Туристское творчество

Автор: Елена Кузнецова (Челябинск)

Лирическое отступление:
Сколько раз я была на Таганае, даже не считала. Но последний поход в конце августа 2003 года был для меня особенным. Личным, что ли. Много о чем думалось, больше запомнились не горы, а люди, у которых с горами связано многое, если не все. Мы часто говорили о смерти и бессмертии. И то, что вы здесь прочтете - это смесь тех ароматов, что разлиты в таганайском воздухе. Я снова туда вернусь - потому что только там освобождаешься от суеты и праздности, только там понимаешь, где золото, а где медь. И решения, которые там принимаешь - правильные. Они приходят вдруг из ниоткуда, когда не думаешь о проблемах. Просто понимаешь, как надо поступить. И возвращаешься оттуда другим.

Неужели мы все-таки уходим…
Итак, 20 августа, рюкзак собран, время час ночи, подъем в шесть утра. Никак не могу заснуть, в голову лезут всякие мысли о том, что в последний момент случится какая-нибудь гадость, и кто-то не сможет и т.п. Забываюсь тревожным сном. Меня будит барабанная дробь - вскакиваю и бросаюсь к открытому балкону - потоки воды льются на пол, ветер уносит занавески. Закрываю окна, смотрю в темное предрассветное небо - как же я из дома-то выйду??? Время пол-шестого утра. Не спится. Наконец, встаю. Умываюсь, одеваюсь. Прощаюсь с семьей, младшая дочка, заспанная и теплая, выходит в коридор и спрашивает, протирая кулачком глазки: "Куда ты, мамочка?" Наклоняюсь с рюкзаком, целую ее в лоб, автоматически отмечая про себя, что ребенок мой ВДРУГ не заболел, значит, я иду в горы. Подхватываю гитару, открываю дверь и оборачиваюсь на пороге. Улыбаюсь. "Пока, я вас люблю!"

Хлебная эпопея
На вокзале меня уже ждут Серега с Олегом. Господи, неужели мы все же собрались?!! Отгулы, больничные, всеми правдами и неправдами мы выкроили эту неделю и снова вместе готовы променять уютный комфорт на отсутствие всяческого комфорта. Серое утро, серые лица, но мы идем навстречу друг другу, улыбаясь так, что даже американцам надо очень постараться, чтобы изобразить нечто похожее. Челябинский вокзал оживленно гудит, но "рой" не очень большой - середина недели, дождик. Даже садистов не видно. Олег признается, что хлеба он купить не успел.
До электрички полчаса. Олег убежал в какой-то гастроном через площадь, а мы с Серегой встали под табло.
До электрички 10 минут. Две группы туристов - побольше и поменьше - уже ушли, а мы сиротливо стоим возле касс. В голове проносится: "Ну вот тебе самая банальная причина - из-за хлеба!" Напрягаю зрение - Олег несется с большим пакетом. УФФФФ! Подхватываем рюкзаки, не попадая в лямки, и неуклюже несемся по лужам, сшибая встречных бабушек. До отхода электрички одна минута. Где-то ударили в тарелки и заиграл оркестр - это не нас, случайно, провожают? Влетаем в вагон, и поезд мягко трогается. Ура! ЕДЕМ!!!!!!

Под стук колес
Чем ближе к Златоусту, тем сильнее дождь. Да, погода не благоволит. И это после стольких дней жары!!! Но лично мне все равно - хоть град, хоть ливень, я иду в горы, и точка! Мои товарищи думают так же. После очередного проигрыша в дурака я отворачиваюсь к окну, и под утешительные комментарии своих попутчиков смотрю, прижавшись лбом к холодному стеклу, на мелькающие дома и деревья, на проплывающие вдали горы, скрытые туманной пеленой, и думаю о том, что этот дождь никогда не кончится.

Медведь, Писаный камень и Река счастья
Итак, мы в Златоусте. Час дня. Сыро, туманно, и вместе с тем свежо и - радостно. Идем на вокзал, смотрим расписание электричек на Челябинск. Упаковываемся, одеваемся (вернее, раздеваемся - все равно вымокнем), и идем на остановку. Впихиваемся в автобус, едем до конечной на Пушкинский поселок. В салоне мужичонка бомжеватого вида уверяет меня, что в лесу бродит медведь-подранок и ест туристов.
- А что же делать, если мы его повстречаем? - с тревогой осведомляюсь я.
- Пол-литра ему в глотку выливаете, и он вас не трогает.
- Ясно.
Добравшись до лесничества, набираем в колодце воды, выписываем путевку с картой. От лесничества идем по тропе к реке Тесьме. Медведь не попадается, люди тоже. Идется тяжело - еды набрали много, и скажу сразу, половину мы оставили на приюте хозяевам. Как-то не елось. Вроде и уставали, и энергии много расходовали, и в животе урчало, а когда ужин был готов - не елось, и все тут!
Тесьму переходим осторожно. Ноги в резиновых сапогах скользят на камнях, бурное течение сносит в сторону. Дождь перестает, становится душно, от земли поднимается пар.
Идем вдоль реки Счастья, больших каменных россыпей слева от Киалимской дороги. Она то исчезает за деревьями, то появляется вновь. Огромные, застывшие миллион лет тому назад, волны притягивают взгляд. И мне кажется, что я слышу шум воды. Сильно хочется пить.
Делаем привал у Писаного камня - большого валуна в розово-черных разводах. Сняв тяжелые рюкзаки, мокрые от пота и от дождя, блаженно вытянув ноги и расправив плечи, лежим на прохладных камнях и смотрим в серое таганайское небо. Навстречу под горку быстро и молча бегут спасатели с собакой, хмурые и серьезные мужики. На наш вопрос "сколько еще до приюта", бежавший последним спасатель хмыкает: "вам часа три". Я со стоном закрываю глаза.
Сказать, что мы устали - значит, не сказать ничего. Городские жители, целый год ждущие этого благословенного недельного отпуска, мы сразу превращаемся из взрослых людей в подростков, вырвавшихся на свободу. Но если психологическая перестройка происходит немедленно уже в электричке (и заканчивается там же, но на обратном пути), то не привыкшее к таким нагрузкам тело долго еще протестует и ноет, пока, наконец, не замолкает, поняв всю бесполезность своих стенаний.

Эпштейн и Ко
Часам к 8 вечера мы доползли до приюта. Когда увидели табличку "Приют ТАГАНАЙ 30 метров", то издали нечто вроде победного стона и собрали последние силы. До приюта было не 30, а все 130 метров. Но это мелочи. Главное - нас определили на постой и обещали баню. Что еще нужно русскому человеку? Правильно, 100 грамм.
В доме на 10 спальных мест мы распаковались, развесили мокрую одежду, и сварили ужин на печке. Кроме нас, там было двое туристов, и лежали вещи еще трех человек, которые, по словам дежурного, ушли на Круглицу в пять вечера и до сих пор не вернулись. И добавил, что им эти экстремалы уже "вот где".
Опять зарядил дождик и спустился такой туман - ничего не видно в трех метрах. Как же там бедные "экстремалы"?
Пришел бородатый мужичок с сигареткой в уголках губ, в тельняшке и рабочих брюках. Мы смотрели на него и не могли понять, кого он нам напоминает. Когда он спросил, не видели ли мы троих с Круглицы, сразу вспомнился Эпштейн из "Операции с Новым годом!" с его фразой "Вы такого маленького не видали?"
В баню мы попали только в двенадцатом часу ночи. Зато это было настоящее блаженство. Представьте: после семи часов ходьбы с рюкзаками под двадцать пять кг уставшие, промокшие, потные, голодные люди оказываются, наконец, в парилке, где жар приятно разминает натруженные мышцы, пахнет еловым веником, от каменки поднимается пар, а на подоконнике горит свечка. За окном дождь и туман, время полночь.
Напарились мы до смерти. Даже не знаю, с чем сравнить свои ощущения после того, как в энный раз мы сидели в предбаннике и передавали из рук в руки баночку "Невского" (единственное напоминание о цивилизации). Если есть рай на земле, то он там, в бане.
В час ночи мы кое-как съели одну тарелку супа на троих, аппетита не было. Уже засыпали, когда пришел Эпштейн проверить печку. Меня волновала судьба тех горемык, которые торчали неизвестно где в тумане. Эпштейн пообещал: "К обеду не придут, пойдем искать. Круглица - она как шарик, в тумане не видать, куда спустился и куда идти - то ли к Магнитке, то ли к приюту, то ли к Откликному. Я-то могу и в туман там бродить, у меня свои метки есть". Пожелав нам спокойной ночи, он ушел. Я незаметно провалилась в сон.

Экстремалы 
Часов в 10 дверь распахнулась, и вошли трое мокрых существ. Это оказались ТЕ САМЫЕ, потерявшиеся. После обмена приветствиями и впечатлениями выяснилось следующее. Две девушки и один парень (из них только одна девушка была однажды на Круглице, двое других никогда там не были) решили подняться на Гору. Отговорки типа "поздно, дождь и возможен туман" на них никакого действия не оказали. Благополучно покорив вершину, они начали спуск, и тут заморосило и спустился туман. Потеряв ориентацию, они залезли под какую-то елочку и укрылись от дождя. Костер не разводился, хлеб намок. Зато было много голубики и брусники, которой они и поужинали. Так и досидели бедняги до утра. Но лица их светились счастьем и даже торжеством каким-то. "Ребята, это было так здорово! Мы смогли! Мы выдержали!" Да уж, непостижимы грани человеческого счастья...
Мы разделили с "экстремалами" свою трапезу, благо супа был целый котелок, посоветовали им "идти в баню", а сами собрались и пошли на стоянку им. Гарбера. Наступил четверг, 21 августа.

Встреча на Гарбера
Шли часа два по Киалимскому тракту и дошли до нужного поворота. Указатель замалеван какими-то любителями природы. Если вам так хочется оставить свой след в истории, то заведите тетрадку и записывайте туда свои пожелания, адреса, имена. Но не портите деревья, указатели, столбы - в том числе и на стоянках. Лучше добрую память оставьте - дров нарубите, помогите с ремонтом. Согласитесь, когда пытаешься прочесть нужную надпись на указателе, а ее не видно из-за чьих-то художеств, то поминаешь этих "художников" отнюдь не добрым словом.
Когда мы добрались до стоянки, нас встретил шум речки и голоса - на противоположном берегу стояло 3 палатки. Народ из Ижевска и Снежинска. Мы подошли. Потом еще 2 группы подтянулись. Яблоку негде упасть. Никогда такого столпотворения не было! А когда мы варили еду, подошел еще один член нашей маленькой команды - Илья.
Вечер прошел шумно и немного бестолково - как это бывает при большом скоплении народу, когда все говорят обо всем и ни о чем. Но посидели, в общем, неплохо, вспомнив много хороших песен и историй.

Оставь баллончик всяк сюда входящий!
22 августа встретило нас солнышком, правда, разоспались мы вовсю. Пока поели, было уже 10. Пока собрались на Круглицу, уже к одиннадцати подходило. Остальной походный люд тоже собирался - кто домой, кто дальше по маршруту. Собрались и мы втроем, оставив одного сторожить лагерь.
Подъем крутой, я еле ползла. Олег с Ильей останавливались время от времени и ждали меня. Я злилась при виде их улыбающихся физиономий, и думала: это я без рюкзака, а вот Илья с рюкзаком, как ему удается так легко подниматься???
На тропе в одном месте напали на малину - минут 20 ползали по кустам и уплетали сочные ягоды. Потом опять поползли вверх. Втроем общение получалось лучше, чем во вчерашней толпе.
Вершина встретила нас ветром, необозримой далью и кучей надписей. Я хочу достучаться до тех, кто тащит на такую высоту краску, спрей, - все, что рисует, пишет, малюет, пачкает.
Васи, Пети, Любы, Тани из Челябинска, Магнитки, Кусы, Питера - (радуйтесь, кого не вспомнила) - кому, КОМУ важно, что вы здесь были, кроме вас самих? Я никак не могла найти такой ракурс, чтобы в кадр не попали эти самые Пети и Тани. Я пришла пообщаться со стариком Таганаем, а чувствую себя словно в общественном туалете! Вы когда в гости ходите, на стенах там пишете? ПОЧЕМУ людям так хочется оставить везде свою метку, как собакам на столбе???

Туман
Есть у Стивена Кинга такая повесть - Туман (The Mist). Там на небольшой городок опускается облако, и из него сыплются всякие твари, и неизвестно, чем все кончится - уж больно человек привык хозяйничать там, где не следует, и экспериментировать с недозволенным. Так вот, когда мы спускались с Круглицы, вдали загрохотало, и с востока к нам начала приближаться черная туча. Время около пяти. Прикинув возможные события, мы решили укрыться где-нибудь в расщелине или под уступом. Вспомнили вчерашних экстремалов, но нас отличало то, что мы уже спустились с горы и находились в Долине сказок. Елочки начали исчезать в белом молоке. Застучали первые капли дождя.
Укрытие мы нашли идеальное - у подножия одного останца лежала плоская каменная плита, на которую мы сели, подложив пенку. Сверху нас закрывала от дождя крыша из такого же плоского выступа. Закутавшись в пленку, мы сидели и смотрели на несущиеся над головами облака, причем их было как бы три слоя, и скорость у каждого была разная. Особенно быстро и низко проносились те, что были прямо над нами - словно клочки ваты летели по воздуху. Грохотало внушительно, но дождь был не очень сильный. Под пленкой было тепло и уютно. Мда, а мы-то пошутили, что УЖ С НАМИ проблем не будет! В горах ничего нельзя утверждать наверняка. Было солнце и синее небо - через пять минут ветер, гроза и туман.
Разговор тек неторопливо, сколько времени прошло - не знаю, может, двадцать минут, может, сорок, а может, час. И разговоры были хорошие, а про что - я почему-то никак не могу вспомнить. Так ли уж важно пересказывать разговоры? Гораздо важнее ощущение того, что было хорошо, уютно, тепло, и погода тут не играет роли. Все зависит от состояния души. Вот тогда я и почувствовала родство с теми бедолагами, ночевавшими под елочкой. Они, кажется, всю ночь песни пели. Мы хоть и не пели, и дождь нас не мочил, но страха мы не испытывали тоже. Было спокойно и хорошо.

Хозяин леса
Дождавшись приемлемой видимости, мы спустились до развилки (на приют и Откликной) и съели рыбную консерву. Илья налегке отправился домой в Златоуст, а мы зашагали с Олегом вниз. Опять выглянуло солнышко, туман рассеялся. Мы запаслись водой на приюте и пошли в лагерь, где нас ждал плов, сваренный Серегой по особому походному рецепту.
Быстро темнело. Мы шагали по мокрым камням, острые края впивались в подошвы сапог, казалось, что идешь босиком - пожалуй, это самое главное неудобство резиновой обуви. Навстречу нам попались двое туристов и рассказали одну историю. То ли эта история о погибшем туристе оказала на меня такое влияние, то ли еще что, но на подходе к стоянке, когда нас с обеих сторон обступил вплотную мрачный хвойный лес, я вдруг ощутила безотчетный ужас - меня аж в пот холодный бросило. Спину сверлил взгляд. Я взвизгнула и оглянулась - зашелестели ветви, разбуженные ветром. Никого. Чувствую, как волосы зашевелились на голове, но из горла вместо крика вырвался писк. Олег меня успокоил и пропустил перед собой. Я пошла вперед и снова почувствовала этот взгляд. Закусила губу и приказала себе идти. Через минуту ощущение того, что мне смотрят в спину, исчезло. Я оглянулась - обыкновенный темный лес. Ужас исчез. Но Он был, был! Кто? Олег сказал, что это Хозяин леса. Может быть. Ни до, ни после у меня не было таких ощущений, а уж историй я наслушалась за этот поход немало.
Серега нас потерял - было одиннадцать, когда мы добрались до лагеря. Темень кромешная. Плов остыл, но все равно был очень вкусным. Походный люд сидел у костра, что-то ел, пил и пел. Я рассказала про взгляд из леса. Один мальчик из отряда внимательно меня слушал, а потом спросил: "А вы кого-нибудь видели?" Я покачала головой. Он поежился и сел поближе к костру. Серега взял у него из рук тарелку и навалил в нее душистого плова - мальчик поблагодарил и сказал, что такой вкуснятины не ел - "не то, что наша еда". Потом он забрался в спальник и заснул под наши песни на полатях. Надеюсь, снилось ему что-нибудь хорошее и доброе.

Памятник рук человеческих и разбитая ваза
В субботу, 23 августа, мы собрались на метеостанцию втроем. Народ со стоянки разошелся, и мы наслаждались тишиной и покоем. Не спеша позавтракали, оставили записку для тех, кто забредет к нам на огонек, и тронулись в путь. Тропа шла мимо Трех Братьев, так называемой Аномальной зоны. Не знаю, что там такого аномального, но место красивое - три высоких скалы-останца через небольшое расстояние друг от друга охраняют тайгу, словно три богатыря. Несколько лет назад я даже залезала на один, а вот слезть просто так не удалось - снимали меня, как отца Федора с колбасой в "Двенадцати стульях".
По обеим сторонам тропки белели грузди. Молились, чтобы никто их не срезал до нашего возвращения.
Погода радовала солнышком, но идти было тяжело - подъем градусов 30-40. К двум часам мы добрались до родника-колодца, напились вволю, набрали с собой воды в бутылку и пошли дальше. Путь подходил к концу. Елочки редели, дорога становилась шире, и вот перед нами раскинулось огромное плато с останцами, жесткой травой, ягодниками и самой метеостанцией - два домика, приборы и вездеход. Голубики мало, а вот брусники - навалом. Приятно лежа на животе на жесткой пружинистой таежной подстилке срывать губами сочные горьковатые ягоды.
Я походила по плато, стараясь не топтать реликтовый брусничник. Горы вдали видны так ясно и кажутся такими близкими, хотя до них десятки километров. Крутые обрывы, лесистые склоны, голые скалы - а я как на ладони великана. Смотрю вниз с этой ладони и не боюсь, - ведь он не даст мне упасть, сожмет пальцы. Словно в подтверждение моих мыслей подул ветер, и земля качнулась под ногами.
Я отступила назад и пошла искать своих товарищей. Метеоролог показывал и рассказывал им, как снимают показания с приборов, как отправляют в Екатеринбург. Наша метеостанция самая высокая в России (1112 м). Потом мы зашли в старый дом, которому 70 лет, но сруб внутри смотрится таким светлым, словно его поставили пару лет назад. К сожалению, целы только стены. Пол провален, окна разбиты, в комнате свалка - и туристы оставляют мусор, и хозяева добавляют. Начальство хочет пустить дом на дрова, а метеорологи не дают - как можно, ведь это исторический памятник! А еще в доме стоит пропеллер от ветряка, которому 30 лет. Оборудование старое, денег платят копейки, но эти люди любят свою работу, уходят на денежное место - и снова возвращаются.
Нас накормили отличной груздянкой, потом мы попили чаю, послушали истории о пропавших и найденных туристах, и начали прощаться. Я спросила про белую гипсовую вазу в форме головы, которая стояла на одном из останцев пару лет назад. Хозяин печально покачал головой: нету. Может, разбилась, может, забрал кто. Мы вышли из домика и прогулялись по окрестностям. Серега наткнулся на осколки вазы и кликнул нас. Втроем мы принесли белые черепки к дому. Собрали их вместе, приладили кое-как. Хозяин обрадовался и сказал, что попытается склеить их.
Мы простились, пожелали метеорологам удачной смены, и пошли вниз, за груздями. Нам повезло: грибы нас ждали, а уж мы не заставили себя ждать - под корешок и в мешок. Набрали полный пакет. Добрались до стоянки, прочитали две записки, оставленные нам проходившими мимо туристами (спасибо вам, ребята, за конфеты и за прочую снедь! Хотя у нас и своего добра хватало, но все равно приятно), и принялись чистить грибы. Чистили целый час, потом еще столько же варили, потом жарили в котелке с маслом и луком. Потом, уже в потемках, ели. Было так сытно, что после первой тарелки никто не стал есть добавку - и осталось почти полкотелка.

Танец огня
Непривычно тихо было в ту ночь. Мы долго сидели у костра, разговаривали и глядели на звезды. Они тоже глядели на нас, далекие и холодные.
У костра было тепло. Он делал нас ближе друг другу, и было неважно, кто мы и откуда. Трое у костра в ночной тайге.
На огонь можно смотреть бесконечно, как и на воду. Он словно играет с тобой, приглашает присоединиться, змеится и потрескивает, завораживает и бормочет что-то, а ты сидишь и смотришь в оранжево-красную бездну, не в силах оторваться или хотя бы пошевелиться, и только изредка разгибаешь затекшую спину и потираешь раскаленные колени. А потом подпираешь ладонями подбородок и снова наблюдаешь танец огненных язычков, провожая взглядом летящие к небу искры.
Вот и закончилась суббота. Уже под утро пошел дождь, и мы дождались, пока вода загасит костер, не в силах убить его сами. Добрались до палатки и заснули мертвым сном.

Обратный путь на приют
Утром, в воскресенье, 23 августа, мы собрались в обратный путь, на приют. Хотели успеть на Откликной слазить, а в понедельник - домой, в Челябинск.
Завтракали грибами. Опять объелись одной порцией, а остатки вывалили на помойку. Прибрали стоянку, налили сто грамм Хозяину леса, чтоб не сердился.
Решили пойти по просеке прямиком до Откликного, а не по тропе, как раньше. За три дня отвыкли от рюкзаков, снова заныли плечи. Путь по просеке нелегкий - много вывороченных с корнем деревьев, топь. Серега с Олегом благополучно перелезли через стволы и по кочкам выбрались на твердую землю. А у меня нога соскользнула - и провалилась в топь. Рюкзак перевесил, и я села в болото. Ругаюсь и погружаюсь в темную жижу. Мужики меня давай тянуть, а я не могу ногу вытащить, сапог застрял. Только меня вытянули, и Олег провалился, а у него в руках гитара. Бросай, говорю, ее, давай руку. Вдвоем навалились - вытянули Олега. Гитару подобрали - и подальше от этого гиблого места.
Опять ветровал. Ноги уже не слушаются, подгибаются. Пятая точка мокрая и грязная. Но вот опять оступаюсь, на этот раз падаю на большой сучковатый еловый ствол и взвываю от боли. Такое ощущение, будто меня проткнули ножом. Ощупываю ногу - вроде все цело. На вопросительный взгляд товарищей отрицательно мотаю головой, поднимаюсь кое-как и иду дальше. Из ненормативной лексики выбираю самое распространенное слово, которое облегчает душу в подобных случаях.

Последняя ночь в приюте
До приюта мы дошли часам к четырем. Нас там встретили как старых знакомых. Эпштейн кивнул, перекидывая сигарету из одного угла рта в другой, пес радостно взвизгнул в предвкушении сушек.
Расположились мы в маленьком домике - на 4-5 мест, уютном, теплом, распаковали вещи, и пошли заготавливать дрова для бани. А дров нужно не просто принести, а найти сухостой, спилить, распилить на куски и дотащить до приюта. Потом распилить и расколоть. Так что с Откликным придется подождать до завтра.
Что ж, дрова так дрова. Метрах в трехстах нашли березу и ель, то, что надо, спилили. Дали мне топор, чтоб сучки обрубила. Я добросовестно все исполнила. Потом мы тащили распиленные части - кто волоком, кто на плече - к костровищу. Потом пилили и рубили поленья. В конце концов топор у меня отобрали, чтобы не допустить членовредительства - моего или окружающих. Но пару поленьев я успела-таки расколоть.
Сварили супчик, истопили баню. Поели, отдохнули и поздно вечером пошли мыться. Опять еловый веничек, второе рождение и последний глоток алюминиевой цивилизации… Пожалуй, стоит немного поправить Владимира Семеновича: лучше гор может быть только баня…
После бани мы сидели под новым, только что выстроенным навесом, и пили чай. К костру подтянулись хозяева, и мы отвели душу песнями и историями. Хорошо посидели!

Лучшая байка Эпштейна
Зимой дело было. Я, значит, решил на метеостанцию сходить, праздник был, дай, думаю, с ребятами, посидим, там, выпьем, значит… Ну, начальник уехал в Златоуст, и я потихоньку ушел, ага… Посидели с ребятами нормально, возвращаюсь - все в порядке. Главный тоже вернулся на вездеходе и говорит мне: слышь, Серега, тут следы странные такие. Еду, значит, я, смотрю - впереди следы - и раз, в лес свернули. Ну, я с вездехода слез, и тоже по следам в лес. А там ни окурков, ни фантиков, просто следы ног и такие два странных больших круглых отпечатка. Я понимаю, курили бы, конфеты, там, поели. А тут ни фига, ты понимаешь!.. Что за ерунда? Хрен его разберет, говорю. А ты, говорит, ничего такого не видел? Да нет, говорю, здесь, говорю, был, ага! Ну, ладно. А потом в баню собрались - а бачков алюминиевых нету! Вот тут и следы прояснились, и то, что в лес эти гады свернули. Видимо, когда главный уезжал, они шум услышали, и в лес подались, а потом, когда он проехал, дальше пошли. Нет, вы представляете, ночью прийти сюда зимой и упереть два огромных бака!!! А мы потом бочку поставили. Моемся, куда ж деваться!

Возвращаются все, кроме тех, кто…
Понедельник, 25 августа, встретил нас солнцем и ясным небом. Серега пошел на вокзал, а мы с Олегом взяли воды, леденцов и пошли на Откликной.
Я давно не была на Гребне. Когда смотришь на него издали, его очертания напоминают спину доисторического чудовища. И тянуло меня туда не только желание повидаться со старым драконом. Где-то там лежал самолет, разбившийся в предновогоднюю ночь 1947 года. Меня притягивало это место, сама история была трагической и загадочной. Я хотела знать, почему четверых погибших нашли сразу, а одного только весной, я хотела понять, почему молодому парню, спешащему на собственную свадьбу, была уготована такая судьба…
Мы дошли до Гребня без проблем. Тяжело, в гору, но терпимо. Жарко, душно. Одно хорошо: за весь поход - ни одного комара!!!
Миновали останцы, оставив любование видом на обратный путь, - время поджимало. Дошли до поляны. Пошли вдоль Гребня, по границе леса и курумника по южному склону хребта вниз, на юго-запад. Всматривались в скалы, ища место скола на сером фоне - розовое пятно где-то вверху, на самой выступающей части хребта. Кажется, здесь.
Олег - направо, я - налево. Карабкаемся вверх по каменным глыбам, осматриваясь по сторонам. Вдруг слышу голос Олега: "Лена, вот шасси!" Поднимаюсь, смотрю - Олег держит проржавевшую длинную железку, напоминающую костыль. Что ж, может быть. Становится не по себе, словно лопату вонзили в старую могилу. Лезем выше. Вот рама большая, - кажется, тоже от крепления шасси. Залезаю внутрь. Кладу руку на ржавое железо, в голове раздается визг и скрежет - мы падаем… Нет, я не хочу… Стоп, кто это говорит? "Выбирайся давай!"
Выбираюсь, встаю на шершавый валун. Жутко. Солнце печет вспотевшую спину, ноги ищут опору для следующего прыжка. Хочется пить. Кто-нибудь, воды-ы… холодно... Господи, жара ведь! Снег можно поесть, в конце концов. точно, снег! меня найдут. я успею, я доползу! Темно, ничего не вижу… где я? черт, еще немного… ног не чувствую… господи, не дай мне сдохнуть здесь и сейчас, я перевалю через эту гору… вниз, скорее... ветер сносит. снег кругом, везде, сверху, снизу, внутри.. и пить уже не хочется, во рту тоже снег. дышать больно… господи, кто-нибудь! вниз надо, подальше от этого ветра… где левая нога? ничего не чувствую… вот, сюда, в расщелину… надо немного поспать… чуть-чуть… нет, нельзя, сейчас только отдохну - и вниз… сейчас… сейчас…всего чуть-чуть… я успею к тебе, любимая. вот только отдохну немного…
Я очнулась, когда Олег положил мне руку на плечо. "Ты в порядке?"
Его нашли, когда сошел снег, на другой стороне хребта в расщелине...
Почему, если четверых раскидало рядом, пятого с ними не было?
Почему, глядя на отколотые скалы, спасатели не обратили внимание, что прямо рядом с огромным белым пятном есть проход, перевал на другую сторону? Даже не предположили, что пятый мог оказаться на ТОЙ СТОРОНЕ?
Почему человек, услышавший хлопок врезавшегося в скалу самолета, не повернул назад, не прошел пару километров - хоть и было четыре или пять часов вечера зимой, но это был его дом, его горы, он здесь знал каждую тропку? Не ответить на это сейчас. Учитывая, что самолет разбился вечером 30 декабря, и впереди был Новый год…
Для чего судьба покалечила, но спасла одного из пяти - для того лишь, чтобы он замерз на другой стороне хребта??? Было +6, в новогоднюю ночь!!! Это было чудо, но ему никто не помог…
Кто-то сложил кучкой покореженную алюминиевую обшивку самолета, локомотивные печки валялись повсюду - недолетевший груз рокового рейса. Знаю, многие уносят на память отсюда железяки и потом рассказывают своим знакомым про самолет, который летел то ли из Москвы, то ли в Москву, придумывают на ходу подробности, хвастаются, как они видели собственными глазами ржавый скелет самолета, чувствуют зависть непосвященных в эту тайну. Пять минут ахов и вздохов, и все забыто, в новостях истории про новые жертвы, масштабные катастрофы и террористическую войну. Кто вспомнит какой-то старый самолет? Это как черно-белое кино, которое давно никому неинтересно.
Я подняла с огромного валуна маленький розовый осколок авантюрина, блестевший на солнце, и сунула в карман.
С Откликного мы спустились притихшие, полные мыслей о вечном и непонятном. Сидели на скалах, смотрели вдаль и молчали.

Когда вода всемирного потопа…
В приюте мы упаковали рюкзаки, оставив все, что было можно, хозяевам. У нас оставалось три с половиной часа, чтобы пройти 16 километров и успеть на последнюю электричку.
Вскоре после того, как мы начали обратный путь, в небе загрохотало, и полил по-холодному осенний дождь.
Тринадцать или четырнадцать километров мы одолели примерно за три часа. Дождь лил не переставая, моя футболка промокла насквозь, в сапоги стекала вода, с волос капало. Зато было не жарко, и пить почти не хотелось.
Олег время от временя оглядывался на меня, как пленный немец на Федота в фильме "А зори здесь тихие", чтобы убедиться, что я еще иду. Недалеко от лесничества мы свернули не на ту тропу. Олег пожалел меня, "увел" с горы. В результате мы вышли не на домик лесничества, а на окраину, по ЛЭП, к садам. Часов у нас не было, но я предсказывала время с точностью до пяти минут.

- Гражданин, вы опоздали всего на минуту, а так переживаете, будто опоздали на три часа!
К конечной автобуса мы притащились без пяти восемь. В восемь влезли в автобус. Дождь кончился, ненадолго выглянуло солнышко - закат был красивый. Народ смотрел на нас не то жалостливо, не то осуждающе. Похоже, здесь к этому зрелищу привыкли. Я молилась, чтобы мы успели. Остановка, выскакиваем (если можно применить этот глагол к людям с огромными рюкзаками, гитарой и палаткой) и несемся (условно, опять же) к зданию вокзала. На табло московское время - 18.14. Электричка ушла 4 минуты назад. Из груди моей вырывается стон: нестись столько километров и заблудиться перед выходом из леса!!! Каких-то 4 минуты!!!
Ночевку на вокзале трудно описать. Во-первых, мы были мокрыми насквозь, включая нижнее белье. Затащив рюкзаки наверх, мы расположились на жестких сидениях, придуманных специально для того, чтобы пассажиры всю ночь не могли сомкнуть глаз и не проспали свой поезд. Переоделись в сухое. Сходили умылись по очереди. Купили бутылку пива и сели читать книжку "Таганайскими тропами". Потом нас стало клонить в сон.
Пробовали спать по-всякому - ноги через подлокотники, ноги под подлокотники, ноги вытянуты, голова на деревянной спинке, наконец, подумали о том, чтобы разложить коврики и спальники прямо на полу. Но тут подошли работники милиции к какому-то мужичку, кемарившему неподалеку от нас, и вывели его под белы рученьки. Про спальники пришлось забыть.
Когда объявили электричку, мы вышли из теплого вокзала на холод, возвращаясь потихоньку к привычной жизни. Усталость навалилась - это ж сколько мы сегодня километров намотали, кошмар! Втащили рюкзаки, упали на мягкие сиденья, - и отрубились. Моей последней мыслью было: "в чем завтра на работу пойду…"
Не помню, что мне снилось, но когда открыла глаза, всплыли в памяти слова из старой книжки:

Плывут пароходы - привет Мальчишу!
Пролетают летчики - привет Мальчишу!
Пробегают паровозы - привет Мальчишу!
А пройдут пионеры - салют Мальчишу!

Вот вам, ребята, и вся сказка.