Туристское творчество

Автор: Павел Паршаков (г. Чайковский, Пермский край)

Работы Павла Паршакова:

• На таежной реке
• Щугор выходит из гор - рассказ о сплаве в Коми

После пятилетнего перерыва мы с Василием в 2003 году возобновили совместные водные походы. Ранее мы отметились на Сылве, Вишере, Березовой, Усьве. В выборе наших маршрутов мы ориентируемся, прежде всего, на сохранность естественного природного ландшафта территории. Стараемся избежать незапланированных встреч, чтобы кто-нибудь не испортил праздника общения с природой. То есть, места должны быть, насколько возможно, необитаемые. В девяностых годах даже указанные реки соответствовали нашим требованиям, потому что массовость туризма в то время резко снизилась.

У меня есть желание показать другу реку Улс, по которому я ходил в девяносто восьмом. И есть мечта побывать на субальпийских лугах хребта Кваркуш, восточная граница которого есть Улс. Нет проблем в одном маршруте совместить оба желания. Сложность в ином.

Василий - водный турист, ходить пешком не любит. На хребет же гарантированно добраться можно только на своих двоих, либо на мощнейшем вездеходе. Меня вездеход не устраивает, хочу пройти по Кваркушу не спеша, где надо - остановлюсь, попью, отдохну, где захочу - постою, полюбуюсь на творения природы.

Воспоминания детства. Через наш поселок, спускаясь с восточного лесистого склона, идет стадо скота в несколько сот голов. Потных грязных животных сопровождают несколько обросших щетиной пастухов в шапках (в конце лета!) и длинных брезентовых плащах, две-три собаки и тучи гнуса. Мужики берут в магазине водку, нехитрую снедь, пьют и едят на пыльных ступеньках магазина. Некоторые заходят к родственникам, выходя от них навеселе. И стадо, дисциплинируемое ударами бичей и изысканной матерщиной пастухов, бредет, поднимая пыль, по гравийной дороге, приводящей через 20-30 километров в родные пермяцкие деревни. Мама говорит: "Скот гонят с Кваркуша". В горные луга молодняк КРС отгоняли на летний откорм, где животные набирали вес рекордными темпами, чему способствовали уникальные условия западного склона хребта: сочная, богатая минералами растительность; ветер, отгоняющий оводов, слепней, комаров. Поэтому, говоря на современном сленге, экономически оправдан стоверстный перегон, гарантировавший килограмм привеса в сутки на каждую рогатую (комолую) голову.

Летом в помещении нашей восьмилетней школы на ночевку останавливались туристы, ученики старших классов из Перми, Соликамска, Березников. Больше запомнились туристы из Боровска, так как неизменно, каждое лето боровцы шли на Кваркуш, и руководителем неизменно был преподаватель по фамилии Барковский. Мы, поселковые пацаны, с уважением произносили эту фамилию, потому что побывать хотя бы раз на Кваркуше было несбыточной мечтой. Как-то, после седьмого класса, я насмелился подойти к Барковскому и спросил: как добраться до легендарного хребта и в каких местах лучше побывать. Уточнив, что я хочу: посмотреть или порыбачить, и уяснив, что и то, и другое, он изложил маршрут до Вогульского камня, и далее по реке Пеля. К сожалению, в то время этому проекту не суждено осуществиться.

Во-первых, в селении не было руководителей-энтузиастов, которые имели бы опыт походов, и которые на свой страх и риск повели бы детей по категорийному маршруту. Во-вторых, летом в семьях, живших в частных домах и содержавших домашний скот, всегда была работа для детей: огород, сенокос, стройка и ремонт. К примеру, родители впервые взяли меня на уборку сена в семь лет, среднего брата - в шесть. В-третьих, не было элементарного туристического инвентаря. В городских магазинах инвентарь был, но цены на туристическое снаряжение даже при социализме были кусачие, так что мы и не смели беспокоить родителей по поводу таких дорогих вещей. Пацаны с завистью смотрели на городских туристов, одетых в трико, обутых в кеды, сгибавшихся под тяжестью разноцветных рюкзаков. Попадалась мне в руки книжка "Мы идем на Кваркуш", в которой повествуется о приключениях школьников, добравшихся до безлесого Урала с пастухами, перегонявшими стадо.

По рассказам пастухов и туристов, в горах климат более континентальный, чем в тайге, и, в частности, у нас в поселке. Летом, якобы, по утреннему заморозку можно обнаружить в котелке замерзшую воду. Было желание увидеть воочию описываемые пейзажи, необычные для нашей лесистой местности: скалы среди открытых пространств, обширные луга с высокой травой, олени, летом пригоняемые вогулами на горные пастбища. Мечта сходить на Кваркуш не осуществилась не только в возрасте подростка, но и благополучно дожила до моего 46-летия.

И вот я сижу над картой и прокладываю траектории предполагаемых маршрутов. Вот есть грунтовая дорога до реки Ошмос, притока Язьвы, в двух вариантах. От Соликамска повернуть на Сим, Красный Берег и далее вдоль Молмыса на речку Осиновку, где находится лагерь исправительно-трудовой колонии. Через прокурорских знакомых, связавшихся с Соликамсклагом, я узнал, что по этой дороге на УАЗике можно уверенно проехать. Смущала лишь неуверенность в возможности переправиться на правый берег Язьвы в случае подъема воды от дождей. Второй вариант добраться до Ошмоса через Красновишерск-Северный Колчим, и далее по дороге, проходящей в верховьях рек Полуденный Колчим, Большой Щугор, мимо горы Кайбыш, предпочтительней для меня, хоть и путь длиннее. В любом случае до Ошмоса есть возможность доехать с комфортом, а дальше-то пятьдесят один километр пешком! Что за дорога там в натуре? По этому вопросу я надеюсь пообщаться с Гилевым Владимиром в Верх-Язьве, что находится по пути в Северный Колчим. Владимир, с которым я познакомился полтора месяца назад, побывав в родных местах на встрече одноклассников, неоднократно ходил по той дороге, мог бы дать ценные инструкции.

Вы скажете: а как же Василий? Все интересы учтены. Пройдя Кваркуш, я должен спуститься по ручью Жиголан к лесовозной дороге, приводящей к мосту через Улс. Это будет место встречи. Сюда, через Горнозаводск, Теплую Гору, Свердловскую область, Североуральск, на машине подъедет мой друг. То есть, я пробираюсь с запада, он - с востока. Затем - совместный сплав по Улсу и Вишере до Акчима.

Для экспедиции нужно еще хотя бы два человека, потому что катамаран у нас четырехместный, да и каждого из нас кто-то должен сопровождать, помочь, поддержать. Василий нашел попутчиков и мне, и себе, оба - его сотрудники. Со мной идет Евгений Петрович Лешок, начальник техотдела, 52 года, среднего роста, средней упитанности, седые усы. Василия сопровождает начальник его охраны Владимир Мурашов, 39 лет, среднего роста, подтянут, стрижка "площадка", свободно владеет удмуртским.

Звоню Лешку, интересуюсь его туристическим опытом. Говорит, сплавлялся по Сиве с Заварзиным. Конечно, Заварзин - известный в городе турист, и если бы Петрович сходил с ним на Катунь, это было бы солидно. Я прошу его взять у Василия карту-километровку маршрута и список индивидуального снаряжения. Даю ему поручение закупить мясные консервы для нашей пешей группы.

Основной груз: катамаран, инвентарь я передаю Василию, обязанному привезти его машиной к Улсу. Кроме того, он, по заведенному им порядку, сам закупает продукты для сплава в объемах, рассчитанным по нормам, взятым из туристических справочников. Однако, каждый раз половина взятого возвращается домой, вопреки логике и зверскому аппетиту на природе. Я же в пеший поход беру самое необходимое, заполнившее под завязку стодвадцатилитровый рюкзак.

Ну, всё (или не всё?) собрали, выезжаем утром 24 августа. Везет нас, меня и Петровича, на "уазике-469" Николай Кочуров, водитель ПНГС, охотник, рыбак, веселый балагур. Мы хохочем над его рассказами, в которых он спокойно и уверенно выходит победителем из анекдотичных ситуаций во взаимоотношениях с женщинами, чаще всего с женой и тещей. Вторая главная тема его рассказов - охота и рыбалка. В них он тоже герой на фоне недалеких, как оказывается, товарищей по интересу. К примеру, как-то на открытии охоты приятели пораньше сорвались с места, чтобы занять перспективные места, оставив спящего Василича. А он, встав, поплыл на лодке в "неперспективное" место, где набил уток столько, что судно бортом зачерпнуло воду. Хорошо, что у самого берега. А друзья с чем убежали утром, с тем и вернулись.

Так, за разговорами, мы за 10 часов добрались до Верх-Язьвы. Дорога по извилистой улице спускается к р. Шудье, от которой поднимается по прямой в направлении деревень Макарова, Семина, Федотова. Здесь названия всех селений имеют окончания "а", отвечая на вопрос "чья?".

За тридцать лет, прошедших со времени моей учебы в старших классах местной средней школы, мало изменилось в селе. Те же потемневшие бревенчатые строения вдоль улицы. Только у перекрестка не стало дома директора школы Бронникова П.Е., да в конце села "Япония" разрослась двухквартирным жильем. Строятся 2-3 кирпичных дома.

Новый двухэтажный кирпичный дом Владимира Гилева стоит у впадения р. Шудьи в Язьву, но хозяина, у которого можно было узнать дорогу на Кваркуш, дома не оказалось, как и никого из семьи. Думаю, зайду к однокласснице Наташе Антипиной, они вместе работают, может быть скажет, где найти Владимира. Но ее нет дома, соседка говорит: ушла по ягоды. Возникает беспокойство: как идти на хребет от Ошмоса? На карте эти дороги не прорисованы, да есть ли они?

Заходим в сельский магазин. Покупаю несколько копченых куриных окорочков, ведь я в обычных условиях не ем мясо млекопитающих, только рыбу и птицу. В походе приходится есть, что есть, но, вот появилась возможность отсрочить поедание высших животных.

Иду к своему двоюродному брату Петру Валентиновичу, он здесь глава администрации, может быть укажет людей, знающих дорогу. Вижу Петра у строящегося дома, с помощником носят на плечах толстые доски. Только поздоровались, он меня огорошивает: "Ты что не привез мне энцефалитку "Пермтрансгаз" как у тебя?". Да как-то разговору не было, а так не догадался. По существу беспокоящего нас вопроса Петр говорит: сам ходил на Кваркуш, от Ошмоса туда идет грунтовая дорога, другой нет, развилок нет, не заблудишься. Ну и отлично, мчимся по ухабам к Северному Колчиму.

Погода солнечная. Когда, проехав Заполье, поднимаемся в поля, горизонт раздвигается, далеко видны холмы, поросшие лесом. На северо-востоке в дымке виднеется синий хребет Колчимского Камня.

Дорога с залитых солнцем полей входит в темнохвойный лес, и с каждым поворотом все больше скатывается к Колчиму. Все знакомо с детства. Вот проезжаем ручей Бутома, вдоль которого на лесных полянах были сенокосы нашей семьи. Мы, пацаны, умудрялись ловить в ручье на крючок и банками вандышей, мелкую рыбешку. А один раз в морду, поставленную братом Мишей, попался большой налим. В снасть кроме него набились вандыши, и налим, перед переселением из морды в котел, порадовал свой пишевод товарищами по несчастью. Даже изо рта торчал хвост рыбешки. Сейчас же кто-то вырубил здесь лес, вопреки закону варварски оголил берега.

Знакомый крутой, с поворотом, спуск к реке Колчим, долина которой загромождена дражными отвалами, меж ними, извиваясь, течет мутная жидкость. Отвалы за три десятка лет покрылись травой, кустами, мелкими деревцами. У правого берега в свое время был деревянный мост, в одну из ночей в середине шестидесятых годов снесенный водой, поднявшейся от обильных дождей. Рано утром УАЗик-буханка, взявший курс на районный центр, промчался по уцелевшему пролету моста и сходу сорвался в набравший силу поток. Толи утренний туман не позволил разглядеть промоину, толи водила еще не проснулся, но машина ушла под воду. Утонули все кроме школьника Валерки Черноусова. Сколько помню, его звали Гуся. Не знаю только, носил ли он это прозвище до инцидента, или оно было дано молвой после него. Если первое, то, видимо, кто-то заранее узрел в Валерке выдающиеся способности выплывать там, где другие тонут. Если второе, то это - заслуженное звание.

И вот полотно, проходящее по скальным выходам, приводит нас в поселок. Ищу дом двоюродного брата Афанасия Тимофеевича, хочу напроситься к нему на ночлег и просить, чтобы завтра утром он отвез меня и Лешка на Ошмос. Дома Тася, жена Афанасия. Еле узнаю ее в постаревшей женщине, а раньше была молодая, боевая. От Таси мы узнаем, что Афоня приедет с работы часа через три, а завтра утром они едут в Красновишерск. Так что у нас один выход, чтобы Николай Васильевич, продолжая путь, довез нас сегодня до Ошмоса.

Гравийная дорога, прежде чем выйти из поселка, поднимется в крутую гору. Рассказываю Петровичу, как в детстве мы втроем: я, братан Пеца и сосед Сашка, догнали кузовной ЗИЛ, тяжело преодолевавший этот подъем. Подтянулись, де5ржась за борт, и встали ногами на задний бампер. Далее полотно пологое, скорость машины выше, мы счастливы. После поворота налево, напротив кладбища, пошел уклон вниз. ЗИЛ понесся бешенно, выбрасывая из-под колес камни, поднимая шлейф пыли. Пацаны испугались и были согласны освободить неоплаченные места, но остановок не было. Первым спрыгнул самый младший, Сашка, скрывшийся в клубах пыли. Затем я. Не удержавшегося на ногах, меня по инерции протащило по каменистой колее. Ободрал левый локоть до кости. Поднявшись, подошел к Сашке, у него на боку кровоточила рана. Пришел старший, Пеца, живой и невредимый. Сообщил: держась за бампер, спрыгнул с машины, пробежал за ней, и, почувствовав равновесие, отнял руки от машины.

Так за воспоминаниями, по лесовозной дороге проезжаем истоки Полуденного Колчима по болотистой местности. Ручьи наш уазик преодолевает, где по мостикам, а где - вброд. Пчеловоды со встречной машины подтверждают правильность нашего движения к Ошмосу. Смеркается. Вот вдоль дороги штабеля бревен, у которых два человека. Один ходит по штабелям, другой ведет запись в блокноте.

- Мужики, где здесь дорога к Ошмосу?

- Вы проехали отворот вправо, там бутылка надета на ветку.

- Спасибо, а вы из какого поселка?

- Да мы рядом здесь, с Осиновки - смутившись, отвечает один. Понятно, на Осиновке одно селение - зона.

От бутылки на ветке, едем вниз по скользкой от начавшегося дождя дороге. Слева нашу колею сопровождает глиняный овраг двухметровой глубины, нежелательное соседство. Наконец, дорога упирается в провалившийся мост через речку, имеющую ширину метров восемь. Это, должно быть, и есть Ошмос. Выгружаемся. Николай Васильевич вежливо отказывается от моего предложения заночевать с нами на берегу, и УАЗ, поднявшись по склону, исчезает в сумерках.

На мокрых камнях ставим палатку, долго не удается развести костер из сырых дров. Наскоро пьем чай. Ложимся спать под звуки шумящей на перекате речной воды и дождевых капель, барабанящих по тенту палатки.

Утро выдается ясным. Вытаскиваю из золы головешки вчерашнего огнища, возрождаю пламя. Подкрепившись и сложив инвентарь, переходим Рубикон. Вместо рюкзака одеваю на спину Лешка и переношу на другой берег. У меня болотные сапоги с высокими голенищами, а у него - дырявые кирзовые, в которых он пашет на дачном участке. Затем возвращаюсь за своим рюкзаком. Говорю: "Петрович, сейчас уйду, ты и сгинешь на том берегу со своей драной обувью. Ведь собрались пройти пешком десятки километров по бездорожью, а не на уикэнд в садово-огородный кооператив". Лешок должен простить меня за излишнюю строгость, но опытные путешественники знают, что наплевательское отношение к подготовке снаряжения приводит, как минимум, к ухудшению настроения.

Дорога, а точнее - глубокая колея в грунте сразу пошла вверх. С вершины холма, благодаря вырубкам и понижению склона в сторону реки Язьвы, справа открывается вид на зеленое хвойное море и, у самого горизонта, синяя цепь гор. Спустившись с холма, дорога уходит под воду разлившегося по распадку ручья. В воде просматривается разбитые колеи, затянутые илом и лесным перегноем. Думаю, что проехать здесь, даже на вездеходе, подвиг. Далее путь лежит все в гору и в гору. Тягун на несколько часов. Ждешь, что, дойдя до очередного поворота, увидишь за ним горизонтальную поверхность, но, увы, там такой же подъем по наклонной. Пока были свежие силы, мы останавливались на десятиминутный отдых через час. Утомившись, перекуриваем каждые 45 минут. Какое блаженство - на сорок шестой минуте поставить рюкзак на валежину и освободить плечи от давящей тяжести. После передышки усилием воли заставляешь себя взвалить на спину постылый груз. Лешок тоже пытается надеть свой брезентовый мешок образца шестидесятых, но груз срывается и грохается наземь. Оторвалась ветхая лямка рюкзака. Кое-как скручиваем ее проволокой и снова на подъем, поворот за поворотом. Идешь и размышляешь: почему груз такой тяжелый? Тяжел топор, пристегнутый к рюкзаку. В руках ружье, на случай, если поднимем из кустов дичь. Но никто не взлетает на протяжении всего пути, что удивительно. Обычно за день ходьбы в тайге неоднократно взлетают рябчики, а то и глухарь. В кармане рюкзака болтается толстостенная бутылка водки "Флагман", брал ее для встречи с Владимиром Гилевым. Не выбрасывать же, пригодится для встречи с аборигенами.

Чем выше поднимаемся, тем больше рябин, ветви которых изогнулись под гроздьями оранжево-красных ягод. Хвойный лес становится приземистее, все чаще встречаются деревья с сухими вершинами, с искореженными сучьями, пытающимися уклониться зимой от пронизывающего ветра. Истекает пятый час ходьбы, и мы выходим на открытое пространство. "Петрович, ура! Это - первая из Верх-Язьвинских полян". Луг со склоном на юг, со всех сторон окружен лесом. На востоке, на скате хребта желтеет освещенная солнцем еще одна поляна. Только мы вышли из леса, хлынул проливной дождь, темная туча прямо над нами, а с востока и запада чистое небо. Пока мы достаем зеленые прорезиненные плащи, основательно промокаем. К всеобщему удовольствию, ливень прекращается через пятнадцать минут.

Дорога, пересекая луг, приводит нас к опушке леса, где мы приходим к решению, что пора бы и пообедать. Нужна вода, где взять? Думаю, спущусь по склону в низину, наверное, там есть ручеек. Путь мне сразу преграждает стена высоких, в рост человека, травянистых растений, в основном, зонтичных. В стене пробиты коридоры - пути следования крупных животных. Продравшись сквозь заросли, спускаюсь к основанию склона, где появляются редкостоящие ели и пихты. Под ногами зачавкала болотная почва, покрытая мхом и пожелтевшими злаковыми. Ручья нет. Пытаюсь котелком выкопать ямку, чтобы ее заполнила вода из почвы. Но, увы, в углубление стекает грязная болотная жижа. Возвращаюсь назад ни с чем. Лешок поддерживает костер. Осторожно, чтобы не поднять муть, зачерпываю из ближайшей лужи в колее, проложенной вездеходом.

- Петрович, придется пить эту жидкость.

- Пойдет, в отсутствии лучшего, только кипятить придется подольше.

- Петрович, доставай консервы, будем суп варить.

- Какие консервы?

- Мясные, что я просил тебя приобрести для похода.

- Я купил только вермишель быстрого приготовления…

- Петрович! Блин! Ты опять в огород на автобусе. Ты что, не знал, что при походной нагрузке необходимо полноценное питание?

Читатели, будьте, пожалуйста, свидетелями: я ведь говорил по телефону Лешку, чтобы он купил консервы. Слава Господу, что надоумил меня купить окорочка в Верх-Язьве.

После обеда идем дальше. Дорога поднимается вверх по поляне и заходит в тайгу. Пока деревья не закрыли проем дороги, оглядываюсь, и за темной чертой ближайшего леса, у горизонта, вижу синее море тайги. С его поверхности поднимается пар, светящийся в солнечных лучах, протиснувшихся в разрывы между облаками. Облака, светящиеся по лохматым краям, разорванным теплым ветром, поднимаются в бесконечное небо.

Путь так и пролегает, в основном, по тайге, часто по сырым, никогда не просыхающим участкам, закрытым плотно стоящими хвойными деревьями. Встречаются изложины, по дну которых весело бегут ручьи, унося вниз грязь пересекающей их колеи. Иногда распахивается окно тайги, и мы выходим на поляну, одетую зеленым высокотравьем, из пожелтевших верхушек которого соткан золотистый ковер. На противоположном краю поляны перелесок, над верхушками которого, на взгорье, вытянулся бронепоезд. Словно остановился и окаменел участник жестоких сражений. Впереди локомотив с короткоствольной пушкой, сзади эшелон вагонов, побитых взрывами.

Через двенадцать часов с момента старта от Ошмоса, поднимаясь из леса, подходим к Цепельским полянам. Дальше и выше деревьев нет, только трава и камни. Дорога приводит нас к трем ветхим строениям: баня, конюшня, изба. Рядом длинный, сколоченный из досок стол с навесом. За ним ручей, который пересекает поляну и скрывается в кустах, растущих на крутом южном склоне. За дощатым сортиром свалены в кучу сотни пустых бутылок из-под спиртного. Не видно ни одной живой души. Сбрасываем рюкзаки, пьем из ручья, вода ледяная. Из желобка струя падает в цинковый таз, в котором мешок с рыбой, хариус. Понятно, что в такой ледяной воде продукт сохранится дольше, чем на воздухе. Набираем в таз воды и поочередно обливаемся, бодрит лучше кофеина.

В лучах заходящего солнца разводим костер из поленьев, которые я наколол из чурбаков, обнаруженных у кострища. Готовим. После ужина ищем место для установки палатки. А это проблема, вся близлежащая почва выбита в грязь ногами парнокопытных, и часто покрыта коровьими лепешками. Спать ложимся в одиннадцать вечера. Несмотря на усталость, ведь пройдено за день по бездорожью 22 километра, долго не могу уснуть. Потому что Лешок храпит как трактор. Через час слышу еле различимые голоса, по приближении в которых начинаю различать матерщину пастухов, гонящих стадо. Наконец всех животных загнали в изгородь, шум утихает. Один пастух говорит другому: "Смотри, кто-то палатку поставил". Я не стал выходить в ночь, завтра познакомимся.

Выйдя утром из палатки обнаруживаем бодрствующих пастухов, Василий и Виктор, оба из села Верх-Язьва. Говорю Лешку: "Петрович, начинай готовить, а я побеседую с земляками", на что у него хватает совести выражать недовольство. Из беседы узнаю, что у пастухов здесь три сотни голов говяжьего молодняка совхоза "Вишерский". Все лето находятся здесь безвыездно, рабочего снабжения нет, перебиваются чем придется. Работа заключается в том, чтобы утром выгнать скот на горные луга, а вечером собрать. Порой отдельные головы отбиваются от основного стада, пастухи не могут их найти, и отщепенцы сами возвращаются через несколько дней. Медведи, в бытность Василия и Виктора, скотину не забивали.

- Мужики, как нам выйти на ручей Жиголан?

- Вот по этой дороге поднимитесь на плато, она вас и доведет.

- Водку пить будете?

- Не откажемся, - скромно отвечал Виктор.

Разливаю "Флагман" пастухам. И Лешку тоже наливаю, чтоб добрее был.

Движение в сторону Жиголана начинаем в одиннадцать. Колея вездехода идет сначала на крутой подъем, который вскоре сменяется более пологим. У Лешка хорошее настроение, и он рассказывает о своей учебе на автомеханика в Перми. Как они в качестве слесарей шабашили, ремонтируя ведомственный транспорт. Оплата натурой, в зависимости от отрасли народного хозяйства: молочные, мясные продукты, овощи, конфеты.

На первом привале Лешок обнаруживает пропажу одного из кирзовых сапог, заткнутых утром за лямки рюкзака.

- Петрович, ты куда пошел?

-Вернусь, поищу сапог.

Приходит через десять минут, не нашел. Выбрасывает оставшийся сапог. Молодец, Лешок, надо было выбросить их еще в Чайковском.

Выйдя на плато, оглядываемся вокруг. На многие километры простираются безлесые желто-зеленые холмы. На северо-востоке высится Вогульский Камень, издалека кажущийся монолитным, а фактически это груда камней, покрытых зеленым лишайником. На восточном горизонте с севера на юг протянулся темно-синий Главный Уральский хребет. На юго-востоке в двух часах ходьбы гора Дормык.

Заморосил противный дождик, налетевший холодный ветер пронизывает насквозь легкую летнюю одежку и тело. А Лешок, облегченный потерей кирзяшек, удрал в огородных кроссовках вперед на пятьсот метров по дороге, круто поворачивающей на юг. Кричу: "Петрович!" Не слышит. Ору изо всех сил. Оглянулся.

- Петрович, ты хоть знаешь, куда несешься?

- Нет, а что?

- Конечно, удобно бежать по дороге, но Жиголан на востоке, а у тебя сейчас азимут на юг.

- Ну и куда сейчас?

- Вон видишь, на плато стоят темные камни. Это - Три Брата, за ними в трех километрах должен быть ручей. По ручью можно спуститься до лесовозной дороги.

Покидаем вездеходную колею, идем напрямую к Трем Братьям. Выходим на верховое болото. Как вы представляете себе болото? Обычно это: завалы упавших деревьев, тина в грязной воде, на поверхности которой плавает плесень, запах гнили. Болота же в горных лугах совсем иное явление. Нога по щиколотку уходит в мягкий желто-красный мох. С поверхности поднимается сладко-терпкий запах. Деревьев нет, за исключением редких засохших карликов в половину роста человека. На островках с устойчивой почвой рассыпаны бледно-оранжевые ягоды морошки. Ягоды переспелые, но сладкие. Мы с Лешком ползаем на коленях по островкам, горстями отправляя в рот царскую ягоду. С болота начинается Рассоха, один из истоков реки Пеля. И процесс зарождения реки можно проследить здесь в натуре. Влага, осевшая в виде осадков в болотную почву, каплями пробивается сквозь нее, чтобы родилась струйка. Для неверующих имеется даже наглядное пособие. В глиняном грунте вешней водой промыта яма с отвесными стенами высотой до одного метра. Видно, как из почвы каплями сочится вода, сбегает по стенам ямы, и вытекает из нее по микроканьону, давая начало великой реке.

Наконец подходим к Братьям. На самом деле это пять останцев с плоскими крышами в открытом поле. Высотой метров десять, но залезть на

вершину ни одного камня не смогли, боязно рисковать без специального снаряжения. Кое-как разводим костер из засохших карликов, вывороченных из болота. Прозрачнейшую воду для чая берем из естественных колодцев у самых Камней.

После чая бодро идем строго на восток, путаясь ногами в полегшей длинной траве, за которой не видно канав, промытых весной. Через три четверти часа выходим к Жиголану, где соединяются два ручья, шумящих перекатами в глубоких ущельях. Один подходит с севера, со стороны Вогульского Камня, другой - с запада, от Гошьянмыка. Крутые берега северного притока сложены из потемневших камней причудливых форм, от которых веет такой древностью, что не удивишься выходу ящера из-за ближайшей скалы. Под правым берегом лежит язык из спрессованного снега и льда, длиной тридцать и шириной пять метров. Если снежник пролежал лето, не растаяв до конца августа, то, несомненно, благополучно дождется зимы.

Спустившись к ручью, переходим на правый берег и идем вдоль него по тропинке в течение двух часов. На всем протяжении бурлящие перекаты, пороги и сливы. Уклон составляет девять метров на каждый километр длины ручья. И, удивительно, несмотря на неистовую деятельность Жиголана, вода остается прозрачной, даже пройдя водопады. Виден каждый камешек в разноцветной мозаике на дне. Встали на ночлег на половине пути от слияния истоков до моста.

Утром идем по лесной тропинке, змеящейся меж корней ели и кедра. За два часа добираемся до каскада водопадов. Для Пермского края с его малыми высотами эти водопады - диво. Кроме очарования срывающейся с уступа воды, и разделяющейся в падении на отдельные струи и грозди, взгляд привлекают чудеса архитектуры, сотворенные матерью-природой, секрет создания которых в трех словах "вода камень точит". Представьте себе высотой с двухэтажный дом крутолобый каменный монолит, в котором прорезан, словно ножом в масле, прямой жёлоб, удерживающий в своих закраинах стремительный поток. Или в огромном валуне, оказавшемся на пути стремнины, вода прогрызла, словно в картофелине, тоннель, и несется по его наклонному дну, покрытому булыжником. И памятником терпеливой и настойчивой работы Создателя является каменная ванна размером один метр в ширину, два - в длину, глубиной два метра. Емкость выбита в монолите струёй водопада, ныне отодвинувшегося на несколько метров вверх по течению. Над ванной, имеющей округлые края, отшлифованные в течение столетий, висит, переливаясь цветами радуги, водяная пыль,

В двустах метрах ниже находится мост, по которому проходит дорога, через девять километров приводящая на Улс. Под мостом, в ямах меж валунами мы с Лешком приняли бодрящие водные процедуры. Идем по лесовозной дороге. К несчастью для Лешка дорога покрыта крупным щебнем, о который он вконец изодрал свои огородные кроссовки и разбил ноги. "Николаич, ты меня не жди, иди скорей до моста, пришлешь за мной машину"- предлагает Евгений Петрович. Я думаю: оставляю Лешка не в глухой тайге, а на транспортной артерии, в пределах оперативной досягаемости, он в хорошем самочувствии. Пожалуй, следует исполнить рекомендации Петровича. Я снимаю футболку, день-то солнечный, затягиваю набедренный пояс рюкзака, и набираю максимальный темп движения. Под воздействием солнечной радиации, быстрой ходьбы и давления ремней на плечи бодрость сменилась утомлением. Приходится отдохнуть. Ложусь на землю, ноги кладу на снятый рюкзак, сливаю кровь из горяченных ступней. За два часа добираюсь до Улса.

Ступив на разбитый дощатый настил моста, вглядываюсь в правый берег, боясь при этом обнаружить неприбытие восточной группы нашей экспедиции. Но, yes! Вижу дымок, и у костра Василий, Володя Мурашов и известный уже водитель Николай Кочуров.

- Николаич, присаживайся пить чай.

- Сначала искупаюсь, и срочно надо выехать на машине за Лешком.

- Коля, сгоняй за туристом.

- Мужики, вы давно здесь?

- Два часа.

- Как удачно мы рассчитали время встречи!

Прибывшему Лешку пришлось отбиваться от насмешливых вопросов восточных товарищей, и он остается отдыхать у костра, а остальные едут к водопадам, которые я взялся им показать. Каскад производит на экскурсантов должное впечатление, усиленное сценой купания автора и Василия в каменной ванне. Удивляет ее глубина, доставая дно в полный рост, уходишь с головой под воду.

Вечером начинаем монтировать катамаран. К двум пятиметровым гондолам привязываем каркас из дюралевых труб. Для создания палубы под инвентарь и продовольствие на каркас кладем свежесрубленные жерди.

Василий, эксплуатируя свой талант, приготовил замечательный ужин: борщ, гречневая каша, шашлыки, и мы признаем их преимущества перед лешковской лапшой быстрого приготовления.

Во время ужина на реке раздалось несколько шлепков, это приводнились утки на вечернюю кормежку. Кочуров срывается с места, бросив посуду и схватив ружье. Пригнувшись, он входит в прибрежные кусты, из которых вскоре раздаются два выстрела подряд. Затем слышим, как Николай продирается через кусты, идя далее по берегу. Снова выстрел. Через несколько минут появляется смущенный охотник, оправдываясь: "Стрелял, попал, но они улетели". Оправдания не спасают его от насмешек товарищей, жаждавших утиной похлебки.

Ложимся спать, мужики в палатке, а я устраиваюсь на свежем воздухе, под разлапистой елью. Сквозь ветки вижу звездное небо. Вспоминаю своих родных, от которых я сейчас в такой дали, в такой глуши.

Утром мы с Василием встаем раньше других. Он у костра готовит завтрак, а я из подручных средств пытаюсь изладить ему подарок, ведь завтра у Василия Александровича день варенья. Расколов чурбак, я вытесал дощечку, из которой топором вырезаю разделочную доску в виде мужских и женских частей тела. Доска в походе необходима, но мы, как правило, ее забываем, как и в нынешнюю экспедицию.

За час до полудня отплываем. Река Улс длиной 89 километров, это третий по размеру приток Вишеры. В верхнем течении, с начала нашего сплава, река глубже и уже, чем в нижнем течении, где на перекатах регулярно пришлось вставать с катамарана и тащить его до судоходных участков. Перед устьем Улс растекается по мелководным рукавам. За две недели до мероприятия не было дождей, в связи с чем на Улсе и Вишере была очень низкая вода. Таким образом, наша команда оказалась не в лучших условиях на сплавной части маршрута.

После первых четырех часов хода, перед устьем притока Сурья, путь судну перегородил затор. Это нагромождение деревьев, приносимых течением сверху, закрывает русло реки слоем до двух метров на протяжении полукилометра. Варианты преодоления препятствия. Первый: тащить катамаран и инвентарь по берегу до конца затора. Второй: пройти по протоке, уходящей вправо от основного русла. О существовании протоки мне сообщила сотрудница Жанна, которая проходила здесь за две недели до нас в составе команды ИВЦ Пермтрансгаза. Протоку мы находим, но первые ее пятьдесят метров несудоходны, т.к. она уже ширины катамарана и перекрыта упавшими деревьями. Приходится разгружать судно, тащить его и груз по лесистому берегу. Далее рукав расширяется, но берега становятся болотистыми и неудобными для причала. Короче, перед болотом следует расчистить русло протоки от свалившихся и наклонившихся деревьев, и в этом месте поставить катамаран под погрузку. И вот, пока мужики перетаскивают инвентарь, я в течение получаса рублю и оттаскиваю срубленные стволы, стоя по пояс в холоднющей воде, способствуя прогрессу простатита.

На первом же перекате, где приходится стаскивать застрявшее судно, Лешок шлепает по воде в огородных кроссовках, в то время как остальные участники форсят в болотных сапогах.

- Петрович, простынешь же, одевай мой прорезиненный комбинезон.

- Да я закаленный!

- Нужен ты нам больной, влазь в него с кроссовками, галоши широкие.

Чуть позже обнаруживается течь в сапогах у Василия, но комбез отдан Лешку, до конца маршрута придется бродить в сырой обуви.

В контакт с водой вступают и другие товарищи. Быстрина упирается в берег и, разворачиваясь под прямым углом, уходит влево. Катамаран несется вдоль правого берега, над которым нависла расческа - сухая береза с опущенными к воде толстыми сучьями. Гребцы, сидевшие на носу судна, уклонились от расчески влево, сделав несколько мощных гребков веслами. Корму, где сижу я, естественно, занесло под сучья, ударом которых меня опрокидывает в реку. Падая, автор затылком пробует на прочность речной валун. Тяжелых последствий нет, но с тех пор голову на сплаве страхую каской.

Обычная поза на катамаране - сидя на корточках. Ноги затекают от длительного пребывания в такой позе. Василий встает на каркас в полный рост размять затекшие конечности, судно качнулось, бедный турист валится в воду, потеряв равновесие. Погода сегодня холодная, все оделись теплее, вот Василий и вымочил все одежки, в том числе фуфайку. Пострадавший отказывается от сушки у костра, кое-как выжимаем футболку и трико, и продолжаем путь. "Все равно брожу по воде в дырявых сапогах",- резюмировал он.

Володя, перебираясь по каркасу во время прохождения под еловой расческой, тоже срывается в воду. Но успевает схватиться руками за трубы каркаса, команда вытаскивает его, промокшего по грудь.

Володя впервые в серьезном походе и не знает элементарных правил поведения. Причалив на привал, вся группа обязана работать, не покладая рук, заготавливая дрова, разводя костер, устанавливая палатку, готовя пищу. После того, как все сделано - занимайся, чем хочешь. Однако, у Мурашова свое представление об очередности дел. В то время, как прочие члены бьются для общего блага, Володя залезает в баул, достает колбасу и жует, развлекая работающих рассказами о своих сексуальных подвигах. Или набивает рот ягодами смородины, сорванными с кустов, свисших с берега. Никакой инициативы в вопросе благоустройства, в лучшем случае, займется делом после напоминания.

Планируя поход, я рассчитывал посетить нежилой поселок Кутим. В конце девятнадцатого века в этой глуши находился железоделательный завод. Сегодня ничего не напоминает о том, что здесь сто лет назад кипела жизнь, тысячи человек добывали руду, жгли уголь, плавили чугун. Была железная дорога и телефон. От устья Кутима до поселка четыре километра, преодолеть которые пешком я безрезультатно призывал команду. Василий Александрович был против, а двое его подчиненных ему не возражали. Хотя впоследствии он выразил сожаление об отказе от интересной экскурсии.

С самого начала сплава перед катамараном появлялись утки, не подпуская на расстояние выстрела. Вот они долго плывут далеко впереди, через некоторое время, перелетая вверх по реке, огибают нас над лесом. Плывем по перекату, в конце которого на поверхности омута сидят утки. Увидев нас, нырнули, и нигде их не видно, как в воду канули. Вдруг Василий кричит: "Вон они!", показывая назад. Птицы под водой прошли по перекату против течения, вынырнули вверху, в начале его, и уже удирают за поворот. Хватаю ружье, разворачиваюсь за спину, стреляю, едва мушка касается цели. Есть! Утка опрокидывается, и ее, безвольно раскинувшую крылья, сносит течением. Это - крохаль, рыбоядная птица, мясо которой отдает рыбным запахом. Но супец получается отличный.

Во второй день сплава проливной дождь за десять минут вымачивает нас до нитки. Но мы плывем при продолжающемся дожде, высматривая место для стоянки, посушиться, покушать - время обеденное. Хорошее место - это невысокий берег с полянкой, плюс дрова. Вот видим издалека высохшую ель, возвышающуюся над лесом. Причаливаем. Я сразу беру крупнозубую ножовку и бегу валить намеченную сушину, это моя специализация в походах. Работая ножовкой, я согреваюсь значительно раньше матросов, распаковывающих баулы. Они согреются у костра лишь после того, как покачнувшийся ствол, заскрипев в подпиле, набирая угловую скорость, сокрушит подлесок и ухнет всей длиной на землю, подняв в воздух опавшие листья.

Ниже поселка Золотанка встречаем рыбаков из Соликамска, стоящих на перекате с удилищами. Ниже переката, на омуте, в резиновой лодке, спиной к нам, сидит человек, держа в руках удочку. Мы проплываем мимо лодки, и Лешок орет, показывая на сидящего: "Баба!". Мы оглядываемся, на что она лишь очаровательно улыбается.

Однако не всегда рыбаки бывают так благосклонны. На третий день сплава вошли в Вишеру. Идем ниже поселка Вая мимо стоящего в длинной плоскодонке мужика. Плоскодонка, типичная для севера Перми, стоит на якоре, рыбак периодически перебрасывает поплавок вверх по течению по мере того, как леска вытянется вниз на всю длину. Проходим в пяти метрах от лодки, на что рыбак разражается ожесточенной бранью, смысл которой в том, что мы, якобы, прошли слишком близко к нему. Я с возмущением спрашиваю: "Ты что, купил реку, распоряжаешься где плыть?". Василий тут же одергивает меня: "Молчи, видишь какой он свирепый. Вон, в лодке, на бортовых скобах покоится ружье. Уходим скорее". Мы уходим, и долго плывем, несмотря на поздний час, чтобы подальше уйти от Ваи. Не дай бог, этот скандалист поднимет еще свою братию на нас. "Вот какие они, аборигены", - заключает Василий. Я не согласен: аборигены здесь - пермяки, коми-язьвинцы. Они скромны и кротки. А этот тип - обделенный потомок сталинских переселенцев, или отсидевший и осевший здесь урка.

Утром, пораньше, я беру ружье, манки-свистки, иду по дороге, уходящей от реки в тайгу. Надеюсь приманить свистом рябчиков на выстрел. Но за полчаса никто на мой свисток не отозвался. Возвращаюсь к реке напрямую через лес. Выхожу к сенокосной поляне со склоном в сторону Вишеры. На поляне ровная сочнозеленая трава, поднявшаяся после летней страды. В траве рыжики, много рыжиков. Не знал, что в этих северных местах растут рыжики. Ползаю на коленях, режу грибочки. Жаль, нет корзины. Снимаю с себя энцефалитку, складываю туда. Прихожу на стоянку, мужики уже бодрствуют. Команда поручает приготовление рыжиков Лешку. Петрович колдует над сковородой час, по истечении которого выставляет блюдо на стол. Василий и Володя, попробовав жарево, под благовидными предлогами отказываются от дальнейшего употребления. Я же при тестировании заключаю, что можно было и лучше приготовить, но не выбрасывать же произведение с такими классными исходными ингредиентами.

Следующая наша стоянка на ночлег в девяти километрах, не доходя до Акчима. Ниже стоянки Вишера течет вдоль скального берега, под которым глубина два-три метра. Отпросившись у команды от работ, я спиннинговой блесной прочесываю всю яму вдоль каменной стены в надежде на поклевку какого-нибудь хищника. Результат нулевой.

Утром оставшиеся до Акчима девять километров преодолеваем за один час. При этом не обошлось без стаскивания катамарана с мелководья на перекате. Перед устьем Акчима пристаем к высокому берегу, на котором раскинулась большая поляна. По моим соображениям, сюда от трассы Красновишерск-Вая должна подходить дорога, по которой Николаю Кочурову предписано прибыть за нами на автомашине. С верхнего угла поляны видна в нижней части ее стрелка - треугольный полуостров, образуемый руслами рек. Чуть ниже, на правом берегу заброшенные дома поселка Акчим. Далее Вишера, упираясь в отвесный берег, поворачивает влево. Прибавьте к этому синее небо, ленту реки, прибрежную тайгу, расцвеченную осенними красками, и вы имеете картину, не уступающую кисти Левитана.

Дорога, что через лес выводит с поляны на трассу, представляет собой две глубокие колеи, в понижениях образующих ямы, заполненные водой. Естественно, ожидаемая нами "Газель", по такому маршруту не пройдет и нескольких метров. Два километра до трассы мы с Василием преодолеваем в сапогах, вязнущих в грязи. Выйдя на гравийную трассу и не обнаружив посланный за нами транспорт, движемся в сторону Мутихи. Двадцать минут ходу, и навстречу идет "Газель", а в ней улыбающийся Кочуров.

Оставив машину с водителем на обочине, возвращаемся к судну. Если перетаскивать скарб и катамаран по не просыхающей двухкилометровой дороге, уйдет целый день. Поэтому выбираем другой вариант: подняться на катамаране вверх по Акчиму до места, где расстояние от реки до трассы двести метров. Заходим в устье притока Вишеры, и через сто метров мелкий перекат вынуждает нас высаживаться. Я, Лешок и Володя беремся за веревки и тащим судно вверх по течению. Василия отправляем берегом ввиду дырявости его сапог. Нам же далее так и приходится бурлачить, т.к. перекаты сменяются узкими протоками, не вмещающими ширину катамарана. Выше по течению омут, где уровень воды выше высоты наших сапог, моих и Володи. Поэтому мы садимся на судно, а Лешок, облагодетельствованный моим прорезиненным комбезом, бурлачит, заходя в воду по грудь. Направляю его движение: "Петрович, возьми вправо, там мельче". Бурлак же упрямо жмется к правому берегу. Вот уже сухие острые сучья прибрежных деревьев царапают гондолы. "Петрович! Утопишь судно, сказано ведь, возьми вправо!".

Кое-как добираемся до места, выгружаем, переносим инвентарь к транспорту. Вскипятив чайку, усаживаемся на брошенные на обочине бревна. Николай достает из ведра сорок пирожков трех сортов, сделанных по заказу Василия его женой Гулей. Заказ в устной форме был передан Кочурову на Улсе перед отплытием. Все исполнено в точности.

Перед отъездом приношу извинения Лешку.

- Петрович, не суди строго за мои наезды.

- Все нормально, поход ведь, экстремальные условия.

24.03.2009