Давненько не заходил. Пришлось перерегистрироваться.
Очень хочу в паход. Устал от стеклянно-железобетонных джунглей, плаленного асфальта и какой-то газообразной
смеси пыли, бензиновых паров, углекислого газа и остатков кислорода, которым уже кто-то дышал.
С утра проснулся, ванна-туалет, стакан воды и голопом на работу. Работа-сигарета-работа-сигарета-....работа-кофе-сигарета-сигарета-.....сигарета, кофе уже не помагает. 22-00 - крайняя сигарета на работе - плетусь домой.
Дом-ванная-туалет, уроки старшему, ужин, чай, сигарета, чай, сигарета, разговоры с женой. 2-00 - спать.
Изодня в день. Из недели - в неделю. Из месяца в месяц. Пришёл в магазин. Прошу верёвку и мыло. Нет. Помоюсь и в горы. Горы снятся, снятся леса, реки, костры с гитарой. Жена говорит по ночам кричу "табань", "страхуй" и просто - без "стра".
Вот последний раз приснилось:
Всё готово. Утро, туман. Солнце ещё не встало. Впереди очередной день тяжёлого и такого прекрасного перехода. Рюкзак на плечи. Тронулись.
Сердце наполняется желанием дороги, новых приключений и красот.
Тяжело! Роса, осыпающаяся мириадами алмазов с изумрудной травы и невысоких кустиков, обильно смачивает камни под ногами. Скользко, нужно идти аккуратно.
Лесную тишину неожиданно наполняет гвалт множества птичьих голосов. Это Солнце озарило верхушки вековых елей, цепляющих белоснежные перины облаков. Вот и туман рассеялся, и только в низинах продолжает дышать что-то седое и взлохмаченное. Первые солнечные зайчики отражаются в жемчужных каплях, дрожащих на кончиках иголок. Лес просыпается. Птичий шум упорядочивается и превращается в нежную песнь, ласкающую слух.
Первый привал. Снимаю проклятый спиногрыз и рукавом вытираю пот, заливающий глаза. Нужно накинуть штормовку. Летающие крокодилы голодны, как стая диких волков.
Могут откусить сразу полруки. Ну, ничего. Ещё пару часов и они спустятся в траву.
Идём дальше. Идём уже часа три, ноги не поднимаются. Тропинку постоянно преграждают упавшие деревья, поваленные весенним буреломом. Вот, наконец, болото.
Птиц вокруг не слышно. Топь, настоящая. Как в фильме «А зори здесь тихие». На карте находим гать, проложенную ещё нашими прапрадедами до революции. До неё, оказывается, топать ещё два километра вдоль берега булькающего и вонючего зверя, иногда извергающего фонтаны грязи. Дошли! Осталось немного, по гати выйдем на большой остров. Там есть старая полуразрушенная деревянная часовня и колодец с кристально чистой прохладной водой. Там разобьём лагерь и останемся на днёвку.
Ну, вот и остров. ВСЁ! Весь остров порос молодым ельником. Иногда попадается можжевельник. Повсюду растут белые грибы, подосиновики и подберёзовики. Вот и небольшая полянка, усеянная черникой, величиной с вишню!
Это удивительно, и откуда берутся силы поставить палатки и натянуть костровой тент – небо начинает затягиваться тёмно серым одеялом. Ветра нет, готовимся к грозе. Успеть бы насобирать дров, пока сухие. Вот уже затрещали первые брёвнышки, значит, будем жить. Быстро собираем вместе 4 кружки ягоды. Грибы можно не собирать, они под ногами у дежурных, сами нарежут, сколько надо. В ожидании обеда/ужина разваливаюсь под старой, наверное, лет сто с небольшим, елью. Смотрю ввысь, где-то там парит зоркий и сильный орёл, погода, похоже, сменила гнев на милость и гроза прошла стороной. Стали появляться голубые платочки на сером одеяле. Иногда, словно опровергая всю теорию вероятности, в какой-то из этих платков попадает заблудившийся лучик, уже скатывающегося к горизонту солнышка. Хорошо! Вот и «жрать подано, господа». Так, что там у нас? Манка с черникой! Блины с грибами! А на десерт – да-да, она родимая, сгущёнка!
Объелись. Совсем распогодилось. На западе небо окрасилось в малиновый цвет. На его фоне чернеет силуэт часовни, увенчанной резным крестом. Умели всё-таки строить наши предки. Кто-то притащил гитару, сунул в руки. Теперь наша очередь развлекать лес, птицы примолкли, то ли готовясь ко сну, то ли прислушиваясь к нашим девчонкам, затянувшим песню о вечном и чистом. Подбрасываем зелёных веточек можжевельника, говорят, отгоняет комаров. Только, кто бы это сказал этим тварям. Это они у меня вчера съели банку тушёнки, небось! Намазываемся «Тайгой», на полчаса помогает…
Отдал гитару, устал. Начинаю проваливаться куда-то глубоко. Кто-то заботливо укрыл меня курткой. Но у костра и так не холодно…
В полях блаженных, где мутное зеркало Стикса, оплакивающего жизнь, хранящего тайны боли. Фатальный блеск смертельного танца двух половин одной неспокойной души. Там день скрывается за завесой ночи. Бледные небеса кружатся в горюющем серебрении звёзд. Коварные Сирены заманивают в обжигающую круговерть ядовитого ветра. И стоишь ты над поверженным собой под пепельными облаками, в упадке сил ищешь обещанную землю. Но нет пристанища миражу опустошённой души....
Сон. А может, всё что с нами было и есть хорошего и интересного в жизни - только сны. А может...
Очень хочу в паход. Устал от стеклянно-железобетонных джунглей, плаленного асфальта и какой-то газообразной
смеси пыли, бензиновых паров, углекислого газа и остатков кислорода, которым уже кто-то дышал.
С утра проснулся, ванна-туалет, стакан воды и голопом на работу. Работа-сигарета-работа-сигарета-....работа-кофе-сигарета-сигарета-.....сигарета, кофе уже не помагает. 22-00 - крайняя сигарета на работе - плетусь домой.
Дом-ванная-туалет, уроки старшему, ужин, чай, сигарета, чай, сигарета, разговоры с женой. 2-00 - спать.
Изодня в день. Из недели - в неделю. Из месяца в месяц. Пришёл в магазин. Прошу верёвку и мыло. Нет. Помоюсь и в горы. Горы снятся, снятся леса, реки, костры с гитарой. Жена говорит по ночам кричу "табань", "страхуй" и просто - без "стра".
Вот последний раз приснилось:
Всё готово. Утро, туман. Солнце ещё не встало. Впереди очередной день тяжёлого и такого прекрасного перехода. Рюкзак на плечи. Тронулись.
Сердце наполняется желанием дороги, новых приключений и красот.
Тяжело! Роса, осыпающаяся мириадами алмазов с изумрудной травы и невысоких кустиков, обильно смачивает камни под ногами. Скользко, нужно идти аккуратно.
Лесную тишину неожиданно наполняет гвалт множества птичьих голосов. Это Солнце озарило верхушки вековых елей, цепляющих белоснежные перины облаков. Вот и туман рассеялся, и только в низинах продолжает дышать что-то седое и взлохмаченное. Первые солнечные зайчики отражаются в жемчужных каплях, дрожащих на кончиках иголок. Лес просыпается. Птичий шум упорядочивается и превращается в нежную песнь, ласкающую слух.
Первый привал. Снимаю проклятый спиногрыз и рукавом вытираю пот, заливающий глаза. Нужно накинуть штормовку. Летающие крокодилы голодны, как стая диких волков.
Могут откусить сразу полруки. Ну, ничего. Ещё пару часов и они спустятся в траву.
Идём дальше. Идём уже часа три, ноги не поднимаются. Тропинку постоянно преграждают упавшие деревья, поваленные весенним буреломом. Вот, наконец, болото.
Птиц вокруг не слышно. Топь, настоящая. Как в фильме «А зори здесь тихие». На карте находим гать, проложенную ещё нашими прапрадедами до революции. До неё, оказывается, топать ещё два километра вдоль берега булькающего и вонючего зверя, иногда извергающего фонтаны грязи. Дошли! Осталось немного, по гати выйдем на большой остров. Там есть старая полуразрушенная деревянная часовня и колодец с кристально чистой прохладной водой. Там разобьём лагерь и останемся на днёвку.
Ну, вот и остров. ВСЁ! Весь остров порос молодым ельником. Иногда попадается можжевельник. Повсюду растут белые грибы, подосиновики и подберёзовики. Вот и небольшая полянка, усеянная черникой, величиной с вишню!
Это удивительно, и откуда берутся силы поставить палатки и натянуть костровой тент – небо начинает затягиваться тёмно серым одеялом. Ветра нет, готовимся к грозе. Успеть бы насобирать дров, пока сухие. Вот уже затрещали первые брёвнышки, значит, будем жить. Быстро собираем вместе 4 кружки ягоды. Грибы можно не собирать, они под ногами у дежурных, сами нарежут, сколько надо. В ожидании обеда/ужина разваливаюсь под старой, наверное, лет сто с небольшим, елью. Смотрю ввысь, где-то там парит зоркий и сильный орёл, погода, похоже, сменила гнев на милость и гроза прошла стороной. Стали появляться голубые платочки на сером одеяле. Иногда, словно опровергая всю теорию вероятности, в какой-то из этих платков попадает заблудившийся лучик, уже скатывающегося к горизонту солнышка. Хорошо! Вот и «жрать подано, господа». Так, что там у нас? Манка с черникой! Блины с грибами! А на десерт – да-да, она родимая, сгущёнка!
Объелись. Совсем распогодилось. На западе небо окрасилось в малиновый цвет. На его фоне чернеет силуэт часовни, увенчанной резным крестом. Умели всё-таки строить наши предки. Кто-то притащил гитару, сунул в руки. Теперь наша очередь развлекать лес, птицы примолкли, то ли готовясь ко сну, то ли прислушиваясь к нашим девчонкам, затянувшим песню о вечном и чистом. Подбрасываем зелёных веточек можжевельника, говорят, отгоняет комаров. Только, кто бы это сказал этим тварям. Это они у меня вчера съели банку тушёнки, небось! Намазываемся «Тайгой», на полчаса помогает…
Отдал гитару, устал. Начинаю проваливаться куда-то глубоко. Кто-то заботливо укрыл меня курткой. Но у костра и так не холодно…
В полях блаженных, где мутное зеркало Стикса, оплакивающего жизнь, хранящего тайны боли. Фатальный блеск смертельного танца двух половин одной неспокойной души. Там день скрывается за завесой ночи. Бледные небеса кружатся в горюющем серебрении звёзд. Коварные Сирены заманивают в обжигающую круговерть ядовитого ветра. И стоишь ты над поверженным собой под пепельными облаками, в упадке сил ищешь обещанную землю. Но нет пристанища миражу опустошённой души....
Сон. А может, всё что с нами было и есть хорошего и интересного в жизни - только сны. А может...
Сперва берём Манхеттен, затем возьмём Берлин!