Библиотека

Автор: Яцек Палкевич, итальянский путешественник

Фото автора

Перевела с итальянского Елена Лившиц

(журнал "Вокруг света", № 6-7, 1988 г.)

Путешественник, журналист, редактор итальянского издания "Аввентура" ("Приключение") Яцек Палкевич известен еще и как директор и главный преподаватель так называемой "Школы выживания", созданной им самим для таких же, как он, искателей приключений. В учениках у Палкевича нет недостатка - ведь многие стремятся узнать, на что они способны в экстремальных условиях, когда рассчитывать приходится только на себя.

Яцек Палкевич побывал у нас в редакции вскоре после своего путешествия по острову Борнео (Калимантан). Две части из книги "Мой Борнео" мы предлагаем вашему вниманию.

С детских лет мне грезился маленький парусник-прао, незаменимый в прибрежных водах Индонезии, символ экзотических путешествий. Много лет спустя я сам ходил у острова на такой лодке.

Свои путешествия я переживаю трижды: сначала в мечтах, второй раз - наяву, в третий - в воспоминаниях, когда, уютно устроившись в удобном кресле, рассматриваю фотографии, и... сам себе не верю: неужто я прошел это? Сколько грязи, какая усталость! Но зато я испытал потрясение, открыл что-то новое в себе, научился рассчитывать собственные силы. И узнал людей - они были не лучше и не хуже меня, а просто другими. Страдая от голода и жажды, от жары и холода, я ощутил предел своих возможностей.

Наши дети уже не увидят дальних уголков, где живут племена, не затронутые прогрессом. Они прекратят существование, просто исчезнут, эти последние дикие места, где пока возможно Большое Приключение. Когда я задумал поехать на Борнео, то постарался все подчинить этой цели.

Я придерживаюсь при организации экспедиции десяти правил. Они охватывают документацию, маршрут, выбор спутников и оборудования, обоснование затрат, выбор транспортных средств, физическую и психологическую подготовку, изучение местного населения и даже прогнозы непредвиденного. Я уверен, что самое трудное - отъезд, но чем тщательнее готовишь путешествие, тем лучше оно должно начаться.

На подготовку ушел год. И вот в конце января 1986 года мы - на восточном берегу Борнео в Самаринде. Городок этот находится в дельте реки Махакам, одной из шестисот водных артерий острова.

По книгам, энциклопедиям, дневникам путешественников я знаю, что индонезийская часть Борнео наиболее дикая и недоступная. Не зря говорят, что, попадая на Борнео, ты разом совершаешь два броска: вперед - в пространстве, и назад - во времени. Реки здесь коварны, со стремительными течениями и страшными порогами.

Старая даякская поговорка гласит: "Кто поднялся вверх по реке и спустился вниз по течению четыре раза, тот старик". Но реки единственно возможный путь в глубь района. Вьючные животные здесь неизвестны по той простой причине, что сухопутных дорог нет - только звериные тропы.

И потому пешее передвижение исключительно тягостно. Густые заросли ежевики, бамбука и лиан, упавшие стволы деревьев - и через пятьдесят шагов чувствуешь, что выбился из сил и заблудился. Почва скользкая, трудно сохранять равновесие. Нет никаких ориентиров: все деревья кажутся одинаковыми, можно бродить по кругу до изнеможения.

Новичку в данных условиях трудно раздобыть пищу, в то время как сам он - желанное лакомство для змей, аллигаторов и насекомых. Мелкие насекомые наиболее назойливы, от них практически нет защиты. Тучи комаров, переносчиков малярии, от которой на сто процентов не защитит ни одно лекарство, а от укуса иных насекомых заболеваешь тотчас же. Но больше всего осложняют жизнь кровопийцы-пиявки: они падают с деревьев и проникают в самые потаенные уголки тела. Там, где они присосались, начинаются зуд и воспаление.

Температура воздуха редко превышает 30 градусов, влажность достигает 90- 99 процентов. Медики считают такой климат опасным для здоровья. Особенно тяжело к нему привыкают европейцы.

Считают, что в Самаринде, главном городе провинции, около двухсот тысяч жителей, хотя по виду города этого не скажешь. Здесь очень мало общественных зданий, учреждений, многоэтажных домов, почти все постройки из дерева.

На рынке в глазах рябит от ярких красок, а в носу свербит от сильных и не всегда приятных запахов. Здесь можно купить что угодно, даже если товара нет в наличии,- только спроси. Информация мгновенно распространяется по таинственным каналам, и самые невероятные вещи тут же возникают перед вами. И чем больше покупатель нуждается в искомой вещи, тем выше цена.

...С небольшим опозданием в половине десятого под гул сирены "Кария" отходит от берега. На борту этого тридцатиметрового судна около ста пассажиров. Мужчины маленькие, мускулистые, с кожей оливкового цвета, ловкие и подвижные. Женщины тоже миниатюрные, с изящными движениями, смотрят пристально, улыбаются открыто. У них врожденный вкус к удачным сочетаниям ярких красок в одежде.

Немолодой мужчина в брюках, сандалиях и белой рубашке, тщательно застегнутой, с длинным рукавом - пример жителя Борнео, принявшего новый стиль жизни. Когда жара становится невыносимой, а ветер с реки обжигающим, он расстегивает пуговички на манжетах и засучивает рукава, открывая красивейшие татуировки. Рядом с нами сидит скромная женщина с маленьким ребенком, ребенок спит. Она не носит уже, как ее соплеменницы, тяжелые кольца-серьги, которые оттягивают мочки. Но вот ребенок просыпается, и она улыбается, демонстрируя зубы и десны красновато-коричневого цвета. Это от беспрерывного жевания "сири", смеси из ореха арековой пальмы, извести и ароматических веществ.

Пассажиры смотрят на нас с интересом, любезно улыбаются, кто-то обращается ко мне "пастор", ведь единственные белые в деревнях - миссионеры. Мы тоже улыбаемся: наша походная экипировка вовсе не похожа на миссионерскую.

Плавание на "Карий" длится два дня. Мы удобно разместились вдоль борта, растянули гамаки и любуемся пейзажем. Небо, затянутое облаками, неожиданно одаривает нас проливным дождем. Едва мы укрыли в сухом уголке оборудование, дождь внезапно прекращается. Снова привязываем гамаки, растягиваемся на солнышке, чтобы обсохнуть,- и новый ливень. Делать нечего, решаем не реагировать на подобные пустяки и брать пример с местных жителей. Еду мы захватили с собой: крутые яйца, галеты, мясные консервы, фрукты, соль, витамины. Пьем речную воду, дезинфицируя ее с помощью таблеток.

Судно терпеливо поднимается по широкой, желтой от грязи большой реке. Береговые заросли начинаются от самой воды: ни прогалины, ни пляжа. Колоссальные деревья стоят на обнаженных корнях прямо в реке. Порой они затоплены по кроны, поток колышет ветви, и кажется, что они хотят задержать течение.

Откуда ни смотришь на джунгли, с вертолета ли, с воды, они непроницаемы. Когда причаливаем к берегу, будь даже полуденный час и солнце вовсю жарит с неба, погружаемся в полумрак. Сплошная стена деревьев столь плотна, что веришь местным рассказам: обезьяна, мол, забравшись на дерево на восточном побережье Борнео, может одолеть тысячу километров до западного берега, ни разу не коснувшись земли.

Но вот иная картина - плантации перца и даякское поселение с двумя "длинными домами". Таких традиционных строений осталось немного, их не часто встретишь.

Ночь в экваториальной зоне опускается мгновенно - к половине седьмого полный мрак. Небо в тучах, знаменитый Южный Крест не виден; здесь, у экватора, он довольно точно указывает на Южный полюс. Капитан без видимых для нас причин направляет судно то к правому, то к левому берегу. Напрягая зрение, с трудом видишь границу меж водой и джунглями. Какую же феноменальную надо иметь память, чувство ориентировки, чтобы проложить оптимальный курс без навигационных знаков, без сигнализации, среди бесконечных опасностей и мелей!

Деревушки слабо светятся, интервалы меж ними все длиннее. Швартовка проходит очень быстро: судно приближается к плоту, связанному из толстых стволов, проплывает метров пятьдесят дальше, потом мотор ставят на холостой ход, и течением нас относит назад к плоту. В нужный момент помощник капитана со швартовами прыгает на плот.

Погрузка и разгрузка проходят в кромешной тьме. Летят через борт свертки с городскими покупками, приобретенные по дороге куры. Потом сходят и сами пассажиры: "сходят" - выражение явно не подходящее, правильнее было бы сказать "спрыгивают" с кошачьей мягкостью и ловкостью, не боясь оступиться в темноте. Они родились на реке и начисто лишены страха перед водой. Разгрузка длится от 30 до 50 секунд.

Стук мотора снова перекрывает многоголосый концерт джунглей. Кроме нас, на борту остаются даяки, которые возвращаются в Лонгирам, последний пункт плавания. Один из даяков везет с собой телевизор: вот уже восемь лет как его семья оставила "длинный дом". Это поселение последнее, где есть электричество и бензин.

Прибываем на место в два часа ночи, но мы остаемся на борту до рассвета. Надо рассчитаться с капитаном: пять тысяч рупий за человека, еще две тысячи - за каждое место багажа (тысяча сто рупий - один доллар),- это совсем немного, если учесть, что в городе цена бутылки пива - две тысячи рупий.

Здесь нам предстоит нанять суденышко поменьше.

- За восемьдесят тысяч рупий могу доставить вас в Лонгбагун, - говорит даяк, одетый в майку и шорты "адидас".

Тогда вперед! Большое Приключение все ближе. Мы готовим стрелы для охотничьего лука, кинокамеры.

Махакам становится уже и норовистее. Поселения вовсе редки. Начинаются пороги. Через сутки добираемся до цели - крохотной деревни в излучине реки, утонувшей в тумане. Этой ночью я не залез в спальный мешок и к утру продрог и вымок.

Первым делом вместе с Ремо наносим обязательный визит старейшине деревни. Мой друг прожил в Индонезии четыре года, он, единственный из нас, свободно общается с местными жителями, уверяя нас, что индонезийский язык легкий. Старейшины нет, главный охотник - на охоте. Попутно узнаем новости: плыть придется на "длинных лодках" - пирогах, каждая вмещает до десяти человек. Но нам не везет: ни у кого нет бензина, придется подождать недельку-другую. Две недели! Надо что-то предпринять.

Я отправляюсь за советом к миссионеру. Это пожилой энергичный и жизнерадостный голландец. Он в восторге от планов нашей экспедиции, но поначалу ничего не обещает. Однако после обеда один из его прихожан приносит добрую весть: "Есть лодка!" Хозяин требует девятьсот тысяч рупий и уверяет, что через три дня будем в Тионгоханге. Оттуда мы пойдем пешком.

Цена высока, но Ажанг, молодой рулевой, убедительно рассказывает о лодке с двумя моторами по 40 лошадиных сил, о 18 канистрах на 25 литров бензина каждая. И я понимаю, что запрошенная им сумма не чрезмерна. В полдень начинаем погрузку. Необходимо уложить багаж компактно, чтобы судно не потеряло остойчивость. Да и нам самим как-то надо разместиться. К часу мы готовы к отплытию.

Мотор "Ямаха" толкает лодку со скоростью 17-20 узлов. Но идти вверх по реке здесь не означает лишь включить мотор и усесться на корме. Надо еще и толкать лодку, бредя в воде, борясь с течением, перебираясь через скользкие камни, и притом спасать багаж, глотать пену водоворотов, разбивать ноги об острые камни. И, промокнув до костей, в облепившей тебя одежде, ждать вечера, чтобы обсушиться у костра.

Пороги издалека предупреждают о себе шумом и густым туманом, висящим над водой. Вода мчит быстрее, с безумной силой увлекая все за собой, сбивает с курса, притягивает, отталкивает, бьет о скалы, пенится, свивается в стремительный жгут и вот уже стелется желтым полотнищем, разорванным на тысячи полос. Струи превращаются в гигантские пальцы, мощные и быстрые, они хватают, сбивают, сдвигают с места камни, переворачивают, трут и полируют их. И уходят в стремнину, затихают... Передышка - и с новой мощью бьет вода, рассыпаясь тысячей брызг и миллионом капель... Спектакль захватывающий, если смотреть со стороны. А мы-то не зрители, мы прикованы к лодке! Руки вцепились в борта, глаза неотрывно, будто гипнотизируя, уставились в самую опасную точку. Вопль рулевого перекрывает рев потока: парень спорит с силами природы и кричит, отгоняя страх. А нужно еще уберечь багаж, пленки и киноаппаратуру.

Сбоку несется мощная волна. Она накрывает всех с головой, лодка идет практически вслепую. Ложе реки обнажается, я успеваю с силой оттолкнуться от высунувшегося камня. Мне удается сдвинуть лодку сантиметров на двадцать, не больше. Но этого достаточно - отяжелевшая лодка скользит, прижимает меня к скалам, сталкивает в воронку. Конец? Судороги сводят тело, ноги соскальзывают, подбитые мощным потоком. Вдруг ясно вижу обрывистые пустынные берега: ни зрителей, ни спасителей. Никто бы и не узнал, как управилась бы с нами эта волна...

Мы прошли. Хватит, никогда больше не войдем в эту реку!

Все обессилены, напряжение спало, и силы оставляют нас. Наконец показался бережок, усеянный камешками и залитый солнцем.

29 января прибываем в селение Тионгоханг, аванпост цивилизации с населением в триста душ.

Отсюда начинается пеший переход через малоизвестный горный район. В 1825-1826 годах голландский майор Георг Мюллер первым прошел здесь. Он был убит местными воинами. Через семьдесят лет достигла этих мест экспедиция под руководством Моленграафа. Он нанес хребты на карту и назвал их "Горы Мюллера" в память о первооткрывателе. Высота их около двух тысяч метров. Нам нужно, перевалив хребет" спуститься до реки Капуас и по ней вернуться в мир цивилизации. 120 километров мы надеемся преодолеть недели за две. Масштаб нашей карты: 1:750000. Расстояния можно определить весьма приблизительно, а крупномасштабных карт этой части Борнео вовсе не существует.

В нескольких часах хода отсюда живут каяны, одно из местных племен. Они и по сей день славятся своей воинственностью. Еще до того, как показалась соломенная крыша "длинного дома", чувствуется запах дыма. В ручье замечаем камышовые верши: рыба здесь важный продукт питания. Ее готовят в костре, обернув в большие листья; когда их разворачивают, кожа вместе с чешуей отходит, открывая нежную мякоть. У обитателей леса гостеприимство священно: в нашу честь организовывают празднество, на котором мужчины надевают свои традиционные костюмы, а женщины жарят какое-то домашнее животное. Дети крутятся возле, улыбаются, всюду суют свои носы. Их балуют, ругают очень редко, не дают утомительных поручений. У них нет школьных заданий, твердого режима, но жизнь их нельзя назвать легкой: детство недолго, а за это время надо пройти школу джунглей. Это тяжкая выучка, и за малейшую оплошность приходится расплачиваться.

Деревня состоит из одного-единственного дома длиной около восьмидесяти метров. Пол его поднят на сваях из железного дерева на высоту четырех метров. Наклонный ствол с грубыми засечками - лестница - ведет на террасу, которая тянется вдоль всего дома. Здесь и протекает вся дневная жизнь рода. Закрытая часть дома разгорожена на жилища отдельных семей. Эта конструкция из дерева, бамбука и соломы не предусматривает окон. Свет проникает в десятисантиметровые щели бамбукового пола и тростниковых стен. Только крыша из плотно уложенных стеблей тростника непроницаема ни для снега, ни для самого сильного ливня. Слабое пламя трепещет в очаге, на котором готовят пищу. В этом месте на настил насыпана кучка земли, положено несколько камней, чтобы предохранить бамбук от загорания. Домашняя утварь: несколько горшков и тыкв для хранения воды, на стенах - куски материи. В большом кувшине из обожженной глины - туак, терпкий алкогольный напиток, получаемый из перебродившего риса и напоминающий по вкусу уксус.

Осматриваюсь и вздрагиваю: с почерневшей балки свисают высушенные человеческие головы, сердце начинает стучать быстро-быстро, кидает в пот, по затылку бегут мурашки. Значит, охотники за головами все еще живут в джунглях? Мы были убеждены, что подобным делом теперь никто не занимается. Вспоминаю, что писатель Витторио Дж. Росси писал, будто некогда многие из подвешенных к балке голов принадлежали японским солдатам, которые оккупировали остров во время второй мировой войны.

Лишь на следующий день узнаем, что головы висят здесь с давних пор. Давным-давно добывали их, твердо веря, что таков единственный способ стать сильным и храбрым. И передать эти качества воинам своей деревни.

На лезвиях парангов, которыми были срублены эти головы, делали зарубки. Старейшина деревни показал свой паранг. На нем штук тридцать зарубок с каждой стороны лезвия. "Но этот паранг, - объясняет он, - принадлежал еще деду".

Вот оно что! Напряжение спадает. Наши скромные дары приняты с достоинством - немного лекарств, электрический фонарь, нож со многими лезвиями, рыболовные крючки и леска. Здесь эти вещи просто бесценны.

Большинство местных жителей разучилось строить пироги и мастерить духовые трубки - они предпочитают быструю и надежную, хотя и более дорогую, моторную лодку, компактное и меткое ружье.

Духовая трубка - это весьма ценное оружие, его можно выменять лишь на дорогой табак и несколько свиней. Делают это так.

Сначала мастер выбирает сухую ветку железного дерева метра в два длиной. (Не забудьте, кстати, как трудно высушить что-либо в этом климате!) Вокруг ветви закрепляют каркас из бамбуковых стволов. И начинают выбирать твердейшую сердцевину ветви тоненькой железной палочкой. Несколько месяцев уходит на то, чтобы сделать безукоризненно ровное отверстие диаметром 6-7 миллиметров. Изготовление стрел тоже весьма трудоемкое дело. Яд, которым смазывают наконечник стрелы, добывают из растения, похожего на гевею, надрезая ее ствол и собирая густой темный сок, похожий на клей. Этот яд можно узнать по терпкому запаху; он смертелен, если попадет в рану...

Кажется, все в деревне улыбаются. Особенно привлекательны лица девушек во время танца. Грациозно двигаются они под звуки "сапе", струнного инструмента, похожего на маленькую гитару, ловко колышут белыми и черными перьями птиц-носорогов - калао.

Единственный, кто не выказывает нам симпатии, - это местный колдун, неряшливый старик, тело которого сплошь покрыто татуировкой. Его взгляд строг и подозрителен: может быть, его беспокоит наше присутствие - ведь мы можем подорвать веру жителей в его божественный дар, лишить завоеванных позиций. Мы нашли способ умилостивить колдуна, подарив ему двустороннее зеркало. Потом я поддался искушению и рискнул его сфотографировать "поляроидом". Пока проявлялась фотография, я нес какую-то чушь, делая пальцами пассы, как какой-то фокусник. Когда я вручил колдуну фотографию, он вытаращил глаза. Однако тотчас же овладел собой и вытряхнул передо мной из мешочка обезьяньей кожи свои сокровища - несколько полированных голубых камешков, странные зубы неизвестной мне кошки, пакетик серого порошка, рябое стекло фары от грузовика. Жест означал: меж коллегами не может быть секретов!

Я всегда с огромным уважением отношусь к народам, которые на пороге третьего тысячелетия продолжают жить своей первозданной жизнью. Эти люди - потенциальные жертвы болезней, с которыми мы уже справились, они не подозревают о многих технических открытиях, которые облегчают нашу жизнь, и потому не могут ими воспользоваться. Hо я им завидую! Ведь они способны на такое, что и наши прапрадеды забыли, они обходятся немногим, самым важным. Мы же такую способность давно утеряли.

Дети в Борнео одеты в обычные майки, они уже не ходят голышом, женщины носят синтетические ткани в цветочек вместо домотканого саронга - матерчатой юбки, расшитой раковинами, бусинами, монетами, звоночками.

Мужчины уже не делают татуировку, тем более на большом пальце правой руки, как когда-то отмечали добытые головы.

"Длинные дома" встречаются все реже. Индонезийские власти поощряют переселение семей в отдельные жилища.

Все хозяйство и быт на плечах женщины. Вот одна толчет рис с двухлетним ребенком у груди. Другой младенец, спеленатый куколкой, качается в полотняной люльке - это просто полоса ткани, прикрепленная к потолку. Прямо как принесенный аистом подарок.

Единственная дань красоте - вертикально разрезанные ушные мочки. По канонам здешней моды, чем мочки длиннее, тем красивее. В отверстие подвешивают тяжелые кольца-серьги, которые со временем опускаются на плечи, а то и доходят до груди.

Женщины успевают плести циновки, выращивать рис. Здесь можно собирать и по четыре урожая в год, если решить проблему удобрения участков. Иногда мы видели худых коров, но никто и не думает их доить: их держат исключительно ради навоза.

Домашние животные питаются тем, что падает между щелями пола. Кур держат в очень маленьких клетках, подвешенных снаружи на стене дома: в таком курятнике легче уберечь птицу от хищников, особенно от змей. Собаки, драгоценные помощники мужчин в охоте, имеют право подниматься по лестнице-бревну и получают объедки из общего котла.

Здесь я впервые увидел суходольный, без полива, рис: прекрасный рис с полными тяжелыми колосьями. Его очищают от шелухи ногами, танцуя, напевая и молясь в вековечном ритуальном ритме.

Пригоршня вареного риса - вот и вся еда. Мужчина-охотник порой обогащает эту диету несколькими кусками мяса оленя или кабана, змеи или обезьяны; не минуют котла и грызуны вроде крыс. На охоту мужчин сопровождают маленькие дворняги - помесь всевозможных пород. В поисках добычи охотники уходят от деревни порой на расстояние дневного перехода.

Немногие из даяков еще живут в общинных домах. Да и эти упрямцы теперь все больше втягиваются в современные торговые взаимоотношения. Время от времени даяки приходят к торговцам-китайцам, которые берут у них резные деревянные маски, ножи-мандау - так здесь называют боевые паранги, разноцветные одежды, украшенные бусинами. В обмен доставляют худшие продукты цивилизации: пластиковые пакеты, майки с дешевой распродажи, бракованные босоножки, сигареты.

Даяки кротко принимают трудности своей жизни.

Утром над спящим домом висит облако тумана. Даяки никогда не ходят в потемках, зато на рассвете все направляются к реке. Совершение туалета "мане" - первое дело начинающегося дня. Для детей отгорожена бамбуком неглубокая впадина.

Едва выходим из воды, тропинку переползает змея.

Я тут же вспоминаю, как познакомился на Амазонке с Чарльзом Брюэром Кариасом, необыкновенным человеком, который умеет делать все. Он был министром в Венесуэле, знает джунгли, изобрел нож с множеством приспособлений. Он и научил меня не бояться змей.

Однажды, разбирая свой рюкзак, обладающий многими волшебными приспособлениями, который к тому же на ночь раскладывается в минипалатку, натыкаюсь на явно не предусмотренное фирмой: бунгар! Это змейка синего цвета, с белыми полосами по бокам, с красно-коралловыми головой, животом и хвостом, длиной около метра. Яд ее приводит к мучительной смерти, правда, действует быстро: минут двадцать. Бунгар не ограничивается одним укусом, а терзает жертву длинными крючковатыми зубами на случай, если первые порции яда не подействовали...

В этой деревне мы должны найти носильщиков. Один из парней, кажется, подходит - у него открытое лицо, внимательный взгляд, он знает десяток английских слов. Мы просим его помочь подобрать остальных. И вот группе в пятнадцать человек я объясняю, что мы намереваемся предпринять, и называю цену. После перевода они переглядываются без особого энтузиазма, потом одни решительно уходят, другие отговариваются уборкой риса. Остается первый юноша. Я обеспокоен - путь, должно быть, очень тяжкий, если даже они, рожденные здесь, привычные к этой жизни, не решаются идти с нами.

Может быть, дело в привычке торговаться? И вот приходим к соглашению: 7500 рупий за каждый день пешего пути, что равно цене 20 килограммов риса. За обратный путь, без груза, они получат половину, при том что дорога займет меньше времени. Помимо этого, мы обеспечим носильщикам ежедневный рацион - каждому полкило риса, чай, табак, сахар, соль.

Мы разделили груз, и колонна значительно растянулась. А это дополнительный риск. Если один вывихнет щиколотку, как мы пойдем дальше? Но лучше об этом не думать. Пора в путь. За нами следуют несколько охотничьих собак. Хани, бригадир носильщиков, действительно находка для нас - очень быстр, пользуется уважением.

Несколько жителей деревни провожают нас на лодках по реке Махакам до места, которое трудно отличить от тысяч ему подобных. Отсюда начинаем переход по крутому и скользкому склону. Через полкилометра у всех подкашиваются ноги: вот и первый привет от джунглей. И можно лишь вообразить, что ждет нас дальше. Три шага вперед, шаг назад, пятнадцатикилограммовый рюкзак словно бы стал еще тяжелее. К тому же он то и дело цепляется, застревает в ветвях, лианах, колючках. Помогаем себе руками, коленями; ставишь ногу - и тут же скользишь, ступня проваливается - невольно уцепишься за лиану. Она, такая надежная на вид, внезапно поддается, почва уходит из-под ног, рюкзак качается, тебя заносит... Хватаясь за какие-то корни, выбираемся на твердую поверхность.

Мы в огромном природном храме - джунглях Борнео. Куда ни глянь - зелень всех оттенков, в которую местами вкраплено небо с тяжелыми облаками и желтые пятна берегового ила.

От каждого шума, шороха, скрипа невольно вздрагиваешь.

Веду глазами по высоченному стволу, задираю голову, но и этого мало, взгляд тянется выше, выше. И все же не достигает вершины. Вверху ствол светлеет, кажется почти белым, тоненьким: иначе крона не найдет себе места среди других и не выберется к солнечному свету. Ветви и листва купаются в нем. Забываю о жгучих укусах кровососов: перед глазами в солнечном блике закружилась карусель бабочек.

Лес питает себя сам: дерево живет, сколько может, пока корни и листья в состоянии извлекать питательные вещества. Когда оно упадет, другие займут его место, а поверженное сгниет, исчезнет... На него набросятся термиты, пробурят ходы личинки, на нем вырастут грибы, мох.

Невозможно обойтись без перчаток: кусты, ветви покрыты шипами, колючками, сочатся жгучим соком. До них нельзя дотронуться голой рукой. В отличие от нас носильщики, босые и полуобнаженные, стоически переносят царапины, укусы, порезы, уколы. На привале они натираются керосином - и для дезинфекции ран, и для отпугивания насекомых. С питьем у них тоже нет проблем, а мы воду фильтруем и обеззараживаем таблетками.

В листве мне мерещится просвет: подъем кончается! Кто-то облегченно вздыхает, другой насвистывает. Но, хотя путь более ровный, лес еще гуще.

Гиганты по 50-60 метров, чьи вершины уходят на необозримую высоту: средний этаж деревьев, чьи кроны образуют свод из миллиардов листьев разнообразнейших форм и оттенков. И подлесок из раскидистых деревцев, кустов, - здесь великое разнообразие видов. Даже специально выискивая, редко обнаружишь два растения одного вида.

Кажется, что идем давным-давно, ремни наших прекрасных, удобных рюкзаков режут плечи, рубахи липнут к спине. Груз становится неподъемно тяжел, дыхание сбивается. Мошкара стеной стоит перед лицом и словно забирает воздух. При жаре и высокой влажности - ощущение, будто на голову натянут полиэтиленовый мешок.

Прислоняемся к толстому стволу, преграждающему путь, - необходимо передохнуть. Кто перевязывает лоб платком - от пота, кто, вооружившись окурком, собирает с себя кровососов, кто перевязывает шнурок на ботинке. Остановка коротка, все устали, нет даже желания говорить. Спустя месяц, рассматривая фотографии, видим, как искажены наши лица, но не можем вспомнить всю навалившуюся тогда усталость...

Когда всем кажется, что пройден хороший кусок пути, начинаем поглядывать по сторонам в поисках места для ночлега. Темнота в тропиках спускается быстро, и надо приготовить лагерь до заката. Сначала очищаем участок от зарослей. Паранг обрушивается на ветви и скашивает подлесок, где могут затаиться змея или скорпион.

Вечером часто вспоминаем о доме. Всякий раз, отправляясь в путешествие, я делюсь планами с сыновьями Конрадом и Максимилианом, им, соответственно, 9 и 5 лет. Они уже тренируются в надежде, что и для них скоро придет час отъезда: ставят и сворачивают палатку в саду. А когда мама, на ночь подоткнув им одеяла, уходит, норовят перелезть в спальные мешки. Они пойдут по проторенной дороге, если, конечно, захотят продолжить мой путь.

Сейчас довольно просто улететь подальше от дома. Но это не значит, что человек столь же легко и успешно сможет жить в новой, нередко враждебной среде. Два часа тренировок в неделю в спортзале недостаточны, чтобы подготовиться к Большому Приключению.

К сожалению, многие понимают это слишком поздно. Оттого столь часты несчастные случаи - в пустыне, в горах, в джунглях. Чтобы жить в природе, нельзя полагаться на случай; прекрасные закаты и волшебные пейзажи - только часть реальности. Помимо этого, существуют влажность, жара, насекомые, жажда, грязь, жгучие растения, змеи, болота, холод.

У Карло Браганьоло, нашего кинооператора, большой опыт трудных путешествий. Он давным-давно понял, что хороший отдых порой стоит обеда: едва мы останавливаемся, он подвешивает гамак и старается расслабиться. Зато когда надо работать, он - первый.

Носильщики располагаются в стороне от нас и из жердей сооружают ложа, поднятые над землей. Эти лежаки пришлись по вкусу Ремо Дель Мирани, и даяки делают одно ложе и для него. Торопливо выскребая еду из котелков, мы любуемся величественными движениями Ремо; он восседает на помосте, прикрыв колени широким листом, на котором пристраивает свое блюдо.

У каждого четко выявляются черты характера, привычки - их дома не оставишь, поневоле несешь с собой. Хотя в случае необходимости все мы можем отрешиться еще от чего-то. Ночами тоскуешь о дневной тишине. Темнота приносит зловещие крики, непонятные шумы. Спим кое-как - вполуха, вполглаза, отдых никогда не бывает полным. Когда же усталость одолевает нас - бывает, даже и костры гаснут, просыпаешься от опасно близкого шороха или мяуканья.

Кровососущие насекомые - наши постоянные компаньоны и днем и ночью. Не лучше и кровопийцы-пиявки. Почуяв нас, они падают сверху. Эти твари столь тонки, что проникают за воротник, в петлю от пуговицы; даже пролезают в дырочки для шнурков. Замечаешь их, только когда они уже насосутся и место укуса начинает чесаться. Чтобы снять пиявок, разбухших от крови, приходится прижигать их спичкой или окурком. На коже остается красное пятно, которое почти всегда воспаляется и долго зудит.

Продвигаемся с трудом вдоль ложа реки Убунг, рюкзаки все тяжелеют. Бредем в воде по грудь, балансируя на скользких камнях. Когда становится слишком глубоко, выходим на берег. Тут зеленая стена еще больше замедляет продвижение. Но все же это лучше, чем скалистые берега: тогда приходится возвращаться назад по собственным следам.

В блокноте записываю: "Передвигаемся с внушительной скоростью сто метров в час! Буквально тащимся сквозь дикий хаос, исцарапав каждый квадратный сантиметр незащищенной кожи. Ренцо на мгновение снял перчатки, и вот его рука - словно в сплошном ожоге. Чтобы не упасть, он ухватился за ветку, а она покрыта щетиной колючек. Люке не везет - охотничьи стрелы, торчащие из рюкзака, то и дело цепляются за ветви. Но зато он будет во всеоружии, когда появится дичь - например, кабан".

Носильщикам тоже не поздоровилось, видно, и они не ожидали таких трудностей. Кое-кто хотел было отказаться, но "бригадир" напирает на гордость и на данное слово. И в конце концов убеждает их.

Здесь я впервые поставил себя на место Раймона Мофрэ и понял, что перенес этот человек после долгих месяцев скитаний по джунглям Французской Гвианы в 1950 году. Его нашли мертвым всего в нескольких километрах от поселения. Французский исследователь сам записал свою трагедию в дневнике, который вел до последнего дня, не теряя ясности мысли.

В середине 60-х на Новой Гвинее пропал сын Рокфеллера. Несмотря на долгие и чрезвычайно дорогостоящие поиски, он так и не был найден. В неизведанном, полном опасностей месте человек исчезает, как камешек в русле реки. Джунгли берут дань и у местных жителей. Хотя они и родились здесь, однако не всегда умеют выжить.

На Амазонке говорят: в наших краях боги могущественны, но джунгли - всемогущи и жестоки. Английский натуралист Маттиссен проклял изобилие тропических насекомых. Американский писатель Вальдо Франк подчеркнул, что всякий шаг человека в лесу отмечен реальной борьбой, но завершается весьма сомнительной победой.

Знаменитый исследователь Вальтер Бонатти, человек, которым я всегда восхищаюсь, утверждает, что жить в джунглях - вещь стоящая. "Жизнь в лесу, конечно же, тяжела, сложна, иногда даже унизительна, но это и школа, где человек обучается инициативе, мужеству, а главное - возвращает себе чувство пространства, ощущение свободы, вспоминает свое первозданное "я". Жизнь там приучает ни на кого не рассчитывать, кроме себя самого, в стремлении к поставленной цели".

...Часа за два до заката ищем место для бивака. Альберто прекрасно выбрал лагерь, однако и ему не сразу удается разжечь мокрую щепу и ветки, покрытые плесенью. Ужин поглощаем в считанные минуты: хочется поскорее лечь. Гамаки натянуты, и мы как мертвые валимся в них. Тот, кто предпочитает палатку, готовится ко сну чуть дольше, зато он защищен от ливня. Мне жаль, что не видно звезд - небо затянуто тяжелыми тучами. Опять я не увижу Южный Крест, который столь притягателен для моряков и путешественников.

Чтобы дать представление о Большом Лесе, мало рассказать обо всем невообразимом разнообразии деревьев, и мы стараемся как можно больше запечатлеть на пленке. Но у Карло и Ремо из-за сырости постоянные неприятности с аппаратурой. Отснятая пленка часто слипается. К тому же повторить съемку невозможно, все - и мы, и окружающее - в постоянном движении. Брызги, удары, встряска - дело обычное, и ныряния в Капуас тоже не редкость. Не сразу, но нашли выход: отснятые ролики запихнули в пустую канистру. Вот была радость, когда лодка опрокинулась, а она плавает себе на волнах! Хоть канистру и отнесло далеко, она была ясно видна. И главное - не пропустила ни единой капли.

Дни похожи один на другой. Воскресенье отличается от будней лишь тем, что в этот день раздаем лекарство от малярии. Несмотря на профилактику, у Карло начинается приступ. Еще у троих поднимается температура из-за укусов насекомых. Этого мы ждали и - делать нечего - глотаем таблетки и останавливаемся на несколько дней отдохнуть и подлечиться.

Карло стучит зубами, жалуется на высокую температуру, озноб, головную боль, жжение кожи; потом температура резко падает, одолевают вялость, оцепенение, и - новый приступ. Едва ему становится полегче, мы пускаемся в путь.

Моя роль хрониста и журналиста требует дополнительных жертв. Другие уже отдыхают, а я все записываю события, впечатления, ощущения дня.

Ночами нас часто будят ливни. Промокнув до последней нитки, мерзнем. Непромокаемыми пленками в первую очередь укрываем снаряжение, аппаратуру. Потом - если остается - себя. Шерстяные спальники легкие, тонкие, слой алюминия в них вообще-то должен сохранять тепло человеческого тела. Но при этом тело должно быть сухим. Но самое неприятное - состояние ног. У всех кожа красная, как обваренная. День за днем мы шли, не снижая ритма, вдоль рек, и почти все время по воде, обувь никогда до конца не просыхала.

Неприятности, неприятности...

Лишь бы хуже ничего не случилось!

...Собаки бегут впереди, возвращаются, ненадолго отбегают в сторону. Взяв какой-нибудь след, поднимают яростный лай, зовут на охоту. Быть может, сегодня вечером мы поедим кабанятины: носильщики ушли вслед за собаками. Мы тоже решаем присоединиться к охоте; здесь это способ выжить, а не спорт.

С восхищением смотрим на ловких мужчин, они действуют дружно, слаженно, понимая друг друга без единого слова. Пригнувшись, бесшумно ныряют в гущу растительности - в руке копье, за поясом паранг. Когда зверь окружен, они почти одновременно мечут в него копья, потом на добычу обрушиваются паранги. Кровь, стоны, выкрики, шарканье босых ног, треск ветвей, летят грязь, пучки травы. Потом тишина. Закончилось действо, поставленное по закону джунглей.

Выражение "тропическая жара" часто употребляют к месту и не к месту, хотя мало кто испытал действительно тропическую жару, когда вместо воздуха вдыхаешь, как тебе кажется, комок теплой влажной ваты. Влажность достигает 86 процентов, и это при температуре плюс 35, а на солнце до плюс 60.

Джунгли, как выясняется, небогаты съедобными плодами. Растительность существует как бы ради себя самой и вовce не предусматривает еду для человека. Лишь на опушках леса с небольших плантаций возле деревень - даже самых обжитых и процветающих - собирают весьма скромный урожай бананов, манго, дуриана-бомбакса. Этот плод мало известен у нас - он величиной с кокосовый орех, в мягкой зеленой оболочке, покрытой шипами. Внутри плод разделен на пять долей, которые наполнены густой пенящейся жидкостью. Трудно описать его нежный вкус: пожалуй, похоже на клубнику со сливками, но запах его просто отвратителен. Невероятное сочетание!

По стволам деревьев расселились эпифиты - среди них царят орхидеи, здесь их свыше 70 видов. И неизвестно, какие еще сокровища прячутся в недоступных ущельях и оврагах... У здешних орхидей мелкие, собранные гроздьями цветы, прелестные и скромные, не бросающиеся в глаза.

Исключительно богатая фауна сохраняет наследие древних эпох. Среди крупных животных - орангутан, по понятиям местных жителей - человек-обезьяна. Безжалостная охота привела к тому, что он полностью выбит возле человеческих поселений. Лишь в глубине джунглей остались последние безопасные для него места. Но и те уменьшаются из-за непрерывно расширяющихся порубок драгоценных пород дерева.

Есть здесь еще одно интересное животное: обезьяна носач. Из-за розоватой морды, длинного висячего носа местные жители называют его "голландец" - ведь первыми европейцами здесь были именно голландцы, и под лучами экваториального солнца носы у них быстро краснели. Носачей трудно увидеть - они днюют в глубине леса и лишь вечером выходят к реке, где устраиваются на ночлег.

Уцелел и малайский медведь - по размерам он меньше своих европейских собратьев, для человека не опасен, живет на деревьях. Очень широко представлены здесь змеи: более 150 видов. Крупные питаются грызунами, мелкими птицами, обезьянами.

Однако самые ядовитые виды обычно и самые маленькие.

Представления о моде у жителей затерянного в джунглях поселка даяков: мочки ушей у женщин должны быть оттянуты до плеч, а кисти рук украшены сложной татуировкой.

Проливной дождь обычно падает сразу. Лишь за несколько минут до ливня большие деревья начинают раскачиваться, каждый листок трепещет, гремят яростные раскаты, вспыхивают молнии. И вот уже небеса разверзлись. Моментально под ногами жидкая грязь - вязнешь в ней, двигаться дальше невозможно.

Мокрые, толпимся под большим деревом, но оно не дает защиты.

Почти темно. Тщетно пытаемся уберечь хотя бы аппаратуру. Ливень внезапно прекращается. Светлеет, слышатся хлопанье крыльев, свист, щебетание.

Через двенадцать дней выходим к поселению Бунган. Дело сделано. Во всяком случае, самый сложный, самый опасный этап пути закончен. Обнимаемся, похлопываем друг друга по плечам: выжили, справились!

Вождь деревни приглашает нас на ужин. Он смущен, что ему удалось раздобыть только пару цыплят, семь яиц и семь бананов. Разумеется, и рис. После нашей кормежки в джунглях предложенное кажется нам роскошным пиршеством. Мы отмечаем итог пути "туаком" - все тем же напитком, мерзким на вкус, что уже попробовали по ту сторону гор Мюллера.

Поздно вечером подвожу первый итог экспедиции. Она была безжалостной проверкой характеров и общей подготовки. Надеюсь, что дальше будет проще, хотя даяки утверждают, что, пока не добрались до Путусейбау - это в трех днях плавания, всякое может случиться. Две недели тому назад трое парней отправились туда, чтобы доставить лекарства больному. Домой они не вернулись. Остатки их пироги были обнаружены группой пунанов на дне возле брода. Выходит, пороги и для местных смертельно опасны.

Утром выясняю, что найти подходящие лодки для спуска по Бунгану непросто. На плотах пороги не одолеть. Деньги, мощное средство в цивилизованном мире, имеют здесь весьма относительную ценность.

- Переждите неделю, вода спадет, а там посмотрим, - говорит хозяин одной лодки. Здесь время явно меряют по-другому. Я высказываю опасение: вдруг вода не спадет, а поднимется? Владелец лодки, естественно, не может представить мне гарантий.

Ремо между тем в доме на окраине находит парня, который соглашается дать две лодки за 700 тысяч рупий.

...В каждой лодке по три даяка. Пироги нагружены до предела. Первый порог мы преодолеваем, не покидая лодок, хотя, на мой взгляд, риск слишком велик. В следующий раз - через четыре километра - мы высаживаемся на берег и с рюкзаками двигаемся вдоль наклонной скользкой стены. Лодки облегчены и на сильном течении легко преодолевают порог. Снова грузимся, размещаем поклажу. Плывем не больше пяти минут: новый порог - надо повторять все сначала.

Вечером добираемся до слияния Бунгана с Капуас - самой большой рекой Борнео. Ее длина 1143 километра от истоков в горах Мюллера до устья возле Понтианака на западном побережье острова. Нам кажется, что путешествие по этой широкой величественной реке будет несложным. Но пороги!

Каждый имеет свое имя. Хапутунг преподнес нам сюрприз. Лодка взлетает и утыкается носом в пену, потом снова выныривает, делает несколько зигзагов. И тут безжалостный поток бросает пирогу на скалы.

Сидящий на носу даяк пытается приглушить удар, но падает головой вниз, между корпусом лодки и скалой. Ремо, бросив аппаратуру, пытается помочь пареньку, - тот без чувств, он едва не погиб, расплющенный о камни.

Мы попытались выудить киноаппаратуру - камера держится на поверхности, быстро удаляясь от нас. Судьба все еще нам благоприятствует: нам удается выудить все рюкзаки, часть провизии и канистру с фотоматериалами. После множества попыток мы все же выудили и кинокамеру, но она так исковеркана, что больше пользоваться ею нельзя.

В Путусейбау мы вновь встречаемся с электрическим светом. И первая реакция - ищем холодильник с ледяным пивом. По спутниковой связи удается позвонить домой: "Все в порядке, мы живы, мы преодолели!"

В Секадау, у миссионеров, мы залечиваем бесчисленные раны. Не упускаем и редкой возможности провести ночь в Северном полушарии, а день в Южном. Должен сказать, что я испытывал истинное удовлетворение каждый раз, как пересекал воображаемую линию экватора, надвое делящую земной шар.

Здесь, в Секадау, деревушке в центре Борнео, никто и не думает о том, что живет на нулевой параллели. А мы безоблачной ночью с удивлением и восторгом созерцаем одновременно Южный Крест и путеводные созвездия Северного полушария.

Большое Приключение окончено.

Недаром сказано: путник в долгой дороге счастлив лишь дважды. В первый день, когда, ослепленный, стоит у врат влекущего тайнами рая. И во второй раз, в день последний, уже за порогом познанного им ада, когда возвращается в свой мир, такой привычный...