом все дружно. Один, у кого были поближе спички, разжигал костер, остальные подтаскивали дрова, и через минут пятнадцать полыхал жаркий большой костер.
После отогрева у костра, мы уже вдвоем прошли красивый каньон с высокими отвесными скальными берегами. Река здесь была спокойна, красива, глубока, и вода была совершенно прозрачна. Затем опять начались мелкие шиверы. Смирнов перевернулся и выплыл к берегу в совершенно комичном виде. Он не расставался с накомарником даже в лодке. Смирнов был единственным, у кого имелся гидрокостюм, с которым он тоже никогда не расставался. Утром он появлялся у костра в своем традиционном виде - в гидрокостюме и с накомарником на голове. Командира такой его "не спортивный" вид по утрам ужасно раздражал, и он ругался на него, на что доктор всегда отвечал, что он в отпуске, отдыхает. Нас это забавляло, и мы часто спрашивали его, не ложится ли он спать в таком виде. И вот теперь он предстал перед нами во всей своей красе. Он вылез из воды как "черномор" из морской пучины со съехавшим на бок накомарником, надетым поверх шлема, и тащил к берегу перевернутую лодку. Когда я проходил одну из шивер, то не заметил камень под водой, меня перевернуло и заломило лодку на камне. На лодке погнуло кильсон и сломало стрингер. Здесь было довольно глубоко - по грудь и снимать лодку с камня на струе тяжело. Струя воды сбивает с ног и нет опоры, чтобы снять лодку с камня, а снимать ее надо быстро, чтобы окончательно не сломало. На помощь, опираясь на весло, ко мне добрался Сашка Двинин и затем отец. Втроем мы сняли лодку с камня. Они вдвоем спустились с лодкой по сливу и подошли к правому берегу, а меня оторвало струей от лодки, и я с трудом выкарабкался на другой берег. Как ни удивительно, но на помощь всегда приходили одни и те же люди - Двинины, то один, то другой.
Дальше я шел пешком по берегу. Дважды мне пришлось переходить реку. Приходилось также ходить на середину реки на струю, чтобы помогать отцу перетаскивать через камни лодку. Так мы тащились по перекатам до ночевки еще час. Остановились в полукилометре от впадения Гонгды в Курейку. Было мокро и холодно, летали комары. Но почти все мы выкупались в реке, а я еще и вымылся, а затем грелись в раздетом виде у большого костра.

03.08. Спали мы опять с нагретыми камнями. С вечера было наше дежурство. Так как у нас с отцом собственный вес самый маленький, то, как ни странно, лодку нам нагрузили больше всех и дополнительно каждый день мы возили еще по пятнадцать килограмм рыбы, которую ловил Киселев, но возить ее отказывался. Такая загрузка нашей лодки связана была с тем, что у остальных из-за их собственного веса была большая осадка лодки. В качестве компенсации за такую нагрузку дежурство нам назначили через раз, но нас это мало утешало.
После завтрака отец чинил лодку, а я собирал вещи. Вышли на воду в половине двенадцатого. Миновали два переката, и Гонгда, впадая в Курейку, разлилась, как и Нерингда при впадении в Котуй, широким каменистым мелким плесом. Я помог отцу перетащить лодку через камни. Все мы сели по своим лодкам и, теперь уже по Курейке, пошли вниз. До впадения Гонгды Курейка ничем не отличалась от неё. Теперь Курейка стала шириной метров сорок и глубиной более двух с половиной метров. Сначала к реке подступили высокие лесистые гряды, затем они отступили, и по берегу пошли заросли ивы. Широкая долина реки состояла из каменистой россыпи. Берега были совсем низкие, течение медленное - чуть больше полукилометра в час, частые повороты. Вначале часто шли мелкие перекаты и шиверы. Хариусов, которых вчера поймал Киселев, мы почистили и засолили и сегодня весь день ели малосольных хариусов. После перекуса шиверы пропали, попадаются отдельные отмели, течение по-прежнему, чуть больше полукилометра в час. По берегам, на низких пологих склонах и в долине реки - несколько заболоченный лиственничный лес, заросли ольхи и ивы. Курейка стала похожа на среднерусскую реку средних размеров. Днем было солнце, и мы шли без шапок и шлемов. Жарко. Еще вначале пути по Курейке вновь, при заходе в суводь, перевернулись Макаренко со Смирновым.
К вечеру солнце катилось по вершинам дальних гряд, немного похолодало, но было еще тепло. Стих чуть заметный ветерок, и появились тучи комаров. Река тихо и спокойно несла нас по своей зеркальной, прозрачной до дна глади, между низких лесистых берегов. Солнце - уже красное, круглое и большое - подсвечивало облака и оставляло на воде длинные блики. Мы отстали от группы. Лодка текла, нам приходилось останавливаться и отчерпывать воду. К тому же наша лодка была маневренна на порогах, на струе, но имела по сравнению с другими лодками на гладкой воде малую скорость. У нее был смещен центр тяжести и вращения к корме, и на гладкой воде она тащила кормой за собой воду. Лодка имела довольно круглую и широкую корму и довольно быстро сужалась к носу, напоминая вытянутую каплю. Такие лодки называют "буратино".
В конце дня после второго перекуса снова пошли мелкие перекаты, сливы, каменистые гряды через реку. Окончательно похолодало, комары куда-то попрятались. Так мы шли до половины десятого вечера.

04.08. Ночью похолодало. Температура воздуха была минус пять градусов. Ночью нам с отцом пришлось принести в палатку еще один нагретый камень. Один я положил к себе прямо в спальник, а другой лежал между нами.
Утром встали в половине восьмого. Вылезать из палатки было холодно и противно. Отец вылез из палатки и увидел, что брошенные вечером возле палатки мокрые трикотажные штаны совершенно замерзли. В последующие дни ст. Двинин предложил его мокрые замерзшие штаны приставлять к палатке и выходить на воду, когда они, оттаяв, упадут на землю - индикатор выхода на воду.
Когда я вылез из палатки, река парила. Вчера был жаркий день, вода в реке прогрелась и теперь остывала. Лодки сверху покрылись льдом. но уже начинало всходить солнце на безоблачном небе и быстро теплело. День обещал быть жарким, и я оделся на воду легко. К нашему отплытию на небе появились облака, которые потом весь день поминутно закрывали солнце, и день все же был прохладным.
Постепенно после отплытия к реке приблизились лесистые гряды и река, стиснутая ими, стала прыгать с переката на перекат. Течение значительно увеличилось. На реке стало появляться большое количество камней, между которыми постоянно приходилось лавировать при хорошей скорости течения. Часто встречались сливы в узостях реки. Один раз мы чуть не перевернулись, пытаясь из суводи пересечь струю на таком сливе перед каменистой грядой. Нас положило на борт. Крен был более 90 градусов, и мы, как "чайники", ухватившись за нависающий над нами борт лодки, навалились на него и выправили лодку, поставили на киль.
Из-за сложностей на реке мы быстро уставали, внимание и реакция притуплялись, и мы начинали налетать на камни. Поэтому отдыхать приходилось через каждые 40-45 минут.
После перекуса мы уже подошли к каньону на реке, в конце которого на карте был обозначен водопад. Протяженность каньона километров 20-25. Здесь по реке никто не ходил, и верить карте можно с большой осторожностью. Что здесь в каньоне, какие пороги и сколько их, можно ли их при необходимости обнести, где конкретно находится водопад и что за водопад?.. Вопросов много, а ответов нет. Просмотреть каньон из-за его протяженности невозможно, идти в него тревожно и небезопасно. Там могут быть сложные для прохождения участки и неизвестно, возможен ли при этом обнос? Скалы могут подойти вплотную к реке, образовать щеки и ситуация может быть сложной.
Медведев попытался сверху со скал просмотреть реку, но дело оказалось безнадежным, и решили идти лодками в каньон. В двух местах пришлось проводить лодки. Пока все на реке было несложно, и мы шли, как всегда, без просмотра. Все просматривать невозможно - тогда мы будем идти с черепашьей скоростью. И вот мы влетели в особо мощный слив с обилием крупных камней, между которыми мы с отцом крутились, как могли, зачастую вращая лодку вокруг камней на 360 град. В конце порога мы чуть не налетели на Киселева, который нас за это обругал. На последнем камне посредине реки наш злополучный экипаж - Макаренко со Смирновым - заломал опять свою лодку и распорол шкуру байдарки на борту. Течение было мощное, и дыра на шкуре была ужасная - метра два длиной. Когда вытащили из воды лодку или точнее то, что от нее осталось, вид у нее был кошмарный. Из огромной дыры на борту торчали переломанные остатки каркаса. Кроме того, что у Саши Макаренко был тяжелый для байдарки вес, они оба со Смирновым были очень медлительны. Когда лодку наваливает на камень, нужно делать крен лодки на камень, подставляя дно лодки под струю, пулей вылетать из нее и быстро снимать лодку с камня. Если этого вовремя не сделать или, как часто бывает у "чайников", отклонить лодку от камня, как бы защищаясь от него, то мощная струя воды, залив лодку, разламывает каркас, разрывает шкуру, "обматывая" лодку вокруг камня. Это и произошло с нашим невезучим экипажем.
Пришлось надолго остановиться. Медведев спросил у отца, можно ли на этот раз отремонтировать лодку. Отец с Киселевым осмотрели лодку и подтвердили, что трудно, но отремонтировать можно. Мне предложили подежурить, и я стал готовить ужин - варить вермишель, уху, чай. Остальной народ занялся ремонтом лодки. Макаренко со Смирновым надели накомарники и взялись зашивать шкуру, отец с Киселевым, как всегда, взялись за самое трудное, почти безнадежное дело - восстанавливать каркас. Им помогал ст. Двинин.
Было шесть часов вечера. Ремонт продолжали допоздна. Медведев с мл. Двининым пошли вперед по берегу - смотреть подход к водопаду. Здесь, в верховье Курейки, никто еще никогда не был, кроме, вероятно, эвенков. Даже пилоты вертолетов, когда их расспрашивал Медведев в Туре об этих местах, об этом водопаде, ничего сказать не могли - они здесь не были. Интересно, что за время похода над нами не пролетел ни один самолет.
По расчетам до водопада оставалось километра четыре, но дойти до него по берегу Медведеву не удалось. Он пытался пройти верхом, по скале, но местами скалы обрываются и по ним не спуститься. Стало совсем пасмурно, но было тепло. Дневник писать вечером в палатке трудно - пасмурно и уже стало вечерами заметно темнее. Как-то быстро белые ночи уходят с каждым днем. Лег спать без пятнадцати час.

05.08. Ночь была теплая, да к тому же еще нагревал палатку нагретый булыжник. Отец спал так крепко, что даже не проснулся, когда я утром вылезал из палатки. Мы позавтракали, собрали вещи и снова продолжили ремонт лодки, оставив костер гореть. У меня наконец-то выдалось достаточно времени, чтобы писать дневник. Перед нами шумит очередной перекат и за ним река поворачивает вправо за обрывистый берег и снова сжимается крутыми грядами. Стоим мы на левом ровном, поросшем мхом и лесом месте.
Чинились и собирались до обеда. Пообедав, вышли на воду. В лодках пошли по одному человеку. Мы трое: я, Макаренко и ст. Двинин отправились пешком по берегу. Через пару перекатов - начало каньона.
Высокая как столб скала и поворот реки вокруг нее с несколькими узкими сливами в гладкой плите лежащей в русле реки. Река пробила и выгладила в каменной плите довольно глубокое русло, сделав плавный, но крутой поворот вправо. На этом повороте слева образовался мощный, жесткий, закрученный, как жгут отбойный вал высотой сантиметров семьдесят или повыше. Такой вал легко переворачивает лодки, но он не дает возможности струе прижать лодку к скале - отталкивает лодку от скалы. Значительно хуже, когда на таком повороте на сильной струе нет отбойного вала. Тогда опасно - вероятно, в скале "карман" и не дай бог в него попасть, особенно если он большой и глубокий. Лодка и гребцы попадают в карман, их переворачивает, прижимает к скале, и они находятся как бы в небольшом подводном гроте, откуда очень трудно выбраться и очень трудно им помочь, потому что другой лодке подойти туда также опасно. Для неопытного человека мощный вал - это страшно, а когда его нет - вроде все хорошо и гладко. Сразу за этим сливом - большая, глубокая, спокойная суводь. Слив был чистый, глубокий и никаких камней. Между Медведевым, моим отцом и Киселевым при просмотре этого прохода разгорелся спор - в какую сторону нужно делать крен лодки, если проходить по краю этого вала. Мнения разошлись. Вал был крученый, и, вероятно, бесполезно было спорить - все равно перевернет. Поэтому нужно просто идти подальше от него, но спор есть спор. Отец разгрузил лодку и пошел на пустой лодке доказывать свою правоту. Как только он вышел на повороте на границу отбойного вала и струи, его мгновенно, как щепку, мощная струя подхватила и, к удовольствию наших зрителей и других спорщиков, в долю секунды перевернула вверх килем. Киселева, который пошел за ним чуть не положило - он с трудом удержался, но прошел. Шел он чуть дальше от вала, чем отец. Медведев сжульничал и прошел подальше от этого вала.
Через полкилометра был следующий порог с мощным сливом и обилием камней. Проходя его уже в конце слива, в пене, перевернулся Медведев. Его вытащили. Остальные лодки прошли левым берегом, маневрируя между камней, зашли в суводь, подошли к краю слива и обнесли его.
Невдалеке в Курейку красивым двухступенчатым водопадом впадала какая-то речка, и мы пошли полюбоваться зрелищем этого водопада. Вода падала с отвесной темной скалы высотой метров двадцать. Водопад был очень мощным и красивым. Под водопадом вода была зеркально гладкой, прозрачной и спокойной. Глубина была метров пять. В этой зеркальной глубине плавало, как в аквариуме, много крупных красавцев-хариусов. Подошел Киселев со своим спиннингом, все уселись на скале вокруг и стали с увлечением наблюдать, как эти красавцы гоняются и атакуют киселевскую блесну.
Наш народ начал делать Киселеву заказы на хариусов - кому которого поймать. Показывали Лёне, какого хариуса поймать, он подводил к нему блесну и быстро вылавливал. Если Киселев вылавливал не того, то народ дружно возражал. Потом требования к ловле рыбы стали возрастать - стали требовать, чтобы Лёня не сразу вылавливал, а сначала бы подразнил хариуса, заставил бы его побегать за блесной.
Отец хотел сделать снимок и увидел, что гермоупаковка фотоаппарата не завязана, а веревочку забыли на стоянке. Он разбушевался, потому что в походах веревочек всегда не хватает и часто их таскают друг у друга. Нет такой ерунды, как веревочка - и нечем завязать, загерметизировать вещи и фотоаппараты. Он сказал, что я виноват, что пропала веревочка и послал пешком на предыдущую стоянку искать ее.
Идти мне пришлось где по каменному берегу, где по лесу, а в конце - по вершине скалы, которая обрывалась прямо в воду. У места, где перевернулся отец, на скале где-то находится гнездо орланов-белохвостов, внизу виден их помет. Орланам не понравилось мое присутствие и они начали меня атаковывать. Они кружили надо мной и пикировали на меня. Сложив крылья и вытянув вперед свои когтистые ноги, они проносились в полуметре от моей головы. Пришлось отбиваться от них камнями. Это их немного урезонило, они стали держаться от меня подальше. Они преследовали меня, кружа надо мной с заунывными криками на расстоянии около километра в ту сторону и в обратную, когда я возвращался. Идти пришлось километра три в одну сторону и столько же обратно. Провозился я долго.
Когда я вернулся, наши уже отплыли от водопада, и я пошел по берегу усыпанному камнями дальше, вглубь каньона. Подниматься вверх было высоко и трудно. Начало проглядывать солнце, и появилась мошка и комары. Справа был виден еще один небольшой водопад. Вода, не задевая скалы, на расстоянии метров трех от нее, падала в реку с высоты метров двадцать. Наконец, я увидел впереди отца, пробиравшегося ко мне навстречу, и мы вскоре дошли до места, где наша группа встала на перекус. Перекус был не долгим. Командир возмутился, что отец послал меня за какой-то веревочкой. Отец показал ему не упакованный, не завязанный фотоаппарат и попросил Медведева дать ему веревочку, чтобы загерметизировать аппарат. Веревочки у командира не оказалось. На этом вопрос был исчерпан.
Съев инпит и попив чаю, мы пошли дальше. Двинины сели в лодку вдвоем, а мы с Макаренко отправились по берегу. Стены каньона были высотой метров сто пятьдесят. Наверху это были пологие, покрытые лесом гряды. Они или немного отступали от берега, оставляя на берегу каменистые россыпи, или отвесно обрывались скалистыми выступами прямо в реку. Гряды снизу начинались крутыми уклонами и только на высоте становились более пологими. Помимо лиственничного леса на подстилке из сухого мха, особенно внизу, попадались густые заросли ивы и ольхи и лишь на большой высоте лес становился чистым. Поэтому идти по берегу нам было очень трудно. Мы с Макаренко с трудом набрали высоту, затем долго и безуспешно пытались спуститься вниз к берегу, обойдя место, где скалы отвесно обрываются в воду. Разыскивая спуск к воде, мы долго продирались вдоль по крутому склону сквозь заросли ольхи. Местами продирались, прижимаясь к склону, чтобы не свалиться вниз, пока нам наконец не удалось спуститься. По берегу каньона встречались отвесные скальные выступы, песчаные обрывы, лесистые склоны. Ширина реки метров двадцать. Много мелей, камней, перекатов при мощном течении реки. Река идет каменистыми сливами, поворотами струи от скалы к скале. Так мы прошли от места перекуса километров пять, затем переправились на правый берег и встали на стоянку. Впереди - очередной трехступенчатый порог с поворотом струи от берега к берегу. От места, где мы смогли пристать до места стоянки пришлось идти метров триста по каменистой россыпи, на которой не поставишь палатки. На месте стоянки была не очень большая каменная плита. Слева река, справа скала и крутой, поросший лесом подъем. На каменной плите устроили костер и поставили палатки. Нам места не хватило и мы кое-как пристроили свою палатку на склоне среди зарослей. Здесь была маленькая наклонная площадка. Один угол палатки болтался не закрепленный - некуда натягивать веревку. Неосторожно вылезая из нашей палатки, можно скатиться кубарем вниз к костру. Мы с трудом по склону затащили в палатку пару нагретых булыжников. Сварили уху, поужинали, я сделал записи в дневнике, и мы уснули.

06.08. Вчера вечером Смирнов с Медведевым ходили вперед по каньону на разведку и сказали, что перед водопадом кроме этого порога будет еще один двухступенчатый порог, а после водопада каньон кончается еще одним перекатом. На первой ступени следующего порога, почти на середине сильной струи между камнями заломали лодку Двинины. На помощь им пришел Киселев и вовремя. Сашка Двинин выскочил из лодки, а его отец не смог. Ему зажало ноги согнутым шпангоутом и хорошо, что лодку не успело перевернуть. Глубина здесь была где-то метр двадцать и сильное течение, которое сбивало с ног. Киселев со своим высоким ростом и массой и Сашка Двинин, тоже не из слабых, развернули лодку по струе и таким образом сняли ее с камней и оттащили к берегу. Шпангоут пришлось выпрямлять, чтобы освободить ноги Двинина.
Затем мы дошли до водопада и остановились на перекус и ремонт лодки. Вместе с обносом, протяженностью метров пятьсот, все это заняло четыре часа времени.
К водопаду мы подбирались с опаской, потому что точно не известно было, где он находится и что собой представляет. Побаивались неожиданно влететь в него. Водопады - это, пожалуй, самое опасное, что может быть на реке. Подход к ним бывает совершенно незаметным. Шум водопада слышен внизу, а сверху с воды его часто не слышно. Река часто перед водопадом как бы успокаивается и тем усыпляет бдительность, а затем, вдруг, где-нибудь за поворотом или за камнями срывается вниз. Бывает, река резко сужается и уже сильной струей, с которой трудно справиться на коротком участке, устремляется вниз. Каждый раз это бывает по-разному. Здесь водопад тоже оказался удивительным и по своему виду не похожим ни на что уже виденное. Река была шириной метров тридцать и здесь текла по каменным плитам. Кругом здесь были сплошные скалы. Они вертикально стояли немного в стороне от реки, русло реки и берега были из монолитных каменных плит. Эта река, шириной метров тридцать, вдруг проваливалась в каменную щель шириной меньше двух метров. Ее можно бы свободно перепрыгнуть, но не знаю, нашелся бы такой смельчак? Река устремлялась туда с ревом тугой крученой струей, вся в белой пене на бешеной скорости. Неизвестно, какой глубины эта каменная щель? Это был даже не водопад. Можно сказать, что это участок реки водопадного типа.
Мы сделали снимки. Смирнов снял нас и реку на свою кинокамеру, которая работала с перебоями, и командир на него ругался, что он взял в поход неисправную камеру, которая, мол, является только лишним грузом.
После водопада через километр скалы немного отошли от берегов, затем к реке снова придвинулись крутые высокие лесистые склоны и отвесные скальные выступы высотой по 50-70 метров. Река то проносилась по сливам и перекатам, то спокойно текла среди отвесных берегов. Солнце скрылось, похолодало. Пришлось сделать еще три обноса. Один порог прошли, лавируя между камнями, не пошел только Смирнов - его лодку обнесли. На одном из сливов прошли только мы, остальные лодки обнесли. На очередном перекате налетели на камень и перевернулись Макаренко со Смирновым. Их пришлось снимать с камней.
Пройдя еще один слив, встали на ночевку на галечной россыпи на берегу реки под отвесными скалами. Палатки поставили на береговой гальке. Принесли выброшенный рекой сушняк и развели большой костер для обогрева и поджаривались на нем в одних трусах. Командир всегда требовал, чтобы грелись у отдельного костра, чтобы не мешали дежурным. Погрелись, поужинали и отправились спать. За этот день мы прошли не больше десяти километров.

07.08. Ночью и утром шел дождь, погода мерзкая и гнусная. Палатка отсырела и была теперь вся в мокром песке. Дежурил командир с Киселевым. Время было уже не раннее, но из-за дождя никто не торопился из палаток. Обычно, во время дежурства Медведев был садистом. Он всех будил ни свет ни заря, несмотря на утренний холод тушил костер, чтобы возле него не задерживались, всех подгонял, торопил с завтраком и сборами. Сегодня он не только никого не выгонял из палаток, а всем разнес по палаткам завтрак. Народ забеспокоился. Из палаток начали задавать тревожные вопросы командиру, мол хорошо ли он спал, хорошо ли себя чувствует, не заболел ли? Другие затревожились, нет ли тут какого коварства со стороны командира, не задумал ли он на сегодня чего-нибудь особенного для нас. Погода была мерзкая, холодная. Из-за погоды дежурные мучились с костром, и завтрак готовился долго. Мы упаковали вещи и ждали, когда кончится дождь, но он не кончался. Вышли на воду уже пятнадцать минут первого. Каньон какой-то бесконечный, никак не кончается. Мы сильно отстаем от графика движения. Из-за частых поломок лодок и из-за сложностей маршрута движемся мы очень медленно. Потеряно много времени, и ситуация обостряется. Почти все уже считают, что вовремя нам не успеть закончить маршрут, а это значит, что продуктов, которых у нас было взято и так по минимуму, не хватит. Рыба нас, конечно, здорово выручает, но при такой тяжелой физической работе и при том, что мы целыми днями мерзнем в воде, все время чувствуется голод. Килограмм-полтора рыбы в день на человека сытости почему-то не добавляют. Пища наша - это каши (по семьдесят грамм крупы на человека на один раз), супчики в пакетах (примерно пакет на двоих на один раз) и чай с одной ложкой сахара. Хлеба и сухарей нет. Есть только галеты штуки по три - четыре (размером с печенье) за одну еду. После перекуса есть хочется еще больше, чем до него. После завтрака и ужина, если нет рыбы, то тоже нет ощущения сытости. И главное - то, что у нас нет возможности сообщить о себе. Мы находимся на контроле в контрольно-спасательной службе (КСС) и, если мы не придем в контрольные сроки или не сообщим о себе, то нас начнут искать спасатели. Вышлют на поиски вертолет, который кому-то придется оплачивать, и будут многие другие неприятности.
Командир сделал нам всем внушение, что необходима строжайшая организованность, и при прохождении порогов заботиться, прежде всего, о скорости прохождения и о целостности лодок.
Наконец, вскоре после выхода, каньон кончился, горы отошли от берегов и стали более пологие, река разлилась. Ширина реки стала метров пятьдесят, она стала разливаться рукавами между островов. Берега стали низкие, заросшие ивняком, часто галечные или песчаные.
Через 18 километров от конца каньона подошли к устью реки Ядун, которая, впадая в Курейку также разливается по каменистой отмели. До впадения Ядуна Курейка была мелковата, с частыми отмелями, по которым нам иногда приходилось проводить лодки.
Почти сразу за Ядуном мы остановились часа на три, несмотря на то, что мы очень спешили. Командир принял сногсшибательное решение - остановиться здесь на полчаса, чтобы наловить килограммов тридцать щук. Командир был рыбак никакой, и это его заявление было воспринято с большой иронией и удивлением даже со стороны нашего заслуженного рыбака. Но приказ - есть приказ, и Киселев с Макаренко, приступили к его выполнению. А мы приступили к распаковке лодок, разведению костра и подготовке перекуса. Каково же было наше удивление, когда наши рыбаки один за другим начали вытаскивать из воды щук, весом по два с половиной - три килограмма каждая. Щуки были толстые, сытые, красивые. Пока готовили перекус, они наловили двенадцать таких щук.
После перекуса все отправились смотреть очень красивый Ядунский водопад, который был недалеко от Курейки. Поднялись на гряду и пошли по заболоченному лиственничному лесу сквозь заросли ольхи и карликовой березки. Дождь к вечеру перестал, но было по-прежнему пасмурно и холодно. Ядун оказался довольно глубокой рекой, шириной метров десять, с большим уклоном и обилием камней.
Через полтора километра от устья - первый, самый красивый водопад. На водопаде вся река отвесно, одной широкой струей падает с тридцатиметровой высоты вниз. Водопад расположен в окружении скал. Первая ступень водопада высотой метра четыре, а затем вторая - метров тридцать. Водопад был классический, как часто изображают художники на картинах. Метров через восемьсот вверх по течению - вторая ступень, еще один водопад. Река с водопадами течет здесь среди голых скал. По сторонам реку окаймляет лиственничный лес, растущий среди развалов крупных камней. Между этими водопадами расположен спокойный округлый омут.
Второй водопад состоит из двух коротких ступеней. Первая ступень метров семь высотой, а вторая - метров десять. Первая ступень представляет собой слив с двумя поворотами струи, а со второй ступени вода отвесно падает вниз.
Отец с Киселевым посмотрели на второй водопад только издали и отправились к месту стоянки - Киселев ловить рыбу, а отец - собирать вещи и упаковывать лодку. Наша лодка оказывается всегда на перекусах распакованной - нужно достать рыбу, которую только мы возим, таганок для костра, котлы и т.д. Командир нас всегда поторапливает, но свой каяк никогда не распаковывает. У него даже для разведения костра никогда нет при себе спичек, никогда не достанет нож, которого у него по-моему и вовсе нет. При своем дежурстве командир старается побыстрее израсходовать продукты, которые он возит в своей лодке. Киселев тоже свой каяк никогда не распаковывает.
На Ядуне есть еще два водопада, но до них идти далеко - от устья Ядуна километров восемь, у нас не было времени и было уже поздно. Дойдя до лагеря, мы сильно устали. Наши рыбаки поймали еще несколько щук, которых почистили и засолили. Сварили из свежих щук замечательную уху.
В этот день дальше мы так и не пошли, поужинали ухой, и отправились спать. По Ядуну и дальше по Курейке по нашему маршруту Медведев, Макаренко и Смирнов ходили шестью годами раньше. Поэтому Ядун, водопады и эту уникальную рыбалку они знали. Щуки оказались очень вкусными. Щуки здесь особенно вкусные потому, что они кормятся хариусами, которые скатываются с Ядуна и теми, которые живут в Курейке и пасутся при слиянии рек. Поэтому и щук здесь так много.

08.08. Всю ночь шел дождь, но к утру перестал. Курейка, после впадения Ядуна стала шириной более пятидесяти метров. Часа три шли небольшие перекаты на отмелях. Дальше перекаты исчезли, и мы шли по гладкой, спокойной реке с низкими, поросшими ольхой и ивой песчаными и галечными берегами. Местами река разливалась в ширину метров на сто при глубине в полметра и меньше, местами разделяясь на несколько рукавов между песчаными берегами. При этом нам приходилось постоянно искать основное русло реки, чтобы проходить между широкими песчаными отмелями. Хорошо, что еще шли дожди и прибавили воды в реке. Один раз мы пошли не тем рукавом, и нам пришлось метров триста тащить лодки по песчаному дну при уровне воды в два, три сантиметра. Горы отошли от реки на два, три километра. Над берегами и горами вдалеке белела плотная дымка. Иногда сквозь низкую облачность и дымку проглядывало солнце, или накрапывал дождь, или то и другое вместе при очень яркой радуге.
В этот день мы усиленно питались щуками, пойманными в устье Ядуна. На перекусе запекали этих щук в фольге, закапывая ее в угли. Мы с отцом половину своей рыбной доли оставили на следующий день и ели ее понемногу на переходах, когда особенно уставали. Сашка Двинин набрал на перекусе немного голубики. Мы ее обобществили и отправили в кисель. Иногда нам попадалась красная смородина, ее мы тоже отправляли по миске на котел киселя, и получалось очень даже замечательно.

09.08. Характер реки тот же. Сегодня стало чаще проглядывать солнце, но по-прежнему пасмурно и низкая облачность. Вчера мы видели большие медвежьи следы на песке, а сегодня в полукилометре от нас на берегу медведицу с двумя медвежатами. Больше зверей мы не встречали никаких. На берегу увидели пустое старое охотничье зимовье. Там мы нашли сковороду и на перекус поджарили оставшихся щук. Шли сегодня весь день допоздна. Сделали второй перекус с инпитом и через два перехода встали на ночевку. Продравшись сквозь заросли ольхи и ивы подальше от реки, встали на ровную моховую площадку. Лодка у Смирнова с Макаренко течет еще с Курейского каньона, и им приходилось отливать воду через каждые двадцать минут хода. Вчера вечером они немного подклеили дыры на бортах и сегодня выдерживают уже по сорок пять минут хода.

10.08. С утра светит солнце. Взошло, как обычно, в девять часов. Рыба вчера на перекусе кончилась. Скоро будет озеро Анама, и мы надеемся встретить там, по рассказам командира, братьев Буравиных, у которых здесь охотничий участок и зимовье. Надежда нахальная, но надеемся у них немного отъесться и отогреться. Ширина реки около пятидесяти метров. Она стала глубже. Горы опять подошли к самому берегу.
Через два перехода мы подошли к озеру Анама. Приближение к нему мы узнали по озерной волне. На левом берегу увидели охотничью избушку и направились туда. Там стоял небольшой дом, два лабаза, две лодки, сети. Хозяин Александр Буравин был дома. Это был неторопливый, спокойный, крепкий коренастый сибиряк среднего роста, с ухоженной, подстриженной бородой, лет тридцати пяти. В отличии от деда на оз. Люксино, он хоть и удивился нашему пришествию в этих далеких, безлюдных местах, но воспринял наше появление как-то спокойно, без лишних эмоций. Такое впечатление, что разразись тут сейчас гром, землетрясение, он бы так же все спокойно воспринял. Он так в безлюдье не успел одичать, как дед на Люксино. Тем более, что в конце озера - охотничий участок и зимовье его старшего брата. Его брат заочно учится в Москве в университете на литературном факультете. Он пишет охотничьи рассказы и печатается в различных литературных журналах. В настоящее время брат его улетел сдавать экзамены в университет. Оба брата живут в п. Тура. Но в отличие от деда на Люксино, которого мы забыли спросить как зовут, здесь было не так все крепко и фундаментально. Изба низкая, видимо для сбережения тепла в ней зимой. Ходить в избе во весь рост, не сгибая головы, мог только мой отец с его небольшим ростом. У деда была большая лодка со стационарным, не очень быстроходным, но зато долговечным и надежным двигателем. Здесь на лодке стоял подвесной мотор "вихрь", ресурс которого и надежность были не очень высоки. Здесь не было того шикарного погреба, как у деда, таких собак, такой бани. У Буравина тоже была баня, которая почему-то стояла на другой стороне озера, правда здесь озеро было не широкое. Но, по сравнению с баней на оз. Люксино эта была слабовата. Там во всем была какая-то надежность, а здесь временность. Может быть, это жилье не так давно здесь построено.
Мы последнее время за еду съедали только по две галеты. Здесь за обедом у Буравина мы съели сразу три буханки хлеба, который он сам печет. Больше хлеба у него не было. Он сказал, что у него оставались где-то испеченные лепешки, но они вероятно заплесневели. Мы с отцом и Сашкой Двининым очень этим заинтересовались и попросили показать эти лепешки. Они действительно частично заплесневели, но каково же было его удивление, когда мы съели эти лепешки, а остатки распихали по карманам.
По большому секрету, чтобы мы никому не рассказывали, мы никому и не рассказываем, командир поведал нам один случай из похода в этих местах. Народ, как и мы, сильно изголодался в походе и вышли к охотничьему зимовью. Хозяина зимовья не было дома. Возле дома была привязана только здоровенная эвенкийская лайка. Это очень ценная, крупная, физически сильная порода охотничьих собак. Возле собаки стояла миска с хлебом для ее еды. Видимо хозяин недавно ушел, и собака еще не успела съесть свою еду. Пара мужиков-походников умудрилась отогнать от миски эту здоровенную собаку, отобрать и съесть ее еду.
Буравин нас угостил соленым муксуном - сиговая порода рыб, но более жирная, и неркой - какой-то из видов гольца. Соленый муксун особенно вкусен. Угостил нас Саша также рисовой кашей с тушенкой и чаем с большим количеством сахара - по столовой ложке на стакан чая! Медведев спросил Сашу - не может ли он дать нам каких-нибудь продуктов с собой. Саша сказал, что они с братом еще не завозили на зимовье продукты и у него их мало, но у брата, в конце озера в лабазе можно взять какой-нибудь крупы. Он будет себе завозить продукты. Нужно только оставить записку, в которой написать, что взяли.
По протяженности озеро Анама пятьдесят километров. Мы спросили, не может ли Саша отвезти нас до конца озера, но он сказал, что погода на озере очень быстро меняется, и он боится, что из-за погоды не сможет вернуться обратно. Он боится воды и выходит на воду только в спокойную погоду. Было действительно видно, что он очень боится воды. Мы переправились на другой берег к бане, которая, оказывается, осталась от геофизиков, которые здесь когда-то работали. Не спросили, но возможно и его зимовье было ими же построено. Здесь не далеко стоял заброшенный старый скит с захоронением тунгусов. Стояла хорошо сохранившаяся деревянная часовня с большой чугунной плитой с надписью - "С.... Черному от детей". Там же было зимовье экспедиции. Мы истопили баню. Пока топилась баня, я набрал красной смородины. Помылись в бане. Отец нас очень хорошо попарил. Парил всех подряд, кто хотел. В бане стояла печь с трубой, сделанная из железной бочки, обложенная камнями. Дверь плохо закрывалась, и ее приходилось снаружи подпирать бревном. Баня отстояла от берега метров на двести, и чтобы выкупаться, приходилось далеко идти по камням и плавнику к воде. Тем временем подъехали Буравин с Сашкой Двининым, которые проверяли сети и привезли свежей рыбы. Рыбу мы сразу пожарили и сварили. Двинин сбегал помыться в баню, а Буравин сказал, что моется только в чуть теплой бане. Время было вечернее, мы поужинали и в полночь вышли на воду. Весь день было солнце и почти не было ветра. К вечеру пошла пологая волна. Буравин мудро сказал, что это или к штилю, или к сильной волне. Поднялась сильная волна. Нам удалось пройти всего минут двадцать и пришлось в спешном порядке выбрасываться на берег. Совершенно не мог идти Макаренко - их со Смирновым заливало. У командира дела были не лучше. Почти в темноте, под начавшимся дождем мы, кто где, поставили палатки и отправились спать.

11.08. Подняли нас на завтрак в пять часов утра. Мы быстро собрались и вышли. Весь день было солнце, дул не очень сильный ветер со встречной волной. Полдня мне пришлось идти на втором номере, поменявшись местами с отцом, который опять очень устал. Мы снова начали сильно течь. В ширину озеро около двух километров, в длину пятьдесят километров. Примерно в полукилометре от обоих берегов идут распадки гор, как на оз. Люксино, только горы идут чуть дальше от берегов. Вчера, когда мы вошли в озеро, оно смотрелось очень красиво. Сиренево-голубая зеркальная гладь на фоне голубых распадков гор, уходящих вдаль. Сегодня, залитое солнцем, оно было красиво, но смотрелось уже по-другому.
У Медведева стал очень сильно течь каяк, и нам пришлось идти ближе к правому берегу от мыса к мысу. Обычно за ближним мысом ничего не было видно - озеро поворачивало через каждые 5 - 7 километров, и горы закрывали его. Из-за того, что у Медведева сильно тек каяк, а отливать воду из него можно только, подойдя к берегу, мы не могли идти напрямик через озеро, а приходилось держаться правого берега, что значительно удлиняло наш путь. После обеда стало пасмурно, задул сильный встречный ветер. Шли мы очень медленно и тяжело. Из-за волны пришлось прижиматься к самому берегу и мы были очень обрадованы, когда, наконец, увидели базовое зимовье, до которого, как говорил Буравин, от начала озера сорок три километра. Все вообще уже сильно устали. Нервничал и командир, что мы продвигаемся очень медленно. Он выбросил найденную нами сковороду - сказал, что на жарение рыбы уходит много времени, часто начал покрикивать на нас. Теперь он покрыл матом отца, на изможденное лицо которого и так-то тошно было смотреть. Отец наорал в ответ на командира, сказав, что не намерен слушать мат и оскорбления в свой адрес и что командир должен быть благодарен всем участникам похода за доверие ему, и что все идут, как могут. Останавливаться здесь командир не собирался, но после этого срыва остановились на ночевку.
Зимовье - большой дом из двух нормальных комнат, одна из которых летняя, а другая, поменьше, зимняя, с низким потолком и с печкой. В зимней половине приходилось ходить пригибаясь. Рядом с домом был лабаз и сарай, в котором были моторная лодка, снегоход "буран" и другие вещи. В лабазе мы взяли понемногу: вермишели, сахару, чаю, крупы и муки. Было девять часов вечера, и мы остались на ночевку. Отец затопил печку и стал на огромной сковороде печь блины на всю нашу голодную компанию из муки, взятой из лабаза Буравина. Дежурные, Макаренко со Смирновым, готовили ужин на улице на костре. Мы с Сашкой Двининым устроились в доме читать журналы "Вокруг света", которых было в доме много. Пошел дождь. На улице стало холодно и мокро, а в избе была жара от печки как в бане. Мы устроились на ужин в доме, но отец так кочегарил, что нам пришлось раздеться до пояса, и все равно с нас градом катился пот. Дом был полон дыма от горелого подсолнечного масла, на котором жарились блины, и пахло блинами. Стало темно, поэтому мы воспользовались достижением цивилизации - зажгли керосиновую лампу. Сашка Двинин за ужином попросил доктора сесть с ним рядом, чтобы тот присмотрел за ним. Сашка за себя не ручался и боялся съесть слишком много. Отец закончил печь и побежал купаться. На ужин мы съели сначала по порции макарон, затем рисовую кашу, потом блины с чаем и по пятнадцать кусков сахара на человека. Блины я уже не смог доесть и оставил их в миске до утра. В лабазе нашли еще конфеты - карамель. Конфеты были старые, слипшиеся вместе с бумажными фантиками в один кусок. Их бросили в кипяток вместе с фантиками и сварили оригинальный компот из них. Наша группа наконец улеглась ночевать в доме. Отец не хотел распаковывать лодку, и мы улеглись спать в летней половине на железную кровать в чем были одеты, постелив на нее наши коврики.

12.08. Проснулись мы от холода. Дежурные уже встали, и я перебрался на зимнюю половину в спальник Макаренко. Подъем был в восемь часов. Встав, мы с отцом с удовольствием съели свои оставшиеся блины, запивая их вчерашним чаем. На завтрак была солянка из какой-то завалявшейся старой Буравинской банки все из того же лабаза. Больше трех ложек я не смог съесть этой солянки. Пятнадцать минут десятого мы вышли на воду. Было пасмурно, но без дождя. Через полтора ходовых часа мы дошли до конца озера. Вытекающая из него Курейка была уже широкой, метров пятьдесят шириной, и глубокой рекой. Почти сразу начались пороги. Начинался второй Курейский каньон, в котором порогов было двадцать пять на двадцать пять километров каньона. Пологие, но высокие лесистые горы то шли в сотне метров от берега, то подходили вплотную к реке. Вода была высокая. Камни в основном были залиты, и на порогах были валы высотой более двух с половиной метров и большие "бочки" при мощной струе воды. Пройдя восемь порогов, мы встали на перекус. Сделали просмотр следующего порога и пошли дальше. Прохождение восьмого и десятого порога мы снимали. Восьмой порог был длинный, со множеством больших стоячих валов и "бочек".
Двинины половину этого порога просвистели лагом. Сашка Двинин при этом кричал и ругался на весь порог. Всего здесь в каньоне было вдосталь: мели, сливы, прижимы. Десятый, одиннадцатый и двенадцатый пороги составляют так называемый "колизей". По берегам "колизея" стояли полукругом то с одной стороны, то с другой отвесные скалы высотой метров по пятьдесят. Завершили на сегодня прохождение каньона Двинины переворотом на одиннадцатом пороге. Времени было всего шесть часов, но командир очень бережно относился к Двининым, им нужно было обогреться, и мы встали на ночевку. Была еще масса времени. Я набрал красной смородины для киселя, а Медведев сходил за диким луком, из которого сделали салат с солью и подсолнечным маслом. Мы стояли на поросшей травой площадке зажатой крутым склоном и рекой на правом берегу. Я попытался поискать на склоне голубику, которой в лесу было уже очень много, но мне мало что удалось найти. Наконец мы поужинали и пораньше улеглись спать.

13.08. С утра погода ясная. Небольшой ветер. Довольно тепло. Вышли как всегда и пошли дальше без просмотра. На двадцать первом пороге без просмотра пошли за командиром и досыта напрыгались между большими бочками на мощном сливе. После него мы погрелись у костра, пока отец ходил фотографировать порог. Через один километр - двадцать второй порог, на котором вода сливается по небольшим узким щелям в скале. На правом берегу скальные породы - выходы голубых агатов. Переплыли на левый берег и сделали обнос. Дальше с километр шел участок спокойной воды. Двадцать третий порог - большой Курейский водопад. Перед водопадом река прорезала скалу и протекала несколькими струями по каменным желобам. В месте, где находится водопад, скалы образуют полукруг. Вода падает вниз тремя струями с высоты двадцати метров - одна струя широкая и две поменьше. "Жвачка" под водопадом даже меньше чем на предыдущем пороге, где также в полукруге, ограниченном скалами, вода бешено крутится. Под водопадом вода вскипает белой пеной и расходится к берегам, вся наполненная мелкими белыми пузырями воздуха, а затем опять направляется под водопад, пробираясь вдоль берегов, чтобы снова вскипеть и отхлынуть обратно. После двадцать второго порога берега представляют собой отвесные скалы высотой метра два, а после водопада начинается каньон с совершенно отвесными стенами, обрывающимися в воду. Высота береговых скальных стен - тридцать, пятьдесят метров, между которыми зажата быстро текущая река, которая вдруг вскипает пузырями то здесь, то там и крутится небольшими водоворотами. Ширина русла реки всего метров восемь. Перед водопадом сделали перекус и разгрузили для обноса лодки. Пока готовился перекус, перенесли вещи на километр вперед. Байдарки пришлось обносить метров пятьсот. Обнесли лодки левым берегом, с трудом спустили их по крутым отвесным мокрым скалам вниз и поставили на воду почти под водопадом. Полюбовались картиной водопада и окружающих скал. Киселев, пока мы обносили лодки и любовались окружающими картинами, поймал под водопадом десяток хариусов. Пошли по каньону дальше. Звук в каньоне отражается от стен, и голоса звучат громко, как в пустой железной бочке. Погода окончательно испортилась. Мы почти не гребем, и нас несет река между мрачных, хмурых голых скал. Глубина здесь большая. Здесь, пожалуй, самое мрачное, неприветливое место на всем маршруте и погода пасмурная, облачность совсем низкая. Случись здесь переворот лодки - и не выберешься. Мы с отцом идем позади Медведева. Он осмотрел вокруг каньон и с грустью сказал, что все, больше ему здесь никогда не бывать. Ему исполнялось пятьдесят лет и пришло время окончания и службы и сложных походов. Военным оплачивали раз в году проезд, и Эдуард использовал эту возможность, чтобы ходить в такие вот дальние походы.
Впереди до конца каньона - еще два порога, и первый из них - самый неприятный, об этом нас предупредил Медведев - он был здесь несколько лет назад. Впереди снова шумела река. Нужно было осторожно подойти, не торопиться и просмотреть. Эти два порога и особенно предстоящий, были последними серьезными порогами на нашем маршруте. Здесь уже не нужно было рисковать, но в командира, видно, черт вселился. Он шел впереди и понесся без остановки и просмотра в центр порога. На пороге виден был урез воды, и за ним дальше ничего было не видно. Ясно было, что здесь что-то серьезное. Мы все решили подойти к берегу и просмотреть порог. Медведев сходу подошел к урезу, вдруг взмахнул нам рукой, затем боком взметнулось над валом его весло, и он исчез, куда-то, провалился. Стало ясно, что он перевернулся и помочь ему некому. Он что-то хотел нам сказать или предупредить - что означал взмах его руки? Вероятно это было предупреждение - за ним не ходить, остановиться. Мы не знали, что делать. Идти всем в порог, догонять, спасать командира? Просмотр займет много времени. Киселев на своем каяке осторожно подошел с края к урезу и возле правого берега прошел опасное место и бросился догонять Медведева. Сашка Двинин, отец и Макаренко пытались бежать по левому берегу, но на пути встала скала. Нужно было прыгать в воду и метров пять идти по воде, но обратно на скалу забраться будет невозможно. Вниз прыгнул Сашка и Макаренко, отец остался, чтобы помочь им выбраться обратно. Медведева тем временем несло куда-то через последний порог и дальше. Возле лодок остались ст. Двинин и Смирнов.
Вернулись Сашка Двинин и отец, сказали, что все в порядке - командир жив, здоров и уже на берегу. Выбрался Медведев сам, помог немного Леня Киселев вытащить лодку. Мы сели в байдарку с отцом, а Сашка Двинин и Смирнов сели в лодки по одному и пошли правым краем струи через порог. Порог короткий, его длина метров двадцать. Почти весь его перегородила большая бочка, в которой и перевернулся Медведев. Проход есть только у самого правого берега. Туда, оказывается, и махал Медведев нам рукой. Почти сразу за ним идет последний в этом каньоне, двадцать пятый порог. Порог состоит из трех мощных сливов. Проходить нужно вдоль правого берега, но в конце нужно не налететь на плиту у берега. Валы жесткие. Мы прошли порог, отлили воду, подошли к командиру, который был на левом берегу, и пошли дальше. Дальше шла уже гладкая вода. Каньон тянется еще пять километров до впадения р. Яткаль.
Над водой висела дымка. По сторонам шли отвесные берега, с которых небольшими водопадами с высоты тридцать, пятьдесят метров падало множество небольших ручьев. Картина была удивительная. Начинало темнеть, река была спокойная, и вокруг стояла вселенская тишина. Мы отдыхали после порогов, тихо гребли и неспешно продвигались вперед, подгоняемые течением. У устья Яткали на острове встали на ужин. Пока готовили ужин - на это ушло два с половиной часа, совсем стемнело. Пошел небольшой дождь, стало сыро и холодно. Мы снова сели в байдарки и пошли дальше по Курейке. Ширина реки здесь 50-60 метров. Течение быстрое. Встречаются перекаты, отмели, иногда река расходится рукавами между низкими островами. По сторонам смутно темнеют берега - сначала низкие, а дальше от берега переходящие в высокие гряды. Над водой появилась дымка, и теперь видно вокруг метров на пять. На перекатах слышен был только шум воды, смутно виднелась идущая впереди лодка. Лодка впереди внезапно появлялась перед носом и также внезапно, как привидение, неслышно исчезала. Внезапно появлялись перед носом быстро несущейся лодки отдельные небольшие валы на воде. На длинных плесах наши лодки выстраивались шеренгой и неслись бесшумно и быстро мимо чуть виднеющихся в темноте берегов. Через каждые полчаса останавливались, чтобы отлить из лодок воду. Отливали воду из байдарок - кто возле берега, кто останавливался на воде. Через два часа после выхода Курейка начала разливаться широкими, но мелкими озерами с островами поросшими лесом. Казалось, вот-вот начнется оз. Дюпкун, но впереди опять слышался плеск воды на перекатах, чувствовалось течение, несущее нас вперед. Мы в темноте прошли очередной перекат и, пройдя еще около километра, вошли в очередное озеро. К концу ночи стали часто попадаться песчаные отмели, на одной из которых в темноте застрял наш командир. Он отстал от нас, минут пятнадцать перекликался с нами в темноте, как в лесу, и двигался на голос. Река сделала поворот, и он, идя на голос, пошел напрямик и попал на большую отмель. Мы с трудом различали реку и плыли куда-то в бесконечную неизвестность. Ощущение было неприятное, будто мы катимся куда-то вниз с нескончаемой горы в темноту и вот-вот влетим в порог, или на что-нибудь натолкнемся, но командир утверждал, что здесь, перед впадением в озеро, на реке все гладко. Начал накрапывать дождь. Вначале, для бодрости мы пели песни, но в конце притихли и начали на ходу по очереди засыпать. Наконец, после еще одного разлива, мы вошли в оз. Дюпкун. Я проспал этот момент. Пройдя еще пару километров, чтобы убедиться, что это Дюпкун, мы остановились на завтрак. Было пять часов утра. Уже полностью рассвело. Вокруг серая хмарь, дождь, мокро и ужасно холодно. Мы весь день и всю ночь мокли на воде, ночь была холодная и теперь, когда остановились, окончательно замерзли. Мы все ужасно устали, Очень нужно было развести костер, чтобы согреться и приготовить завтрак, но идет мелкий противный дождь, и совершенно нет нормальных дров. На берегу только заросли мелкого ивняка, и все вокруг мокрое. Минут сорок мы все пытались разжечь костер с помощью оргстекла, взятого специально для растопки, кусков пенополиэтилена от байдарки, при помощи резинового клея, ничего не получалось. У нас от холода уже пальцы рук плохо шевелились. Потом, кажется Макаренко, нашел какую-то дровину потолще. Ее раскололи пополам, изнутри нащипали сухих лучинок и, наконец, удалось развести небольшой спасительный костер. У костерка мы немного отогрелись, приготовили завтрак, попили горячего чая. За ночь мы прошли около двадцати пяти километров. Нам осталось пройти сегодня еще километров сорок по Дюпкуну до волока на реку Наледную. Перекусив, мы отправились дальше. Весь день сегодня с небольшими перерывами шел дождь. Озеро с утра было спокойное. Ширина озера - два, три километра. По берегам, почти вплотную к берегу тянутся высокие, крутые, метров семьсот высотой горы. Они тянутся двумя хребтами с распадками вдоль озера. С них падают вниз прямо в озеро большое количество ручьев, местами представляющих собой сплошной водопад. Вершины гор скрываются в плотных облаках. Я ничего не видел более красивого, чем оз. Дюпкун. Мы любовались этой красотой, но силы наши были на исходе, мы все засыпали на ходу. Чтобы не заснуть, мы с отцом начала орать песни. Нас не поддержали, и мы вскоре затихли. Каяки шли зигзагами - капитаны на них засыпали. На байдарках засыпал то первый номер, то второй. Макаренко со Смирновым заснули оба разом. Лодка шла зигзагами от периодического засыпания и просыпания гребцов. Теперь она тихо замерла посредине озера и дрейфовала, сильно накренившись на один борт. Двинины то шли почти прямо, то их лодка начинала идти по большой дуге - они засыпали, но продолжали медленно махать веслами. Отец постоянно засыпал, и байдарка стала неуправляемой. Меня разобрала злость, и сон пропал. Я предложил ему спать по очереди на первом номере, меняясь местами во время остановок. Остановки мы делали через каждые сорок пять минут. Но отец, видите ли, не мог спать, сидя на первом номере во время моей гребли, поэтому спать пришлось мне. Проспав свои сорок пять минут, я проснулся бодрым и свежим. Пора было становиться на перекус. С завтрака до обеда мы прошли чуть больше двадцати километров. Осталось еще около восемнадцати километров до волока. Дежурили мы с отцом и пока мы готовили обед, все спали, разлегшись в мокрой одежде на берегу.
После перекуса, пока мы мыли котлы и упаковывали свою лодку, все опять спали. Двинулись мы снова в свой длинный, бесконечный путь. Дождь не прекращался, поднялся сильный встречный ветер, и поднялась волна. Озеро круто изгибалось, и нам, чтобы не петлять и определить направление движения, приходилось переходить от одного берега к другому и обратно. Затем ветер еще усилился, и мы вынуждены были идти почти вплотную к правому берегу. Из-за волны и дождя мы были мокрые до последней нитки и старались, чтобы не замерзнуть окончательно, как можно реже вылезать на берег.
Наконец мы одолели и эти восемнадцать километров. После долгих споров по определению нашего местоположения между Медведевым, Киселевым и Смирновым, мы стали на стоянку. Отсюда нам нужно сделать переход на р. Наледную, поэтому местоположение наше нужно было определить точно. Смирнов, как и Макаренко, шесть лет назад через р. Ядун и дальше по Курейке и Наледной, ходили с Медведевым по этому участку маршрута. Они пытались вспомнить, откуда они начинали волок на р. Наледную. Я с Макаренко и Сашкой Двининым, пока шел спор, нашли место для стоянки и начали перетаскивать туда вещи. потом подогнали туда лодки.
Устроили нормальный ужин. Кругом много голубики, и я набрал ее себе в манную кашу. Остановились возле ручья, вдоль которого завтра будем делать волок на р. Наледную. Командир хотел начать волок сегодня и сделать одну ходку на р. Наледную, завтра вторую и во второй половине дня идти по Наледной.
Наконец поставили наши любимые палатки и забравшись в них как в хороший дом, улеглись спать. Переход наш длился без перерыва полтора суток. Прошли мы не меньше восьмидесяти километров. Такую нагрузку командир сделал опять перед волоком.

15.08. Ночь была теплая. Стояли мы на самом берегу озера. На противоположном левом берегу высокая крутая гора, с которой падало водопадами вниз большое количество ручьев. На нашем берегу, чуть дальше от берега и выше растет лиственничный лес. Земля покрыта сухой моховой подстилкой. Дальше идет подъем уступами на хребет, который разрезает распадок ручья, возле которого мы стоим. Вдоль этого ручья нам нужно идти с байдарками и всем прочим скарбом около восьми километров до реки Наледной. Утро солнечное, много мошки. Собрали вещи и вышли на первую ходку в одиннадцать часов утра. Волок делали в две ходки. Сначала несли вещи, а второй ходкой несли пустые лодки, не разбирая их. Мы обогнули слева крутой подъем, перешли лесной ручей, прошли несколько лесных озер и постепенно поднялись на вторую террасу распадка, по которой и пошли дальше. Впереди, в конце распадка, виднелась уже гора, под которой течет Наледная. Сзади нас - оз. Дюпкун, внизу - лесные озера. Переходы делали по тридцать минут. Всего у нас получилось шесть переходов. В лесу много голубики, и на привалах, вместо отдыха, мы собирали ее и ели в больших количествах, специально выбирая для этого места для привалов. Весь день был солнечный и, как всегда на волоке, температура воздуха была 25-27 градусов. Было очень жарко и много мошки. С мошкой плохо помогает накомарник. Мошка лезет под и сквозь накомарник, изгрызла нам руки и снизу ноги. ее лишь иногда сдувают небольшие порывы ветра. К концу перехода лицо, руки и ноги покрылись от укусов язвами. Сначала идти было сухо. Дальше начались болота, которые мы старались обходить. Наконец, перейдя множество ручьев, мы остановились у притока Наледной, по которой уже можно двигаться на байдарках. Мы поставили палатки. С собой мы взяли всего одну миску и одну ложку. И пока мы по очереди разводили инпит и ели его из одной миски, то успели не только перекусить, но и поспать. В четыре часа вечера мы отправились обратно за лодками. Шли мы теперь правее и выше, чем сюда, и нашли достаточно хороший и сухой путь. Несколько раз останавливались на подкорм голубикой. Набрали голубики с собой на компот. В конце, чтобы спуститься вниз к озеру, нам пришлось преодолеть два курума. Внизу, возле лодок мы приготовили перекус, поели и в девять часов вечера отправились в обратный путь. С лодками идти было даже легче, чем с рюкзаками, но на болотах, прыгая по кочкам, и на курумах, прыгая по камням, приходилось согласовывать свои действия со своим напарником. Шли по тому пути, по которому возвращались. Пришлось лезть в гору, преодолевать два курума, но теперь двигаясь вверх по ним. Затем мы пошли еще правее по верхней террасе распадка. Еще правее шел крутой подъем на вершину хребта. Шли через заросли ольхи и впервые за наш поход появились заросли березы. Березы в глубине леса и по краю распадка уже пожелтели - началась осень. Чтобы выйти к лагерю, пришлось продираться сквозь сплошные заросли ольхи и березы вперемешку с болотами поросшими карликовой березкой, преодолеть множество ручьев, часто попадались глубокие ямы с водой. В довершение ко всему, стемнело. Мы с отцом устали. Несколько раз падали с лодкой, спотыкаясь о камни. Я по пояс провалился в яму с водой, несколько раз прыгал прямо в ручей. Отец расшиб ногу о камни и деревья. Вместо Смирнова лодку нес Медведев, так как Смирнов в поход пришел с больным коленом. У него был или поврежден мениск или было растяжение связок, точно не знаю. Мы то разбредались в темноте, то собирались вместе, перекликаясь в лесу. Наконец, услышав шум воды, мы остановились и Киселев, бросив каяк, пошел искать наш лагерь. Через полчаса он вернулся и вскоре мы вышли к лагерю. Натаскали дров для костра. Я лег спать. Отец разбудил меня на ужин. Я в полусне поел и снова мгновенно заснул.

16.08. Встали в восемь часов утра. Погода теперь была пасмурная. Вещи и лодки пришлось тащить далеко через болото и ивовые заросли по берегу реки. Приток, на котором мы остановились, был узкий и мелкий, встречались отмели, завалы, мелкие перекаты и сливы с обилием камней. Сашка Двинин и Смирнов сразу пошли по одному в лодке. Через полтора-два километра вошли в Наледную. Наледная - это последняя река в нашем путешествии. Она впадает в очень большое, красивое Хантайское озеро, по которому нам предстоит пройти тоже большой путь и тогда закончится наш маршрут. Сейчас нам нужно идти по Наледной. Река не длинная, но очень своеобразная, и нам она еще доставит много памятных впечатлений. Уклон у Наледной, как у хорошей горной реки - 17-19 метров на километр. Это очень большой уклон, но воды здесь в верховье очень мало. Наледная по размерам и характеру почти не отличалась от притока, по которому мы к ней подошли. После притока она стала шире и спокойнее, но через километр начался широкий каменистый разбой. Река широко разлилась, и все вокруг было усеяно камнями, между которыми протекала вода. Иногда в реке был тонкий слой воды в два сантиметра. Местами можно было провести лодки десять, двадцать метров. Разбой длился три, четыре километра. Нам пришлось долго его проходить и перетаскивать лодки. Течение было сильное, а камни скользкие. Я сбил себе о камни все ноги, перетаскивая лодку и сдерживая её, где было побольше воды. Один раз лодка при её удерживании на струе опрокинула меня на спину - такое сильное течение на реке, если воды становится побольше. Сегодня ночью шел дождь, который добавил воды в реке. Пройдя разбой, мы встали на перекус. Только мы успели развести костер, как пошел дождь. Скоро дождь кончился, мы поели и пошли дальше. Опять пошли перекаты с обилием камней. Сначала можно было проводить на них лодки, но потом река превратилась в сплошной порог со сливами и обилием хаотично разбросанных больших камней, между которыми постоянно приходилось маневрировать. Проводить здесь байдарки было невозможно из-за глубины реки и сильного течения. На таком течении удержать лодку и просто устоять в воде невозможно. Мы свою лодку на волоке где-то пробили, и теперь она вдобавок еще прилично текла. В лодке постоянно было много воды, как мы её не отчерпывали, и перетаскивать лодку на разбое через камни и маневрировать между ними было трудно - лодка стала тяжелой. Мы налетели на камень, лодку залило и нам с большим трудом удалось снять ее с камня. Отчерпали воду, и отец пошел в лодке один. Я пошел по правому берегу. Мне пришлось перейти через большой приток. Поднявшись выше, пошел напрямик. Метров через четыреста после притока на реке был водопад. Высота его - метров пять. Около водопада группа остановилась на левом берегу, и начали обносить лодки. Отца не было. Я пошел обратно по берегу искать его. Он, оказывается, искал меня выше по течению, чтобы переправить на другой берег. Переплыв на другой берег, я предупредил его о водопаде, и он пошел вперед на лодке, а я по берегу. Отец решил подойти поближе к водопаду, чтобы легче было делать обнос. Он подошел совсем близко, но его сильной струей прижало к камню и залило лодку. Из лодки струей вымыло упаковку от байдарки, полиэтиленовый и капроновый тенты от палатки и снесло в водопад. От водопада подошла группа, и мы с трудом сняли лодку с камня, отлили воду и обнесли водопад. Вода в водопаде красиво падала в круглый бассейн, образованный скалами и кипела в нем, а затем текла дальше через пролом в скале. Заклеили дыру в шкуре лодки и отправились искать уплывшее снаряжение. Удалось найти и достать со дна реки ниже водопада упаковку от байдарки. Полиэтилен прозрачен, и найти его в воде невозможно. Так мы остались без тента от дождя в тонкой капроновой палатке. На этом злополучном водопаде, видимо с расстройства, мы еще умудрились забыть съемную, ценную кассету с пленкой для слайдов от фотоаппарата "Киев 88". В комплект фотоаппарата входят две съемные кассеты, позволяющие делать снимки на две разные пленки. С одной кассетой мы теперь расстались.
После водопада нужно было пройти узкий слив, за которым река делала крутой правый поворот и вода била прямо в вертикальную скалу. Скала была сложена из острых черных угловатых камней, видимо, диабазов. Почти все наши лодки из-за узости, сильной струи и прижима ударялись кто носом, кто бортом об эту скалу и обдирали шкуры лодок. Медведев перевернулся при этом.
Обогревшись у костра и перекусив инпитом, двинулись дальше. Мы сели вдвоем в лодку, остальные пошли по одному. Метров через семьсот - второй водопад высотой метра три. После него начался второй разбой, протянувшийся на два километра. На нем также пришлось проводить лодки. Этот разбой был легче. Здесь было больше воды. В начале разбоя и в конце его все же можно было идти на лодках, лавируя между камнями и стенкой на мощной струе. После разбоя начался каньон с серией сливов и прижимов. Мы прошли порог, состоящий из трех прижимов к стенке и слива, после которого посредине струи стоял здоровый камень "жандарм", от которого нужно было сразу уходить вправо или влево.
Остановились на ночевку. Впереди, как всегда, шумел очередной порог, после которого река уходила за поворот в очередной каньон с отвесными стенами. Наш берег сложен из каменных плит. Лес в полукилометре от берега. На другом берегу скалистая стена. Костер сделали внизу не далеко от воды. Палатки поставили выше на площадке поросшей мхом. Внизу их ставить было сыро, холодно и негде. Двинины дали нам два небольших куска полиэтилена, которыми мы, как могли, с горем пополам, укрыли нашу палатку. Гермомешок из-под продуктов, в котором ехала наша палатка, где-то пробился и палатка и одежда были насквозь мокрые. Вещи мы высушили у костра, и палатка на ветру немного обсохла, а потом досыхала ночью за счет нашего тепла и нагретых камней, которые мы затащили в неё.

17.08. С утра светит солнце, но пока холодновато. Порог, перед которым мы заночевали, прошли. Леня Киселев, как часто у него бывало, взял и обнес свой каяк. Он не рисковал, зато у него одного лодка была без поломок и пробоин. Наша троица: я, ст. Двинин и Макаренко опять отправились пешком по берегу. После порога я отснял всю пленку. При этом я, конечно, отстал от наших пешеходов. Река в каньоне изобиловала перекатами и отмелями с быстрой струёй, но к ним добавились прижимы. Лодки приходилось проводить. В одном месте сделали обнос, но я это видел только издали. Километра через три река вышла из каньона и пошла по низкой лесистой долине. Течение замедлилось, но было еще довольно быстрым. На низких берегах были густые заросли. Перекаты стали легче, напор воды стал меньше, но появились завалы.
Солнце светило, и стало жарко. Пришлось снять спасжилет и шлем. Появилась мошка. Долину реки километрах в двух от берега с обеих сторон ограничивали две высокие гряды гор. От берегов к ним шел подъем - где крутой, а где пологий. Я пошел повыше напрямик, стараясь догнать своих. С одной стороны были густые заросли, с другой - болото. Но вскоре я наткнулся на Двинина и Макаренко. Мы вышли на берег реки, взобрались на небольшой утес и стали ожидать лодки. Перед нами была очередная отмель со сливом перед нашим утесом. Ожидать пришлось долго. Примерно через час увидели мелькнувшее вдалеке весло, но лодок так и не дождались. Я наелся голубики и заснул на склоне на солнышке. Пока я спал, мои напарники-пешеходы ушли, не разбудив меня. Проснулся я оттого, что меня звал Сашка Двинин, который пошел меня искать и кричал на всю округу. Группа остановилась на обед не доходя до нас пешеходов и мы пошли по берегу назад. Пришлось перейти через несколько ручьев и рукавов реки. По пути было много красной смородины. Лес сырой, с хорошим травостоем.
Отца на противоположном берегу, где остановилась группа, на прижиме протащило по склонившимся к воде кустам и за ними лодку прижало к правому берегу. Берег был низкий, поросший кустами и обрывистый. Прижало так сильно, что он вылез из лодки на берег, но оттолкнуть лодку от берега не смог. Лодку залило водой, и она стояла под водой на глубине сантиметров тридцать от поверхности, прижатая струей к берегу. Почва на берегу была мягкая, и вода образовала здесь под берегом карман. Глубина здесь была немногим больше метра, но очень сильное течение. Остальные лодки встали у левого берега. На помощь пришли Сашка Двинин и Киселев. Они, крепко обнявшись, чтобы не сбило течение, перешли реку. Втроем сидя на берегу они, ногами упершись в лодку, с трудом оттолкнули ее от берега и продвинули вперед от прижима. Отец отлил из лодки воду и переправился на левый берег. Мы встали на обед. Лодку нужно было клеить, шкура на прижиме продралась, и нужно было проверить вещи - сухие ли они. Пока готовился обед отец распаковал вещи для ревизии. Как не удивительно, на такой сильной струе лодка находилась довольно долго под водой, но все вещи были сухие. Подоспел обед, дежурные торопили, отец прислонил гермомешок с вещами к лодке и пошел обедать. Сегодня у Сашки Двинина день рождения. Утром ему в качестве подарка повесил командир на шею гирлянду из конфет. Половину конфет он вернул на всеобщее угощение. К чаю были галеты со сгущенкой - тоже подарок для Сашки, которым он теперь угощал нас. Обед был королевский. Сварили на обед приличное количество Хантайских гольцов, которых Леня Киселев поймал на Наледной. Рыба удивительная по красоте и по вкусу. Ничего подобного мы с отцом до сих пор не ели. Мясо у гольцов было бледно розовое и совершенно не имело запаха рыбы. По вкусу эта рыба скорее напоминала крабов. Снаружи она была покрыта не чешуей, а гладкой кожей с красивыми красными мелкими пятнами по средней линии вдоль тела. Каждому досталось по две рыбины грамм по пятьсот. Пообедав, вернулись к нашей байдарке, чтобы ее упаковать. Настроение наше сразу испортилось. Открытый гермомешок с сухими вещами, который отец приставил к лодке, упал в воду, и теперь спальник и теплые вещи отца были в воде.
Подмокли также пленки. Я помог заклеить лодку. Группа уже ушла вперед, и мы, быстро покидав вещи в лодку, отправились их догонять. Я пошел берегом, а отец на лодке. У меня прибавилось в сумке вещей. Отец мне отдал одно весло, которое ему мешало управлять лодкой. По берегу пошла прежняя компания. Из-за зарослей идти было трудно, и я пошел выше. Сумка оказалась довольно тяжелой и отрывала руку. Особенно она мешала, когда приходилось пробиваться сквозь заросли ольхи или карликовой березы. Другая рука была занята веслом, на голове все время съезжал набок накомарник, а руки заняты, чтобы его поправлять. Приходилось идти то сквозь заросли, то по болоту. Довольно часто стали появляться тропинки с отпечатками сапог, но они шли либо не в том направлении, либо быстро кончались. Наконец, километра через четыре лес отступил от берегов, и река разлилась по всей заболоченной пойме множеством узких и мелких рукавов. Я спустился вниз и пошел по краю этого болота, местами переходящего в заливной луг. Так я прошел еще километров пять и совсем выбился из сил. Солнце уже склонялось к закату, когда я дошел до озера - Хантайского озера. На другом берегу увидел строение. Здесь было неглубоко, но течение сильное. Перейдя несколько рукавов, я подошел к избе. Ждали меня долго и были удивлены, когда я не переплыл на лодке, а пришел пешком по этому берегу.
Строение было большое, широкое и неуклюжее на вид. В нем жили два охотника. Один из них - Юра Тюменцев. Здесь - его охотничий участок. Второй охотник, его напарник, здесь недавно. Этот напарник - москвич. Он, как и мы, был туристом, но пешеходником. Маршрут у москвичей проходил по этим местам, и один из них решил остаться здесь и стать охотником. Закончив маршрут, он вернулся из Москвы обратно сюда. Вместе с Тюменцевым они еще не зимовали, и двоим им было тесно в доме. Сейчас они пристраивали к дому очередную пристройку. Рядом стояли моторки, возле дома привязана собака. Собака была какая-то неказистая, маленькая, хлипкая, на вид - обыкновенная дворняга. Юра Тюменцев - рыбак и охотник, хозяин этого дома, сказал, что на озере километрах в сорока отсюда стоят геодезисты. Нам очень нужно было дать радиограмму в контрольно-спасательную службу, чтобы нас не начали искать, так как все контрольные сроки заканчивались. Медведев попросил подвезти его до геодезистов, но именно его Тюменцев категорически отказался везти. Наш командир в предыдущий свой поход здесь останавливался, и у него с Тюменцевым сложились какие-то напряженные отношения. Юра согласился подвезти до геодезистов Киселева вместе с его каяком. Отец сплавал на другой берег и привез оттуда нашу лодку. Сначала он переправил туда каяк Медведева, чтобы я мог переправиться на нем через озеро, но командир пошумел на него, что он оставил на другом берегу его лодку с документами, и отцу пришлось еще раз переправлять через озеро уже нашу лодку и пригнать оттуда каяк Медведева.
Вечерело, и нужно было срочно готовить ужин. Начиналось наше дежурство. Мы развели костер, поставили палатку, и отец надолго ушел в дом к Тюменцеву, а я остался один дежурить и сушить промокший насквозь спальник. Было уже поздно. Я в этот день ужасно устал, и теперь нужно было одному дежурить. Как смог, подсушил вещи. Мой спальник тоже был наполовину мокрый. Я забрался в спальник, пытаясь тщетно найти место посуше, свернулся калачиком в мокрой палатке, в которой мы положили нагретые камни, и заснул. Отец пришел в два часа ночи и умудрился подарить Тюменцеву наш большой нож. Он хотел договориться, чтобы меня вместе с Киселевым подбросил Тюменцев до геодезистов. По его мнению, вид у меня был совсем замученный, и он хотел меня отправить отсюда.

18.08. Утром я встал в шесть часов на дежурство. Отец еще сидел у костра и сушил свой спальник и чуни. Юра проверил сети и отдал нам 15 кг гольцов. Мы с отцом заклеили шесть дыр на лодке, на что ушло минут сорок, задержав этим отход группы, но идти по озеру в дырявой лодке - это будет еще большая задержка в пути. От командира за эту задержку получили очередной втык. Юра не вышел с нами попрощаться.
Хантайское озеро изрезано длинными заливами, рукавами. Берега гористые, покрытые лесом. Озеро огромное, как и все здесь озера, уникальное, со скалистыми берегами и островами. Мы были в правой "штанине" озера. До поселка Хантайское озеро - конечного пункта нашего путешествия, еще сто двадцать километров. Поэтому отец и хотел меня отправить отсюда на моторе. Сто двадцать километров по озеру, когда мы уже вымотаны, это очень тяжело.
Вначале озеро было шириной около двух километров. Через восемнадцать километров мы вышли на основной простор озера. Оно расширилось до 8-11 километров. По берегам были высокие горы, которые языками вдавались в озеро и то прямо обрывались в воду, то немного отходили от берегов. Впереди - дальний мыс, за которым, по нашим представлениям, стояли геодезисты. Юра сказал, что они стоят на левом по нашему курсу берегу. Мы перешли на левый берег и встали на обед. На обед мы приготовили гольцов. У речного гольца окраска темнее, и он много вкуснее озерного. Пообедав на пляже, мы двинулись дальше. У Медведева каяк сильно тек, а теперь стал течь еще больше. Это уже давно осложняло наше движение. Мы не могли пересекать напрямую заливы озера и вынуждены были идти вдоль берега, повторяя его изгибы. Это сильно удлиняло и без того бесконечный наш путь. Медведев вынужден был каждые пятнадцать минут отливать воду из лодки и поэтому вел нас вдоль самого берега. Наша лодка тоже достаточно сильно текла, но мы старались все-таки идти напрямую через заливы, минуя береговые изгибы. По этому поводу у нас с Медведевым возникали разногласия, что мы, мол, всех постоянно бросаем и идем напрямик. Из-за особых обводов нашей лодки ход ее на "гладкой" воде был значительно меньше, чем у других и если мы не шли напрямик, то сильно отставали от других, чем опять вызывали раздражение командира. Он считал, что мы слабо гребем. Вдоль дальнего берега прошла моторная лодка Тюменцева, а затем в обратном направлении прошли три лодки. Наконец, пройдя большую дугу вдоль берега, мы подошли к мысу, на котором в прошлый поход Медведева стояли геодезисты, но их там не было. Здесь мы и встали на ночевку. Костер развели внизу на каменистом берегу, а палатки поставили выше на террасе. На ужин доели рыбу и легли спать. День сегодня был солнечный, и ветра почти не было, шли небольшие встречные волны.

19.08. Сегодня с утра было пасмурно, сильная кормовая попутная волна и ветер. Озеро стало шириной уже больше двадцати километров. Медведева захлестывало, и он совсем прижимался к берегу, идя буквально в метре от него. Пройдя одну ходку, мы наткнулись на старый лагерь геодезистов. Это было то место, где Медведев собирался их найти и добыть у них немного продуктов. Теперь встретить их почти не было шансов. Продуктов у нас осталось на сегодня и еще на один день. На противоположном берегу виднелись какие-то строения - видимо, зимовье другого рыбака - Толи, а может, и лагерь геодезистов. Но туда напрямик через озеро километров десять. Мы чуть было не спровоцировали командира идти туда через озеро, но он вовремя одумался и не рискнул идти через озеро на своем каяке. Наш экипаж он предупредил, чтобы мы были готовы взять его на свою лодку, если его каяк будет тонуть. Спросить и взять у Киселева его каяк Медведев, видимо, не решился. С Лёней разговор короткий, он даже попробовать свой каяк категорически ни кому не позволил. Не только каяк, но и шлем или что другое никто у Лёни не решался из-за осложнений брать. Медведев решил вести нас и дальше вдоль берега до поселка Хантайское озеро. Идти нужно еще пару дней, если повезет с погодой. Если поднимется ветер и волна, то можно застрять надолго. Порции еды были и так весьма скромные, а теперь мы их еще урезали, чтобы растянуть продукты на пару дней. Мы пошли по большой дуге вдоль берега мимо низких безлесых заболоченных берегов, вдоль какой-то впадающей в озеро реки. Подошли к мысу Либар и встали на ночевку.

20.08. С утра ветра не было. Был почти полный штиль, выглядывало солнце. Погода была отличная. Мы миновали мыс Либар, пошли к следующему, виднеющемуся впереди мысу, напрямик. Слева на берегу, до которого было километра два, мы увидели какие-то строения. Сделав резкий поворот, не сговариваясь, мы все понеслись к ним. На берегу лежали сети, разобранный снегоход "буран", небольшие узкие лодки - плоскодонки длиной метра три - четыре, моторная лодка. Здесь было небольшое. низкое строение, в котором был деревянный чан с засоленной рыбой. В чану, в рапе (соляной рассол), плавала, видимо, уже давно засоленная рыба - муксун и голец. Дверей у этого строения нет. У строения три стены. Вместо четвертой стены висел брезент - видимо, от мух. В лесу, подальше от берега стоял дом, который не был виден с берега. Хозяев не было. В доме нашлись рожки, на столе полбуханки заплесневелого хлеба, сухари. Нашли какой-то комбижир, который показался нам с сухарями очень вкусным. Медведев на этот раз дал команду брать все, что найдется. Найдя кое-какие продукты, мы повеселели, настроение поднялось. С собой взяли соленых гольцов, комбижир, плесневый хлеб, рожки. Себе мы с отцом дополнительно взяли из чана несколько соленых муксунов. Пока мы осматривали стоянку рыбаков, поднялись волны. Идти было тяжело. Сделав еще одну ходку, встали на обед. После обеда поспали часок на берегу, пока улеглись волны и снова двинулись в путь. Пройдя вдоль берега, увидели на берегу три чума и троих мужиков в моторке. Двинины, пока не уехала моторка, рванули изо всех сил к берегу. Мужики в моторке, увидев несущуюся к ним байдарку, стали лихорадочно дергать веревку, чтобы завести подвесной мотор на лодке. Перед самым носом у Двининых им удалось завести мотор, и они умчались на полном газу, оставив ни с чем обескураженных Двининых. На берегу лежали сети. Мы с отцом впервые видели чум. Нам с отцом чумы понравились своей надежностью, просторностью внутри, отсутствием комаров. Это надежное в непогоду, теплое жилище, в котором можно находиться во весь рост, греться у костра, готовить еду. По периметру, у стен лежали разные вещи, не плохой приемник "ВЭФ", приготовлены постели. К нашей большой радости, мы нашли немного печенья и сухарей. Командир нас всех поторапливал, мы сели в лодки и двинулись дальше. Несколько раз нам попадались на пути песчаные косы шириной метра по два. Протяженность песчаных кос вглубь озера была километра полтора. Через них мы проводили лодки. Глубина на них была в несколько сантиметров. По пути мы с отцом понемногу ели взятых соленых муксунов. Они были очень соленые, но ужасно вкусные. Низкий берег с песчаными косами закончился. В месте впадения какой-то реки мы пересекли еще один залив и встали на перекус. На перекус были остатки инпита. Не успели мы развести водой свой инпит, как увидели почти на середине озера идущее в сторону поселка какое-то большое судно. Некоторые наши товарищи посмотрели в сторону этого судна и помечтали, что хорошо бы, мол, на этом пароходе доплыть до поселка. А судно все приближалось. Тут отец говорит мне с Сашкой Двининым - прыгайте в лодку и попробуйте остановить этот пароход. Мы бросили разводить водой свой дурацкий инпит, вскочили в байдарку Двининых - она побыстрее на ходу, и рванули на середину озера, как пираты на перехват судна. Пароход остановился, когда мы приблизились к нему. Мы подплыли и договорились, чтобы нашу группу вместе с лодками подвезли до поселка. Судно развернулось и, не спеша, пошло к берегу, к нашей стоянке. Мы пошли на лодке рядом с ним. В это время наши на берегу увидели это явление, не поверили своим глазам, затем всё поняли, забегали, засуетились и бросились кидать в лодки свои вещи. Пароход подошел совсем близко к берегу и остановился. Глубина была по колено. Мы погрузили на палубу свои лодки, и пароход двинулся дальше. Судно это ходило по озеру и забирало рыбу у рыбаков. Посредине носовой части палубы была большая открытая емкость с водой, в которой и перевозили рыбу. Теперь мы плыли на пароходе как белые цивилизованные туристы - "товарищи туристы, посмотрите, пожалуйста, налево, посмотрите направо - вокруг Вас Хантайское озеро". На пароходе мы плыли не одни. Были здесь еще "халявщики". Это была группа туристов-пешеходников из Уфы - пять мужчин и две женщины.
Теперь я доедал свой инпит, который не бросил, а прихватил с собой.
Вид у нас был приморенный. Мы все были мокрые, уставшие, замерзшие и голодные. Вид у меня, как, впрочем, и у остальных наших, был жалкий. Кроме этих женщин из Уфы, на судне в экипаже была еще одна женщина. Они приняли меня за замученную девушку и пригласили в кубрик. Это было небольшое помещение с кроватью, столом, газовой плитой и толстой поварихой. Теперь я сидел в теплом кубрике и объедался сгущенкой! с горячим чаем, с вареньем из черной смородины и с настоящим хлебом!.
Недоразумение по поводу замученной девушки вскоре раскрылось, но угощение от меня все же не отобрали, и я продолжал поедать все эти вкусные вещи. Мои сотоварищи в это время мерзли на ветру на палубе, не подозревая, как мне тут хорошо. Я продолжал пить чай, и мне их было очень жалко.
Меня оставили одного. В кубрик заглянул отец, разыскивающий меня, и мы с ним с полчаса, пока судно не подошло к причалу, были здесь в тепле, с горячим чаем и угощением. Наконец показался поселок. При выгрузке наши коллеги умудрились нашу лодку пропороть о борт катера. Рядом пристали еще два таких больших рыбацких катера. Капитан предложил завтра идти с ним на катере до Снежногорска. Мы отошли от пристани метров на пятьсот, разбили лагерь и стали готовить ужин. Рядом встали туристы из Уфы. Долгий и трудный наш поход практически закончился. Как поется в песне: "Вот и закончен наш трудный маршрут..."
Ужин готовила каждая группа отдельно, а ели обе группы вместе. Нам нечем было угостить коллег из Уфы - у нас были только макароны без масла, зато они нас ужином порадовали. Туристы из Уфы закончили маршрут раньше времени, у них остались продукты, консервы и они нас славно покормили. Очень они были удивлены и с интересом наблюдали всей группой, как мы с отцом три раза добавляли себе еды. Ребята из Уфы до поздней ночи пели песни под гитару, но мы с отцом их уже не слушали. Стал накрапывать дождь, и мы отправились накрывать свою палатку от дождя и спать. После такого ужина в палатку мы оба еле забрались - было никак не согнуться. Такого у нас не было никогда в жизни. Особенно спать не пришлось, так как дождь усилился, а наша капроновая палатка была накрыта тремя небольшими кусками полиэтилена, которые постоянно сносило ветром и приходилось постоянно из палатки выскакивать и как-то поправлять полиэтилен. К утру палатка вся намокла, и остался только клочок сухого места посредине, на котором мы пытались пристроиться спать.
Киселева геодезисты подвезли до поселка, где он нас и встретил.

21.08. В поселке Хантайское озеро были довольно жалкие постройки и много здоровенных отличных собак. Собак в поселке, кажется, было больше чем жителей. Это были крупные эвенкийские лайки. Они сами по себе разгуливали по поселку и валялись где попало, но вели себя мирно. Только однажды, когда отец пытался перешагнуть через большущую собаку, валяющуюся прямо поперёк дороги, она подняла голову и предупредительно прорычала против такого к ней неуважения. Пришлось ее обходить стороной. Первый же житель поселка, которого мы встретили, задал нам единственный вопрос - нет ли у нас водки. Потом выяснилось, что здесь в поселке "сухой закон", и в магазине не бывает водки. Зато местный народ летает за ней на самолете или вертолете в Дудинку или в Норильск. Стоимость пролета на вертолете до Норильска в один конец при этом составляет две трети от стоимости билета от Норильска до Ленинграда.
Как отсюда вылететь, мы выяснили у председателя сельского совета. Это была приятная женщина лет сорока пяти - эвенкийка, которая любезно разместила нас и уфимцев в клубе. Командир дал из сельсовета радиограмму о завершении нашего похода. В отношении вылета, нам сказали, что в зависимости от погоды, рейс может быть в любую минуту или не быть недели так две, так как погода в это время очень неустойчивая. Нужно дежурить и узнавать, когда будет борт у радистов на аэродроме. Называют здесь просто "борт", так как неизвестно будет ли это самолет или вертолет. Разница в стоимости полета на самолете или на вертолете в два раза. Заранее никогда неизвестно будет ли борт из Дудинки или из Норильска.
У отца давно кончился и отпуск и все мыслимые и немыслимые отгулы, и он беспокоился об осложнениях на работе, на которой у него и без того были напряженные отношения. Поэтому командир послал на переговоры с местной фельдшерицей нашего медицинского светилу доктора Смирнова, чтобы он договорился о выдаче отцу справки или больничного листа. Фельдшерица как и председатель сельсовета, оказалась тоже очень любезным человеком и разместила в своем мед. пункте в больничной палате и доктора, и "больного". Она этих бездельников, которые валялись на койке, на белых простынях и почитывали книжечки, кормила и поила за свой счет и всячески за ними ухаживала. Докторша оказалась совсем не местной. Она родом из Краснодара и работала в Дудинке врачом. Попала она в свое время в Дудинку, кажется, по распределению после института. В п. Хантайское озеро временно замещала отсутствующую фельдшерицу.
В медпункте было тепло, чисто и уютно. Кормили этих типов по-домашнему вкусно. Кажется, одним из первых здесь оказался Киселев, которому было оказано особое внимание и забота. Через два или три дня, когда улетели вертолетом командир, Двинины и Макаренко, я тоже перебрался в медпункт на больничную койку.
Улетели наши военные с трудом. Вертолет появился вдруг, с бухты-барахты. Мест в вертолете свободных не было. Эвенки при вылете здесь имеют привилегии. Командир уговорил пилотов, чтобы взяли "полковника Двинина". Вертолет улетел в Дудинку. Из нас четверых, оставшихся здесь, спешил домой только отец. Для меня путешествие продолжалось. Занятия в институте начнутся еще не скоро. У Смирнова отпуск большой, а Киселеву в гостях у хозяйки медпункта было так хорошо, что он тоже совсем не спешил улетать. Работает он в школе, и занятия начнутся тоже не скоро. Поэтому заботиться о вылете отсюда приходилось только отцу. Он постоянно бегал на аэродром к радистам, смотрел в пустое промозглое небо, вслушивался - не летит ли что по воздуху, но ничего утешительного не было. Радисты на аэродроме никаких сообщений о вылете в наш поселок вертолетов не получали. Аэродром находился недалеко - на краю поселка. Это была просто ровная грунтовая площадка безо всяких строений. Радисты размещались в стороне в какой-то тесной пристройке. Мы уже поняли, что здесь вертолеты чаще всего просто вдруг сваливаются с неба. Поэтому нужно было почаще прислушиваться и поглядывать на небо. Уфимцы тоже не улетели. Они завели дружбу с двумя русскими продавщицами магазина и вечером предложили нам сходить в баню, которую истопили им новые подружки. Электричества в бане не было, мылись при свечах и чуть не замерзли в этой бане. За тонкой стенкой, из-за которой слышны были голоса - была комната, в которой жила одна из продавщиц. Строения в поселке были очень плохие, совсем не по климату заполярья. Не приходится поэтому удивляться, что эвенки так любят свои чумы и предпочитают в них жить. Это и привычнее, и надежнее зимой. В поселке есть баня, которая стоит на берегу огромного Хантайского озера, но она не работает - нет воды - то ли насос сломался, то ли непорядок с электричеством.
На следующий день вертолет на наш поселок все-таки неожиданно "свалился". Отец, услышав шум вертолета, понесся, как наскипидаренный на аэродром, приказав мне быстро собираться. Из вертолета вышли пассажиры. Отец стал договариваться с пилотами, чтобы нас забрали, но они сказали, что должны лететь к рыбакам, забрать у них тонны две рыбы и оттуда лететь в Норильск. Груза будет много, и нас взять они не смогут. Если рыбы будет немного, то они пообещали за нами залететь. Надежды почти не было. Если даже груза будет немного, то вряд ли вертолет полетит специально за нами, сделав при этом круг, а не прямо в Норильск. Но пилоты в этих краях народ особый, и они все-таки за нами залетели. Рыбы в полиэтиленовых ящиках было много. Байдарки и рюкзаки мы затолкали под самый потолок на ящики с рыбой. Сидеть нам было негде, и мы вчетвером хоть и стояли, но были ужасно довольны. Вертолет летел прямо в Норильск, а не в Дудинку, из которой еще пришлось бы добираться до Норильска. Присев кое-как на краюшки ящиков теперь осматривали окрестности с высоты, через иллюминаторы вертолета.
Плату за пролет с нас не взяли. Вертолет приземлился, и пилоты, заглушив моторы, попросту ушли по своим делам. В здании аэропорта мы были крайне удивлены, увидев в очереди за билетами, которая, кстати, уже подходила, Медведева, Двининых и Макаренко. Они, заплатив приличные деньги за пролет, всю ночь добирались на машине из Дудинки до Норильска. Билеты взяли довольно спокойно и благополучно полетели домой...
Из нас один человек еще раз побывал в Хантайском озере, но мы об этом узнали совершенно случайно через полгода. На улице Ленинграда возле магазина отец встретил женщину, очень похожую на доктора, которая нас любезно приютила в Хантайском озере. Она рассмеялась, спросила, не узнает ли он ее? Это была наша докторша, которая стала женой Лени Киселева. Леня в новогодние каникулы слетал в те далекие края и привез докторшу в Ленинград.

Другие мои фотографии и описания походов можно найти на сайте: "http://www.vs1969r.narod.ru" rel="nofollow"