Полезное в библиотеке

7 августа 2019
Автор книги: Семира (Санкт-Петербург)
Год издания: 1998
0 0 0
Автор: Семира (Санкт-Петербург)

Содержание

Живые потоки Индии
По Ганге на Восток
Мать-Ганга
       Чудотворец-Шива
       Волшебник Хануман
       Воительница-Дурга
       Старые и новые храмы Индии
Бенгальский залив
Джаганатх и воплощения Вишну
       Солнце-Сурья и боги-планеты
       О Кама-сутре
       Кришнаизм - религия любви
       Храмы Бубанешвара
Буддийские места Индии
Через Агру на Запад
Ашрамная жизнь
Кума Мела в Харидваре
       Храм Синей Шеи: амрита и яд
       О Раме и его помощнике Ханумане
       Омовение
       День интернациональной дружбы
Гималаи

Юг Индии
Курорты океана: Тривандрум
       Железная дорога
       Керала
       Коваламский пляж
       Город Тривандрум и его храмы
Каньякумари: самая южная точка Индустана
       Храм девы-богини и острова южного мыса
       Сучиндрум - храм Ханумана. Свадьба Шивы и Каньякумари
       Католичество на юге Индии
       Водопад Тыр-Пыр-Арви
Мадурай: медовый город индуизма. Южные невесты Шивы
       Ещё раз о гостиницах, автобусах и общем вагоне
       Храм Минакши - восьмое чудо света
       Храм-мантра
       Горные окрестности Мадурая
       Пять течений индуизма
Рамешварам: оживающая история
       Мост на Шри Ланку
       "Южное Варанаси"
       Морские заводи Рамешварама
Французский город Пондичерри и интернациональная колония - Ауровиль
       Матри Мандир
       "Самадхи плэйс: место освобождения"
Махаблипурам - город каменотесов
       Береговые храмы
       Легенда о спящем Вишну
Канчипурам: древо знаний
Путтапарти: индия для индусов
Интеллигентная Индия: из Бангалора в Дели
Отдых на севере
Возвращение

Аннотация
Это рассказ об Индии и ее богах — где информация изложена живым языком и иллюстрируется картинками быта. Он будет полезен тем, кто интересуется духовной культурой Индии или хотел бы туда поехать.
Кто такая Мать-Дурга, на каждой горе носящая разные имена? Почему "продвинутые" йоги до сих пор разгуливают по улицам с трезубцем Шивы в руках, а современные граждане не перестают молиться богу-обезьяне совершенно так же, как христиане — своим святым? Очевидно, настолько глубок символический смысл этих образов, что не исчерпан до конца рациональными веяниями современности, и носителю иной культуры, который не чувствует его от рождения, следует отнестись к нему с философским вниманием.

112 печ. листов, около 300 с. с фотографиями – заинтересованные в печатной публикации этой книги или в предложении стать их гидом в поездке по Индию могут обратится к автору по тел. (812)245-07-28 или по e-mail).

Авторская справка:
Семира (лит.псевдоним) — Щепановская Е. М., закончила филолог.фак.ЛГУ, астролог с 20-летним стажем, автор 16 книг по астрологии, мифологии, символике и философии, кот. выходили с 1992 по 1998 гг. в соавторстве с супругом В.Веташем. (Информацию на эту тему можно посмотреть на сайте: astrologer.ru/Единомышленники/ Семира и В.Веташ)

Живые потоки Индии

Я путешествовала по Индии дважды: оба раза по месяцу, каждый день посещая новые места, и для такой огромной страны это очень мало. Я поехала в Индию как мифолог и астролог - и нашла там больше, чем ожидала. Я увидела то, о чём невозможно написать в краткой статье журнала и что не успевают раскрыть телепередачи: в жизни ощутив её мифологию - и через быт восприняв её религиозную духовность, которая у нас - удел искателей.

Жизнь в Индии похожа на праздник - особенно по вечерам, когда открываются храмы, проводятся церемонии разных религиозных течений и концерты. Там действительно много праздников - и куда бы вы ни поехали, в любое время года вы встретите их. Индия - страна, где можно отдохнуть: особенно измученному жителю нашей страны, привыкшему каждый день, с утра до вечера, сталкиваться с препятствиями.

Мы уже не замечаем этого, но когда возвращаешься в Россию, возникает впечатление, что все постоянно сражаются друг с другом: каждой фразой, каждым жестом мобилизуя соседа на борьбу. Конечно, таков наш климат: люди будоражат друг друга, чтобы не впасть в спячку посреди снегов (как это делали зимой древние угро-финны, жившие на нашей территории). Мы словно нарочно перед каждым действием воздвигаем себе барьер, чтобы потом с размаху его преодолеть. Мы ходим по улице в броне, потому что ждем психологического удара от первого встречного. Мы и дома не снимаем её. Мы так привыкли - но когда борьбы нет, какое же это блаженство!

Индия - страна культуры ненасилия, что очень заметно в бытовом общении. Её образ жизни ярко отражает древнеиндийский миф об освобождении потоков, скованных змеем Вритрой . Змей - главное воплощение мирового зла - создал запруды, ставшие преградой на пути рек. Чтобы освободить воды жизни, родился сильнейший из богов: громовержец Индра . В мировой битве грозы он разрубил змея на части, вернув земле плавное течение вод, а вместе с ним - процветание.

В Индии реки обожествляются как матери, и люди поклоняются им: может быть, для того, чтобы они не забыли о своей хранящей роли, и змей Вритра никогда не смог овладеть течением жизни. Реки, текущие к океану с Гималаев,- важные артерии индийского региона. А если на пути горной реки: как и всякого жизненного потока - образуется запруда, это приведет к катаклизмам. Накопившиеся воды хлынут бурной лавиной, смывая всё на своем пути. И Инд, и Ганг неоднократно меняли русло, предавая запустению прежде цветущие города. И этот миф имеет исторические корни - но его символический смысл актуален и поныне.

Индия - страна, где поток жизни течет свободно. Он спокоен и нетороплив, его почти не затрагивает бешенная гонка современной цивилизации. От этого плавного ритма у европейца порой возникает завистливое ощущение, что индусы отдыхают, вместо того, чтобы работать (мы как нарочно все время что-то "делаем"! а они - просто живут. Их праздник жизни - для них самих, а не для иностранцев: в этом мы на них тоже непохожи. Хотя в целом Индия для России - куда более родственная душа, чем Европа.)

Если специально не ездить в многоэтажные кварталы больших городов (Бомбея и Калькутты): чтобы "полюбоваться" американизацией, заполонившей наш земной шар,- то кажется, что жизнь в Индии мало изменилась за последние две-три тысячи лет. По улицам ходят типажи, жившие в Европе разве что в эпоху Христа. Народу в Индии много - почти миллиард, и старые улицы такие тесные, что машина там не проедет - только рикша (велосипед с прицепом или крытый мотоцикл с кабинкой). Попадаешь в толпу - но это не вызывает неприязни: столь экологичны люди, с мягкой психикой, лишенной острых углов, о которые мы боимся пораниться. Так нас не разражает, что в лесу много деревьев: пусть их будет больше! В Индии возникает удивительное чувство комфорта и безопасности: отчего многие, побывавшие там, воспринимают её как родину.

В этом есть истина: ведь это одна из древнейших цивилизаций, где люди жили с незапамятных времен (и уже 7 000 лет назад там существовала так называемая культура Джармо). Наше тело и душа не столь привычны к жизни на уровне полярного круга. Древние люди не случайно селились в таких местах: В Индии очень ровный климат, и организм адаптируется к нему мгновенно. 5-6 часов на сон с лихвой хватает, возникает естественная привычка вставать с восходом солнца. Приезжающим туда почти не требуется аклиматизации (и напротив, вернувшись в Россию, люди нередко болеют). Может, вся причина нашего неумения жить, резкости преобразований и узости идеологического формализма - в нехватке энергии, хотя это не оправдание, конечно...

Солнце делает свое дело: я чувствовала, что мой энергетический уровень подпрыгнул как никогда - и в первые дни спала по нескольку часов, заставляя себя спать. Именно солнце - причина яркой красочности Индии: другой угол преломления лучей света (и когда я вернулась, то видела всё как будто бы в дымке: и казалось, что кроме серого и голубого у нас другие цвета отсутствуют). Солнечный ультрафиолет убивает микробы: через полчаса даже коровья лепешка, оставленная священным животным, становится сухой и стерильной (и индусы из них строят хижины). Так что слухи о "грязной Индии" сильно преувеличены. Меня поразило, сколько грязи я по приезде увидела и ощутила в Ленинграде: в одной нашей пыли 80% свинца! В Индии же загрязняющих производств почти нет, и воздух чистый, как и земля - и конечно же, артерии рек. Наиболее уникальна Ганга из-за большого содержания серебра. В предгорьях она светло-изумрудная и производит впечатление кристальной чистоты.

Следуя предупреждениям, я поначалу покупала воду в бутылках (mineral water) - но потом поняла, что точно такая же вода течет из-под крана в гостинице и её же дают в столовой. И в конечном итоге, когда я ездила на велосипеде в сельской местности, я пила воду даже из колодцев - как в России. Может, американец, привыкший к пятизвездочным отелям, и заразился бы на моем месте всевозможными болезнями - но не русский, привычный к бытовым условиям нашей, теперь уже не такой необъятной, родины. Недаром говорят: что для русского хорошо, для немца смерть.

Пища у индусов очень острая - без воды не съешь, приходится запивать каждую ложку, но специи тоже дезинфицируют. Расстройство желудка вызывали только экзотические фрукты: лучше есть привычное. Например, самуса - пирожки с картошкой или "milk cake" - сладкие творожные шарики разных цветов. И конечно, чай: в Индии его варят всегда с молоком и специями, наливают обычно в одноразовый глиняный горшочек, а пирожки кладут на тарелочку из листьев. Эту природную посуду потом бросают прямо на землю, и коровы подъедают остатки вместе с тарелками. В результате все чисто - и если посмотреть на вещи непредвзято, нам останется лишь позавидовать индийской экологической ситуации.

Для тех, кто хотел бы поехать в Индию, несколько слов о городах. Железнодорожный вокзал в Дели - и улица Main bazar, куда прежде всего едет наш человек из Аэропорта, чтобы переночевать и купить билет на поезд - это, пожалуй, одно из худших мест в Индии - впрочем, как и наши вокзалы. Здесь и вправду возникает ощущение базара: скученности народа и хаоса, в котором ничего не понять, в первый момент вызывающего шок у всякого, кто не был на Востоке. Лучше там не задерживаться: подолгу там живут лишь наркоманы.

В Дели можно пешком догулять до площади Конат Плейс (Cognat Place), Индийских ворот (Indian Gate) и Обсерватории 18 века. У индийских ворот показывают ручных змей, выманивая у иностранцев рупии. Можно поехать на экскурсию по городу или делать покупки, но не на центральной площади, а лучше там, где написано "Sale" ("Распродажа"). В магазинах, где не написаны фиксированные цены, стоит торговаться: тем более что от общения с продавцами получала удовольствие. Не нужно чувствовать себя выше: совсем не обязательно быть "мистером" и "мадам" - хотя бы потому, что за это придется выложить лишние деньги.

Отношение индусов к иностранцам напоминает наше: для своих цены одни, для чужих - другие. Индусы убеждены, что у иностранцев много долларов. И они правы, если сравнить минимальную зарплату американца (тысячи полторы долларов в месяц) с доходом среднего индуса (50-100 долларов в месяц). Положение среднего жителя нашей страны не лучше, если учесть наши цены, налоги, плату за квартиру и необходимость иметь теплую одежду. Цены на транспорт, питание и одежду в Индии значительно ниже наших. Индусы не верят в нашу необходимость экономить и жалуются, что мы не даем им, бедным, заработать. Но продавцы блюдут свою выгоду, и если вы не захотите платить в десять раз дороже, вам в конце концов предложат то же самое по местной цене.

Отчаянно желая заработать, любой рикша вызовется вас подвезти, хотя может не знать, куда ехать, и высадить не в том месте. Полезно, не стесняясь, предупреждать: если довезете не туда, я не заплачу,- тогда, покатав вас по городу, он будет считать своим долгом хотя бы потом найти того, кто довезет, куда нужно. В целом же манера пообещать и не сделать (так же как посмотреть и не купить) более присуща русским, чем индусам: и если продавец долго демострирует вам товар, то будет обижен, если вы ничего не купите.

Ганге на восток

Индия - страна дешевых товаров и драгоценных камней, изделий из серебра, золота и меди. И сегодня она вполне подтверждает тот образ, который создает всем известная ария индийского гостя из оперы "Садко" ("не счесть жемчужин в море полутемном далекой Индии чудес...") Но русские люди обычно ездят в Индию не за жемчугом, и даже не за купанием в волнах океана. Они едут в поиске духовного пути – иного, чем западный. Мои поездки, в этом смысле, не исключение.

Первые две недели путешествия мы провели втроем: три молодые женщины, оставившие дома мужей и детей. Интересное наблюдение, которое сделал мой супруг: если морские курорты Египта, Турции или Болгарии предполагают отдых всей семьей, то в Индию даже вполне счастливые семейные люди часто ездят поодиночке. Семья дает ощущение уюта - но в Индии дополнительного комфорта не требуется. Там в воздухе разлита теплота семьи. Потому даже тот, кто никогда не остается в одиночестве здесь, там не тоскует ни о семье, ни о родине. И это первое психологическое чудо, которое ощутит каждый, кто не побоится остаться с Индией один на один.

В Индии люди легко встречаются и мягко расходятся. Бывает, распадается группа, сложившаяся в Ленингаде, - и это неслучайно. Потоки Индии ведут каждого своим путем. Каждый находит именно то, что близко его сердцу. И это чудо второе. Остальные же чудеса зависят от самого человека. Атмосфера Индии и ее духовные потоки влияют скрыто и очень незаметно - как и когда раскроется то, что впитала душа, ум понимает не сразу.

Сегодня понятие самореализации рисует образ восхождения на вершину. И восточный ориентир духовности для многих - горы Тибета. Но говоря об Индии, хочется повторить слова Гессе: река жизни, как и все реки, течет вниз. Как мать-Ганга - с вершин Гималаев к океану, сливающему воедино и растворяющему в себе все потоки. Таков образ духовности Индии.

Если привычное нам христианство опирается на догмы, и его монументальные храмы нередко подобны навеки застывшим египетским пирамидам, в Индии духовность растворена в самой жизни. Святы реки, на всем протяжении которых каждый день совершаются службы. Святы горы и пещеры, где, как и тысячу лет назад, живут отшельники. Святы деревья, отмеченные особой милостью Шивы, оставившего под ними свой лингам в виде круглого камня. И вправду река будет святой, если тысячелетия называть её Матерью - в ежедневном ритуале пуджи сохраняя древнее осознание важной роли водных артерий в жизни человека! А мало ли гор и деревьев с круглыми камнями, где природа дает повод основать храм? Не стоит торопиться называть это язычеством: такое восприятие поддерживает не только экологию страны и бережное отношение к жизни, но душевную непосредственность и чистоту отражения настоящего момента, дающую возможность постоянного рождения чего-то нового.

Индуизм можно назвать самой живой религией человечества. Это религия, в которой самые древние формы веры сосуществуют с неизменной нацеленностью в будущее, отчего на его почве легко возникают не отрицающие его сути и его корней новые религиозно-философские направления, которые и открывают европейцам индийские монастыри - ашрамы.

Наш маршрут был из Дели на восток: вдоль Ганги к ее священному городу Бенаресу, и затем к океану, на бенгальский залив. А потом на север - в ашрам в предгорьях Гималаев. Одна из моих спутниц организовала группу психологов для поездки в ашрам, с руководителем которого: индусом - познакомилась в Англии (чего только не бывает!) - и попросила меня быть переводчиком. Моей же целью было увидеть в жизни многоцветье мифологического словаря. Супруг расценил мою поездку в Индию как творческую командировку: исследованию мировой мифологии была посвящена самая увесистая из наших совместных книг в тысячу страниц толщиной. Возникло естественное желание прикоснуться к одной из древних культур не только через книги. Изучая мифологию: как основу астрологического и современного мышления тоже, в любой древней культуре можно вычленить одни и те же, общечеловеческие, сюжеты мифов. Образы богов подобны на всех концах земного шара. Но только в Индии древняя мифология сохранилась по-современному живой. Потому я и поехала в Индию.

Третья наша спутница присоединилась к нам буквально в последний день покупки билетов по иррациональному зову души. Ей даже приснился сон, будто едет она в какой-то трясущейся кабинке, в которой она узнала индийского моторикшу, как только мы прилетели в Дели. Нет ничего случайного: планета любви Венера в наших гороскопах стояла в одном и том же градусе. И хоть, собираясь в Индию, мы следовали своей индивидуальной женской логике, вместе вполне являли образ трех граций. Я составила маршрут так, чтобы мы могли попутешествовать и искупаться, прежде чем ехать в ашрам, встретив остальную группу в аэропорту. Посещением ашрамов лучше заканчивать поездку: отчасти потому что любой гость там расслабляется настолько, что никуда более ему ехать не хочется. А ещё потому, что невозможно понять духовную жизнь Индии без понимания самой страны.

Древняя мифология стала для меня тем ключом, который позволил глубоко проникнуть в культуру Индии в крайне сжатые сроки поездки. Ключ мифологии оказался очень подходящим для понимания жизни и духовности этой страны. Индийская культура легко трогает душу через мифы: я убедилась в этом, постоянно рассказывая их по дороге, чтобы приоткрыть для своих спутниц завесу индийских религиозных традиций, которые мы наблюдали. Мифы о богах будили живое внимание к происходящему у других людей группы, где я выступала как переводчик. И по ходу я рассказа я буду неоднократно останавливаться на индийских мифах. Читатель, уставший от информационного прессинга наших СМИ, может, конечно, и пропустить всю индийскую мифологию. Но если он поедет в Индию, не зная ее богов, в ее древние храмы он не войдет: и в прямом, и в переносном смысле.

Мать-Ганга

Мы посетили сначала Варанаси/Бенарес - старинный культурный центр, протянувшийся вдоль высокого берега Ганги крутыми ступенями домов и храмов. Здания пирамидально уходят ввысь: летом, в сезон дождей, Ганга разливается, и вода поднимается на несколько метров. Низменный берег пустынный.

На восходе солнце освещает высокий берег, и город особенно красив с реки (а владельцы лодок всегда к услугам туристов). В дневную жару берег пустеет, а на закате вновь становится центром культурной жизни. В близлежащих улицах допоздна работают лавки (Варанаси - центр шёлковой и хлопчатобумажной продукции, и индийскую одежду стоит покупать здесь, где она дешевле). Тут же рядом открываются храмы, на берегу проводятся концерты и всевозможные церемонии разнообразных религиозных направлений. Бенарес - родина ситара и Рави Шанкара, и там проходят фестивали ситарной музыки. Индусы неизменно называют Бенарес святым городом, и с этим трудно не согласиться.


Фото 1: храм Шивы в святом городе Бенаресе, дрова для погребальных костров

Дважды в день здесь проходит пуджа Ганге. Священнослужитель внизу у воды, окружающие отвечают ему со спускающихся сверху амфитеатром ступеней. Потом они нисходят к матери-Ганге и опускают в темную воду зажжённые свечки на тарелочках из листьев, украшенных цветами: за души своих родных - совсем так же, как мы ставим свечки в церкви. Детишки подрабатывают, предлагая тарелочки иностранцам, и просто пускают их плыть в своё удовольствие. Чтобы отдохнуть, я присела на камень, свесив ноги в воду,- тут ко мне подошла девочка лет семи с тарелочками и, хоть я начала отказываться, спросила: а кто у меня есть из родственников. "Родители, брат..." - отвечала я, застигнутая врасплох: как долго я не думала о них,- и три свечки поплыли по воде. Девочка была вполне убеждена, что мама-Ганга заботится обо всех: об иностранцах тоже. Её, казалось, не беспокоило, что мои деньги остались у моих спутниц наверху. "Вы такая красивая",- сказала она, разглядывая меня с любопытством, которое больше походило на любовь. "Ты тоже," - улыбнулась я и почувствовала, как слёзы навертываются на глаза.- "Ты похожа на мою дочь..."


Фото 2: девочка на берегу Ганги

В чём загадка того, что это священнодействие на реке так трогает сердце любого, кто его видит? Может, в том, что из-за отсутствия столкновений чувства раскрываются, и душа снимает свой бронежилет? Или в изначальной естественности этой забытой нами древней церемонии? Когда в белые ночи в Ленинград приезжал руководитель ашрама, где мы были потом, он поклонился Неве, коснувшись её воды: и сделал это так естественно, что гуляющие жители нашего города рядом с ним показались иностранцами. Они словно не знали, зачем они тут: что им делать и как относиться к Неве, любоваться которой они пришли. Глядя на это, сопровождающая нашего индуса колумбийка сочла, что в белые ночи по городу ходят в основном туристы. Мы не стали их переубеждать...

Ганга является средоточием и других церемонией. Наиболее известен Бенарес ритуалом сжигания умерших: души которых мать-река потом уносит к океану, принимая под своё покровительство мертвых, как и живых. Недаром она течёт с высочайших гор мира - согласно мифологии, с небес - к океану: где возникла жизнь и который объединяет своими водами всю землю, сливая души людей в космическое единство. Символически, Ганга - река жизни, совершающая мировой круговорот. В специально отведённом месте близ храмов сложены поленницы хвороста; покойников обмывают в воде, сжигают, и пепел уносит вода. (Мы видели это с лодки, проплывая мимо: это столь по-бытовому просто, что не вызывает никаких особых чувств; а что меня поразило, так это чистота и свежесть воды даже вблизи места этой церемонии.)

К Ганге выходят праздничные процессии. В первый же вечер нас удивило великолепие семи повозок: на одной из них возвышались куклы в человеческий рост, на других ехали люди в красочных нарядах. Мне объяснили, что это одно из вишнуитских течений проводит праздник. Девушка, одетая Ситой, ехала рядом с колоритным стариком, который изображал царя Даширатху: они иллюстрировали эпос о герое Раме, спасшем свою супругу Ситу - а вместе с нею и весь мир - от демона Раваны. На слоне восседал руководитель. Рядом шли молодые люди в оранжевом и раздавали рисовый прасад. Колонна трижды описала круг у реки.

Чудотворец-Шива

Плотно застроенный домами берег в Варанаси чередуется с широкими проходами к реке: они называются гхаты, и главный из них, Кедар гхат ( Main ghat для иностранцев) - назван по имени Кедарнатха: великой формы творца Шивы, ко храму которого подводят высокие ступени от реки. Другим концом он выходит на обычную узкую улицу: его даже можно не заметить. В центре его алтаря стоит шивалингам - самый частый атрибут индуистских храмов. Священнослужитель поливает его водой матери-Ганги и краской ставит на лбу прихожан точку-тику. Она различается в разных храмах - и по её виду понятно, кого из богов сегодня почтил человек. Когда, посетив этот храм, я потом выясняла дорогу, какой-то индус, раздаваший рекламу ситарных концертов на реке, спросил меня: "Вы любите Шиву?"

Шиву нельзя не любить: он - тот, кто сочетает древность индуизма с его современностью. Повсюду можно встретить повященные ему деревья с ленточками и лежащие под ними раскрашенные камни-шивалингамы. Вроде бы ничего особенного, если не знать, что поклонение камням и деревьям - форма религии, присущая первобытному миру. Она напоминает о тех незапамятных временах, когда человек стал использовать камень как первый инструмент - а булыжники, покрашенные красной охрой и имитировавшие убитых зверей, помогали ему в репетиции охоты: древнейшей религиозной церемонии людей. От этой древней веры в волшебство камней идёт современная любовь к талисманам и легенды о сокровищах, приносящих их владельцам удачу и власть над миром - которую первобытному человеку дал взятый в руку кремень.

А дерево - давало кров и согревало. Оно хранило огонь, разгоревшись от молнии, а потом - от разведенного костра. Огонь, некогда воссылавший жертву к небесам, и ныне играет роль в ритуалах индусов. На другой вечер, когда мы шли по берегу Ганги, мы увидели в темноте большой костер, вокруг которого проходила какая-то церемония: мне не удалось её толком рассмотреть, так как мои спутницы заметили, что в этой толпе женщин нет, и решительно повернули обратно. Вероятно, это была шиваитская церемония. Потом, в Пури, я видела костры по четырем сторонам храма Кали.

Почитанию камней и деревьев - сотни тысяч лет. Покинув деревья джунглей ради простора саванн и освоив землю, люди обожествили небо, заранее предупреждавшее их о завтрашней погоде - но это не уменьшило их пиетета к деревьям. По древним поверьям, боги спускались к человеку с неба по деревьям, когда-то бывшим его домом (о чём напоминают папиллярные узоры: линии судьбы на наших ладонях, присущие лишь древесным животным - и человеку). Потому мы и сегодня не можем лишить себя подсознательной надежды, что если завяжем ленточку на дереве близ какого-нибудь святого места, нисходящее туда божество исполнит нашу просьбу. Такие деревья есть по всему миру, в том числе и христианскому - но, быть может, только в Индии их можно видеть прямо на улицах городов или тропинках деревень: и камни подчеркивают их святость. Такое дерево может прорасти сквозь крышу храма или теснить ближайшие постройки - и никто не подумает его срубать.

Почему в Индии эти волшебные деревья посвящены Шиве, и камень стал его фаллическим символом? История такова: после того, как человек осознал и стал почитать природу вокруг себя - гром, ветер, солнце - и наделил природные силы символическим смыслом, обожествив их, он захотел возыметь над ними власть. Шива - аскет, помогающий людям овладеть силами природы. Эта идея объединяет главную триаду индуизма: творца-Брахму, созидателя-Вишну и разрушителя-Шиву.

Появление Брахмы - бога закона - связано с развитием брахманизма: ритуальной стороны религии, как метода возобладать над невидимыми силами, и наладить с ними взаимодействие. Ритуалы заставили богов уступить человеку, они стали выше богов: так над ними возвысился Брахма, олицетворивший сами обряды и воплощенное в них знание, и оформилась каста брахманов. Женой Брахмы стала Сарасвати - богиня речи, азбуки деванагари и Вед. Его символ - белый лебедь: птица, зимой летящая на юг, а летом - на север, обозначая закон чередования времен и равновесие жизни и смерти. Брахме принадлежит все знание о мире, а потому и наша сознательность. В мифе о сотворении он рождается из лотоса, вырастающего из пупа спящего Вишну, плавающего в вечности по мировому океану на спине змея Шешы (образ змея - ипостась Шивы). Так просыпается из небытия разум. Неслучайно Брахме сопоставляется гуна саттва : ясность - название которой родственно нашему слову свет .

В образе Брахмы культура оградила людей от произвола стихийных сил: древнейших "языческих" богов индуизма. Но сама внутренняя энергия, дающая возможность человеку быть независимым от качественности мира, оставалась древней, природной, магической. Ею продолжал владеть самый могучий из богов - Рудра , яростный бог весенних гроз, сексуальных игрищ диких зверей и плодородия. И хоть был он демоном-асуром, но силой доказал свое право участвовать в жертвоприношении светлых богов, разметав их жертву и угрожая уничтожить все на свете, если они вздумают обходиться без него. Поскольку его энергия становилась отчасти управляемой и в лоне цивизизации приносила пользу человеку, он получил эпитет Шива - "благой, приносящий счастье". Шиве стали поклоняться те, кто взращивал в себе силу: йоги, пытавшиеся установить контроль над жизнью не извне, а изнутри, не с помощью культурных средств, а прямым путем, физически.

Так Шива дополнил Брахму, воплотив внутреннюю способность человека к трансформации . Шиве условно сопоставляется гуна раджас , неслучайно созвучная нашему слову "страсть". Исполняя аскетические обеты, герои получают от него силу, дающую им власть даже над дэвами-богами.

Духовное будущее Шивы - в том, что он остается главным покровителем совершенства йоги. Сопутствующий Шиве бык Нандин олицетворяет могучий потенциал его энергии из глубины веков, а традиционно обвивающие шивалингам змеи, меняющие свою кожу, символизируют вечное обновление жизни. На берегу Ганги обращает на себя внимание открытое святилище Шивы, где в окружении множества лингамов стоит его раскрашенный бык - Нандин. И тут же на пристани, среди лодок, бродят похожие на него коровы...

На новых храмах символ Шивы - ом , звук постоянного творения, всегда присутствующий во всем. Танцем на груди убитого асура, который также часто живописуют скульптуры храмов, Шива разрушает и строит миры, и с силой его не может тягаться никто. Однажды Брахма и Вишну заспорили, кто сильнее, тогда перед ними возник огромный пылающий шивалингам. Лебедь-Брахма пытался взлететь до его вершины, Вишну, обернувшийся вепрем (одно из его воплощений), чтобы достать до основания - но цели они не достигли. Энергия Творца бесконечна, она исходит из бесконечности и устремляется в нее.

Ом замещает более древний атрибут Шивы - трезубец . Это неизменный атрибут йогов, и в Варанаси я видела даже, как йог ехал на велосипеде, держа в руке трезубец: в сутолоке индийской рыночной улицы ему это не мешало.

Для западного взгляда трезубец Шивы делает его похожим на Нептуна. В верховьях Ганги - в Ришикеше - статуя Шивы даже сидит на помосте над рекой, держа в руке трезубец. В ипостаси змея Шеши Шива плавает по пустынным водам мирового океана до начала творения мира. Однако сексуальная символика сближает его не с морскими, а с подземными водами и энергией недр Плутона. В любом случае древняя символика трезубца напоминает о третьей, невидимой власти за гранью этого мира, за пределами Неба и Земли, которая вызывает к жизни даже то, чего еще не было и быть не может. Способность к регенерации делает Шиву целителем и чудотворцем - что и подтверждают его волшебные деревья с ленточками.

Хорошей иллюстрацией этих его качеств на уровне современного бытового восприятия служит индийский фильм, сделанный в западном ключе фантастического боевика (его показывали у нас по телевизору). У девушки убивают жениха в день её свадьбы. Обезумев, она бросается в храм Шивы и в экстатическом танце, с трезубцем в руках упрекает творца в несправедливости. Желая слиться с любимым, она разбивает голову о камни храма. Но у молодого человека есть друг - врач-экспериментатор: он тщательно сохранил его тело и мозг, в надежде узнать имя убийцы. Подобрав девушку и убедившись, что её сознание восстановить уже нельзя, он решается пересадить в её голову мозг её жениха. Операция проходит успешно. И заново рожденное существо с удесятеренной силой расправляется со своими врагами: которые в свой предсмертный час с ужасом узнают убитого в его очаровательной невесте. Что и говорить, без Шивы тут не обошлось!

Волшебник Хануман

Из главных храмов Варанаси, которые стоят не на реке, наиболее примечательны старинный красно-оранжевый храм Дурги и храмовый комплекс Ханумана , который находится неподалеку. За высокими воротами два здания, желтое и голубое. Оба низкие, одноэтажные - так как обезьяний бог Хануман символизирует тело, как объяснил мне кто-то из индусов. Вместо дверей открыта целиком одна из стен, и алтари практически на улице. Вместо обычных статуй здесь иконы: порой тёмные от времени, они похожи на христианские - и само это место мне по духу напомнило наш Никольский собор. На иконах хитроумный Хануман, выручающий героя Раму в борьбе с силами зла, одним пальцем подымает гору, летает по воздуху и не боится стихии огня. Этот хвостатый бог и вправду имеет нечто общее с нашим чудотворцем Николой Морским, спасавшем моряков от стихии: может, потому, что и ему молятся об исцелении и практической помощи. А молятся индусы поразительно похоже на нас - вероятно, люди вообще одинаково обращаются к Богу на разных концах Земли (особенно если взять индивидуальное содержание молитвы).

Нам, по культуре православным людям, не так легко понять, что индуизм и христианство - одно и то же. Это можно доказывать долго и безрезультатно, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Храм Ханумана показался мне самым подходящим местом, чтобы это ощутили мои спутницы. И это удалось!

Сама я прогулялась к храмам Дурги и Ханумана в первый же день вечером, пока мои спутницы отдыхали в гостинице. Попала я в них не сразу: рикша, вместо того, чтобы отвезти меня, куда я просила, предложил показать фабрику по производству изделий из шелка - и хотя я упорно отказывалась, все-таки привез меня туда. Слова, что я ничего не собираюсь покупать, успеха не имели: "Вы только посмотрите!" То же самое сказал и хозяин лавки - и проводил меня в мастерскую, где на ручных ткацких станках, которые прежде я видала разве что в этнографическом музее, работали несколько девушек. Видимо, он хотел, чтобы я убедилась в качестве ручной работы. Потом, усадив меня в просторной зале, без мебели, но с ковром и подушками, принес стакан чаю (я соблазилась: на улице было жарко) - и пока я пила чай, принялся разворачивать изделия своего производства: платки, шарфы, сари - одним движением, одно за другим, бросая их прямо на пол. Было видно, что конца этому не будет, пока я что-нибудь не куплю. Не зная, как выбраться из такой ситуации, и не желая давать хозяину лишнюю работу, я разрубила гордиев узел, сказав, что у меня с собой совсем нет денег! Тогда хозяин отпустил меня и отругал рикшу. И тот меня дальше не повез - пришлось ловить другого. К храмам я добралась уже в сумерки - но оказалось, вовремя: вечерние церемонии как раз начались.

Храм Ханумана с его черными иконами запал мне в душу, и я не могла не поделиться своим впечатлением с девочками. Та моя подруга, что имела восточные корни, лелеяла в душе симпатию к мусульманству. Другая очень серьезно относилась к православию и не допускала мысли, что индуизм может с ним сравниться. (Даже свои деловые отношения с руководителем ашрама она связывала с той спасительной мыслью, что в прошлой жизни они познакомились в христианском монастыре.) И я ничего особенно не объясняла. Преодолевая апатию моих спутниц, возникавшую от дневной жары, я просто привела и показала.

Они увидели и почувствовали то же, что и я: духовную атмосферу старой церкви, намоленной и проникнутой верой в чудо. Неожиданно став столь же внутренне серьезными, как если бы пришли на исповедь в свой знакомый храм, они молча смотрели на то, что открылось их взгляду. И выйдя за пределы храмового комплекса (фотографировать там нельзя, как и в наших церквях, и разоваривать там мы тоже не стали), поблагодарили меня. А потом одна из них решила поделиться с нами тем, что было для нее свято. Усталость их прошла, и мы уже значительно бодрей отправились гулять по берегу Ганги. Вот такой волшебник Хануман!

Уместно сказать еще пару слов о боге, храм которого дал нам ощутить единство мировых религий. В мифологии Хануман имеет черты трюкача-трикстера - о чем напоминает его обезьяний облик. Обладая силой, он играет с ней. Подобно тому, как греческий Гермес, едва выбравшись из пеленок, украл у Солнца-Аполлона стадо (туч) и тут же съел пару быков, маленький Хануман едва не проглотил Солнце и Луну, приняв их за мячи-игрушки. Его помощь герою Раме носит откровенно сказочный характер: как сын бога ветра он совершает прыжок через океан на Шри Ланку, разыскивая его супругу Ситу. Но в эпосе это уже реальное историческое лицо: мудрый советник царя, предоставившего войско в распоряжение индийского героя.

И в религии Хануман предстает могучим мужем, помощником в безвыходной ситуации : потому индусы молятся ему в невзгодах - и он помогает им, как помог Раме. Его считают святым мудрецом и воплощением бога Вишну (так же как самого Раму, и Кришну, и Будду, и Христа). В Махабхарате именно он излагает философию мирового закона - дхармы: который мыслится и законом нравственным1.

Согласно Хануману, во времена, называемые Крита-югой, все было совершенно, и ничего не нужно было совершать. Не было ни богов, ни демонов, ни Вед, ни жертвоприношений: желаемое достигалось средоточием мысли. Чувства были сильны и постоянны, потому не было ни болезней, ни враждебности, ни страданий, ни гордости, ни предательства. Нравственность людей опиралась на слияние с всемирной душой. Духовный путь был доступен для всех. Духовной сутью всех существ был белый Нараяна (воплощение Вишну в форме чистоты).

Но в Трета-югу целостность дхармы была нарушена. Вселенская душа Нараяны приобрела красный цвет страдания. Чтобы вернуться к изначальному, люди стали совершать обряды, и были написаны Веды. Духовным путем стал не путь наслаждения, но аскезы. И все же люди оставались верны своим обязанностям и дхарме: и соблюдаемый ими закон хранил их и Вселенную от бед.

В Двапара-югу целостность уменьшилась вполовину, и от людей стало уходить понимание Вед и дхармы. Свет Нараяны потускнел и стал желтым. Из-за неспособности людей понять учение целиком, Веды разделились на 4 части: теперь одни люди изучали лишь космогонические мифы Ригведы, другие - жреческие ритуалы, третьим была доступна медицина, и мало кому давалось познание, что все учения говорят по сути об одном. Часть людей оказалась вовсе неспособной понимать и соблюдать закон. Тогда возникли болезни и бедствия.

Ныне, в Кали-югу, мировая целостность доступна лишь немногим. Свет знания сменился мраком невежества, и вселенская душа Нараяны приняла облик черного Кришны. Землю охватили несчастья, заботы, недуги и стихийные катаклизмы. Гибнет дхарма - стержень мироздания, а вместе с нею рушится Вселенная. Приходят в движение законы, созданные для уничтожения времени, и умирают боги. Вскоре Творец заснет посреди пустынного мирового океана. Но его смертный сон прервет новое рождение Вселенной.

Созданный две с половиной тысячи лет назад, это очень актуальный миф для нашего эсхатологического времени: особенно если принять очень древнее - и вечно современное - представление о том, что Вселенная рождается и умирает каждый миг. Он может напомнить "Дао де Цзин": когда нарушается гармония, возникает добродетель; когда исчезает добродетель, рождается справедливость; а если нет справедливости, спасительной нитью остается лишь ритуал. Недаром обе теории возникли в одно время.

Воительница-Дурга

Еще один повсеместно почитаемый образ - Кали-Дурга, к которому у западных людей не всегда верное отношение. В одном из центральных проходов к реке, рядом с алтарём матери-Ганги - с кувшинами воды в каждой руке - обратил на себя наше внимание несерьёзно-маленький и отделанный кафелем алтарь Кали. Богиня изображается чёрного цвета, с высунутым красным языком, окрашенным кровью её жертв; на её шее - ожерелье из черепов.

Этот её традиционный вид не должен пугать гуманистически настроенного туриста. Ведь это - мать-земля (недаром её именем названа Калькутта) и десятирукая защитница богов, держащая в руках все их оружие и сражающаяся с асурами - первичными энергиями: побеждая которые, она творит материю мира. Она уничтожает их свободу и беспредельность - и её земные творения конечны: дети Земли возвращаются в землю. В ипостаси богини времени, Каларатри, она разрушает мир, помогая Шиве - но сохраняет для вечности семена всего живого, как старшая хозяйка в доме: так определил ее индийский мистик Рамакришна. Её материя и время хранят качественность мироздания, вновь и вновь воспроизводя его таким, как есть.

В Варанаси есть старинный храм Дурги : красно-оранжевый снаружи и темный внутри. Резные колонны поддерживают крышу центрального алтаря, где висят колокола разного размера. Верующие дотрагиваются до них при подходе к святыням, и обходят вокруг стен алтаря, в углублениях которых стоят почерневшие от времени статуи (их обычный набор - Шива, его жена Парвати, их сын слоненок Ганеша), и прикасаются к ним, как христиане - к иконам. А у входа и в первом пределе храма продаются цветы и гирлянды, которые бросают богам, украшения и даже воздушные шарики. Эта внешняя детскость странно и радостно контрастирует с внутренней вековой мрачностью храма. Но Дурга - мать, и люди для неё - дети. Такое сочетание старых стен и новой жизни очень типично для Индии.

У входа на ступеньках этого храма неизменно сидели полицейские - они охраняют все древние святыни. Прежде всего от иностранцев: индусы консервативны в своих чувствах. В сумерках, в разгар вечерних служб я прошла мимо них беспрепятственно, даже в мыслях не имея, что кто-то может меня остановить. Но днём, когда мои спутницы с сомнением осматривали храм: можно ли туда войти, блюстители порядка нас не пустили.

Творец-Шива, мать-Дурга и Хануман - самые почитаемые боги Индии. Их храмы встречаются чаще всего, поскольку образы плодородия, воплощаемого шивалингамом, матери-Земли и обезьянньего бога наиболее древние по происхождению. В Индии тысячи, десятки тысяч храмов, посвященных Матери - в каждом селении, на каждой горе Кали-Дурга носит разные имена: Парвати ("горная"), Аннапурна ("богатая пищей") и многие другие, выдающие ее древний образ матери-Земли.

Самый потрясающий храм Дурги - бог весть какой древности, мы видели на горе близ Хардвара (в верховьях Ганги): где божество в алтаре символизирует большой круглый камень неправильной формы с двумя точками-глазами - выкрашенный в её традиционный оранжевый цвет. Глаза - первое, что различают и начинают рисовать дети, когда хотят изобразить живое существо (человека). Сегодня так изобразил бы свою маму разве что трехлетний малыш. Такой алтарь доносит до нас восприятие первобытных людей, которым этой символики было достаточно.

Но интересно, что ее достаточно и современным индусам, которые приезжают почтить святое место. К храму змейкой ведёт огражение, чтобы рассредоточить толпу и облегчить работу священнослужителя, благословляющего прихожан воздушным рисом с цветочными лепестками. А ниже - стоит более новый храм с привычным изображением Други в виде чёрной Кали с красным языком. На террасе этого храма росло дерево с ленточками, и тут же мы увидели группу йогов, нашедших здесь хорошее место для отдыха и медитации: рядом с ними стояли их трезубцы.

А на табличке перед входом в храм была изложена история о том, как Дурга побеждает асуров оружием богов - или умом, который в древних мифах неразделим с хитростью. Прикинувшись красавицей, она сеет вражду между асурами Шубхой и Нишубхой, и те, сойдясь в решающем бою, гибнут из-за нее. Так в упорядоченном мире видимой материи нейтрализуют друг друга хаотические силы природы - из которых мать-Дурга творит мир.

К этим храмы от Хардвара ведет канатная дорога - обычное средство передвижения в предгорьях Гималаев. Мы посетили их уже позже, когда приехали в ашрам с психологической группой. И я ловила недоумение наших людей: зачем руководитель ашрама решил показать нам Божественную Мать индусов в таком виде? Незнакомым с мифологией европейцам от вида темных каменных статуй, увешанных яркими лоскутами материи, может стать просто худо. Не говоря уже о том, чтобы помолиться оранжевому камню - в этом для нас есть что-то страшное, непонятное и мистическое. Наш разум страшится вернуться в доисторическое прошлое.

Но все встает на свои места, если понимать философский смысл древних мифов. Асуры (от " аса" - "огонь") - это жизненные силы, на которых основывается творение. Дэвы (от понятия "небесный свет") - внешние потоки, которые управляют этой энергией свыше. Дурга создана девами ради того, чтобы совладать с асурами. Свет мысли должен контролировать огонь энергии.

Эта поляризация сил выражает извечную борьбу добра и зла, служащую толчком развития. В мировой мифологии эту борьбу также живописует образ битвы небесного и подземного царей, который мы найдём в любой культуре. О ней повествует пра-индоевропейский миф о сражении громовержца со змеем (откуда возник и христианский образ Георгия Победоносца). Только что в Индии эта борьба принимает исключительно мирный характер. Индия и Восток в целом отличается от Запада тем, что там противоборствующие силы сосуществуют: одна не отрицает другую. И змей Вритра в "Махабхарате" предстает мудрецом, принимающим своё поражение: уча своего победителя, царя богов Индру , бренности земного бытия2.

Удивительно спокойный характер борьбы мировых сил отражает и миф о Вишну, который в поздних мифах замещает Индру и Дургу в битве с асурами. Как Индра или Зевс, Вишну живет на горе, правя миром с высоты. Он летает по небу на орле Гаруде - царственной птице многих древних громовержцев. Как Зевс - титанов, созидатель-Вишну убивает асуров ради творения мира, подобно матери-Дурге. Он заключает с ними договор: если он не уступит асурам в битве (а победить он их не может, в силу их первичности), они исполнят любое его желание. Вишну остаётся непобежденным, и его желание неизменно: убить асуров. Асуры соглашаются - единственное их условие, чтобы это произошло на сухом месте. По логике мифа, такая просьба естественна: для сотворения мира необходим остров суши. Но где же его найти в пустынном океане космических вод, где происходит эта битва? И Вишну отсекает им головы у себя на коленях.

Этот акт в пуранах ассоциируется с жертвоприношением, а также с гостеприимством: дэвы выступает в роли гостей на земле асуров, распоряжаясь теми дарами, что предоставляют им гостеприимные хозяева3. Исторически борьба добра и зла отражает столкновение народов между собой, битву "своих" и "чужих" - и чтобы наделить ее характером гостеприимства - европейскому уму не обойтись без философского понимания взаимодействия духа и материи, составляющих необходимые крайности непостижимого бытия!

Такое мировоззрение - ключ к пониманию того, как культура Индии, пропустив сквозь себя два мощных потока завоевателей: великих моголов и англичан, осталась практически незатронутой ими в своей основе. Она продолжает демонстрировать духовные достижения прежних веков, словно не прошло тысячелетий - в отличие, скажем, от Китая, не раз сменившего идеологию и в общей массе забывшего и даосизм, и чань-буддизм. Ныне в индийских фильмах, что показывают у нас, виден и американский мордобой, и европейский костюм, и обнаженное тело - а в жизни сари до пят и рубахи с широкими штанами, и коллективистская готовность помочь. -

Я помню, у меня в Пури сломался фотоаппарат - сколько индусов приложили усилия, чтобы найти подходящую мастерскую в глубине их маленьких лавочек и попытаться его починить! Кто победит: всемирная американизация или их боги, остающиеся преданными участниками тех же суперсовременных боевиков? Надеюсь, западный образ жизни пройдёт насквозь этой страны, просто не заметив её и не коснувшись её души: как ханство моголов и колонизация англичан.

Старые и новые храмы Индии

Индия хранит всех своих богов: иногда говорят - их шестьсот, иногда - шесть тысяч. В Индии много храмов - и древних святынь, куда полиция, консервативно храня порядок, не пускает туристов. И более новых, где запрещено лишь фотографировать. И совсем современных, где не грех фотографироваться даже индусам. И маленьких бытовых святилен, соседствующих с магазинчиками и столовыми или являющихся частью жилых домов.

Построить храм: любому богу - может любой человек, так же как и исполнить нехитрую службу. Индусы причащаются водой, рисом, цветочными лепестками и любыми фруктами: бананами, кокосами - всё это чистая пища, прасад. Они дотрагиваются до колокольчиков, висящих на подходе к алтарю: сообщая божеству о своем появлении (или отгоняя злые силы, чему во всех религиях служит колокольный звон), обходят вокруг храма по часовой стрелке, почитая все встретившиеся по дороге изображения богов, и при выходе ещё раз звонят в колокол. Священник краской рисует на лбу точку-тику, одну или несколько, или полоску; обычно она отмечает третий глаз. В особых случаях служат молебен - пуджу, к изображениям богов бросают цветы и плоды. Всё это занимает совсем немного времени, но его индусам хватает, чтобы совершить духовный акт: поскольку он почти не требует специальной настройки.

Входя в христианскую церковь, мы закрываем за собою дверь и оставляем за нею мир. Нам требуется время, чтобы сосредоточиться на особой реальности. Жизнь для нас - одно, а храм - другое, поэтому столь сложно туда порой зайти. В Индии нет психологического барьера между храмом и улицей. Для религиозного ритуала не нужно никакого особого состояния, потому что общая атмосфера жизни, тонкая и раскрепощающая чувства, а для делового европейца по-детски сентиментальная, наполнена естественной религиозностью и не входит в противоречие с любой духовной церемонией. На улицах разыгрываются религиозные инсценировки из индийского эпоса и ходят живые участники древней истории - и за наше путешествие мы ещё неоднократно встречали героев Рамаяны.

В старых ("намоленных") храмах, особенно горных, столь высокая концентрация энергии, что ничего не почувствовать в них, вероятно, просто невозможно. Но удивительно приятны и современные, являющие некий синтез религии, науки и жизни - и отчасти напоминающие наши ДК.

Так, совсем рядом со старинным храмом Дурги выстроен новый: Тулси Манас , двухэтажный и просторный. Сидящая внизу кукла отшельника, двигающая рукой, зазывает на второй этаж, где десяток комнат с множеством механических кукол разыгрывают историю Ситы и Рамы. На стенах - картины на эпические сюжеты, которые комментируют цитаты из Вед. И всё же это - храм, а не театр и не музей. Об этом напоминают не только алтари внизу и духовное содержание цитат, но и боги, присутствующие в сюжетах вместе с героями, кроме самих участников "Рамаяны": так бог в пламени защищает Ситу, когда она доказывает свою верность, вступив на огонь костра. Чтобы войти в здание, надо снять обувь - как и в любые святые места: от маленьких святилен до Тадж-Махала.

Ещё более современный храм - большой и светлый "Золотой храм" Шивы на территории Университета, со многими пределами и статуями всех богов. Мудрость Вед, украшающая стены, там написана на хинди и английском. Полупустой, он напоминает актовые залы наших университетов или публичных библиотек. Это впечатление усиливало то, что я была там в дождь, поливавший рогатую статую Шиванандина и редких индусов, которых дела занесли туда в выходной. У центрального алтаря, на фоне шивалингама фотографировалась какая-то семья вместе со священнослужителем. Поразил меня и сам Университет, который не осмотреть без рикши: столь обширна его территория с двухэтажными домиками, утопающими в зелени.

С точки зрения синтеза науки и религии достоин упоминания маленький храм Гайятри - матери Шивы, рождающей энергию этого владыки мира, предшествующую творению. Она изображается пятиголовой: четыре её лица смотрят на четыре стороны света, а пятое - вверх. В этом храме привлекают внимание картины-иконы с философскими схемами мироздания. На одной - модель Солнечной системы со всеми её планетами (и богами), земной шар и карта Индии. На другой - общечеловеческий образ Мирового Древа: сверху нарисованы "райские" птицы, на ветвях написаны качества, создающие целостность творения. Оно напоминает каббалистическое древо: ветви которого - сефироты - называются "сила", "щедрость" и т.д.- индийские названия аналогичны. (Хотя они названы через качества людей, это мировые эманации - и с точки зрения астрологии соответствуют архетипическим свойствам планет: Марса, Юпитера и т.д.).


Рис. 3: икона в храме Гайятри


Рис. 4: икона в храме Гайятри

В Индии святость своей земли естественно расширяется до святости страны и Вселенной. Так, в Варанаси есть храм Матери (Матри мандир), основную площадь которого занимает большой макет Индии со всеми её реками и горами. Воистину для индусов "все реки - Сарасвати, все горы святы", как связано в Махабхарате4. Панораму местности мы видели в одном из храмов Хардвара - в Гималаях. Имя этого города означает "дверь в небеса": он был основан там, где по преданию, семь мудрецов низвели с Небес на Землю Гангу. Она разделяется на семь рукавов в этом городе, сама местность которого несомненно священна для индусов. Для туриста эта панорама напомнит по-детски игрушечный музейный макет: где тоненькая струйка воды не имеет ничего общего с грозным величием стихии, связующей землю и небеса. Он вызывает не божественный трепет, а улыбку.- Но эклектика новых храмов Индии, как и новодел её бытовых раскрашенных алтарей, не мешает воспринимать духовность из глубины веков.

Она подчеркивает жизнь религии, отражающей наше время. Мы привыкли, что чем старше церковь, тем легче нам проникнуться её верой и святостью. В Индии это не так. Вера там не в стенах храма: не в иконах или скульптурах богов - которые редко являют шедевры искусства, но в воздухе. В привычно-сосредоточенном молитвенном жесте торговца, который окуривает палочкой свою лавку, прежде чем начать работу. В земном поклоне молодых людей перед одной из множества маленьких пустых святилен из побеленного камня: где сейчас явно никто не служит, но в жару прохладно из-за её толстых стен - и куда они приглашают меня передохнуть, перекусить и поболтать. В том, как полицейский, некогда занимавшийся йогой и подбросивший нас на своем джипе до ашрама, задал риторический вопрос: "Вы любите медитировать?" - а потом почтительно испросил у его руководителя благословение. И просто в духовных песнопениях, которые каждый день с утра полчаса передают по радио: сразу после государственного гимна. Неверующих индусов встретить сложно: для них верить столь же естественно, как и жить.

Это обстоятельство не могло не бросится в глаза даже западноевропейским исследователям Индии. Так Ч.Элиот писал: "Здесь в большей мере, чем в какой-либо другой стране, национальное сознание наиболее полно реализует себя в сфере религии. Это свойство скорее географическое, чем расовое, так как оно в равной мере присуще и дравидам, и ариям; каждый - от раджи до крестьянина - интересуется теологией, и часто этот интерес принимает форму страсти5."

Может, поэтому Индия - страна, где Бог до сих пор воплощается на Земле. Он может явиться в любом человеке, и одно его воплощение не ждет, пока умрет другое. Христианский мир почитает умерших чудотворцев, причисляя их к лику святых,- Индия чтит живых. Западный мир окружает ореолом страшной тайны посвящение в духовное знание (и от этого оно порой приобретает зловещие и извращенные формы). Для Индии это - вполне обыденный процесс. Его цель - передача духовного потока, которое может быть вполне незаметным (и не сопровождаться острыми переживаниями, который ждёт и требует от мира духа и души мировоззрение Запада). Даже религиозные взгляды не столь ценны, как сам этот поток - который, спускаясь с небес на землю, и в самом деле творит чудеса.

Понятно, не всякий йог обладает способностью к материализации предметов и известностью Саи-Бабы. Но любая духовная практика в Индии автоматически развивает в каждом своем адепте способности целителя. И, конечно, нигде нет столько духовных учителей, украшенные портреты которых можно видеть и в храме, и в шатре, и даже в столовой. Кто же может запретить вам хранить фотографию уважаемого человека, чье мысленное присутствие низводит к вам щедрость небес и освобождает энергию на добрые дела? Право человека основать свою религию подтверждает само мировоззрение индуизма.

Ведь не столь важно, во что мы верим: какой образ приписываем не имеющему образа Богу, с какой временной идеей связываем его вечное существование. Важнее, чтобы была вера: простая вера ребенка, как вера индуизма - которая опирается не на мысль, а на эмоциональную причастность к изменчивому потоку жизни, в разное время создающему разные концепции. Эта включенность восприятия разрушает барьеры на пути естественного потока жизни, который течет сам собой. Потому она может лечить и творить чудеса. Вера индуизма не есть вера в идею. Только зная это, можно понять, как она дожила почти неизменной с древности и до наших дней.

Бенгальский залив


Фото 5: храм Сурьи в Конараке

Индию с трех сторон омывает океан: к которому когда-то вышли арии, смешавшись с местным населением. На востоке ее береговая полоса идет вдоль Бенгальского залива. Жители там более тёмнокожие и очень низкорослые: маленькие дети - совсем как игрушечные. К Бенгальскому заливу в 3 веке до н.э. ариев привёл император Ашока - самый известный из индийских правителей. Около Бубанешвара сохранился его пещерный дворец: комнаты в скалах, где впоследствии жили отшельники. Там стоит плита, где на древнем языке пали написано о деяниях Ашоки. Текст (рядом переведенный на английский) сообщает о том, сколько всего он построил - а о его завоевательных победах не сказано ничего: только, что он никого не убил. В этом проявляется созидательная ориентация древнего мира в целом - и мирный дух Индии. Им она, вероятно, во многом обязана местному земледельческому населению на юге и востоке, в котором растворилась и навсегда угасла воинственная активность ариев.

Дух местных народов - дравидских племен, родственных Полинезии,- несомненно наложил отпечаток на религию и духовность Индии. Их магическая близость к силам природы рождала легенды о южных племенах колдунов, запросто повелевающих сверхъественными силами.- Ныне их воочию подтвержает смуглый и кудрявый чудотворец Саи-баба.

С юга пришёл образ волшебника-Ханумана, которого порой почитают воплощением Вишну, как и Джаганатха: во внешности обезьяннего бога легко узнать местного жителя, каким его видели светлокожие индусы-арии. Возможно, обезьяна была важным тотемом южных племен: в южных мифах часто бытует мнение, что люди произошли от обезьян.

Местный колорит отражает почитаемый в Пури тёмный и круглолиций Джаганатх . Он чувствуется в более пёстрой и грубой расцветке тканей и статуй богов: в изображениях Джаганатха - доминанта красного с зелёным. Я с удивлением увидела его же статуи на севере Индии: светлые и в нежных одеждах сиреневого и розового оттенков - на океане сложно представить такие (и одежду европейцу там купить сложнее, чем в Дели или Бенаресе).

Путь ариев был длинным: даже сейчас, чтобы на поезде добраться до океана, требуется от полутора до двух суток. Дорога от Дели до Бубанешвара и Пури на Бенгальском заливе равна расстоянию от Ленинграда до Чёрного моря. Желая увидеть океан, мы колебались: ехать ли на юг (Тривандрум-Каньякумари-Бангалор с заездом к Саи-бабе) или на восток, и выбрали второй маршрут, поскольку это короче: но всё равно утомились, глядя на однообразные поля, перемежающиеся с пальмовыми перелесками и не слишком ухоженными станциями. Если бы не пальмы, всё это свободное пространство, не запущенное, но и несущее явного отпечатка собственности, сильно походило на Россию, вызывая ощущение: стоило ехать за тысячи вёрст! На востоке Бенгальского залива береговая линия бесконечного песочного пляжа тоже довольно пустынна: рыбачьи деревни примыкают к городам.

Образ жизни индусов здесь подтверждает название ариев - которое изначально значило "чужие: пришельцы". Оно восходит к древнему ностратическому корню 'al'A - "перевалить через гору" (который сохранился в названии осетин "аланы"). Индоевропейские племена пришли в Индию из нашей Средней Азии через горные хребты Ладака (северного штата Индии, во всем похожего на Тибет). Они не знали океана - и похоже, полностью так не освоили его. Как для наших кавказцев, спустившиеся с гор к Чёрному морю, на востоке Бенгальского залива купание - не характерное развлечение индусов, и рыбный промысел не стал основой их жизни (в отличие от юга, где доминанта исконного населения больше).

Я убедилась в этом, купаясь на окраине Пури, где стояли редкие рыбацкие лодки. Ко мне подошел мальчик лет десяти, который долго сидел на берегу, глядя на море, и попросил научить его плавать. "А почему ты обращаешься ко мне?- поразилась я.- Тебя разве некому научить?" - "Некому," - ответил он: оказалось, ни его семья, ни соседи плавать не умели. С полчаса я учила его держаться на воде, удивляясь, что двух тысяч лет индусам оказалось мало, чтобы научиться плавать. Впрочем, здесь это не так и легко: чтобы качаться на глади океана даже при небольшом волнении приходится нырять в каждую набегающую волну - чему я собственно и учила мальчика.

Наблюдавшие за этим процессом издали рыбаки предложили показать, как они ловят рыбу, ведя длинной сетью вдоль берега. Потом, закусив мелкими свежепойманными рыбёшками (предложили и мне, объяснив: "это можно есть", когда я отказалась), они тоже пошли купаться, но лишь попрыгали на волнах, и глубоко в воду не заходили. На другом конце Пури рыба вялилась на песке, и я видела груды больших темных рыб с метр длинной с отрубленными головами. В любом другом месте это зрелище произвело бы на меня отталкивающее впечатление. А на берегу океана они выглядели потрясающе красиво, и я ещё раз удивилась, насколько важна экология для нашего восприятия мира.

Рыбацкий квартал состоит из хижин с соломенными крышами и до конца не замкнутыми стенами, хотя есть водопровод и бетонное центральное здание. И вблизи хижины не производят такого впечатления бедности, как могло бы показаться: климат и чистота от моря такие, что обитать в них вполне нормально. Сейчас на правом конце Пури строят каменные дома, но я не уверена, что в них жить намного лучше.

Пури - курортный город, и центр его обладает всеми недостатками места, где население в основном живет туризмом. На пляже в центре Пури нет отбою от торговцев, предлагающих чего-нибудь купить. Еду, жемчуг, кораллы, раковины. Предлагая их, один индус с любовью называл их именами богов: черную и изящную - Парвати, белую с длинными выступами - Ганешей (они и вправду походили на бивни бога-слоненка). Из раковин делают украшения и серьги, из мягкого камня вырезают изображения божеств любого размера и на любой вкус. Навязчивость продавцов побеждается лишь простотой и прямотой отказа. Пока мы вежливо отказывались от одного, нам предлагали другое, объясняя: "Поймите, это наш источник дохода". Наконец, увидев наше раздражение, торговцы сами спросили: "Гуляй-вася?" Мы с радостью воскликнули: "Гуляй, Вася, гуляй!" - и лишь тогда они ушли.

Отдельные русские слова там в ходу (неподалёку СССР в недавнем прошлом помогал строить какой-то объект) - как, впрочем, и в других местах, где мы были. Вообще, чувствуется дружественное государство: к России уважительное отношение, старики знают нашу историю. Например, в Хардваре мы разговорились с пожилым индусом, приехавшим на Кумамелу - и было поразительно приятно слышать, как он тут же вспомнил про блокаду Ленинграда.

О русских на Бенгальском заливе - и даже в Гималаях - устойчивое мнение, что они умеют гадать. Как-то я осталась загорать на пляже близ гостиницы - появился индус и попросил погадать на руках: видно, наши люди, для которых индусы напоминают цыган, склонны продемонстрировать, что и они не хуже,- и к моим спутницам тоже обращались с подобной просьбой. Я решила его не разочаровывать, и вскоре появился другой индус, который тоже захотел, чтобы я ему погадала. Первый был безработным рыбаком, второй - сыном хозяина фирмы в Калькутте, приехавшим к родственникам не то на отдых, не то по делам, и мне понравилось, что они общались на равных как со мной, так и между собой. Оба вполне поняли мои астрологические объяснения, и я не наблюдала никакого барьера - ни языкового, ни психологического, ни кастового. Их отличал тот же непрагматичный интерес к своей судьбе: желание больше узнать о себе - который обычно присущ и нашим людям.

Правда, моему терпению пришёл конец, когда появился третий индус с визитной карточкой и предложением принять участие в рекламе того, что в Пури можно отдыхать и в апрельскую жару: некурортный сезон. И я сочла за лучшее отъехать на рыбацкую окраину на велосипеде, который в Пури легко взять в аренду. Днём в центре расслабиться положительно невозможно.

Но по вечерам побережье Пури, как и берег Ганги в Варанаси, действительно превращается в место отдыха: пляж весь покрыт семьями, которые выходят к океану и сидят на песке, не купаясь, но глядя на море, движение которого притягивает любого человека. На берегу множество лавочек, и торговцы чаем, пирожками, рисовыми блюдами и другой едой получают свои основные доходы. В городе празднично открыты храмы, которых такое же же разнообразие, как и везде. Мне запомнился храм, где одновременно присутствовала символика лотоса, важдры, пятиконечной звезды и раковины - храм какого-то направления, возникшего в прошлом веке, о котором мы не имеем никакого представления. Я не поняла, какого - их в Индии много.

Джаганатх и воплощения Вишну


Фото 6: храм Джаганатха в Пури

На береговой линии Бенгальского залива можно встретить интересные храмы, посвященные богу Вишну - и его воплощениям.

Вернемся к логике индуизма: творец Брахма воплощает закон: принцип ясности и план существования. Всякая идея исходит от Брахмы. Разрушитель Шива символизирует энергию на ее реализацию, трансформирующую мир: динамику развития. Это хранитель всех сил, и какая бы сила не победила, это сила Шивы. А созидатель Вишну воплощает сотворенные формы мира: статику разных фаз истории. В какой бы форме не предстал перед нами Бог, это будет материализация Вишну.

В мифах созидатель-Вишну сменил громовержца Индру, некогда могучего царя богов. В Ригведе его имя встречается всего два раза. Его воплощения возникли после арийских завоеваний, проявив способность Индии кооптировать в свой пантеон всех встреченных по дороге богов. И на Бенгальском заливе воплощением Вишну считается местное доарийское божество Джаганатх : цветастый идол с большими глазами, похожий на полинезийских богов. Чтобы объяснить его внешний вид, подобный обрубку, индусы сочинили такую легенду. Человек заказал к празднику сделать изображение бога, но мастер не успел. Однако заказчик не хотел остаться в праздник без святыни - и взял то, что получилось. Растроганный его верой, Вишну явился ему даже и в таком обличье.

Увидев в Пури Джаганатха, мы были поражены его видом, больше похожим на птицу-сову, чем на статую человека. Стоявшие рядом индусы удивили нас ещё больше, когда, чтобы разрешить наши душевные сомнения, представили его нам как Будду: разом упростив для европейских леди всю сложность мифологического хода мысли. Их логику я поняла, лишь когда рассмотрела открытки и статуетки с воплощениями Вишну, где девятым был Джаганатх. Будда - тоже девятое: предпоследнее - его воплощение. Последним считается Калки-Кришна, который прийдёт разрушить мир в конце времён. Следовательно, все остальные нетрадиционные его воплощения будут предпоследними. В этом смысле Джаганатх - тот же Будда, пробуждающий сознание людей, готовя их к последнему приходу спасителя...

Храм Джаганатха в Пури - древняя святыня, куда иностранцам вход закрыт. На всеобщее обозрение его статуя выезжает лишь во время июльских празднеств. Всем вместе, с фотоаппаратами и при свете дня пройти мимо полицейских возможности не было. Мы были огорчены этим обстоятельством, и индусы сочли своим долгом нас "утешить": "Ничего, Будда вас видит. Сфотографируйте вот этого у входа, он тоже очень мил (it's very nice!)." Стоило взглянуть на этого "милого" Джаганатха! Недаром Вишну - как и материальным воплощениям вообще - в главной триаде индуизма может быть сопоставлена гуна тамас : родственная нашему слову тьма .

Воплощения Вишну фиксируют историю индуизма - и развитие мифологической мысли человечества в целом. Раковина, которую Вишну держит в руках, напоминает о том, что созидаемая им жизнь когда-то родилась в воде - как и его жена Лакшми : богиня процветания и счастья. Первое воплощение Вишну - рыба, не давшая утонуть первочеловеку Ману в космических водах потопа. Второе - черепаха, на которой потом возникла Земля (типичный образ начала творения). Третье - вепрь, подрывший корни дерева, упершегося в небо (образ создания устойчивости Вселенной).

Четвертое - лев Нарасингха, явившийся убить неправедного царя, которому Шива за аскетические подвиги дал такую власть, что его не могли убить никаким видом оружия ни человек, ни зверь; ни днем, ни ночью; ни на Земле, ни на Небе. Тогда владеющий всеми формами мира Вишну превратился в получеловека-полульва и в сумерки разодрал царя у себя на коленях. Это образ установления общественной справедливости. Дальнейшие ипостаси Вишну из мифологии переходят в эпос. Его воплощения символически описывают творение мира и человеческую историю от начала и до конца: как она предстает перед нами в древних мифах - и как до сих пор мыслит ее мировая религия.

Как творец форм, Вишну воплощает красоту мира, и может даже предстать в женском облике (чаровницы Мохини, соблазнившей асуров, чтобы напиток бессмертия достался богам. Шива был столь очарован красотой Вишну, что уговорил его превратиться в женщину снова и слился с ним в единое существо Харихару.). Здесь уместно добавить, что Индии издревле было характерно тяготение к красоте. Согласно античному историку Страбону, даже цари в древней Индии могли избираться не за силу, а за красоту (!), и население, во всем другом ведущее простой образ жизни, уже тогда отличала необычная для европейца страсть к украшениям - которая сохранилась и по сей день. Быть может, поэтому в индийском быту яркие краски сари не уступили черно-серому европейскому костюму, и огромное количество бус и браслетов - до сих пор их естественная деталь (не говоря о кольцах и серьгах). Все украшения носят с младенческого возраста.

При местном изобилии украшений и иностранец не может удержаться, чтобы не купить какие-нибудь драгоценности. Я ограничилась жемчужными бусами и сережками из приглянувшейся мне уличной лавки. А мои спутницы подошли к делу серьезней: и поторговавшись часа два в ювелирном магазине, довольно дешево приобрели сапфиры - пока я осматривала храмы богов и другие духовные места города.

Кроме храмового комплекса Джаганатха, в Пури, как и везде, много маленьких храмов, от которых я всегда имела позитивные ощущения: было приятно видеть в жизни мифологию, которую я знала из книг.. Священнослужители часто, чтобы получить деньги с иностранцев, принимались рассказывать о своих богах. Один настойчиво убеждал меня, сколь могущественен его бог Сугрива . Это царь обезьян из "Рамаяны", имевший злого брата-близнеца, которого Рама помог ему победить. Мне запомнился его знак: кроме точки-тики - прямая линия вдоль всего лба и точка на горле, в речевом центре вишудхи. Как царь обезьян, он делает сильным тело - сказал священнослужитель, и я вполне поверила ему (но дала ему лишь 10 рупий, хотя он претендовал на большее: индусы обычно оставляют в храме 1-2 рупии, но с иностранца могут запросить и сто. Так, приглашая сфотографировать храм Джаганатха с высокой площадки, откуда действительно хороший вид на храмовый комплекс внутри, нам предложили заплатить 150 рупий. Мы уже повернулись, чтобы уходить, как последовал вопрос: столько вы можете? Мы сказали: 15, нам с радостью ответили: o'key!).

В Пури также есть известные места, связанные с жизнью Вивекананды и его учителя Рамакришны, а также с деятельностью Йогананды и его учителя Юктешвара. Это те великие йоги, которые впервые открыли для Запада индийскую духовность. Вивекананда жил в XIX веке, а Йогананда - в XX, но пути их похожи: они оба много лет провели в Америке, обучая йоге иностранцев и так исполняя духовную миссию, которую возложили на них их учителя. В Пури есть озеро Нарендры (другое имя Вивекананды) с маленьким храмом посередине. Есть большой ашрам Йогананды, куда я, правда, не зашла: поскольку при входе была охрана, а у меня не было никаких конкретных намерений. Там находится могила Шри Юктешвара (в Индии есть традиция хоронить святых, а не сжигать: ведь их душа и без того достигает освобождения от тела уже при жизни. Мемориал Йогананды - в Калифорнии, где он провел последние дни).

Не берусь ничего добавить к образам этих святых, которые сложились в мировой литературе. Тех, кому интересен их духовный путь, отсылаю к ней. Лучшая биография Рамакришны (и Нарендры), вдохновлявшая многих наших людей на духовный поиск еще в советские времена, написана Ромен Ролланом. Мне даже приснился Рамакришна, когда я ее прочла. Он предстал в виде юноши, лежавшем на погребальном костре, но, вняв моему душевному призыву, приподнялся с него, посылая волну любви. А Йогананда сам написал свою биографию для западных людей, она так и называется: "Автобиография одного йога". Там подробно описаны и объяснены те чудеса, которые встречались ему по жизни: от воскрешения во плоти до материализации дворцов - о которых мы обычно знаем только из Нового Завета или Корана. Можно смело сказать, что чудес в его книге больше, чем в Евангелии и сказках "Тысячи и одной ночи" вместе взятых. Но его стиль заставляет верить себе. Шри Юктешвар передал своему ученику интерес к христианству, и Йогананда сам стремился понять феномены йоги с точки зрения западных людей - как и достижения католических святых с позиции йоги. Его книга не теряет своей актуальности.

Солнце-Сурья и боги-планеты


Фото 7: колеса на храме Сурьи

Индуистские боги, видно, и вправду помогали мне путешествовать по Бенгальскому заливу в дневную жару. Я с удовольствием прокатилась на велосипеде из Пури в Конарак. Приятная дорога, на которой редко встречались машины, шла через заповедник. Иногда на ней попадались села, где бродили индийские горбатые коровы, в окружении белых птиц, похожих на маленьких цапель и поедавших насекомых вокруг скота. В таких селах у дороги всегда встречались забегаловки, где можно было выпить чаю за пару рупий и отдохнуть. Проделав 36 км в одну сторону и столько же в другую и осмотрев храмовый комплекс бога Солнца со всеми его окрестностями, я даже не устала за день, купаясь по дороге ближе к Конараку: где шоссе несколько километров идет прямо по пустынному побережью океана. Меня отчасти утомило только то, что со всеми встречными прохожими и проезжающими людьми приходилось здороваться, так или иначе отвечая на их приветствие: как и у нас в сельской местности, где не слишком много народу. Конарак изолированнее и приятнее Пури - и если останавливаться в тех местах подольше, то лучше там.

Храм Солнца-Сурьи в Конараке производит внушительное впечатление египетской пирамиды. Это известный археологический памятник. Его ступенчатая пирамида украшена 24 восьмилучевыми каменными колесами: это часы дня, а восемь - традиционное число Солнца: для древнего мира это одно из "больших" чисел, символизирующее многообразие и всеохват мира. Быстроту светила и силу его энергии подтверждают мощные статуи солнечных коней и быков. Сурья часто изображается на коне - это традиционный солнечный символ. В виде пирамиды строится первый предел индуистского храма, за которым следует возвышающийся над ним вытянутый купол. Высокий купол наполовину разрушен, но и величие оставшейся части доносит образ мощи Солнца. В углублениях наверху - статуи Сурьи в разное время дня и ночи. Вокруг храмового комплекса разбросан низкий лес зеленых зарослей - на песчаной почве, создающей живописные опушки: есть где погулять.

Некогда перед храмом проходили танцы, посвященные солнца. Штат, где расположен Конарак, называется Орисса: само это имя возводят к слову "танец". Сегодня танцоры показывают мастерство ритуального индийского танца на площадке в зелени недалеко от храма - немногое изменилось за тысячу лет.

Космогоническую роль Солнца подчеркивает стоящий рядом маленький астрологический храм девяти планет . Кроме Сурьи-Солнца, Сомы-Луны, это пять видимых планет Солнечной системы и лунные узлы - точки затмений, которым индийская астрология отводит важную роль. Один - демон Раху - изображен обжорой, с аппетитом поедающим Луну. Согласно мифу, он утащил у богов напиток бессмертия-сому (связанный с образом Луны: поскольку, каждый месяц тая и исчезая с небосвода, это светило имеет силу возродиться вновь. По индийски, Сома - это и Луна, и напиток бессмертия). Но всевидящие светила заметили кражу и донесли богам - и в отместку Раху глотает их, когда они попадаются ему на пути. В астрологии узлы, связанные с образом бессмертия души, символизируют прошлое и будущее воплощения6.

Планеты индус в храме назовёт, конечно же, по-индийски: Буддха - Меркурий, Шукра - Венера, Брихаспати - Юпитер, Мангал - Марс, Шани - Сатурн. И предложит сделать им поношение: из обычных цветочных лепестков или гирлянды и зажечь свечку. Я была рада увидеть своих астрологических богов и не пожалела 10 рупий, чтобы выразить им признательность. Не могу не сказать о них пару слов: не как о планетах, а как о богах.

Самая большая из планет, в мифологии соответствующая главе богов, у индусов носит имя бога молитвы и громовержца Брихаспати , устанавливающего законы. Его называют ещё Гуру - учитель. По имени видно, что в Индии к планетам почтительное отношение.

Нам сложно это понять. Европейские люди не способны относится к богам с таким пиететом, как индусы: даже к тому единственному, которому посвящены все их церкви. Меня всегда удивлял образ христианина или верующего европейца в индийском кино - такой герой говорил: "Бог - мой друг (и если я попрошу, он все для меня сделает)." С точки зрения индусов христиане относятся к Богу запанибрата: это надо иметь в виду, чтобы понять отношение к Богу самих индусов. Я тут не исключение. Боги-планеты - мои друзья: мы, астрологи, не умеем им молиться, но считаем, что они что-то могут для нас сделать. Даже в голову не приходит мысль, что мы можем что-то сделать ради них - ведь это было бы уже началом религиозного отношения.

В образах индийских богов-планет проявлены их духовные характеристики. Индийский Марс воплощает чистоту и нравственность праведного бога войны Картикейеи : юноши, рожденного от огня- Агни или Шивы-Рудры , чтобы убить свирепого асура, угрожавшего богам. Название Меркурия - Буддхи неслучайно совпадает с именем Будды и родственно нашему слову "пробуждённый". Он почитается как бог мудрости - таков индийский образ планеты интеллекта.

Буддха - сын Месяца-Сомы и Звезды-Тары (образ Звезды, воплощающей красоту и любовь, древние использовали для обозначения планеты Венеры). Правда, в индийской астрологии планеты называются мужскими именами. И планета чувств Венера носит имя наставника Шукры ("светлый"), сына великого риши Бригу - правителя судеб: мудреца, создавшего таблицы, где записано предначертание всего живущего. По легенде Бригу оставил эти таблицы астрологам, а те передавали их из рода в род, делая по ним свои пророчества - и в династиях астрологов эти варианты предсказаний хранятся и используются до сих пор.

Венере-Шукре дано умение воскрешать умерших. Правда, она покровительствует асурам: природным силам. Юпитер-Брихаспати не может одолеть вечно живое войско Шукры, пока не вынуждает его открыть свой секрет богам. Так Гуру-разум побеждает Шукру-природу - но не раньше, чем овладевает тайной её вечной жизни.

- Этот миф отражает типичный для мифологии конфликт между качествами Венеры и Юпитера. Можно сопоставить имя Шукры с греческим название планеты чувств Венеры - Люцифер: "несущая свет" - которое тоже стало именем противника бога, хотя драматизм этой борьбы приобрел куда более неприятное направление. Изначально-природный образ этого конфликта воскрешает более древний индийский миф, где заря- Ушас борется с богом грозы- Индрой : своею важдрой он разбивает её колесницу, а сама она успевает скрыться за горизонт, являя хаотическую красочность заката.

В астрологии Венера - добрая планета, хоть и уступает Юпитеру. А вот влияние Сатурна- Шани , сына Сурьи -солнца и Чайи -тени, традиционно считается "злым". Астрология связывает его с ограничениями времени и смерти. Это отразилось в индийской сказке о том, как он посетил супругов Шиву и Парвати при рождении их сына-Ганеши. Лишь только Шани, вняв просьбе Парвати, взглянул на младенца, как голова ребёнка засохла и отделилась от тела, и даже Шива, обладающий властью регенерации, не смог вернуть ей жизнь. Пришлось ему взять голову гулявшего неподалёку слона - и отпрыском божественной пары стал слонёнок: верный помощник людей в быту. По сути этот миф - поздняя попытка объяснить обожествление слона. Но функция Шани, подобная роли злой волшебницы в сказке о спящей красавице, здесь характерна.

И все же имя Шани значит "бытие" - и он сильнее самого Шивы. Духовная основа бытия - его законы, которые стоят над богами и людьми. (Такова же духовность науки - в выявляемых ею законах, перед которыми мы не совсем еще утеряли пиетет.) - Но вернемся к храмовому комплексу родителей Шани: солнца и его тени.

О кама-сутре

Рядом с храмом Солнца-Сурьи - основания небольших храмов Санджны и Чайи : двух его жён, имена которых значат "свет" и "тень". Эти храмы, как и основание пирамиды главного храма Сурьи, покрыты сценами Кама-сутры: отражающими животворную энергию светила (которые обычно известны из храма в Кхаджурахо. Конарак лучше тем, что там нет такого обилия туристов.). Кама-сутра и свившиеся змеи: наги и нагини, обитатели прекрасных подземных миров индийской мифологии - украшают низ храма; выше - боги и мудрецы, достигшие освобождения.

Сцены кама-сутры в Конараке и Кхаджурахо привлекают западных людей притягательностью любви - как и Индия вообще. Здесь следует добавить, что Индия в этом, как и в других отношениях,- очень безопасная страна, где вполне можно ездить в одиночку (во всяком случае её индуистский восток, но вероятнее всего, что и мусульманский запад). Может, из-за климата, располагающего к наслаждению, а не к борьбе - а может, из-за повсеместного почитания шивалингама, она лишена сексуальных комплексов христианской цивилизации. Я помню забавный эпизод на развалинах Сарнатха, когда молодой человек, взявшийся мне их показать, узнав, что я русская, спросил: "А в России секса нет?" Я сперва попыталась объяснить наши православные традиции, но потом почувствовала жалость к России и Западу в целом, потому что при взгляде из Индии в этих словах была очевидная правда.

Ни западная эротика, ни наша порнография не имеют ничего общего с тем естественным цветением чувств, которые непосредственно обнаруживает любой индус. И одна из моих спутниц восклицала, глядя на местных женщин: "Как она повернулась! Как пошла! Да никакая эротическая модель, никакая суперзвезда в подметки не сгодится последней здешней нищенке в задрипанном сари!" Подобное ощущение хорошей зависти у меня возникало к живой женственности среднеазиатских женщин, от которых словно веяло дыханием магии, утраченной нами в мужском прагматизме западного мира. Мягкая чувствительность индусов, от которой столь комфортно в Индии (и которая через телештампы индийских фильмов слабо воспринимается лишь как излишняя сентиментальность), в жизни несомненно служит основой любви, которая многим западным людям и не снилась.

Говоря на языке психологии, в бессознательном западного мира, который всё сильнее навязывает нам свои стереотипы, секс тесно связан с борьбой, волевым давлением, насилием и преодолением преград, которое лишь разжигает чувства. Индусам, судя по всему, такой способ любви особого удовольствия не принесёт - потому маньяков можно не бояться (хотя в туристических местах индусы привыкли, что западные люди склонны к эротическим удовольствиям и могут предложить составить компанию). Секс - не запретная и не грешная тема, но и отказ не вызывает проблем, только он должен был прямым и эмоционально убедительным - как и при торговле, поскольку индусы, как люди восточные, могут более основываться на чувствах, чем на словах. Видя это, я чувствовала себя в полной безопасности даже в одиночестве на пляже или в лесу.

Кришнаизм - религия любви


Фото 8: индийский торговец с флейтами

Это индийское умение любить отражает течение Кришны - некогда пришедшего на землю ради восстановления справедливости и грядущего вновь в конце времен. Идею кришнаизма можно по-христиански сформулировать "Бог есть любовь". Если Рама - воплощение Вишну в виде героя, то Кришна - его аватара в виде богочеловека, неслучайно именно его сравнивают с Христом. А заодно это и воплощение Шивы: его имя "черный" трактуется в том смысле, что он выпил яд, получившийся при добыче напитка бессмертия, и вобрал в себя зло мира. Как и ранее, Вишну спустился на землю, чтобы исправить непорядок; а когда дело было сделано, пал случайной жертвой от руки охотника, превратившись в оленя - еще раз подтвердив иллюзорность земного существования.

Соединив в себе два главных образа позднего индуизма: Шиву и Вишну, Кришна стал основателем вишнуитского направления, которое у нас выглядит как отдельная религия кришнаитов - хотя в Индии она неотделима от тысячелетних традиций. Любое реформаторское течение возникает в силу назревшей необходимости, и на фоне консерватизма индусов, охраняющих свои старые святыни и методы от посторонних глаз, кришнаитские центры обучения йоге и открытые навесы с вечно задействованными барабанами и колокольчиками выглядят очень привлекательно. Такой открытый кришнаитский навес приветливо стоял с другой стороны недоступного храма Джаганатха.

А в Бенаресе я остановилась перед табличкой с названием "educational centre", и какой-то индус, увидев мой интерес, пригласил меня зайти. Там несколько человек пели мантры перед алтарем бога, державшего в руке свирель. Обучением йоге называется прежде всего достижение определенного состояния. Как всякая чисто духовная деятельность, эти центры бесплатные. Немного попев с ними, я посожалела о том, что западное умение зарабатывать деньги на психологических и духовных практиках столь быстро вошло в наш быт - надо надеяться, что хоть Индию оно не сильно затронет.

Если древние храмы остаются закрыты для иностранцев и их адекватного восприятия мировой культурой, то кришнаитские центры открыты всем, и через них учение индуизма транслируется на Запад, оставляя поклонение древнему Шиве бродячим садху с трезубцем в руках. Прямым продолжением кришнаизма являются идеи Рамакришны и учение его ученика-миссионера Вивеканады, через деятельность которого Запад узнал Индию. Вивекананду в свою очередь считал своим учителем Шри Ауробиндо: которому являлись также Кришна и Шива. Свой символ - полумесяц, через изменчивость Луны изображающий трансформацию мира, Ауробиндо взял у Шивы. У Вивеканады было много и других, неизвестных Западу учеников, которым он транслировал потоки своей традиции. А у Кришны - тем более.

По сравнению с образом Рамы, в образе Кришны большую роль играет не сила воли, но энергия любви: так свирель отличается от лука и стрел. Правда, речь идет о любви чистой и возвышенной - такой, какой в юности пастушок Кришна смог любить пятьдесят пастушек одновременно, причем каждая думала, что он - именно её возлюбленный, не покидающий её ни на миг. Это любовь отождествления со всеми существами и восприятия процессов живой природы как своих собственных, включения их в орбиту личного "я". Так в популярной притче отшельник говорит женщине, предлагающей ему пищу: ты уже накормила меня, когда дала есть этой голодной собаке. Это любовь, которая заставляет видеть проявление божественного во всём и наследует от древнего индуизма внимание к живой природе.

Способность любить всех и одновременно каждого - один из секретов индуизма, которым владел не только Кришна. Характерна эпическая легенда о том, как один подвижник на старости лет захотел жениться. Он пришел к царю, у которого было пятьдесят дочерей и попросил одну из них в жены. "Я не могу их принуждать,- сказал царь, огорченный просьбой отшельника,- но если какая согласится, отдам её тебе." Каково же было удивление царя, когда, по очереди поговорив с подвижником, все пятьдесят захотели выйти замуж за седовласого старца. Царь выстроил им пятьдесят дворцов и никогда не слышал от дочерей недовольства. А подвижника все жены упрекали лишь за то, что он так много времени уделяет им самим и, значит, мало - их сестрам. Насладившись супружеской жизнью, старец наставил всех жен на путь самосовершенствования.

Число 50 намекает на то, что изначальный природный образ этой притчи - "седой как лунь", т.е. Луна, Месяц - и 50 недель года - фаз Луны. Но лунный образ лишь подтверждает идеал вечно обновляющейся любви. Секрет умения одновременно быть рядом со всеми - в чистоте и непосредственной искренности естественного чувства, ведущего к любви на том глубоком уровне, который един для всех людей и всех объединяет. На самом деле люди требует совсем немного внимания к себе, чтобы чувствовать любовь,- но это внимание должно быть искренним и активным, неумирающим (если бы хоть одна из жен была недовольна, не о чем бы было рассказывать).

Воистину Индия умеет любить, и знаменитые барельефы Кама-сутры в Кхаджурахо или Конараке подтверждают это! Гармонию любви в индуизме проявляют и супружеские пары богов: так Вишну почитают вместе с Лакшми, Шиву - с Парвати, Брахму - с Сарасвати, Раму - с Ситой, Кришну - с Радхой: её влюблённость в супруга обычно подчёркивает её поза, обращенная к нему, или их объятия. Но видеть во всем этом лишь сексуальность и эротику - значит не понимать духа Индии, её тонкой восприимчивости ко всем жизненным процессам и их скрытому смыслу. Неслучайно индиуистские духовные направления (в отличие от буддийских) обычно отрицают секс (как физически-силовые взаимоотношения), переводя любовь на более тонкий, альтруистический план коллективного взаимодействия или акцентируя её нежность и непосредственную чистоту.

У нас кришнаизм обычно связывается с пением мантры "харе Кришна, харе Рама". Мантра считается самым простым путем приобщения к божественному в наш темный век кали-юги, когда преодолевать грубые потоки можно только сильным призывом к высшему, а достичь объединения - настройкой на самые универсальные вещи. "Харе" значит "небеса". Эта мантра, также как многие народные песни и танцы индусов, призывает Бога прийти как можно скорее.

Такой призыв сложно представить ежедневной молитвой не-экстремистски настроенного христианина или иудея, для которых Бог является прежде всего для того, чтобы судить и карать. Но индуизм абсолютизирует бесконечную силу любви, очищающую и смывающую грехи, как неиссякаемая энергия солнца от избытка своего тепла исцеляет души и тела, наполняя их радостью жизни. Психологически цвет этой энергии - оранжевый, как одеяние вишнуитов. И хотя исторически - это нелюбимый и презираемый в жаркой Индии горячий цвет одежды преступников, в которую нарочно одевались аскеты, для общечеловеческой души он символизирует тепло любви.

Нашему слову "тепло" родственно индийское - "тапас", в академическом издании "Махабхараты" удачно переводимое словом "подвиг". Правда, русскому понятию подвига ближе образ "горения" - и в наших суровых условиях действительно нужно горение души, чтобы растопить любовью холод зла,- в мягкой Индии достаточно её постоянного тепла. Может, поэтому индуизм обходит стороной страдание, мобилизующее энергию экстремальной ситуации, и оттого не боится прихода Бога.

"Кришна грядёт!" - центральная идея одно время популярного у нас Университета раджа-йоги "Брахмакумарис". Это идея о том, что мы уже живем в переходный период между темной Кали-югой и новым золотым веком, и нет лучше времени, чтобы изменить свою судьбу (и судьбу мира, насколько это, согласно индуизму, вообще в природе возможно). Это направление, распространившееся у нас наряду с кришнаизмом, стремится пробудить в людях тот же позитивный и целительный жар любви. Его ритуальный белый цвет (в Индии цвет траура и смерти, который не идёт смуглым индусам, но обожествляется белокурой Европой) также является традиционным цветом Солнца и света, дарующего энергию духу и телу. Покровителем йоги по определению является Шива, но также Кришна - а значит, и Вишну, в своих перевоплощениях стремящийся раскрыть все аспекты божественного абсолюта: которые хранит для мира индуистское многобожие.

Храмы Бубанешвара


Фото 9: храм Шивалингам в Бубанешваре

Третий большой город рядом с Пури и Конараком - Бубанешвар : "город тысячи храмов". Его можно было бы по праву назвать городом Шивы. Главный старинный храм Шивалингама , традиционного индуистского вида, с большой и малой пирамидами, помещается в огромном храмовом комплексе. Туристы любуются на него с площадок по соседству. Впрочем, за пределами главной святыни доступны примыкающие к основному комплексу храмы поменьше, где много летучих мышей под потолком - хотя для индусов любой храм остаётся храмом. Какой-то гид-индус тут же повёл нас туда и пропел пуджу.

Небольшие храмы в городе, той же формы, открыты для всех: большинство их расположено вокруг или близ озера в центре города. Мне запомнилось обилие змей вокруг шивалингамов и храм Шивы с родником, вода которого считается святой, и вокруг - несколько бассейнов для омовения. Змея - традиционный символ воды, дающей плодородие, перерождения и регенерации - и смерти, конечно, тоже. Согласно мифологии, Шива, как разрушитель и аскет, обитает на кладбищах, и змеи составляют его свиту. В одном из храмов, где большая кобра возвышалась над статуей Шивы, не довольствуясь этой моей информацией, мои спутницы спросили, почему во всех храмах столько змей, - и служитель с удовольствием рассказал миф о том, как однажды, когда Шива медитировал, началась гроза - и кобра укрыла его от стихии, чтобы не прерывать мысли Творца.

Кроме храмов Шивы в Бубанешваре мне наиболее запомнился храм Царя и Царицы - "Ражда и Райю ", где стены украшают древние боги Вед. Это археологический памятник. За вход аккуратно взимается символическая плата: как и везде, 2 рупии (музеи в Индии дешевле, чем у нас). Этот храм напоминает об общем для всех древних цивилизаций поклонении природным силам: небу-Варуне, ветру-Ваю, грому-Индре, зорям-Ашвинам, огню-Агни, горе-Парвати. Имена этих богов, которым посвящены гимны Ригведы, запоминаются легко: они неслучайно созвучны привычным нам названиям. Огонь и Агни - родственные слова, также как веет - ветер - и Ваю . Имя Варуны происходит от того же корня, что имя греческого Урана и русское слово "верх". Ашвины - индийские братья греческой Эос , есть у неё и сестра: Ушас . И даже Парвати , вероятно, имеет родственника в виде славянского бога растительности Поревита . Любезный гид, честно зарабатывая свои 10 рупий, долго объяснял нам, кто есть кто.

Статуи этих древних божеств природы ныне нечасто встречаются на храмах (кроме Парвати и других персонификаций матери-Земли). Наиболее известны скальные храмы Эллоры на Бенгальском заливе, посвящённые громовержцу Индре . Интересующихся этими богами можно отослать прямо к Ригведе7, или к доступному изложению индийских мифов8, или к нашей книге "Астрология и мифология"9 - где прослежена логика соотношения этих космических сил, выступающих как универсальные принципы, эйдосы бытия (почему разрушитель и творец Вселенной Шива в своей приближенной к людям ипостаси пассует перед Шани).

Для запада эти силы, некогда воплощенные в природных и астральных божествах, ушли на периферию эзотерики, отвергнутой официальной религией,- в Индии они живы и почитаются до сих пор - хотя их храмы остались музеями. Они живы не только в священном писании Вед и практической астрологии, без которой не обходится ни одно важное мероприятие. (Даже время провозглашения республики Индии: 26 января 1950 года в 10.15 - было выбрано так, что в гороскопе лунный узел стоит на Асценденте и имеет аспекты с Солнцем и Луной. Как и день независимости Индии (15 августа 1947 года) - что показательно для понимания индийского национального характера.) Образы богов природы легко вписываются в современный быт: можно увидеть электростанцию с названием "Маруты", в честь сыновей бога грозы - молний: прекрасных и ужасных огненных юношей в сверкающих одеждах. Они мчатся по небу в колесницах, от грохота которых сотрясается земля, и завоевывают солнце. (Попробуйте представить какое-нибудь наше серьёзное предприятие с названием "Перун"!)

А главное - к философским мифам индуизма апеллируют современные мыслители, продолжая выражать свои идеи через образы богов. Яркий пример - агни-йога Шри Ауробиндо, воспевшего в поэме "Савитри" солнце. Савитар - древний образ светила, дарующего людям тепло и свет руками-лучами. Савитри - его женское дополнение, образованное по общей модели (супруга Варуны - Варуни, Индры - Индрани). И сам огонь - Агни для Шри Ауробиндо - не только метафора состояния (нисхождения потока энергии или подъема силы кундалини). Этот образ имеет тысячелетнюю историю священного бога, который некогда воссылал жертвоприношение к небесам и в этом акте объединял собой всех богов - а потому воплотил представление о единой природе божественного. Он выражает себя в растениях и детях как сила роста и развития, а людям старшего возраста открывается через усилие созерцания.

Эти образы помогают нам понять, что и для других народов так называемые "языческие" боги не были только природными силами, а связывались с наиболее глобальными общечеловеческими представлениями, которые актуальны и по сей день. Закономерно, что в эпоху открытия Плутона и двух мировых войн для объяснения действия божественных сил Шри Ауробиндо выбрал образ Агни-огня. Не будет ничего удивительного, если в грядущую эру Водолея кто-нибудь другой в проведении нового потока (или хорошо забытого старого) будет опираться, скажем, на образ бога небесных вод Варуны. Ныне часто встречающееся в современной литературе имя Дэва - просто "бог" или "господин" (под которым традиционно понимается Шива) - воскрешает забытый образ пра-индоевропейского бога Небес Дьяуса (чье имя значит "свет" и от которого произошли имена Зевса и Юпитера). Это демиург и праотец богов, в образе света раскрывающий природу их единства.

Весь этот древний религиозный пласт - который Индии удалось сочетать с современной культурой, един для разных народов, национальные особенности которых сформировались позднее. Поэтому он служит хорошей почвой для понимания возникших позже религиозных идей и различий. И даже - для объединения религий: неслучайно уже в середине прошлого века идею единства всех вер провозгласил для мира индус - Рамакришна. Для него ключевым оставался образ Матери- Кали , которую иногда называют "богиня" - Дэви : как женскую, более конкретную ипостась небесного бога Дьяуса, мало персонифицированного и безликого: как не имеет особенностей Небо, равное ко всем людям.

Сегодня же разные веры объединяют в своем лице известные западу индуистские учителя (Раджниш Ошо или Саи-баба). Хорошо ли, плохо ли это с нашей православной точки зрения, но это так. И пока христианские течения не могут поделить одного Бога, идея слияния религий развивается в Индии, где она родилась: где буддийские храмы соседствуют с индуистскими, индуизм сливается с мусульманством в религию сикхов, а Христос считается воплощением Вишну; где люди почитают и Мать, и Шиву, и мудрого советника обезьян Ханумана, - и чем большему числу богов человек угодит, тем будет лучше.

На самом деле, не столь легко понять, кто такая эта Мать, на каждой горе носящая разные имена. Почему "продвинутые" йоги до сих пор разгуливают по улицам с трезубцем Шивы в руках, а отнюдь не сумасшедшие современные граждане не перестают молиться богу-обезьяне совершенно так же, как христиане - своим святым? Очевидно, настолько глубок символический смысл этих образов, что не исчерпан до конца рациональными веяниями современности, и носителю иной культуры, который не чувствует его от рождения, следует отнестись к нему с философским вниманием. Быть может, в поразительной живучести мифологии Индии и её древних богов кроется ещё невостребованный миром духовный потенциал?

Буддийские места Индии

Близ Бубанешвара есть и буддийские храмы. Один - на холме рядом с пещерным дворцом Ашоки, по виду неотличим от индуистского. Другой, более новый, на возвышенности по дороге в Пури - белая круглая ступа с пятью зонтиками наверху: они символизируют пять буддийских добродетелей. В нишах ступы статуи Будды: его просветления, учительства и успения. На той же вершине холма с ним соседствуют маленький храм Вишну с Лакшми и побольше - Шивы и Дурги.

Буддийские места Индии неслучайно связаны с именем императора Ашоки. Царь, который довел ариев до океана, сыграл большую роль в распространении буддизма в 3-2 веке до н.э.. Его коллона со львами, ставшая национальным символом Индии, изображенном на её гербе, стояла в Сарнатхе - местечке рядом с Бенаресом, где Будда впервые испытал просветление и дал обет своим пяти ученикам постичь закон причинности. Сарнатх - значит "олений парк". По легенде, Будда свою первую проповедь прочёл оленям - и в память об этом в парке действительно разводят оленей, которых посетители кормят с рук. (Правда, неподалёку ещё питомник с крокодилами.)


Фото 10: ступа в Сарнатхе

От коллоны Ашоки остался лишь постамент: её верхушка стоит в археологическом музее неподалёку вместе со статуями Будды, а также Вишну, Парвати и других богов (в том числе и планет) - по виду столь же изящных и привлекательных. От этих статуй, как и от сохранившихся в Сарнатхе развалин основанного Ашокой буддийского храма и четырёх монастырей, веет не столько древностью, сколько энергией, которую легко ощутить. Побродив среди руин и присев на какой-то камень, я вдруг отчетливо стала представлять фрагменты зданий: которые вполне могли здесь когда-то стоять. Не могу сказать, что я - человек, который действительно умеет медитировать, но в этих развалинах внутреннее созерцание удавалось без труда. Возможно, это были просто мои фантазии на тему впечатлений об индийской архитектуре. Подобные образы всплывали и потом, когда я качалась на размашистых волнах океана.

В Сарнатхе стоит огромная целиковая ступа - таких буддийских ступ в мире семь: самая известная в Катманду (в Непале). Позади неё - цветные статуи Будды и его пяти учеников и буддийский храм индуистской формы, где хранятся мощи Будды. Фрески на стенах изображают жизнь Будды. А ближе всего к ступе джайнистский храм с золотым шпилем купола, где стоят статуи Будды: из всех индуистских направлений буддизм наиболее близок джайнизму - религии познания, непосредственно аппелирующей к уму. На картинках икон в светлом джайнистском храме - будды в позе лотоса, святые с нимбами над головой, а также здания, храмы и дерево бодхи, под которым Будда испытал просветление. Одно такое дерево с многочисленными свившимися стволами растёт рядом с храмом.

Плоть от плоти индуизма, буддизм вобрал в себя его легенды и основы его мировоззрения. Он принял ключевую идею о перевоплощении, многократном рождении человека и мира - и поставил себе цель преодолеть эту идею, как и весь консерватизм индуисского мировоззрения. В индуизме развитие мира и его смерть - игра богов, и буддизм, для которого тоже всё происходящее есть лишь бесконечная иллюзия, прежде всего оттенил глубокий философский смысл этой игры, переводя внешнее проявление образов богов во внутренние качества индивидуальной души. Но отрицая многие существенные черты индийской культуры: прежде всего систему каст и ритуалы поклонения многочисленным богам - буддизм исполнил протестанскую роль по отношению к индуизму. Эта роль буддизма оказалась даже слишком радикальной по отношению к индуизму, и он исчез со своей территории: по статистике, буддистов в Индии лишь 0,7%!

Места зарождения и развития буддизма превратилось в руины после средневековых завоевательных походов Великих Моголов, которые ради централизации сделали государственной религией ислам. Они всячески расправлялись с буддизмом - хотя с индуизмом ничего поделать не смогли. Его всепроникающая естественно-природная вера слилась с исламом в религию сикхов - и в мусульманских частях Индии сохранились индуистские храмы. Если бы не объединение с индуизмом, ислам, вероятно, не задержался бы надолго на территории Индии. (не в характере индусов ратовать за веру! да и среди праздника вечно цветущих территорий что может быть более нелепым, как акцентировать внутренние проблемы, забывая о внешней жизни? Но в ключе той необходимости сражаться, к которой призывают Рама и Кришна идеи ислама выглядят более обосновано.) При этом характерно, что всеприемлющий индуизм, тысячелетиями живущий в сердцах и душах, продолжает служить поддержкой и буддизму, считая Будду одним из воплощений Творца. В Индии буддийским храмам всегда сопутствуют индуистские.

В возвращении буддизма на его историческую родину немалую роль сыграло Теософское общество. Теософы были удручены запущенным видом прежде славных развалин, и вдохновитель теософских идей полковник Олькотт убедил молодого индуса Дхаммапалу посвятить свою жизнь востановлению буддийских святынь. Остовы храма и монастырей Сарнатха было решено оставить как есть. Зато древний буддийский храм был полностью восстановлен во втором священном месте, связанном с именем Будды - в Боддгайе : там, где Будда медитировал семь недель, постигая суть перевоплощения - и где родилось учение буддизма.

В отличие от пустынного парка Сарнатха, Боддгайя - более населённое и оживлённое место, где уже не рождается трепет перед археологической древностью. Лишь восемь изначальных колонн сохранилось в ограде заново выстроенного храма, по виду типично индуистского, украшенного статуями нескольких сотен чуть улыбающихся будд. Его вертикальная пирамида возвышается посреди очень красивого кладбища со множеством маленьких ступ разной формы и цвета - в память о буддийских святых. Деревья укрывают камни от жары, и в их тени отдыхают туристы и совершают простирания буддийские монахи.

Вдоль храма девятнадцать лотосов отмечают места, где Будда останавливался во время медитации. Кое-где висят таблички: "Здесь Будда на четверой неделе медитации познал закон причинности." "Здесь по окончании голодания Будде поднесли мёд и рис". Все места доступны, и комплекс главного храма сделан так, чтобы людям было удобно там расположиться. Ко храму примыкает дерево боддхи, украшенное гирляндами цветастых буддийских флажков: оно огорожено, но туда можно запросто зайти, сесть на лежащие там подушечки для медитации и - хотя бы так уподобиться Будде.

Бодгайя - сравнительно новый центр, который соседствует с центром древнего поклонения Вишну - Гайей , где расположена железнодорожная станция. Бодгайя - значит Гайя Будды. В Гайе есть старый храм Вишну : святыня, закрытая для иностранцев. Главный местный символ бога-созидателя - его стопа, связанная с мифом о воплощении Вишну в виде карлика, который пришел отнять у неправедного царя его территорию. Карлик попросил у царя столько земли, сколько охватит тремя шагами. Одним шагом он перешагнул Землю, другим - Небо. "На третий его шаг никто не отважится взглянуть, даже крылатые птицы в полете",- говорит Ригведа. И подобно тому, как в Гайе почитаются стопы Вишну, в Бодгайе, рядом с древом боддхи, можно видеть огромные стопы Будды, запечатленные в камне. Тому, кто знаком с мифологией индуизма, они говорят о том, что человек, победивший свою природу, не менее велик, чем Творец, охватывающий бесконечные просторы Вселенной. Если же не знать легенды о Вишну, этот рудимент язычества вызовет недоумение и покажется гигантоманией (или послужит поводом для суеверий о трехметровых людях мифического золотого века Атлантиды).

Также в храмовом комплексе Бодгайи посреди водной глади пруда можно видеть скульптурную фигуру Будды с коброй над головой. Легенда говорит, что, когда Будда медитировал, началась гроза, и Творец укрыл его от дождя, чтобы не мешать сосредоточенности подвижника. Исторически кобра - воплощение и атрибут Шивы, и ту же легенду рассказывают о самом Творце. А поскольку Шива - покровитель всех подвижников и аскетов, то естественно, что именно он послал змею, укрывшую Будду (или сам воплотился в неё, что с точки зрения мифа одно и то же).

Таким образом Будда - прямой наследник Вишну и Шивы, не только по философии, но и по образу. Здесь можно добавить, что улыбающиеся древние будды на храме Бодгайи, мужчины и женщины, ещё столь же красивы, как статуи Вишну или Парвати, жены Шивы: они физически привлекательны мягкой притягательностью индуизма. Как и все будды, Вишну и Парвати любят улыбаться. И сам образ тысячи будд ведёт начало от воплощений Вишну. Даже священное дерево боддхи с флажками, где написаны буддийские мантры, и рядом с которым лежат камни со стопами Вишну, - рудимент древнего поклонения деревьям. Как мы уже говорили, священные деревья, украшенными ленточками, в Индии встречаются на каждом шагу. Под ними стоит шивалингам и округлые камни, как его природные подобия, и ленточки завязывают для того, чтобы чудотворец Шива не забыл исполнить желания всех, кто обращается к нему с просьбой.

Восстановив старый храм, теософы воплотили идею создания международного центра буддизма. И рядом с ним уже век строятся храмы монастыри тех стран, где буддизм более распространен, чем в Индии (Японии, Тибета, Тайланда, Бутана и др.). Буддийские храмы открыты для всех и отражают своеобразие своих стран - и я ощутила местный колорит юго-восточной Азии, словно там побывала. Почти все они имеют форму китайских пагод. В некоторых храмах и монастырях встречаются раскрашенные ступы.

Японские храмы очень простые: они аскетически пустые, и фрески на стенах отражают фазы жизни Будды, как реального человека. В золотом убранстве индокитайского буддизма больше царственного достоинства. А особенно запомнился мне тайландский Будда с широким разлётом узких глаз и летуче-загнутые края многоступенчатой крыши его храма.

В тибетских храмах, значительно более пёстрых, и с разнообразной атрибутикой, можно долго созерцать ужасных видом защитников тибетского буддизма, столь непохожих на чарующих мягкой красотой индийских богов. Прежде некогда опасные для человека горные духи, они покорились буддийской доктрине, которая возвеличивает человека перед миром природы. Цель покорения природы органически присуща суровой жизни в горах - даже более, чем на самой родине буддизма.- Может, поэтому тибетский буддизм стал столь силён и популярен в нашей нестабильной стране и особенно в Ленинграде: где решительно невозможно предсказать, какой перепад погоды и политики небеса назначили на завтра.

Индуизм слаб при нехватке тепла и энергии любви - и игра Кришны на свирели в северных странах приобретает порой странные формы (дудочки крысолова). Индуистская нежность гаснет в грубом прагматизме разума. Она остаётся лишь невидимой струйкой, питающей жизнь,- а не фонтаном, который можно было бы оценить по достоинству. Буддизм нам ближе: он позволяет проникнуть в религиозную традицию даже наиболее рационально мыслящим людям. Это обуславливает актуальность этой религии в наше время, и рост интереса к ней интеллигенции: в особенности той её части, которая стремится преодолеть однобокость сухого разума,- но не может прямо подключиться к непосредственно-эмоциональной стороне восприятия мира и полагается прежде всего всё же на свой интеллект. Методы дзэн-буддизма, порой резкие и грубые, будят сознательность людей, заставляя подключить спящие стороны души. Отрицающий всё буддизм предоставляет пищу для ума и доказательства его ограниченности, доводя рациональное восприятие до абсурда. Он сам создаёт иллюзию - например, визуализацию образов - чтобы в конечном счете её рассеять. Он учит управлять своим разумом и собой, полагаясь прежде всего на ведомые силы (как Мюнхаузен cам вытаскивал себя за волосы из болота). И тем, кому требуются аргументы в пользу духовности, никакая религия не даст их лучше, чем буддизм.

Обретая рациональную окраску, буддизм теряет природную яркость и красочность солнечной Индии. При этом он стремится познать эмоциональные движения души при помощи интеллекта (астрологически - функции планеты Меркурий: недаром Меркурий в индийской астрологии так и называется - Будха , то есть Будда!). Радикально отвергая прежние мифологические образы и традиции, буддизм доходит до абсурда, отрицая душу: понятие, ключевое для любой религии. Но он не перестаёт быть религией, поскольку базовым для него остаётся интуитивное эмоциональное проникновение в душевные процессы. В этом смысле буддистское мировосприятие можно назвать началом и концом религии. Человек становится религиозен, когда он впервые ощущает в себе независимое от его разума живое движение его внутреннего мира - свою бессмертную душу. Когда он способен отрицать её - рамки одной веры становятся ему тесны: он ищет знания точной науки.

А в Боддгайе буддийскую идею самопреодоления живописует монументальная фигура Будды, возвышающаяся над окресностями. Сельского вида дорога меж храмов и монастырей ведёт к его огромному колоссу, который стоит прямо в чистом поле в окружении своих десяти учеников - пониже ростом. Построенный в XX веке, он отчасти напоминает наши памятники Победы. И в этом доминировании Будды над местностью что-то есть и от теософии, и от сталинизма, и даже от фашизма: в отличие от храмов, гигантская статуя человека сильно отражает наше время. Человек заменяет пирамиды храмов собой - и это подавляет: если не относиться к творениям рук человеческих столь же непривязанно, как этому учит буддизм.

Интересно, что тонкая улыбка будд, сопутствующая их взгляду в мир и внутрь себя, никогда не выходит на фотографиях: её ловишь, лишь находясь рядом,- и тогда поражает, что все будды улыбаются. Столько много улыбающихся лиц - будды улыбаются всегда, в любой позе, которую подчеркивают мудры рук - тоже наследие индуизма: и посылая благословение, и объясняя колесо закона, и во сне смерти.

Живующие в Бодгае индусы используют паломничество туристов для пропитания, продавая открытки, полотенца со отпечатками стоп Будды и даже высушенные листья с дерева просветления. Впрочем, листьев можно насобирать и так - в силу засушливости этого района они сами падают на землю. Будда в главном храме изображен на фоне ярко-синей подсветки - цвета прохладной воды, столь приятной для иссушенной земли Бодгайи: где летом пересыхает даже река, от которой не остается и следа.

И покой этой безводной территории с сопками отдельных гор вполне соответствует тому глобальному чувству недвижимости и вечного спокойствия, какое доносят до нас источники буддизма. Недаром Будде открылась истина в таком, не самом лёгком для жизни месте, составляющем контраст безмятежно цветущей Индии рек-матерей,- в самом жарком месяце мае. В Бодгайе я ощущала застывший покой буддизма как опору ниже уровня земной поверхности - ниже стоп. Лишь имея под ногами столь глубокий фундамент: который не затрагивает течение времени, меняющее лицо Земли,- можно возвыситься над жизнью.

Для отдыха Бодгайя не лучшее место, и я бы не посоветовала ездить туда тому, кто не находит радости в буддизме, особенно в жару - с марта по май. Индусы, похоже, считают так же. Когда, возвращаясь в Дели, я выясняла расписание поездов, чтобы встретится с подругами, меня спросили, откуда я еду. Я ответила, что из Гайи. "Вы, наверное, очень религиозный человек," - последовала реакция.

Гайя мне подарила ещё один пример того, насколько хорошо с религиозностью у самих индусов. От Гайи до Бодгайи - 15 км, тесные автобусы ходят крайне нерегулярно, а рикша берёт минимум 100-150 рупий - и я решила взять напрокат велосипед. Я спросила хозяина гостиницы, у него велосипедов не было - видно, в Гайе это не популярный бизнес: иностранцам лень ездить по жаре. Но в Индии нет ничего невозможного, и вскоре пришёл индус из соседней гостиницы. Как нормальный индус, он начал торговаться. На море мы арендовали велосипеды за 15 рупий в день, он запросил 150, убеждая меня в своей бедности. Мы стали сравнивать доходы: его доход от маленькой гостиницы - одной из целого ряда привокзальных домов - и магазинчика составлял 100 долларов в месяц. Мы торговались около часа и сошлись на пятидесяти.

А попутно он рассказал, что ему 57 лет и он в молодости был крещён (надо учесть, что в Индию христианство пришло на восемь веков раньше, чем в Россию). Этот крепкий моложавый старик (Овен по гороскопу) похвастался, что у него целы все зубы, что он женат, до сих пор имеет отношения с женой и восемь детей: четыре сына и четыре дочери. Двоих из их них он "крестил" индуистами, двоих - буддистами, двоих - христианами, и двоих - сикхами. Искренне довольный, что нашёл столь естественный способ угодить всем богам, он достал из-за пазухи пригоршню символики, в том числе и католический крест. Поскольку я направлялась в Гайю Будды, он дал мне монетку - бросить за него в буддийский храм. Я спросила: в главный? Он сказал: не важно в какой, можно в тибетский или японский. Но прежде он что-то нашептал на неё и благословил меня, чтобы не украли его велосипед.- Стоит ли удивляться после этого, что волшебник Саи-баба проповедует слияние пяти религий! - если в быту простого индуса их единство воплощают кровные узы...

Зубы у хозяина велосипеда действительно были целы - и наблюдая за индусами, мы порой поражались здоровью стариков. Представьте восьмидесятилетнюю высохшую старушку, спокойно едущую на третьей полке поезда! и зубы тоже все свои - солнце плюс экология. (Надо заметить, что вагоны на индийской железной дороге шире и выше, и на третьей полке вполне комфорно. Мы ехали вторым классом, экономя деньги - это как наш плацкарт: он в пять раз дешевле первого. Может, для европейцев он и не годится, но для нас - в самый раз.)

Все те, кто сам путешествовал по Индии, сходятся в том, что каждый там следует своему маршруту. Её свободный поток жизни, устраняющий преграды, делает то, что куда бы человек ни поехал, он найдёт для себя именно то, что ему нужно. Я не считаю буддизм лучшей из религий - но Индия слово нарочно привела меня в Гайю и удерживала в ней недоступным храмом со стопами Вишну, красочной процессией Ханумана и подорожными контактами, позволив увидеть прошлое и настоящее этой самой свободной и безумной из философий, ныне столь актуальной для нас в своём успешном соперничестве с христианством. Меня более очаровала Ганга, и из Пури я хотела ещё раз заехать в какой-нибудь культурный город на священной реке - предположительно, в Патну. Однако туда билетов не было, и кассир предложил доехать до Гайи: там до Патны несколько часов на электричке. Так я поехала в Гайю, чтобы бросить взгляд на древо боддхи и взять билет через Патну в Дели.

Но на маленькой станции Гайи билетов в Дели не было на несколько дней вперёд, электричка в Патну ушла на моих глазах, а касса закрылась, пока я думала, что делать дальше. В Патну шёл лишь ночной поезд - и для Бодгайи у меня осталась уйма времени. К вечеру я вернулась: было уже темно. Мне предстояла не слишком весёлая перспектива добираться на ночной электричке - что осторожные индусы, конечно, не советовали. Я жутко устала от жары и вовсе не была уверена, что в Патне посреди ночи найду гостиницу. В Бенаресе они в десять вечера запирались на все засовы. Но делать было нечего, и в ожидании, пока откроется касса вокзала, я пошла гулять вдоль тёмных улиц Гайи.

Однако шла я недолго - из какой-то гостиницы в поисках заработка меня окликнул хозяин, убеждая остановиться: "Не слишком хорошо ехать на ночной электричке. Лучше переночуйте, отдохните, завтра поедете. Или послезавтра: тут есть, что посмотреть." "Мне через два дня нужно быть в Дели,- объяснила я.- А билетов нет - возможно, в Патне билет взять легче?" - "Нет проблем,- оживился он.- У меня брат работает на станции: вы остановитесь у меня, если он достанет билет? Билет он завтра принесёт в гостиницу, o'key?" - И решив не искушать судьбу, я осталась в Гайе, а хозяин честно заработал свои 140 рупий.

Весь следующий день я бродила по Бодгайе - и конечно, об этом не жалею. Недаром одной из моих спутниц, убедивших меня купить оранжевое сари, после прогулки по руинам Сарнатха приснился сон, что какой-то буддист в оранжевом подарил мне стеклянный шар - лишь мне (и они со мной в Гайю не поехали, оставшись купаться в океане - как я им позавидовала в жарком поезде! и как была рада, что их нет рядом со мной!) А американскую фразу: "no probli" - мы часто слышали в Индии. Она почти всегда означала договорённость между соседями или родственные отношения, сопутствующие деловым.

Через Агру на запад


Фото 11 - индианки у могилы шейха во Фрахтепур Сикри

Индуизм процветает на юге и востоке Индии, мусульманству ближе запад. Агра - бывшая столица и самое известное место Индии - оформилась в период династии Великих Моголов (XVI-XVII вв.) и представляет собой город с достопримечательностями мусульманской архитектуры, как и Дели. Это и дворцы гробниц шахов и шейхов, неотличимые от мечетей, и крепостные стены фортов из красного кирпича - "Red Fort", которые есть практически во всех крупных городах (также и в Бенаресе, и ближайшем к Дели городе Джайпуре). Крепости фортов - чисто туристские места: под аркой ворот форта Дели даже продавали для приезжих недорогие бусы из полудрагоценных камней, а неподалеку прогуливались украшенные слоны, на которых можно было покататься.

Когда мы ездили по Дели с группой, мы посмотрели также президентский дворец: где лазили вездесущие обезьяны, а зеленые кусты были подстрижены в виде слонов и верблюдов. И посетили могилу Индиры Ганди: постамент среди зеленого газона - его как раз подстригала сенокосилка, которую тащила одна из тех изящных горбатых коров, которые свободно гуляли по улицам. Туда шел постоянный поток паломников-индусов, и с этого начинаются все экскурсии по Индии - именно поэтому про Дели можно ничего особенно не рассказывать.

Мусульманская Индия во многом похожа на нашу Среднюю Азию: и по архитектуре, и по характеру людей. Сами таджики и узбеки воспринимают Индию родственной страной. Когда мы с мужем путешествовали по Средней Азии, местные жители часто с затаённым трепетом спрашивали, любим ли мы индийские фильмы. Ответить: нет - означало бы обидеть, и они бывали нам признательны, когда мы говорили, что смотрим их с удовольствием.

По сравнению со Средней Азией Индия культурнее и замкнутее, климат значительно мягче, и жара переносится легче. Если Средняя Азия летом с двух до пяти вымирает, проводя дневное время в чайхане, и принимается за дела к закату, в Индии такого нет: рабочий день начинается с семи и к пяти заканчивается. Народу больше, и люди менее общительны: наши среднеазиаты куда более склонны рассказывать байки - и когда мы проезжали на велосипедах мимо деревень, они обступали нас толпой, распрашивали, приглашали в гости или чайхану, не оставляя возможности избежать контакта. А в оживлённых местах Индии можно и помолчать. В поезде я общалась меньше, чем это было бы в аналогичной ситуации в России, разговорившись только с человеком своего типа: с молодой женщиной, хорошо владеющей английским и работающей на компьютере,- она пару лет была замужем, детей пока не было. Индусы не заводят по шестнадцать детей, как среднеазиаты, и женщины более независимы. Правда, продвигаясь от Дели дальше на мусульманский запад, можно встретить чадру, но гораздо реже, чем белый тюрбан сикхов, который там уже поголовно носят все мужчины.

Агра похожа на Дели, дорога из Дели в Агру занимает шесть часов. Мы ехали с группой на автобусе не останавливаясь, о чём я сожалела: по дороге мы проехали ещё пять-шесть городков с фортами и мечетями, издали выглядевшими ничуть не хуже, чем Ред Форт в Дели или знаменитый Тадж-Махал .

Тадж-Махал - священное место для индусов: перед входом они снимают обувь, как перед входом в храм. Не потому, что там похоронен шах Джахан, при котором династия Великих Моголов достигла своего расцвета. Но потому, что это памятник любви, которая в философии мусульманства (суфизме) играет столь возвышенную роль: будь то любовь ученика к учителю, или любовь человека к Богу. Шах Джахан выстроил гробницу своей любимой жене - которая, как указывал путеводитель, "трагически скончалась, родив ему четырнадцатого ребёнка". Двадцать два года он строил супруге усыпальницу и повелел захоронить себя вместе с ней. На их могилы до сих пор бросают цветы, и рядом с ними стоит священнослужитель. Слева от белого здания гробницы с круглым куполом и четырьмя высокими башнями стоит похожая на неё мечеть, и я видела, как несколько мусульман сели перед ней и начали молиться.

Перед усыпальницей Тадж-Махала - поистине райский сад, где цветут цветы, поют птицы и шныряют похожие на наших белок бурундучки, которых можно покормить с рук. И у моих подруг этот памятник любви оставил неизгладимые воспоминания. Та из них, что имела восточные корни, наконец, учуяла сердцевину мусульманства в мистическом единении любви - и завернувшись в шарф белого пенджаби, соорудив на голове подобие тюрбана, заявила: "Это - моё!" А другая, оценив шедевр истинной красоты, разрыдалась о том, что никто не любит её настолько, чтобы воздвигнуть ей такую же гробницу.

Правда, на меня Тадж-Махал после индуистских храмов не произвёл особого впечатления: он был столь же красив, как и на картинках или по телевизору. Мусульманская архитектура привычней нам, вдобавок там много туристов. Большинство - самих индусов, как и везде: незначительная масса европейцев растворяется без остатка в этом почти миллиардном народе, что меня радовало. Осмотрев Тадж-Махал со всех сторон и остановившись сзади: любуясь, как он возвышается над обрывом реки, что в фильмах обычно не показывают - я по-русски разговорилась с врачом-ветеринаром, который приехал туда со всей семьей - женой и четырьмя детьми, на выходные в гости к другу. На прощанье они подарили мне серёжку - как говорится, "для милого дружка и серёжка из ушка". Подтвердив этим, что хипповские традиции: ниточки, браслетики, "фенечки" - как и свободно свисающая одежда, в которую быстро переоделась вся наша психологическая группа, сменив на неё обтягивающие платья и брюки,- ведут начало из Индии и органически присущи её духу.

Второе известное место рядом с Агрой - Фрахтепур Сикри : Мёртвый город - а правильнее говоря, опустевший город. Легенда рассказывает, что у шаха Джахана долго не было сына. И он отправился к шейху, который жил отшельником в пещере, с просьбой помочь ему в этой беде. Шейх помолился, и сын родился. И шах из благодарности решил перенести свою столицу в то святое место, где жил отшельник: а он жил на высоком холме (- как говорится, "если гора не идёт к Магомету..."). Шах построил там свой дворец - и сейчас можно видеть множество полностью сохранившихся изящных зданий: приёмную, казну, сокровищницу, гарем турецкой жены с дорожкой в середину каменного бассейна, гарем христианской жены - и т.д. Между ними цветут кусты, все целиком покрытые красными цветами и бегают полосатые бурундуки.

Но на вершине холма были перебои с водой - и после смерти шаха его резиденция опустела. Однако там осталась могила шейха: к ней и сейчас приходят женщины. Считается, что если обойти вокруг могилы по часовой стрелке - так же, как вокруг алтаря индуистских храмов - Аллах пошлёт ребёнка мужского пола. Эта проблема остаётся актуальной для индусов, поскольку кто-то должен заботится о них в старости и об их душе после смерти - и согласно верованиям многих народов, это должен быть сын.

Таковы две самые известные мусульманские легенды Индии, через которые можно понять след ислама в индийской культуре. Его ярко отражают дворцы Раджастана. Но, возможно, впечатление о месте ислама в жизни Индии будет неполным, если не вспомнить храм Бахаи в Дели и не сказать, что даже ислам в удивительной стране продолжает творчески развиваться. И мусульманское учение Бахауллы обнаруживает ту же тенденцию к слиянию всех религий, как и индуизм. Мне сложно судить об индийских католиках - я встретила лишь одного крещёного индуса - описанного выше, который подтверждал общее правило. Но сам факт, что индусов крестил апостол Фома: тот самый Фома неверующий, с именем которого связывают некононическое Евангелие и эзотерические истины христианства,- тоже, наверное, чего-то стоит.

Ашрамная жизнь


Фото 12 - храм с конями Солнца и хижина в маленьком ашраме

В Индии - десятки ашрамов в каждом крупном городе: куда больше, чем наших монастрырей. В любом месте можно найти духовные общины всех известных направлений. На Бенгальском заливе я видела ашрамы с хижинами, подобными обычным деревенским домам: из глины или коровьих лепешек с соломенной крышей. Я как-то заглянула в одну из таких хижин, свободно стоявших недалеко от пирамиды Конарака рядом с маленьким храмом, к которому меня притянули статуи крылатых солнечных коней. В избушке на земляном полу сидели три йога, один лежал посередине на возвышении. Они мешали в ступке какой-то пепел, который молча дали мне попробовать. В Пури в ашраме с такими домами я видела одетых в форму детей: там была школа.

Столь непритязательны ашрамы, конечно, лишь для индусов: для иностранцев есть ашрамы из бетонных домов и со всеми удобствами. Правда, когда наша группа ночевала в Дели в ашраме Шри Ауробиндо, всех уложили в одну комнату: и мужчин, и женщин - но в походе это мелочи.

Центр интегральной йоги, где мы провели две недели, расположен в предгорьях Гималаев в Ришидваре: между Хардваром и Ришикешем - красивейшим городом в верховьях Ганги, незабываемое впечатление от которого создаёт близость ярко-голубой реки и покрытых зеленью гор. Ришикеш - значит "город риши: мудрецов". Согласно легенде, семь мудрецов-риши некогда собрались вместе для того, чтобы низвести Гангу с небес на землю и основать в этом месте город, куда бы съезжались люди для обмена духовной практикой. И в маленьком Ришикеше много храмов - даже главная гостиница построена в виде чего-то среднего между пирамидой индуистского храма и ступенчатой буддийской пагодой. На арке центрального храма, обращенного к реке - колесница, на которой Кришна призывает к битве Арджуну. А внутри - многочисленные алтари с богами и скульптурные группы посреди цветущей зелени: и при всём моём знакомстве с индийской мифологией я разобралась далеко не во всех сюжетах и диалогах между мудрецами и героями, которые там изображены.

Своеобразие Хардвара , который лежит ниже по течению и имя которого переводится как "дверь в небеса", тоже создала река. Поскольку мудрецов было семь, Ганга разветвилась в этом месте на семь рукавов - и в Хардваре довольно легко заблудиться, приняв один за другой. Центр Хардвара можно найти по часам на башне: маленький раскрашенный Биг Бэн - всё, что осталось от английской колонизации, если не считать аккуратных полицейских, которые свято блюдут свои обязанности, во время скопления народа не пускают за ограждения и при случае могут подсказать маршрут. Рядом - центральный храмовый комплекс, занимающий часть набережной, входя на которую, надо снять обувь.

Хардвар шире Ришикеша, где Ганга хранит своё единство, но по сторонам его - тоже горы, а в горах - храмы. Вечером они освещены, и это производит сказочное впечатление: гор не видно, и храмы будто бы висят в воздухе. Мы въехали в Хардвар в 12 ночи, уставшие от дневного путешествия из Агры,- и это было подобно фантасмагории: словно мы уже спим, или ещё не проснулись.

Хардвар - город, где можно встретить европейцев: для западных людей он достаточно комфортен, поскольку на севере Индии прохладнее. И, как небольшой город, он менее пугает иностранцев красочным хаосом своих улиц и базаров. За Ришикешем вверх по течению Ганги стоит множество палаток, где дикарём селится западная молодёжь: вероятно, это не запрещено, и во всяком случае их видно лишь с реки - а не с серпантина круто взбирающейся вверх горной дороги.

От Хардвара до Ришикеша - 25 км по дороге, Ришидвар - название которого можно перевести как "дверь мудрецов" - как раз посередине. Центр интегральной йоги, где мы были, расположен на высоком берегу Ганги - за пару километров от Ришидвара и главной дороги, посреди сельской местности. Река сокращает расстояние, и пешком от ашрама до Хардвара - 40 минут, если идти вдоль каменистого берега Ганги по лесной тропинке, где жёлтыми цветами покрыты кактусы и летают иссине-голубые птицы.

В память о Шри Ауробиндо ашрам называется " Aurovalley ". Не Ауровиль - "город Ауробиндо", расположенный на юге Индии близ Пондичери, а "долина Ауробиндо". Этот небольшой ашрам основан недавно - в 1986 году. Его руководитель родился в Гималаях, с юности жил в ашраме Ауробиндо в Пондичерри, а потом решил вернуться в родные каря, и нашёл подходящее место для ашрама - место, что ни говори, действительно замечательное! На севере заметно прохладнее, чем на юге, и мы с удовольствием купались в Ганге и ходили по лесу (хотя индусы с присущей им осторожностью сказали, что в лесу водятся змеи и тигры, но разве русских людей это остановит?).

В ашраме вдоль дорожек цвели кусты, в окресных полях бродили коровы, на деревьях близ центрального здания висели лозунги: "Om namo Narayana" (молитва Вишну-Нарайяне, объединяющем всех людей) или "All life is yoga" (вся жизнь - связь с Богом). Этот лозунг соответствует тому единству жизни и религии, которое я ощущала в Индии. Всё же я не была вполне уверена, правильно ли делаю, что собираюсь две недели жить с психологами в ашраме - вместо того, чтобы свободно остановиться в Хардваре или прекрасном Ришикеше. Занимаясь не йогой Шри Ауробиндо, а астрологией архетипов, как войти со своим уставом в чужой монастырь? Хотя в Индии ашрамная жизнь менее специальная вещь, чем у нас: и Свами Брахмдэву - коротко Свами Ди, который встретил нас по-домашнему тепло, было вполне естественно вместо семьи создать ашрам. (особенно, если взглянуть на его гороскоп, что я сделала уже в Ленинграде. Но следует добавить, что до того я решительно не различала индивидуальные черты его характера - более безличного человека я в жизни не видала). Порой с ним в ашраме живут его младший брат и другие родственники - что лишь поддерживает образ очень широкого дома и семьи - которая чудесным образом распахнута для всех.

И мои колебания развеялись довольно быстро: я чувствовала себя на своём месте в этой долине Ауробиндо, которая, казалось, принимала всех - со всеми их сомнениями, психологическими и в целом христианскими взглядами и творческими устремлениями. По ощущению внутренней свободы, которую даёт любое духовное место, Ауровэллей вполне соперничал с нашими монастырями, если не превосходил их. Остановись я в городской гостинице, я бы чувствовала себя в большей зависимости от внешних условий.

Надо сказать, что устав в ашраме всё же был: пить, курить, есть мясо и заниматься сексом и политикой в нём запрещалось, как гласила табличка на центральном здании. На восходе в храме проходила часовая медитация в молчании. За ней следовали асаны - на крыше здания, освещенного лучами солнца. И вечером киртан: медитативное пение мантр - тоже в храме, который представлял из себя комнату, занимающую второй этаж, с ковром и подушками для сидения и большими портретами Шри Ауробиндо и Матери Миры. Но это действительно был храм: по своей яркой энергетике. Как-то я пошла туда помедитировать одна: мне пришлось прикладывать усилия, чтобы бороться со сном, хотя дело было днём. Во время покоя медитации туда очень любили приходить две собаки, приблудившиеся к ашраму. (Бразилийка Зина, готовившая еду, говорила, что они в прошлом перевоплощении были йогами, да видно, в чём-то согрешили, и родились собаками, но к духовной практике всё же вернулись.)

Портреты Ауробиндо и Миры висели и на первом этаже в столовой - Мать глядела на нас со всех сторон. Это в первые дни даже несколько доставало, и одна из наших девушек спросила: для чего столько фотографий? Свами попросту сказал: где портреты, там и Мать. Потом, для объяснения, кто такая Мать, он использовал слово "сonsciousness" - "сознательность". Но вряд ли это полностью удовлетворяло спрашивающую, и Свами Ди посоветовал ей просто подольше посмотреть на фотографии. Я тоже увидела что-то отталкивающее в прямоте взгляда Миры, на лице которой была резко обозначена не то улыбка, не то скорбь. Но посмотрев подольше, я увидела за ними любовь. Элемент напряжения был связан с самой идеей её работы - образом трансформации клеток: это была разражительность преобразования, разрушающего всякое сопротивление частей целого, чтобы высвободить их активность.

Объяснение Свами о Матери было близко идее: всё есть сознание - в которой индуизм стыкуется с западной философией. Свами посетил много стран и строил методы обучения иностранцев, отчасти ориентируясь на английскую духовно-психологическую школу Финхорна: где с ним и познакомилась моя подруга по путешествию, которая организовала группу для поездки в ашрам. Может, поэтому Свами говорил с позиций субъективного идеализма - может, с русской точки зрения он объяснил бы и как-нибудь по-другому. На самом деле Индия и Россия гораздо ближе, чем Индия и Запад, и зачастую обидно, что восточные учителя обращаются к нам, как к западным людям, и мы даже в этом копируем западные, более формальные модели общения. Таков был английский "talking": беседа с ответами на вопросы - но наши люди, в отличие от западных, вовсе не склонны задавать простые вопросы и получать простые ответы. И мне в начале первой же такой беседы показалось, что столь нудного разговора я просто не выдержу. К счастью, как переводчику, мне быстро стало ясно, что Свами не просто говорит: он одновременно делает то, что говорит.

Чем дальше я переводила, тем больше это видела - мне стало интересно доносить его волну. На самом деле, не столь важна была буквальность слов, к которой привычна наша техническая интеллигенция, изучавшая научный перевод,- сколько то, что за этим стояло. И в дальнейшем, чтобы верно передать информацию, я смягчала для Свами острые вопросы нашей группы и эмоционально акцентировала его ответы для наших. Через бурную русскую эмоциональную включенность вернее доходило более обтекаемо-цельное, более мифологическое индуистское мышление, где образы богов были живы, а не превратились в мертвых кумиров. Не выглядело нелепым, когда Свами, рассказывая историю Ауробиндо, мягко улыбаясь, говорил: "Кришна пришёл к нему и сказал..." Это древнее отношение человека с богами непосредственно становилось доступным пониманию - как и тот современный момент, что Шри Ауробиндо никогда не называл себя учителем, а только исследователем, как и своих товарищей. И это близко отношению к духовной практике научного XX-го века - а может XXI-го.

Я скажу, наверно, банальную вещь - но в ашраме я порой находила реализованными свои духовные идеалы будущего. В частности, идеал создания спонтанных ритуалов на месте механических практик я увидела в киртане. Свами Брахмдэв предложил, чтобы между мантрами мы пели сами - что нам хочется. Мантрами достигался нужный настрой, и все песни становились обращением к Богу: и песни про родину, и песни про любовь. Один колумбиец, полгода живший в ашраме, а полгода на родине, пел по-испански любовную лирику - и это звучало как должное. Я сперва спела то, что первое пришло в голову - "Карелию": в разных краях оставляем мы сердца частицу... Затем стала петь свои песни: хоть они у меня философские, и сколько я ни пела их в Лениграде, они никогда не выглядели молитвами - но там они ими стали. У Свами Ди были и свои песни: одну он перевёл на английский, колумбийцы на испанский, и мы на русский: "Течёт река, набирая силу. О Мать, я всегда буду твоим ребёнком: прими меня к себе - и донеси до Океана."

Регулируя энергию, Свами Ди помогал нам петь - как он вообще нам помогал. Мы не много времени проводили в ашраме: ездили в соседние города, поднимались в храмы, куда вела канатная дорога: в предгорьях Гималаев это обычное средство передвижения. Однако на третий день я стала замечать, что всё это не просто так: Свами работал всё время, проводя регулировку атмосферы и наших тел тоже. Его участие стало для меня откровенно, когда я, выйдя из автобуса, почувствовала себя плохо, села - и вдруг боль прошла, и самочувствие стало нормальным: я подняла глаза и успела встретится взглядом со Свами, который сидел метрах в тридцати от меня. Я поделилась с девочками - все они тоже что-то ощущали, то ночью, то днём. Тонкое восприятие невозможно без нормального состояния тела, поэтому целительство в Индии - основа духовной работы.

Немножко скажу и об асанах. Как известно, цель телесных поз: асан йоги - управление органами тела при помощи сознания. Но прежде всего - нормализация жизненных процессов через устранение преград на пути естественных потоков энергии. Это основоплагающая индийская идея: все потоки жизни должны течь свободно, как текут реки. В освобождении потоков - глубинный смысл мировой битвы добра и зла - сражения Индры со Вритрой. Запруды на пути рек ведут к катаклизмам: и память об этих природных катастрофах индийского региона хранит миф о Шиве, который подхватывает на свои плечи горную реку Гангу, падающую с небес на мирную землю. Но и природа нашего тела подобна природе земли. Препятствие на пути энергии порождает сначала невидимую болезнь, которая однажды может лавинообразно захватить и разрушить организм - если, конечно, Шива вовремя не вмешается.- Вот он и научил йогов асанам, цель которых - умение чувствовать и устранять точки напряжения внутри органов!

По сути асаной может быть любая поза: важнее возникающее при этом внимание к своему организму и активная работа разума по совершенстованию тела. Специфика поз предоставляет лишь опытное знание о том, куда при этом положении тела полезнее всего направить мысль, энергию какого органа активизировать - но это детали, более интересные медикам. Чтобы тело было открыто энергетическим потокам, оно должно быть одновременно фиксированным и расслабленным в любой, самой неестественной позе (разве мало их в нашей жизни!). Этому помогают звуки мантр, сопутствующие гимнастике,- и, конечно, обращение к богам: которые сами являются этими потоками, а потому и ниспосылают их людям. Понять такой взгляд легко с точки зрения астрологии, где боги-планеты правят органами тела. Йоговская гимнастика и пение мантр подразумевает обращение к Богу, как индийские классические танцы и народные песни. Йога - это всегда настройка на божественное и привлечение энергии "свыше", даже если изнутри. Без этого манипуляции телом и звуком лишаются силы и смысла.

В ашраме асаны проводила колумбийка Мария, которая пять лет назад приехала в ашрам и осталась насовсем, взяв на себя экономические дела. Мария говорила, чтобы мы направляли своё сознание в точки, где чувствуем боль и дискомфорт и устраняли их; и то, что перед каждой следующей асаной должен быть достигнут покой сознания после предыдущей - подобный спокойной глади озера. Во время гимнастики мне нравилось переводить больше всего: потому что в этом момент я управляла словом: слово имело власть над телом - это было здорово! И эффект асан, которые мы делали на свежем воздухе, в аромате деревьев и пении птиц, был очевиден - за краткие две недели позвоночник приобрел гибкость, и даже при часовых сидениях в ашраме никакие части тела ни разу не затекали. Домой я вернулась здоровой, как никогда и с фигурой молодой девушки. Я и до этого не была больной - но небольной и здоровый - две большие разницы. Это, конечно, во многом благодаря работе Свами Ди. Можно добавить, что зайдя на пять минут вскоре после возвращения в церковь, я с удивлением почувствовала там очень прямой, даже плоский вертикальный поток. (Недели через две он стал тоньше, а потом я уже его не ощущала: организм быстро теряет чистоту в условиях нашей экологии.)

Свами Брахмдэв вёл себя как гостеприимный хозяин: он читал наши мысли и исполнял желания своих гостей. Одной из женщин вместо обычных лепёшек захотелось хлеба - и вот на столе появился хлеб. Потом ей показалось, что ковры в храме пора почистить. И Свами после завтрака предложил заняться карма-йогой: убраться на участке или в своих вещах - делать не важно что, но с полным вниманием к действию. В храм он ненавязчиво направил меня и девушку, которая хотела с ним поговорить, но не решалась.

При первых словах из её глаз полились слёзы, но Свами ласково взял её за руку, сказав, что 99% всех проблем - от неправильных мыслей. И после того, как её проблемы, в фатальности которых меня она почти убедила за то время, пока я их переводила, и вправду улетучились за считанные минуты, и она расцвела, она рассказала, что как-то давно ей ярко приснился старик с седой бородой, которого она узнала в иконе, стоявшей ниже портретов Ауробиндо и Матери. Это был риши Бригу, создатель таблиц судеб и покровитель астрологов. Свами среагировал в индийском стиле: ничего удивительного, поскольку все мы в прошлой жизни уже не раз встречались. Он сам был из семьи астрологов и, рассказав о Бригу, которому индусы молятся об изменении судьбы, показал мне квадратного вида индийский гороскоп, составленный для ашрама, а потом оставил нас наедине с иконой, которую мы ещё некоторое время изучали вдвоем, пока убирали храм.

Видение мыслей предстанет более понятным процессом, если знать, что это не есть буквальная трансляция слов из головы в голову - а есть восприятие мысли, чувства и желания за пределами слов - и её перевод в осязаемую форму. При этом легче видны истинные чувства и мысли - но особую сферу представляют ложь и юмор. Свами Ди как-то поделился, решив, что это будет мне интересным, что он понимает практически всё, что говорят испанцы и колумбийцы (хотя испанского не знает, как и русского) - но то, что говорят русские, порой представляет для него загадку. "Это потому, что мы часто думаем одно, а говорим прямо наоборот - это русская манера шутить: у нас юмор такой," - объяснила я. Не знаю, понял ли он: он всегда внутренне очень серьёзен. Не живя в нашей сумасшедшей стране, нормальному человеку сложно научиться шутить и объясняться по-нашему.

Группа же, сопоставив впечатления о том, что делает с нами Свами Брахмдэв, не могла понять, как он это делает. - кто-то вспомнил даже Кастанеду, но ясности это не прибавило. По-русски было сказать: мы знаем, что вы знаете, и я сформулировала вопрос наступательно: "Everybody feels - все чувствуют, что Вы делаете: объясните, как?" "Я ничего не делаю," - ответил Свами Ди: это была чистая правда. Как учит хотя бы астрология, образ исполнения желаний создаёт общая настройка на мировой резонанс. И что касается целительства: он этого, конечно, не делал - но как же он достиг такого не-деяния? И тут нас подвела английская манера токинга: хоть Свами ничего не скрывал, он стал говорить элементарные вещи о том, что такое гармония,- и большинству показалось, что он ушёл в сторону от ответа.

Я могу только добавить, что он не влиял на нас энергетически, он вообще не настраивался на нас и наши проблемы: на все внешнее - по горизонтали. Зато он постоянно был настроен по вертикали: как говорится, на волю Бога и свой внутренний контакт с Ним. Он выступал как чистый проводник, и добится от него личной реакции было сложно. При этом он несомненно будил в людях их собственное я. Мы управляли его действиями в большей степени, чем он нашими, поскольку он удовлетворял потребности людей: но лишь те, для которых назрела внутренняя необходимость, а не все. В этом смысле он отнюдь не был медиумом - и одна из его лекций была посвящена тому, что каждый имеет право закрыть двери своей души и сказать нет. Но как веселый человек заражает окружающих своей радостью, а грустный - меланхолией, так и йог транслирует всем подряд свое спокойствие, концентрацию и психическое здоровье. - А что из этого выйдет, больше зависит от потребностей общей гармонии, которой он служит (от потока, который он передает, и от индивидуальной реакции окружащих).

Кумамела в Харидваре


Фото 13: омовение

Раз в 12 лет в одном из четырёх главных городов Ганги проводится праздник Кумамела. Её материнские воды превращаются тогда в амриту - нектар бессмертия: напиток бессмертия в мифологии тесно связан с материнским молоком. Нам повезло приехать в Харидвар именно во время него - судьба!

На праздник съезжаются тысячи людей, чтобы омыться в реке и пережить новое рождение. Кроме тех, кто занимается духовной практикой профессионально, в большинстве это люди пожилого возраста. Согласно древним индуистским традициям, после юношеского периода ученичества и зрелой жизни в роли мужа и домохозяина, наступает свободное время отшельничества и странствий, необходимое для познания истины. По канону, оно занимает половину жизни - и при неторопливом темпе жизни индусов у них и сегодня есть время подумать о вечности. Правительство заботится об этом: ставит для приезжающих на праздник палатки и шатры для бесплатной еды (в организации которой участвуют ашрамы), строит на время праздника дополнительные навесные мосты над рекой, чтобы скопление народа не привело к инцидентам. Ежевечерние праздничные религиозные церемонии в храмах и на улицах приобретают всеобщий масштаб, проводятся концерты и фейрверки. На улице можно встретить людей с платками, завязанными у рта: это показывает, что, готовясь к церемонии, они соблюдают обет молчания.

По приезде мы вшестером пошли гулять из ашрама в Харидвар - и наблюдали длинную процессию вишнуитов в оранжевом: их было, наверное, человек 200 - в основном старики, каждый из которых являл колоритную индивидуальность. А в храме, рядом с которым вся процессия потом устроилась на ужин, мы увидели девочку, переодетую Ситой - вместе с Кумамелой проходили весенние празднества, посвященные Сите и Раме. Как во многих новых храмах, в нем были представлены все боги. Дурга с черным лицом, Вишну с Лакшми (их атрибуты - лотос и раковина) ; Шива с Парвати (их символ - ом) ; богиня знания Сарасвати со свитком в руке, музыкальным инструментом: виной - и лебедем - жена творца Брахмы (которого не ихображают); Кришна, обнимающий Радху, со свирелью в руке; Сита с Рамой (эту пару можно узнать по стреле и луку) и их хвостатый помощник Хануман.

В первый день праздника мы поехали в Харидвар смотреть пуджу Ганге. Вдоль всей реки на ступенях и у воды стояли люди - заранее заняв центральные места города, которые полицейские потом оградили от допуска жаждущих. Священнослужители зажгли спиральные пирамиды огней, репродукторы пели праздничные песнопения - и весь народ пел вместе: пела даже молодёжь. Потом люди по очереди спускались к реке, опуская в воду тарелочки со свечками. Все дни праздника в реке то там, то здесь окунаются люди: это не купание, но и не ежеминутный акт - они просто естественно сливаются с рекой в своём ритме.

Время праздника определяется астрологически. Он проводится во время соединения трех планет (Юпитера, Венеры и Лунного узла-Раху: точки на оси затмений Солнца и Луны. Как уже упоминалось, по мифу демону Раху удалось напиться сомы прежде богов. Всевидящие светила заметили это и доложили громовержцу, который рассек его тело пополам. Но голова Раху уже успела стать бессмертной, и демон в отместку глотает Солнце и Луну, если они попадаются ему на пути. Эта астрологическая точка связана с символикой бессмертия и перерождения.)

Для меня это был впечатляющий пример использования астрологии в жизни Индии. Я сама вычисляла, когда нам лучше ехать в Харидвар, чтобы астрологическая ситуация была благоприятной - но о празднике я не знала. И хоть я прекрасно знаю миф о богах, которые добывали амриту, но мне никогда не приходило в голову, что можно не только видеть его в скульптурах храма, но и принимать в нём участие!

Храм Синей шеи - амрита и яд


Фото 14: красочный храм Шивы

Кумамела воскрешает миф о том, как боги пахтали океан, используя вместо мешалки мирового змея Шешу, чтобы получить божественный нектар амриту - или напиток бессмертия сому: смесь молока и хмеля. Но когда они перемешивали воды, вместе с амритой возник и яд - который выпил Шива, отчего его шея стала синей: и недалеко от Ришикеша расположен храм Синей шеи.

На нём красочная скульптура показывает, как боги вращают мирового змея Шешу, добывая напиток бессмертия, а из воды подымается богиня процветания Лакшми с лотосом и месяцем в руках (архетип Венеры) и бог Брихаспати с чашей сомы (индийский Юпитер).

Храм Синей шеи напоминает о том, что Шива - самый преданный хранитель материального мира. Он выпивает яд калакуту, угрожающий отравить мир, и защищает людей от всех разрушительных перемен. Когда материнская река истока жизни падала с небес, угрожая разрушить Землю, Шива подхватил её себе на плечи. Два это мифа или один? В вечности жизнь и смерть слиты, вместе с жизнью возникает смерть, и Шива защищает от неё мир, вбирает ее в себя: так он подолжает брать на себя все издержки процесса развития мира и каждого человека, даруя энергию тем, кто продолжает стремится к эволюции.

Мы ездили в этот красивый храм, который стоит в поселке на одной из гор. Когда-то тут в пещере жил отшельник, место стало почитаться и был основан храм, а вокруг него вырос посёлок. Паломники специально приезжают к нему, и поскольку посетителей много, к храму ведёт корридор, чтобы они проходили по одному. Кто-то спросил: почему столько людей приезжают к Шиве? Свами Ди ответил: всё же это бог разрушения и смерти, ему молятся, чтобы не случилось неприятностей с близкими: чтобы он ничего не разрушил. "Это считается очень могущественным местом,- добавил он: люди верят, что если загадать здесь желание, Шива обязательно его исполнит."

В разноцветном храме Шивы для удобства и быстроты церемонии для паломников приготовлены небольшие подносы со всем необходимым. Они стоят копейки: это вода матери-Ганги в пакетике, которой нужно полить шивалингам; горький зелёный фрукт, который следует кинуть Шиве; свечки и ароматические палочки, которые нужно ему зажечь; ленточку, которую можно завязать на его дереве как гарантию исполнения своей просьбы к Творцу; и сушёные фрукты и орешки, которые можно после всего этого съесть. Свами Ди тоже выдал каждому из нас такой "джентельменский набор" и с улыбкой сказал, что мы тоже можем задумать своё желание.

Я исполнила церемонию, знакомую мне из путешествий. В окружении группы это ощущалось иначе, чем в одиночестве. И когда я подошла к стволу дерева, проросшего сквозь крышу храма, чтобы загадать желание, мне было так хорошо, что никаких желаний у меня не было. За исключением, пожалуй, одного: понять, что делала Мать Мира, и как это соотносится с моими собственными ощущениями. Я подошла к дереву и попросила Шиву, чтобы он дал мне познать энергетический процесс клеточной трансформации.

Решительно, Свами Брахмдэв плохо знал русских людей - нам только предложи загадать желание! ладно психологи: у них бывают проблемы - но кто другой на моем месте не поступил бы так же? Ведь наше истинное желание - не престижная работа, удобная машина и семейные ценности - а пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что!

И после этого, когда мы пошли в столовую перекусить, к нашему столику подсел Свами Ди и рассказал такую любопытную историю. Однажды явился Матери Шива. И она попросила его остаться: ей казалось, что это возможно, из-за важности той трансформации, над которой работали они с Ауробиндо. Шива ответил, что он не может оставаться с ними всё время, но обещал исполнить любое её желание. Тогда Мать попросила, чтобы Шива совершил ту трансформацию клеток в её теле, которой они добивались, - и он это сделал. Преображённая, она пришла к Шри Ауробиндо, но тот отвёл власть Шивы. "То, что приходит чудом, непрочно. Оно не сохраняется надолго и не способно трансформировать мир,- сказал он.- Мы пойдём другим путём."

"А зачем же тогда мы загадывали желание?!" - спросила одна из наших умных девушек, остерегаясь подвоха. "Для развития веры," - чистосердечно отвечал Свами Ди, не подмечая иронии. Европейская тяга к абсурду не затрагивала его. Он ни на что нас не провоцировал: вёл не через отрицание плохого к хорошему, а через хорошее к хорошему - и в этом главное отличие индийского пути от западного. Вслед за Ауробиндо он был убежден, что все прежние формы религии исчезнут, и их сменит единая духовность. Но почитать индийские традиции ему это не мешало. Его заинтересованность в нашей вере носила не абстрактный, а вполне практический характер: сложно сделать для людей что-то хорошее, если они не верят - и легко, если верят (я сама сталкивалась с этим, рассказывая гороскопы: но это можно увидеть в любой профессиональной деятельности). Собственно вера и есть - раскрытие всех каналов.

Но как же всё-таки работать с энергией и вызывать процессы трансформации, если к Шиве лучше не обращаться? Уж Мать-то знает наверняка!- подумала я. И я потом спросила у неё - она ответила: это прийдёт само, когда будет достигнут покой - на долю секунды остро ощутив его вместе со свободной активностью частиц.

В индуизме в познании нет греха, как нет и зла в глобальном смысле: есть лишь мера трансформации, есть наше незнание и невидение истины происходящего ( а-видья ). Шива благ, и он не даст разъедающему яду трансформации убить жизнь. Бог-разрушитель хранит ее, и рушит лишь то, что способен восстановить. Так в гневе оторвав голову своему сынишке, он приставил ему голову слона - и появился любимец индусов слоноголовый бог Ганеша (это более простое объяснение, чем миф о Шани: где видна особенность мифологического мышления - разными мифами подчеркивать различные грани одного и того же).

С этим связано и отношение йоги к вопросу страдания: с точки зрения йоги это прежде всего неправильная регулировка тела - можно сказать, переадресовка её не к дэвам, а к асурам. Божественный нектар сомы должен доставаться дэвам, а не асурам - хотя, чтобы добыть сому, объединились все боги. Но сперва нектар бессмертия захватили асуры - силы земной энергии. И тогда Вишну, преобразившись в прекрасную женщину, отнял у них напиток вечности своим очарованием любви - и передал его дэвам, светлым силам небес.

Хотя, конечно, страдает и тот, кому приходится сражаться с асурами: мне запомнилась фраза Свами Ди "никто так не страдал, как Рама". Это мифологически, а логически для Свами Рама был тем, кто вложил в жизнь ум (той божественной инкарнацией или эманацией, если сказать в западном ключе).

Наши люди, воспитанные в духе христианской культуры, активно поднимали вопрос о страдании. Свами ответил, что его причина в "selfishness" - самости по-английски, или, если по-русски, в собственном эгоизме. Это понятно: чистая мысль - свет - возникает в пустоте и покое, а огонь страдания - это трансформация того, что нас сильно беспокоит. Страдания не будет, если убрать героическое "я", как поётся в песне: "Дайте быть Али-бабе Али-бабой, не качайте восхищенно головой!" Но, как говорится в той же песне: "Этот мир сегодня стал больным-больной - простите меня, пожалуйста!" - Человеку не отказаться от своей героической творческой функции, и Рама вынужден был сражаться. Перед своей главной битвой он помог царю обезьян победить его злого брата-близнеца, попрактиковавшись в борьбе с животной природой до решающего сражения с силами зла (это уже архетипическая трактовка).

О Раме и его помощнике Ханумане


Фото 15: праздничная повозка со статуями героев Рамаяны

Остановлюсь немного на архетипической трактовке "Рамаяны", героев которой мы встречали в течение всего путшествия в Индию и празднества в честь которой сопутствовали Кумамеле. Шива и Вишну разрушают мир и творят его заново. Постоянная трансформация и вечное повторение - в этом предопределенном сценарии мало что зависит от воли человека. Сама смерть предстает иллюзией, поскольку подразумевает регенерацию и новое воплощение. Кажется, что вместе с мировым злом и грешностью нашей свободной воли, Шива забирает у нас ее саму. Что же остается человеку? Роль в игре богов, где он правит лишь колесницей своей судьбы, которая всегда едет уже по указанной природой дороге?

Но даже если в мире, построенном на закономерностях Брахмы, свершение предстает иллюзией, все же жизнь продолжается, ища новые способы самовыражения. И на последней стадии развития индуизма самым актуальным становится эпос: Рамаяна и Махабхарата. Его датируют второй половиной I тысячелетия до н.э.: тем же временем, когда сформировались мировые религии даосизма, зороастризма или буддизма. Его самые известные участники - Рама и Кришна - попадают под определение воплощений Вишну.

Главная тема любого героического эпоса - развитие воли и активности людей. Индия делает особый акцент на философии героики. Личное свершение вопреки закономерности - это то, в чем Восток уступает Западу. Может быть, поэтому в индийской культуре эпические герои возвышаются до уровня богов (в отличие, скажем, от греческой, где в эпосе боги низводятся до людей). Диалог об активности ведут в "Махабхарате" Арджуна и Кришна: на поле боя лучшему из стрелков сам Бог философски доказывает необходимость сражаться. Насколько же неочевиден для индийской культуры тезис о том, что жизнь - это борьба!

Раму , в честь которого в Индии разгрываются красочные представления вишнуитов, также лишь судьба вынудила к сражению. Ведь демон Равана чуть не убил его отца, царя Даширатху, а потом похитил его возлюбленную Ситу. Равана подстроил, чтобы Рама лишился трона, на который имел все права как законный наследник, и был послан в отшельничество в лес, где Раване было легче схватить Ситу и умчать на своей летающей колеснице на Шри Ланку.

Согласно древней логике мифов, демон Равана не случайно имел виды на Ситу. Сита, чье имя значит "борозда", родилась из-под земли на вспаханном поле. В стране тогда был голод, и к царю Джанаке явился отшельник, который посоветовал ему самому взять плуг и начать пахать. Царь последовал этому мудрому совету - и из борозды появилась девочка удивительной красоты, а голод в стране тут же прекратился. В мифах новые всходы на поле часто сравнивались с молодой девушкой, и проблема, таким образом, решилась просто. Но эпос не ограничился забытой логикой мифологии, и Джанака не только туго набил закрома, а взял девочку к себе и воспитал как свою дочь. И тут как раз появился демон Равана, чтобы эту логику напомнить. Осенью всходы ждет смерть: так в греческом мифе Плутон, бог подземного мира, похищает у матери-земли Деметры и берет в жены её дочь растительность-Персефону. И бог потустороннего царства Равана: столь же жадный до земного богатства, как и Плутон,- конечно же, захотел забрать подросшую Ситу себе.

Но царь успел отдать её в жены Раме - достойнейшему из людей и сильнейшему из героев. Тот доказал свое право быть её мужем как лучший стрелок из лука. На храмах Рамы и сегодня можно видеть его атрибут - лук и стрелу (что соотносит его с архетипом громовержца-Юпитера, побеждающим бога подземного мира: с Индрой, убивающим змея Вритру - и нашим Георгием-Победоносцем). Когда Равана похитил Ситу, Раме сообщил об этом умирающий орел: раненный демоном, когда он вступил с ним в битву прямо в воздухе, желая остановить колесницу. Чтобы возвратить супругу, герой отправился в царство темных сил.

Разве этот общечеловеческий сюжет и сегодня не достоин внимания? На Западе психоанализ будет трактовать его как спуск в бессознательное, в царство смерти - нейкью. Сита предстанет душой, похищаемой силами невидимого мира, которую человеческая воля и дух, воплощаемая образом Рамы, должны вызволить из плена зла. Сколько страданий и невзгод приходится пережить Раме, теряющего все - и царство, и возлюбленную - из-за того, что он поклялся одолеть темные силы, некогда ранившие его отца! Он навсегда жертвует своей высокой позицией ради этой борьбы, и Сита тоже доживет свои дни отшельницей. Но, вероятно, любая современная индийская девочка - и не только индийская - с удовольствием нарядится Ситой, представляя, как её спасет Рама, которому она будет хранить верность во всех испытаниях.

Это излюбленный сюжет индийского кинематографа - стиль которого, кстати, слабо отражают те приближенные к америанскому восприятию наивные боевики, что нам обычно показывают по телевизору. Классическое индийское кино отличает куда более медленный, но гораздо более приятный созерцательный темп: и Сита может минут двадцать терпеливо выяснять отношения с демоном Раваной, лишь изгибом бровей и непререкаемыми взглядами подчеркивая эмоциональную канву своего отказа. Зато в результате такой беседы потрясенному Раване с небес является Вишну, который столь же неторопливо сообщает ему, что боги не одобряют его поступка. В гостиницах, где всегда есть телевизор, мы получали от этих фильмов истинное эмоциональное наслаждение!

Не менее значимый герой Рамаяны, достойный муж кинематографа и весёлый участник уличных сцен - Хануман , без которого Раме пришлось бы трудновато. Он убедил обезьян помочь Раме и отправился послом к демону Раване. Взбешенный дерзостью обезьяннего бога, наивного в своих смелых притязаниях, Равана приказал сковать его цепями и поджечь. Но Хануман не так прост. Ведь он сын бога ветра и дыхания Ваю, почитаемого в Ведах. Как посланец, он умеет летать по воздуху и наделён недюжинной силой: в младенчестве он по своей наивности чуть было не сожрал Солнце. Архетипически Хануман ассоциируется с обезьяньей ловкостью нашего интеллекта - который в мифах предстает вестником и богом-озорником, трюкачом (как Меркурий: можно вспомнить Гермеса, который едва родившись, украл быков у Апполона, а двух из них тут же принёс в жертву - а попросту, съел). И он не боится огня. Взиваясь в небеса, своим горящим хвостом Хануман поджигает дворцы Раваны. Царство темных сил вспыхивает ярким светом - и герою Раме не составляет уже труда одолеть их. Так воля преодолевает все препятствия и превозмогает сильнейшую силу, когда свет разума указывает ей путь.

Если вспомнить, что обезьяний бог Хануман вдобавок воплощает телесную природу человека, то за этой историей можно увидеть воистину глубокий философский смысл. Наше тело отправляется во власть темных сил материи, разум делает его посредником между материей и духом. Но даже попав в плен полной зависимости, оно - само - несет в себе силы, противостоящие чуждой духу воле зла. Тело помогает духу победить. В этой идее - одна из ярких особенностей индуистского мировоззрения: именно на ней основана йога.

Никакой миф не допускает однозначной трактовки, но очевидно, что история героя Рамы - от начала и до конца - построена на архетипических закономерностях, универсалиях человеческой души. Потому это не просто сказка, а рассказ о судьбах мира - и один из главных духовных праздником индусов, дважды в год зажигающих огни и заново радующихся возвращению Ситы из плена в её прежней чистоте. Неминуемое торжество Рамы над темными силами делает его богом и воплощением Творца.

Но вернёмся от мифологии к жизни.

Омовение

Самый торжественный момент праздника Кумамелы - рассвет третьего дня: когда, по мифу, в водах мирового океана и возникает амрита. Мы тоже пошли окунаться в реку близ ашрама. Мы подошли к реке заранее: в темноте, до рассвета. Но Ганга уже не была пустынной: кое-где был народ - индусы из ашрама и соседних деревень, также пришедшие не пропустить главный момент праздника. На горизонте над противоположным берегом реки ярко блистали Венера с Юпитером, благодаря которым мы были сейчас здесь - и гармоничный угол 120-ти градусов к ним образовывала Луна. Трижды произнеся мантру, сказанную Свами на этот случай, и наблюдая золотистый краешек не близкой ещё зари, мы искренне попыталась представить, что вода Ганги действительно во что-то такое превращается - что в предрассветном сумраке было не так и легко. Как я ни люблю Венеру с Юпитером, но сама бы ради них ночью купаться не пошла: всё же Ганга - горная и довольно холодная река. С молоком её можно сравнить разве что к вечеру, да и то ниже по течению.

Русские люди во всём склонны видеть подвох: не могут без самопреодоления - и перспектива залезть в темноте в холодную воду, а потом в мокрой одежде дожидаться рассвета всех очень мобилизовала. Кто-то решил, что Свами нарочно привёл нас так рано. Сам он - йогу что! - спокойно сел в воду у берега и стал медитировать. Испанцы с колумбийцами сложили руки в молитвенном жесте, зашли в воду кто по пояс, кто по грудь и без устали повторяли мантру. Одна колумбийка стояла так без движения минут сорок, очень напоминая скульптуры католических святых и Девы Марии. "Сильна!" - сказали потом наши мужчины: ей действительно можно было залюбоваться.

Наши же люди действовали кто во что горазд: мантру, конечно, запомнить не успели, и вызывали в памяти всё, что помогло бы им броситься в воду: кто молитвы, кто песни, кто детские воспоминания. А потом - найдя нужный стимул и улучшив подходящий момент, очертя голову ныряли и плыли. Стоять и вправду было холодно, и я сплавала на другой берег, преодолевая течение, и лишь тогда согрелась окончательно. Одной психологине всё это напомнило то, как люди по-разному готовятся умирать. И я с нею согласна - действительно, аналогия была по-русски естественной, и без неё сложно представить себя заново рожденными. - Отбросить все сомнения и мысли в тот миг, когда удалось найти своё, и потом потерять его, в предрассветной тишине слившись с ощущением воды. Дать потоку очистить себя и войти внутрь, делая оболочку кожи и ауры наполненный до краев сосудом новой жизни.

Но вот наконец взошло солнце, и когда мы вышли на берег после этого внешне-внутреннего опыта, желание поздравить друг друга, поцеловать, обнять, простить, если что было не так, и выразить свою признательность возникло вполне естественно. "Я на самом деле тебя люблю," - с христианской скромностью сказала мне организаторша нашей группы, с которой мы в первый же день умудрились столкнуться по вопросу точности перевода - и некоторым другим: произведя на колумбийцев с испанцами впечатление, что русская группа очень агрессивная. Об этом они сказали нам на прощальном вечере, за время контакта оценив вторую сторону медали - нашу искренность.

В мировой мифологии Звезда-Венера и громовержец-Юпитер являются богами двух прекраснейших и самых мощных явлений природы - зари и грозы. Их союз символизирует взаимодействие между самыми сильными богами, царём и царицей богов, властью чувств и силой разума. В ранних мифах между ними идёт борьба, которая в цивилизованном мире кончается их браком - и в астрологии он означает процветание и счастье. И победу - совместную победу чувств и разума. Я раньше замечала, что соединение этих планет всегда сопровождало самые яркие и необычные переживания любви и красоты мира, его разумной гармонии и драматического прикосновения к тайнам его единства, который я когда-либо испытывала. Но не придавала этому должного значения, по привычке считая их более планетами материального благополучия, чем духовных трансформаций. Кумамела потвердила, что это было не случайно. Соединение Венеры с Юпитером, обогащая эмоциональную жизнь, изменяет мировоззрение. Личная любовь Венеры очень влияет на общественный разум Юпитера. Конечно, лишь если эти архетипы проявляются, а не остаются абстрактными идеями и недосягаемыми звёздами небес...

В такой ситуации, как ашрам, в коллективное взаимодействие могут попасть и те люди, которые больше верят самим себе, - им даже легче было бы объединиться: стоит лишь верить в свободу этой ситуации! Но она не для всех очевидна, и это мешает. Мы привыкли думать, что интересы всех удовлетворить нельзя: для того и существуют общие стандарты. Но на самом деле можно м нужно - по закону мировой гармонии они даже не пересекаются: особенно когда ей содействует человек. Это самое радостное, что я увидела в ашраме. Если бы всегда конфликты решались, как там, подсказывая какое-нибудь совсем новое решение! Победа лишь тогда победа, когда она общая - иначе это поражение. Река жизни всё сделает сама, если не строить ей запруд. Но при том количестве ограничений, в которых мы живём, поток естественной гармонии еле течёт, и нас не подхватывает, и к нашим интересам не выносит.

Вопрос обиды чаще всего возникал в личных беседах Свами с людьми: он отвечал - лучше простить и отпустить, потому что это мешает развиваться: понятно, это вполне телесная преграда на пути энергии. Мы не склонны прощать, потому что хотим этим изменить ситуацию: создать ей хотя бы обратный крен, если уж божественная гармония недостижима. Если посмотреть на явление позитивно, в этом отчасти проявляется даже наша коллективистская жертвенность: до Бога далеко, а есть привычка всё сделать ради другого - пусть мне будет хуже. Равнодушие ещё хуже, если по-русски. Но гораздо легче прямо обвинить и себя, и знакомых, и близких во всех грехах - чем постараться увидеть, как сделать так, чтобы всем было хорошо. Мы рвёмся спасать других любой ценой - но ведь все религии недаром перепоручают это Богу.- Так помолимся за врагов, пожелаем им всего наилучшего: пусть поток единства унесёт их куда подальше, за пределы нашей Вселенной! Пусть их пленит тепло божественной любви, пусть их скрутит вихрь мысли, пусть им на плечи навалится тяжесть Земли: вот тогда они увидят!...

День интернациональной дружбы

Днем мы отправились гулять в праздничный Хардвар - по улицам толпами шли люди, из громковорителей неслась индуистская музыка: "Говинда, харе Пуруша...", и к идущим подскакивали Хануманы с выкрашенными краской лицами. Хардвар был столь перегорожен полицейскими барьерами, ради рассредоточения толп, что к центру мы не добрались. Зато зашли в гости к другу Свами Брахмдэва - в палатку йога, который приехал на праздник со своими родственниками. В его большом шатре было много людей и висели матерчатые иконы Ханумана и Кришны, и украшенный портрет его личного учителя: прищурившегося на один глаз старика с длинной бородой. Мы сели пить кока-колу, и народу пришло ещё больше. Индусы стали петь народные песни и танцевать народные танцы: не столько для нас, сколько для себя самих, конечно.

Мы удивились: что же, у этого йога столько родственников? "На таком празднике все родственники",- сказали нам индусы. Они плясали в шатре несколько часов, зазывая в круг и нас - лучше вечер интернациональной дружбы и представить себе нельзя! Колоритный старик в оранжевом одеянии, встопорщенными белыми волосами и лицом, раскрашенным вишнуитскими вертикальными полосами, играл на барабане, индусы иногда солировали и хором подхватывали припев "радэ, радэ, шау миладе" - который стали подхватывать и мы.

Я спросила у Свами: что значат слова песни? "Приходи, Кришна, поскорей приходи," - отвечал он. Я спросила про другую. "Обращение к богу Кришне," - снова объяснил он. Задав тот же вопрос в третий раз, больше я спрашивать не стала: похоже, все народные песни поминали и звали Бога. Это мне напомнило индийскую программу телевизора, которую я смотрела в одной из гостиниц: передачу типа нашей "Играй, гармонь любимая!" Люди разного возраста и вида танцевали перед статуей Дурги: это было похоже на самодеятельность - но то, что они при этом обращались именно к богине, было несомненным.

С Дургой мы ещё встретились. Из шатра йога мы пошли к ашраму вдоль Ганги и по дороге посетили другой ашрам. Я как-то сказала Свами: не покажет ли он нам другие ашрамы и храмы? - и после народных плясок он, видно, уловив общую радость от нашего общения с местными жителями, завёл нас в ашрам Дурги выпить чаю. Пока чай готовился, в комнате на коврах десяток женщин мощного вида играли на инструментах. "Вот это самая Дурга, вот это она!" - в упоении сказала мне подруга, с которой мы ходили вместе по храмам Бенгальского залива.

Женщины пели динамичные песнопения - под которые нашим ребятам недаром снова захотелось потанцевать. Ведь если индусам выпивать не надо, то русские люди расходятся не сразу - и праздничное настроение до них в полной мере дошло лишь в ашраме Дурги. Правда, русские пляшут не как индусы: этот танец вовсе не был обращен к Богу - скорее, наоборот. Глядя, как наш молодой человек крутит колумбийку и видя сжатые брови настоятельницы ашрама, которая смотрела на это немигающим взором, я подсела к Свами, спросив: не стоит ли это прекратить? "Нет... всё в порядке," - успокаивающе сказал он, и действительно под конец танцев брови настоятельницы разошлись и на её лице даже появилась улыбка.

А в шатре йога более всего нас поразил изящный танец человека, одетого в сари: мы не сразу поняли, мужчина это или женщина. Все его движения отличались совершенством: как в цирке, он, танцуя, крутил на пальце большое блюдо. И если в его внешности ещё можно было сомневаться, то плавность его движений была бесспорно женской. Свами Ди назвал его гопи: именем преданных пастушек Кришны. Как он объяснил, это направление, близкое к йоге (целостность через развитие в себе противоположной природы). Йог, часть его родственников и гопи посетили потом Ауровеллэй: они заехали на микроавтобусе выпить чаю по дороге куда-то дальше в Гималаи. И йог, и гопи руками лечили обитателей ашрама: йог был прекрасным молодым человеком весёлого вида, с волосами до пояса, в которого легко было влюбиться с первого взгляда, гопи же являл куда более отрешённый тип, в котором чувствовался его внутренний уровень.

В поезде по дороге на Бенгальский залив мы также встречали троих мужчин, одетых в сари: они были деликатны и позаботились о нас, посоветовав убрать обувь из прохода: не ровен час, украдут. В русском порыве сказать в ответ что-то хорошее, моя спутница попыталась выразить своё восхищение индийскими женщинами - и один из них, как ей показалось, как-то грустно на неё посмотрел, и она прикусила губу, не зная, что сказать дальше. Но в целом русская искренность всегда шла на пользу, как общению, так и духовной практике: разогревая ситуацию и делая её неформальной.

Гималаи


Фото 16: йоги с трезубцами

На санскрите Гималаи называются Химават: это звучание хорошо отражает сухие горные хребты, на которых жмутся друг к другу площадки для земледелия. Ближайшие горы часто имеют полосатый вид: они распаханы доверху - что отражает населённость Индии. Высшая точка, где мы были - три с половиной тысячи метров (кажется, 9 миль). В нашей Средней Азии на такой высоте горы необитаемы. Но в индийских Гималаях на этой вершине расположен храм, а пониже шаг за шагом идёт строительство: двадцать лет назад здесь было два дома, как сказал Свами Ди, теперь - пару десятков. Он знает горы, как человек, который оттуда родом - а в горах есть очень много интересных мест, храмов и пещер, где живут отшельники.

Ближе к Ришикешу горы очень похожи на наш Кавказ: деревья с широкими листьями свешиваются над дорогой и кручами обрывов, среди них попадаются банановые. В получасе езды от него есть пещера археологической древности, где тридцать лет (примерно 1950-1980 годы) жил отшельник - ученик Вивеканады. Рядом с ней висит его портрет и сидит гид - подвижный старик в оранжевом облачении, с блестящим рядом белых зубов, который с удовольствием рассказывает о нём. В конце пещеры, в естественном углублении, стоит статуя танцующего Шивы и каменный шивалингам. Я положила на него руку: было ощущение, что он теплый - от него исходила какая-то радостная, приподнимающая энергия. На полу что-то постелено для посетителей. Мы сели на пол и провели в пещере час - казалось, прошло минут десять.

Между пещерой и Ришикешем шли пороги Ганги, и там проходил рафтинг. Мы тоже однажды сплавлялись там на резиновых лодках - это оставило незабываемые впечатления узких ущелий гор снизу - необитаемых, если не считать попадающиеся уже ближе к Ришикешу палатки западных людей. Индусы действуют очень неторопливо: предыдущая группа уплыла, и мы несколько часов ожидали, пока подготовят лодки. А потом они ещё с полчаса проводили технику безопасности, объясняя, как надеть шлем и спасательный жилет на случай падения в воду. Не дожидаясь случайного падения, мы с удовольствием прыгали в воду сами и плыли - ниже по течению, где пороги были меньше. Правда, скорость течения была сильной и там: и в спасательных жилетах река несла нас как поплавки. Под конец меня чуть не унесло в сам Ришикеш: еле удалось свернуть поперек Ганги в сторону пляжа, куда причалили наши лодки. Я бы меньше рисковала, если бы была без жилета.

В ожидании рафтинга я развлекалась тем, что гадала по рукам, удовлетворяя астрологические запросы группы: таблиц для построения гороскопов я не брала, но и так знала, что кому сказать: внутреннее видение в ашраме, конечно, обострилось. Вдобавок, дело было у реки, и после каждой консультации можно было искупаться, набравшись сил для следующей. Как-то Свами Ди в ашраме застал меня за этим занятием - я начала консультировать супружескю пару. "Вам хорошо?" - с улыбкой спросил он, как хозяин: не нужно ли чего гостям. Нам действительно было хорошо, но я остановилась, постеснявшись Свами,- а тот, кому я гадала, видно, решив обратиться к высшестоящей инстанции по тем же вопросам, спросил: какие камни подходят Козерогам? Свами не любил отвлекаться на подобную конкретику и легко разрешил ситуацию: "Вам что нужно: камень или Бог?".

По приезде в ашрам был план поехать в горы на несколько дней, но в связи с праздниками мы и так много разъезжали, и некоторые больше желали спокойно помедитировать на месте. Особенно те, кто уже был в ашраме за полгода до этого, осенью: Свами Ди вёл их три километра вверх по снегу, и при отсутствии экипировки повторять этого им, судя по всему, не хотелось. Другие стали выражать мне своё неудовольствие: вроде собирались посмотреть Гималаи, и всё не едем. "Вы постоянно меняете планы, и люди этого не понимают," - сказала я Свами. "Я не меняю планов," - ответил он, в смысле: я ничего не планирую.

Наконец, мы выехали - с рассветом. Накануне у кого-то возник вопрос: как же мы проснёмся? "Вот она разбудит," - Свами с улыбкой указал на первую попавшуюся девушку, которая как огурчик вскочила в пять утра и разбудила тех, кто хотел ехать: остальные продолжали спать.

Дальше в горы за Ришикешем расположен Дахрадун : там есть тибетский монастырь с живописным храмом, на красном фронтоне которого был изображен Махакала - бог времени с колесом превращений внутри, порадовавшим мой астрологический взор,- и другие многочисленные защитники буддизма: страшные горные духи и разноцветные будды. Свами провёл нас внутрь: мы зашли в храм на втором этаже, где висел гонг, в шкафах за стеклом было много скульптур будд, улыбающихся мужчин и женщин, а в центре - изображение той, что основала этот монастырь: который покинул Тибет и переселился в Индию во время китайской агрессии. Наши побродили по храму и сели кто куда, попытавшись сосредоточиться. Внизу же была школа: там в разных классах сидели разного возраста мальчики и юноши и нараспев тянули мантры, переворачивая полоски бумаги.

А рядом был храм прошлого воплощения Саи-Бабы: в разных частях Индии представлены все направления. Мы туда тоже заглянули и спросили Свами: не ездил ли он к Саи-Бабе? Свами сказал: не было повода.

Горы выше выглядели как с самолёта: перепады очень велики. Пейзаж всё менял ракурс: мы ехали то на север, то на восток, то на запад, теряя ориентацию: индийские дороги проложены в самых разных местах, все они объезные и длинные, и редко становятся отвесным серпантином. Хотя узкие: машины едут по самому краю, без каких-либо ограждений. Как они разъезжаются - Бог ведает. Ещё близ Ришикеша над Гангой, любуясь её узкой изумрудной лентой далеко в глубине широкого ущелья, я представила себе, как красиво бы наш автобус полетел вниз, и как бы долго он туда летел.- Но, как говорила одна Рыба, которая всякий раз ездила по этим дорогам с замиранием сердца, Свами - с нами. И все машины ездят очень тихо, сближаясь друг с другом со скоростью пешехода. По этим дорогам легко бы было ехать на велосипеде, несмотря на высоту.

Мы заехали на стометровый водопад, внизу несколькими ступенями спускавшийся ко вполне цивилизованным купальням. Попали мы на водопад таким образом. Ехали, мы ехали, и я попыталась поговорить со Свами Ди о характере России-Водолея с её просторами и перепадами - почему, быть может, нам нравится самолётный простор Химавата; и Индии-Рака, с её матерями-реками. С налёту моя астрология звучала как-то неубедительно, но внимание Свами добавило моим словам широты и объёма. Что-то во мне сопротивлялось этому: я привыкла говорить быстро, а более объемное звучание требовало более медленной скорости. И я уже более ментально сказала о задачах Шри Ауробиндо и Матери Миры с архетипической точки зрения: о телесном акценте Ауробиндо как знака Льва, для которого важен уровень и достоинство Человека, и об идеале отождествления с миром знака Рыб Матери Мирры.

Свами спросил о своих архетипах - я сказала, что архетип Близнецов отвергает традиции и ищет новые возможности, заселяя пустые места,- что в общем-то подходит ему как человеку, нашедшему такое хорошее пустое место для ашрама; а бог Брахма соответствует его восходящему знаку Весов (по индийской традиции знаков Зодиака, а по-нашему он Дева). Свами приглашал приехать с астрологами: предлагая в следующий раз познакомить со своими друзьями-астрологами или провести астрологический курс. Он как раз организовывал в своем ашраме целительский центр, и не прочь был создать что-нибудь ещё.

А я спросила: "Если вся жизнь - йога, тогда зачем ашрамы?" Он сказал, что видит свою цель в обучении (что как нельзя лучше отражает знак Близнецов и Деву тоже: хотя в его не-деянии и следовании воле момента я всё время видела Весы.) Потом он спросил про мой знак: и я сказала, что мне, как Раку, душевно близки индийские реки - и почувствовала отклик. Не то он уловил моё эмоциональное отношение к воде, не то чьё-нибудь ещё, а может проявил своё (у него в Раке Марс) - но возник живой импульс, и он, приподнявшись с сиденья, весело спросил автобус: "Хотите искупаться в водопаде?" "Хотим!" - дружно сказал автобус. И мы поехали на водопад, спустившись в один из бассейнов. Не такой, как показывают по телевизору в фильмах западного образца, а вполне простой, естественной формы голубого овального озерца, но огороженный и не грязный, как было бы у нас в аналогичном природном месте.

Женщинам выдали напрокат купальные платья до пят, которые мы переодели в деревянной раздевалке: в Индии женщина открывать ноги не должна, и купаются там одетыми. Мы ходили если не в юбках до полу, то в пенджаби: широких штанах с длинной кофтой и шарфом (хотя в ашраме одевались как угодно и в Ганге купались в купальниках: что правда, привлекало внимание жителей из местных деревень, и Мария нам постоянно не советовала этого делать. Свами, тот, конечно, ничего не запрещал.). Он купаться не стал, и сверху с мостика наблюдал, как мы веселились в водопаде: заходя под наиболее тонкие его струи, которые с сокрушительной силой падали вниз.

В посёлке рядом с водопадом мы позавтраками и поехали выше - в городок Миссли , который считается курортом. Там уже прохладно, и в жаркие месяцы индусы приезжают туда отдыхать -во множество свисающих с горы гостиниц. Мы проехали мимо них на канатной дороге до верхней смотровой площадки города. Там продавали отличающуюся от обычной индийской, горную одежду: она уже напоминала что-то тибетское или бурято-монгольское. И любопытные поделки из дерева: я купила за копейки деревянные браслеты, лошадку с колесиком внутри - дочке и переплетённую подставку в виде трёх кайманов, вырезанных так, словно они вставлены один в другой. Обозрев окресности, мы спустились и пробежались по магазинам: в горах всё стоит дороже. Потом поехали дальше по горам и один раз вышли передохнуть - там, где уже были видны непокрытые лесом горные вершины.

Мы добрались до самого высокого места в местной округе - 3400 метров: но в апреле снега в нем не было - лишь издали белели отдельные снежные шапки. Это место тоже было обитаемо: на вершине горы напротив друг друга стояли два храма Матери - старый и более новый. Первый не представлял ничего особенного: маленький, много колоколов, очень старая статуя Дурги, в центре обычный шивалингам - если не считать его энергии. Я вошла туда - и тут было впору вспомнить Кастанеду: под давлением земной энергии матери-Дурги (астрологически - Сатурна) меня завертел какой-то процесс очистки. Я вышла - всё тут же стало нормально. Я снова вошла - и снова почувствовала нагнетение давящей энергетики - это, пожалуй, был единственный храм, где мне стало нехорошо.

Зато более новый храм напротив отличался несколькими комнатами и интересными иконами с деревьями. Точка на лбу ставилась оранжевой краской, смешанной с рисовыми зернами. Я не запомнила, как звали эту Мать, но это несомненно был архетип сбора урожая: она была подобна Церере или Деметре (астрологическому знаку Девы, связанному с чередованием времен года и умиранием-возрождением растительности - а также с рациональностью). И войдя в храм, я ощутила в голове удивительную трезвость - а потом узнала, что он называется храмом Головы матери.

Тут Свами Ди сам провёл пуджу, поставив точки на лбу - и все в нём что-то испытали: может, такую ясность, как я, - а может, что другое: тихое и светлое состояние, которое Свами Ди посоветовал нам сохранить. Потом мы сели помедитировать на площадке рядом, по нашей просьбе - не хотелось уходить отттуда. И сфотографировались единой группой на фоне красных флажков, развевавшихся близ храма. Среди группы было две супружеские пары - они возвращались с той горы как новобрачные. Я не хочу употреблять слово "любовь": здесь не присутствовало острых чувств и эмоций, наоборот - полный покой и несвязанность. Состояние, которое длилось - и могло, казалось, длиться вечно, но не ощущалось никак. По дороге вниз мы присели у одинокого ларька, выпили, кто душистого чаю с молоком, а кто прохладный напиток из длинных красных цветов типа шиповника, которые в это время года покрывали голые деревья, и ещё посидели, все вместе, составив общую гармонию,- как это и должно быть у людей. Разброд, с которым я тщетно боролась, зовя не опаздывать на мероприятия, исчез полностью.

"Вот видишь, получилось,- сказал мне Свами.- а я ничего не планировал... даже не собирался на эту гору." Следуя линии наших желаний и удовлетворив их вполне, он достиг того покоя, когда стало возможным восприятие.

Как переводчик, выражающий волю других, я, конечно, доставала Свами - и мне самой не часто удавалось с ним о чем-нибудь поговорить, тем более, что меня интересовали больше не личные и конкретные, а абстрактные вопросы, к которым у него не было столь прямого ключа, как к душе и телу людей. В первые дни он на мою попытку рассказа о России и её религиозных интересах никак не среагировал - видимо, не понимая, к чему я это говорю. Потом обстоятельства более расположили его ко мне: после посещения пещеры он стал спрашивать чьи-то имена, а я честно призналась, что не помню их, так как впервые встретила этих людей в Делийском аэропорту. Видно, Свами Брандэв не привык, чтобы люди с запада могли вести себя с человеком, которого несколько дней назад в помине не знали, столь откровенно, что это напоминало закадычную дружбу,- и с западной точки зрения непонятно, ради чего я старалась для них. Но я старалась для того же, для чего и Свами,- для общего дела, если по-русски,- и он это оценил. Тут мы по-восточному совпали, и он уже слушал меня более внимательно, и иногда что-нибудь говорил и сам.

Его ответ на вопросы обычно проявлялся через физические ощущения: он убирал преграду, помогая сконцентрироваться - прояснить конкретику вопроса или его подоплёку. Так, когда мы с километр подымались на вершину храма, я спросила, сколько ему лет: чтобы составить гороскоп - и потому что мне показалось, что он шёл медленнее, чем мог бы, как бы с трудом,- и выглядел старше своего возраста. Он сразу не ответил, но я почувствовала удивительную лёгкость в сердце и взлетела на вершину как на крыльях. С необычной жалостью я вспомнила свекровь, которая умерла, не дожив до возраста мудрой старости, и привычку мужа отсчитывать жизнь от конца, а не сначала. Я ощутила эту лёгкость как идеал отсутствия постоянного бремени - которое, конечно же, формируют и усугубляют все семейные проблемы, идущие с детства.

"Я хочу кое-что тебе сказать: иногда это становится видно," - сказал потом Свами Ди. Но в отличие от психологов, мне не хотелось говорить о личном - для меня спуск до этого был бы профанцией переживаемого. И я ответила, что для меня всё то, что я вижу, относится прежде всего к сфере архетипов: даже эту Мать с рисовыми зернами, давшую ощутить такую ясность в голове, я восспринимаю потому, что для меня это - архетип Девы, рационалистический и трезвый. И Свами не стал говорить, что он увидел, хотя я потом спросила. Не только в силу моей ментальной защиты: просто мне и в самом деле хотелось говорить не о том. И в автобусе, обрадовавшись внезапной ясности - я стала рассказывать ему о своём восприятии проблем и процессов в нашей стране, параллельно духовных и политических.

Не то, чтобы я забыла, что в ашраме висит правило не говорить о политике,- просто мне, как русскому человеку и как астрологу, было естественно говорить о коллективных ритмах. Но и Свами Брахмдэв, как нормальный индийский йог, считал своим долгом действовать, а не рассуждать. Сначала мне показалось, он ищет, с какого боку подойти к тому, что я говорю (в прямом смысле слова: налаживая регулировку какой-нибудь части тела, которую разлаживают идейные рассуждения). Но я говорила слишком горячо или слишком абстрактно, только ему было не найти опоры моих слов во мне. Мне показалось, на какой-то момент он даже растерялся. Он вовсе не собирался влиять на политику в нашей стране. И когда я закончила, он вовсе не стал ничего отвечать. Только словно сжалась в точку или в линию энергия над моей головой - как будто ставя крышу или отключая от чего-то. Свами предоставил мне достаточную концентрацию, чтобы разбираться в моих мыслях самой,- и отсел на заднее сиденье автобуса: удобная позиция, чтобы видеть всех.

Я часто наблюдала, как разговор словами снижает энергию, мешая целостности восприятия,- но для меня слова всегда были не менее ценны, чем ощущения - и я сознательно предпочитаю этот способ общения, несмотря на его порой откровенный вред. Однако на сей раз, по контрасту с радостной ясностью храма Матери, мой уход в идеи был чрезмерным. Процесс движения мысли в потоке знакомых слов и образов дает порой просто бешенное ускорение. Как уверяет Махабхарата, когда рассудок-манас сливается с чувствами-индриями, это как раз и порождает страсть. И когда мой разогнавшийся ум устал от своего галопа, я поняла, что я потеряла.

Находиться в божественном покое настолько естественно для человека - что мы просто не замечаем его. И только теряя этот беценный дар, понимаем, что только что были рядом с вечностью. Для нетренированной души ужасно оказаться в сфере мысли, переключившись на неё от возвышенных ощущений: это рождает чувство отстраненности, пустоты и разлуки с Богом. Говоря архетипически, в сфере мысли действует миф об отделении Неба от Земли. Я люблю мысль в любом её виде, но я подумала о группе: что я делаю? ведь атмосфера-то общая?- "Да у тебя просто мания величия,- утешила меня подруга-Рак, когда я уже потом решила взглянуть на ситуацию со стороны.- Может нам всем тогда захотелось впасть во мрак?"

Действительно: с точки зрения божественного нет ни хорошего, ни плохого, а мрак у каждого свой, и осознание тоже. Хотя в том тесном взаимодействии, к которому успешно приближал нас Свами Ди - и к которому душе самой естественно стремиться, мне почему-то показалось, что может быть достаточно чувств одного, чтобы чувствовали все; и чтоб видели все - достаточно, чтоб видел один. Но, может, я забегаю вперёд и недоучитываю индивидуальные предохранители души: которые в нормальном варианте не допускают туда то, что ей не нужно.- В любом случае, люди могут не замечать свет, но устают от тьмы, и соседки мне сказали: "Сим-сим, откройся! Спой что-нибудь."

Я переключилась на группу и начала с "Надежды": светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома. Эта песня стала главным хитом нашей поездки ещё по дороге из аэропорта в ашрам, когда наш автобус, от усталости впав в пионерское детство, пугал своим оранием тихие мусульманские городки Индии. (Хотя потом мы чаще просили водителя включить бесконечную индийскую музыку.) А закончила - "Христос воскресе из мертвых": вспомнив, что это был вечер православной Пасхи - и все мы по культуре и до мозга костей были христиане, которым от рациональности никуда не деться. Не знаю, поняли ли мои спутники намек на происходившее, но возражений репертуар не вызвал: петь было легко. Когда я спела пасхальный гимн в третий раз, автобус подъехал к воротам ашрама.

В Индии меня не раз поражало, насколько индуизм религиозно и психически похож на православие: прежде всего своей прямой аппеляцией к вере (и чудесам, которые она творит). До поездки в Индию мне приснился странный сон: будто бы я иду по тесным улочкам Иерусалима, и вижу огороженное место с табличкой: "Здесь будет построен храм". А потом из высокого окна гостиницы вдруг вижу: он уже стоит, и это вертикальная пирамида индуистского храма - типа храма Джаганатха. Я думаю: такого не может быть! - и он исчезает, а потом мне становится жалко этого, и он появляется вновь, но его крыша скрыта в тумане облака: мне не хватает усилия веры воссоздать и её тоже...

Но, конечно, между религиями есть и довольно сильные отличия: например, вино для индусов - самый типичный символ порока. А в России оно несет религиозный и психологический смысл приобщения к божественному, даже если это просто пьянка! Вот и политика, тоже... Мне известно у нас лишь одно индуистское направление, которому не чужда политика - Ананда Марга . Цель медитации, цель духовности для его основателя Шри Прабхата Саркара, более известного по своему духовному имени Анандамурти ,- не только в повышении потенциальных возможностей людей. Но в формировании таких духовных личностей, которые бы активно включались в восприятие социально-политических процессов, изменяя ход развития общества, направляя его, предупреждая его катаклизмы - даже не входя в структуры власти: одним своим обаянием - духовной силой своих идей. Личностей, способных на это, Анандамурти называл сад-випрами (буквально, "мыслителями о сути"). Можно представить идеал сад-випра через образ Махатмы Ганди (с которым, правда, у Анандамурти были свои разногласия) - Сахарова или Солженицина. Надо признать, что это довольно традиционный индийский идеал человека - если не считать цели преображения социальной жизни.

Видение политической истории у Анандамурти также по-индуистки традиционно. В обществе существуют определенные психотипы людей: производители, занятые созиданием (соответсвующие шудрам), воители, для которых важна честь (кшатрии), интеллектуалы, формирующие идеологию (випры) и предприниматели (вайшьи). Эти классы людей (как и касты) легко проецируются на четыре стихии: земля, огонь, воздух и вода. И как в природе наблюдается круговорот стихий, так и в обществе инициатива лидера переходит от одной группы к другой. Например: у нас, после Октябрьской революции, когда шудры-рабочие свергли вайшьев-капиталистов, долго правила кшатрийская советская система, когда хорошо жилось военным и спортсменам. Но во время перестройки на арену вдруг вышли интеллектуалы, а у них инициативу быстро перехватили предприниматели. Мысль нынче служит целям торговли. Остается подождать, когда свое слово вновь скажут непосредственные производители, которым пришлось хуже всех.

Анандамурти уже не увидел плодов нашей перестройки, хотя заранее предвидел распад социалистической системы и создал теорию "прогрессивного социализма": альтернативного строя, который должен прийти на смену социализму и капитализму - равно обреченным в силу своей бездуховности, подавляющей развитие личности. Телец по Зодиаку, он большое унимание уделял экологии, сохранению ресурсов и разработал много конкретных экономических предложений, ведущих к его общественным идеалам.

За свой "прогрессивный социализм" Саркар был в тюрьме (где его пытались отравить, отчего он несколько лет не принимал пищи, лишь пил стакан воды в день, чтобы не атрофировался желудок. Это было при правительстве Индиры Ганди, сочувствовавшем социализму иного типа - нашему советскому, и те социалисты, которые были в Бенгалии у власти, недаром видели в Саркаре неординарного соперника, мешая строить ему духовно-коммунистический город-сад, проводя в засушливой местности искусственное орошение. Правда, потом Индира сама посетила его, и дело кончилось по-индийски мирно). Говоря о духовных учителях Индии, можно вспомнить, что в тюрьме был и Ауробиндо, боровшийся за независимость Индии,- пока ему не явились Кришна вместе с Вивеканандой, разом переключив его от видимых политических процессов преобразования общества к более тонким процессам преобразования человеческого тела. Это был шаг - если учесть тот мифологический взгляд, что в человеке скрыта вся Вселенная - что там та или иная политическая партия! Изменяя сознания клеток тела, мы может изменить всё. Но можем ли?

Не знаю, являлся ли Кришна Шри Саркару, но этот индийский мудрец охотно имел дело с тонкими сущности ( сиддхами ) и воспринимал различные энергии вполне материалистически как потоки микровит (микрочастиц жизни, подобных вирусам, но служащих носителями идей). Они могут распространять информацию, могут исцелять болезни (но могут и убить, если они имеют негативное качество или человек не готов). Анандамурти написал несколько десятков книг о разных аспектах жизни, пытаясь увязать в единую философию индуистски-мифологическое и западно-научное видение жизни, и несколько сотен духовных песен. Он создал организацию, члены которой попеременно живут в разных городах мира, бесплатно обучая медитации и зарабатывая на жизнь другим, общественно полезным трудом. Социальная деятельность анадамарговцев обычно ограничивается организацией школ, помощью нуждающимся детям, обучением и целительством: типичной ашрамной деятельностью, теряя более радикальные идеи создателя "Ананда Марги". Хотя в последнее время они также принимают участие в демонстрациях анти-глобалистов: децентрализация - и самостоятельность экономики в каждом из 300 регионов мира, обладающих разным климатом и культурным наследством, ради сохранения всего наследия Земли,- одна из главных идей Анандамурти.

Индийские власти на всякий случай не любят это духовное направление (о чем предупреждают сами анандамарговцы, и Свами Ди тоже это подтвердил). Хотя индусы в целом политически активны, и мы не раз встречали за свое путешествие, наряду с религиозными, политические демонстрации: и в Пури, прямо напротив храма Джаганатха, и в Гайе, и в самом Дели. Порой было даже сложно понять, религиозная это процессия или политическая. Но если и вправду воплотить идею непосредственного привнесения энергии тонких сил в социально-политический прогресс - такому направлению будет самое место не в благословенной земле Индии, берегущей традиции последних семи тысячелетий, а в колыбели трёх революций. Хотя однажды в Ленинграде одна диди (сестра-монахиня из "Анада Марги"), по происхождению американка, предложила помедитировать о том, чтобы ракеты из США не летели в Ирак (дело было во время очередной американской агрессии, на которую уже не обращали внимания средства нашей массовой информации) - и это оказалось созвучно душе окружающих.


Фото 17: Политическая демонстрация индийских монахов

* * *

Напоследок остановлюсь на индуистской идее перевоплощений: без которой, полагаю, не обходится ничье пребывание в Индии.

"Мне кажется, что я влюблена в йога (приятеля Свами), как в своего сына,- говорила молодая женщина.- Значит ли это, что в прошлом перевоплощении я была его матерью?" - Свами ответил: возможно, как обычно соглашаясь со всем, что мы говорили. Но я видела, что этот ответ её не вполне удовлетворил.

- Так это не значит, что я сошла с ума? - спросила она.

- В некотором роде, мы все сумасшедшие,- улыбнулся Свами,- иначе что бы мы тут делали?

Это мне как-то не понравилось: и вправду, несмотря на ту сильную энергию, которая в нас порой бурлила, ничего близкого к сумасшествию в ашраме не было: всё же регулярные медитации очищают как тело, так и ум от заблуждений: никаких завиральных идей никому в голову не приходило. И я продолжила:

- Мне кажется, не существует полного перевоплощения, или очень редко. С точки зрения астрологии или психологии архетипов есть устойчивые части души: они составляют целое различным образом. Это более сложный процесс.

- Да...- сказал Свами Ди, поглядев куда-то в космическое пространство.- Но ментальным способом нельзя понять, как это происходит.

Тогда я спросила о своём прежнем воплощении. Свами не задумываясь назвал меня гопи - пастушкой Кришны, словно ждал вопроса. Это меня не удивило: индусы часто говорили, что я много жизней провела здесь. Даже имя Сима звучало для них по-индийски: на санскрите "seia" значит "граница: предел, мера, ограда" - что для индусов, с их чувством безопасности, - очень благозвучное имя. В своем оранжевом сари и свитере цвета индийского флага я пела и плясала, рассказывала индийские мифы и вникала в проблемы - в ашраме это было нетрудно. Я общалась с испанцами и колумбийцами: в конце визита мне даже с творческой лёгкостью удалось составить вполне грамотную фразу по-испански, обращаясь к женщине, которая английским не владела. Всё это походило на любовь, но я бы не хотела никого обманывать: меня всегда больше занимали идеи, что скорее подошло бы воплощению средневекового алхимика, чем индийского йога.

Поэтому я ответила Свами, что в перевоплощения не верю. "Но должна быть точка отсчёта... одна точка... для духовного развития," - сказал он: он сравнил воплощение с семенем, откуда должно вырасти дерево - и с этой концепцией трудно не согласиться. Есть интересный индийский образ богини Ренуки - которым мы прониклись с той девушкой, интересовавшейся перевоплощениями. Это мать первого воплощения человека на Земле - его изначальной двери в этот мир и к более высокой реальности.

В астрологии точка прошлого воплощения: северный лунный узел - это фундамент личности, часто определяющий профессию. Идея перевоплощений помогает более живо воспринимать наши точки опоры, и я сама часто использую её, чтобы что-то объяснить. Но наш рациональный ум склонен действовать куда более формально, чем мифологическое мышление индусов: и для многих людей образ из прошлой жизни, к сожалению, кажется более ценным, чем реальная личность, другие же боятся любого отождествления себя с чем-то за пределами знакомого.

Меня восхищали мягкие методы работы Свами - о чем я ему говорила,- как и о том, что у нас, где многотысячелетней традиции учительства не было, обучение друг друга часто приобретает не те формы: более жестокие, иначе не скажешь. Как-то так получается, что то, что там любовь, тут - пытка; то, что там приятно, здесь - коварно. И хуже всего, что мы к этому по-западному привыкли: вдобавок умудряясь постоянно описывать жизнь в терминах наказания и награды - чего в индийской йоге в помине нет. Ведь и карма - прежде всего дело, просто активная деятельность и наш человеческий долг, а отнюдь не кара. Показателен такой эпизод.

Одна женщина занималась приёмом информации, медитируя на свечку. Но, как это часто бывает, её занятия были неотделимы от негатива прошлых отношений с тем, кто её этому научил. Она пыталась расспросить Свами Ди, что значит эта её информация: "Что это для Вас?" - "Для меня - поток энергии," - отвечал Свами. Он пытался вывести её из зацикливания на своем, направив в русло восприятия обычной жизни,- но наши ментальные привычки сильные, с ними так быстро не совладать, как, скажем, с семейными проблемами. Тогда он сделал - или не сделал - что-то, что воскресило в ней бывшую обиду: которая, естественно, сначала спроецировалась на самого Свами, как на психотерапевта (по типу: и он такой же!). Я сперва не поняла, откуда такой сложный западный метод, когда йога Свами Ди более проста - может из-за отсутствия времени: мы уже уезжали. А может, ей - и не только ей - подсознательно хотелось видеть в Свами Брахмдэве волевую личность, которая манипулирует людьми по своему усмотрению: хоть человеку, знакомому с канонами индуизма, было сложно представить, что он мог пойти хоть на малейшее волевое насилие.

"Может, Вы зря так отнеслись к ее занятиям: она не может успокоиться," - решилась я сказать ему. "С ней всё будет в порядке," - с обычной мягкостью ответил Свами Ди. "Дело в том, что у нас много лет религия была в забвении, традиции были прерваны, и люди сами вели духовные поиски на свой страх и риск: можно понять те странные формы, которые они порой имеют." "Это не духовность,- сказал Свами неожиданно твердо.- Вот духовность," - и он махнул рукой в сторону людей, танцующих у прощального костра.

Духовность - это то, повышает в человеке внимание к окружащему и его внутреннюю гармонию - усиливая и видение того, что мешает естественной человеческой потребности в гармонии и справедливости. Поэтому она будит готовность что-то сделать - для людей или для Бога (а не только получить от Него). И дает неформальное видение того, что может быть сделано: подсказывая, что нужно сделать прямо сейчас. Уместно привести определение одного из современных йогов: "Духовность - это практическая философия, психологический опыт, а не теологический ритуал. Она ведет к интуиции за гранью разума, но при этом свободна от иррационального."10

Не хотелось покидать ашрам: кому же хочется уезжать из рая? Прощальный ужин Свами по русской традиции устроил у костра. По уставу ашрама, во время еды принято молчать, о чем даже висела табличка в столовой. Но об этом мы то и дело забывали и в оправдание объяснили Свами, что русские люди больше всего веселятся и общаются как раз во время поедания пищи. Свами решил создать нам домашнюю атмосферу. Правда, русского веселья не вышло - почти не было коллективных песен и не подымалось общих идей. Но было что-то другое. Возникла такая тёплая, связующая по рукам и ногам и одновременно навек разлучающая, атмосфера любви. Мы по очереди пели и танцевали; наша девушка вместе с колумбийцем составила дуэт: "Бэсса ме мучо", мы обменивались адресами, словно мы и вправду знакомы много жизней. "Хотите остаться?" - спросил Свами, отвечая на наши мысли. "Очень хочу," - призналась я за себя и других. "Оставайтесь: мы можем сменить билеты," - вполне серьёзно предложил Свами Ди. "Нет - у нас дела, дети, мужья... Карма!" - с улыбкой отвечали мы.

К прощанию Свами Ди подошёл с обычным творчеством, не выходящим за рамки индуистских и финхорновских канонов. Мы в храме образовали большой круг, вместе с колумбийцами и испанцами, и по очереди выразили своё отношение к тем 12-ти дням, что провели в ашраме. Казалось, от горя расставания и от благодарности просто нет слов - но они нашлись: у каждого свои. Свами Ди начал сам, сказав, что его всегда приятно удивляет, как ведёт себя Ауровэллей, принимая всех (даже если он сам порой сомневался, стоит ли пускать кого-то),- и что мы его тоже многому научили. Испанцы с колумбийцами больше рассказывали о работе над собой и говорили, как хорошо было с русской группой, наши просто по-русски душевно выражали признательность Свами Ди и организатору поездки. Слов было столько, что я впервые действительно устала переводить: до такой степени, что даже мысленно обратилась к Свами, чтобы он подбросил энергии в солнечное сплетение - что он и сделал, точнее, не-сделал, срегулировав дисбалланс.

А ещё Свами Брахмдэв провёл церемонию в индуистском стиле: которой прошлая русская группа несколько испугалась - поэтому нам он объяснил: "Это не какой-то особый ритуал, я делаю как понимаю". Мы подходили по одному, и он клал руку на лоб и, сосредоточившись, говорил что-то почти про себя - желая каждому своё, краской ставил на лбу точку-тику: как сказал - для победы. Дарил буклеты о Шри Ауробиндо и индуистское покрывало - покровом защиты набрасывая его на голову (а мне и ещё одной женщине, владевшей английским, кинул на плечи: возможно, решив, что нам голову от высших сил уже можно не хранить). И особым узлом завязывал на руке хипповскую верёвочку, идущую от местных вековых традиций - которую братья и сестры хранят на память друг о друге - и которую все наши девушки не снимали с руки много месяцев.

Мне было трудно уехать из ашрама ещё по одной причине: несмотря на то, что истинное движение не достигается чудом, мне всё же хотелось остаться наедине с собой и испытать одно из тех потрясающих состояний единства с миром: когда внутреннее становится внешним, а внешнее - внутренним, что я иногда переживала. Приходило оно спонтанно, во время творчества или сильной концентрации на какой-то идее: хотя не без периода внутренней подготовки и моей о том душевной просьбы или внутреннего согласия. Оно всегда было разным, но всегда усиливало яркость красок вокруг и количество впечатлений, которые душа впитывала как губка, включало ум в игру выстраивания символических связей, и отражалось в моей земной любви, заражая ощущением откровения и моего супруга. Оно в общем-то и рождалось из нашей любви. Но чаще всего - кроме самого первого раза - оно выявляло наше привычно-христианское чувство вины - за то, что происходит вокруг, и проходило на фоне страдания. Наряду с осознанием каких-то вещей, оно несло страх за будущее и близких. И хоть входила я в это состояние добровольно, но выйти из него так сразу не могла. Хотелось пережить его целиком вне боли (которую, кстати лишь усиливал секс, делая восприятие более жестко-заземленным), и ашрам мне казался для этого самым подходящим местом: поскольку тело было приведено в норму.

Страдание и страх мобилизуют силы на познание - но это силы снизу: от асуров, а очень хочется сразу - весело и радостно - обратиться к дэвам. К тому же после путешествия на восток Индии, где приходилось полагаться на себя, и после 12-часового добирания из Агры с группой, я уже приехала в ашрам столь душевно уставшей: и от непривычной энергии чужих мест, и от контакта с людьми - что образ Шивы, танцующего на теле поверженного асура, был мне сердечно близок. Но в ашраме я редко оставалась наедине - лишь в последний вечер, когда для общения уже не требовалось слов, я почувствовала себя свободной от обязанностей и вернулась к своему сумасшедшему желанию.

Наш автобус в Дели отъезжал ночью, и когда все, прощаясь, столпились вокруг Свами, мне захотелось заручиться какой-то зацепкой, что я ещё когда-нибудь побываю в Индии и в ашраме: я чувствовала, что теряю их навсегда, а мне этого не хотелось. Свами Ди стремился выразить любовь каждому с той самоотдачей контакту, на который мы были способны в час ночи, и, видя мои колебания, с улыбкой коснулся моего лба ромбом сложенных пальцев рук: сделав жест, как будто раздвигает его пространство.

Я уже спокойно села в автобус - и почувствовала себя в столь трезвом состоянии, что сразу поняла, что в эту ночь спать не буду. Я уступила своё двойное сиденье женщине, которая хотела спать, и глядя на жёлтую Луну, слабо освещавшую сумеречные пейзажи Индии, потом на восходящую Венеру с Юпитером, а потом на зелёный рассвет - медитировала, если сказать по-английски, а если по-русски - сражалась с чем-то, чего не знала (тут подходит определение Гребенщикова: "борьба жизни - черт знает с чем"). Иногда я передыхала, отключаясь на свои идеи и видя их малость с телесной позиции бытия, столь гуманно предоставленного нам во владение природой,- но ничего лишнего или неприятного, действительно, не испытывала. Я не ощущала никакой вины, и мысль, что обычно я не способна так контролировать свои душевные процессы, даже не приходила мне в голову. Моё состояние было из тех, что переворачивают мир с ног на голову,- и такой силы, что мне казалось, оно продлится недели три, не меньше. Но оно прошло бесследно, как только автобус остановился у аэропорта. Я чувствовала себя бодрой и прекрасно выспавшейся: в подтверждение индуистской мысли, что сон - только неправильная форма медитации. (Быть может, пройдёт время - каких-нибудь несколько тысячелетий, и он у людей исчезнет: как считал Шри Ауробиндо. Правда, не раньше, чем еда: а разве мы не способны получать вкусового удовольствия от одного только вида предметов?)

Хотя и другие тоже спали неплохо - убаюканные чувством, что Свами Ди с индийской осторожностью на всякий пожарный случай сопровождает наш автобус до Дели: как Кришна, что умудрялся танцевать со всеми пастушками одновременно,- но это тоже иллюзия. Я предполагаю, что рассказ другого человека о том же ашраме сильно отличался бы от моего: каждый находит свои идеалы. Если я позволила себе остановиться на деталях, то лишь потому, что мне хотелось представить современный вид некоторых духовных дилемм - и соприкосновения культур.

В Индии я сильно отключилась от дома и быта, почти не вспоминая о них. Но когда вернулась, меня встретили ветки вербы с разноцветными ниточками, которые украсила моя пятилетняя дочка, случайно найдя на улице обрезки махера,- прямой аналог деревьев Шивы. Мужа я застала в состоянии полного покоя, хотя вестей из Индии у него не было: открытка, которую я послала из Пури, пришла как раз на следующий день после моего возвращения: ровно через три недели. Он как-то попытался представить, где я и что я, но оставил эту затею: "к тебе было не пробиться: вокруг столько людей, как будто бы ты... была интимно близка со всей психологической группой." - "Похоже на то!" - рассмеялась я.

Но надо добавить, что тёплая атмосфера ашрама на самом деле имела мало общего с любовью, как её обычно понимают по телевизору. С точки зрения индуистских канонов медитации сексуальное страдание является неправильным распределением энергии - которую можно направить на куда более привлекательные цели и переживания. Я отнюдь не за аскетизм: в особенности, неестественный и формальным, каким часто бывает христианский аскетизм - но было сильно похоже, что это действительно так. Когда во время прощального костра я попыталась понять свои ощущения, сравнив чувство к Свами и окружающим с юношеской влюблённостью, которую я могла испытывать в студенческие годы лет пятнадцать назад, эта мысль улетела из моей головы, не успев даже сформироваться. За время пребывания в ашраме всякая сексуальность отключилась настолько, что включить её обратно заняло некоторое время у меня и других психологинь, которых дома ждали объятия их мужей. Внутренне я сохранила к моим новым знакомым любовь, которую чувствовала в ашраме,- но без привязанности, заставляющей возвращаться. Для меня в этом - показатель духовного уровня учителя и просто человека: в умении не оставлять следа большего, чем это требуется для счастья других.

На эту тему есть интересная притча из "Махабхараты". К царю Джанаке: тому самому, что прекратил голод в стране и воспитал Ситу,- как-то в гости пришла отшельница, привлечённая славой его мудрости. Захотев испытать, правда ли то, что о нём говорят, она, как говорит предание, проникла в его существо и связала его узами йоги. В ответ ражда, охватив её силу своей и отложив в сторону свой зонт - символ царской власти, чтобы воздать ей уважение, сказал: "Что же ты делаешь? Во-первых, я кшатрий, а ты, судя по-всему, брахманка - и ты производишь смешение варн. Во-вторых, ты уже живёшь, как монахиня, я же ещё домохозяин - и ты смешиваешь ступени жизни. В-третьих, может быть, где-нибудь твой муж ещё жив, а сказано: "Не входи к супруге другого." Силой йоги - смесью амриты и яда - ты действуешь по неведению или ради пустознайства: будь же мудрой, соблюдая закон!"

Отшельница тоже отложила свой трезубец и ответила: "Видно не столь ты мудр, как идёт о тебе слава. Чувства (индрии) слипаются между собой, как дерево и лак, но не сливаются по сути и не познают себя сами: что праведно и что нет, решает свойство разума (будхи). Некоторые видят причину в природе (пракрити), но надо искать в себе единую душу (Атман): если говорить, "это моё, а это нет", то где же тут освобождение? Если бы я вошла в пустоту, кому бы это повредило? Как не увлажняет роса лепестков лотоса, так и я тебя не коснулась. У меня нет привязанности к собственному телу, зачем мне чужое? Как в пустом доме проводит ночь нищий странник, я переночую в твоем теле и назавтра уйду, довольная твоим уважением и гостеприимством."11

Я много рассказывала людям об Индии - и чем больше говорила, тем больше уходила её тихая серьёзность и появлялся юмор: ну что же делать, если мы верим лишь ему! Мне хотелось сохранить плавный индийский ритм, но эта простая задача оказалась непосильной: контраст был слишком велик. Оживлённая жизнь Индии, предприимчивость индусов и моя собственная активность там здесь казались фикцией: чтобы иметь тот же спокойный настрой, здесь приходится прислушиваться к душе (с чем и связаны особенности православной культуры). В Индии я жила чисто внешней жизнью: никакое действие не требовало специального осмысления, так как было понятным и естественным,- здесь же я опять переключилась на внутреннюю. Эмоциональная заторможенность, которую я наблюдала и в бывших моих попутчиках, была естественной реакцией на обычный, современный российский образ жизни. Хотелось уплыть в воспоминания и не просыпаться как можно дольше. Да и как реагировать, если улицы кажутся бесцветными и вымершими, а люди - ну просто ненормальными!

И я сильно советую тем, кто не до конца "перестроился" на капиталистический лад и не готов превратить свой мозг в счетную машинку, а хочет чего-то прямо противоположного, или в ком, где-то в глубине души, осталась прежние, коллективистские духовные идеалы, как-нибудь съездить в Индию - где они непременно найдут что-то своё. Особенно в Варанаси и Ришикеш, и в Ауровэллей, конечно, тоже. Правда, сильно умным и политически настроенным людям в индуистские ашрамы лучше не ездить - ближе, наверное, в Тибет: легче визуализировать конкретных будд, чем разбираться в расплывчатых мифах. Но если вдруг кто туда доберётся, передайте привет матери-Ганге и одному из её гостеприимных домов, о котором я храню самые тёплые воспоминания!

Юг Индии

- путешествие по Индии глазами астромифолога - часть II

Я продолжаю свое повествование об Индии, глядя на февральские вихри за окном и отражающиеся в снегу лучи солнца. И первое, что приходит в голову - вид с самолета, когда летишь в Индию: синева небес над сверкающей белизной остроконечных, самых высоких гор мира, распростертых далеко внизу. Даже фотоснимок, сделанный с самолета, летящего здесь на высоте 10 000 метров, передает ощущение Космоса. Правда, на фотографии космически сияющим выглядит ультрамариновое небо, а горы, с белыми изломаными хребтами и серо-коричневыми прожилками почвы - более земными. В натуре же - наоборот. Гималаи сверху выглядят более удивительными, чем небо, производя впечатление ни на что не похожего, искрящегося пейзажа, который космический пришелец мог бы наблюдать и на другой, вполне безлюдной планете.

Но в Индии горы - не только на севере: они почти вплотную подходят к просторам океана, к самой южной оконечности Индостана, как это ни странно. Впрочем, это естественно: никакая суша, кроме их твердокаменных хребтов, не вынесла бы постоянных океанических штормов. И Индия вдается в океан горным хребтом. Главная его часть составляет красоты западного побережья: штата Керала , но частично он заходит и в юго-восточный штат Тамиль-наду . Там мы путешествовали в мой второй визит в Индию, которому и посвящен дальнейший рассказ:

  • об океаническом курорте Тривандрума;
  • о самом большом и древнем индуистском храме в Мадурае, который называют восьмым чудом света;
  • о священных городах индуизма Каньякумари, Рамешвараме и Канчипураме
  • о городе каменотесов Маммалапураме;
  • о бывшей столице французской части Индии Пондичерри и интернациональном поселении Ауровиле;
  • и о Путтапарти - резиденции Саи-бабы.

За месяц больше было не объехать!

Курорты океана:Тривандрум
Железная дорога

Чтобы путешествовать по югу, проще лететь до Бомбея или Мадраса. Однако узбекские авиалинии, на которых билет в Индию сейчас обходится в 540$ и стоит на 200$ дешевле, чем в Аэрофлоте или западных компаниях, к сожалению, летают только до Дели. И мы от Дели на поезде ехали до индийского океана более двух суток. Мы ехали до Тривандрума : города на самом юге Индии, который считается лучшим океаническим курортом этих мест. Точнее, не сам Тривандрум, а его пригород - Коваламский пляж (Covalam beach). Тривандрум - это большой деловой город, где есть главный храм - которому несколько тысяч лет, и где легко сделать недорогие покупки по местным ценам. Ковалам - это курорт, сориентированный на туристов: где единственной достопримечательностью является море, а торговля идет втридорога.

Но чтобы вдоволь покупаться в океане, остановиться лучше в Коваламе, который представляет из себя несколько красивых бухт со скалами, пальмами и несколькими рядами гостиниц на берегу. На одной из скал высится маяк, по ночам освещающий окрестности лучами прожектора. И ночью купаться не темно, даже когда не видно естественных светил - ярких звезд и Луны, которая в этих широтах может стоять практически в зените, над самой головой. Сразу становится понятно, почему в индийской астрологии она играет столь большую роль - отмечая центр неба, как хозяйка звезд и планет.

Юг Индии - центр надийской астрологии, характерной тем, что её предсказания написаны на пальмовых листьях много тысячелетий назад и передаются из поколения в поколение. Астролог по линиям руки, буквам имени (которые связаны с астрологической картой) или собственно гороскопу - положениям планет - делает предсказание, вынимая нужную табличку. Сама я с пальмовыми листьями дела не имела, хотя неоднократно встречала астрологов, и практически в каждом храме видела активно посещаемый алтарь с богами-планетами. Первый астролог попался нам ещё в поезде: будучи нашим попутчиком, он стал гадать по рукам.

Он вполне достоверно описал мой характер и характер моей 65-летней спутницы, угадав число лет, которые ей было дано прожить вместе с мужем, умершим в прошлом году. Она уже однажды была у Саи-бабы и хотела что-нибудь дополнить к прежним впечатлениям. Взглянув на ладошки моей дочки, которой едва исполнилось 7, индус сказал, что ей ещё гадать рано: линии только формируются, предсказания лучше делать после 12 лет. Но 7 лет - хороший возраст, чтобы познакомиться с богами Индии. В это время ребенок еще имеет естественную веру (которую подросток уже теряет). Моя дочка мечтала о волшебной палочке - и я хотела, чтобы она попала в сказку.

Нашему попутчику было около 30, он был ещё не женат и имел троих братьев и сестру, которая занималась массажем и работала в целительском центре. Он сказал, что имел известность как астролог, но потом оставил это занятие и стал работать в телефонной сети - по какой-то родственной линии, и теперь может бесплатно звонить куда угодно - и, конечно, ему захотелось этим воспользоваться и позвонить в Россию. Он написал свою астрологическую характеристику в мой путевой блокнот и попросил, чтобы я как астролог ему тоже что-нибудь написала.

Я была благодарна ему за общение: поскольку мы выехали из Дели не так чтобы в хорошем настроении. Хоть считается, что в Индии зимы не бывает, случаются аномалии. Мы прилетели в Дели в середине января, когда ночная температура составила +4° (а дневная +18°), чего мы никак не ожидали. Когда мы прилетели, днём в аэропорте было жарко, и мы разделись - но покуда добирались на рикше до центра города, сгустились сумерки, и резко похолодало. Индусы, в каких-то невообразимых шапках и накидках разводили вечером на улицах костры и грелись. Подойдя к уличному лотку выпить чаю, мы заметили, что один развел костерчик даже у себя под ногами.

Прямо на центральной площади - Конат Плейс, среди деревьев, увешанных гирляндами лампочек в виде разнообразных фруктов,- мы надели на себя все, что можно, и пошли искать гостиницу. Судьба послала нам гостиницу "Сай-рам", названную в честь Саи-бабы. Ее хозяйка выразила почтение моей спутнице в ответ на ее "Сай-рам!" - заприметив у нее платок с изображением живого бога. Эта гостиница, где мы на ночь остановились за 200 рупий (5$ на троих), была, может и не худшей: через некоторое время после нашего прихода горячий душ там все же появился - но щели в окнах комнаты, которые нам пришлось заткнуть одеялами, были явно не расчитаны на +4°.

Меня согрели только индийские праздничные телепередачи, посвященные Кумамеле, праздновавшейся на этот раз в Алахабаде , одном из четырех святых городов Ганги. На нескольких каналах духовные учителя в индуистской одежде рассказывали что-то религиозное. По другим шли индийские фильмы с обычными диалогами песен. Хватало новостей и рекламы. Хотелось поехать на праздник, но наш путь лежал на юг, а не на восток. И в первую ночь, когда поезд увозил нас от Дели по бескрайним просторам центральной Индии, спать также было довольно холодно - не имея одеял, которые индусы зимой берут с собою в поезда (где постельного белья нет). Но, как я выяснила в предыдущей поездке, оптимальный багаж у путешественницы составляет 3 килограмма: которые мне было нетрудно брать с собой, в случае необходимости. У одной моей подруги тогда было 7 кг, у другой - 10. И первое, что они сделали,- сложили все лишние вещи в одну из сумок и оставили её в камере хранения в Дели; с собой же взяли другую сумку весом 6 кг и носили её по очереди, подтвердив искомую цифру опытным путем.

В Тривандрум ходит "Керала-экспресс": и прежде, чем доехать до этого места, он идет по всей Керале. В Индии все поезда, в том числе и экспрессы, ходят на удивление непрямыми маршрутами. Я сперва не могла этого понять, и в кассе упорно спрашивала поезд в Тривандрум, идущий через Мадурай: если прочертить прямую линию из Дели в Тривандрум, поезд так и поедет. Но поезда из Дели в Тривандрум через Мадурай не было. "Керала-эскпресс" шел сначала на восток, в красивый город Виньяваду : где возвышаются храмы на двух холмах в дельте реки, впадающей в Бенгальский залив в самом центре восточного побережья Индии. После этого поезд поворачивал на юг к Мадрасу, а затем, минуя крупные города Мадрас и Бангалор, устремлялся на запад и выезжал к западному побережью Индии, заходя во все маленькие береговые городки Кералы, в том числе Кочин , расположенный на косе, и для этого некоторое время ехал обратно.

Мне казалось, что должен быть другой поезд, который едет прямо. Но, как видно, маршруты всех индийских экспрессов напоминают волнистую линию, выполняя одновременную задачу перемещения людей и в направлении север-юг, и в направлении восток-запад. Индусам так удобнее. Работник железнодорожной кассы в аэропорту, вокруг которой толпились индусы, конечно, не стал мне этого объяснять, и его раздражала моя нерешительность. "У вас заняло час, чтобы решить ехать в Тривандрум," - отметил он с полным непониманием, когда я наконец, протянула ему заполненную декларацию на билеты. Легче брать билеты на поезд на станции Нью-Дели в кассе для иностранцев (Reservation for foreign tourist): там, по крайней мере, все объяснят, и есть возможность выбрать маршрут. В силу своего климата индусы быстрее говорят и действуют, чем русские,- и русский человек в Индии в первый момент может показаться если не тупым, то пребывающим в прострации.

На следующий день мы в утреннем тумане погуляли по Конат Плейс, где моя дочка в моей штормовке побегала среди пальм за бурундучками - вспугивая стайки нахохлившихся воробьев на кустах, по-зимнему лишенных зелени. И в радости, что едем на юг, отправились на поезд, где я уже смогла переключиться на индийский активный ритм. По вагонам бегали разносчики, кричавшие: "Чайя! Чайя!... Копи! Копи!" Мы не удосужились купить в дорогу ничего, кроме воды, но продавцов хватало на всем протяжении пути. Они носили пирожки-самусу с овощной начинкой (но с перцем), овощные и рисовые котлеты, продавая порциями по нескольку штук с жутко острой приправой, но также фрукты, орешки, печенье. На станциях продавались омлеты и бананы. Кроме того, проводники собирали заказы на завтраки, обеды и ужины с рисом и индийскими приправами: в поездах есть продуктовый вагон. Мы один раз заказали и даже съели - но больше не захотели, предпочитая виноград, финики и банановые чипсы. Днем стало жарко, и купленную воду мы выпили довольно быстро, и потом я просто наливала питьевую воду на станциях из-под крана с надписью "Drinking water". Никаких проблем это не вызвало.

В поезде напротив меня сидел японец студенческого вида: он выходил в Агре и ехал на Кумамелу. У японца был учебник хинди и очень подробный путеводитель. Сидевший рядом с ним индус, примерно моего возраста, с характерной фамилией Гуру, ехал в Тривандрум: у его брата в Коваламе был магазин, и он приглашал заходить. "У Вас только один ребёнок?" - спросил индус, и возникла тема сравнения количества детей в Индии, Японии и России. Индус говорил, что сейчас в Индии обычно заводят одного, реже двух детей - больше только в бедных семьях, если требуются помощники. Японец утверждал, что в Японии больше одного (реже двух) не позволяет экономическая ситуация; то же сказала и я. После чего с одинаковым недоверием к Америке мы сошлись на том, что вот американцы могут себе позволить троих, потому что экономическая ситуация им позволяет; и наш интернациональный состав выразил совершенное единодушие, что экономическая система сейчас в мире далеко не лучшая.

Надо сказать, у индуса интерес к экономической ситуации в России носил практический характер: несколько лет назад русские активно покупали в Индии, а теперь (после кризиса 1998 года) стали предпочитать Китай. Он интересовался, почему я не хочу затовариться и на этом заработать,- но я лишь сказала, что не имею к тому способностей. "Это не моя "варна"",- ответила я с улыбкой: возвращая этому понятию, для которого мы чаще пользуемся словом "каста", его архетипическое значение. "Варна", буквально,- "цвет": исторически, цвет кожи, а в более широком смысле цвет менталитета или ауры - психологическая предрасположенность души.

Керала

Расстояние от Дели до Тривандрума - примерно как от Мурманска до Кавказа, и двое с лишним суток в поезде - это долго. Легче было ехать сначала до Мадраса (сейчас его официальное название сменилось на индийское - Ченнай: индусы в последние годы работают над укреплением патриотизма). А потом двигаться на юг от города к городу. Но поскольку русский человек в Индии расслабляется, то есть шанс не доехать до пункта назначения - почему мы и направились прямо, куда было надо.

Но если ехать на Керала-экспрессе, лучше не доезжать до конца, покидая поезд в дневную жару, а выйти с утра пораньше в городах Керале или Кочине. Индийские студенты, ехавшие отдыхать с нами в одном купе (в индийском плацкарте 8 мест: 3 полки + 2 боковые), так и сделали. Керала - очень красивое место, где поезд идет в туннелях и горы здесь ближе всего подходят к морю. Кочин - изрезанная бухта, четырьмя рукавами: два напротив двух - вдающаяся в море. На этом красивейшем побережье должно не быть тех огромных океанических волн, которые преследовали нас все путешествие, не дав поплавать с маской.

Если в этих местах отъехать от побережья в горы, там есть заповедник с озером, известный тиграми и разнообразными птицами - которых в Индии много повсеместно. А дальше на юг вдоль побережья Кералы, между Аллаперзой и Квилоном , плавает экскурсионный пароходик. Путешествие на нем занимает 8 часов (150 рупий - наши 100 рублей), это довольно приличное расстояние. К западу от Тривандрума расположены туристски красивые места, к востоку - начинается мир индуизма.

Коваламский пляж


Фото 18: лодки на берегу

В Тривандруме прямо на станции стояла будочка, где нам дали подробную информацию о туристских достопримечательностях и буклеты с подробным планом побережья и фотографиями заповедника. Сперва мы думали на одну ночь остановиться в самом Тривандруме - но, видя иностранцев, все сразу советовали нам ехать на Коваламский пляж. Не найдя иного варианта и отбиваясь от обступивших нас рикш с несусветными ценами, мы пошли на автобусную остановку рядом с вокзалом. Это был выходной, и автобус был битком набит индусами, которые под вечер сами на прочь погулять по своему пригородному пляжу. В другое время он вполне свободный.

Рельеф у океана неровный, и во многих местах к морю выходят отвесные скалы. Автобус миновал город, плавно переходящий в деревню: 1-2-х этажные особнячки среди кокосовых пальм, чередующиеся со школами, больницами и маленькими храмами. И поехал вниз, сверху обнажив вид сплошного пальмового леса, скрывавшего своих обитателей. За этим великолепием было видно долгожданное море.

Автобус остановился прямо у спускающейся к берегу дорожки, где к нам сразу подскочил какой-то индус. "Нам нужна дешевая гостиница на пляже," - четко сформулировала я задачу, и он действительно привел нас туда, куда нужно (очевидно, за определенную мзду от владельца гостиницы). Прямо по песочному пляжу, мимо первой небольшой бухты, где стояло множество рыбацких лодок и низких соломенных палаток-навесов с веревками и сетями, мы прошли во вторую. Там, среди полосы пальм, за рядами открытых ресторанчиков и одноэтажных магазинчиков располагались двух-трех-этажные гостиницы. Второй этаж (и комнаты с видом на море) был дороже первого: где мы и остановились в комнате с двумя кроватями, душем и вентилятором за 150 рупий в день. Вид на море нам был совершенно ни к чему, потому что в 20-ти метрах было оно само. Мы сразу пошли купаться.

Из нашей гостиницы, где ночью слышался плеск волн океана, можно было ходить купаться прямо в купальниках и босиком. Это уникально для Индии, где индийские девушки если и купаются, то одетые - даже в таком курортном месте. Но Ковалам - резервация для иностранцев, и к их причудам тут привыкли. Темные индусы, кожа которых имеет в этих местах иссиня-коричневый оттенок, с удовольствием смотрят на ловко прыгающих в волнах удивительно белых людей, которым никогда не удается загореть до подобной кондиции: подставляют ли они свои спины солнцу или сидят под зонтиками - на которых зарабатывает целая армия индусов.

Горожане Тривандрума и индусы, специально приезжающие посмотреть это экзотическое место, часто просят сфотографироваться вместе с ними понравившихся им иностранцев. Меня в первый же день для этой цели выманила из-под рыбацкой лодки, где я пряталась от лишнего ультрафиолета, компания девушек. Рядом с ними в купальнике я чувствовала себя кинозвездой: для них это примерно так и было, потому что в Индии можно увидеть такое только по телевизору. В выходные индусы толпами гуляют по берегу и сидят на пляже, и другая компания мужчин снимались вместе с сидевшим поодаль итальянцем, какая-то семья с ребенком потом сфотографировала мою Ясю - в общем что кому ближе и без нарушения приличий.

На Коваламском пляже найден какой-то достойный баланс между приезжими и местным населением. Индусы здесь нормально относятся к чудакам, умело плавающим в волнах океана, сами обычно не подвергая свою жизнь опасности купания в бухтах Ковалама. Опасность эта есть, о чем предупреждают плакаты и полицейские в голубой форме. Как в любой глубокой круглой бухте, сильно вдающейся в берег, в некоторых местах волна закручивается и имеет тенденцию уносить в море. На берегу поставлены отметки, где можно купаться и где нельзя, за чем полицейские со свистками и громкоговорителями следят очень бдительно.

Границу между первой и второй центральными бухтами Ковалама фиксирует небольшая коса - островок, где мы с Ясей смотрели на крабов и нашли маленького морского ежика, изо всех сил уцепившегося за камни, как и другие обитатели бушующих прибрежных волн. Но эта скала на всякий случай тоже охраняется полицейскими, которые совершенно не понимали меня, когда я решила отнести нашего ёжика обратно в море.

Первая центральная бухта упирается в высокие скалы, на которых расположено нечто вроде большого санатория с видом на море сверху: с каменными оградами, пустующими разновысотными площадками с каменными стульями и столами, цветочными клумбами и фонариками. Места, конечно, там стоят в десять раз дороже, чем в простой гостинице, и мы только сходили туда погулять. Ради экзотики я сфотографировала Ясю на фоне каменных шахмат в половину человеческого роста и дерева с огромными плодами неправильной формы. Пройдя сквозь пирамидально спускающиеся к берегу жилые корпуса и по ступенькам сойдя со скал с другой стороны этого "санатория", мы очутились на платном пляже для иностранцев. Через сто метров виднелась вновь бесплатная территория с рыбацкими лодками и индусами: не то гуляющими, не то занимающимися делом.

Справа от второй центральной бухты тоже высокие скалы, на которых среди пальм и каких-то колючих кустов возвышается полосатый действующий маяк. Вокруг него домики: я так и не поняла, живут ли там служащие маяка или отдыхающие, или же те и другие. На самом маяке запрещающая надпись есть - но по скалам вокруг индусы гуляют вовсю: это хорошие обзорные площадки, хотя и труднодосягаемые. Для купания они не годятся: волны с шумом разбиваются о подножие скал. За маяком, километров через восемь видно строение, напоминающее мечеть: это правительственная дача. Слева от маяка простирается сравнительно безлюдная береговая полоса. Мы обогнули скалу по узкой улочке мимо более дорогих гостиниц "с видом на море", и лишь на этом левом берегу, без полицейских, индусов и туристов, мне удалось получить от купания настоящее удовольствие. Штормило, и плавать не удавалось, но прыгать в волнах можно было часами.

Город Тривандрум и его храмы


Фото 19: храм Ганеши на улице Тривандрума

Ковалам, Covalam beach - и в самом деле пляж, а не город: там даже нет храма, и это единственное индийское селение без храма, которое я видела. Поэтому жизнь там по вечерам замирает, продолжаясь лишь в магазинчиках, где от нечего делать можно купить - в общем то же, что в наших индийских магазинах, и за ту же цену. Или в ресторанчиках, где можно часами глядеть на море в ожидании заказа - чем и занимаются иностранцы. В первый вечер мы с дочкой долго смотрели индийские сувениры и выбрали раскрашенного слоника (я обещала ей в Индии купить слона). Мы часами перебирали разнообразные формы и расцветки слонов, имея достойный вид французов из посольства: так оценили продавцы нашу разновозрастную компанию. Второй вечер мы глядели на море, сидя за столиком, над которым висела большая красная пятиконечная звезда - индусы используют для украшения своей бытовой, как и религиозной жизни, самую разнообразную символику. Попивая чай и ожидая, пока принесут и поджарят рыбу, которую моя спутница так и не смогла доесть до конца, мы стали петь русские песни. Индусы на сей раз решили, что мы итальянцы. Но на третий день я поехала в Тривандрум - искать храмы.

Искать долго не пришлось - главный храм Тривандрума расположен в ста метрах от автобусной остановки. Широкая дорога с ларьками, где продают сувениры уже религиозного характера, ведет к прекрасно сохранившейся белой пирамиде, на каждой из десяти или более ступеней которой впечатляющими рядами стоят каменные боги. Это - один из четырех главных входов индуистского храмового комплекса, традиционно сориентированных на четыре стороны света (как многие древние города и храмы). Храм посвящен спящему Вишну : отдыхающему в безвременьи Творцу - открытка с храмовым изображением которого продается тут же. В алтаре, конечно, фотографировать нельзя.

Я подошла ко входу, но привратники тут же сказали: "Hindu only" - "только для индусов". Сбоку, где оставляли обувь, висело напоминание, в какой одежде следует ходить в храм мужчинам и женщинам. Из этого набора я поняла только слово "saree". Конечно, моя одежда в этот перечень не вписывалась. Надо сказать, что оделась я прилично: я была отнюдь не в шортах или юбке до колен, зная, что по Индии так лучше не ходить. Но видно, что-то было не то в моем европейском платье с открытым воротом, да и все остальное - цвет лица и манеры - откровенно выдавали во мне иностранку. Я стала убеждать индусов, что была во многих других храмах, в том числе больших и древних. "А это священный храм, в него нельзя," - был ответ.

Тем не менее, пока я выражала привратникам свое удивление, недоумение, желание и право войти в храм, появившийся священнослужитель с большим бело-красным знаком Вишну-Кришны через весь лоб (белая парабола и красная вертикальная полоса), в белой юбочке до колен и перевязи через плечо, сказал в ответ на мои доводы: "Тогда Вам надо сертификат. Съездите в центр йоги, выпишите сертификат и приходите в 5 часов. Где Вы остановились? У Вас паспорт с собой?" Я поблагодарила его, но взять с собой паспорт я не догадалась. К тому же, бюрократия с посещением храма для иностранцев несомненно могла стоить денег, и я сочла за лучшее прежде всего сменить одежду и прийти сюда снова в сумерки.

Миновав путынный четырех-угольный белый пруд, к которому вели каменные ступени и который в Индии всегда сопутствует большим храмовым комплексам, я вышла на улицу, где уже вовсю стояли городские магазины. Цены нормальные: продающаяся тут одежда из хлопка и шёлка изготовлена в Мадурае, соседнем большом центре легкой промышленности. Я нашла магазин, где была распродажа: скидки цен, и выбрала себе и дочке пенджаби: легкое платье со штанишками и шарфиком, немаркого сине-зеленого цвета морских волн. А потом купила сари из шёлка, уже более дорогое. Моя дочка тоже хотела сари - но продавщица сказала, что сари обычно носят девушки начиная с 12-14 лет. Когда же я спросила, в чем лучше ходить мне: в сари или пенжаби, она ответила, что в сари, конечно, лучше. Пенджаби обычно носят девушки, а женщинам приличнее ходить в сари.

Я ещё в поезде завидовала студенткам, ехавшим в пенджаби - в котором было не жарко днем, и не холодно ночью. Плотная, вышитая часть пенджаби доходит почти до шеи, закрывая грудь и легкие сверху, в районе поясницы же оно свободное - что и нужно, чтобы не простужаться и не потеть. Просторная нижняя часть платья и широкие шаровары позволяет сидеть и лежать в любой позе, сохраняя совершенно приличный вид. Если же учесть, что пенджаби легко стирается и совсем не мнется - это просто незаменимая в дороге одежда. Вдобавок, индийские красители не выцветают.

Когда европейцы решили затянуть женщине талию и открыть грудь, они руководствовались чем угодно, только не её физическим удобством. Я поняла, почему никогда не воспринимала красоты женских пиджаков, и идя по дороге, искала случая поскорее сменить свое платье на пенджаби (в магазинах комнат для переодевания не было). Этот случай представился, когда я проходила мимо местного университета, зайдя в столовую бесплатно выпить воды: после моих покупок денег с собой почти не осталось,- и заодно спросила женскую комнату. Она была просторной: там стояли лавки и стол, кроме туалета и умывальника была ширма для переодевания - и я тут же, полураздевшись, стала вдевать веревку в шаровары (резинками в Индии пользоваться не принято).

А в раздевалке, кроме меня, находились женщины, уже в возрасте - возможно, преподавательницы. "Вы - индийская гейша?" - спросили они меня. "Нет: я русский турист,- ответила я, смиряясь с комичностью ситуации.- Я странно выгляжу, да?" "Да, немного," - сказала одна из женщин. "В своем городе я кончила университет,- пришлось пояснить мне.- Вот, увидев ваш, зашла переодеться. Лучше я буду выглядеть как индианка, чем как гейша," - и женщины со мной охотно согласились.

Когда же, одев черные очки, я вышла на улицу в пенджаби, то почувствовала полный физический и психологический комфорт - не ощущая ни жары, ни давления улицы: я совсем не обращала на себя внимания, слившись с местным пейзажем. Только обращение ко мне стало не "мадам", а "мисс". Я ощущала себя одной из индийских студенток, которые шли по своим делам. Я и до этого не замечала посторонних взглядов десятков людей, идущих мимо, но, видно, они все-таки были - раз без них мне стало так хорошо. Мне кажется, иностранца (идущего по улице не в индийском балахоне, а скажем, в шортах) может утомлять не сколько жара, сколько это незаметное, но постоянное повышенное внимание к нему.

Пока был день, я шла на поиск других храмов. Один был рядом с главным, недалеко от станции: на воротах и крыше этого маленького, но заметного храма - раскрашенная скульптура слоненка- Ганеши . И темные скульптуры среди столпов храма: богини знаний Сарасвати с музыкальным инструментом виной в руке и других богинь несколько выше человеческого роста - вокруг золотой главной колонны, которая заменяет традиционное дерево Шивы, при входе в алтарь Ганеши. Этих богов может объединять тема знания и мудрости. На втором пределе алеет знак Ом: посвященный Шиве, отцу Ганеши.

Чтобы найти другой храм: обезьяньего бога Ханумана , я шла долго - после индийских нешироких улиц выйдя к современной круговой автомобильной развязке и сперва не могла его найти. Низенький, он терялся рядом с новым высотным комплексом не то культурного, не то политического предназначения: похожим на наши дворцы спорта - с каким-то лозунгом, суть которого я тут же забыла. Вокруг было все перерыто: наверно, снесли ряд домов и деревьев. Только храм Ханумана уцелел: с обычным священным деревом посередине, раскрашенными скульптурами обезьяньего мудреца с мечом и палицей, Ганеши и других богов на крыше, с колокольчиком при входе и алтарем, который днем был закрыт.

Этот контраст старой церкви и нового здания меня не порадовал: как символ того, что с западного побережья на древнюю культуру Индии вовсю наступает мировая цивилизация. Мы склонны видеть в ней что-то привычное и своё - отчего иностранцы и предпочитают для отдыха Бомбей или Гоа: единственное место, где наряду с индийскими праздниками широко отмечается Рождество. Но в другой стране легче воспринимается чужеродность человеку неоправданно больших построек.

По дороге я видела и христианскую, точнее католически-иудейскую, церковь с изображением Девы Марии, треугольные небольшие купола которой были несколько прогнуты в виде пагоды. На разных языках: еврейском, хинди, латинском и греческом - на ней было написано слово "мир" - "pax". Юг Индии - бывшая французская территория, и католичество оставило здесь свой след. Но также в этой церкви чувствовалось единение религий, которое является одной из самых интересных духовных черт Индии.

Потом я вернулась в Ковалам за паспортом и за Ясей, которой мне очень хотелось, кроме океана, показать индийский храм. Она с радостью надела пенжаби. Но я сделала ошибку, не сменив пенджаби на сари: я была ещё морально не готова завернуться в шестиметровый кусок шелка и ехать в нем в индийском автобусе.

"Пожалуйста, в сари," - сказали индусы на входе в храм, не узнав меня. Они сказали по-индийски, но смысл я поняла: пенджаби не является ритуальной одеждой. Всё же это индийский брючный костюм. И мне пришлось себя выдать. Тогда индусы снова стали говорить: "Hindu only". Яся начала расстраиваться, что нас не пускают, и подошел тот служитель, которого я видела днем: "Что же вы не пришли в пять часов?" До закрытия храма ещё было часа полтора, но сертификаты выписывали где-то не здесь: "Приходите завтра". Но видя слезинки в глазах моей дочки, служитель сам поймал рикшу и отвез нас в тот центр, где выписывали сертификаты. Сертификат, на котором было написано "Ом намо Нараяна", был бесплатный - но индус, который его выписывал, конечно, хотел получить какие-то пожертвования, хотя я сказала и то, что я изучаю мифологию и пишу книги, и то, что денег у меня немного: зарплата русских такая же, как у индусов. "Я в храме дам," - сказала я. "Но ведь вам выписываю сертификат я," - возразил он. Тогда я вытащила две бумажки по 10 рупий. Это было для него, конечно, мало: с иностранцами в Индии ассоциируется минимальная цена 10 долларов. "Это дайте в храме," - сказал он.

Служитель отвез нас обратно, ко другому входу, где находились мужчины в оранжевых одеяниях, и выдал мне кусок оранжевой ткани, в который я завернулась поверх пенджаби, и даже дочке - кусочек, из которого получилась юбочка. Мы пошли с ним и ещё одним пандитом по длинной каменной дорожке в центре храмового комплекса, и служитель показал разные его пределы. Один из центральных храмов, которые расположены там прямо посреди песка, посвящен Вишну , другой - Кришне . И рядом с ними стоят столбы - золотой и серебряный, часто украшающие индийские храмы: вероятно, как более прочная замена не столь долговечных священных деревьев. Они до сих пор ассоциируются с Солнцем и Луной. И среди скульптур храма тоже можно было найти и бога Луны Чандру , и бога Солнца Сурью , и богов планет. И даже бога огня Агни и бога Неба Варуну , что подтверждало древность этого храма, которому не менее 3,5 тысяч лет - а индусы дают своим южным храмам все 5 тысяч.

Ещё один предел был посвящен святому Алахату : в каждом индийском храме обычно есть свой святой (быть может тот, кто построил этот храм, или кто-то, кто в нем особенно прославился за тысячелетия его существования.) А в четвертом храме молились Хануману , и священник показал нам его украшенное изображение, которое каждый день там вновь делается из масла. Вот такой способ жертвенного подношения. Когда я дала пожертвование - целых 10 рупий, служитель завернул в пакетик охристо-желтой краски, как принято по отношению к верующим, которые редко ходят без какого-нибудь значка на лбу.

Некоторое время мы подождали среди группы йогов, ловя вибрации храма, и началась вечерняя пуджа с огнями. Под звуки узких вытянутых труб, которые очень напоминали какую-то совсем древнюю музыку диких африканских племен, по каменным дорожкам посередине храма пошла процессия священнослужителей. В ней центральное место занимали три пандита, на которых были большие высокие золотые короны с украшениями, спускавшимися на часть разрисованного храмовой краской лица, или что-то вроде масок. - Я как следует не запомнила этого от удивления, а может, полумрака этого храмового комплекса под открытым небом, освещавшегося только спиралями зажженных огней, которые священнослужители несли по бокам. Как в какие-нибудь шаманские времена, люди изображали богов сами: один - Вишну, другой - Кришну, а третий - Ханумана, как объяснил нам стоявший рядом пандит.

Они не просто изображали - они в них воплощались. Когда процессия остановилась, священнослужители воздали почести стоявшим посередине, как храмовым скульптурам богов. Они несколько раз повторили ритуал, а затем поднесли огненные спирали немногочисленным индусам, мужчинам и женщинам, созерцавшим заключительное в этот день храмовое действо, стоя в песке в стороне от каменной дорожки. Индусы проводили ладонями над огнем: несколько раз, по кругу, и прикладывали их к лицу, бросая мелочь в жестяной поднос под пылающей спиралью, куда стекало лишнее масло. Мы с Ясей тоже прикоснулись к пламени и бросили монетки, а затем вместе с индусами пошли вслед за процессией по длинному периметру храма, который она обошла три раза.

"Куда мы идем?" - спросила тут моя дочка, любившая огонь, но не любившая ходить пешком. "Индусы обходят храм, чтобы исполнились их желания," - ответила я. И Яся, сложив ладошки, старательно три раза обошла храм. И я, идя по этому древнему храму, который уже, быть может, стоял здесь в те времена, когда ещё не было реки Невы и Карельского перешейка, тоже всем сердцем верила индийским богам.

Меня даже не раздражал индийский церковный консерватизм. На фоне того, как современные здания, которые легко представить в Ленинграде или другой части света, подминают под себя маленький храм Ханумана, местная защита традиций от мировой цивилизации вполне оправдана. Храм Ханумана в Тривандруме подобен другим небольшим храмам, он не является такой святыней, как главный храм Падмабхасварми - и все же в нем есть та уникальность, которая отличает все настоящие творения человеческих рук, и другого такого нет.

Ковалам же имеет все прелести курорта. Когда мы с Ясей возвращались домой по темноте, юный продавец какого-то магазина стал настойчиво приглашать нас зайти: "Только посмотреть!" И пока его приятель демонстрировал моей дочке игрушки, пылко сказал, что никогда не испытывал такого чувства, какое возникло у него при виде меня: "Посмотрите в мои глаза: вы видите в них любовь?" Будучи в хорошем расположении духа после посещения храма, я посмотрела ему в глаза и честно ответила, что решительно ничего в них не вижу, потому как для меня любовь - духовное чувство, сославшись при этом на Вивекананду, известного современным индусам, как нам - Пушкин. Тем не менее он пошел нас провожать к гостинице и отстал только на пол-пути, когда я разрешила ему поцеловать мне руку.

А моей 65-летней спутнице, пока мы с Ясей ездили в Тривандрум, какие-то молодые люди предложили таким образом заработать: она тоже не сумела рассердиться на них как следует, чувствуя себя польщенной. Впрочем, мы были вполне ограждены от домогательств, пока были вместе и выглядели достойной семьей. В гостиницах я нередко представляла мою спутницу как маму, потому что так индусам было проще воспринять нашу компанию - и потому что у них до сих пор сохраняется уважение к матери.

Каньякумари: самая южная точка Индостана
Храм девы-богини и острова южного мысаВоительница-Дурга


Фото 20: садху у храма Каньякумари

Наш путь лежал в Каньякумари - крайнюю южную точку Индии. Мы ехали туда на пустом поезде. Быстрее было бы на автобусе: из Ковалама во все стороны ходят удобные утренние и вечерние маршруты. Но на поезде ехать приятнее.

В поезде, кроме нас, сидели французы: которые пришли столь же заранее, как мы, и так же долго ждали, пока будет известно, где остановится наш поезд. Это была пожилая пара, которая сперва три месяца путешествовала по северу Индии, а теперь ещё три - по югу. Основные вещи они оставили в Тривандруме, и после Каньякумари должны были лететь на Шри Ланку на самолете.

В пути среди иностранцев французы попадались нам чаще всего. То ли от того, что это бывшая французская территория, то ли как любители экзотической культуры, французы любят путешествовать по Индии в этих местах. Они общительнее американцев, которых я не помню ещё и потому, что с ними контакта не возникало. А французы, поскольку места в поезде, который здесь играет роль электрички (специальных электричек в Индии нет), были не указаны,- сели напротив нашего купе. И полпути проведя рядом, мы нашли какой-то повод разговориться. Они были уже на пенсии, и с удовольствием восприняли ту информацию, что моя спутница до пенсии была геолог, а дочка ходит в музыкальную школу. Сияна стала демонстрировать свои таланты. Женщина по-английски не говорила, и я начала в мой английский вставлять тщательно подобранные французские выражения, на французский не переходя: насколько я знаю, французы не любят, чтобы на их языке говорили с акцентом. Моя спутница, не понимавшая ни по-английски, ни по-французски, но воодушевленная нашей светской беседой, попыталась заговорить по-испански.

На вокзале мы любезно попрощались, подхваченные рикшами. Французов рикша увез в недорогую гостиницу за 300 рупий, в километре от моря; я же попросила отвезти нас на пляж. Рикша не понял: в Каньякумари нет пляжа как такового, и тоже отвез нас к недорогой гостинице, за 150 рупий. Но нам было в ней мало радости, поскольку до побережья надо было добираться какими-то узкими закоулками между домиков индийской бедноты. И мы пешком дошли в культурную оконечность города. По главной улице, которая ведет к храму Каньякумари, мы вышли на набережную, с которой видны острова. В месте омовения индусов мы искупались, после чего я там оставила свое семейство и пошла искать гостиницу.

Перебрав семь вариантов, я остановилась на ближайшей к морю и храму трехэтажной гостинице на главной улице, пешеходной и заполненной отелями, магазинчиками и ресторанчиками. С балкона был вид на эту красочную улицу, на храм и на море: на всю береговую оконечность города, за которой виднелись острова. Номер на двоих там стоил 120 рупий, правда, не было розетки и стоило труда объяснить, что нам нужны вторые простыни. Во внутреннем дворе гуляли козочки и коровы, взбираясь по кучам неизвестно чего до уровня второго этажа - но для моей дочки это было как раз то, что нужно. Отель назывался "Минакши": это был наш следующий ориентир - храм Минакши в Мадурае.

Тривандрум принадлежит ещё по-западному туристской Керале, Каньякумари - это уже Тамиль-наду. И это - одно из мест паломничества индусов. Туристски оно известно тем, что там можно наблюдать над морем и закаты, и восходы Солнца. Религиозно - тем, что здесь дева Каньякумари , именем которой названо это место, ждала своего супруга Шиву. Имя её можно перевести как "целомудренная девушка". Подобно христианским девственницам, она поклялась, что мужем её будет только Бог. И сильнейший среди богов явился к ней, тронутый её аскетическими подвигами,- как он вообще не забывал являться аскетам и всегда исполнял их искренние желания.

Правда, злые силы почему-то испугались этого союза, и один злокозненный асур в образе павлина (которые в Индии успешно заменяют петухов) пропел ни свет, ни заря. Смущенный Шива решил, что опоздал на свадьбу: которая в Индии должна праздноваться в астрологически строго определенный час. Но все кончилось хорошо, и этот брак состоялся - а символом богини Каньякумари, изображаемой в цветастой одежде и свадебном венке, стал павлин.

Некогда, вероятно, она сама была этой божественной птицей, преданно ждущей восхода солнца и приветствующей его,- а потом стала естественным воплощением супруги Бога. Ипостасью его верной Парвати, которая на севере предстает в образе богини разных мест, гор и долин, на юге же принимает атрибуты животных и растений. Павлин служит атрибутом и других богов - и неслучайно царственная птица является символом Индии.

"Что может быть прекрасней, чем созерцать восходы и закаты там, где Дева ждала Бога",- писал Махатма Ганди про Каньякумари. Эти слова высечены в небольшом храме Ганди , расположенном также на самой оконечности Индустана, недалеко от храма Каньякумари. Как известно, Ганди почитается в Индии как учитель. Ашрам Махатмы Ганди есть в Мумбае-Бомбее. Потому есть и мемориалы, содержащие его документальное жизнеописание в картинах-фотографиях. Там нет богов: я как-то не помню там алтаря - и внутренне это больше напоминает музей Ленина, хотя по внешней архитектуре это типично индийский храм с пирамидой купола.

На берегу острой оконечности Каньякумари - в географически самой южной точке Индии - расположено место для омовения, которое, как и в других местах, отмечает беседка с колоннами (миниатюрный акрополь). Рифы в этих местах подходят вплотную к берегу, и это - практически единственное место, где можно окунуться и проплыть пару метров без риска поцарапаться о камни. Но долго там в раздетом виде белому человеку не позагорать - слишком много индусов. Индусы либо группами совершают омовение: прямо в одежде - и под прикрытием покрывал облачаются в чистую, ритуально-праздничную. Либо проявляют свое обычное созерцательное отношение: они часами могут смотреть на море, не купаясь.

Мне после поезда было все равно: мы с Ясей разделись и стали плавать. Но когда я вышла из воды и решила на прибрежном ветру одеть шёлковое сари, я делала это под дружное ржание стоявших невдалеке молодых людей. "Смотрело всё Каньякумари, как Сима одевала сари," - так описала эту сцену моя спутница, до такого случая не проявлявшая таланта к поэзии. Веселье индусов по этому поводу передалось и ей. Тут мне на помощь пришла девушка-индуска, довольно быстро уложив на мне шестиметровый кусок шёлка. И поднимаясь на набережную, я слушала уже лишь комплименты пожилых людей: "Как Вам идёт это сари!"

Расположившись в гостинице, наше достойное семейство отправилось в храм Девы-богини. У храма сидело человек двадцать садху в оранжевых одеждах, мужчин и женщин, с четками и чашками для подаяния. Сфотографировав двоих наиболее живописных, я положила в их чашки мелочь. Проблем со входом не возникло: потому ли, что я была в сари, а мое семейство в пенджаби, потому ли, что храм Каньякумари - небольшой, или потому, что иностранцев, кроме нас, я тут вовсе не видела (в отличие от центра Тривандрума). В пенджаби здесь женщины ходили: может, потому, что многие были с дороги, поскольку Каньякумари для индусов - место паломничества.

На входе продавали бутылочки с кокосовым маслом, которые выливались на одну из внешних статуй каменных богини Каньякумари, отчего масло было кое-где разлито и на полу; в целом же там было чисто ходить босиком, как и в других индийских храмах. Мимо этой статуи верующие проходят к центральному алтарю через вход, ориентированный на восток, где стоят большие весы, чаши которых - непременный атрибут священных храмов. И горит огонь, над которым индусы проводят ладонью. А священник у алтаря более или менее утопающей в цветах божественной Девы кидает проходящим щепотку красной краски в правую руку. Затем вереница людей проходит к другим алтарям, Ганеши и Парвати, и описав естественный круг, по часовой стрелке возвращается ко входу-выходу.

Можно заметить, индусы-мужчины, при входе в этот самый южный храм Индии, снимают рубашку, как христиане - шапку, и если на них почему-либо одета не юбочка из перекрученной ткани, а современные брюки, повязывают сверху них лоскут материи. Индусы при этом выглядят очень прилично: на них можно любоваться. А представьте в таком виде в общественном месте современного европейца! Лучше не представлять. Сколь бы он ни был телесно красив и как бы сам не отнесся к предложению полуобнаженным войти в храм девы-богини. Я бы сказала, у индусов более здоровое соотношение тела и души, которая естественно исполняет роль одежды для тела. От своего климата или смуглой кожи, но они никак не выглядят обнаженными. Среди европейцев порой выглядят раздетыми даже вполне одетые и привычные к наготе театральные актеры, подчеркивающие свой гардероб, как и свои эмоции. Индусы же - удивительно скромные люди, которые никогда не выставляют напоказ дефекты своей души, даже когда молятся. Поэтому всегда было приятно находиться среди верующих.

Я решила посетить храм Каньякумари ещё раз утром, когда он открывается. В пять утра в этом храме у меня возникло полное ощущение православного монастыря: может быть, из-за серьезности намерений приходивших, или из-за глубинного сходства индийской и русской психики, о чем я уже упоминала и скажу ещё не раз. Утром, пока верующих было немного, возникало наше ощущение возвышенности и торжественности, которого обычно в индийских храмах нет, но которое всегда присуще рассвету. До рассвета в храм уже вовсю шли женщины с живыми цветами в волосах, и торговцы предлагали мне тоже украсить себя естественными духами белой пахучей гирлянды.

Из храма дорога ведет на набережную, где индусы скапливаются в ожидании восхода солнца, а продавцы расстилают сари и всем подряд предлагают открытки. Встреча солнца в Каньякумари становится чем-то вроде продолжения ритуала. Хотя в описываемое утро было пасмурно, и солнце вставало из-за туч, это не смущало приехавших индусов, которые, глядя на море, терпеливо ждали рассвета, подобно Шиве и его невесте. Как будто их более заботил сам этот факт, чем вид светила, подымающегося из океана. В дни полнолуния с этой точки можно одновременно видеть восход солнца и закат Луны, или заход солнца и восход Луны.

С набережной хорошо видны два острова, куда с берега ходит пароходик. На одном высится храм. На другом возводится огромная статуя индийского поэта, жившего пару тысяч лет назад: монументальная и перекрывающая храм по величине. В сумерки острова красиво освещены. Эти острова в самой южной точке Индии примечательны тем, что некогда дэви Каньякумари оставила там свой след - отпечаток в камне, по форме напоминающий человеческую стопу. Этот камень и этот остров, некогда пустынный, служил местом медитации Вивекананды. Камень был обнесен маленьким храмом, и напротив возведен большой: храм Вивекананды , где в месте алтаря стоит его статуя и находятся картины с известными изображениями Рамакришны и его нареченной невесты, а затем спутницы в отшельничестве Маа Сарады Деви. В нижней части храма расположены магазины с духовной символикой и литературой, и полутемный зал для медитации, с большим изумрудным символом Ом. Его на всякий случай охраняет один полицейский, напоминая, что разговаривать там нельзя, о чем гласит и объявление при входе. Индусы заходят и садятся, в индийской манере: мужчины с одной стороны, женщины с другой.

Расстояние от берега до островов небольшое, хотя пароходику приходится преодолевать приличные волны. Мне запомнились также две очереди за билетами: одна для женщин, другая для мужчин, что для нас оказалось удобно, так как билеты брали в основном мужчины, а их спутницы их дожидались. Индусов же, желающих посетить святое место, нескончаемый поток. Пароходик ходит туда целый день и отправляется через каждые двадцать минут.

Сучиндрум - храм Ханумана. Свадьба Шивы и Каньякумари


Фото 21: храм Сучиндрум

Мы были в Каньякумари в январское новолуние: как раз тогда, когда празднуется свадьба Шивы и его невесты. В этот день мы ездили в пригород Каньякумари, в храм Ханумана - Сучиндрум : до него минут двадцать на местном автобусе. В автобус входили и выходили дети в школьной форме, с очень темной кожей, как и взрослые, но при этом достаточно рослые: не такие карликовые, как в Пури. По своему единому типажу они казались очень похожими друг на друга: я даже спросила каких-то одинаково одетых мальчиков, не братья ли они. Мальчики были разговорчивые и наперебой спрашивали Ясю, как её зовут. Они были в курточках и шортах, а девочки в пенджаби: разного цвета в разных школах.

Сучиндрум - большой и древний храмовый комплекс, с четырьмя воротами и обширным четырехугольным прудом в стороне с башенкой посередине. На пути к храму стоит разукрашенная арка. На ней - изображения тех же богов, что и на главном, восточном входе в храм: в центре Шива на быке Нандине вместе с супругой, Каньякумари на павлине и Вишну на орле Гаруде ,- а также другие разноцветные скульптуры. Входная арка индийского храма обычно выносится к главной дороге и может быть на довольно большом расстоянии от него.

Мы вошли в храм без препятствий (в сари), и какой-то подоспевший мальчик пустился объяснять измерения храма, его пирамидальных куполов и скульптур - цифры в высоту и длину, которые я тут же забыла. В храме Ханумана бывает не очень много иностранцев, но много приезжих индусов, и молодые люди стремятся заработать, беря на себя роль гида. Чтобы что-то ощутить в этом храме, мы постарались распрощаться с ним. Но тут же подвернулся другой, который успел показать, что в храме много железных колонн с разным высотным звучанием, которые в древности могли исполнять роль музыкального инструмента. Он предложил приложить ухо к украшенной гравировкой невысокой четырехгранной колонне и постучал по ней: раздался очень гулкий звук. И обратил наше внимание на то, что у скульптуры многорукого Шивы стопа поднята к голове: к уху, а у Кали-Дурги нет. Значит, милостивый Шива слышит мольбы верующих, а Кали-Дурга: которой присуща женская роль жесткой исполнительницы воли богов - остается к ним глуха.

Эти колонны и скульптуры, вместе с другими колоннами и скульптурами украшают путь к алтарю посередине, где находится золотой образ Тримурти : Брахмы, Вишну и Шивы в одном лице. Высокая корона Тримурти одновременно являет образ древнейшего из алтарей: камня-шивалингама. И изображение символически делится на три части: нижняя часть его головы (шея) соответствует Вишну , средняя (лицо) Брахме , а верхняя (макушка) Шиве , если я правильно поняла. А может, делится на три части сама корона. Позади главного помещения, где священнослужитель всем протягивает краску и периодически освящает еду, благословляя верующих, расположено много маленьких алтарей. Как и везде, у маленьких алтарей священников нет, и индусы подходят к ним сами, дотрагиваясь рукой до ступеньки перед изображением, где может лежать и краска, и читая соответствующие случаю мантры.

Чтобы не заблудиться без гида, мы решили осмотреть храм по часовой стрелке, как положено. От входа, где располагалась большая статуя быка Шива-нандина, мы сперва пошли в левую часть храма. Там первым оказался алтарь богов-планет : квадратный постамент с девятью статуями в три ряда, в половину человеческого роста. Прямо на нас смотрел Сатурн- Шани , и других узнать было тоже несложно: кажется, они даже были подписаны. В других местах на аналогичные статуи планет, большего или меньшего размера, одевалась одежда разного цвета.

Девяти богам надо было зажечь девять храмовых свечек: в глиняных чашечках фитиль кладется прямо в жидкое масло. Как астрологи, мы не пожалели десяти рупий, чтобы это сделать. Затем подносом с зажженными свечками следовало три раза описать круг перед алтарем, чтобы они не гасли: это получилось у меня не с первого раза, и пришлось начать сначала (что напоминало манипуляции с огнем наших экстрасенсов). Выровняв таким образом поле, мы три раза обошли вокруг постамента, гарантируя расположение богов-планет и закругляя этим типичную для индийского храма маленькую церемонию. После этого местный священнослужитель погасил десятый огонь, который зажёг перед церемонией (как лампаду), а свечки остались гореть перед постаментом.

От богов-планет ограда подводила к алтарю Ганеши в глубине, а дорога влево вела к маленькому храму Шивы среди сада, в который надо было подняться по лесенке. Там я заметила множество изваяний змей Шивы и то, что женщины, зашедшие туда исполнить церемонию: человек десять - все были в зеленом.

А в правом переделе, под крышей храма, располагалась наиболее заметная статуя советника царя обезьян Ханумана : метра три-четыре, темно-охристого цвета. Изящно выгнув тело и хвост, как все древние статуи, и сложив ладони в молитвенной позе, Хануман был воистину прекрасен. Жаль, внутри храма его было не запечатлеть на пленку. Я потом купила открытку, но она не передавала милой полуулыбки обезьяннего бога - улыбки, которая встречается на древних изваяниях богов и будд и никогда не выходит на фотографиях. Индусы у статуи Ханумана совершали обычную церемонию с освящением цветов и фруктов и трижды обходили вокруг неё. Любуясь Хануманом, мы тоже обошли вокруг, и Яся захотела бросить ему монетку.

В конце коридора напротив Ханумана был маленький, но посещаемый алтарь Ситы , у которого уверенно читали свои мантры проходившие мимо индусы, предварительно позвонив в висевший сбоку колокольчик. А посередине в глубине правого предела стояли три вынесенные в центр зала и украшенные цветами статуи - как раз те, что изображены на входе в храм: бык Шиванандин с божественными супругами, Каньякумари и Вишну на своем крылатом транспорте. Перед этими тремя постаментами уже рассаживался празднично одетый народ в ожидании пуджи (прямо на полу: все же он чище, когда ходят без обуви). Когда священнослужители зажгли спирали своих огней, стало совсем жарко. И Сияна, насладившись видом Ханумана, решила, что сейчас самое время поиграть в прятки между многочисленными квадратными каменными колоннами храма ближе к выходу, где было прохладнее. И мы бродили с ней между колонн: в сгущавшихся сумерках я боялась потерять её из виду, потому что лабиринт индийского храма - это не христианская церковь, здесь можно и заблудиться.

Но вот пуджа кончилась, индусы подняли помосты с богами на плечи и пошли с ними по храму мимо нас в сторону улицы. Помосты были сделаны из длинных крепких бревен; сколько весили железные скульптуры с навешанными на них украшениями и венками - уму непостижимо. Бледный европеец точно упал бы под этим весом. Но смуглые крепкие фигуры справлялись со своей ношей только так. Процессия вышла из храма и по периметру обошла вокруг четырех ворот храмового комплекса, затем совершила ещё один круг и надолго пропала из виду, видимо, дойдя до воды или других значимых храмов этого места. Она появилась, когда мы уже не чаяли её увидеть, выпив чаю и направившись в обратный путь к автобусу.

Эта процессия под ночным небом не была столь многочисленна, как наш крестный ход, или столь торжественна, как празднества в честь католических святых, которых также несут по улицам. Это казалось более бытовым ритуальным действом, в котором принимали участие в основном служители храма. Складывалось впечатление, что оно проводится часто. В особо знаменательных случаях индусы используют для перемещения богов огромные наряженные колесницы. Пара таких колесниц стояла у входа в храм - деревянные колеса были выше человеческого роста, но казались небольшими по сравнению с махиной, которую им предстояло везти. По форме колесницы сами напоминали резные храмовые пирамиды, только деревянные. Наверху торчал деревянный остов, на котором укрепляют постаменты богов и все наружные украшения.

В темноте мы вернулись к гостинице, и тут нас ожидало продолжение зрелища. Вновь раздался бой барабанов и послышались звуки труб, и из храма Каньякумари мимо нас поплыло изображение богини. Божественной Девы было почти не видно из-за разноцветных венков, можно было лишь догадываться, что перед нами - невеста Шивы. Впрочем, даже обычная свадебная гирлянда юга имеет длину метра два и толщину в рукав, расширяясь кверху. Такая гирлянда - обычный атрибут убранства Каньякумари, как и других южных шивиных невест. Но ради свадьбы статую убрали цветами с головы до ног.

Освещая себе путь факелами из горящей пакли, на которую периодически лили масло, процессия пошла по главной улице, останавливаясь у каждого магазина и гостиницы, где к ней выходили люди, освещавшие целые корзины с едой, проводившие рукой над огнем и ставившие пометку на лбу белой краской. Перед дверью каждого дома были начертаны мандалы - часто прямо мелом на асфальте. Тем не менее это уже место, намекающее на присутствие Бога, в котором можно исполнять божественную церемонию.

"Хорошо мы встречаем восточный Новый год," - сказала моя спутница. Впрочем, сами индусы китайский Новый год никак не справляют, будучи в этом западными людьми и отсчитывая время с 1-го января. Им хватает своих праздников, и никакого намека на Монголию и Китай, перенявший от монголов систему обозначения циклических знаков именами животных, в Индии нет. Но что-то от Нового года в этой индийской церемонии было: во всяком случае в это новолуние индусы не торопились спать, хотя было уже пора, а напротив, веселились и вроде как даже собирались ужинать.

У Сияны прошла вся её усталость, и она потопала вслед за процессией, которая мало-помалу миновала главную улицу и дошла до другого храма: Парвати-Дурги , верной спутницы Шивы во всех его и своих воплощениях. Это было логично: невеста Шивы перевоплощалась в его жену и мать. Это небольшой, но цветастый храм со всего одним пределом, но красочной аркой, на которой в центре образ Парвати, а по бокам два её сына: первый - слон Ганеша, а второй в человеческом облике. На обратном пути процессия все так же останавливалась для всех желающих приобщиться к празднику, и мы не стали её ждать и вернулись к гостинице.

Католичество на юге Индии


Фото 22: костел Девы Марии

Празднуя cвадьбу Шивы, индусы не забывают и о своих. В Каньякумари я на следующий день видела две свадьбы, не считая тех, что потом встречала в Рамешвараме и Канчипураме. За одной свадебной процессией я проследовала по рыбацкой улочке вдоль побережья к храму Дурги, куда индусы накануне носили изображение Каньякумари. Другая проходила в католическом костеле - но тяжелые свадебные венки и все убранство были вполне индусские.

Этот высокий белый костел, посвященный Деве Марии , виден издали. Моя спутница, отдав дань индийским богам, стосковалась по чему-то более привычному, и я пошла узнать, когда работает этот костел, некогда построенный французами в готическом стиле среди рыбацкого квартала.

Мои впечатления превзошли все ожидания. Европейцев в церкви уже давно не было, и службы по расписанию, со священником и причастием, не было тоже. Индусы не удлиняют путь молитвы к Богу, обычно прибегая к помощи пандита только тогда, когда это действительно необходимо с точки зрения знаний или церемонии: нужно внешнее участие кого-то третьего. Здесь был явно не тот случай. Когда я зашла в костел, как раз шло богослужение: индийские женщины сидели на полу и сами пели мессу, столь же уверенно, как они поют мантры, речитативом на тамильском языке. Я не сразу поняла, что именно они поют. Но когда они под конец запели "Отче наш" - это походило на щебетание птиц!

Тамильский - самый звонкий язык, который я когда-либо слышала. В нем четко звучат все сонанты, перекрывая остальные звуки. "Бваррля-бваррля-варрля-варрлейй!" - кричат продавцы орешков в общественном транспорте, и весь язык звенит примерно так. При перемещении на север, выговор становится все глуше и глуше, и приглушенность речи становится особенно заметной к северу от Дели. Многие тамильцы не говорят на хинди, и это понятно, если учесть, что разница между тамильским и хинди - как между русским и китайским.

Допев мессу, от звучания которой я получила такое удовольствие, местные женщины, среди которых был лишь один мужчина, более-менее говоривший по-английски, обратили внимание на иностранку и подошли ко мне. Они спросили, христианка ли я, и я, конечно, ответила утвердительно: различия между католичеством и православием, с позиции этой самой южной точки Индии, не было никакого. Но что-то им не нравилось в моем гардеробе, и я сперва было прикрыла голову покрывалом пенджаби, но потом поняла, что местных женщин интересуют серьги, которые в Индии носит всякая замужняя женщина,- точнее, их отсутствие. Мои аргументы, что мой муж в России и мои золотые украшения там же: потому что я не могу подвергать их опасностям дороги, успеха не имели. Если я не носила золотые серьги с цепочкой, обвивающей сверху всё ухо, то, с точки зрения местных рыбачек, с моей семейной жизнью было явно что-то не так. Они спросили, сколько у меня детей, и узнав, что только дочка, покинули меня. Неужто Дева Мария, вся суть жизни которой была в рождении Сына, не могла даровать своей почитательнице хоть одного ребёнка мужского пола?

Этот светлый костел, сверкающий на солнце своей белизной и внутри - разноцветными скульптурами, со столь интересным пониманием католичества местными рыбачками, произвел на меня приятное впечатление, и я зашла в него ещё раз с дочкой: там как раз была свадьба. В этот раз уже служил пожилой индус, благословляя золотыми венцами молодых, а сбоку снимал происходящее профессиональный фотограф.

В ближайшем к костелу квартале католичество имеет широкое распространение: местные жители там строят христианские храмы взамен индийских. На одном маленьком храме, по виду индийском, центральная картина арки ворот изображает смуглого Христа, который идет по бурным волнам Каньякумари с белыми гребешками среди длинных деревянных рыбацких лодок с загнутыми носами. Меня поражало, как индусам удается плавать на них по этим волнам: я бы на такой утлой ладье плыть не решилась, хотя в условиях постоянных штормов это технически наиболее совершенная конструкция. А каньякумарцы плавают - не иначе, как с Божьей помощью.

Другой христианский храм, ещё строившийся, по архитектуре был вполне католический - узкий и высокий: двуэтажный, с лесенкой от земли вверх и балкончиком на втором этаже, треугольной башенкой и белым крестом. Это церковь Георгия Победоносца , и высокие ступени ведут к его образу: где он очень похож на Калки Кришну , разрушающему мир в конце времен и изображаемому на коне и с мечом в руке. Храм светлый, голубоватый, если не считать индийской разноцветности украшений и скульптур: в Индии с христианством естественно связывается белый цвет. Храмов подобной архитектуры много рядом с Каньякумари, по дороге к Сучиндруму: Франция успела оставить здесь свой архитектурный след. Но темной готики, ассоциирующейся у нас с мрачностью католичества, конечно, в помине нет.

Рыбацкий квартал Каньякумари оставил яркое впечатление от соприкосновения с местным населением не только мне, но и Ясе. Мы шли с ней из центра города пешком по берегу, где стояли рыбацкие лодки и дома. По песку гуляли маленькие черненькие козочки - и такие же девочки, ватагой игравшие на берегу. Увидев Сияну, стайка девочек, одного роста с ней, окружила её и стала спрашивать, как её зовут, дотрагиваясь до её русых волос, лица и рук - по сравнению с ними она была совсем беленькой (хотя уже успела порядком загореть). Индийские малышки несомненно встречали иностранцев, и те не производили на них никакого впечатления,- но они никогда не видели такой (для них) светленькой девочки, и их очень поражало, что такой же, как они, человек может быть совсем другого колорита. Они трогали её вновь и вновь - и Яся, не зная, чем ответить на такой напор, устала отбиваться от них и пустилась в бегство. А они ещё долго бежали следом, всё с той же знакомой фразой: "What is your name?"

"Ну и что же, что я беленькая? - с обидой сказала Яся, плача и жалуясь.- Зачем же меня трогать?" На обратном пути она издали приготовилась к встрече с активными индийскими детишками, и мы, взявшись за руки, миновали их бегом. Хотя если проявить собственную активность, индийские девочки тут же становятся тихими. На пляже курорта Маммалапурама в ответ на приставание к Ясе и попрошайничество детишек: "Money-money, ам-ам!" - которое у них является чем-то вроде игры, я сказала: "Лучше спойте песенку". А потом обратила внимание старшей девочки на то, что её платье пора постирать,- и дети тут же стали смущаться и замолчали. Ясино пенджаби я стирала каждый день: в индийских храмах моя дочка всегда успевала прислониться к какой-нибудь политой маслом ступени алтаря. К счастью, пенджаби отстирывалось и сохло моментально.

Водопад Тыр-Пыр-Арви

Чтобы изучить город и найти те места, где в нем действительно можно отдохнуть, обычно уходит пару дней (а тут уже надо уезжать). Мы были в Каньякумари четыре дня, и оптимальное место для того, чтобы расслабиться и позагорать, я определила лишь в последний. Это береговая полоса с левой стороны города перед ашрамом Вивекананды , до которой быстрее всего дойти пешком по песчаному берегу.

Берег с правой стороны города, укрепленный остроконечными каменными глыбами, в Каньякумари являет собой нечто совсем непригодное для купания. Хотя под ними песок, но тут же начинается глубина, по берегу скользят огромные волны, доходя до камней, и уходить в воду дальше, чем по колено, просто опасно. Песчаный берег с левой стороны более пологий. Если миновать рыбацкий квартал, где стоят лодки, можно пройти дальше к более пустым местам, хотя к ним подступают рифы. Здесь надо умудряться плавать так, чтобы набегающая волна носила тело туда и обратно над песком, а не над камнями. Тем не менее нам с Ясей удавалось это, и мы в последний день провели за этим занятием несколько часов, скользя в волнах на пляже ашрама Вивекананды.

Скажу несколько слов про этот ашрам. Он очень большой: и пока дойдешь до входа от автобусной остановки, прочтешь множество плакатов с высказываниями Вивеканады с одной стороны дороги; и столько же лозунгов с другой стороны неизвестного нам учителя, быть может, основателя ашрама. Внутри простор, домиков немного по сравнению с территорией, людей на дороге почти не встречается, и стоят указатели в сторону мемориала Вивекананды и пляжа.


Фото 23: статуя Вивекананды в ашраме

Мемориал мне понравился: статуя установлена таким образом, что, когда глядишь на неё, вдалеке виден и храм Вивеканады на острове. С пляжем же меня постигло разочарование. Он явно предназначен лишь для созерцания восходов и открыт лишь с 6 до 7 утра, как гласит надпись на калитке, в остальное время дня запертой на огромный замок. Забор - в индийском стиле: двухметровый с битыми стеклами наверху и колючей проволокой. Делать нечего - пришлось прыгать через него. Зато ниже этого длинного забора мне купаться никто не мешал: по береговой полосе лишь изредка проходили рыбаки.

В десяти километрах от Каньякумари есть ещё старый форт , и там тоже есть пляж: там сохранились подземные храмы.

А ещё приятно искупаться в водопаде, звонкое название которого в русской транскрипции можно передать как Тыр-пыр-арви . Информация о нем была на открытках и в экскурсионном бюро. Правда, молодые девушки, там сидевшие, сказали мне, что до него двадцать километров, а оказалось все восемьдесят. Если ехать туда из Каньякумари на автобусе, который по дороге минует ещё пару городов, надо отправляться с самого утра, чтобы успеть погулять по местному парку, точнее обширному пальмовому лесу.

Выясняя информацию о местных красотах и транспорте, я разговорилась с итальянцем: он окликнул меня, приняв за соотечественницу. 25 лет назад он женился на индуске и с тех пор жил в Каньякумари, имея антикварный магазин. "Где лучше жить: в Индии или в Италии?" - спросила я. "Одни моменты лучше там, другие - здесь,- ответил итальянец. - Медицинское обслуживание и образование лучше в Италии. А что касается семьи, с этим, конечно, лучше в Индии." Это понятно: индийская жена - это не итальянская. Хотя он имел в виду родственные отношения в более широком смысле: ту семейную близость, которая в Италии перестает в мафиозность, а в России в скандальность - а в Индии ни во что не перерастает, оставаясь внутренней связью и опорой, которой она и должна быть.

Я спросила, осталась ли в Италии природа. На экологию итальянец не жаловался и с этой точки зрения Италия для него была столь же хороша, как и Индия. Он был родом из Венеции, а больше всего ему в Италии нравился Рим. "Мне говорили, что в Венеции нет ни одного дерева," - сказала я. "Деревьев, действительно, нет," - подтвердил он. Возможно, в восприятии природы главенствующую роль играет солнце, с которым в Италии нет проблем, и море - тоже заметная доминанта.

Пока мы беседовали, к магазину итальянца подошли его друзья-индусы, работавшие таксистами: не нужно ли чего иностранке? "Ничего не нужно,- ответил итальянец своим приятелям.- Русские, они как индусы." "Да,- согласилась я.- Я тут вполне ориентируюсь без гида и могу доехать на автобусе." Индусы среагировали на это позитивно: сразу проявилось человеческое отношение - а не такое, как если в тебе видят мешок с деньгами.

Правда, если просто сидеть на остановке, ожидая индийский автобус, лучше сразу ехать на такси. Особенно на дороге: он может без оглядки промчаться мимо, если кто-либо не попросит его остановиться. Но остановить летящий на всем скаку нужный вам трехзначный номер - русскому человеку, при его замедленной реакции, просто не под силу. Поэтому я обычно говорила какому-нибудь приличному индусу, стоявшему на остановке, куда нам нужно, и тот успевал каким-то чутьем издали разглядеть приближение нужного маршрута и крикнуть водителю, чтобы тот притормозил.

После того, как мы таким образом сели на автобус в Каньякумари, он ехал часа два: мимо Сучиндрума, где по дороге уже можно было любоваться не только пальмами, но и горами. Последние полчаса нашей экскурсии дорога была уже вполне горная, и я начала подумывать о том, что в крайнем случае можно будет переночевать где-нибудь тут, если мы не успеем вернуться.

Автобус подъехал прямо к дорожке, которая вела к водопаду: билет к местным природным красотам стоил 1 или 2 рупии - и 10 рупий за фотографии. "Да мы не хотим ничего снимать: мы хотим купаться," - выразила я наше общее горячее желание. "Вам захочется фотографировать,- уверяли индусы.- Тогда потом заплатите." Они очевидно гордились своим водопадом и наведенным вокруг порядком: спускающаяся к нему дорога была вся в цветущих кустах, бетонированные дорожки и дно под струями и даже сбоку детская площадка с крутилкой и высокими качелями.

Водопад четырьмя уступами выше человеческого роста спускался от скалы к плоскому озерцу, для плаванья непригодному. Купались лишь под струями: женщины - под верхними двумя уступами, а мужчины - под нижними. Женщины купались в одежде, и я пожалела, что не взяла лишнего платья: здесь купальных платьев не выдавали.

Мы успели искупаться как раз вовремя: вслед за нами туда приехала целая женская школа. Девочки в темно-красных пенджаби заполонили весь водопад, согнав молодых людей к последнему уступу и под его сильными струями воды стали не только купаться, но и мыться: у индусов эти понятия не различаются. А мы пошли выше, и нашим глазам открылась долина плоских камней, испещренных ручьями и лужицами воды - откуда и стекал водопад. Вдали был ещё один уступ: плотина, во многом естественная, а сверху ровная линия камня. Ему предшествовало озеро, очень глубокое: камни уходят вниз - о чем предупредили нас мальчики, ловившие рыбу на берегу, когда Сияна, с первого раза не воспринявшая кайфа купания под тяжелыми струями воды, хотела там искупаться обычным способом - и не решилась.

Такое место в Индии не могло обойтись без храма - и сбоку от каменной долины раскинулся храмовый комплекс: не очень большой - метров сто в длину, типично-квадратный, с четырьмя воротами, главным помещением в центре и несколькими алтарями вокруг, к которым вели дорожки среди песка. Не помню, кому он был посвящен, но не будет ошибкой сказать, что Шиве. Мы погуляли по храму, и я обратила внимание на лозунг сбоку: с призывом всячески соблюдать чистоту. Действительно, для загородного места, где люди отдыхают, комплекс был очень чистый.

Храм использовал преимущества своего положения - статуи богов носили к долине ручьев, где у воды стоял маленький алтарь. А выше была площадка для песен и танцев, и пока мы гуляли по храму, раздавалась музыка, и Яся стала танцевать у его ограды. Потом эта музыка кончилась, и послышались барабаны с трубами: в 5 часов началась пуджа. Продолжали праздновать свадьбу Шивы: процессия из храма направилась к воде. Несли какие-то свертки - завернутые статуи, которые, очевидно, должны были потом развернуть. Мы с Ясей наблюдали это издали, бродя по каменной долине среди расщелин, наполненных водой. За этой пустынной долиной простирался пальмовый лес - вверх вела дорожка, и под вечер из лесопарка выходили отдохнувшие семьи индусов с детьми.

Снизу мы хорошо видели всю панораму, но наша спутница сверху не заметила нас среди камней, и пошла на автобус. А мы, выбравшись из долины, ещё раз освежились в водопаде: со второго раза Яся вошла во вкус, и к остановке подошли в сумерки. Тут нам сказали, что наша "mother" впереди, а автобус к водопаду, скорей всего, не подъедет. И мы с дочкой дошли до поворота главной дороги. Моя спутница, не став ждать, уже уехала с пересадкой: индусы объяснили ей, где пересесть, и никаких проблем у неё в двухчасовой дороге по горам и городам не возникло, хоть она и не знала английского. Обратно мы возвращались порознь, но с одинаковым ощущением любви ко всем индусам.

Моя спутница тоже испытала это чувство: которым материнская атмосфера Индии, заботливая, внутренне нежная и сентиментально-скромная, всегда поражает путника, привыкшего к эгоистически-жесткой целенаправленности Запада, сосредоточенного лишь на своих делах. Сложнее попасть в эту атмосферу, когда варишься в своем соку, не покидая российского способа взаимодействия. Поэтому я советую всем путешествующим не бояться остаться с Индией наедине.

Даже гудки автобуса, не устававшего гудеть во всю мочь, предупреждая о своем появлении на каждом из тысячи поворотов пути, от которых Яся закрывала ладонями ушки, могут казаться желанной музыкой. Для этого надо иметь психическое здоровье индусов. Но после изломанности наших, не видящих жизни и её смысла российских душ, как хорошо находиться рядом с душевно здоровыми людьми!

Мадурай: "медовый город". Южные невесты Шивы


Фото 24: башни храма Минакши

Ещё раз о гостиницах, автобусах и общих вагонах

Направление с юга на Мадурай довольно людное, поэтому билеты лучше заказывать заранее, с бронированным местом (reservation). Итальянец, с которым я общалась, советовал взять резервэйшн на ночной поезд в Мадурай: местные жители обычно поступают так. Но мы поехали на дневном - и ехали шесть часов в общем вагоне, который у индусов заменяет электричку.

Общий вагон у индусов имеет две жесткие полки, и лучше занимать верхнюю, потому что туда сядет меньше народу. А в проходах или на полу, под нижними полкой, индусы могут лежать и спать, если устали. Они относятся к этому нормально, и тому, кто лежит на верхней полке, спать тоже не помешают, но на нижней всяко попросят подвинуться. Иногда соблюдается традиция - купе для мужчин и купе для женщин, и я была свидетелем перепалки по этому поводу. Одна женщина пригласила нас с Ясей в свое купе, пока народу было немного, но потом пришло человек шесть мужчин, которые захотели сесть на её нижнюю полку, и она стала с ними спорить. Но народу было много, пришел контролер и решил это дело в пользу мужчин, а она тогда переместилась под нижнюю полку и там уснула. При этом на верхних спокойно спали мужчины, которым никто не мешал: уступать место женщине в Индии не принято. Даже если она с ребенком.

В автобусах, где женщины обычно сидят спереди, а мужчины сзади, женщина может уступить место женщине, и в крайнем случае можно согнать какого-нибудь мужчину, который сидит в передней части: не на своем месте. Меня вначале удивляло, что нас с Ясей контролеры начинали посылать вперёд, когда мы садились на последнее сиденье к окну, обычно самое свободное: мол, там вам будет удобнее. Если автобус полный, это имеет смысл. На полных междугородних автобусах (которые обычно не икарусы), как и в общем вагоне, я рекомендую ездить по Индии только в крайнем случае - хотя русский человек видал и не такое. Но если бы на квадратный метр усадить такое количество русских или итальянцев, сколько индусов ехало в электричке из Каньякумари в Мадурай - они ругались бы всю дорогу, исчерпав запас всех идиоматических выражений. А тут Яся даже умудрилась уснуть.

Я же смотрела на горы вдалеке, которые переставали сливаться цепью и стали попадаться отдельными холмами. У подножия одной из гор мое внимание привлекло огромное количество высоких белых ветряков: похожих на современные голландские мельницы. Видимо, сила ветра сотен ветряков служит здесь для добычи электричества, так как рядом стоят трансформаторные будки. Ничего больше в этом пустом поле нет.

На станциях мелькали обычные черненькие поросята, козы, барашки и, конечно же, поджарые коровы и повозки быков с длиннющими рогами. Красиво изогнутые рога коров иногда раскрашены: один красный, другой зеленый, и на них висят колокольчики. Это полезно, если учесть, что эти рога могут оказаться за вашей спиной. Когда я замешкалась на улице Мадурая, думая, в каком направлении искать гостиницу, проходившую мимо корову заинтересовал висевший на мне ярко-фиолетовый рюкзак: она решила проверить, что это такое, и поддела его рогами. Может, она в темноте приняла его за капусту или просто выразила свое отношение к тому, что тут кто-то ходит в такой час, кроме неё. К счастью, рюкзак был прочный.

Это было в самом центре Мадурая, у главного храма Минакши, куда мы прежде всего добрались от вокзала. Логично было остановиться поблизости. Ещё не было десяти, но вело-рикша, довезя нас до гостиницы, запертой на замок, посмотрел на неё и сказал, что она откроется завтра: с наступлением сумерек гостиницу в Индии найти трудно. "Нам не нужно завтра,- убеждали мы.- Нам нужно сегодня." Рикша, зарабатывая свой хлеб, предложил отвезти нас к другой гостинице. "А она открыта?" - "Завтра утром," - сказал он.

Дело осложнялось тем, что под вывеской "отель" - "hotel" - в Мадурае, как и в Каньякумари, обычно помещаются рестораны, вовсе не обязательно с жилыми комнатами. "А, так вам нужны комнаты?" - пришел на помощь проходивший мимо человек. Но просто комнаты, которые у индусов называются "lodge", это не гостиница, а хуже: они окрестнны на среднего индуса, а не на то, чтобы там все блестело. Индусы говорили, что у вокзала есть открытые гостиницы, но с некоторым сомнением. Делать нечего: пришлось остановиться в "lodge", с названием "Salai" - в честь храма близ Мадурая, тоже места паломничества индусов. Правда, наутро мне обещали номер в соседнем многоэтажном отеле с более простым именем "Shrii Devi": "Святая Богиня", за приемлемую цену (180 рупий). Моя спутница просто расцвела на прохладном шестом этаже "Шри Деви", где всё сияло белизной,- по контрасту с душной ночью в "Салай лодж", от которой не спасал ни душ, ни вентилятор.

Из коридора гостиницы был вид сверху на мадурайский храмовый комплекс. А в самом храме при входе был его макет - это не лишнее, так как храм Минакши в Мадурае известен как самый большой и древний храмовый комплекс Индии, который называют восьмым чудом света. В нем десяток пирамидальных башен (по-индийски, гопурам), и на каждой - от шести до двенадцати рядов цветных скульптур, изображающих многоруких богов с их оружием и ездовыми животными, танцующих небожителей или сцены из жизни героев. В нем несколько главных священных храмов, тысячеколлоный зал и даже музей храмового искусства, объясняющий для иностранцев и самих индусов значение медитации и историю религии.

Храм Минакши - восьмое чудо света

Мадурай - центральный город на пересечении путей, его население полтора миллиона жителей, а главный храм по статистике посещают 25 тысяч человек в день. Это центр шёлковой промышленности, в нем нет провинциальности и есть образовательно-культурный уровень, хоть он и не является мегаполисом. "Мадурай" переводится как "медовый", что у нас ассоциируется прежде всего с благоухающими цветами - и это, конечно, верное представление о юге Индии. Но для индусов "Мадурай" значит "сладостный город": приятный в высоком смысле этого слова, и он действительно такой. Согласно легенде, причина этого в нектаре, который осенил это место, упав на землю с волос Шивы. Были ли то остатки амриты, которые запутались в космах аскета, когда он пил яд калакуту, а может, благословение небесной реки Ганги, которую он подхватил на плечи? - земные существа, наверно, разобрать не успели, потому что при местной жаре сразу все высохло. Но особое расположение трехокого бога к этому месту не вызывает сомнения. Мадурайцы любовь Шивы к их городу объясняют тем, что он тут родился.

Обычно Шива , как аскет, изображается на фоне заснеженных Гималаев. Но смуглый цвет его кожи - иссине-коричневый, который эстетика сделала синим - может свидетельствовать о том, что Шива и вправду из этих мест. Поскольку знание духовных практик (йоги и медитации) к арийцам пришло от местного населения (дравидов), Шиву естественно считать не-арийцем. Может, он был тамильцем. То, что в честь его мадурайской невесты Минакши построен самый знаменитый индийский храм, это косвенно подтверждает. Сама же она, с попугаем в руке, доносит психологические глубины древнего тотемизма, который здесь господствовал задолго до прихода ариев. Хотя если северным чужакам понадобилось бы наглядно обозначить звонко-выразительную красоту речи местного населения - лучшего символа, чем попугай, они бы не нашли.

Ритуальный цвет лица Минакши и её платья - зеленый, цвет перьев попугая и зелени пальм. Такой же цвет платья Каньякумари, хотя на свою свадьбу богини одевают ритуальное красное сари. И глядя на шивиных невест, я поняла, почему всю индийскую одежду купила себе зелёную: этот цвет сразу же ассоциировался с этими местами, ещё и по каким-то внутренним вибрациям жизни. Зелёный цвет зажигал во мне лампочку восприятия индийского разноцветья, как изумрудный фон очерчивал цветное сверкание скульптур на пирамидах мадурайского храма. Изумрудные потолки и статуи встречали при входе в алтарь Минакши, сменяясь золотом внутреннего убранства и разноцветьем мандал на потолке. И можно сказать, у меня на юге было совсем зелёное настроение - если сравнить с прошлой поездкой, когда я купила себе оранжевое сари. Именно оранжевый надо было бы выбрать для полного отшельников Варанаси, для засушливой буддийской Гайи-Бодгайи и оживленной Кумамелы. Неслучайно зеленый и оранжевый - цвета индийского флага. Ещё белый - но он более относится к мусульманской части Индии.

Храм Минакши привык к туристам, и проблем со входом нет - лишь как и везде надо снять обувь и дать за это монетку. Внутри висит объявление с перечеркнутым фотоаппаратом и подпись, что делать снимки можно в определенное время и за это надо платить. По крайней мере всё ясно. Снаружи фотографировать можно. Да у алтарей со святынями стоят служители в полицейской форме, чтобы не допускать туда иностранцев.- Так что одеть сари было отнюдь не лишнее, особенно если учесть, что в его складках легко прячется висящий на плече фотоаппарат. Я свободно проходила во все места - правда, фотографировать внутри всё равно было темно, и снять великолепие внутреннего убранства у меня не получилась. Когда я всё же попыталась снять отливающие всеми цветами радуги скульптурные сцены "Рамаяны" и "Махабхараты" на фоне золотых колонн, под разноцветными лепестками мандал на потолке недалеко от входа в одно из святилищ, полицейские, там стоявшие, решили мне сказать свое "Hindu only", но очень ненавязчиво. И я тоже ответила: "Ах, да? Хорошо, я понимаю",- и слилась с сотнями индусов, вереницей проходивших мимо.

Внутрь этого храма полезнее было бы взять блокнот - а так приходится восстанавливать все по памяти. Но люди, чувствующие Индию, обычно путешествуют по ней не в том настрое, чтобы делать путевые заметки. Об этой стране не нужно ничего помнить - в ней прямо сразу надо жить. В таком настроении я зашла с утра пораньше в первое во внутренней части храма жилище богини Минакши, где за вышитым зеленым покрывалом с её образом находится золотая статуя с огромными серьгами, доходящими до плеч, и многоэтажно-высокой круглой короной на голове.

Легенда рассказывает о Минакши, что она была царевной: прекрасной, с огромными глазами: как у рыб,- откуда её имя "рыбьеглазая". Но она имела и столь же выразительную третью грудь - так сказка описывает силу ее сердечной чакры: о чем напоминает круглое украшение на фигуре статуи, с драгоценным камнем в точке анахаты. Это и указало на её избранничество троеоким богом. Контакт с Шивой произвел столь целительное действо, что внешний дефект её фигуры исчез. И она вышла замуж за своего вечного супруга - у которого в древние времена жен было, наверно, не меньше, чем у Зевса. Ведь арии-индусы религиозно оправдывали присоединение новых территорий не с меньшей фантазией, чем греки.

Хотя, конечно, по количеству невест никто не смог превзойти Христа. Быть может, кому-то покажется, что это уже другая история. Но если смотреть из глубины веков, то та же самая. И почему бы богине-матери, кормящей весь мир, не иметь третью грудь в сердечном центре, если Богородица с иконы Троеручницы помогает людям третьей рукой?

Индусы отчасти правы, что не показывают иностранцам свои алтари: статуя Минакши уникальна, но украшениями или надеваемым на неё сари приближена к человеческому быту, а потому эстетически, быть может, не столь впечатляюща, как скульптуры у входа и по периметру святилищ, искусно выгравированные из камня. Не хочется говорить: каменные статуи, потому что это словосочетание никак не отражает их изящества и поворотов их тел, будь то боги или животные, львы или кони, прелестные апсары (индийские нимфы) или могучие герои. Не помню, кто из мифических персонажей охраняет вход в жилище Минакши, но какая-то логика в этом есть: слишком простая, чтобы я её запомнила. Полицейские следят за порядком поодаль, не смешиваясь со статуями. Священник, как и везде, периодически выносит из алтаря поднос с огнем: очищая руку над которым, верующие берут у него порошок красной краски и касаются ею лба.

Во втором по значимости алтаре со святыней (по-английски, шрайн) обращаются к самому Шиве - или его ипостаси. Краска его белая. Белый с красным образуют символ Шивы и его невесты: три белые полосы и красная точка в центре третьего глаза.

Это алтарное помещение, как и комната Минакши, находится в храме большего размера. По периметру вдоль стен там стоят ряды маленьких одинаковых каменных статуй святых в белых одеяниях: в этих памятниках нет никакой архитектуры, это напоминание о людях. Из этой традиции статуй индуистских святых потом произошли тысячи будд буддизма. А на внешних стенах внутренней комнаты, украшенной золотыми колоннами, напротив, царит полное разноцветье и архитектурное разнообразие: уже упомянутые мной раскрашенные скульптурные группы богов и героев - иллюстрации индийских мифов, которые можно рассматривать часами. На полу и потолке яркие круги мандал с неповторяющимся орнаментом разноцветных лепестков.

Кроме статуй святых, вокруг внутреннего помещения святилищ стоят алтари с темными фигурами почитаемых богов. Посетив центральный алтарь, индусы обходят их по периметру слева направо. Наиболее заметен алтарь Матери-Дурги , рядом с которым течет святая вода, и всем известного многорукого царственного Шивы-Натараджи , танцующего на теле поверженного асура. Из маленьких алтарей мне попалась на глаза компания статуй: Сома -Луна, Мангал -Марс и Рохини в зеленой накидке - созвездие Тельца и супруга Сомы, которую он предпочитает среди своих прочих 28 жен-накшастр: лунных стоянок индийской астрологии. (Это имеет смысл экзальтации Луны в Тельце, отчего я и запомнила это триединство, которое встречала и в других храмах: при чем тут Марс-Мангал, не знаю).

Обогнув по периметру святилище Минакши и выйдя из него, попадаешь к большому алтарю Ганеши , у которого стоит его живое воплощение. Настоящий живой слон берёт монетку и благословляет верующих своим хоботом! И это не цирк, а типичное храмовое священнодействие: отношение к нему возникает как к священнику. В храме несколько таких слонов. Другой слон днем стоял на храмовом дворе: между оградой с башнями и внутренним комплексом, и я запечатлела, как Сияна дала ему монетку в этом, не столь сакральном месте, инстинктивно отстранившись от его священного хобота. Третьего мы встретили вечером, когда он шел отдыхать. Усталый Ганеша из последних сил попытался погладить Ясю по головке, и она даже не отскочила в сторону.


Фото 25: слон и Яся

А выход из второго священного храма ведёт в обширное помещение, в центре которого стоит высокий металлический столб (кажется, золотой) и большие, но изящные многорукие железные статуи в динамике танца, огороженные решёткой. Сюда иностранцам можно, хотя это, быть может, самое оживленное место храма, где верующие активно исполняют свои обряды. Перед столбом - где стоит, если я правильно помню, статуя творца Брахмы - они простираются ниц. А в скульптуры танцующих Кали-Дурги и Шивы : который поднял ногу к уху в знак того, что он внимательно слушает молитвы,- как подношение, кидают круглые кусочки масла, которые тут же куплены за две рупии. Десятки индусов ходят кругами вокруг квадратного постамента девяти планет в боковой части, зажигая масляные фитили в глиняных чашечках и размещая их на железной держалке. Там есть ещё обычные небольшие алтари с раскрашенными скульптурами других богов. В общем, чтобы правоверному христианину прийти в ужас, достаточно одного этого зала. И ради экзотики туристу его хватит.

Но, конечно, туристу стоит осмотреть и тысячеколонный зал, где расположен музей храмового искусства. Там представлены все типы скульптур от бога к богу. И много картинных изображений, иллюстрирующих священную историю, начиная от древних образов и кончая современными фресками. Скульптуры потрясают мастерством, а картины искусством почти не воспринимаются: в отличие от христианских икон, это прежде всего рассказ, а не стилизация.

Когда насмотришься на богов в их естественном виде, ряды статуй впечатляют не столь сильно. Но при всей моей нелюбви к музеям, музей храма Минакши несомненно служит знанию, донося его в привычном последовательно-рациональном виде. Экспозиция начинается с объяснения того, что такое медитация, чакры, и содержит экскурс в астрономию и метафизику. Потом она переходит к истории религии, давая в общих чертах понять, при чем тут боги, и сотни скульптур уже не воспринимаются кладбищем. Те простые объяснения, что там даны, полезны и самим индусам, и иностранцам, чтобы не пасть под градом впечатлений, а проникнуться любовью к истории, которая создала столь впечатляющий храм.

Мою спутницу поразила красочность храма внутри: вот, за этим мы и ехали в Индию! Яся пообщалась с живым Ганешей, и мы сфотографировались у статуи Шиванандина во дворе храма, а также напротив четырехугольного пруда с колонной посередине, в компании с индусами, которые захотели с нами сняться. Во дворе храма сидел старик-астролог, рядом с которым лежала иконка с мандалой. Он составлял гороскопы за 100 рупий (недорого=70 руб., если сравнить с нашими ценами) и тут же сказал индийское название моего лунного дня, перечислив все их по памяти. Но интерпретацию без денег давать не стал.

Пожилой билетёр при входе в музей (2 рупии вход) сделал комплимент нашим сари, спросив, из какой мы страны, и с удовольствием узнал, что из России. Сияна с восторгом бегала вдоль рядов скульптур: "Вот ещё такой Шива! А тут ещё такой!" Она сочла своим долгом хотя бы вкратце обойти их все, как это делала в храмах. Часа два-три погуляв по храму, мы просто падали от усталости и вернулись в гостиницу отдыхать, благо она была в двух шагах, а вечером пошли осматривать другие храмы. Но желание ещё раз побывать в храме Минакши осталось, и мы посетили его на следующий день вечером, когда там была заключительная церемония.

В девять вечера, когда вся Индия ложится спать, со статуей Шивы совершается крестный ход к алтарной комнате "рыбьеглазой" (по-нашему, "волоокой") Минакши. В буклетах достопримечательностей Мадурая обычно рекламируют эту, самую последнюю вечернюю церемонию, как наиболее понятную для иностранцев: каждую ночь Шива отправляется к своей супруге. Её рекомендовали нам посмотреть сами служители храма.

Толпа иностранцев, с фотоаппаратами, осталась ждать за специально натянутой веревочкой у входа во второй храм. Я же, воодушевившись, вместе с индусами прошла к алтарному помещению, откуда два служителя вынесли небольшой паланкин и долго обмахивали его веерами с павлиньими перьями, а потом понесли вокруг центрального алтаря. Индусы последовали за ними. В этой праздничной процессии шел полицейский из тех, что охраняют алтари от иностранцев,- заметив идущую рядом с ним иностранку в сари, он улыбнулся мне. Процессия проследовала через храм к пределу шивиной невесты. Паланкин остановился перед входом в этот предел: в точке мандалы, нарисованной мелом на полу, которую перед тем аккуратно изобразил какой-то пандит. Тут священники стали благословлять всех окружающих индусов, которых в этом свободном для прохода месте полукольцом обступила организованная группа голландцев. Судя по тому, что у меня возникло настроение перекинуться парой слов с кем-то из них, им тоже передалось праздничное ощущение индийского храма.

В храме Минакши все это время продолжалась обычная церемония с огнем. Образ Шивы оставался скрытым в паланкине: вряд ли его материально доносили до статуи Минакши. Их союз знаменовал символ мандалы. Мы не стали ждать закрытия храма и вернулись в гостиницу, купив по дороге куски булочек, пирожные и другие сладости, во множестве продававшиеся на какой-то телеге.

Храм-Мантра

Два других известных храма Мадурая - Вишну-Нараяны и Пастушка-Кришны . Оба столь же демократичны и праздничны, как главный храм. Много небольших алтарей храма пастыря Кришны (Krishna Gopal Tiple) стоят под открытым небом - начиная с украшенной скульптуры Ганеши и заканчивая постаментом богов-планет. А главный, длинный предел состоит из нескольких залов с фресками под потолком. Картины, во всей последовательности описывающие жизнь Кришны, своими яркими красками привлекли неподдельное внимание Сияны, которая стала рассматривать их все подряд, внимательно слушая мои комментарии. В пять часов народу там было ещё немного, и священник ожидал, пока соберется побольше, чтобы начать какую-нибудь церемонию. У алтаря богов-планет какой-то мужчина уже заказал пуджу.

В храме Вишну, куда мы пошли потом, ближе к сумеркам, народу уже было, как у нас в церкви на праздник. Правда, если в православную церковь набивается несколько сотен человек, то уже не пройти - а по индийским храмовым комплексам спокойно разгуливают тысячи. Мое весёлое ощущение от этого храма усилило поведение моей дочки, которая, посмотрев, как индусы зажигают у алтарей таблеточки огня, и попав в праздничную струю, потребовала и себе пакетик, и бегала от статуи к статуе, покуда они не кончились. В храме Вишну индусы зажигали такого рода свечи и под яркими фресками, во множестве нарисованными на стенах. Сияна зажигала таблеточки осмысленно: она спрашивала у меня, кто тут изображен, если не знала сама, и замирала перед образом - только что не произносила мантр. К счастью для меня, фресок было много, и таблетки кончились быстро: уже в левом крыле храма Вишну - который сам являет из себя архитектурную мантру.

На первом этаже этого храма центральный алтарь содержит скульптуру сидящего Вишну : ей соответствует медитативный слог "Ом". На втором расположена статуя стоящего Вишну , и её отражает активное слово "Намо" - "приветствую, поклоняюсь". А оттуда лестница ведет на крышу перед башенкой третьего этажа, где находится спящий Вишну : и его имя - "Нараяна", высшая ипостась Творца, плавающего в океане безвременья и бесконечности. Мантра "Ом намо Нараяна" - которую можно перевести так: "я чту энергию Творца в виде вечного и безбрежного Абсолюта" - наверное, самая известная мантра Индии. Хотя в Индии бесконечное количество мантр, на порядок большее, чем число христианских молитв святым.

На вход к алтарям продаются билетики по 2 рупии; при этом в первых двух священники служат пуджу, как только скапливается несколько верующих. И в конце благословляют их короной: в отличие от аскета Шивы, Вишну - царь мира, как и его предшественник в древней мифологии, громовержец Индра. На третьем этаже у алтаря священника нет, а на балконе перед башенкой люди усаживаются медитировать. Когда я прошла в эту небольшую башенку вместе с Сияной, туда подошли молодые женщины с детьми её возраста. Они объяснили что-то детям про Бога - совсем как наши интеллигентные христианки! - и прочли мантры. Дети обежали вокруг алтарной комнаты по узенькому коридорчику и потом пошли гулять по крыше храма, ниже балкона для медитации, откуда был хороший вид на город и звездное небо с Луной.

Мы с моей спутницей сели на этот уютный балкон, решив использовать его по назначению, пока Яся оставалась с детьми, но она вскоре куда-то пропала. Я уже было испугалась, потеряв её в таком количестве народа: спустилась внутрь главного помещения и стала с балкона второго этажа отчаянно смотреть вниз на всех входящих и выходящих. Однако она оказалась у центрального алтаря и вновь глядела на стоящего Вишну. В боковом пределе храма Вишну, как и в храме Минакши, мы видели благословлявшего народ живого слона. А периметру вдоль квадратных стен храмового комплекса, под открытым небом находились ещё алтари, к которым текла нарядная толпа индусов.

Покинув это радостное место, мы хотели для полного счастья купить на ужин помидоров, но рынка не нашли; лишь взяли кукурузы на телеге прямо у храма и на обратной дороге выпили кофе с мягкими булочками, тут же обжаренными на масле. А нашли ещё храм: небольшой, но чистый и приятный, и мое семейство без колебаний устремилось к нему. Все статуи главных богов в его трех внутренних комнатах были: металлические и украшенные одеждой, а во дворе стояло дерево с алтарем каменного Ханумана и другими статуями. Там был и второй этаж, который священнослужитель собирался открыть по просьбе пришедших индусов.

"Знаешь, почему в Индии все люди верующие, а у нас нет?" - спросил мой ребенок, посетив храмы Мадурая. "Почему?" - удивилась я столь глобальному выводу. "Потому что у них столько богов - а у нас только один Христос!"

Я ответила, что и у нас много святых, и некоторые слились с древними богами: Илья-Пророк - это Перун, или Параскева Пятница - это Макошь. Но у нас нет такого ежедневного праздника. И если уста младенца говорят, что в недостатке веры виновата эмоциональная узость христианства,- что тут сказать? Мне ведь тоже в детстве, когда я решила прочесть случайно обнаруженное в деревне Евангелие, не хватило в нем красочности. Вероятно, нашу религию не изменить: и уже никогда не раскрасить теми красками, в которые её красило ещё средневековье. Но если её будущее - утеряв многоликость жизни, стать такой же бедной и безликой, как современные многоэтажные кварталы, в которых она возродилась,- она исчезнет, как и они, при очередном масштабном строительстве или капитальном ремонте. Ведь не век же людям воспринимать мир через окна прямоугольных коробок?

И можно ли одной рождественской сказкой исчерпать мудрость мифов? А другие наши сказки остаются больше интеллектуальным воспитанием, за бортом святого. Хотя, конечно, наши сказки: детские сказки советских времен - куда духовнее современных западных. В них есть вера в прекрасное будущее, в доброту смирения и долг соучастия, а не только в силу и ловкость. Популярным ныне западным программам механического развития ребенка к логике и комбинаторике не мешало бы это добавить. И взрослым стоило бы добавить к знанию, что Бог один (един), понимание, что он многолик. Это очевидно для мифолога, изучавшего, как издревле смешивались и взаимопроникали разные формы божеств.- Это иллюстрируют и окрестности Мадурая.

Горные окрестности Мадурая

Как я уже говорила, юг Индии противостоит штормам океана горным хребтом: горы сохраняют вдающийся в море резкий треугольник её оконечности. Мадурай стоит в центре этого треугольника, и хотя этот большой город расположен на равнине пересекающихся путей, неподалеку все равно есть горы.

Гостиницы рядом с храмом предлагают экскурсионные услуги: в самом Мадурае есть храм у воды, и ещё несколько храмов в окрестностях, которые можно посетить за несколько часов. Это оправдано, если учесть, что на городском автобусе туда же добираться медленнее и тяжелее. Мы решили съездить сами в какое-нибудь одно место - но на это ушло столько же сил и времени, как осмотреть все в цивилизованном порядке. Индийские экскурсии хороши тем, что это прежде всего доезд, а не навязчивость экскурсовода. Из Мадурая предлагаются экскурсионные автобусные визиты и в другие места: даже Каньякумари и Рамешварам, и ими можно воспользоваться тем, кому тяжело самому искать достопримечательности в индийских городах. Из тех городов, что расположены близ Мадурая не на море, наиболее интересен Танджавур , где стоит храм Брихандишвара , с башней высотой примерно 140 м - самой высокой храмовой пирамидой Индии.

Мы посетили храмовый комплекс Салай в горных окрестностях Мадурая. В этих местах стоят храмы молниям- Марутам , сопровождающим громовержца- Индру , и богу-воину Муругану - индийскому Марсу. Над нижним храмовым комплексом: подобном другим большим южным храмам, с башнями-гопурамами, разукрашенными цветными рядами скульптур, видны зеленые горы. Приятная дорожка среди деревьев неторопливо ведет вверх, к богам грома и молнии. Как и везде в окрестностях, там множество обезьян. Одна нахальная обезьяна тут же выхватила у моей спутницы из рук апельсин - хорошо, не сумку! Яся сама угостила другую помидором. Обезьяны съели и огрызки от кукурузы, не смущаясь её осторожным присутствием в двух шагах: небось, не отнимешь у таких ловкачей! Целыми когортами они подкарауривали прохожих на всей длине дороги, с любопытством высматривая, не будет ли чем поживиться. А может, обезьянам просто столь же интересно смотреть на людей, как нам - на них.

Индру, Марутов и Муругана объединяет мифологический архетип весеннего возрождения природы: гроза, разбивающая оцепенение зимы или засухи, подобна битве. Ею правит самый смелый и сильный бог, непобедимый воитель, победа которого есть благо для всех. Тут резонно спросить: какая зима? На юге Индии вечное цветение весны, даже в январе. Зеленые горы вряд ли опустошает засуха. Но Индра и Маруты - боги Ригведы, а она была создана ещё до того, как арии с севера вступили на территорию Индии (родина этих богов - нынешний Иран и Афганистан)12.

Муруган же - местный бог охоты, войны и победы: с алым копьем и павлином, возвещающим боевой клич рассвета, как наш петух. Слившись с юным арийским воителем Скандой-Картикой : победителем неистового асура Тараки , рожденным от огня- Агни , Муруган стал связан с почитанием огня. А также Солнца и растений, которым оно дает жизнь: возрождению которой в мифологии сопутствует небесная битва, дарующая земле влагу дождя. Потому охотник-Муруган ассоциируется и с небесными огненными стрелами - молниями-Марутами. Символом Муругана в литературе называются также гирлянды цветов - которыми, впрочем, на практике украшают всех индийских богов.

Арийские боги грома и молнии неслучайно поселились на вершинах тамильских гор Муругана. Храм Марут обрамляет источник на горе - молниям сопутствует вода: ведь они вызывают дождь. К этому источнику подымаются группы людей в алой одежде. Туда едут целые автобусы паломников, одетых в красное. Эпитет "красный" дало Муругану его алое от крови копье. Но интересно, что и Маруты переняли огненно-красный цвет Муругана, который стал их ритуальным цветом. В другом месте я на станции видела целый поезд людей: все были в красной одежде.

Поднявшись по крутой лестнице и ополоснувшись в источнике внутри храма: не имеющем никакого архитектурного вида - народ отдыхает на его плоской крыше. Тропинка ведет дальше, но вида там тоже нет: всё покрыто деревьями. Вряд ли в эти заросли когда-либо могла упасть молния, хотя это, наверно, было хорошее место для охоты. Зато храм Муругана у дороги имеет скульптурно украшенную башенку ворот и красочные фрески. Древний бог весны, Муруган часто изображается ребёнком и юношей, как Кришна. Вместе с Ясей рассматривая мифологические сюжеты жизни Муругана в пристройке позади храма, я даже успела понять, по какой логике у бога войны оказалось две жены (если не считать его возможной ассоциации со стрелком Арджуной, сыном громовержца Индры).

Пять течений индуизма

Меня порадовала встреча с древними богами Вед - хотя Маруты у своего горного источника не изображаются никак, а Муруган/Картика/Сканда уже воспринимается индусами как эпический герой. Потому что обычно в Индии встречаешь уже более поздних богов Пуран : богов нашей эры. Чтобы на практике разбираться в индийском многобожии, достаточно знать наиболее популярные сегодня индуистские культы - которым менее, чем полторы тысячи лет. (Они ровесники христианских соборов, сформулировавших догматы христианства и разделивших Римскую и Византийскую церкви.) Можно перечислить пять направлений более позднего, средневекового развития индуизма, обобщая их, как это сделал индийский философ Анандамурти13: это культы Шивы, Парвати-Дурги, Вишну, Ганеши и Сурьи.

Почитание Шивы родилось из образа исторического деятеля тех времен, когда пришельцы-арии подчинили себе местное население Индии. Они передали разобщенным ранее племенам свой язык как язык межнационального общения, но сами переняли все его социальное и религиозное наследие. Не-ариец Шива, женатый на арийке и владевший знанием древней йоги (тантры), вызвал к себе пиетет как коренного населения, так и ариев: поскольку имел также и военную силу (если вспомнить легенду Ригведы, как он разметал богов на жертвоприношении его тестя Дакши, куда его не позвали). Арии сопоставили его с грозным богом грома, "ревущим" Рудрой: с милосердной его ипостасью. "Шива" значит "милостивый", и вероятно, он в самом деле обладал великодушием, склонившим к нему сердца всего общества, разделенного на части. Его фигура стала символом культурно-религиозного единства Индии: дравидийского мастерства йоги в сочетании с арийской смелостью и устремленностью.

Политические моменты забылись, и образ Шивы стал обозначать совершенство владения йогой, а в период Пуран ассоциировался с принципом духовной трансформации. Почитание Шивы определяет цель существования как окончательное просветление (самадхи): слияние сознания с высшей сущностью. Даже мифологическое единство Шивы с Рудрой, богом гроз, пробуждения природы и весенней сексуальности в ипостаси бога зверей - Пашупати, сегодня может трактоваться в том смысле, что на первой стадии духовной практики все мы ещё - животные.

Культ Кали-Дурги обозначает обращение к энергии в действии. С появлением и распространением буддизма в Индии (5 век до н.э.- 2-3 век н.э.) на основе древней тантры возникает буддийская. Принцип её тот же самый: подъем энергии кундалини по чакрам (откуда известная буддийская мантра: "Ом манипадме хум", где humm - акустический звук кундалини, скрытой в нижней чакре: манипадме, соответствующей индийской муладхаре. Разными словами обозначаются те же конечные состояния познания-освобождения (сальвикальпа и нирвикальпа самадхи соответствуют парабхасвара и важдра шуньяте - сияющей пустоте и абсолютной пустоте).

Когда затем происходит возврат к индуистским основам, индийская мать-Кали смешивается с буддийским тантрическим божеством Каликой. В период Пуран она как воплощение энергии кундалини Шакти (по-английски, а по-индийски Шахти ) начинает мыслиться внутренней основой духовных практик. Познающий принцип Шивы дополняет оперативный принцип Шакти, вместе они образуют гармонию восприятия и действия.

Интересна интерпретация у Анандамурти традиционного храмового образа Кали с открытым ртом, высунутым красным языком и 50-ю человеческими головами вокруг. Они обозначают звуки санскрита: так называемые акустические корни, соотносимые с определенными чакрами. Открытый рот Кали рисует звук "а" - открытый звук начала творения, другие головы наглядно изображают другие звуки. Идея образа - с помощью звука можно управлять энергией. Этот древний образ появился до повсеместного распространения письменности санскрита: и как иначе, не пользуясь алфавитом, можно обозначить звук, если не головой с открытым ртом?

То, что англичане оказались способны увидеть в этом образе лишь рудимент человеческих жертвоприношений, это показатель их собственного культурного уровня. В Индии человеческие жертвы отвергаются уже в священном писании "Махабхараты", хоть западные фильмы до сих пор пугают зрителя многоголовыми и многорукими индийскими богами. Многоглавость и многорукость в мифологии - традиционный образ многочисленности людей, и символ войска у военных богов: Картики/Муругана или воительницы-Дурги, которой боги даровали все свое оружие. Её десять (реже восемь) рук подчеркивают образ всеохвата. Кали - образ скрытой, внутренней энергии (звука мантры). Дурга - открытой, светлой, явленной (энергии в действии).

В алтарных изображениях мы находим либо черную Кали с головами и открытым ртом, либо многорукую Дургу с оружием в виде прекрасной женщины на льве или тигре - никогда вместе. Стоящая рядом с Шивой изящная и скромная Парвати не имеет ни тех, ни других атрибутов, а изображается нормальной женщиной. Ее имя ("горная") намекает на легенду, что жена Шивы, как исторического лица, была родом с гор: ведь она была арийка, а арии спустились в Индию через Гималаи. Правда, сын Шивы и Парвати, Ганеша - всегда слонёнок.

Почему в поздние времена сохранился такой сказочно-мифологический образ? Как считает Анандамурти, поклонение Ганеше как богу мудрости распространилось во времена Пуран в связи с почитанием духовного лидера, учителя (голова слона на плечах человека возвышает его перед другими). Это идея воплощения Бога в человеке. Не только указывая на духовное содержание религиозных направлений, но и развенчивая культы как таковые, индийский философ испытывает наименьшую симпатию к поклонению Ганеше по причине, что идеей пути к Богу через конкретного человека могут злоупотребить все, кому не лень. Хотя сегодня вряд ли именно образ духовного лидера проступает в культе бога-слоненка, делая его самым популярным богом индусов: я думаю, доминирует более древний архетипический смысл помощника в хозяйстве.

Суть поклонения Вишну , пронизывающего всякую вещь во Вселенной,- видеть пребывание Бога во всем, находя его не только во внутреннем, но и во внешнем бытии. В свете индийской йоги это не столь отражает созерцательный принцип пантеизма "Бог, то есть Природа", сколько близко активно-христианскому "Бог есть любовь", отождествляющего человека с миром и другими людьми.

Вишну, подобно своей супруге, богине любви, счастья и процветания Лакшми ,- хранитель Вселенной, как и слон Ганеша. Закрученная раковина Вишну, присущая и Ганеше - намекает на музыку древних ритуалов (и как я говорила, ассоциируется с морем - колыбелью жизни, и спиралью начала творения). Эти боги изображаются на фоне мандалы, символизирующей вечность и устроенность мироздания, в то время как Шива и Парвати - на фоне диких гор и необжитых снегов. Вишну - в прекрасной одежде с золотыми украшениями, царской короной на голове и гирляндой цветов на шее. Шива - в шкуре и со спутанными волосами, все его украшения - лишь четки да змея. Поскольку Шива и Парвати остаются за пределами привычного мира, их сын Ганеша, более близкий людям, закрепляет ускользающую от ума динамику вечного преобразования, которую они символизируют, в достижениях человеческой мудрости.

Культа Брахмы в храмах Индии мы практически не наблюдаем. Брахма возникает из пупа спящего Вишну как душа, дух или мысль Творца: поскольку созидатель-Вишну содержит в себе план и замысел Вселенной, насколько же неуничтожимой, как и он сам. Отдельно изображение Брахмы в храмах встречается редко, по сравнению с Шивой и Вишну это мало персонифицированный образ: как абстракция мысли - по сравнению с силой энергии и плотью жизни. Чаще встречается их триединство - Тримурти . Дело в том, что само имя Брахмы некогда было доступно лишь посвященным,- отчего он и остался непопулярен. Хотя в йоге он имеет смысл Высшего Разума, сознания-контролера в том смысле, что все есть Сознание. Культ Вишну подразумевает исполнение законов Брахмы; почитание Шивы видит в слиянии с Брахмой высшую цель.

Но если Брахма так и остался целиком внутренним богом - богом посвященных, то достижения древнего солнечного культа охватили всю бытовую жизнь. Культ Сурьи некогда пришел в Индию из нашей Средней Азии вместе с арийскими мудрецами и их знаниями астрологии, астрономии и аюрведы. Солнце образовало планетную систему, как Творец - Вселенную; по этой аналогии в образе Солнца-Сурьи мы можем почтить бога-Отца, прародителя нашего мира. Но совершенно незачем изображать в храмах то, что мы видим каждый день, и быту Индии поклонение Солнцу просто вылилось в повсеместное распространение астрологии и медицины трав, которая ныне стала популярной во всем мире.

Эти пять направлений индуистской религии переплетаются между собой всеми способами, и все эти боги присутствуют в любом храмовом комплексе. Но если брать какое-нибудь специфическое течение индуизма (из тех, что сегодня дошли до нас, или из других, что еще появятся), интересно посмотреть, на какой божественной фигуре делается характерный акцент.

Рамешварам: оживающая история


Рис. 26: икона – Рама и Сита совершают пуджу на фоне храма Раманатхасвами

Мост на Шри Ланку

Дорога в Рамешварам была уникальной. Отвернув в сторону от магистрального мадурайского пути, мы ехали в почти пустом поезде. Ближе к Рамешвараму в нем остались только мальчики с рыбацкими корзинами и циновками. Они подарили Сияне сердечко на цепочке и предупредили нас, что предстоит интересный участок дороги. И поезд выехал на узкую насыпь: слева и справа море. Насыпь низкая, а двери в индийских поездах открыты - возникает ощущение, что поезд идет прямо по волнам, и путь немалый. Немного перекрывал пейзаж лишь высокий автомобильный мост, за которым на отдаленном песчаном берегу среди пальм виднелись длинные лодки и крытые соломой хижины.

Рамешварам , расположенный на этом полуострове - почти на острове - уникальное место с уникальной историей: быть может, самый интересный в историческом отношении город Индии. Это город, наиболее вынесенный в море (Маннарский залив Индийского океана) и ближайший к острову Цейлону. Некогда здесь происходили события, описанные в Рамаяне: война между войском обезьян-дравидийцев с арием-Рамой во главе, и Раваной, царем ракшасов - жителей Шри Ланки. Ныне это ещё один святой город индуизма, который органично соединяет память о герое Раме (божественном воплощении хранителя жизни Вишну) с поклонением богу Шиве . После успешного окончания войны Рама совершил здесь очистительную молитву Шиве, и творец явился ему. Об этом событии напоминает храм Раманатхасвами в Рамешвараме.

Этот маленький спящий рыбацкий городок, как говорит о нем туристская литература, с населением всего 35 тысяч человек, является центром паломничества, по значению равным Бенаресу. Его называют "южное Варанаси". Подобно тому, как в Варанаси люди приезжают умирать, чтобы в водах Ганги обрести освобождение, считается, что святая вода колодцев Рамешварамского храма смывает все грехи. Храм святого Рамы очищает паломников подобно тому, как Шива некогда отпустил Раме грех убийства его врага - демона Раваны.

Эту историю красочно иллюстрировали открытки, которые я купила Ясе в Рамешвараме. Картинки на них были в стиле ярких фресок храма Раманатхасвами, а пояснения: на трех языках штата Тамиль-Наду: тамильском, хинди и английском,- вполне соответствовали её уровню. Стоило мне их прочесть, как моя дочка быстро научилась рассказывать историю Рамешварама сама. История эта такова.

Супругу Рамы Ситу похитил царь Ланки Раван . Тамильский царь Сугрива обещал помощь герою, который вернул Сугриве царство, захваченное его братом. И союзное Раме войско местных обезьян направилось в точку материка, ближайшую к острову Цейлону. Мудрому Хануману , советнику Сугривы, обезьяны поручили узнать: там ли находится Сита? Напрасно воевать тамильцам не хотелось. Обезьяны хорошо прыгают, но их разведчикам было не под силу добраться до далекой Ланки: этот остров не виден из Рамешварама невооруженным глазом. Только сын бога ветра: летавший по воздуху Хануман - был способен на невиданный прыжок. И он решился на прыжок через океан, поддавшись на уговоры предводителя обезьяннего войска Ангады . (Племянника Сугривы: сына его брата, которого царь обезьян победил, чтобы вернуть себе трон,- но потом раскаялся и обещал умирающему сделать после себя царем его сына. Тем не менее Ангада боялся вероломства дяди - и решил без подвига, который был бы зароком его роли будущего царя, обратно не возвращаться.)

С оконечности далеко выступающей в море Рамешварамской косы Хануман прыгнул на Шри Ланку. Он нашел тщательно охраняемую Ситу, передал ей колечко Рамы и вернулся, принеся с собой драгоценный камень её отца, который она сумела сохранить: зарок того, что она жива и невредима. Войско Рамы было готово выступить в поход. Но как добраться до Ланки? Рама и его брат Лакшман стали посылать в море стрелы, чтобы вынудить морского царя им помочь - указать мелкое место в море, где можно было бы перейти его вброд. Потревоженный морской царь встал посреди волн там, где ему было по колено. Но войску нужен был мост.

И тамильцы построили его из плавающих камней: огромных кораллов вроде пензы, которые действительно плавают в воде - как это наглядно демонстрирует храм Плавающих Камней в Рамешвараме. Рядом старый храмовый комплекс окружает место медитации Лакшмана. Там, как и в небольшом новом храме Вишну поблизости, мы видели бассейны, в которых плавают эти тяжелые большие кораллы. А на них и рядом лежат цветы, стоит шивалингам и другие атрибуты пуджи - церковной службы: чему? Наверно, изобретательности человеческой мысли. Судя по всему, Лакшман медитировал не зря!

Многокилометровый коралловый мост обезьяны начали строить в том месте, откуда Хануман прыгнул на Ланку. А по другой версии Раме помог юркий бурундучок - из тех, что во множестве водятся по всей Индии: там, где он валялся по песку, было самое сухое место. Рама за это погладил его по спинке, и от пальцев героя на спине зверька остались полоски. В этом месте, на длинной узкой косе среди совсем мелкого моря - мельче Финского залива, сейчас находится небольшой, но издали видный храм и две ничем не примечательных остатка каменных балок: напоминающих о том, что тут некогда действительно был мост.

По этому мосту тамильские воины отправились в землю ракшасов. Они победили царя Равану, и Сита с Рамой вернулись обратно на летающей колеснице, которая рисуется в виде цветастой птицы. Взамен Раваны Рама поставил царем изобилующей богатствами Шри Ланки его брата ракшаса Вибхишану , который некогда за свои аскетические подвиги попросил у Шивы дар: чтобы его мысль никогда не отклонялась от правильного пути - в то время, как ракшас Раван попросил власть над богами и людьми. Об этом воцарении напоминает одна из немудреных икон в храме у балок моста, наряду с другими фресками, рассказывающими об этой исторической битве.

А Раму и Лакшмана на морском берегу встретили мудрецы, которые напомнили им, что после гибели врагов надо совершить жертвоприношение. По древним законам, которые сохранились ныне лишь в первобытных племенах, чтобы души погибших в битве не преследовали героев и не омрачили их мирную жизнь, нужен очистительный обряд. В древнейшем, более физически-плотском, мире это пост и изоляция, в древнем, уже более духовном,- просто молитва. Но для молебна нужен алтарь, а герои были на необжитом тогда ещё морском берегу: что называется, с пустыми руками - если не считать оружия, с которым они не расставались. И тогда Рама послал Ханумана принести откуда-нибудь самый простой индийский образ алтаря - камень-Шивалингам.

После прыжка через океан, в потусторонний мир враждебной Ланки, слетать на горы к Шиве за шивалингамом для Ханумана было пару пустяков. Но это заняло много времени: горы от Рамешварама далеко, это равнинное место. И в ожиданьи Ханумана Сита принялась играючи лепить на побережьи куличик из песка. Солнце уже клонилось к закату, а Ханумана все не было. И тогда риши сказали Сите и Раме, что пора совершать пуджу: в крайнем случае, годится и алтарь, сделанный из песка, если нет другого. Рама, Сита и Лакшман украсили цветами песчаный кулич и сотворили молитву у самых волн океана. И среди небес во всем чудодейственном сиянии им предстал Творец со своей божественной супругой: Шива и Парвати, которых они почтили.

Тем временем вернулся Хануман: он добыл даже два шивалингама вместо одного. Увидев, что жертвоприношение обошлось без него, он очень обиделся. Он зацепил своим мощным хвостом куличик Ситы и попытался сдвинуть его с места. Но песок, отмеченный божественным присутствием Шивы, застыл как камень. Рама утешил Ханумана, сказав, что во время службы люди прежде будут почитать его шивалингамы, а потом бесхитростный алтарь Ситы. А в этом месте был выстроен храм Раманатхасвами , напоминающий о священном жертвоприношении Рамы. Там, среди икон с изображением пуджи Ситы и Рамы, продаются маленькие стеклянные шивалингамы разных цветов. Мы не удержались, чтобы не купить напоминание о чуде, как расплавленный песок обратился в стекло - если объяснять это чудо физически.

"Южное Варанаси"

Главный храмовый комплекс Рамешварама архитектурно похож на храм Минакши в Мадурае. Одними воротами он выходит к морю - и там индусы совершают обычное омовение (но купаться там мелко). Поскольку Рамешварам - не туристское место, храм Раманатхасвами не столь тщательно отреставрирован, как храм Минакши. Однако внутри - расписанные потолки, как в мадурайском храме: на них образы богов и прекрасных богинь, и мы наблюдали, как художник, стоя на высоких лесах, красил икону Ханумана, летящего по воздуху с шивалингамами. На полу же иногда есть вода: Рамешварам - низкое место, и недаром в храме есть колодцы: море здесь очень постепенно заходит на сушу, образуя большие водные долины. Мы наблюдали их с высокого холма другого небольшого храма - который известен как место медитации Рамы.

Проблем со входом в храм не возникло - правда, мы пошли в сари: слушая по дороге комплименты проходивших мимо женщин - и на всякий случай вошли сбоку, а не там, где была автобусная остановка. Служитель только напомнил, что обувь надо снять, и мы сложили её в сумку и носили с собой: сбоку специальной камеры хранения для шлёпанцев не было. По сравнению с храмом Минакши, алтарей было меньше, а служб - больше: мы сразу увидели какую-то церемонию. Там стояла целая группа йогов в оранжевом, и примерно столько же людей сидело. Я стала наблюдать из-за колонн, и мне пришел в голову вопрос: насколько они на самом деле духовны - те, кто в оранжевом. Я остановила взгляд на одном - он посмотрел в мою сторону, хоть я была далеко, и я устыдилась своего вопроса.

Из скульптур храма Раманатхасвами я вспоминаю огромного Шиванандина - самого большого из всех, что видела. Кроме него, нам всем очень понравился аккуратный алтарь Ганеши с его металлическим образом. Пока рядом не было никого из индусов, я решила его сфотографировать. В Индии в каких-то храмах и каких-то пределах храма можно фотографировать, в других - нет, это не всегда понятно. В небольшом храме Плавающих Камней я спросила старика-служителя в оранжевом, можно ли сфотографировать эти камни - и он не возражал, даже достал длинный свиток, столь же желтый, как его одежда, развернул его и стал что-то читать у алтаря.

Но в таком большом и древнем священном храме, как Рамешварамский, вдобавок не отмеченном частыми посещениями иностранцев, в отличие от храмов Мадурая, лежащего на пересечении путей, даже надписи о том, что фотографировать нельзя, не висели - видимо, потому, что там это никому не приходило в голову. И когда вспышка аппарата осветила предел храма, из соседнего помещения появился сердитый священнослужитель. "Это вам не достопримечательности (sight-seeing). Это - боги! Выньте пленку из фотоаппарата, чтобы ничего с вами не случилось!"

Он настаивал очень яростно, и я протянула ему пожертвование - 10 рупий, надеясь откупиться. Но пандит вернул мне мои деньги обратно, продолжая настаивать: мол, это не мне надо, а вам - вам же будет хуже. Будь я одна, это был бы хороший повод вступить в спор со священнослужителем: если нам так понравился этот Ганеша, что мы хотим оставить воспоминание о нем себе на память - ведь мы никогда здесь больше не будем, и никому не помешали? - и послушать его духовные возражения на мои материалистические доводы. Но поскольку моя спутница всецело была за соблюдение формальных приличий, и Яся тоже могла веско выразить свои эмоции в ответ на происходящее, мы расстались, не договорившись ни о чем. Пленку я, конечно, не засветила, но дала индусам лишний повод ограждать свои алтари от иностранцев.

О чем сожалею: всегда лучше объяснить свои действия. Я питаю к индийским богам пиетет человека верующего - настолько, насколько может верить тот, кто рожден в атеистической стране и знаком с историей религии не хуже, чем это преподавали в советских ВУЗах. И рассказывая забавные истории об индийских богах, я не хочу смеяться над ними: напротив, у меня было естественное чувство, что я лежу перед ними в пыли точно так же, как люблю землю Индии и индусов - именно поэтому со мной ничего случится не может.

Правда, кое-что с нами всё-таки случилось. Когда мы покидали Индию и выходили из поезда, чтобы ехать в аэропорт, кто-то умудрился открыть задний карман моего рюкзака, закрывавшийся лишь на молнию, и вытащить оттуда пакет с картами, адресами, открытками и ясиными рисунками, где среди прочих богов был нарисован очень милый слоник Ганеша с длиннющими ресницами. Мы, конечно, очень расстроились - но если считать, что этот пакет отправился прямо к богу Ганеше, который почитается не только помощником, но и устроителем препятствий, и покровителем не только путешественников, но и воров,- то это можно пережить. Вор, вероятно, тоже огорчился, что рассеянные туристы не догадались положить в задний карман рюкзака свои доллары. И если боги на открытках и ясиных рисунках смягчили его сердце, то все хорошо. Если учесть, что сами индусы в поезде пристегивают свои чемоданы к полкам цепями, а мы за месяц сменили 10 поездов и столько же автобусов, то это не потеря, как сказала одна моя знакомая любительница Индии.

В целом Рамешварам остался в моем памяти как наиболее духовное индуистское место: и потому, что здесь оживляет память реальная история, и потому, что не всякий турист туда доберется, а индийских паломников не счесть, как и везде. И потому, что все же это достаточно тихое и пустое место, а саньясинов в оранжевом, принимающих участие в коллективных церемониях, много: и когда мы ни проходили мимо храма, службы во внешнем пределе шли постоянно. К сожалению, большой праздник должен был быть лишь через пять дней - о чем возвещал громкоговоритель в руках священнослужителя, разъезжающего по городу на моторикше,- а мы не могли настолько задерживаться. Рядом с храмом в песке были построены украшенные навесы, стояли десятки скамеек и сотни постаментов для свечей - для каких-то церемоний, не то прошедших, не то будущих. Может быть, и свадебных - в Рамешвараме мы тоже видели свадебную процессию - с барабанами, трубами и многослойными венками цветов на молодых.

Морские заводи Рамешварама

Рамешварам буквально со всех сторон омывает море - но выйти к морю в том месте, где можно купаться, нам удалось не сразу. Нам посоветовали отъехать от города на автобусе № 3; мы час прождали его на остановке, где как всегда не было никаких указателей. А потом решили просто отойти от главного храма, где берег был замусорен, по дороге влево, где после города начинались деревни, и было уже гораздо чище. Будь я одна, я бы легко доехала на велосипеде: который можно было взять в аренду тут же у остановки. А так юноша, подрабатывающий в гостинице, где мы остановились,- а может, просто праздно шатающийся рядом, которого звали Винот, взялся проводить нас пешком. Дорогу скрашивало то, что в Рамешвараме, как совсем деревенском городе, много живности: кроме обычных поросят, овечек, козочек, кур и коров, Ясю порадовали ослики; собак и кошек тоже хватало.

Сестра Винота была замужем в Германии, как и у другого местного жителя, с которым я общалась, допивая чай у гостиницы. Рамешварам - портовый городок, и иностранцы приезжают туда по делам. Туристов же я видела только четверых: эта компания, питавшаяся в единственной столовой, где продавали омлеты и что-то мясное: из курицы, попадалась мне на глаза раз пять,- из чего я сделала вывод, что других иностранцев в Рамешвараме просто нет. Родители Винота были земледельцы, и, видно, ему было скучновато в родной деревне, по сравнению с той перспективой, что открылась перед его сестрой: ему было интересно пообщаться с иностранцами - как нам в советские годы, когда было сложно съездить за границу. Впрочем, он не был навязчив и просто молча шел рядом, а на песчаном берегу, где было много ракушек и кораллов, стал играть с Ясей.

Но море близ Рамешварама было мелким, и на следующий день мы сделали ещё одну попытку добраться до более хорошего пляжа. Обозрев окрестности Рамешварама с храма на холме (Hill Tiple) - места медитации Рамы, и прикоснувшись к истории в храме Плавающих Камней (Floating Stones), мы вернулись к автобусной остановке у главного храма, и тут нам повезло больше. Появился искомый автобус, который ходит ровно раз в час, по крайне приблизительному расписанию, и добросил нас до места, откуда начинался мост на Шри Ланку. Для этого он специально заехал на косу - тоже практически остров, куда ведет узкая насыпь асфальтовой дороги. А потом вернулся к главной дороге вправо от Рамешварама.

Мы поднялись в пустой храм, у ступеней которого стояли две разрушенные балки моста. Порадовав священника тем, что мы русские, побродили по мелкой воде, попытавшись разглядеть вдали Цейлон, и вернулись по насыпи обратно к дороге, слева которой была эта историческая бухта. А потом прямиком через песок, где местами росли деревья, выбрались к огромному песчаному побережью вправо от дороги - и там море было уже глубоким. Для купанья это было лучшее место за всю поездку, потому что там нет бешеных океанических волн. Море совершенно гладкое: то есть, волны обычные. В глубине берега, ближе к деревьям среди песка теряются соломенные хижины и сети. Влево и вправо видны десятиметровые узкие лодки. Ближайшие люди были в полукилометре - на этом побережье царили чистота и спокойствие.

"Там - Каньякумари",- указал в сторону моря Винот, тихо сопровождавший нас все это время, с некоторым оживлением и значимостью. Это было для него важно - может быть, как привлекательное место или как дверь в более широкий мир. Я разговорилась с этим индийским юношей только, когда он провожал нас на поезд. Он достал записную книжку и молча сидел с нами: видно, не решаясь спросить мой адрес. У него на руке был обмотан длинный красный шнурок: напоминание о любимом друге. Я спросила: "Друге: юноше или девушке?" - "Юноше." - А в честь девушки он носил большое золотое кольцо.

В тени одной из лодок Яся и Винот сделали большой кулич из песка - как Сита на берегу. Когда я спросила, что они строят, Яся ответила: храм! Ну что ещё можно строить на индийском побережьи? Купаться здесь можно было бы бесконечно, если бы не надо было на поезд. На обратном пути, не дожидаясь автобуса, мы ехали в грузовичке, собиравшем по дороге индусов, комфортно усаживавшихся прямо на деревянном полу пропахшего рыбой кузова,- как сделали и мы, ко всему привычные русские люди. Мне эта поездка напомнила деревенские дороги Украины или северного Крыма. И моя спутница была довольна, вспомнив свое геологическое прошлое и ощутив что-то родное - в этой уравнивающей людей ситуации, где можно на время перестать быть туристом и попасть в спокойный ритм деревенской жизни людей на острове, которым некуда ехать и незачем торопиться. Где-то там остается и шумит большой мир - здесь неспешно создается своя собственная история.

Французский город Пондичерри и интернациональная колония - Ауровиль

Из Рамешварама мы поехали в Пондичерри, хотя можно было бы посетить ещё города на берегу океана: такие как Чидабарам или Карайкай ; или выйти по дороге в Танджавуре, посмотрев его 150-метровую башню. Уединенный юго-восточный край Тамиль-наду несомненно очищающе действует на душу.

Поезд-экспресс не доходит до Пондичерри: надо было пересесть на 4-вагонную электричку в Вилапураме , и этот городок тоже нас порадовал. Прибыв туда в шестом часу утра, мы сразу же перекусили на его большом и тихом вокзале, и заглянули в приятный храм Ганеши, стоявший по дороге к билетным кассам. В Вилапураме есть и большой храмовый комплекс, который стоило бы посмотреть.

Также вблизи Пондичерри находится известный город Тируваннамалай с населением 120 тысяч человек. Там расположен самый большой в Индии храм Шивы и Парвати, в традиционном индийском стиле, с высокими башнями-гопурамами, которые мыслятся подножием и неиссякаемым истоком божественного бытия - как говорит литература. Также там есть ашрам Шри Раманы Махарши, одного из популярных индийских святых 20 века, и святая гора Аруначала с пещерой, где Рамана жил 16 лет в одиночестве и молчании; а на её 1800-метровой вершине, издревле служащей местом паломничества и поныне живет йог, который с 1990 года питается одной праной.

Пондичерри - бывший центр французской территории, имеющий ныне отдельный статус. В нем 600 000 человек, и после Рамешварама он показался нам большим современным городом. Но каким-то плоским: взметающиеся вверх башни-гопурамы храмовых комплексов придают городам вертикаль; в Пондичерри же есть несколько храмов, но небольших: теряющихся между немалым количеством высоких современных зданий. Поэтому он на первый взгляд не столь интересен, как традиционные индийские города, хотя имеет своеобразие. Первое, что мы увидели, покинув крошечный вокзал,- это была большая и светлая католическая церковь с тремя пределами, в сени деревьев. Сообщение здесь по преимуществу автобусное.

Предприимчивый моторикша, дождавшись, пока мы осмотрим церковь, предложил сразу отвезти нас в Ауровиль: где у нас был адрес. Вообще-то от Пондичерри до Ауровиля - всего восемь километров по дороге вдоль моря, но это когда знаешь, куда ехать. А мы разыскивали нашего знакомого на рикше наверно час.

Ауровиль представляет собой круг, более 10 километров в диаметре, касательной к которому служит дорога вдоль моря. А центром - Матри Мандир /храм Матери/ - строящийся храм в виде золотого додекаэдра. В нем расположен медитационный зал, устроенный так, как некогда его описала сподвижница Шри Ауробиндо Мать Мирра, которой он привиделся во сне. От центра во все стороны расходятся ужасно кривые дороги, с очень плохим асфальтом или вовсе без оного, по которым гоняют в основном мотоциклисты. 10 км по прямой - это немало, особенно если учесть кривизну всех дорог, и это единственный возможный здесь вид транспорта: регулярных автобусов нет, кроме тех, что собирают детей в школы. Разбросанное по этой обширной территории население Ауровиля - 2000 человек, живет оно примерно в 70-ти поселках-коммунах.

Все это имеет вид большой-большой деревни - внешне во многом индийской, потому что в индийских поселениях попадаются обычные маленькие алтари богов. А у европейцев из культурных построек видны только придорожные кафе - соседствующие с индийскими забегаловками. Индусов примерно половина, хотя население в Ауровиле - из 120 стран. И по духу эта интернациональная колония - совсем не по матерински-гостеприимная Индия, а более напоминает переселенцев из Америки.

В Ауровиле есть американская проблема - он занят своими делами и совсем не умеет общаться. Обычно причину этого видят в том, что мол, много гостей, устали рассказывать - да и что рассказывать: каждый выживает, как может. Но это не совсем так. Дело скорее в том, что французы между собой общаются одним способом, японцы другим, а русские - третьим. Это врожденная привычка, где ничего не надо объяснять - все и так понятно. Межнациональное же общение - явление тонкое и сложное, очень глубокое и часто затрагивающее бессознательные вещи, заставляя осознавать их и преодолевать привычные границы. Истинное международное общение не возникает просто так, поверхностно, без приложения к тому усилий.

Русские - уникальная нация в том смысле, что испытывает огромную потребность во взаимодействии и готова общаться со всем миром: она идет на это, преодолевая общечеловеческую лень. Она готова выйти за свои пределы. Но как раз этого русского качества не хватает в Ауровиле. Может, потому, что мало русских - может, потому, что сложно и почти невозможно преодолеть уже сложившуюся западную модель общения по делам и интересам. Ведь проще поиграть в настольный теннис, чем поговорить по душам. Наша жизнь, впитывая западное влияние, тоже уже становится такой: основанной на частных умениях, и теряющей универсальную способность сочувствия и соучастия. Ауровильцы не склонны общаться, как не склонны к этому американцы, которые могут рассказать о себе только психоаналитику. И это разочаровывает русского человека в Ауровиле: городе, который ещё десять лет назад казался высокой Утопией - мечтой объединения людей.

Впрочем, если разделить единство на физическое, душевное и духовное, в Ауровиле отсутствует лишь средняя компонента. Ведь люди живут вместе и имеют в виду, что центром их поселения служит строящийся храм, посвященный идее совершенствования человеческого тела и духа. Если же брать трихотомию физическое-ментальное-духовное, как её чаще рассматриавют на западе, то вообще все в порядке. Человеку надо лишь стать более самодостаточным, прожить три месяца в Ауровиле и найти работу - и он станет ауровильцем.

В Ауровиле много хороших моментов. Когда рикша довез нас до центра Ауровиля и я назвала фамилию, имя, отчество нашего знакомого людям в домике у Матри Мандир, индусы сказали: "Говорите, пожалуйста, по английски - мы не понимаем". Человека в Ауровиле называют просто по имени, и по одному только имени я нашла в алфавитной телефонной книге телефон нашего знакомого. И его адрес - в коммуне Aspiration : что значит "стремление, искание" - это одно из необходимых духовных качеств человека, как понимали их Шри Ауробиндо и Мать.

Дома-коттеджи стоят посреди зеленых садов - и определение город-сад к Ауровилю подходит. Наш знакомый, немолодой уже человек, жил в прекрасном трехкомнатном бунгало с беседкой на крыше, посреди цветущей природы. По ленинградской привычке расширения коммуналок, второй этаж двух внутренних спальных комнат составляли полати, куда можно уложить много народу. На письменном столе стоял компьютер. А в первой комнате была кухня - хотя в коммуне есть и столовая. На заднем дворе умывальник и душ - все это выглядело достойнее, чем наши садоводства, в которые обычно вкладывают свои средства люди его возраста. И главное климат - не сравнить. Все время цветущее лето.

Мы не сразу нашли его бунгало среди поворотов дорог и тропинок, которые с первого раза просто не запомнить, особенно при восточном отсутствии указателей - и так все всё знают. Но когда нам его указали, оно было открыто, и мы дождались хозяина уже в его доме (в котором, как он сказал, за пять лет жизни ещё ничего не пропадало). Он угостил нас чаем и провёл к пляжу, срезав дорогу по лабиринтам садиков между домиками ауровильцев - только Яся, при её стрельцовской способности ориентироваться, смогла потом повторить этот путь. Я же уверенно себя чувствовала только на асфальтовой дороге - которая через весь Ауровиль проходила одна-единственная, и к пляжу спускалась вниз, и потому всегда можно было понять, в каком из двух направлений идти.

Искупавшись с нами, наш хозяин отправился на работу: он вместе с французом наладил производство сыра на ферме. Правда, ему не пришло в голову угостить нас этим сыром, как это естественно сделал бы русский человек, демонстрируя свои достижения. Зачем? - он жил здесь шестой год, и был уже ауровильцем. "Найдете где-нибудь тут столовую?" - "Да, разберемся," - сказали мы. Рядом с пляжем столовых, правда, не было, зато на дороге, которая вела в Пондичерри, индусы продавали булочки с кокосовой начинкой, овощи и фрукты, и чай со сладостями. На самом ауровильском пляже функционировал буфет с соком и пирожными, где все было втридорога: как у нас или в западных странах.

Пляж: для своих - был замечательный: там был и душ, и туалет, и раздевалка, и огороженный навес для мотоциклов и велосипедов среди садика и деревьев. Правда, на всем этом было написано, как и на многих других кусочках Ауровиля: "частная территория", и чужих туда пускают за плату. Песчаный пляж от пальм спускался к голубым волнам, которые не уносили в море, а выбрасывали на берег, в отличие от Тривандрума. Купаться было прекрасно, и я не опасалась за Ясю, как ни бушевал океан.

По пляжу индийская девушка носила кокосы: я взяла один, и попросила его расколоть, чтобы кроме жидкости непонятного вкуса съесть белую мякоть. Она сказала, что этот ещё не готов и принесла другой, аккуратно разрубив его опасного вида тесаком: я обратила внимание Яси на то, как ловко она это делает, залюбовавшись ею. "Вы русские?" - спросила девушка. "Вы понимаете язык?" - спросила я. "Нет," - ответила она. "Вы понимаете характер," - тогда сказала я. Она кивнула. Действительно, из всех загоравших на пляже лишь я проявила интерес к ней - другие относились к её действиям чисто функционально. Разносчица кокосов была естественным дополнением к кокосам - для нас же кокосы были только дополнением к ней. Это было столь разительно видно, что оставалось только удивляться!- Откуда в Ауровиле такой ясный уровень осознания?

Индусы, конечно, пользовались своей чувствительностью к психологии для своих нужд, и продавец барабанчиков из Варанаси продал мне один за мою цену, для дочки, хоть я и не собиралась его покупать: воспользовавшись моей симпатией к Варанаси, и пожаловавшись, что торговля не идёт. Впрочем, этот контакт тоже оставил столь приятный след, что мы с Ясей потом, воодушевившись, долго играли на этом барабане и пели мантры на берегу: "Ом намо Нараяна" - "Ом намо Бхагавате."

Матри Мандир

Но если до пляжа было недалеко: с километр - и коммуна "Аспирэйшн" как раз находилась на дороге, ведущей от центра в Пондичерри, то добраться до медитационного зала оказалось сложнее. В первый день я, позагорав до четырех, поехала туда в пять часов, и это оказалось поздно. Сначала я искала, где взять велосипед,- помог индус, а западные люди коммуны, чуть подергавшись - свободных велосипедов нет - напрягаться не стали. Потом ехала: семь километров по извилистой дороге с безобразным асфальтом с дочкой на багажнике, и стали сгущаться сумерки. А поскольку фонаря на дороге не было ни одного, в седьмом часу я просто не нашла Матри Мандир.

С асфальтовой дороги я свернула, казалось бы, в нужном направлении - но поскольку повороты в Ауровиле - наследие индийской логики, я заблудилась среди огромного числа широких проселочных дорог. Указателей, естественно, не было никаких, а если бы и были, то все равно бы я их не разглядела в той кромешной тьме, что царит в Ауровиле после заката. (Лишнее подтверждение, что это город солнца!) К счастью, мне попались французы: женщина с сыном на мотоцикле, которые остановились, удивились, что я так далеко заехала, и порадовавшись, что у меня с собой карта Ауровиля, объяснили, как мне вернуться домой. И что особенно кстати, на моем индийском велосипеде был фонарь.

На второй день я приехала вовремя - к четырем, сколь было ни ужасно в самое жаркое время покинуть пляж и ехать час по жаре на велосипеде. С четырех до пяти выписывают пропуска и проходит официальная экскурсия осмотра храма Матери . Один пропуск выписывается для экскурсии, другой - для медитации. Пропуск бесплатный, но по дороге к Матри Мандир его проверяют неимоверно много раз. Дорожка к храму Матери ведет по саду, где стоят таблички с её девизом: "Silence" - "Тишина", как и внутри храма-додекаэдра, когда по спирали подымаешься в медитационный зал. И стоят охранники, которые следят за тем, чтобы экскурсанты долгий путь по саду: от входа до храма - шли по одному и не разговаривали, а в нужном месте снимали обувь. При экскурсии удается только заглянуть в зал: и, думаю, у каждого второго это оставляет неудовлетворение. Но этого оказалось достаточно, чтобы у меня возникло действительно сильное внутренне медитативное состояние. Вернувшись ко входу, я присоединилась к тем, кто решили провести там время после пяти - конца экскурсионного времени.

Детей обычно на медитацию не пускают: чтобы не шумели. Но я сумела убедить японца, стоявшего у будочки, где выписывали пропуска, что моя дочка уже медитировала со мной и будет тихо себя вести; и он в виде исключения разрешил. Правда, индусам я про Ясю не сказала, и они на неё пропуск не выписали; а охранник уже у храма Матери сказал, что и на неё нужен пропуск. И пришлось ему звонить тому японцу по радиотелефону, и долго договариваться, что сегодня я уже возвращаться ко входу не буду: расстояния там очень приличные,- а назавтра, если решу прийти с Сияной, обязательно выпишу "meditational pass" и на нее.

Когда идешь медитировать, в пропуске и журнале записывают время входа и выхода. При входе в медитационный зал вещи обычно оставляют снаружи. Интересно, что паспорта при всем этом не спрашивают, и служители писали то имя, которое я им говорила - делая при этом кучу ошибок. И то время, когда мне удобно было прийти. Все эти меры предосторожности просто для порядка - я брала туда часы и сумочку с фотоаппаратом (хотя, конечно, им не пользовалась). И если бы мне понадобилось по какой-либо причине пронести туда бомбу, взорвав недостроенный ещё додекаэдр со всеми его охранниками, то я бы это сделала без труда.

Канцелярия с посещением сада и храма Матери отчасти достает и самих ауровильцев - на этой территории, за обычной для индусов колючей проволокой и под взглядами японских охранников, не чувствуешь себя вполне свободно. Об этом я беседовала с одним русским, который в начале своей ауровильской жизни тоже хотел её изменить. Но японцы ему сказали: мы вот сделали так, а вы, если хотите, делайте иначе,- и ему не хватило пороху менять порядок организации экскурсий и охраны территории. "Если открыть Матри Мандир для всех, туда индусы будут приходить семьями, как в свои собственные храмы, отдыхать и веселиться - и никакой Тишины не будет," - таково примерно общее мнение ауровильцев по данному вопросу.

Для индуса пропуск может стать преградой: у него должен быть какой-то культурный уровень. Человек должен проявить, что ему нужно в Матри Мандир,- но нашему брату это несложно. Русский берет такие барьеры с налету, просто от изумления, что такое может быть. Хуже, что в Матри Мандир из всех концов Ауровиля одинаково трудно добраться. Моя спутница лишь раз с трудом поймала рикшу, и медитировать уже не осталась. Ей повезло: какие-то люди на мотоцикле её добросили обратно засветло. А так предполагается полная автономия: если тебе нужен свет, вози лампочку. "У вас тут как-то плохо с централизацией,- сказала я русскому (он был одесситом).- Кто-то же должен отвечать за дороги?"

"Принцип организации Ауровиля - отсутствие централизации,- ответил тот.- Есть группа, которая строит дороги. Есть группа, которая отвечает за свет. Можно включиться в их деятельность." Я подробно не вникала в организацию Ауровиля. С одной стороны правильно: инициатива наказуема. Но с другой: дороги - коммерческий вопрос, а люди если живут своими нуждами, откуда возьмутся средства? Проще купить себе мотоцикл, чем пустить коллективный автобус.

В Ауровиле нет общих мероприятий: зачем, если есть своя коммуна? На доске объявлений висит крайне мало предложений: разве массаж и аюрведа, предложения с более духовным уклоном - которых море в любом нашем магазине эзотерической литературы - тут не популярны. Есть ли где-нибудь такая литература, не знаю - разве привезена из других мест и лежит в частных домах. Ауровильцев объединяет только Матри Мандир. Но и то, наш хозяин, как и другие люди коммуны, не знали в точности, в какое время там экскурсии: их это не интересовало. У храма Матери Мирры продается несколько красивых открыток с фотографиями храма и сада и объяснением идеологии тишины, словами Шри Ауробиндо и Матери и планом Ауровиля. Это снаружи. Что внутри?

"Оттого, что нет коллективной деятельности, общей атмосферы, не чувствуется и поток," - сказала я ауровильцам из коммуны: бразильцу и японцу, а потом одесситу. "Это сложно: он то появляется, то исчезает. Чтобы понять Ауровиль, недостаточно нескольких дней," - ответили они. И хотя они, по ауровильской привычке, совсем не собирались со мной беседовать, они бросились защищать Ауровиль: значит, все же было, что защищать.

И как-то так вышло, что всю мою критичность компенсировало посещение храма Матери Мирры. Внутри медитационный зал круглый: в нем все сверкает белизной - может, в противовес окружающей индийской жизни, а может, это скрытый её идеал. Пол затянут белым полотном, при входе выдают белые гольфы, а внутри лежат белые подушки. Двенадцать белых колонн не доходят до потолка. Это отчасти создает впечатление, что белый купол висит в воздухе. Как и тишина: акустика такая, что эхо от упавшей на пол подушки отдается на весь зал. В центре стоит хрустальный шар, на который с потолка падает поток света. Он преломляется в эмблемах Шри Ауробиндо вокруг шара: и шесть шестигранников с лотосом посередине тенью рисуются на потолке. В нижней, зеркальной части хрустального шара - перевернутый маленький образ того, что находится на противоположной стороне зала. Себя не видно - но видно людей, медитирующих напротив: повисших вниз головой над круглой белой сферой.

Впрочем, это не так важно - для того, кто у себя внутри. В абсолютной тишине храма Матери, которая столь тщательно поддерживается во всей километровой округе её сада, быстро возникает ощущение погружения, сосредоточенности и внутренней ясности: кто я, что делаю и куда мне надо. - У меня тут же всплыла отчетливая мысль, что мне просто необходимо съездить в Ананданагар или Анандашилу - и посмотреть альтернативные модели устройства духовных поселений: городов-коммун (чуть не сказала, коммунистических городов). Несмотря на все недостатки, которых не может не быть, за этими моделями - будущее. Они сами формируют будущее.

В медитационном зале строящегося додекаэдра рождалось впечатление пустоты. В нем не было живой истории древних индийских храмов. Не было их радости: белое безмолвие прохладного зала создавало образ одиночества - чуть не одиночки, которую освещал лишь недостижимый тусклый верхний свет под потолком. Не было радуги цветов: хоть логически белый содержит все цвета, мертвенно-бледный свет - не замена разноцветью. Но тут присутствовало - будущее. И в техническом совершенстве шара, и в продуманном расчете акустики, и в самом молчании. Оно тут рождалось, в этой стерильной чистоте, убивающей даже микробы: это были его водолейские вибрации и энергии. Для этого сотворения мать Мирра придумала такое круглое яйцо, такой белый кокон. Чтоб что-то возникло, вначале нужно создать пространство. Согласно древним мифам, сотворению предшествует пустота.

И вот то ощущение, которое появилось у меня: индийские храмы, живые и настоящие, остались там - а будущее уже присутствовало здесь, более настоящее, чем все существующее ныне. И его нельзя было списывать со счета. Сложно описать некую несомненность реальности, когда она кажется реальнее реального.- А говоря попросту, для медитации этот зал удивительно хорош! Сияна вела себя там тихо, и вышла по-взрослому счастливая и довольная, кружась по саду Матери с открыткой Матри Мандир в пакетике. "Ты что-нибудь там чувствовала?" - спрашивали её потом. "Энергию," - отвечал ребёнок: задают же взрослые глупые вопросы. "Какую?" - "Вот такую:" и Яся очертила ручкой в воздухе быстрый-быстрый резкий зигзаг.

Мы вернулись в наше бунгало по темноте, но я уже знала дорогу. Яся устала скакать на багажнике по асфальтовым кочкам, и я остановилась в кафе европейского вида: наше внимание к нему привлек зеркальный аквариум с рыбками. Цены там были втрое дороже индийских, хотя готовили индусы (но все равно недорого). Пока мы ждали - хоть я сразу попросила побыстрее - погас свет, и официант сразу раздал свечки: видно, что здесь это происходило часто. Потом я купила бананов в индийском ларьке.

На рассвете я снова поехала в Матри Мандир, пока спала Яся, и моя спутница - с нетерпением ожидавшая моего возращения, чтобы ехать дальше: в Ауровиле она чувствовала дискомфорт. Я же, благодаря уютному бунгало и хозяину, предоставившему его в наше полное распоряжение, отдыхала душой от Индии: её гостиниц и рикш, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я вполне ощущала в Ауровиле наш, европейский образ жизни, который давал возможность по-привычному расслабиться.

"Ауровиль - не Индия. Я не смог бы жить в Индии," - сказал мне одессит. И мне кажется, я могла бы жить в Ауровиле: может, и есть какой-то смысл в его молчании - раз именно лозунг тишины подняла на знамя Мать Мирра? Хотя я могла бы жить в святых городах Индии: в Варанаси, в Мадурае или в Рамешвараме: но какие-то мои знакомые, которые в Индии бы жить явно не смогли, вполне смогли бы жить в Ауровиле. И может кто-то мог бы добавить этому цветущему поселению на зелёном морском побережьи тот русский момент единения, которого ему не хватает. Хотя всегда тяжелее исправить, чем строить заново. А с другой стороны, строить свои коммуны русским людям пока не удается. Не хватает ответственности каждого за себя самого - и умения уважать дела другого и его душевный комфорт и покой, что с избытком есть в Ауровиле.

Самадхи плэйс: место освобождения

Так можно перевести то, что по-английски называется "Самадхи плэйс": могила Шри Ауробиндо и Матери Мирры в ашраме Пондичерри. Мы поехали туда, в последний раз искупавшись на ауровильском пляже. "У вас гостевой пропуск?" - спросил индус на входе в частную территорию пляжа. "Гостевого нет, вот медитационный," - сказала я, и он нас пропустил. У моря, вздымавшего столь же высокие, сколь и безопасные волны, мы разговорились с женщиной из Москвы: она приехала в гости к мужу, который здесь работал в каком-то микробиологическом институте, кажется, по изготовлению лекарств. Женщине хотелось пообщаться: наверное, ей тоже не хватало общения среди неразговорчивых ауровильцев. Но моя спутница очень торопилась - ей быстрее хотелось в Маммалапурам и Мадрас: к костелу Святого Фомы, крестившего индусов,- и с такой целенаправленностью мне было никак не попасть в поток индийских чудес.

Пока мы купались в девять утра, было пасмурно, и мы было порадовались удачному дню для дороги. Но когда автобус доехал до Пондичерри, над нами уже сияло голубое небо с таким же ярким солнцем, отбрасывавшем короткие тени от высоких домов. И пока мы с вещами дошли до ашрама, мы порядком устали. Мы даже не зашли в попавшийся по дороге белый храмовый комплекс за высокой стеной: такой же, как и везде. И отнюдь не порадовались, что при входе в ашрам надо снять обувь на противоположной стороне улицы - а вот вещи там на хранение не принимают.

Вокруг самадхи плэйс во дворе ашрама было не очень много места, но много людей, сидящих поодаль: пришедших сюда медитировать. И много живших в ашраме стариков: мужчин и женщин в белой одежде. Мы подошли к совсем пожилому индусу, сидевшему на табуреточке и, видимо, исполнявшему роль охранника, и спросили, где здесь можно оставить вещи. Он показал на место рядом с собой. Видимо, люди не часто бывают проездом в таких местах.

Белый постамент могилы украшен цветами, из которых на нем дважды в день выкладывается символ Шри Ауробиндо: шестигранник с лотосом - и индийская буква "м" (мать Мирра или ом). Люди несут на неё цветы, ещё и ещё, которые служители периодически убирают, освобождая место для новых. Пришедшие становятся на колени и прикладываются к постаменту лбом, подолгу оставаясь у могилы, и это выражение почитания и скорби подобно оплакиванию недавно умершего, душа которого слышит и воспринимает все, что происходит вокруг. Люди безусловно верят, что дух Ауробиндо витает где-то тут. Над могилой вместе с людьми склонилось большое дерево: как священное древо Шивы посреди храма двора, где при входе следует снимать обувь.

Пепел Мирры похоронили в могиле Ауробиндо, покинувшего тело на 33 года раньше неё: самадхи плэйс - место их совместного освобождения. Что такое место их самадхи: их Освобождения? Здесь возникает то же отношение амбивалентности, что и к умершим на церемонии похорон: мы провожаем их туда, куда им нужно: к Богу или в сияющие сферы высшего разума.- А может, это они нас туда провожают. И "самадхи плэйс" звучит просто как "место просветления": людей, приходящих отдать дань светлой памяти Шри Ауробиндо и Матери и остающихся здесь медитировать с этой целью.

Могила в Индии, где нет кладбищ (кроме тех, что относятся к мусульманской традиции, и буддийских ступ, которые лишь абстрактно напоминают о святых), имеет более символическое, чем реальное значение. Индусы кремируют умерших, и лучшее место для праха - воды Ганги. Чтобы дух как можно быстрее освободился, тело лучше всего сжечь, не оставив душе ничего: никакой земной привязки. Я никогда не могла понять, зачем сожгли тело Матери Мирры, если она хотела, чтобы оно оставалось лежать нетронутым: как тела христианских святых. Если она считала, что тело может воскреснуть,- если она хотела, чтобы оно воскресло. Мирра выросла и получила образование в христианской стране, как и Шри Ауробиндо. Но индусам согласиться на естественный христианский обычай, видимо, столь же сложно, как христианам - принять индуизм. Особенно когда речь идет о реальном действии: о значимом акте. Если отбросить консерватизм и недостаток веры, индусы просто не могли решиться оставить душу своей любимой святой старицы мучиться в её высохшем, но очень живучем теле.

Ученик Матери Сатпрем пишет, что эта кремация отбросила человечество назад в его эволюционном движении. Может, и нет: если считать, что всё, все процессы, которые человек производит в себе самом, совершаются и в ноосфере. В человечестве и ради его плоти и крови,- и ничто из совершённого: из совершенного - не исчезает бесследно. Но почему не поставить последний эксперимент - если Шри Ауробиндо и его сподвижница всю свою жизнь посвятили эксперименту? Ведь надо же уважать последовательность мысли! Или на это были способны лишь средневековые схоласты и алхимики, да наука советских времен? Сохранила же она зачем-то тело Ленина?

(Правда, Ленин сохранять свое тело не просил: он был одержим совсем иной идеей - и занимался как-то совершенно другими вещами, чем Ауробиндо и Мать Мирра. Сохранить из наследия создателя первого в мире эспериментально-социалистического государства стоило бы другое. Советский Союз, например. Или известный лозунг: "Человек может стать настоящим коммунистом только тогда, когда обогатит свою память всеми знаниями, накопленными человечеством." О разорванность человеческой мысли!)

Мы с Ясей долго сидели около усыпанного цветами постамента на ступеньках лестницы - ведущей в жилые комнаты ашрама, расположенные вокруг двора. Моя спутница прислонилась к дереву у могилы: как русские женщины в возрасте любят прислоняться к деревьям, испытывая с ними взаимный контакт. Но с двенадцати до двух - место самадхи закрывается: покрывало из цветов с могилы убирают и потом выкладывают новое. Пора было на автобус: ехать в Маммалапурам и Мадрас. И тут моя дочка и моя спутница дружно захотели остаться в Пондичерри.

Это можно было понять - но нельзя предвидеть. Если это предусмотреть, легче съездить в Пондичерри без вещей, осмотреть город и вернуться ночевать в Ауровиль - что я советую в аналогичном случае. В Ауровиле: его коттеджах и гэст-хаусах посреди цветущей зелени садов - лучше жить. А в Пондичерри нужно время - чтобы вполне ощутить тот реальный сплав индуизма с христианством, который оказался столь близок нашему восприятию в месте Освобождения. Но разве можно предугадать, что для ребенка и пожилого человека могила людей, о которых они имели не самое ясное представление, окажется столь притягательным местом, что им захочется провести там по меньшей мере день?

Поскольку я не доотдыхала в Ауровиле, у меня не было никакого настроения опять разыскивать гостиницу. Глядя на количество людей вокруг, я не думала, что есть какой-то шанс остановиться в ашраме. Все же я спросила у пожилого индуса, охранявшего наши вещи, где тут можно остановиться. Он сначала, видимо, не понял смысл решаемого нами вопроса, но глядя, что мы долго не уходим, проводил нас в комнату, где за столом сидела тоже немолодая уже индуска. Она спросила, откуда мы, и протянула нам листочки с портретами Шри Ауробиндо и Матери Мирры, и конвертики с засушенными лепестками растений ашрама. Я сказала, что три года назад была в ашраме "Ауровеллей" в предгорьях Гималаев, руководитель которого учился здесь; она ответила, что хорошо его знает. К сожалению, взятые с собою вещи и вопрос с остановкой очень мешали: я совсем не была готова к общению - даже не спросила её впечатления о Матери Мирре, мы просто поблагодарили её и попрощались. Старик-индус тем временем принес Сияне цветок: из комнаты Ауробиндо. А потом вызвался нас проводить за пределы ашрама к его столовой и гостиницам.

Мы медленно прошли с ним несколько улиц, миновав ещё один индийский храмовый комплекс. Но в столовую выдавали талоны только после размещения в гостинице, притом лишь на следующий день - обычная скорость индийской канцелярии. А в ближайших ашрамных гостиницах для иностранцев не было мест: надо было ехать куда-то на рикше через восемь кварталов, и это было уже не для нас. Февраль - самый пик наплыва туристов в Пондичерри: зима, не так жарко и вдобавок праздник - день рождения Матери. Поэтому с местами в это время проблемы. Я было сказала, что нам не обязательно комнату для иностранцев, можно и для индусов. Но индус в гостинице, взглянув на наше семейство, ответил, что это нам не подойдет: двух-местных комнат для индусов нет.

Наш старичок-провожатый поделился с нами сладкими шариками и хлебом от своего обеда: больше он ничего для нас сделать не мог. Мы распрощались с ним и, купив на улице фрукты, пошли посмотреть на море: в послеполуденной жаре я лелеяла надежду, что Яся там искупается. Однако морской берег в центре Пондичерри завален острыми глыбами, о которые с силой разбиваются волны той высоты, что и везде на юге (кроме Рамешварама). Может, на окраине ситуация лучше, но мы туда не поехали. А направились к автобусной остановке через парк: где вымыли фрукты и освежились под струей воды, поливавшей траву вокруг из фонтанчика водопроводной трубы.

Потом мы сели на автобус в Маммалапурам, где билетер согнал мою спутницу с заднего сиденья, чтобы усадить туда двоих мужчин: только она порадовалась, что села одна у окна! Вдобавок он взял с иностранок двойную цену за билет: как до Мадраса. Моя спутница не могла успокоиться всю дорогу. Надо же, бывают и такие индусы - нет идеального народа! Чем-то она ему не понравилась - может, ему вообще не нравились иностранцы, а может, это было лишним подтверждением того, что в Индии не стоит носить юбку до колен, даже если жарко. А по дороге, шедшей вдоль береговой полосы, мелькали обычные индийские поля и храмы, коттеджи, хижины и буйволы с разноцветными рогами: ситуация здесь была оживленнее, чем на юге. И внешне всё это разнообразие очень напоминало Ауровиль, живущий своей жизнью и сочетающий индийский быт с западной предприимчивостью, отвоевывая у Индии её территорию - уже не оружием, а идеей духовности и многонационального строительства.

Чем он станет? Превратится ли сеть ауровильских поселений в город или останется более комфортной для жизни деревней? Скорее второе. Он останется колонией иностранцев в Индии, любящих её природу и её жару, и научившихся ладить с её иссиня-коричневым населением: использовать его в своих целях и сотрудничать с ним - как тысячелетия назад это делали светлые арии. История повторяется. Может быть, более образованные пришельцы научатся ценить качества местных обезьян-индусов и по-настоящему понимать культуру Индии - как некогда восприняли её арии, искушенные в своем священном писании Вед. Может, и нет. Но центром Ауровиля и средоточием интереса к нему будет Матри Мандир - куколка нового мира, где пестуется и возникает какой-то пока невидимый образ будущего.

Махаблипурам - город каменотесов


Фото 27: барельеф Арджуны

Береговые храмы

Маммалапурам - ближайший к Мадрасу курорт. В нем 12 тысяч человек и относительно спокойное море. Оказавшись после самадхи плэйс в курортном месте, я почувствовала себя ужасно: контраст был слишком велик. Я редко испытывала такое опустошение. В отвратительном настроении я пошла через грязный песчаный пляж купаться в серое мелкое море, которому так не хватало голубизны Ауровиля! - хотя Яся начала резвиться в нем вовсю, наконец-то ощущая отсутствие всякой опасности от океанических волн. На пляже ближе к гостиницам лежали естественные наслоения мусора и бегали собаки - по виду бесхозные, как и все индийские уличные животные. Одна украла шлепанец моей дочки, и мы долго за ней гонялись, пока местный индус в неё чем-то не запустил.

Но если человек не видел Индии, городок Маммалапурам - иначе, Махаблипурам - произведет на него неизгладимое впечатление вольготной индийской жизни, специально приспособленной для туристов. Это обычно первое место, которое посещают туристы, прилетевшие в Мадрас. Рикша сразу же отвез нас к гостинице близ пляжа - а когда мы спросили, нет ли чего подешевле, отвез к другой: отелю "Лакшми", видимо, одному из самых известных - на него даже есть указатель. Первое, что мне захотелось, увидев эти отели с их хозяевами и ценами - сесть на автобус и уехать обратно в Пондичерри. Однако тут же к моим услугам оказались хозяева гостиниц с другой стороны улицы, где цены уже были вдвое дешевле: а пройти к морю надо было всего только лишние метров двадцать. И мы взяли даже два номера вместо одного.

Название отеля было "Винодхара". Мы спросили: это что-нибудь значит? Хозяин ответил: это ничего не значит, это сокращение. Фамилия его семьи Дхарма, а его имя Винот - как и нашего знакомого из Рамешварама, чему мы по-русски порадовались. И он тут же понял, что мы русские - потому что мы проявили интерес к нему самому, а не только к цене гостиницы. Впрочем, позже, когда мы с Ясей гуляли по улице, пожилой индус на улице предложил мне комнату ещё в три раза дешевле (50 рупий), добавив, что его жена хорошо готовит. Индусы здесь охотятся за туристами, и можно найти подходящий вариант.

Махаблипурам известен береговыми храмами - а точнее, мастерством обработки камня, из которого они сделаны. Здесь целые улицы каменоломен, где с утра до ночи трудятся мастера, изготавливающие из мягкого камня изящные статуи богов: и большие храмовые скульптуры, и маленькие статуи домашних алтарей, и карманные сувениры.

Последние во множестве предлагаются туристам на других улицах, где сгруппированы магазинчики и ресторанчики: в которых можно поесть разнообразные морепродукты - но это уже не по индийским ценам. Моя спутница не удержалась, чтобы не заказать рыбу: в пустом ресторанчике под открытым звездным небом. Вроде приятном - по сравнению с соседним, где иностранцы под крышей в четырех (точнее, трех) стенах курили, пили и слушали какую-то совсем не подходящую к индийской ночи музыку. Но я потеряла всякое терпение, ожидая заказ, и, разрезав купленный до того арбуз, стала кормить корками меланхолично стоявшую рядом корову. Мы с дочкой получили от этого занятия огромное удовольствие - и я поняла, почему русские ведут себя в ресторанах по-хамски: им просто там скучно. Русская душа требует большего - особенно если её начинает кто-то обслуживать за деньги. Довольная корова раскрепостилась, как и мы, и опрокинула стоявший на тротуаре горшок с каким-то деревом. Тут официант её прогнал, а жаль - мы ещё не успели доесть весь арбуз.

Большинство старых дравидийских храмов - уже музеи. Размер их небольшой, и их каменная отделка прекрасно получается на фотографиях: в отличие от бесконечных рядов скульптур больших священных храмов, которых не охватывает ни глаз, ни кинокамера. В Маммалапураме я столкнулась с нововедением: вход для иностранных туристов в два маленьких, но заметных прибрежных храмовых комплекса на берегу был десять долларов для иностранцев (и десять рупий для индийских туристов). А для детей бесплатно - поэтому основными экскурсантами там были индийские школьники. И я пустила дочку полазить с ними по каменным слонам и львам, побегать между колонн каменнего дворца и заглянуть в башенки храмов. Сама же осталась за невысокой сеткой проволочного забора - из-за которого, впрочем, было все и так прекрасно видно.

За этим новым забором предприимчивые продавцы уже развернули торговлю многообразной ерундой, и пока я с фотоаппаратом в руке наслаждалась видом этого туристского места со всеми его прелестями, какой-то юный торговец каменными фигурками богов тут же шепнул мне на ухо: "Кама-сутра?" С ходу поняв, что это относится не к фигуркам, я рассмеялась ему в лицо, и он сразу все понял. Другой, постарше, видя мое отношение к забору, сам не стал ничего предлагать, а просто спросил, не итальянка ли я. Он сделал мне комплимент, что для русской я слишком хорошо говорю по-английски. Русские люди в Маммалапураме обычно по-английски не говорят: в силу чего индийские торговцы уже научились неплохо объясняться по-русски. Как говорит русская мудрость, "лень - двигатель прогресса". Этот индус сказал, что с ценой музеи явно переборщили: по его мнению, её надо было бы сделать в четыре раза меньше, и прибыли стало бы больше. Но в отношении того, сколько можно содрать с иностранцев, в индусах чувствуется прямо-таки русский размах. (Хотя к собственному населению Индия относится куда бережней России.)

Легенда о спящем Вишну

Мастерство маммалапурамских мастеров подчеркивает небольшой музей каменной скульптуры, где вход - обычные две рупии. Это тоже бывший храм, и чем-то нам понравился его уютный дворик с нагромождением многочисленных статуэток каменных богов, иногда покрашенных в светло-синий или светло-зеленый цвет (ритуальные цвета Шивы, Рамы, Кришны, Лакшмана или Ханумана). А шедевры того, что можно сделать из камня - памятники времен паллавской династии: барельефы выбитых в скалах пещер. Все эти достопримечательности я объехала за пару часов на велосипеде, который арендовала в гостинице.

Если подняться на холм к маяку, видно, что в Маммалапураме и его окрестностях среди песка, покрытого зеленой растительностью, то здесь, то там выступают большие гладкие скалы. Их шлифуемый временем мягкий камень словно специально предназначен для того, чтобы устроить в нем жилище. И главные достопримечательности Махаблипурама - пещеры с потолком метра четыре и колоннами, иногда украшенные орнаментом. Самая большая по-английски носит название Arjuna's Penance - место уединения Арджуны , хотя я бы назвала её скорее дворцом героя. Выбитый в скале зал с двумя рядами колонн окружают большие барельефные скульптуры, из которых наиболее выделяется фигура слона. Его основание сегодня уже несколько ниже уровня земли - дает о себе знать культурный слой. На барельефе другого пещерного зала выгравированы тигры. Третья пещера - на холме, у маяка; там есть также выбитое из камня ложе: огромная кровать со ступеньками и подушкой (под открытым небом). А вершина ближайшей к маяку скалы стала храмом в честь друга Арджуны - Кришны : Krishna Manadapam.

Долговечность камня убеждает в том, что здесь когда-то и вправду бывали герои "Махабхараты". И на песке близ пляжа за проволочной сеткой для туристов специально стоят скульптуры с комментариями, рассказывающими мифологические эпизоды индийской истории. Но здесь история не столь жива, как в Рамешвараме. Единственный живой храм Махаблипурама - храм Cпящего Вишну . Легенда гласит, что один великий мудрец, махариши Пударика, захотел дойти до Творца, лежащего посередине океана, и чтоб убрать лишнюю воду, мешавшую ему пройти к Богу прямо по воде, стал пахтать море, как из молока взбивают масло. Вишну оценил усилия старца и явился ему сперва в виде нищего, просящего подаяние. Пока Пударика ходил за пищей для странника, Вишну прямо на берегу принял образ слитого с бесконечностью Творца. Этому событию и посвящен главный храмовый комплекс Махаблипурама, о чем повествует памятная табличка на стене внутри храма.

Спящий Вишну - это был любимый сюжетный образ Яси. То ли она действительно воспринимала ощущение вечности через фигуру отдыхающего Творца-Нараяны, то ли по сходству с уютно лежащим на диване папой, но она всегда оживлялась, завидев лежащего Бога. Скульптура спящего Вишну часто встречается на юге Индии: неслучайно ему был посвящен первый храм, который мы с ней посетили. С его образом связаны и береговые храмы Махаблипурама. В центре последнего действующего храма Махаблипурама виднелся большой лежащий Вишну, в ногах которого стоял маленький махариши Пударика. Священнослужители, также как и храме Вишну в Мадурае, благословили нас его круглой золотой короной.

Осмотрев храм Вишну, мы вернулась в индийскую струю. И я решила до мегаполиса-Мадраса посетить какой-нибудь чисто индийский город, чтобы перебить впечатление от курортной жизни. В двух часах от Махаблипурама и Мадраса был Канчипурам, куда мы сперва не собирались, потому что это город не на море. "Но это - не туристское место," - попытался удержать меня хозяин гостиницы при расчете. "Вот потому-то я туда и еду," - ответила я. И он тут же потерял ко мне всякий интерес.

Весь день до пяти вечера я последний раз купалась с Ясей в индийском океане, перекусывая кокосами и насквозь прожаренными треугольными сладкими пирожками с луком; глядела на толпу молодых людей, по колено в воде играющих в мяч и далеко заплывала в море - в Махаблипураме это возможно. На автобус нас проводил уже немолодой индус, который подсел к нам на пляже. Он агитировал заходить в его гостиницу поесть рыбы, рассказывая, что какие-то русские жили у него с месяц. А я попросила его занести в гостиницу "Винодхара" длинный острый нож, который я накануне одолжила у своего хозяина, чтобы прикончить недорезанный арбуз, которым мы кормили корову. Я пошла на пляж уже с сумкой, и мне не хотелось возвращаться. Как местный житель, он знал все гостиницы и заверил меня, что это не будет ему неудобно. "Русские часто забывают возвращать вещи," - сказал он. Надо сказать, изогнутое лезвие ножа было красивым и удобным, и я бы тоже с удовольствием оставила его себе как сувенир - но почему-то решила не отягощать нашей русской кармы. А потом мы без сожаления покинули море и город каменотесов.

Канчипурам: древо знаний

Автобус в Канчипурам уезжал в пять и приезжал в семь - казалось бы, что лучше, чем ехать под вечер? И всё же это тоже было испытанием, потому что индуски, набивавшиеся в переднюю часть автобуса, не могли сразу понять, почему я одновременно не могу взять к себе на колени и сумку, и Ясю. В пять было ещё жарковато - и полная женщина, сначала севшая рядом, выразительно показала, что из моих волос надо сделать хвост, если уж не индийскую косичку, начинающуюся на макушке (я воспользовалась её советом). Но моя дочка сидела у открытого окна, и рюкзак у меня на коленях перегораживал к ней всякий доступ. Впрочем, когда другая соседка оказалась не очень этим довольна: её спутница на наше трехместное сиденье уже не помещалась, Сияна сама вступила с ней в контакт: сделала из бумаги маленького журавлика и подарила ей.

Женщина в ответ развернула листок, сделала другую фигурку и дала Ясе. Та вновь сделала свою - так они общались довольно долго, пока женщина не переменила своего отчуждения на расположение, и не спросила, кто мы и куда едем. "Вы паломники (pilgrims)? - спросила она, когда я назвала наш маршрут.- А где вы остановились?" Паломники - это было ей понятно, но она не сразу поняла, что мы нигде не остановились, а путешествуем; и раздражавшая её сперва сумка как раз и есть наш багаж. В её наряде было что-то ритуальное: и она, и её спутница были в красных сари, и я спросила, значит ли что-то цвет её одежды. "Ничего не значит," - ответила она. "Но вы обе одеты одинаково," - возразила я. "Мы едем на свадьбу," - сказала она.

Канчипурам - ещё один святой город индуизма: как пишет туристская литература, он входит в семерку наиболее известных священных городов. Его называют "золотой город тысячи храмов". По величине он сравним с Мадураем, даже несколько больше: 170 тысяч человек - и так же известен производством шелка. Золотым его можно назвать вряд ли - поскольку его храмы, в отличие от Мадурая, где все сияет и блестит, не реставрировались, наверно, тысячелетиями. В Канчипураме ныне есть элемент запустения - может, оттого что это не туристский город: не на пересечении путей. Но храмов действительно поразительное количество, и первый мы увидели, пока ехали на автобусе.

Увидев огромный храмовый комплекс, про который мне сказали, что он посвящен Вишну, я поспешила выйти, решив, что это главный храм. И зря, потому что он оказался далеко от центральных храмов, где я хотела остановиться, и пришлось туда добираться на местном автобусе. От автобуса мы дошли до центрального храма Экамбарешварар, но смотреть его не стали: Сияна падала от усталости, и я стала прежде искать ночлег, поначалу безрезультатно. В восемь часов улицы ещё не были пустынны, рядом с храмом было жилье и оживленное взаимодействие индусов - но видно, индусов тут было слишком много, чтобы осталась комната и для меня.

"Дешево и сердито? (Сheep and best?)" - спросил меня один из моторикш, стоявший в толпе общавшихся между собой индусов, к которому я обратилась с вопросом о гостинице. "Мне не нужно "best",- улыбнулась я (мол, я не из Америки).- Мне только на одну ночь." И владелец мотоциклетной кабинки увез меня обратно на автобусную остановку, где стояло несколько больших гостиниц для индусов с фиксированными ценами. Я дала ему 10 рупий, как дала бы везде: "O'key?" - "Если Вам нормально." Я поняла, что в этом, не испорченном туризмом городе, могла бы дать и пять, но, конечно, не стала брать деньги назад: все же он проявил внимание.

В первой и второй гостинице мне сказали: "Мест нет: свадьбы!" Зато в следующей, "Krishna Lodge", с фиксированной ценой 70 рупий, мне без заминок выдали ключи от номера на третьем этаже: несколько обшарпанного, но с обычным вентилятором и душем - который, правда, не открывался как надо, зато из крана текла горячая вода, чего в приморских гостиницах обычно не было. В городе, удаленном от моря, это было кстати. "Писатель," - сказала я на вопрос о роде занятий, когда служитель заполнял графу в гостиничной книге, чтоб как-то оправдать появление затемно женщины с ребенком в этом бараке. Мальчик принес чай, который разливался тут же в гостинице, и пару серых, хотя и чистых, покрывал, и мы сразу уснули.

С утра я подняла Ясю, торопясь посмотреть храмы, чтобы потом успеть в Мадрас на какой-нибудь поезд. Самый известный храм Канчипурама Экамбарешварар знаменит тем, что в нем растет манговое дерево, которому три с половиной тысячи лет. Его четыре ветви дают плоды с разным вкусом, символизируя четыре ветви знания Вед: Ригведу, Яджурведу, Самаведу и Атхарваведу, растущих из единого корня арийской религии. Само же это древо знания, как и все храмовые деревья, посвящено Шиве.

Легенда говорит, что под ним с Шивой сочеталась дева Камакши - ещё одна из южных шивиных невест. Её имя, вероятно, связано с индийским "кама" - "желание". И этот откровенный смысл делает её главной богиней индийских свадеб. По сравнению с Каньякумари, где на первый план выходит девственная чистота, или Минакши, утверждающей совершенство материнской питающей любви, Камакши не столь возвышенно-абстрактна, и любовь божественная тут идет рука об руку с человеческой. Если на современных изображениях Минакши и Каньякумари стоят со своими птицами, то Камакши обнимает шивалингам - на фоне дерева Шивы.

Резонно спросить: при чем тут древо Вед? Пойдем дальше библейского вывода, что познание и сексуальная страсть одно и то же: вглубь истории. Камакши тогда предстанет духом дерева и им самим. Жизнью дерева - и древом жизни. Шива, как первый алтарь: камень под деревом, - его знак и символ: обозначение и обрамление, подчеркивание внутреннего содержания. Когда камень обозначает дерево, Камакши есть жизнь, Шива - её отражение в сознании и само сознание. И наоборот: если живое дерево подчеркивает содержание мертвого камня, Камакши - энергия, скрытая во всем (Шахти и человеческая страсть), Шива - то, во что она воплотилась.

А можно в современной иконе Камакши увидеть тоненькое растение, прислонившееся к удобно торчащему высокому камню, чтоб не упасть, пока оно не превратилось в мощное дерево. Так жизнь пользуется разумом и опирается на него, чтобы обезопасить свое существование, а потом набирает собственную силу. И в чем-то символично, что древнее дерево в центральном дворе храма Экамбарешварар уже засыхает - хотя засохнет ещё не скоро, и на наш век его ветвей ещё хватит. Под этим широким деревом, раскинувшемся более в ширину, чем в высоту, разместился обычный алтарь с богами и священнослужителем, и оно обнесено невысокой оградой, предлагающей обойти его по часовой стрелке. А на камнях двора пандиты расстелили подстилки с храмовыми принадлежностями, на тот случай, если кому-то понадобится отслужить пуджу. Желающие есть - потому что чьей же поддержкой, как не богини Камакши, стоит заручиться перед свадьбой? - и конечно, она поможет, если что-то не в порядке с детьми и другими семейными проблемами.

Комплекс храма Древа Вед большой - потому удивляет его запустение и простор никому не нужного внешнего двора. Здесь нет и не может быть никаких охранников. Даже торговцы с него переместились ко внутренним воротам: входу в коридоры центрального комплекса. В квадратном пруду, где в храме Минакши торжественно сияет веселый желтый столб посреди чистой воды, в Эркамбарешвараре среди ряски плавает неимоверное количество толстых прожорливых рыб типа форели, темного цвета. Их тут же предлагают покормить воздушным рисом предприимчивые продавцы - и пребывающий у внутреннего входа пандит читает на этот случай специальную мантру. У пруда возвышается бык Шиванандин под крышей: пасмурной погоды, вероятно, хватает. На ограде его постамента висели большие красно-желто-зеленые свадебные венки.

Во внешнем пустынном дворе ближайший ко входу алтарь - Ганеши , маленький алтарь в большой арке цветного помещения. Мы купили маленькое храмовое изображение бога-слоненка в цветном венке. У входа внутрь храма нам ещё предложили две свечки: фитилька в тарелочке с маслом - для двух главных алтарей, которых я уже не помню. Помню, что взяла лишь одну, чтобы Яся не сильно перемазалась маслом, и мы зажгли её как можно быстрей, дойдя по широкому коридору до одной из темных статуй, у которой столпились люди. Фресок я тоже не помню, хотя они там были, или должны были быть на потолке. Всё же реставрация дает памяти преимущество. Древность же окрашивает все без различий в коричневые тона, где стирается всякая разница, остается лишь чувство комфорта чего-то привычного, о чем не надо помнить. Хотя издали белые башни-гопурамы храма Древа Вед выглядели как новые.

Моторикша, который нас привез к этому храму, заметил, что рядом есть ещё четыре, и ожидал меня у входа. "Я не просила Вас меня ждать," - сказала я. "Кроме этого храма, рядом есть ещё," - напомнил он: и конечно, он был готов отвезти меня ко всем четырем, и к храму Вишну, что за 5 км, и к ещё к какому-то, в 25 км отсюда. "Не хотите ли Вы купить шелковые изделия?" - спросил он также: вероятно, имея свой коммерческий интерес. Это в мои планы никак не входило: но ближайшие четыре храмовых комплекса можно было посмотреть. Однако тут какие-то торговцы стали помогать этому рикше набить себе цену, и я пошла своей дорогой, вскоре встретив другое предложение. "40 рупий за 4 храма," - сказал велорикша, и мы с дочкой предпочли катание в велосипедном ритме.

На покачивающемся сиденьи мы очень неторопливо поехали по деревенского вида дороге, уводящей от центра в сторону железнодорожной станции, напевая по пути "Санта-Лючию". И первый из храмов, куда довез нас рикша, был похож на музей - потому что людей там не было. Правда, не было и билетной кассы, а обувь полагалось снимать, как это сделали двое выходивших из него людей. Среди белых скульптур вставших на задние лапы львов, танцующих апсар и гандхарвов, птиц и других божественного вида созданий, летали настоящие зеленые попугайчики. Помещение с этим барельефом заканчивалось пирамидой внутреннего храма, но он был закрыт. В конце двора этого небольшого храмового комплекса какой-то человек тихо делал что-то хозяйственное: быть может, здесь и предполагался ремонт - бежевые барельефы со временем становятся коричневыми, а потом и черными. Мимо нас спокойно прошла изящная женщина с типичным в Индии большим блюдом на голове - неся строительный материал. Потом я в углу всё же увидела пандита: он беседовал с каким-то мужчиной.

Я поблагодарила рикшу за доставку, но сказала, что мне больше нравятся действующие храмы. Он воспринял это однозначно, и в следующем храмовом комплексе, расположенном ближе к центру города, купил мне типичную тарелочку для пуджи с кокосом и двумя бананами. Мы с дочкой дошли до священнослужителя, который разбил кокос, вылив его жидкость к своему алтарю, и вернул нам его, освятив также и бананы. Я попросила потом у продавщицы нож, и наш рикша помог отковырнуть твердую мякоть кокоса: нашей любимой еды. В храме мне запомнились свадебные процессии, ожидавшие церемоний. Пятиэтажные гопурамы этого храма, с осевшей на скульптуры серой городской пылью, у основания которых расположились коровы-шиванандины, точно следовало бы почистить.

Третий храм: Храм Камакши - был самым оживленным, центральный купол его и центральная пирамида были золотыми. На вход в святилище продавались билетики по две рупии, и за ними стояла длинная очередь, с очень медленной скоростью просачивающаяся во внутренний храм. Билетер сказал мне: "Hindus only",- и потому билет я не купила, а просто прошла в веренице индусов через повороты дороги по периметру внутреннего храма к алтарному помещению, где билет у меня никто и не спросил - но там было уже слишком много народу, чтобы нам почтить Камакши вблизи. Зато продавец на входе подарил нам с Ясей её карманную иконку - когда узнал, что мы из России.

В алтарном варианте Камакши изображается застывшей в позе лотоса на круглом диске: в красной одежде с золотыми украшениями, отмечающими все точки чакр. Четыре её руки перекрывают белый свадебный венок, который остается позади на зеленом фоне: две из них держат её атрибуты, две - раздают благословение. На голове - многоэтажная золотая корона, переходящая в пирамидальные серьги. За нею - тонкий белый Месяц Шивы. И такие же два белых полумесяца огибают лук бровей, и их белый фон очерчивает красную точку третьего глаза. Справа от золотой Камакши - маленькая синяя скульптура Шивы, касающегося рукой сердца.

Это в строгом скульптурном виде, а в изобразительном - Камакши сидит в огромном цветке лотоса на фоне резного круга-мандалы, со всеми украшениями в точках чакр (они могут быть двойные и тройные: чакр не семь, а больше). И держит лотосы в двух руках - как Лакшми, супруга Вишну: она отождествляется с богиней любви и процветания (и значит, Шива сливается с Вишну - в любви. Здесь можно вспомнить, что и темнокожий бог любви Кришна, вобравший в себя яд мира, являет черты и Вишну, и Шивы).

Третьей рукой Камакши, как и Лакшми, сыплет золото в переполненную чашу (богатому дается!) - из энергетического центра ладони, отмеченного красным кругом с точкой посередине. Четвертой рукой, с таким же кругом, просто оказывает энергетическую поддержку снизу - как наши экстрасенсы. Деви Камакши окружают трое святых: мальчик, зрелый мужчина и старик в оранжевой одежде, с четками и посохом - а может, это один и тот же. И бог-конь, сложивший руки в молитвенной позе: в такой же, как и она, многоэтажной короне, с раковиной и важдрой (атрибутами Вишну). Можно добавить, в барельефах есть не только быки: коней тоже хватает.

Посреди храмового бассейна комплекса Камакши, кроме обычной башенки с колоннами, сидит скульптура в позе лотоса. В храмовом дворе стоит небольшая полосатая ступа (в память какого-то святого) под крышей (все же здесь дожди, видно, бывают). И разлапистое дерево с ленточками исполнения желаний, под которыми лежит своеобразное приношение - груды обычных красных кирпичей, тоже с завязочками. Может, это здесь такие красные шивалингамы - а может, как символ строительства: это столь естественно смотрелось, что мне не пришло в голову никого об этом спросить.

Четвертый храмовый комплекс меньшего размера и похож на первый. Во внутреннем здании проход посреди барельефных стен ведет к трехэтажному небольшому храму. Это опять же храм спящего Вишну - где Творец в разных своих пределах лежит, стоит и сидит. Сначала открыт был только средний. Но в храм, кроме нас с дочкой, подошли ещё двое молодых людей - и два пандита в белом открыли запертые комнаты, проведя нас по лесенке вверх и пропели мантры во всех трех, всякий раз благословляя присутствующих короной и угощая какой-то терпкой травкой (вкус которой я запомнила и в храме Вишну Маммалапурама). Как обычно, нам больше всего понравился верхний предел спящего Вишну, здесь более просторный - с единственной скульптурной группой. Колонны во внутреннем дворе украшены львами.

Потом я съездила на железнодорожную станцию - точнее полустанок, откуда электричка шла в Мадрас лишь через три часа. Пришлось опять ехать на автобусе. Может, зря я торопилась - лучше посмотрела бы оставшиеся - 995 храмов - или купила что-нибудь из шелка: всё равно я уже не успела в билетную кассу восточного направления, которая в индийской манере закрылась в два часа дня, хотя мне сказали в Канчипураме, что она работает до четырех.

Я намеревалась ехать в Ананданагар : город, построенный по социально-экономическим принципам индийского философа Анандамурти: посмотреть ещё одну модель духовного поселения, кроме Ауровиля. Но при сжатых сроках нашего путешествия оставаться в Мадрасе на сутки или более мне не захотелось. Меня смущало его население - 6 млн человек, огромные плакаты рекламы на улицах, портреты политиков с сытыми довольными физиономиями и нахальные рикши. К тому же мне сказали, что прямого поезда нет: сначала было добраться до ещё одного мегаполиса - Калькутты , а потом брать очередной билет на поезд до Пурильи , до мало кому известного полустанка Пундаг , и там ещё добираться своим ходом. Последнее смущало меня меньше всего: я вполне представила себе, как встречу какого-нибудь человека в оранжевом, поприветствую его мантрой искомого направления: "Бог во всем" (буквально "чту Отца всего, который только единственно и существует") - и он догадается проводить нас, куда нужно. Но два мегаполиса за четыре дня - для Индии это много.

Хотя и в Калькутте есть чего смотреть: недаром же это город Кали, выходящий в уникально широкую дельту Ганги. А Ченнай - ныне так называют Мадрас - город "золотой змеи" Шивы, где есть храм Капалешварар - вероятно, не хуже храмов в Тривандруме или Канчипураме. Там можно посетить маяк, с которого видна панорама всего города, и посмотреть статуи великих людей на набережной. Строящиеся повсюду большие статуи - новое поветрие: индусы укрепляют свою историю, решив использовать достижения современной цивилизации. Они ими очень гордятся - и рикша, который возил по Ченнаю мою спутницу, убеждал её сфотографировать каждую и удивлялся, почему она этого не делает. Но она прежде всего ездила смотреть огромный: самый большой в Индии костел Святого Фомы - того самого Фомы неверующего, который крестил индусов, а в 78 году нашей эры по преданию был казнен в этом городе. В Мадрасе, четвертом по величине городе Индии и главном её католическом центре, обосновалось в свое время и Теософское общество . И центрами надийской астрологии Ченнай тоже известен.

Я посмотреть храм Святого Томаса не успела: на вокзале работали кассы южного направления, и через час был поезд в Бангалор , стыковавшийся с другим в Путтапарти - к Саи-Бабе, куда мы попадали уже утром. И я, поддавшись общему стандарту, выбрала этот быстрый переезд, хотя можно было бы посмотреть и Бангалор: индусы говорят, что это красивый город, известный своими светящимися фонтанами. Европейцам он нравится. И история Индии, которую рассказывают индийские храмы, там, несомненно тоже есть.

Путтапарти: Индия для индусов

Быть может, это покажется странным названием для главы, посвященной популярному у нас и известному во всем мире чудотворцу Саи-Бабе. Но основное мое позитивное воспоминание о Путтапарти - огромные кварталы зданий ашрама и целительского центра, чистые и с просторными проходами между ними. Можно было поразиться размерам этого строительства. И мне показалось, что главное, чего добился этот человек, почитаемый богом,- обеспечил расцвет своего родного города, расположенного в ужасно жаркой и совершенно безводной местности.- Ведь, когда мы попросили отвезти нас к реке, рикша привез к какому-то углублению, память о воде в котором могла сохраниться лишь исторически. А ближайшее озеро расположено в 25 км. Это место никогда бы не привлекло туристов и финансов, если бы не Саи-Баба.

Но теперь - от Бангалора до Путтапарти шел специальный поезд в 4 вагона, и когда он пришел на новую станцию, недавно выстроенную Саи-Бабой, всех его пассажиров собрал специальный автобус. Мы напрасно торопились, собирая вещи и поднимая сонную Ясю в 4 утра. Служители станции спокойно проверили у всех выходящих билеты, а автобус долго ожидал, чтобы на станции никого не осталось. Полчаса от ехал и остановился прямо у центрального входа в ашрам "Прашанти Нилаям".

Что же касается интернационального духа: то есть духа объединения людей на некоем новом уровне - то в ашраме Саи-бабы я его не почувствовала (в отличие, скажем, от Матри Мандир Ауровиля). И несмотря на столб с изображением единства пяти религий - эмблему его веры, расположенную в саду за оградой, в "Прашанти Нилаям" я ощущала атмосферу современного индуизма, вытекающего из индуизма древнего: как наше нынешнее православие - из веры князя Владимира. Индуизма, пышно расцветающего в современной ситуации: но приспосабливающегося к ней и при этом что-то теряющего. То ли затаенность древних храмов, то ли простоту йогов, а может, индивидуальную ориентацию религии индусов на себя самого: свою мантру-молитву, свою пуджу, которая служится тобой или твоим помощником-пандитом ради твоих дел. Толпа, которая окружает живого бога, способствует десакрализации. Хотя его хранят алтарь слона- Ганеши при входе в ашрам - и типично индуистское дерево Шивы со множеством каменных змей под ним, которым искренне молятся индусы.

Для иностранцев же, которых потрясает индуизм, как достояние самого Саи-Бабы, вокруг ашрама раскинулась сеть магазинов с его символикой. Цены такие же, как и везде для иностранцев. Отношение - тоже. Вокруг Саи-Бабы слишком много коммерции: так ли оправдано это соединение сакрального с мирским? Когда я ехала на поезде в Тривандрум, мой занимавшийся коммерцией попутчик-индус сказал, что не верит Саи-Бабе: "По-моему, он просто делает деньги". В Каньякумари я разговаривала с двумя приятелями-индусами, один из которых верил, что Саи-Баба - воплощение Бога, а другой - нет. Но поскольку они были индусы, они на эту тему не спорили: вера - личное дело вкуса. И если человек не знаком с индуизмом в его более изначальном виде: с его живой верой, естественно растворенной в жизни индусов и этим делающей жизни Индии столь неповторимой и притягательной для иностранцев, то Саи-Баба может открыть путь к этой вере. Как и у нас: не всем же ездить в Загорск, кого-то более привлекает недавно отстроенный храм Христа Спасителя (наше правительство, во всяком случае).

В ашрам "Прашанти Нилаям" в основном приезжают местные индусы, с обычной целью целительства. Их подавляющее большинство - хотя толпа иностранцев тоже внушительная: особенно если посмотреть на очередь, которая выстраивается для регистрации и устройства в ашрамные комнаты и движется с обычной замедленной скоростью индийской бюрократии.

Нельзя сказать, чтобы ашрам встретил нас гостеприимно. Когда мы в пять утра в темноте подошли к его воротам, охранники-савадалы не пустили нас даже к стоящему у входа алтарю Ганеши, сказав: "Подождите у входа, пока не приедет Саи-Баба - без его присутствия мы ничего не можем делать." "А когда он приедет?" - спросили мы. "В десять-двенадцать",- сказал один. "В шесть вечера",- сказал другой. Я не стала ждать и вышла из ашрама - тут мне повезло, я встретила иностранца, не помню, из какой страны. Он пообещал проводить нас к гостинице своего знакомого индуса. Он привел нас к нему - индийский городок Путтапарти ещё спал - и сказал: это друзья. Индус тогда предложил нам комнату за 200 рупий, и уступил за 150, переспросив моего случайного знакомого: "Это действительно друзья?" Комната была на втором этаже дома, где жила его семья, но явно была предназначена для сдачи с двумя другими: как хороший источник бизнеса.

Мы выспавшись в гостинице, а в двенадцатом часу приехал Саи-Баба: его встречала цветами и мандалами, нарисованными на дороге, толпа народу по обеим сторонам узкой улицы. Мне в ожидании долго оставаться не хотелось, и я пока пошла купить билет на следующий вечер в Дели и Джайпур, куда планировала ехать далее. Билеты на поезд продаются на автобусной остановке: очень удобно для приезжающих, но, возможно, с некоторой наценкой (если я правильно поняла это из беседы тех индусов, которые про это спрашивали). Надо добавить, на семилетнюю дочку я билета нигде не брала, и одной полки нам хватало, если все места были заняты. Контролер лишь один раз спросил, сколько ей лет. Я ответила: пять, и он сказал, что на неё положен билет, но на этом дело и кончилось. Впрочем, Ясю на третьей полке было не видно, если она там лежала - что она делала, конечно, не часто. А индусы возят детей бесплатно лет до двенадцати: об этом я проконсультировалась, конечно, не в билетной кассе для иностранцев, а с самими индусами.

Поскольку теперь вход в ашрам был открыт, мы сначала попытались там поесть. В ашраме две столовые: индийская и европейская. Про европейскую нам сказали: завтра (если руководитель приехал сегодня, это как раз индийская скорость). К индийской стояла очередь за купонами: дешевыми - 6 рупий. Но и еда была соответствующей, и я с трудом могла понять, что из этого сможет съесть моя дочка, а отвечать на мои вопросы здесь никто не собирался. Женщины и мужчины питаются в ашраме отдельно, за длинными столами, стоящими рядами, и женщины не так легко говорят по-английски, чтобы на раздаче объяснять иностранке содержимое блюд.

К двум часам мы пошли на церемонию появления Саи-Бабы. Савадал у входа с индийской перестраховкой посоветовал нам приходить к половине второго. С час мы ждали у входа в огромный ашрамный храм, потолок которого напоминал дворец, а в центральном месте был Ганеша . К сожалению, савадал не дал мне его сфотографировать даже снаружи, где была красиво сделана группа Рамы , Ситы и Лакшмана , понравившаяся Ясе. Видно, индийский чудотворец, кроме любимца индусов - Ганеши, опирался и на образ Рамы: неслучайно, его мантра - "Саи-Рам".

С улицы длинная очередь, в которой мы стояли, переместилась во внутренний двор храма, где женщины ещё с полчаса рассаживались в ряды. В храме в левой половине сидят мужчины, в правой - женщины, следуя индийской традиции, и проходят в храм отдельно: с одного входа мужчины, с другого женщины, рядами согласно жеребьевке. Мне повезло: наш ряд вытянул первый билетик. "O, how we are happy! (Какое счастье!)" - воскликнула иностранка, сидевшая рядом. Удача мне сопутствовала и ещё в одном: у меня на входе ничего не отобрали. Я имею в виду кошелек с деньгами и документами, с которым я не расставалась - а другие сумочки моего типа во множестве валялись рядом со входом, и у людей была потом проблема их найти. А бутылку с водой, которую я запасла на случай долгого сидения, пришлось оставить. Однако пару автоматов с водой в храмовом зале было. Больше я ничего не брала, тоже к счастью - потому что охранницы-савадалки обыскивали всех таким же миноискателем, как в аэропорту, но гораздо тщательнее, пропуская через магнитную дверь и водя вдоль тел своим прибором.

Правда, в очереди я была далеко не первой, и мне уже сказали садиться во второй ряд на центральной дорожке, либо в первый на боковой - я предпочла второе. Если сидеть часами, лучше, чтобы оставалось свободное пространство хоть с одной стороны. Но тут к нам с дочкой подошла одна из савадалок: уверенных молодых женщин в цветастых сари - и сказала пересадить Сияну во второй ряд: детей в первый ряд сажать не положено. Яся очень расстроилась, и я попросила савадалку подождать: пусть посидит пока в первом ряду, пока народ рассядется, а потом я её пересажу. "А то она раскричится, и мне будет её не успокоить: ребенку ведь тяжело долго сидеть." - "Это ваши трудности," - отвечала она. Но всё же согласилась на отсрочку, и моя дочка сама пересела во второй ряд, когда увидела, что и тут места скоро не будет: мы сидели друг к другу вплотную.

Сзади от меня сидела приятная девушка-японка. Она читала какую-то книгу. Я спросила, какую - она ответила: вы не знаете, это наш японский учитель. Потом она закрыла глаза и стала медитировать. На даршане: явлении народу Саи-Бабы - она была второй раз. Ещё у двух женщин среднего возраста я спросила, не русские ли они - это оказались итальянки. Японцы всегда выглядят очень скромными людьми: скромнее индусов, итальянцы столь же отвязанные, как русские - потому я и спросила. Остальные были индусками. После усаживания гостей стали рассаживаться постоянные обитатели ашрама: мужчины в белом и группы мальчиков, тоже в белом - ученики школы Саи-Бабы.

Мы сидели часа полтора - до четырех, и потом появился Саи-Баба. Пройдя по длинному красному ковру, по обе стороны которого сидели люди, он довольно быстро миновал женскую половину и несколько задержался на мужской: с женщин что возьмешь! а с мужчинами можно и поговорить. Я издали видела, как в одном месте он сыпал из руки пепел. Но поскольку сидишь на полу, дальше уже ничего было не видно - только его шевелюру на противоположном конце зала. Вероятно, он вызвал на интервью кого-то из мужчин-гостей. Потом вернулся в середину к Ганеше и стал что-то говорить ученикам - нам было не слышно. Потом он удалился во внутреннюю часть своего храма. Через час: в 5 часов - должны были быть песнопения-баджаны, потом он должен был пройти мимо нас: я уговорила Ясю этого дождаться. Но сначала мы все же вышли за пределы храмового зала - хоть нам и говорили, что мы можем потерять свое место. Мы взяли свою бутылку с водой, вернулись в гостиницу и выпили горячего бульону, который иногда делали кипятильником из кубиков, а потом с моей способностью прорываться через все барьеры, вернулись обратно.

Песнопения продолжались примерно полчаса: микрофон пел мантры, а зал их повторял. Не знаю, был ли то голос Саи-Бабы: потому что микрофон срезал половину обертонов, и эмоционального наполнения этого пения я не понимала. Потом Саи-Баба наконец пошел мимо нашего ряда. Он шёл неторопливо, но не останавливаясь - издали отстраняя прижатой к телу рукой с надеждой протягиваемые ему письма. Мол, не сейчас, лучше переключитесь на другое: этот жест отстранения был одновременно и благословением. Мне сперва показалось, что ему следовало бы не отказывать просящим в их трогательной вере и брать эти письма. Но после его ухода в зале возникала дымка медитативного состояния: и многие оставались медитировать. А мы с Ясей, с радостью, что все уже закончилось, поспешили домой.

При выходе я попыталась увидеть русских. Одна экзальтированная дама делилась своими двухнедельными переживаниями с другой - ничего не воспринимавшей, но очень желающей что-нибудь ощутить. Три алма-атинские девушки возмущались тем, что у них отобрали матерчатые кошельки и заставили переложить деньги просто в тряпочку. Я вновь встретила этих девушек, прогуливаясь по ашраму: вместе с увлечённым молодым человеком, который советовал им посетить музей истории религии в ашраме Саи-Бабы и один из индийских храмов города, куда можно было пройти, получив билетики в ашраме: для этого надо прийти в определенное место в определенный час.

Музей истории религии работает с 10-ти до 12-ти, и в него ведет длинная дорожка вверх на гору: вдоль неё написаны духовные высказывания Саи-Бабы. Она идет через место для медитации: дерево, под которым стоит алтарь в индийском стиле и сделана небольшая площадка - садик камней. В десять у музея образуется длинная индийская очередь, которая потом рассеивается. Музей трехэтажный: проходят мимо экспонатов по одному, под надзором савадалов, не обгоняя друг друга. Экспонаты сделаны тщательно и красиво - в основном это макеты, и в этот музей вложено действительно много труда.

Экспозиция начинается с телевизора, где океан выплескивает тысячи брызг и Творец испускает из себя разлетающиеся звезды и планеты. Потом показано овладение огнем и культ тех времен, когда люди верили в то, что боги принимают от людей дым костра и создают из него свои облака. Потом идет длинная индийская история "Рамаяны" и "Махабхараты", во множестве игрушечных сцен. По центру стоят прекрасные макеты храмов Минакши в Мадурае и Раманатхасвами в Рамешвараме, самая известная ступа Непала и самый большой католический храм Святого Петра в Риме. Часть экспозиции наполнена старыми Библиями и еврейскими Талмудами; мусульманская панорама другой изображает Каабу. На третьем этаже есть даже пирамиды ацтеков и мексиканские культовые маски - вот только что православного ничего нет! Выставка заканчивается лабиринтом, где человека встречает пятиглавая мать Шивы Гайятри, провожая его к выходу через извилистый узкий проход под медитативную музыку.

При этом не удивляет, что развитию индуизма посвящено подавляющее внимание, как религии, ведущей из древнейшего прошлого в будущее магистральным путем: остальные же выглядят боковыми ответвлениями того же самого. Несколько поражает лишь, что экспозиция начинается и заканчивается портретами самого Саи-Бабы, которые присутствуют по всей длине экспозиции, и это может раздражать непосвященного: ну ладно ещё, пришествие в начале и конце времен - но вдоль всей истории религии! изображений Саи-Бабы как-то уж слишком много. Для индусов-то это нормально: они привыкли молиться Богу, будь Он в образе Саи-Бабы, каменной статуи, дерева, реки или горы. Но западный рациональный менталитет? Он не способен молиться камню, как это делали древние люди. Он не может не делать из камня фетиш, а из человека кумира. Просто не умеет. Стыковка западного рационализма с индийской преданностью (как меня спрашивали: "Are you devotee of Sai-Baba?" devotee - преданный) неизбежно выглядит как культ личности.

И если какие-то черты этого бросаются в глаза русскому человеку, это не значит, что зрение его обманывает: с позиции нашего восприятия, это действительно так. Саи-Баба - Бог для индусов и с позиции индуизма. Он в этом чист перед небом и людьми и не зарабатывает себе плохой кармы: индусы его понимают правильно. Но модель его деятельности лишена международного универсализма. И если рассмотреть её в мировом масштабе: весь этот индийский порядок очередей и обыскиваний, или западную преданность кольцам и портретам на футболках - это модель, унижающая достоинство и разум современного человека. И мне кажется, это вина и карма тех западных и наших людей, которые имели счастье общаться с Саи-Бабой.

В Индии много ашрамов, и везде, где есть западные иностранцы, эта проблема возникает - и решается разными путями. Но пока модели нормальной стыковки духовности Востока и рациональности Запада находятся только в стадии разработки, на ашраме Саи-Бабы можно было бы написать: "Hindus only". Контрастный пример являет ашрам Ошо Раджниша, который заполонили иностранцы, иногда полагающие, что индусов к их занятиям и медитациям вообще допускать не стоит (якобы в силу неразвитости нижней, сексуальной чакры или по другим причинам - я слышала такое мнение). Это может свидетельствовать лишь о том, что если с западным пониманием человеческого достоинства там все в порядке, то восточной духовности дефицит. А без пиетета к невидимой поддержке духовных сил: делающих очевидным единство мира, самосовершенствование остается лишь утверждением в собственном эгоизме.

Но я русский человек, и я люблю чудеса, а не их развенчивание. Я постаралась найти то, что бы отозвалось моей душе у Саи-Бабы. Мне понравилось высказывание, написанное по дороге на площадку для медитации: "Держите голову в лесу, а руки в обществе". Мне понравился и музей истории религии: индийским отсутствием казенности и медитативным настроением - это действительно музей религии, а не музей атеизма, к которым привык наш человек. И я купила фотографию, где Саи-Баба ещё молод: там выражена какая-то трогательная эмоциональность, легкая грусть, и нет той уверенной улыбки, которая ничего, кроме успешности, уже не выражает.

Сияна тоже с интересом отнеслась к чудотворцу, которого мы так долго ждали. "Он такой маленький и зажатый: как грибок!" - сказала она свое впечатление: действительно, черный шар волос на немножко сутулом сжатом теле в контрастно-оранжевом одеянии делали его похожим на гриб интересной породы, ярко выделяющийся на фоне незаметной зеленой травы. Но Сияна ничего не чувствовала, ни когда Саи-Баба проходил мимо нас, ни после. Ей явно не хватило ощущений, и она захотела вечером пойти погулять по каким-нибудь индийским храмам, но они все были далеко, и после дневного ожидания я считала нужным лечь спать пораньше, чтобы не накапливалась усталость.

Тем не менее ночью у Яси поднялась температура под сорок, с приступами рвоты и поноса. К утру ни сильный жар, ни рвота не прошли, несмотря на таблетки, и я стала опасаться, не подхватила ли моя дочка в поезде дизентерию от плохо вымытых фруктов или привычки брать руки в рот. "Вот, вы что-то говорили про Саи-Бабу, он вас и наказал. Нельзя - ведь это Бог!" - сказала наша спутница, столь же преданная Саи-Бабе, как и католицизму. Но я не думаю, что какой бы то ни было бог может наказать ребёнка за то, что он делает собственные выводы, как и его мама.

"Наверное, там была все-таки какая-то энергия, только мы её не заметили," - объяснила Сияна своё состояние в перерыве между приступами: перепуганная им не меньше меня. Я-то, конечно, грешу на жару, на долгое ожидание накануне и на близящееся соединение Марса с Плутоном в гороскопе Яси. Но так или иначе, факт остается фактом: из 18-ти городов, что мы за месяц посетили, отдыхая и проездом, это единственное место, где ей стало плохо. До и после её организм успешно справлялся с дорожными бациллами, не причиняя мне никаких проблем. Из чего можно сделать вывод, что для детей Путтапарти - не самое хорошее место. Видимо, недаром их просят не сажать в первый ряд. Астрологически, всякая материализация связана с жесткой энергией планеты Сатурн: планеты старости, символически противопоставленной Луне - покровительнице детей. Может быть, Саи-Баба воспринимается лучше более материальными людьми, и вокруг него более плотная атмосфера, чем это благоприятно для несформировавшейся психики ребенка. Я там не видела людей с детьми, если не считать индуску с откровенно больной девочкой-подростком. Разновозрастные классы учеников Саи-Бабы, одетых в белое,- другое дело: это уже местные жители, и я не знаю их распорядка и образа жизни. Я говорю о приезжих.

В такой ситуации я сменила билет в Джайпур на билет в Хардвар - по плану в случае болезни Яси сразу ехать в знакомый мне ашрам "Ауровэллей". Осматривать лишний город в ослабленном состоянии уже не стоило. Со стороны это может показаться сумасшедшим решением: ехать туда было двое суток. Или перестраховкой. Но в душном Путтапарти среди толпы народа моя дочка быстро выздороветь не могла. В ашраме был больничный центр - но далеко, и я не столь церенаправленная мама, чтоб тащить еле живого ребенка по жаре на рикше неизвестно куда и с неизвестным результатом. Я спросила савадалов у входа по поводу моей ситуации, они сказали: что вам нужно - таблетки или врач? Я сказала: таблетки - они указали на ларек за пределами ашрама.

Моя преданная Саи-Бабе спутница полностью поддержала меня в этом решении: "Конечно, поезжайте в ашрам, где у вас есть знакомые, - сказала она.- Там вам уделят внимание. А тут слишком много народу." Весь день я не отходила от Яси в комнате, а вечером мы с ней пошли на последний автобус в Дхармаварам. У неё ещё оставалась температура, но у открытого окна было уже не жарко, и её не слишком укачало. По дороге мы с удовольствием увидели то озеро, которое служит отдушиной этих краев, и пейзажи индийской деревенской жизни.

Интеллигентная Индия: из Бангалора в Дели

По типичному кривому маршруту, в темноте гудя во всю мощь, автобус миновал индийский городок Дхармаварам , с обычными узкими улочками, где в углублении домов были насквозь видны магазины и где у уличных плит мужчины варили и пили вечерний чай. И выехал к пустынной станции, где уже не было индийской сутолоки, а была комната ожидания: с занимавшем полкомнаты большим столом посередине и стульями по краям, и, как обычно, кабинками душа. Индусы использовали стол для ужина, купленного на перроне станции. Мне бросился в глаза плакат, на котором руки несколько разного цвета и в разных одеждах держали индийский флаг, и было написано: "В единстве - наша сила". Комнату украшали и другие плакаты с достопримечательностями Индии, утверждающие древность её культуры.

Сдвинув несколько стульев, я уложила на них сумку и совершенно спящую Ясю и пошла узнавать, в каком месте перрона остановится мой вагон. Мне это сказали довольно точно, и когда подошел поезд, мы без проблем нашли свое место среди спящих индусов: я запустила Ясю на нашу третью полку, а сама легла на пустовавшую вторую, которую, к моему комфорту, никто так и не занял. Может быть, потому что подо мной спала молодая женщина, а больше женщин рядом не было. А может, потому что наш вагон был с пометкой Т: то есть спальный вагон, куда не положено садиться, как в общий. Этот вагон в поезде располагается между вагонами 2-го и 1-го класса: обычными спальными (S) и air-conditionеd (A) - вагонами с кондиционерами. За ними в хвосте поезда едут общие, жесткие вагоны.

Проснувшись утром, я обнаружила, что мои соседи - что называется, интеллигентные люди. В Индии, как и у нас, юг привлекает своим звонким языком и радостной включенностью в жизнь: он более природен и вместе с тем более дик. Северо-центральная и особенно северо-восточная часть Индии: от Дели к Варанаси, несомненно более интеллигентна, хотя этот культурный универсализм влечет за собой некоторую потерю своеобразия.

Индусы, ехавшие в столицу из регионального центра Бангалора, известного своим университетом, общались так, как общались бы хорошие русские: угощая друг друга и без проблем по ходу движения меняясь местами, чтобы было удобно всем поесть, поспать и посмотреть в окно. Я естественно попала в орбиту их отношений. Когда в ответ на предложенный виноград я сказала, что моя дочка сейчас есть не будет, поскольку у неё накануне ночью был жар и тошнота, мой сосед осведомился, чем я её лечила, и сказал, что у соседей есть хорошее лекарство от температуры. Моя соседка тут же мне его предложила, и я ответила, что воспользуюсь, если температура поднимется снова.

С этим индусом, уже в возрасте, мы поговорили о политике. Сначала, когда я описала маршрут моего следования, он сказал: "Вы счастливый человек: Вы верите в Бога." - Я и вправду чувствовала себя счастливой, поскольку температура у Яси вполне прошла и ко мне вернулось прежнее чувство защищенности.

А мой попутчик - то ли глядя на мой помятый в поезде вид, то ли проявляя на свой лад заботу - поинтересовался, удавалось ли мне в дороге перед посещением храмов совершать омовение. Я ответила, что купалась в океане при всяком удобном случае, а в гостиницах был душ. "Душ - это тоже годится", - утвердительно сказал мой попутчик.

Купаться перед всеми церемониями, вообще говоря, у индусов принято. Я знала это ещё из общения с кришнаитами в Ташкенте, лет 15 назад. Мы были там в августе месяце, а наши ребята собирались праздновать день рождения Кришны после уличной 40-градусной жары в современной душной квартире, с одеялами на окнах, дабы их соседи не стучали в стену или ещё куда.- Поэтому совершить под душем ритуальное омовение: перед поеданием 108 блюд, необходимых для этой церемонии, - было не менее актуально, чем в Индии. В Индии же рядом с каждым храмовым комплексом был квадратный пруд с храмовой башенкой посередине: раньше, видимо, они более активно использовались для омовений, но и сейчас не пустуют. И те индусы, которые толпами купались в море в Каньякумари или Рамешвараме, делали это специально ради праздничного посещения храма. Может, потому и не возникает неприязни в толпе индусов, что с гигиеной у них все в порядке. А в храме, конечно, может быть довольно жарко, особенно если там пуджа с огнями или какая-нибудь более длительная и многолюдная церемония, чем обычное индивидуальное прочтение мантры-молитвы или освящение цветов и фруктов священнослужителем.

Мой попутчик с очевидным пиететом относился к религии и подал милостыню проходившего слепому и мужчинам-гопи, одетым в женское платье. "Слишком много нищих," - сказала я ему, отчасти оправдываясь, что этого не делаю. "Это тоже - черта Индии,- ответил он с улыбкой,- а в России нищих нет?" Я отвечала, что раньше действительно почти не было: "В советское время была хорошая система социальной защиты. Сейчас есть, а но у нас хуже отношение к нищим. В Индии это культурная традиция, здесь можно жить на улице и питаться на подаяние. В России на улице жить нельзя. Нищие могут представить опасность, например, разводя на чердаках костры..." - но это было несколько в сторону: сходу описать кардинальную разницу между индийскими садху и русскими бомжами я не могла. Реже в поездах просили милостыню женщины с детьми, но они при этом красиво пели, или раздавали листки с просьбой о благотворительности в напечатанном виде - и в целом это выглядело куда позитивнее, чем выканючивание: "Люди добры!" в нашем метро. Апелляция к жалости - чисто русское явление. В Индии она не требуется.

"Вы знаете, Индия и Россия - друзья,- сказал мой сосед (в стиле: Хинди-Руси - бха бхай!) - Настоящие друзья: мы относимся к России не так, как к Европе или Китаю".- "Русские и индусы похожи,- подтвердила я.- У европейцев совсем другой менталитет. И у китайцев - тоже". Эта тема вызвала отклик и другого соседа, молодого студента, поначалу безучастно отсыпавшегося на своей третьей полке и не вписавшегося в общий контакт: он проснулся и попытался угостить окружающих, когда все уже поели. Но когда речь зашла о дружбе Индии и России, он с жаром принялся рассказывать о том, как студенческие демонстрации поддерживали Россию против Америки во время холодной войны и других конфликтах.

А пожилой сосед спросил: "Когда в России было лучше жить: до перестройки или после?" Мой молодой попутчик также выразил к этому вопросу живой интерес. "Это сложный вопрос," - ответила я: да, недаром в советские годы для выезжающих за границу проводилась политинформация! И в русской манере ругать все у нас происходящее я откровенно сказала, что появившаяся у нас гласность уже на исходе, если не считать, что она кончилась вместе с расстрелом парламента в 1993 году. Система социального обеспечения, медицины и образования пришла в упадок. Что же касается экономики, то пока роста производства нет. "Если социализм имел недостатки, то дикий капитализм не лучше," - сказала я. "То есть, не лучше?" - подытожили индусы. "Вероятно, нужна альтернатива."

"Вы видите её в Индии?" - спросил пожилой индус. Он считал Индию демократической страной - быть может, единственной и самой свободной в мире. В 1990-92 годах в Индии был экономический кризис, но начиная с 1993 года, после смены правительства, постепенно идет экономический подъём.

Тут у меня возник вопрос о западном влиянии, но индусы сказали, что американского влияния на свою страну никак не ощущают. "А Пакистан или в фильмах, например?" По поводу разжигания национальной розни пожилой индус согласился, заметив, что большинство населения там индусы. "А фильмы - это фантазии (сны, не имеющие ничего общего с жизнью)",- сказал студент. "Да я вижу,- сказала я.- Когда я в прошлый раз была в Варанаси, это меня порадовало. Но сейчас, когда я была на юге, в западной части, я вижу черты западной цивилизации: в торговле или строительстве... Культурное влияние-то есть",- индусы не спорили, но в целом были убеждены, что все западное идет мимо настоящей Индии, как это всегда и было в истории.

Но главное, чем меня порадовали индусы - тем, что они душевно включались в политические вопросы, в отличие от равнодушия к этому (точнее душевной ограниченности, замкнутости) западных людей, с которыми я в дороге имела возможность контактировать. Воодушевленная нашим межнациональным единством, я даже сказала, что было неплохо, если бы реализовалась идея союза России, Индии и Китая, возникшая во время вторжения США в Югославию. Пожилой индус был совершенно с этим согласен, хотя ранее и упоминал о разногласиях Индии и Китая.

А молодой индус рассказал, что в свое время хотел даже выучить русский, чтобы съездить в Россию. Язык он, конечно, не выучил, но теперь устроился на работу в ведущую турфирму: там ему будет доступна информация, и, может быть, он осуществит свою мечту. Я рассказала ему о том, что являют из себя в туристском отношении Москва и Ленинград, и расспросила об интересных местах Бенгалии, откуда он был родом. В Дели он жил десять лет, снимая трех-комнатную квартиру вместе с двумя студентами. Звали его Рамиш, или как-то так: узнав, что имя моей дочки - Сияна, которое я переводила как близкое английское "шайн", он сказал, что его имя тоже означает "сияющий". Обнаружив несомненную склонность к путешествиям, он оказался Стрельцом, как и она.

Рамиш угостил Ясю соком, та стала показывать ему свои рисунки, и нарисовала звезду: "Это моя самая яркая звезда - Юпитер". Затем она нарисовала вокруг нее ещё 22 звезды - получилась мандала. Она их сосчитала и украсила круг цифрой 22. Потом сверху она нарисовала сердце со звездой, а выше круг, и сказала: это голова, это сердце, а это тело. Рядом она нарисовала деревья и человечка, а с другой стороны симметрично ещё человечка, с таким комментарием: "Мальчик и девочка заблудились в лесу, а сердце помогает им найти дорогу". Не знаю, вдохновил ли её на столь философский рисунок наш сосед-Стрелец, или она его этим вдохновила, но потом они стали вместе рисовать людей, плавающих в лодке по морю. Это закрепило наш контакт, и Рамиш позвал нас в гости.

Поезд прибывал в Дели в 12 дня, пересадка на другой у меня была в 10 вечера, и днем я хотела, оставив сумку в камере хранения на станции, погулять по Дели и посмотреть храмы. С другой стороны, Ясе было бы нелегко без передышки шататься по городу целый день, и она очень хотела пойти в гости к этому дяде - и я, поразмыслив до следующего утра, приняла его предложение. Рамиш сказал пламенную речь о том, что ничего дурного у него в мыслях нет - но это я и сама видела: нас объединил интерес к путешествиям.

Правда, Рамиш сначала не выразил особого желания посетить храмы вместе с нами: это был единственный индус, который сказал мне, что он неверующий. Поскольку мое паломничество по святым местам Индии для любого её жителя однозначно свидетельствовало о вере, я сочла нужным объяснить, что изучаю мифологию разных народов. Это его вдохновило больше, что было для нас хорошо, потому что на городском транспорте с местным жителем попадаешь куда надо быстрее и дешевле.

Наш индус быстро прошествовал мимо рикш, отказывая всем, но успев договориться с кабинкой, в которой ещё один пассажир ехал в его сторону. И моторикша довез нас до трехэтажного домика, стоявшего в переулочке в ряду других подобных домов, где второй этаж, без коридора, но с верандой, кухней, душем и комнатами с широкими матрасами на полу, занимали индийские студенты. Мебели практически не было, кроме телевизора и стола с компьютером. Мы поздоровались с друзьями Рамиша и хозяйкой, которая по-английски не говорила. Он большим кипятильником нагрел воду в пластмассовом ведре и предоставил к моим услугам просторную кухню, где были остатки цветной капусты, яйца, молоко, рис, картошка, лук и десяток баночек специй - извиняясь, что так мало всего. Я поджарила картошки - наконец-то мы нормально поели. И освежились - точнее, согрелись в душе, потому что в комнате было холоднее, чем на улице.

Пока я готовила - с чувством, насколько современный быт похож в любой части света (хотя его упрощенный универсализм опять же нельзя назвать наилучшим), Яся смотрела телевизор, где днем шли американские мультфильмы и индийские сериалы. Моя дочка сказала, что они для прапрабабушек; и наш молодой индус был совершенно того же мнения. А по первому каналу показывали заповедники - это Яся и смотрела, сидя на полу на одеяле, пока Рамиш не принес ей местного тощего котенка, с которым она стала играть на теплой веранде.

Я хотела добраться до ближайших храмов и Кутаб-Минара, по карте расположенных в этой части Дели. И мы, наскоро отобедав и остановив городской автобус, сначала поехали в храм Бирла . Это был новый храм, и на обратной стороне улицы продолжалось строительство: возводили большую статую Ханумана - на мой эстетический вкус красивую: не каменно-прямую, а по-индуистски изогнутую. Хотя я лучше воспринимала эстетику древних скульптур и дух старых храмов, в этом храме было несомненно приятно находиться. Скульптуры алтарей были выполнены очень качественно, напоминая столь понравившегося мне Ганешу в Рамешвараме, и блеск нового металла не перекрывал их форм. Залюбовавшись алтарем Шивы и Парвати , Яся вернулась в него ещё пару раз, желая непременно бросить монетку и убеждая меня его сфотографировать. Здесь, как в новом храме, фотографировать было можно.

В следующем пределе Дурги , и какого-то святого, быть может, создателя или вдохновителя этого храма, священник подозвал нас сам - приобщая к религии цивилизованную молодежь. И вручил Ясе прасад: половину большого кокоса, который мы с Ясей доедали уже в ашраме. "Ганеша! Ганеша!" - далее обрадовалась Яся. И Хануман на выходе тоже был очень красив, побудив не только Ясю, но и меня сложить руки в жесте поклонения. Мы сфотографировали Ясю верхом на скульптуре льва, на выходе из помещения этого храма. "Как Дурга!" - сказала я. И из этого помещения с башенками, через зеленую аллею с искусственным водопадом, текущим с камней (и посвященным Шиве, подхватившем на плечи Гангу, когда она падала с небес), мы пошли к наиболее заметной пирамиде этого храмового комплекса. Она посвящалась Лакшми и Ганеше - хранителям мира, скульптуры которых стоят на фоне круга: мандалы Вселенной. Этот алтарь я сфотографировала, после того, как мы подошли к священнику. "Представьте: десять лет живу в Дели, никогда здесь не был," - сказал мне Рамиш, тоже впечатленный красотой храма.


Фото 28: Кутаб Минар

Затем мы поехали в знаменитый Кутаб-Минар . Это развалины средневекового минарета с сохранившейся башней - откуда было бы видно все Дели, если бы её не окружала на всякий случай по-индийски надежная ограда. И гораздо более древняя металлическая колонна: такая же, как те, что служат неизменным атрибутом всех тысячелетних храмов юга, но сделанная из 100%-го железа по непонятной современным людям древней технологии. Во мне отозвались тишина и зелень этого уединенного места среди современных городских улиц, где среди коротких пальм, не заслоняющих колорит ничем не испорченных развалин, бегают вездесущие бурундучки. "Представляете, я сам тут первый раз",- сказал наш индус.

Тут он нам неформально помог: по новому распоряжению, вход в Кутаб-Минар для иностранцев стал 10 долларов, а для индусов - 10 рупий, то есть ровно в 45 раз меньше (как принято и в наших известных музеях). Рамиш купил 2 индийских билета (для детей бесплатно): "Скажите, что Вы из Ладага (северная провинция Индии)". После того, как мы как следует загорели на юге, меня уже можно было принять за индианку с севера, с гор - о чем Рамиш сказал мне раньше, а теперь воспользовался своей находкой.

Но русые волосы моей дочки вызвали сомнение у контролеров: "Турист?" - спросили они, подозрительно глядя на меня и пакет у меня в руках. Я протянула им пакет и сказала, что я из Ладага. "А она тоже?" - спросили они, глядя на Ясю, и ещё что-то по-индийски, и тут мне осталось лишь прикинуться валенком, предоставив отпираться нашему индусу. Как оказалось, они спрашивали, из какого я штата. "Надо говорить: Уттар Прадеш и ноу хинди",- объяснил мне потом Рамиш. В Индии столько языков и диалектов, что я вполне могла говорить на местном и не знать хинди, а только английский. Так или иначе, но мы прошли.

Сами индусы часто говорят между собой по-английски, что меня удивило в поезде. Английский служит языком межнационального общения. По моему мнению, индусам всё же следовало бы перейти на хинди. Я потом в автобусе сказала Рамишу, что не люблю английский за его примитивность,- чем вызвала живую реакцию женщин, сидевших рядом, которые тут же спросили, из какой я страны. Интересно, что в автобусе Рамиш с нами не садился, как мужчина с женщинами, а на другое сиденье, если было,- так что это разделение соблюдается даже в переполненном транспорте столицы, к моему удивлению.

Отдохнув в тиши Кутаб-Минара, я хотела посмотреть вблизи Лотосный храм бахаитов , в виде цветка, который был детально виден с самолета, когда мы приземлялись в Дели. Он произвел на нас сильное впечатление монументального строения, отчетливо выделявшегося на общем рельефе. На карте эти достопримечательности, расположенные в юго-западной части Дели, были сравнительно близко друг от друга. Каким маршрутом шел автобус, что у него заняло час туда доехать - вдобавок, не довезя нас до храма метров 500 - уму непостижимо. Но, следуя индусской логике удобства, автобусы по зигзагообразным улицам городов ходят куда более волнистой линией, чем поезда по пустым полям Индии: следуя сразу во все четыре стороны, и я потеряла всякую ориентацию востока, запада и юга.

И мы приехали к Лотосному храму уже в седьмом часу, а он закрывался в шесть, в отличие от нормальных индийских храмов, которые в это время как раз всегда открыты. Нам удалось лишь перемахнуть через вездесущую проволоку очередного индийского забора и полюбоваться издали им и полной Луной, освещавшей не так чтобы сильно освещенные улицы какого-то мусульманского квартала: надо было торопиться обратно. Автобус обратно ехал тоже час, после заката стало холодно, и Яся замерзла и очень устала: Рамиш нес её до дома на руках.

Но там она согрелась, выпила чаю с молоком, съела омлет, и пришла в себя. Неверующий Рамиш, над матрасом которого висело поэтически-духовное высказывание на английском языке, на прощанье хотел подарить ей изображение Будды, сантиметров десять, но тяжелое - каменное, и я его не взяла - Яся поняла меня, как ни понравилась ей игрушка. И когда мы в темпе шли на автобус до железнодорожной станции, моя дочка очень осмысленно спросила: "Почему у нас в Индии столько друзей?" - "Потому что мы и сами проявляем дружелюбие," - ответила я, переводя её слова индусам, проводившим нас до автобуса.

Отдых на севере


Фото 29: центральная храмовая площадка у Ганги в Хардваре

Автобус опять ехал час, не довезя меня метров триста до станции "Олд Дели", которая отличается от "Нью Дели" в худшую сторону своим провинциальным видом. По дороге торговцы успевали зайти в автобус и продать там свои сладости и орешки, а кондуктор - выйти и что-то купить: правда, все это в очень быстром, непривычном для нашего человека, темпе. В поезд мы пришли за 15 минут, и мне пришлось уже сгонять с моей третьей полки расположившуюся там старушку. Женщина на полке напротив была с мальчиком чуть постарше Яси, который тут же спросил мою дочку, как её зовут. Мы с женщиной друг другу только улыбнулись, потому что по-английски она явно не говорила. Вообще же вид у людей, направляющихся из Дели в горы, был далеко не интеллигентный, и в большинстве они были замотаны в какую-то непрезентабельную одежду, поскольку было холодно.

В пол-шестого поезд приехал в Харидвар , до которого я сперва взяла билет; но когда стала выяснять, как лучше добраться до Райвалы , где располагался ашрам "Ауровеллей", рикша, сперва предложивший отвезти меня туда за 150 рупий, потом сказал, что лучше это сделать опять же на поезде. И я вернулась к тому составу, на котором приехала. Мой вагон, как и прочие вагоны, ехавшие до Харидвара, уже отцепили, и они уехали; но облегченная часть состава "Mussoouree-express": направлявшаяся в горный городок Муссури , который я посетила в прошлую поездку по Индии,- терпеливо ждала на станции, пока я в неё сяду. Я не стала рисковать и разыскивать кассу: ехать было 12 километров - полчаса, и билет обошелся бы мне в чашку чая, как я потом выяснила. Я зашла в первый попавшийся вагон и нашла пустующую полку, чтобы уложить Ясю. Контролера в это время не было.

Поезд не шел из Хардвара вдоль Ганги, в соседний Ришикеш: видно, уже давал о себе знать перепад высот. После Райвалы он сворачивал в Дахрадун , где я в прошлый раз тоже была. Если бы не накопившаяся усталость, я непременно заехала бы в эти, столь удобно досягаемые на поезде города: Дахрадун и Муссури - которые несомненно имеют свое горное своеобразие.

На полустанке Райвала я вышла практически одна среди множества пустынных путей, на всякий случай обнесенных со всех сторон колючей проволокой. Какой-то военный помог нам с Ясей преодолеть это заграждение, и я заглянула в стоявшую рядом будку военной части узнать, в какую сторону тут Ганга и наш ашрам. Начальник ответил, что тут три ашрама, но он знает наш - и отвез бы нас, если бы не был занят. Он попросил подождать, а потом направил другого военного подбросить нас на мотоцикле.

С индийской бешеной скоростью, продувая одежду насквозь, мотоцикл пару километров летел вниз по волнистой индийской дороге. Тем не менее он плавно вписался во все повороты и не пропустил тот, где стоял указатель на ашрам. Здесь мы с ним распрощались, и в утреннем тумане, под пение птиц, после шумных городов радуясь деревенскому пейзажу, ещё с километр шли к воротам, которые я сразу узнала. "Свами и Мария здесь?" - спросила я индийского мальчика, который помог мне их открыть. "Мадам," - позвал тот. Для Марии, помощницы Свами Брахмдэва - организатора ашрама, это был сюрприз: "Сима, ты? Глазам не верю! Свами Ди! Смотрите, кто приехал!"

Моему взгляду предстала радующая глаз картинка: руководитель ашрама в своем неизменном белом балахоне, но правда, ещё в таком же свитере и шапочке, вместе с другими индусами убирал в саду опавшие листья. Это был конец зимы, и на многих деревьях и кустах листьев ещё не было, на других они только начинали распускаться. Но в целом индийский пейзаж всю зиму остается зеленым, потому что пальмы и кактусы, и часть других растений не меняют свой внешний вид.

"Ничего, что я без приглашения?" - улыбнулась я. "Это дом для всех. Будьте как дома," - ответила Мария, и на этом формальности были исчерпаны. "А мы разве не посылали приглашения?- спросил её Свами Ди, подходя.- 21-го февраля открытие храма Шри Ауробиндо". Я знала, но не могла задержаться. "Мы посылали приглашение всем. Наверно, пришло после вашего отъезда,- сказала Мария, огорчаясь, что я лишь на четыре дня: Мы ждем человек 200-300."

Свами спросил имя дочки и о моем маршруте, не проявляя, однако, особого интереса, но, видимо, занимаясь улучшением моего состояния, потому что я почувствовала себя несколько лучше. "Какую комнату дать?" - спросила Мария не то меня, не то Свами. "Тёплую",- улыбнулась я. "Шестая подойдёт," - ответил Свами. "Да, конечно, шестая," - отозвалась Мария. В ашраме на дверях комнат написаны разные качества духовной жизни (которые в Индии можно встретить на ветвях мирового древа, как и на 12-лепестковой эмблеме Матери Мирры). На шестой висела табличка с тем же словом "Silence": тишина, который отмечает каждый поворот дорожек сада Матри Мандир и остается главным девизом Ауровиля.

Свами Ди напомнил, что скоро завтрак, и пошёл к индусам сгребать листья. Я взяла у Марии, говорившей: "Тут тепло, вам будет удобно", ключи от уютной комнаты с двойными дверями, коричневыми занавесками на окнах и двумя кроватями, на которых под покрывалами лежали одеяла наподобие матрасов. Конечно же, это была не гостиница, а лучше, хотя комнаты сделаны по принципу индийских недорогих гостиниц, с таким же душем и вентилятором. На стене висели фотографии Шри Ауробиндо и Матери. Я сказала Ясе, что буду полностью счастлива, если она сейчас ещё пару часов поспит, и она, забравшись под матрас-одеяло, на мое удивление, быстро заснула.

Я тоже чувствовала себя как дома - настолько, что проснувшись на следующее утро, в первый момент не поняла, почему передо мною нет знакомых шкафов.- Зато вернувшись домой, несколько дней просыпалась с ощущением, что ночую на какой-то большой и яркой индийской привокзальной площади. Правда, с ощущением не неприятным: надо куда-то ехать. В ашраме же было некуда спешить.

Свами Ди тоже никуда не торопился, хотя он и Мария эти дни были очень заняты. Маленький храм: низкий, но широкий, в виде восьмигранника и с трезубцем - древним символом Шивы - на крыше, был ещё не готов к принятию гостей. Жившие в ашраме индусы-мужчины с утра до вечера штукатурили стены, красили крышу, сыпали гравий на дорожку, а Свами руководил строительством. Я немного удивилась, почему он выбрал старый символ Шивы - трезубец, а не более универсальный Ом. А потом поняла, что это в духе этих мест - истоков Ганги: с которых, как говорилось недавно в нашей телепередаче, Индия планирует начать повсеместное возрождение индуизма, как основы своей культуры. Действительно, Хардвар, с панорамой храмов на вершинах близлежащих гор, куда ведет канатная дорога,- или Ришикеш - со статуей чудотворца-Шивы в водах реки, перед аркой нового храмового комплекса с колесницей Кришны и Арджуны,- воистину являют оплот индуизма. В том смысле, что там это по-современному живое явление - живее некуда. Это можно сказать о Варанаси и других городах, где каждое утро и каждый вечер проходит пуджа Ганге.

Мария с утра до вечера сидела за компьютером: Свами Ди поручил ей за неделю написать книжку про Ауровэллей, и она сказала, что чувствует себя как школьница перед экзаменом. С индусами она сажала кусты вдоль дорожки, и обсуждала со Свами, какие заказать подушки для медитации и одеяла для приезжающего народа. По утрам она проводила асаны в храмовой комнате, на рассвете более теплой, чем улица: в верховьях Ганги очень сухой климат, и большие перепады температур дня и ночи. Мария делала это с большим духовным мастерством, чем прежде: я как-то даже успела уснуть, пока мы отдыхали в позе трупа. Когда я несколько пришла в себя, я спросила Марию, не надо ли чем помочь. "Отдыхай и наслаждайся воздухом Ауровеллей," - ответила она. "Купаться-то сейчас можно?" - спросила я. "Конечно," - зима на севере Индии очень похожа на ленинградское лето.

Я совсем была не в силах что-либо делать: не то потому, что устала в дороге, не то потому, что духовные энергии этого места обратили все резервы моего организма внутрь. После напряженного дорожного общения не могло быть ничего приятнее лозунга молчания на дверях моей комнаты. Хотя показала Марии материалы моей поездки: её наиболее интересовало впечатление об Ауровиле и Саи-бабе. Делясь своими впечатлениями с Марией, я в какой-то момент так увлеклась, что даже перешла на родной язык. "Твоя мама сошла с ума - она говорит со мной по-русски!" - воскликнула Мария, обращаясь к Ясе, которую она по-испански называла милой чекитой. Ей очень понравились Ясины рисунки, которые ей сразу пришло в голову вставить в компьютер: "У этого ребёнка душа Ганеши". Сияна нарисовала для неё бога-слонёнка.

Мария сама не раз медитировала в Матри Мандире и хранила святую память об Ауровиле. Когда мы потом подарили ей раковины с ауровильского берега, она поцеловала их и сказала, что надо положить их на алтарь Ауробиндо. И я там сложила из белых остроконечных ракушек пятиконечную звезду Матери Мирры. А ещё одну положила к изображению Ганеши: закрученная, она ассоциировалась с хоботом слона. Кроме Марии, с теми местами был хорошо знаком пожилой индус, у которого в Пондичерри был свой дом недалеко от ашрама. Он большую часть времени жил в Ауровэллеи, и поскольку я сожалела, что нам не удалось остаться подольше в Пондичерри, из-за зимнего наплыва народа, предложил адрес и ключи своей квартиры, если я захочу туда поехать. Звали его Даендра - в честь Индры.

Свами, озабоченного строительством, я не донимала разговорами - проходя мимо, он лишь внимательно посмотрел большую красивую открытку с золоченым тиснением ауровильского храма Матери и планом Ауровиля с другой стороны, с практической точки зрения: надо, мол, и нам сделать что-нибудь такое - тут же спросив Марию, сколько это может стоить. Свами Ди был столь занят, что в день, когда я приехала в ашрам, даже не пришел на вечерний киртан. Пели индусы: школьный учитель - в ашраме был десяток детишек - и его жена, красиво выводившая рулады разнообразных песнопений в индийской манере, что для меня было очень интересно. Учитель пел медитативно глубоко, хотя не достигал такого совершенства, как Свами. Я тоже стала петь - русские песни между мантрами киртана, поддерживая хорошую традицию смешения духовных ритмов разных стран. Жене учителя, заведовавшей кухней, мое пение понравились так же, как и мне её,- и посмотрев, как мы с Ясей кушаем сложную индийскую пищу, она на следующий день приготовила картошку в мундирах и салат из сырой капусты.

Из не-индусов, кроме Марии, в ашраме жили только одна француженка, одна немка и одна русская - молодые и активно посещавшие киртан и утреннюю медитацию. В отличие от индусов-мужчин, занятых на строительстве, которым, очевидно, для духовной жизни хватало дневного взаимодействия со Свами Ди, реализовавшего свой идеал: "Вся жизнь есть йога". Немка уже лет семь жила в Индии, занимаясь программами образования детей. Русская, точнее эстонка - с красивым именем Ингрид, была с мальчиком-дошкольником возраста моей дочки: она планировала провести тут полгода до лета и к приезду гостей разбиралась с библиотекой. С француженкой я не общалась: всё же это очень самодостаточная нация. Начинали по-одному приезжать гости: прежде всего соотечественники Марии - колумбийцы, и Свами Ди тут же подключил приехавшего молодого человека к строительным работам.

Во второй вечер Свами опять не было, но пришло больше индусов: как я узнала, специально послушать русские песни. Я попросила Сияну спеть "Жаворонка" Глинки, которым она иногда радовала попутчиков в дороге, разучив его в музыкальной школе, но она не решилась. Киртан долго не начинался, и я начала его сама. Мне несколько не хватало пороху быть ведущей протяжных мантр, которые перебирали всех индийских богов, но меня поддержала Мария: песнопениями в честь Шри Ауробиндо и Матери, после чего я перешла на свои песни и завершила традиционными мантрами. "Хотелось бы послушать Свами Ди," - сказала я Марии в ответ на её признательность. "В самом деле: народ приезжает,- сказала Мария.- Завтра должен быть".

Это было воскресенье, когда песнопения были и вечером и с утра - как и наша христианская воскресная служба. Я ненавязчиво спросила Свами, будет ли киртан, на что он ответил утвердительно и, конечно, уже пришел, как и на все последующие. Мы пели с ним попеременно, к полному моему удовольствию, и Яся тоже решилась солировать, хотя немного боялась,- называя потом Свами Брахмдэва "дядей, который хорошо поет". Больше всего ей понравилось, как аккуратно он выговаривал мантру "Ом намо Б-г-в-те", которую Мать Мирра использовала для изменения сознания клеток тела,- он действительно делал это с большой любовью.

По гороскопу Радиера на каждый день, астрологический градус Свами имеет картинку: "Пианист исполняет сольный концерт", а её трактовка - совершенство личности, служащей примером для других. Когда Свами приезжал в Ленинград, в ответ на вопрос о своей вере он сказал: "Я каждый день, просыпаясь, говорю: Боже, сделай меня инструментом в своих руках." - Можно добавить, что Свами допускает демонстрацию достижений индийской йоги: например, что можно долго не дышать. Его как-то зарывали в землю, потом откапывали - в Индии это не цирк, и для индийского йога это нормально. Индийская газета писала про Свами Ди и его ашрам - но для меня это было не важно. Как любой духовный человек, он не стремится к особой популярности. И даже если его маленький ашрам останется одним из сотен тысяч никому не известных духовных мест Индии, это ничего не изменит ни для Свами, ни для тех, кто к нему приезжает. Но, конечно, если народу станет больше, это добавит работы ему и Марии.

"Все-таки я очень вижу в ашраме творческое начало - астрологически связанное с энергией Солнца: поскольку Шри Ауробиндо был Лев,- развеселившись, сказала я Свами и Марии во время дневного сатсанга.- Надо будет оставить русским обращение, чтобы пели наши песни во время киртана. Это очень хорошая традиция: когда служба замыкается лишь в рамки индуистских канонов, это рождает узость восприятия. Людям тяжелее выйти потом на что-то действительно свое." Мария соглашалась со мной, чувствуя важность привнесения в службу интернациональных ритмов - и сама время от времени тоскуя по чему-то колумбийскому.

Свами же, как йог, который считает должным реагировать не словом, а действием, как обычно, почти ничего не говорил. Он стал молчаливее прежнего, и как мне сказала Ингрид, сатсанги: дневные беседы - в ашраме в последнее время часто проходили в полной тишине. "Мне хватает,- сказала Ингрид.- У нас внутренний контакт." Но мне этого не хватало, и я, вспоминая наше коллективное общение здесь, три года тому назад, попыталась забросить какую-то удочку: "Я очень люблю Индию и индусов, но вот за путешествие устала: все-таки чуждые вибрации, особенно в таких местах, как вокзал. С другой стороны, путешествие не для того, чтобы отстраниться, а чтобы воспринимать окружающее. Как сделать, чтобы не уставать?"

кто воспринимает? Кто устает?" - живо включился Свами Брахмдэв, садясь на любимого конька духовной тематики. Он обращал меня и окружающих к душе: атману - слитой с Богом-Брахмой - которая, по индийским представлениям, всегда лишь блаженствует - и никогда от этого не устает. Он делал это самой этой мыслью, и я, с полуслова поняв и почувствовав ответ, не нашлась, что сказать далее. Действительно, на эту тему оставалось лишь молчать.

А колумбиец и немка стали спрашивать меня о содержании песен, что я пела. И пока я в самых общих чертах говорила что-то о нашей природе, архетипе Солнца и эре Водолея, Свами ушёл по своим делам. Немку, которая семь лет жила в Индии, я спросила, есть ли какие позитивные перемены в Германии за последние годы: она приезжала из Индии к своим родным погостить. "Не знаю,- ответила та.- Мне было бы сложно жить в Германии, если бы я туда вернулась." Понятно: после индийского вольного образа жизни ей не хотелось возвращаться в кандалы европейского.

Вечером Свами Ди с индусами сидел у костра: без костра находиться вечером на улице было просто холодно. И когда Сияна тоже пошла к костру играть, у меня все же возникло сказать Свами, что кроме внутреннего контакта должен быть и внешний: он формирует равенство людей - в чем я неоднократно убедилась во время поездки. Хотя, может, я более оппонировала в этом занятым своими делами ауровильцам. Или Ингрид, по иронии судьбы жившей в комнате с табличкой "Аспирейшн": названием моей ауровильской коммуны - или другим нашим людям, уже сориентированным на западный индивидуализм. И мне было просто не сказать этого руководителю ашрама "Ауровеллэй", реакция которого на этот мой внутренний посыл была равна нулю.

От этого во мне родился внутренний протест, а поле ашрама, донеся до меня удивление Свами Ди по поводу причин столь активной агрессии, сочло за благо пока отключиться или переключиться на что-нибудь другое. Не знаю, сказалось ли мое безмолвное столкновение с чем-то на Свами Ди, но он в последний день уделил большее внимание общей беседе. Он никуда не уходил, и я легко сказала, что думала: "Русские, наверно, самые коллективные в мире люди. У них есть потребность во взаимодействии, а не только общении со своим внутренним миром. Когда я была здесь три года назад, нашим людям понравилось взаимодействие больше, чем в следующий раз, когда они ходили по одному, занимаясь своими проблемами: это вызывало разочарование," - после моего отъезда как раз приезжала первая русская группа, человек десять. Ведь индусам привычен индивидуальный духовный путь, и им не свойственно столь страстное коллективное проникновение во все проблемы, как русским.

Как и западные люди, индусы не берутся сходу решать общемировые проблемы на другом краю земного шара: к которым они не имеют непосредственного отношения. Именно поэтому йога обычно отвергает политику, ставя целью повышение качества индивидуальной жизни. Русскому же человеку, считает ли он себя духовным или нет, свойственно брать на себя ответственность за весь мир - и тут же делить её с другими.- И это очень безответственно, с одной стороны. Но с другой - без этого не может существовать наша культурная атмосфера. Она зиждется на этом соборном единстве всех, на этом ничем не оплаченном сочувствии, на свободном отношении к словам, которым никто не верит - и которые используются только для стёба и подсказки мыслям. Мыслям, не несущим никакой практической нагрузки, возникающим из пустоты и отправляющимся в неосознанный полет свободного творчества.

Индуизм же, хранящий вещи такими, какими они были в древности, доносит сакральную роль слова, которое неотделимо от осознанного действия. Как это было совместить? И я в ашраме, где-то помимо себя и не ставя никакой цели, как и в прошлый раз, возвращалась к роли пятого колеса в телеге, никому по отдельности не нужного. (Свами умеет создать комфорт своим гостям!) Но без этого лишнего колеса русского коллективизма остальные не вертелись как нужно, чтобы произошло какое-то общее чудо! - помимо индивидуальной радости обретения себя самого - и своего, столь реального, сколь и иллюзорного, мира.

Более непосредственно, кроме темы молчания и общения, у меня в ашраме возникала тема природной экологии. Я вспомнила Карелию, где мы плавали на байдарке по Ладоге и про которую я пела в этот и прошлый раз в ашраме - нетронутые человеком острова с грибами, ягодами, мхами и лишайниками, где боишься оставить свой след и где сама природа, как зеркало, откликается позывам человеческой души. В мире почти не осталось таких мест - и сможет ли человечество когда-нибудь восстановить эту первозданность природы, более красивую, тонкую и изящную, чем самый ухоженный сад? Научится ли оно не оставлять следов? Я спросила Марию, есть ли нетронутые природные места в Колумбии. Колумбийцы, откликнувшись, мыслью перенеслись в дебри своих гор и горных озер.

Для индусов же тема экологии не очень актуальна, потому что в цивилизованной и очень населенной Индии с этим пока все в порядке. Возможно, она сумеет сохранить внешнюю и внутреннюю экологичность своей жизни, если учесть, что среди доверху распаханных гор Хардвара есть большой заповедник. А такой новый ашрам, как "Ауровеллей", называется "центром внутренней экологии", как многие другие индийские ашрамы.

Рядом с ашрамом летали зеленые попугайчики и другие птицы с полосатыми крыльями, на Ганге плавали оранжевые и коричневые утки, и Яся видела даже одну синюю птицу: иссине-голубую птицу Шивы - по-индийски названную в честь смуглого бога, впитавшего в себя голубой яд морей. В зарослях бегали вездесущие бурундучки. А прямо передо мной перебежали тропинку три оленя.- Можно не упоминать об обезьянах, которые банановым деревьям и кокосовым пальмам здесь почему-то предпочитают автомобильные дороги, и сидят там целыми семьями, глядя на людей.

Индусы, как всегда, говорили, что в джунглях ползают змеи и ходят слоны, и что крестьяне недавно убили слона, нападавшего на крестьянок. Это было, когда я собиралась за билетом в Хардвар: с индусами, которые ехали на ашрамном джипе по своим делам, и сказала им, что вернусь, возможно, пешком. "По джунглям, в одиночку?" - хотя то, что индусы называют словом "джунгли", на деле представляет светлый лес, с кактусами и колючими кустарниками. И я отвечала, что в наших лесах тоже водятся змеи и бродят лоси. Русские люди часто ходят по лесу в одиночку (иначе вообще зачем туда ходить)? "Помолюсь Астике (индийский получеловек-полузмея, который считается защитником от змей)," - с успокаивающей улыбкой сказала я особенно яростно предупреждавшему меня индусу, который представился как Бобби. "Ну, змей в это время года нет, они ещё спят, - тут же смягчился тот (индусов легче побеждать их же оружием).- Но невдалеке от ближайшей деревни видели леопарда."

До Хардвара всего полчаса по широкой тропинке - ближайшие дома видны невооруженным глазом. Вот с другой стороны Ганги - пустая и более дикая территория. Ганга здесь не такая и узкая - леопарду не перепрыгнуть. И ее не так легко перейти даже слону: течение очень сильное, а на дне скользкие камни. Один раз я решилась перейти её вброд вместе с Ясей: с нашей стороны Ганги была галька, а с другой - блестящий сияюще-белый песок, и мне хотелось там позагорать. Пока мы её переходили, в самом мелком месте, где мне было по грудь, я успела потерять свои шлепанцы, а Яся, на плаву судорожно вцепившаяся в меня, чтобы её не уснесло,- помолиться всем богам с серьёзностью обеспокоенного за жизнь ребёнка. Ингрид предпочитала островок: косу с нашей стороны, мимо которой с одной стороны по камням мчалась вода, а с другой была тихая песчаная заводь, где и играли наши дети. Ещё они любили играть с ашрамными щенками, привезенными с гор: которые совсем не лаяли и не кусались.


Фото 30: отдыхающая корова на мосту Ришикеша

Из местных красот мне больше всего хотелось снова увидеть Ришикеш - где горы подступают прямо к Ганге, оставляя не очень много места для домов. И город вытягивается вдоль извилистой реки, каждый изгиб которой являет самостоятельное по своей природной красоте место. Нас туда подбросил ашрамный джип, ехавший по своим делам, во второй день моего пребывания в ашраме. По-зимнему светлый и по-горному чистый, Ришикеш чем-то напомнил мне Ленинград. Хотя Ришикеш по течению выше ашрама, Ганга здесь значительно шире и глубже, и через неё высоко висят красивые мосты, через которые просматривается всё дно с плавающими рыбами. Река не очень глубокая, хотя глубины достаточно, чтобы через неё плавали длинные узкие лодки для тех, кому некогда идти по протяженному, раскачивающемуся подвесному мосту, кормя по дороге вездесущих обезьян.

По ощущению спокойствия и чистоты впечатлений это была лучшая наша прогулка за всю поездку. Перейдя на другой берег по первому из мостов, мы пошли вдоль береговой полосы храмов, к главной арке с колесницей Кришны и Арджуны . По дороге мы купили золотистые открытки с богами по 3 рупии, и за доллар "Чаванпраш" - рекламировавшееся у нас снадобье из 40 трав, которое по легенде создал великий риши Чаван , лучший знаток Аюрведы, владевший секретом молодости. Мы с Ясей долго рассматривали разные изображения богов, выбирая, какие нам нравятся. Яся предпочла изящно изогнувшегося Ханумана , держащего на одном пальце гору, многорукую Дургу со всем арсеналом оружия богов, юного пастушка Кришну со свирелью и, конечно же, красиво одетого Ганешу , скромно опустившего хобот, на изумрудно-зеленом фоне, с раковиной и другими атрибутами. Мне импонировала пятиглавая мать богов Гайятри , желто-голубая река-речь Сарасвати с лебедем и павлином, и универсально прекрасная Лакшми с двумя слонами - недаром же она богиня красоты. Потом, облюбовав скульптуру Шивы с трезубцем, стоящую прямо в Ганге на островке из гальки, Яся ходила вокруг неё босиком по воде, а я смотрела на горы в синей дымке.

Храмов, однотипных, с зеленью квадратного двора, где скульптуры богов изображают разные сюжеты индийской мифологии, а посередине, за аркой из цветущих кустов, виден главный алтарь, мы встретили три или четыре. Видимо, они составляют единый комплекс, и по периметру двора двери комнат, где можно остановиться. Среди цветных скульптур я сфотографировала Ясю рядом с алтарем Вишну и Лакшми , где по правую и левую руку стояли их героические воплощения: Рама с Ситой , держащий лук, и Кришна с Радхой , играющий на свирели. И рядом с её любимым спящим Вишну среди его многочисленных воплощений. И даже на чаше больших весов: которые являются неизменным атрибутом древних святилищ, выполняя в индийской храме как символическую, так и практическую роль: на другой чаше лежали килограммовые гири. Я показала дочке Кали-Дургу и семейство Джаганатхов . Если создатели этого Ришикешского комплекса, расположенного рядом с английской башенкой маленького Биг Бэна, хотели сделать его учебником индуизма, то надо отдать им должное, они преуспели.

Картины вокруг алтарей аккуратно описывают биографию Кришны, Арждуны и других героев. Моя дошкольница-дочка могла рассматривать их бесконечно. "Это что?" - спрашивала она, глядя на зевнувшего младенца, у которого изо рта была видна вся Вселенная,- или старца, возлежащего на стрелах, насквозь пронзивших его тело. "Это я тебе дома прочту." Мне хотелось перед отъездом взять с собой "Махабхарату" в детском изложении14, но я не сделала этого из-за веса. Юный герой Кришна , там, правда, выведен совсем бандитом, направо и налево расправлявшимся с асурами-людьми и асурами-животными. Зато понятно, что этот молодой кшатрий, с младенчества умевший доказать свою божественную суть также и другими, более мягкими методами (чему посвящена первая картинка), был не лишен стратегического предвидения и основал доселе сохранившийся город Двараку. А брахманы-учителя: такие, как учитель боевых искусств Дрона, или Бхишма, изображенный на второй картинке,- откровенно вызывают уважение.

Бхишма - сын Ганги: его мать, рождавшая богов Васу, которым по проклятию отшельника было дано однажды воплотиться на этой земле, топила своих сыновей в реке по их просьбе сразу после рождения, подобно греческой Фетиде. Лишь одного она оставила отцу и вернулась в свою родную стихию. Отец Бхишмы: царь - захотел жениться второй раз: но отец будущей невесты требовал, чтобы её будущий сын унаследовал трон, в обход старшего брата. Узнав о затруднениях отца, Бхишма принес обет безбрачия, отказавшись от царской власти. И после смерти отца, верный своему обету, устраивал судьбу его потомков.

Но разногласия все же возникли: между сыновьями двух родных братьев: царствовавшей династией кауравов, и пандавами, которых те изгнали из царства. Во время их сражений, описанных в "Махабхарате", прадед Бхишма и наставник Дрона по долгу статуса кво оставались с кауравами, хотя их любимец Арджуна был среди пандавов. Между схватками единоборств пробравшись во вражеский лагерь, пандавы просили их благословения на битву, глубоко переживая, что приходится с ними воевать. Бхишма благословил их и, сражаясь во всю силу, как предводитель войска кауравов, пал смертью героя - о чем и напоминает картинка на стене храма.

Про Дрону , учителя кауравов и пандавов в военном деле, можно добавить, что в древней Индии брахманы обычно не брали в руки оружие - отчего убийство брахмана считалось тяжелейшим грехом, как убийство безоружного человека. Однако брахмана, который сам вступает в битву, убивать не запрещалось. А мудрец Дрона заранее знал, кому суждено его убить,- и на совесть хорошо обучил его воинскому искусству, чтобы оставить о себе достойную память.

"Махабхарата" раскрывает кодекс чести, не менее интересный, чем рыцарский или самурайский, потому что он тесно переплетается с религиозной нравственностью и совершенством в йоге. И кодекс этот таков, что боги не могут героям в их просьбах, ни герои богам - хоть бы это угрожало их жизни и делу их жизни. А герои владеют как обычным, так и божественным оружием. Так, Арджуна, четыре месяца притаясь лишь опавшими листьями и праной на вершине горы, получил от Шивы оружие, которым тот разрушает мир в конце времен. Но Шива сказал, что применять его против слабого противника нельзя - опасно для мира в целом. И Арджуна, как сын громовержца Индры, сражался более обычным волшебным луком с неиссякаемыми колчанами стрел. Древняя мифология здесь проявилась в том, что Арджуна сражался с Карной , сыном Солнца-Сурьи, лишившимся защиты в силу своего великодушия (Индра в виде брахмана попросил у Карны его панцирь, и тот не мог отказать). В схватке Солнца и Дождя, как обычно, победили стрелы Дождя.

Архетипически, Карна - непобедимый герой, но гибнет в силу неуниверсализма своих личных предпочтений, в чем главная слабость героического архетипа, творчески-солнечного. А Арждуна как представитель юпитерианского архетипа выражает волю Бога богов (недаром он близок и Шиве). Если же вернуться к детям, "Махабхарата", как книга о правилах сражений, более интересна мальчикам. А девочкам ближе "Рамаяна" - где описаны законы любви.


Фото 31: колесница Арджуны в Ришикеше

От арки с колесницей Арджуны и Кришны ступени спускаются к Ганге, куда во время церемоний носят статуи богов. Пока Сияна играла в воде, а я любовалась горным пейзажем противоположного берега реки, рядом на ступенях сидел иностранец, который оказался парижанином. Он не сразу понял, из какого мы города: "Санкт-Петербург? Ленинград? Ах да, вы все время меняете названия. Как и ЮАР, по политическим мотивам. Волгоград-Сталинград. Это очень неудобно." Я ответила, что тоже не вижу большой пользы от постоянных перемен, и попыталась сказать ещё что-то про Россию - но наши проблемы его не интересовали.

Он был в Индии пятый раз, и я спросила, какие места ему нравятся: он назвал тихий город Пушкар около Джайпура в Раджастане. Про сам Джайпур он сказал, что этот город испортился с тех пор, как он там был первый раз: "Он теряет свой дух: он стал туристским городом". Я сказала: "Говорят, Санкт-Петербург похож на Париж (так восприняла наш город, в частности, Мария). А мне Ришикеш показался похожим на Ленинград: нет ли сходства Парижа с Ришикешем?" - но на это фантазии француза уже не хватило, и он вернулся к своему любимому Пушкару. В Ришикеше его трогала пуджа Ганге: если можно сказать "трогала", потому что он просто несколько раз повторил, что она бывает здесь в 5 часов, как бы справляясь, усвоила ли его собеседница эту полезную информацию. Как и любого среднего француза, сильно общительным его назвать было нельзя, хотя иностранцы редко встречают друг друга среди почти миллиардного народа Индии.

Я бы ещё долго могла гулять по Ришикешу, этому святому городу индусов и месту паломничества иностранцев, которое называют "мировой столицей йоги" - неслучайно в Ришикеш в свое время ездила за восточной мудростью группа "Битлз". Наиболее известный храм Ришикеша носит название Бхарат мандир , кроме него рядом с Ришикешем есть храм Шивы: Нилкантх Махадев мандир - на горе - и храм Ханумана . Но я торопилась в Хардвар за билетом на поезд в Дели. Из Хардвара в Ришикеш и обратно вовсю носятся моторикши типа наших маршруток (цена - 20 рупий). Трястись 25 км в кабинке Сияне не нравилось - отвлекала только пригородная зеленая дорога. "Вот ещё обезьяны! Вот ещё!" - так прошла дорога из Ришикеша в Хардвар. Столь же обрадовала Ясю огромная статуя Ханумана у входа в храм обезьяннего мудреца.

В Харидваре , как и в Ришикеше, горы тоже подступают прямо к Ганге, но поскольку она тут делится на множество рукавов, то второй части города непосредственно не видно. Главная же часть располагается под горами, создавая культурный центр этого города, середина которого изрезана рукавами Ганги вдоль и поперек. Без убранства Кумамелы, дополнительных мостов и праздничных толп, Хардвар показался мне совсем маленьким. Хотя перемещаться тоже приходилось на рикше.

В путеводителе француза было написано, что касса закрывается в четыре, это могло оказаться правдой - к счастью, мы приехали в пятом часу, и она спокойно работала. С билетом проблем не было, кассир только удивился, не перепутала ли я чего, что беру билет не от Хардвара, а от деревенского полустанка Райвалы. От станции, расположенной в некотором удалении от реки, я попросила велорикшу отвезти меня к Ганге, но тот сперва стандартно отвез меня к гостинице, по-английски не понимая, чего я хочу. И мне пришлось объяснить другим индусам, чтобы те ему перевели, что нам надо к центральной храмовой площадке под часами (такими же, как в Ришикеше), где у них проходит поклонение святой реке. В этой части много маленьких алтарей с башенками и без них располагаются у воды на набережной, при входе на которую следует снимать обувь, как в храме. Над нею возвышаются горы, а напротив вытягивается естественный островок - на котором уже рассаживались люди в ожидании вечерней пуджи.

Но я не хотела оставаться в Хардваре до темноты - лучше было засветло вернуться в ашрам. Мы лишь прогулялись по набережным этой маленькой Венеции, на которой вовсю торговали разнообразными изделиями из всевозможных материалов, и я купила металлический трезубец Шивы, иконку Ганги с кувшинами, сидящей на крокодиле, и дочке разноцветные украшения на лоб. Издали приметив Ясю, торговец стал активно предлагать мне иллюстрированные детские издания Рамаяны и Махабхараты на хинди. Здесь же я попыталась найти электронную почту, и это мне не удалось - торговцы стали посылать меня к отдаленной гостинице. Хотя я сразу нашла е-mail в Ришикеше, не воспользовавшись ею из опасения, что закроется касса на вокзале. (Надо сказать, что квалифицированные индийские программисты, как и русские, активно заполняют рынок дешевой рабочей силы на Западе, зарабатывая доллары, и компьютеризация в Индии идет полным ходом.) Как ни странно, Ришикеш, хоть и лишен железнодорожной связи, производит впечатление более культурного города. В Хардваре есть что-то от перевалочного пункта.

Издали любуясь вечерним пейзажем центрально-храмовой части города, мы вышли на ту перемычку между рукавами, которая наиболее прямо вела в Райвалу, и тут же сели в ожидавшую пассажиров моторикшу (за 10 рупий). От Райвалы до ашрама я поймала легковую машину, затоваренную овощами. В ней сидели индианки совершенно современного вида: мать и её взрослая дочь. Они более походили на подруг, и я их сперва приняла за иностранок. Я на всякий случай протянула им деньги, но они их не взяли, сказав, что рады были бы ещё чем-нибудь помочь, узнав, что мы направляемся в ашрам. Им самим было интересно, где он находится. "Представьте, мы сюда рядом ходим в храм!" - сказали они мне по дороге: они жили в близлежащей деревне. В ашрам мы подъехали в сумерки, как раз к вечернему киртану.

Напоследок Яся спела песенку про журавлика, улетающего в теплые края, а я - "Город над вольной Невой": из тех песен, что пришли мне в голову, эта наиболее походила на мантру. Свами Ди и Мария подарили моей дочке юбочку с кофточкой, из ашрамового хозяйства: разноцветные и украшенные маленькими раковинами. Костюм оказался из Раджастана, и когда Яся его одела, в ответ на предложение Марии сделать сюрприз Свами Ди, проходивший мимо индус тут же сказал: "Раджастани гёл!" Так, хоть мы не заехали в Джайпур, у нас остался сувенир из тех мест.

Вечером, с полчаса постояв с нами на прощанье, Свами Ди отпустил меня на поезд уже совершенно здоровую. Индусы на джипе подбросили нас до станции, и Бобби очень обиделся, когда я сама пошла узнать, где остановится мой вагон. "Не общайтесь, это мое дело: Свами Ди мне поручил Вас проводить," - убедительно сказал он и проводил меня до самого моего места, согнав с него человека, который уже успел там уснуть. Бобби жил в Дахрадуне, но большую часть времени проводил в Ауровеллее. Он уже успел побывать много где: по образованию он был инженером-электронщиком, работая в медицине, над изготовлением лекарств, и я спросила, что его побудило перебраться сюда. "Мой друг посоветовал: здесь очень приятная атмосфера," - ответил Бобби, и с этим трудно не согласиться.

Возвращение

После ашрама мы спали на третьей полке индийского поезда, как у себя дома на диване. Индусы из ашрама могли бы отвезти меня и в аэропорт, и это было бы лучше, но они встречали группу в 5 утра, и сидеть шесть часов в аэропорту или добираться оттуда в Дели и обратно мне не хотелось, и я решила выспаться в поезде. Но я напрасно полагалась на собственные силы: эта релаксация имела и плохие последствия. Когда мы дошли с перрона в здание вокзала, я обнаружила, что задний карман моего рюкзака, застегивавшийся лишь на змейку, полностью открыт, и оттуда пропал пакет с бумагами. Поскольку в поезде пакет ещё был, кто-то успел это сделать, вероятно, в тот единственный миг, когда я замешкалась на перроне, выясняя, в какую сторону идти. Я пожалела, что хранила все карты и открытки в одном полиэтиленовом пакете, а не разрозненно прямо в кармане - так бы было много не украсть.

Интендант станции, глядя на мою плачущую дочку, огорченную потерей своих рисунков, по моей просьбе обещал, если воры выбросят пакет где-нибудь на станции, не обнаружив в нем ничего ценного, послать его в Ауровеллей. Однако надеяться на это не приходилось, и я решила попытаться вновь купить открытки с индийскими богами. Но индусы формально посылали меня на центральную почту, которая открывалась в 10, а наш самолет был в 11.

Поскольку мой боевой настрой сменился на более спокойный ритм совсем в другом диапазоне вибраций, чем воспринимали привокзальные рикши, плохо говорящие по-английски, мне уже не удавалось сходу как следует втолковать им, куда меня везти и за какую цену. А у них есть манера запрашивать в несколько раз больше начальной цены, привлекая на свою сторону местных индусов, и приходилось ругаться напропалую: полагаясь лишь на то, что в споре русскому человеку, привыкшему к такой манере взаимодействия, индуса победить нетрудно.

Лишившись карты, я помнила лишь, что рядом со станцией "Олд Дели" расположена крупнейшая мусульманская мечеть Джама Масджид , и сперва попросила велорикшу отвезти меня туда - глядя по дороге, не продают ли где-нибудь открытки. Жизнь в городе уже началась, и школьницы в коричневых пенджаби с белым шарфиком - совсем как наша школьная форма!- спешили на занятия. Но магазины ещё были закрыты. Мечеть, огромная и по-утреннему пустая, где летали стайки птиц и под сводами которой уже молилось несколько мусульман, при восходящем солнце произвела на меня приятное впечатление очищения души от только что испытанных неприятностей. Сияна в утренней прохладе не стала снимать обувь, чтобы зайти во внутренний двор, и подождала меня у входа, но тоже несколько успокоилась.

Потом рикша отвез меня до станции Нью-Дели - по расстоянию это рядом для мотоцикла или велосипеда, хотя автобус накануне вез нас туда с полчаса. Я хотела далее все же поехать на почту, про которую другие индусы сказали, что она открывается в 9. Но тут рикша захотел, чтобы я ему заплатила, и стал спорить о цене, аппелируя к владельцам близлежащих магазинов, где уже продавалась одежда. Пока суть да дело, я стала покупать Ясе платье, чтобы окончательно исправить настроение и с пользой потратить остававшиеся рупии. Это был ход конем: рикша лишился поддержки продавцов и согласился на прибавку 5 рупий к той сумме, на которую я с ним договаривалась вначале. Это было вдвое меньше, чем он запрашивал потом.

Я взяла другого рикшу и поехала к почте. Он совершенно не знал, куда меня везти: и как только можно так не знать свой родной город!- и поминутно спрашивал это у своих товарищей по профессии. Тут я увидела ларек, где продавали иконки - открытки с рамкой, наклеенные на подставку, как и у нас. Они стоили, конечно, дороже открыток и дороже икон в Ришикеше - и мы выбрали только Сарасвати. Почта, пока мы туда добрались, уже работала: но открытки продавали лишь с десяти, и мне не удалось растрогать служащего нашей ситуацией, который формально ответил: "Ничем не могу Вам помочь, мадам."

Пора было в аэропорт - и тут мой рикша начал спрашивать дорогу к автобусу, который ходил туда с центральной площади. Я поняла, что в таком темпе мы доедем не скоро. Другой рикша, издали заприметив наши колебания, предложил мне отпустить этого, сказав, что довезет меня. Но когда я это наконец сделала - опять же первый рикша был недоволен ценой, хоть и не привез нас, куда надо,- предложил сначала показать мне свой магазин. Я настаивала, что мне надо на самолет. "Вы только посмотрите",- мягко, но настойчиво убеждал он меня, как всякую наполненную долларами иностранку. Яся потащила меня прочь, и я подошла к компании моторикш на другой стороне улицы, которые сразу же заломили несусветную цену. Тут уже начал ругаться мой семилетний ребёнок, совершенно включившись в ситуацию,- и, наконец, с одним рикшей мы поладили.

Стоявший на автобусной остановке моторикша предложил отвезти меня в аэропорт за 150 рупий - это стандартная цена, и я бы на неё согласилась, если бы не пришел автобус - времени было в обрез. Может, зря я не поехала на рикше: автобус, как обычно, ехал час, предварительно завернув в местный аэропорт, и метров 500 не довезя нас до интернационального. Я шла туда уже бегом, таща за собой упиравшуюся дочку, которая все любит делать очень медленно. И, с некоторой потерей поменяв оставшиеся индийские деньги, стала разыскивать стойку Узбекских авиалиний. Служащие посылали меня из конца в конец обширного второго этажа, пока я не объяснила ситуацию группе работников, стоящих посередине. "А ваш самолет уже улетел," - сказали они.

"Как это улетел?! Ещё 25 минут!" - "Надо приходить за час." Тут по щечкам Яси потекли слезы, и работники сразу сказали, что всё нормально, сейчас позвонят и оформят, выдали талончик на сумку: "Багажа нет?" и указали в сторону стойки таможенника, которая терялась вдалеке здания. "Как же Вас угораздило прийти так поздно?" - утешительно спросил меня тот, пока я заполняла декларацию. Тут я обрушила весь свой гнев на индийских рикш,- не имея даже времени пожаловаться на воров.

За пять минут миновав все барьеры таможенного досмотра, я влетела в самолет, трап которого стыковался прямо со зданием аэропорта. И тут поняла, что мы уже в России: "Смотри Яся, это уже не Индия, а наша территория!" - надписи были на русском языке. Узбекские стюардессы говорили по-русски. То есть, с пассажирами: в основном, индусами - они говорили по-английски, и я в первый момент после нашего бега тоже сказала: "Cool drink, please", а потом увидела, что можно расслабиться и не изображать иностранку: "Водички для ребенка, если можно". Но стюардессы, глядя на смуглую женщину с ребенком, одетых в пенжаби, восприняли мою приветливость иначе: "Где Вы так хорошо научились говорить по-русски?"

Я не сразу поняла, что вопрос относится ко мне. А когда стюардесса его повторила, я только смогла вымолвить: "В Ленинграде", возвращаясь к обычному русскому чувству юмора. "Чисто, очень чисто," - не заприметив никакого подвоха за моей улыбкой, ответили стюардессы. И тут я почувствовала себя не в силах продолжать: психологически трудно говорить то, что люди не готовы услышать. В крайнем случае я могла бы сказать, что у меня русский муж - этому они бы еще поверили. Сияна любовалась на Гималаи, на обратном пути оценив их больше: как любят дети всё знакомое.

А работницы Ташкентского аэропорта, где мы встретились с моей спутницей, отдохнувшей у Саи-бабы, и стали по-русски много друг другу говорить, уже только спросили: "Как давно Вы переехали в Индию?" Мы остановились в пустом предбаннике, не заходя в главное здание Аэропорта, в котором нам предстояло безвылазно провести 5 часов. Работницы искренне советовали нам перейти туда: сейчас сюда со следующего самолета придет толпа азиатов. Вскоре вправду появились малазийцы - и женщины в чадрах направились прямо туда, где мы сидели: решив, очевидно, что как раз тут у узбеков места для женщин. Мужчины же обступили туалет, чтобы мыть ноги перед совершением намаза, который они совершают по 5 раз в день: как раз пришло время - и тут же стали его и совершать, доставляя кучу хлопот по уборке служительницам аэропорта. Но мне куда приятнее было находиться среди них, чем среди курящих европейцев, похожих более на абстрактные манекены, чем на живых людей. Постное выражение русских лиц, после тонкой мимики индийских, мне видеть тоже как-то не хотелось. С запада веяло мертвечиной, разрушавшей во мне живые вибрации востока, и я стремилась подольше сохранить плавное естество азиатской жизни, хотя бы ещё на какое-то время оставшись индийской женщиной.

"Съездили в Индию, стали прямо какой-то Кашмири, а не - ", сравнив меня и паспорт, сказал молодой работник аэропорта, отмечающий транзитные билеты, и называя мою фамилию в контраст с индийской. С полным правом русского человека, он грубо вторгался в мою личную жизнь, сам не понимая этого. Хоть, казалось бы, я очень непосредственно общалась с индусами, они никогда не переходили на личность: просто, быть может, у них меньше тем, на которые наложен культурный запрет (тема гигиены тела не запретная), или эти темы другие. Русский же контакт сразу предполагает нападение на душу, выпад, вызов - и такой же мордобойский ответ: иначе не доходит. И мы не видим, как это разрушает психику, не давая воспринимать живую красоту мира, его полноту и радостную гармонию. "Мне как бы чего-то не хватает. Мне в Индии всего хватало, а здесь опять не хватает,- осмысленно сказал мой ребенок, вернувшись из садика и рассуждая в духе своего знака Стрельца.- Мам, а когда мы снова поедем в Индию?"

Что сказать в заключение нашей маленькой эпопеи? Есть национальный характер, который надо свято хранить: многообразие - залог существования этого мира. И есть его дефекты, его болезни: индийская перестраховка, французский эгоизм, американское самомнение ("Америка бест") или русская грубость - которая другими нациями неслучайно воспринимается как агрессия. Если эти дефекты исправить, отношения станут лучше на всех уровнях, прежде всего международном. Правда, сначала надо их увидеть. Но сколь бы устойчивыми ни были психологические привычки, составляющие оборотную сторону прекрасных качеств разных наций,- это реально.

Я имею в виду индийскую внимательность и религиозную полноту восприятия, созидающую душевный комфорт, американскую простоту и оперативность, делающую доступным весь мир, французское умение ценить культуру, свою и чужую, и русскую смелость, страстную включенность в проблемы всего мира, которая только и позволяет их решить. Она неизбежно вынуждает Россию быть лидером на мировой арене, несмотря на внутреннюю усталось нашей нации от перестройки. И как отдельный человек бывает счастлив, исполняя свою задачу, так и дела нашей страны пойдут хорошо, когда она будет их решать с позиции мировых проблем. Эта наша тенденция очень заметна у любого юмориста, в любой большой компании, ведущей общую беседу и поднимающей тосты за праздничным столом. Только все остается на уровне эмоций, а хорошо бы довести до ума.

Я заканчиваю этот рассказ точно в трехлетнюю годовщину того, как в первый раз села в самолет, летящий в Индию,- замыкая цикл магии дат. Он как мостик между первой и второй моими поездками. Между волшебным открытием и бытовым пониманием.

Зачем я столь подробно описала красоты индуизма? Казалось бы, кто захочет, сам увидит. Но дело в том, что в нашей стране нынче тот, кто много ездит, обычно уже ничего не видит. Спросите - мир мал, все похоже, вот в одном отеле вкусно поели - большинству нечего рассказать. Тот же, кто что-то видит, как правило, много не ездит: ему и на диване впечатлений выше крыши. Опять же у таких людей часто нет денег. А чтобы видеть ценность своего и чужого, недостаточно замкнуться в своем или принять чужое, мало ругать свое и хвалить чужое, или ругать чужое и хвалить свое. Только с духовной позиции: прикасаясь к единству мира и человеческой души, можно понять и полюбить особенности национальных культур. Меня путешествия учат этому. А Вас?

1998/2001

1 Хрестоматия по истории Древнего Востока. под ред. В.В.Струве и Д.Г.Редера. М., 1963 c.383-384.
2 Махабхарата. Выпуск V, книга I: Мокшадхарма. Ылым, 1983 сс.181-211.
3 Сахаров П.Д. Мифологическое повествование в древних пуранах. М., 1991.
4 Махабхарата. Выпуск V, книга I: Мокшадхарма. Ылым, 1983 с.334.
5 Тойнби А. Постижение истории. М., 1991 с.291.
6 Сейчас пытаются и материалистически обосновать, почему ось затмений значима для земли: согласно гипотезе академика Н.Козырева, она фокусирует диапировое излучение звёзд, которое влияет на Землю. Но в целом достаточно знать, что когда Солнца, Луна и Земля находятся на одной оси, их взаимовлияние наиболее заметно.
7 РИГВЕДА. Мандалы I-IV. М., 1989.
8 Эрман В.Г. Мифы древней Индии. М., 1975.
9 Семира и В.Веташ "Астрология и мифология", Спб, "Атон", 1998 1066 с.
10 Tathavananda Vedanta. The Fall of Matherialistic Theories and the rise of Progressive Socialism. Copenhagen, 1990 c.73-74.
11 Махабхарата. Выпуск V, книга I: Мокшадхарма. Ылым, 1983 сс.581-598.
12 Srii Srii Anandamurti. Tantra and Indo-Aryan Civilisation. в кн: Discourses on Tantra. Vol.1 Calcutta, Ananda Marga Publications, 1993 cc.144-145.
13 Srii Srii Anandamurti. Tantric History. в кн: Discourses on Tantra. Vol.1 Calcutta, Ananda Marga Publications, 1993 cc.175-243. Подробнее об идеях Анандумурти см. сайт: anandamarga.spb.ru.
14 Мифы древней Индии. Туркевич Г.Б. и Туркевич Е.Б. Спб., "Респекс", 1997, 592 с.


0 0
Комментарии
Список комментариев пуст
Добавить публикацию