Отчёты о походах

Маршрут: остров Кунашир – вулкан Тятя - Рудный - Нескучинские источники - Мыс Столбчатый - Кальдера Головнина

Дата: сентябрь-октябрь 2009 г.

Продолжение материала "На самых дальних наших островах"

Автор: Дмитрий Арбузов

Я покинул остров Итуруп на пороге XXI века и заклялся больше в жизни не посещать Курильскую гряду. Четыре месяца пребывания на острове досыта накормили и бессо нными ночами в окружении медведей; и непогодой, способной разразиться во мгновение ока - за какие-нибудь четыре часа из прекрасного солнечного дня до жесткого шторма; и чёрными, труднопреодолимыми обрывами в океан, увенчанными островерхими скалами; и вездесущим бамбуком, который словно непроницаемая стена вырастает на пути и скрывает и без того редкое солнце над головой; и опасными тропами по краям, где каждый шаг может стать роковым. "Нет уж, хватит, - подумал тогда, - никакими пирогами с икрой больше меня сюда не заманишь!" И вот, спустя почти десяток лет, я снова появляюсь в этих краях, теперь уже на Кунашире. Да, всё-таки есть в Курилах что-то притягательное. Три дня назад встречный ледяной ветер снежной крупой забивал глаза; добравшись до укрытия, я четверть часа отогревал заиндевевшие руки, пряча их под мышки, и пальцы тогда ломило от боли. А сегодня радостно светит солнце, порхают мотыльки, температура воздуха под 20 градусов тепла... И это в ноябре! Восьмого числа! Это когда в Москве стабильно 0 или -1. Заглянув на 9-й километр от Южно-Курильска, решив посетить дикие ванночки ручья Кислый и осмотреть северное фумарольное поле вулкана Менделеева, я диву дался тому буйству зелени, которое в миг окружило меня, как только покинул автомобильную дорогу. Какая там осень... лето на дворе!!! Чуть пройдя вверх по речке, уже разделся до майки, а ведь ещё всего три дня назад замерзал, находясь в свитере и куртке в бухте у озера Валентины. Здесь, видно, и кроется ответ. Сначала ты мёрзнешь, проклинаешь всё на свете - непогоду и себя, попершегося, как обычно, невесть куда и зачем, а потом вдруг оттаиваешь, как ледышка, и душа начинает искрить - уже смеешься. Курилы... Они как жизнь. Полоса черная, полоса белая. Здесь лето и зима идут как повенчанные, рука об руку.

В этот раз на Курилы мы высадились вдвоём: я и Максим Латышев из города Оренбурга. Договорились с местным каюром, Георгием Кулинским, отправиться вместе на вулкан Тятя. Погода позволяла: был конец сентября, дни стояли отменные. Как только мы ступили на остров, сразу оформили пропуски в заповедник "Курильский", а через пару часов были уже в дороге. И замелькали ландшафты: скалы, море, вулкан. Неприступно, как назидательно, поглядывал на нас Тятя. Миновали источники, прозванные в народе "Чайка". Чаек там не было, а вот ворон на помойках предостаточно. Вокруг аншлаги "мусор не бросать", видимо, для ворон и поставлены. Те так и стараются хлам утилизировать. Аншлаги жалостливые, мол, будьте людьми! Не бросайте! И вороны стараются изо всех сил.

На прижиме перед речкой Филатовка нас неожиданно обогнала бригада лошадей, как говорят диких. За последнее десятилетие такие "дикие" появились по всем пограничным областям страны - там, где погранзаставы были упразднены. Никакие это не дикие, а пограничные лошади. Им не оставалось другого выхода, кроме как уйти в партизаны. Приспособившись грызть бамбук, как их кольские собратья - карликовую березку, кунаширские лошади отлично выжили, размножились и вытоптали долину Филатовки до самых гор. Даже в океане прятаться от комаров и мошки научились.

На Филатовке живёт Андрей Архангельский, он же и присматривает за лошадьми. Только я поднял фотоаппарат, чтобы Андрея запечатлеть на память, как услышал из-за захлопывающейся двери: "Не надо меня фотографировать! Я не фотогигиеничный!" Андрей - отшельник здешних мест. Покинув столицу нашей родины лет 20 назад, он поселился на кордоне среди лошадей, филинов и медведей - в лесу. Говорят, попытался раз вернуться, да терпения не хватило. Мегаполис быстро "достал".

Вулкан Тятя

Переночевав на Филатовке, вышли в дальнейший путь. Вскоре нас догнал Георгий. Пока мы глазели по сторонам, считали ворон и фотографировали лошадей, он смастерил новую телегу взамен прошлогодней, запряг собак и - глядь, уже оказался впереди. До начала подъема на вулкан почти 60 километров, Георгий смог преодолеть это расстояние, которое мы шли трое суток, за световой день. Пятеро собак несутся, словно на званный ужин, высунув языки. Телега то гремит по камням, то скачет по веткам, то плывёт по реке. Георгий непрерывно правит её ход, помогая псам чуть ли не наравне с ними - и не скажешь, что мужику 55 лет. Самый первый в стае пёс по кличке Пират. Одна половина морды у него тёмная, глаз в овале, как повязка у капитана Флинта. Пират всегда весело помахивает хвостом, он круглые сутки рвётся в бой. Наравне с ним старается и Тайга. "Здравствуй, Тайга!" - говоришь, подходя к собаке, и та, признательно прижимая уши, подаёт растопыренную лапу. Бэм, названный в честь белого медведя, любит погонять мяч, как заядлый футболист, Соболь чёрный и вёрткий, его не поймать, а Буш всегда лает первым, большой любитель поесть и поспать.

Если ты держишь ездовых собак, их нужно регулярно обкатывать. Иначе они могут заболеть, вот Георгий и выбирается регулярно на прогулки, сохраняя редкую на сегодняшний день профессию.

— Я поеду потихоньку, - окликнул нас каюр, грациозно обгоняя на самодельной телеге, собранной из японских велосипедов, с хитроумно притороченной рыболовецкой корзиной для поклажи. - Впереди буду ждать...

И пропал за поворотом береговой линии. Тут уж, почувствовав азарт, мы впряглись по-настоящему. Стали ломиться по кустам, не разбирая дороги. А догнать всё не можем. И тут, пролезая через очередные дебри, смотрю - медведь... Да не бурый вовсе, а... белый. Я дар речи потерял. Даже забыл, где у меня лежит фотоаппарат, который всегда под рукой, в сумке на поясе. Макс тоже, смотрю, бочком куда-то пошёл-пошёл... Медведь что-то фыркнул, облизнул нос, и прыг в кусты. Я только и смог выдохнуть:

— Надо же, какой белый...

— Это он к зиме, видимо, приболел... То есть побелел, - поставил диагноз Макс срывающимся голосом, медик по профессии, уже сам белый, как полотно. - Зайцы ведь того... Белеют...

Нет, думаю, "того" - это мы имеющие один фальшфейер на двоих, да и тот в рюкзаке. И на зайцев сейчас, кстати, тоже очень похожи. А то был самый настоящий медведь, о настойчивом присутствии которых нас многократно предупреждали. Впоследствии уточнил - здесь всякие встречаются. Альбиносы. А Георгий тут как тут из-за поворота: "Эй, ребята, что вы в лесу так долго? Вид такой, как на медведя чуть не наступили. Поторапливайтесь, нам до темноты надо успеть".

Медведей мы тут же окрестили как "Угу". Вот что тому предшествовало. Сидим днём раньше на речке Филатовке, в лесной избушке. Вдруг слышим, на улице, откуда-то с пихты: "Угу!" И сразу же: "Угу?" Будто бы кто-то с кем-то не соглашается. Первое "угу" басовито, а второе тонами повыше. Первый говорит, мол, "так вот и так". А второй: "Да так ли?" Забавно было слушать переговоры, которые продолжались до поздней ночи. Потом мы узнали, что это филины прилетали. Нам запомнилось, а тут медведи кругом. Вот мы и начали сочинять: о, смотри, Угу прошёл! Вот, Угу придёт... Да и вообще говорили так обо всём на свете! Овсянка порхнула - маленькое Угу. Нерпы тоже Угу, но морские. Вокруг мир бога Угу...

— Че, Макс, а вот ты в лес ночью по нужде пойдешь, а тут медведь, страшно?

— Угу...

На следующий день мы собрались вроде как на вулкан, да разразилась непогода. Глянули на Тятю - вершина в снегу. Георгий показал нам дорогу, и уехал обратно в посёлок. Тут поднялся ветер, начался тайфун, потеряли ещё день. Спустя сутки мы увидели, что там, наверху, падал снег, и конус вулкана ещё больше обледенел. Вот почему я трясся от холода в своём пуховом спальнике всю ночь - на склонах вулкана образовались надувы! Тут уж стали ждать, когда погода наладится. День ждали, два, три... Утром растащит облака на вершине, а к полудню они снова там на шабаш собираются. Ветер крутит их, вертит, как сладкую вату на палочке. А продуктов всё меньше. Наконец, подобрали момент, вышли. По тропе, то пропадающей в бамбуках, то нежданно опять появляющейся, достигли подножия вулкана и... конус опять затянуло. Поставили палатку, опять стали ждать. Вот, уже и лунный ландшафт кратера Отважный два раза по кругу обошли, и Мёртвый Лес вдоль и поперек изучили, и поругаться успели. Когда же, наконец, прояснится? Вот-вот солнышко должно выглянуть, ан нет, набежали тучки, и вместо солнца опять дождь. Неделя уже! Да сколько же будет продолжаться?

— Это похолодание, - грустно сказал Макс. - Не успели. Вот тебе и Угу.

Я не согласился. Непогода же не вечна. Не Венера, в конце концов. Снова отправился в Мёртвый Лес. Какой же он живописный: сухие стволы и ветки топорщатся во все стороны, порой обретая контуры чудовищ, вымерших динозавров. Извержение 1973 года засыпало участок леса у подножия вулкана пеплом площадью в несколько квадратных километров и в десяток метров высотой, в результате чего деревья оказались под землёй. Чем ближе к вулкану подходишь, тем меньше деревья становятся. Сначала не понимаешь, как это, что за карлики тут растут? А потом становится ясно. Те пихты, которые ближе к вулкану, засыпаны полностью. Торчат не деревья, а их макушки.

И тут вдруг распогодилось. Не теряя времени, двинулись на восхождение. Минуем Отважный, по куртинам вверх, вверх... Вот и граница леса, склон становится круче, кругом лежит снег. Шагаем по насту, как по ступеням. Снег подтаял, идти хорошо. Следы одиноко голубеют. И вдруг - я проваливаюсь почти по пояс. Раз, другой. Только тогда стало ясно, каково главное препятствие на пути к вершине! Не облака, а рыхлый снег. Чем выше, тем его больше, а солнца из-за тумана попадает меньше. Наст не образовался. По такому снегу за короткий октябрьский световой день нам до вершины и обратно никак не успеть. Всё, пришли. И мы поворачиваем обратно. Уходим не солоно хлебавши. Надо же! Такая погода стояла до дня, как мы подошли с Георгием к вулкану. Почти две недели мы потратили на восхождение, и получили нулевой результат.

— В Интернете написано, восхождение на вулкан Тятя - лёгкий маршрут! - говорит Макс.

Ага, думаю, держи карман шире. Это если тепло, нет ветра. Если ты не потеряешь дорогу в бамбуке, и тайфун тебя не накроет. Если нет шторма в океане, и берег легко проходим. В таком случае, конечно!

— Почти 2 000 метров вершина, серьёзное дело, - отвечаю. - Маршрут не столь прост, каким кажется. Он не для новичка.

Сворачиваем лагерь, уходим прочь. На ночлег встаем у реки Тятинка, подле аншлага заповедника, гласящего: "здесь живут курильские медведи". Ловим рыбу на ужин. Настроение, конечно, подавленное. И тут, не успели мы запечь рыбу в углях, как вдруг - здрасьти, приехали! Как захрустело в кустах, и в свете фонарика показались три пары зеленоватых глаз. Принесла нелегкая! Конечно, про фотоаппарат я снова забыл.

— Мама...

Прямо к костру, не стесняясь, из лесу вышла медведица с двумя трёхгодовалыми сынками-переростками, деловито встала между нами и палаткой, начала пыхтеть. Пых да пых, как паровоз. Что делать? Бежать не могу. У меня рыба в руках, не бросать же её - нашу первую добычу! Продолжаю укладывать рыбу в фольгу. Макс, смотрю, стоит - застыл, как проклятый. "Соли, - говорю ему, - дай, у тебя под ногами лежит". А он и не слышит! Тут мамаша, не долго размышляя, раз когтистый шажок, ещё один - прямо к огню пошла и на рыбу пристально смотрит. И пестуны дружненько шасть за ней. Тут уж я не стерпел. Не уж-то, думаю, хочет рыбу мою сожрать? Внутри даже перевернулось всё, а в животе что-то возмутительно зверски булькнуло. Да хоть со всего острова сбежитесь, не отдам! И я ка-ак рявкнул на весь лес... Медведи бросились врассыпную. Миг - и снова тишина, звездочки невинно помигивают. Вот, думаю, откуда айны кричать научились, взялись самурайские традиции! Тут смотрю - Макс выхватил какой-то журнал из кучи нашего барахла, и остервенело порвал его на странички, в огонь бросил, чтобы горело ярко-ярко, темнота расступалась. "Что это там у тебя, - спрашиваю, - за баба голая мелькнула?" - "Это журнал такой, - не сразу пояснил Макс. - Костры разжигать".

С тех пор Макс как-то переменился. При слове "угу" сразу грустнел и замолкал. Мы вернулись на Филатовку, и там расстались. Максим поехал в свой Оренбург, а я отправился через остров в заброшенный посёлок геологов Рудный. На дорожку решил порыбачить, и поймал рыбу... курткой! В протоке обнаружил заблудившуюся кету и стал гонять её по углам, вымок до нитки. Кета извивалась, как могла, зарывалась в ил, лупила хвостом и старалась сбежать, но я заведомо перекрыл все входы и выходы валежником, поэтому деваться ей было некуда. После продолжительной борьбы мы оба устали. Кета подошла к берегу и прикинулась корягой. Я подкрался, развернул куртку и подвёл под рыбу, а потом резко выбросил зверюгу на берег. Получилось! Убивать рыбу было уже жалко, за 20 минут купания я сроднился с ней, как с любимой. Пока медлил, кета извернулась и цапнула меня напоследок за палец. Я стал чистить рыбу и обнаружил, что это самка. В довесок к мясу мне посчастливилось добыть ещё и литр икры. Эх, а Макс так хотел икры, целых 2 недели мечтал её распробовать! И вот - только сегодня ушёл.

На Рудный

Рудный - место на карте, не имеющее топографического названия. Некогда здесь, в устье двух рек, японцами велись разработки золота штольнями, существовали посёлки. Геологическая дорога, проложенная уже в наше время и ведущая на Рудный через перевал, очень живописна. По ней медведи ходят, как по "проезжей части", прямо средь бела дня. Однажды попался один такой на встречке, идёт, жмурится от солнца, на меня ноль внимания. В первые же километры я почувствовал основную трудность пути: спуски и подъёмы. 27 километров дорога петляет по хребту Докучаева, из них только последние три - выход на побережье Охотского моря. Каких затрат и трудов стоило прорубить эту дорогу, даже подумать страшно. Но ещё страшнее становится, когда достигаешь Рудного. Большой геологический посёлок, оснащённый техникой, оборудованием, был полностью заброшен и оставлен на разграбление. Ржавеет японский экскаватор, текут солярой дизели. Огромные средства буквально выброшены на ветер. Посёлок выглядит, как после войны, и он далеко не единственный такой в России. И это в стране, где мы считаем каждую копейку, где острая нехватка жилья, где простой человек, зайдя в магазин, смотрит прежде всего на цены, а не на качество продуктов. Почему так происходит? Кто виноват? И сколько можно, переливая из пустого в порожнее, искать ответы на эти вопросы? Биться головой о красно-кирпичную стену?

В Рудном четвертый год живёт человек. Нет, не живёт - одиноко борется за своё существование под свет керосиновой лампы. Да, во всём цивилизованном мире используют светодиодные газовые фонари, а у него керосин, который ещё и надо экономить. Сергей Бескаравайный инженер-нефтяник с 18-летним стажем. Он не смог найти себе достойную работу и перебрался сюда. В прошлую зиму его оторвало на льдине, и он чуть не уплыл в море. Сутки Сергея носило вдоль берегов туда-обратно, пока случайно не прибило у скал. Почему так происходит, что человек, специалист, в России часто оказывается "не у дел" и с разбитым корытом в итоге - ещё одна загадка. Общество растило, государство поднимало на ноги его и... всё напрасно. Полуголодный и промокший, Сергей, чуть ли не в беспамятстве, прыгнул тогда на льдину обратно - за ведром с навагой, рыбой, которую ловил для еды. Ледяная вода мигом отрезвила его. Сначала мне стало смешно: надо же, почти сутки плавал, замерзал впотьмах, а тут решил вернуться... Но потом я понял истинные причины этого поступка, и мне стало больно за Сергея. Инженер - нефтяник, когда-то работавший и за рубежом, сегодня "устарел" и стал не угоден новому миру. Не вписавшись в современность, Сергей потерял семью, и одно время даже запил. Рудный спас его от замаячившей перед глазами пропасти, природа помогла человеку. Сергей обрел "я" обратно.

Нескучинские источники

Остановившись у Сергея, я отравился на север острова - осмотреть Нескученские источники. Поднялся по старой, замусоренной обвалами и стволами упавших деревьев, вездеходной дороге на перевал, спустился по ручью Пионерский обратно на побережье. Дорога вымотала, как могла. Никто здесь лет десять уже не ездит, колея поросла ольховой чащобинкой ростом выше человеческого. Ветки торчат во все стороны, так и норовят выколоть глаза. Оказавшись вновь на побережье, я отравился дальше на север и на границе с заповедником, в устье Заливной, снова повстречался с медведем, напоминающим больше хомячка, чем свирепого зверя. Этот "хомячок" пожирал только что выловленную кету прямо у аншлага. Внезапное появление человека медведь воспринял как само собой разумеющееся явление. Нюхнув воздух, отвернулся и преспокойно продолжил трапезничать. Я перешёл реку и стал фотографировать его. Мишка отобедал, и, показательно облизнув окровавленную морду, направился ко мне. Пришлось "соблюсти дистанцию". Через полкилометра медведь, наконец, отвязался. Но, не успев облегченно вздохнуть, я тут же наткнулся на другого Угу. И с этим уже пришлось расходиться на прибрежной полосе метров пятнадцати шириной. Я прижался к скале, а мишка, спешащий в обратную сторону, промчался ближе к морю. На меня глянул искоса, - медведи часто так смотрят, морда развернута прямо, а глаз - на тебя. Видимо, так косолапые блюдут субординацию, глазеть прямо на товарища невежливо.

Нескучинские источники, расположенные близ мыса Докучаева, представляют собой гидротермальные выходы с отрогов вулкана Руруй. Идёшь и вдруг видишь, как с камней низвергается горячая струя воды, под которую хочется сразу подлезть. Здесь камни дымят, земля кипит, варятся дубовые и ольховые листья. Создаётся впечатление, будто жизнь бьет ключом, а неведомые хозяева отошли от своих волшебных котлов буквально на минуты. Красив горячий водопад, сложенный отлагающимся минералом гейзеритом нежного телесного цвета, с распушенными зелёными "волосами" из гидротермальных водорослей. А, поднявшись повыше, на фумарольное поле, оказываешься между двух речушек, горячей и холодной, где, переставляя камушки, направляешь течение вод по своему усмотрению до нужной температуры, и купаешься с видом на море.

Очередная ночёвка не обошлась без приключений, снова на костёр припёрся медведь. Потоптался на границе света и тьмы, повздыхал о чём-то своём, будто сетуя на судьбу, и прохрустел куда-то в сопку. Сон как рукой смахнуло, полночи торчал у костра. А на рассвете разбудили японские суда, активно браконьерствующие в наших водах. Жужжат моторы, и кажется, что границы вовсе не существует. Куда смотрят пограничники? Видно же, японцы убеждены в своей безопасности.

Возвращение совпало с ветром и дождём. Сначала заморосило, а потом поднялось... Пять дней хорошей погоды, сколько можно! К Пионерке бежал по камням уже вприпрыжку, порывы так и подхлёстывали. Возвращаюсь на Рудный, Сергей угощает меня горячей хлебной лепешкой. Так приятно! Не в пример бригадиру рыбаков на Северянке, у которых я остановился поначалу, Евгению из Южно-Курильска, напившегося и вдруг начавшего меня выгонять посреди ночи. Мол, ты шпион заповедника, нечего тебе здесь делать! Люди, конечно, все разные. Один рыбак, Михаил, даже бросил в меня железной кружкой в пьяном угаре. За что? Он многократно настаивал на выпивке, я устал отказываться и выплеснул содержимое рюмки на пол, что его и взбесило. Вот тебе и Курильское гостеприимство! А другой, Марат, наоборот, отвёл в сторонку и предложил продуктов в дорогу.

Три дня я гостил у Сергея, пережидая непогоду, ходил вверх по Северянке, искал медведей. Здесь тоже обитает альбинос, украшенный серой полосой по сине. Медведи-альбиносы составляют на острове около 10 %, а когда-то, как говорит наука, они были распространены и на континентах. Альбиноса человеку было легче добывать, чем бурого медведя; а светло-серая шерсть значительно облегчает зверю рыбалку. Японцы проводили эксперимент: ставили две бочки на ножках, тёмную и светлую. От первой лосось держался подальше, а ко второй льнул, как родной!

Озеро Валентины

Следующий пункт назначения - озеро Валентины, где обитает ещё один отшельник - СанСаныч. Озеро, отгороженное от моря песчаным бугром, представляет собой тихую заводь, окружённую вплотную подступившими сопками. Здесь-то, в заповедном уголке, и поселился Александр Шевелев, родом из Южно-Сахалинска. В прошлом военный, лётчик, главный охотовед по югу Сахалина, он забрался в такую глушь, потому что "за державу обидно". Борец с браконьерством и взяточничеством, он не смог ужиться с начальством, которое, как говорит, "и сегодня на плаву". СанСаныч - так Шевелева называют жители Кунашира, - ценный кадр, способный заменить многих, и тоже, как и Сергей, не нашедший себе достойного применения в жизни. Благодаря таким людям, как он, Россия может только процветать. Но почему-то именно они, борцы за правду, как показывает история, не угодны нашей стране. Их испокон веков ссылают, лишают прав, возможностей, обрекая лишь на одну - бороться с суровой тайгой. СанСаныч вот уже седьмой год "держит оборону" на озере и прилегающих к нему областях - территории, взятые в аренду под покровительство предпринимателем из Южно-Сахалинска. Он искоренил браконьерство на Валентине, и, говорит, если бы не родной АКМ, с которым приходилось даже спать, то неизвестно, чем бы дело закончилось. "В первый год я израсходовал три рожка за сезон, - рассказывает СанСаныч. - За икрой приезжают на моторах, вездеходах, порой пьяные, вооружённые, наглые. Твоё это что ли, кричат, грозятся убить, или денег сулят. Не понимают, что не надо мне этого, пусть они живут - и рыбы, и медведи... Пальцем у виска крутят, сумасшедшим считают. Раз даже японцы-браконьеры высаживались, пришлось дать очередью по лодкам".

На озере меня и застала зима, снег кружил целых два дня. На третий день, когда шторм стих, мы с СанСанычем на его погрызенной медведями резиновой лодчонке, вообще-то предназначенной для рек и озер, вышли в море. Удивительно, как рискуют порой русские люди, чтобы выжить. Лодку приходится подкачивать каждые два часа, ходить на ней по морю - неоправданный риск. Как выразился СанСаныч, "проскочив", мы достигли Назарово. Явившись на погранзаставу продлить пропуск, я был немало удивлён административному протоколу, тут же на меня составленному. Прежде, чем предложить чаю путешественнику с дороги, повели на допрос. Продлить пропуск в тех местах, где я путешествовал, было негде, неблагоприятные погодные условия и короткий световой день сильно задержали меня в пути. "Это не оправдание, - заявил начальник заставы. - Вы должны были продлить". А как же японские суда, беспрепятственно браконьерствующие в наших водах? Вот кого надо ловить, а не путешественников! Это не справедливо", - возмутился я. И не услышал ответа. Пока ходил туда-сюда, кто-то успел умыкнуть лист топографической карты местности. С трудом удалось вернуть. Но больше всего меня поразил туалет на заставе. У нашей армии даже унитазы японские!

17 километр: Столбовские источники

Продлив пропуск и потеряв на "восстановление прав" почти неделю (!), я отправился в завершающий маршрут - на кальдеру Головнина. Путь начал с 17 километра трассы "Южно-Курильск - Головнино", спустился по Экологической тропе к морю (бывшая японская дорога, по которой транспортировали добываемую с вулкана Менделеева серу). Тропа ведёт по прекрасному реликтовому лесу, населённому многовековыми тисами, увитому лианами-гортензиями, затенённому высокими кронами ильмов и пихт. Этот лес очень стар - он избежал природных катаклизмов и влияния человека. Когда-то, ещё совсем недавно, такие первозданные леса простирались не только по острову, но и по всему миру. До сегодняшнего дня их сохранилось совсем мало, в частности - есть они и здесь, на Кунашире. Например, по распадкам вдоль Экологической тропы. На острове сохранению лесов способствовали труднопроходимые заросли бамбука и кедрового стланика, только благодаря им здесь есть ещё уголки первозданной, дикой природы. Эти уголки мы обязаны беречь и изучать.

Спускаясь по тропе, неожиданно попал... в метель. Снег упал на бамбук, и как же тот заиграл! Перед глазами предстала картина - белый, как пух, снег на глянцевой зелени бамбука. С одной стороны было красиво, но с другой стало грустно: красавицы магнолия, гортензия уже даже без листьев, что там говорить про цветы! Эх, не довелось мне увидеть гигантские цветы магнолии - реликта третичного периода, визитную карточку Кунашира.

Пару километров вниз по тропе находятся источники "Столбовские". Все источники - лужи, которым люди почему-то упорно стараются придать благородное имя "ванночки". Но лужи, надо сказать, порой весьма необыкновенные. Как, например, "Столбовские". Этот источник можно смело называть лучшим на острове. Во-первых, потому, что одна лужа здесь полна грязи. Этой грязью можно кидаться друг в друга и вымазаться в ней по уши так, как не удавалось даже в детстве. Во-вторых, дно у лужи с подогревом, в то время как сама вода остаётся чуть тёплой. Поэтому в луже можно греть спину сутками, безвылазно - здесь у вас есть уникальная возможность почувствовать себя самым дальним предком. И третье: вдоволь вывозившись в грязи и облепившись листьями реликтового диморфанта, по форме напоминающего фиговые листочки, вы переползаете в соседнюю, чистую лужу, откуда выходите уже заново рождённым.

Увы! Сегодня "Столбовские" сильно страдают от человеческого скудоумия. Как свидетельствует житель Южно-Курильска Александр Попов, грязь выносят вёдрами. И даже вывозят на материк. Спрашивается, зачем? Горячие источники - явление частое для мест с вулканической активностью, ничего необычного в них нет. Цивильные "ванны", завлекающие табличками "от всех болезней", ничем не отличаются от диких. И уж конечно, ни один источник не способен излечить человека от недуга. Тем более грязь - это обыкновенный ил, только пополам с сернистыми соединениями. Источники служат исключительно профилактическим целям, а болезни, друзья, они в принципе не лечатся! Здоровье с годами мы только теряем. Поэтому сохранять его - прежде всего, заботиться о душе. А здоровая психика, это здоровый образ жизни и мир вокруг, когда нет ни шума, ни суеты... То есть природа и сохранение её биоресурсов.

В летнее время источники полны жизни. Здесь мелькают яркими полосами сцинки, шуршат полутораметровые полозы, оглушающе грохочут цикады, поют серенады сверчки. Но и зимой, когда вокруг запустение, снег, на источниках зеленеет трава, а рядом, в теплой водице ручья, угрожающе размахивают клешнями пресноводные крабы, приползающие сюда за километр от моря. Покидаешь лужи всегда с неохотой - видно, сказываются самые древние привычки.

Максим Латышев решил вывозиться по уши...

Мыс Столбчатый и Охотское побережье

Ступив на берег Охотского моря и повернув на север, через километр упираешься в мыс Столбчатый. Этот мыс, бесспорно, один из удивительнейших памятников природы Дальнего востока. Гигантская экструзия взметнулась в небо, словно в музыкальном аккорде, да и сам мыс по строению - призмами столбчатой отдельности - напоминает органные трубы. А по общему виду - врата, ведущие в небеса, или распахнутую книгу. При посещении Столбчатого стоит осмотреть каждую из его скал, не полениться заглянуть во все уголки. В каждом часе движения солнца Столбчатый раскрывается доселе невиданными картинами, на осмотр мыса необходимо планировать целый день.

Если же отправиться на юг, то через 5 километров попадаешь на Третьяковские источники, одноименную заставу и дачный посёлок. Источники обустроенные, здесь по дороге ездят машины, ходят люди, но ни полозов, ни цикад это не тревожит - то и дело натыкаешься на змею, а цикады ревут под самым ухом. Следующий этап по дороге на юг это озеро Песчаное, отличающееся песками, напоминающими барханы настоящей пустыни - единственное такое место на острове. В древние времена здесь существовал пролив, соединяющий Тихий океан с Охоткой, который был засыпан взрывом вулкана Головнина. А в недавнем прошлом располагалась погранзастава, поэтому и по сей день танки, прикрывшись бамбуками, воинственно поглядывают заплетёнными паутиной стволами орудий в сторону японского народа. До Японии - рукой подать, островерхие горы, поблёскивающие снегом в лучах заката, так и манят. Следующие достопримечательности по побережью на пути в кальдеру это скала-останец в виде стегозавра и мыс Алёхина. Мыс, являющийся оконечностью высокой лесистой горы, это оригинальное вулканогенное скопление скал серо-стального цвета, напоминающих то цитадель храма, то руины, то персты, указывающие к звездам. Сразу за горой открывается пляж, здесь растёт дубрава, единственная, пожалуй, сохранившаяся прямо у моря. На всём острове прибрежные леса порублены как японцами, так и нами. В сторону ли вулкана Тяти вы отправитесь по Тихоокеанскому побережью, или вдоль Охотки, везде встретите одну и ту же картину: полосу бамбучников, образовавшуюся в местах рубок, а лес - только на отдалении от берега. Рядом с дубравой - очередная застава пограничников. В какую из них ни глянь, видишь: дежурный сидит, играет по компьютеру в "стрелялку", или что-то вроде того. Сегодня на заставах, теперь приуроченных к ФСБ, служат только контрактники, имеющие высокие зарплаты. Как мне рассказывал один из командиров застав, его оклад составляет свыше 80 000 рублей. "Делать на погранзаставе особо нечего, - признался Вахтанг. - На Курилах год за два, отсиживаешь до пенсии. В отпуск - а это 60 суток - стараешься выбраться на материк "оторваться". Ох и накуролесишь же тогда... Идешь в ресторан, заказываешь дорогие блюда и напитки... У официантов большие глаза, а тебе приятно. Эх, знали бы они, как эта служба даётся, особенно зимой, в глухую ночь, пургу". Да уж, подумалось мне. Вот откуда потом берутся анекдоты о "новых русских". И я спросил, а не будешь жалеть о молодых годах, здесь оставленных? Вахтанг задумался, но услышал я в ответ совсем другие слова:

— О чём жалеть? Это профессия, я деньги зарабатываю. Вот дослужу до пенсии, буду получать 20 000, уеду на материк.

"Как же? - подумалось мне. - А полёт души? Бесценность человеческой жизни? Мне стало страшно. Разве возможно такое? Чтобы Вахтанг был прав?" Для меня подобная участь была страшнее, чем одинокая смерть в тайге. Всё равно, что взять и вырвать самые прекрасные чувства души и кинуть их на проезжей части вверх корнями. Хотя, кто знает? Кто-то же всегда должен.

Близ Алёхинской заставы ещё один горячий источник, выложенный плиткой бассейн в виде красноармейской звезды. Лежишь в звезде и наблюдаешь россыпь звёзд над головой. Переночевав рядом с источником (на заставах запрещают), отправляюсь дальше на юг, и скалы вплотную подступают к воде. Поднимается ветер, снежная крупа зарядами белит чёрные камни, которые становятся всё больше. Дорога до реки Озёрной тяжёлая, подъём в кальдеру надо начинать с речушки перед ней, по старой японской дороге, обозначенной на картах как "тропа". Есть и другой путь на вулкан Головнина - по дороге, начинающейся от трассы "Южно-Курильск - Головнино", куда более туристический. Я же решил идти здесь, подняться с запада, а возвращаться той, тихоокеанской стороной.

Японская дорога мерно забирает вверх и вскоре выходит на склоны речки Озёрная. Шуршит под ногами бамбук, во все времена года такой звонкий, зелёный, оптимистичный. Курильский бамбук - удивительнейшее растение, которое отлично смотрится в любых условиях. Желтеющий ли, в снегу, или уже пожелтевший, по склонам, обочинам, он всегда и везде, словно отряхиваясь от невзгод, предстаёт перед взглядом живо, ярко, с верой в душе. Курильский бамбук растение столь же фотогеничное, как и розы. На Курильских островах его произрастает несколько видов.

Кальдера вулкана Головнина

Поднимаясь по дороге, пробитой японцами больше 50 лет назад для добычи серы, мгновенно оказываешься в глухом лесу. Дорога кружит по океану забамбученных сопок, скачет во все стороны света, как заядлый серфингист - и нигде не теряется. До кальдеры всего два километра от берега, а идти больше часа. И не скажешь, что дорога такая старая. Её невозможно сравнить с дорогой на Золотой, пробитой геологами всего лет 15 назад, и уже исчезающей. Только на одном участке японская дорога осыпалась, а так, в целом, по сей день не сложно идти. По краям красуются молодые пихтарники с многочисленными следами когтей медведей на стволах, высятся перевитые лианами бархат, магнолия, клён. Колюче красуется аралия маньчжурская - лекарственное растение, предающее сил. Аппетитно свисают подрумяненные морозцами плоды актинидии коломикты - дикого киви. Следов зверя много, медведи путешествуют по японской дороге чаще людей. Как и на Сахалине, эти существа царапают исключительно пихты, не боясь перепачкать лапки в смоле. Ещё ни одной подранной березы я не встречал.

Поднявшись на сотню метров от уровня моря по удивительному, напоминающему венесуэльскую сельву, лесу, неожиданно выходишь на открытое пространство - к большому озеру, окружённому горами. Шум реки остаётся позади, здесь тишина и покой. Трапециевидный лавовый купол застыл в отражении, овеянный, словно преданиями, огненными мазками заката. Трудно поверить, что этой красоте предшествовал гигантский катаклизм, изменивший топографию всего острова. Около миллиона лет назад взрывом в воздух было поднято свыше 6 кубических километров породы. Так образовалась кальдера - воронка диаметром в 5 км. Сегодня в этой котловине два озера: Горячее и Кипящее. Для Горячего характерны взвеси серы, придающие воде бирюзовый оттенок, для Кипящего - многочисленные гидротермальные выходы. Берег Кипящего буквально горит: парогазовые струи, грязевые котлы и гейзеры выстроились вдоль всего северного берега, а вода, и правда, кипит из-за многочисленных пузырьков газа. Песок скворчит, как на раскалённой сковороде. Медведей это только привлекает: они лазят, судя по следам, прямо по кипятку, заглядывают в жгучие лунки. Кроме медведей, в кальдере водятся птицы и множество насекомых. А вот в озёрах, как и в реке, из-за кислой среды почти нет жизни. Опоясанная вершинами, сохраняющая в некоторой степени постоянный температурный режим, кальдера имеет свой микроклимат: летом здесь ни ветерка, жара, а зимой держатся морозы. Есть у кальдеры и своя история. На Кипящем японцы добывали серу, между озёрами был прорыт канал. В результате уровень Кипящего упал, уникальность кальдеры была нарушена. Если засыпать канал - вернуть кальдере первозданный облик, возможно, опреснение Горячего возрастёт, и в нём появится рыба, а может быть, даже поселятся японские журавли. В советский период в кальдере располагалась погранзастава, существовали конные тропы по сопкам. Одна вела на Алёхино, другая на Ивановскую заставу, третья - к вершине вулкана Головнина на ПТН. Сегодня и следа от погранзаставы не сыщешь, тропы заросли, лошади одичали, лет 10 как никто не живёт.

В кальдеру с восточной стороны, через хребет, ведёт лесная дорога. Поднявшись на перевал - край кальдеры, наблюдаешь панораму: озёра, лавовые купола, их разделяющие, а на горизонте вздымающийся к небесам Японский берег. Кальдера Головнина - одно из таких мест на земле, которое надо видеть воочию. Без собственных наблюдений невозможно представить себе всего размаха от некогда прогремевшего здесь взрыва. Вот, горы вспенившись, расступились, оставляя место прекрасным озёрам; вершины застыли, как гребни волн каменного моря. За тысячелетия выжженная земля покрылась бамбучниками, кедровником, а кое-где и пихтовым лесом. Наличие больших площадей бамбучников свидетельствует о том, что не скоро здесь, на Кунашире, образуется настоящий многоярусный лес. Медленно, очень долго рана затягивается. И по сей день её шрамы видны.

Останавливаюсь в кальдере ночевать, обживаю сторожку. Стекло выпало из рамы от ветхости, и нечем окно заделать. Уже темнеет, а я бегаю, конструирую молоток, собираю и выпрямляю ржавые гвозди. Вот, берег Японии сияет огнями, как на параде. С перевала видно, как много строений поблескивает стенами домов! Как же он обжит! А у нас столпилась вековечная тьма. На 20 километров пути один домик, да и тот продувается насквозь. Каменным молотком кое-как закрываю, наконец, окно. Да-а, был железо-каменный, а теперь в России железно каменный век. Ибо нет мучениям русской души ни конца, ни края. Планета страдает от кризиса перепроизводства, мусорные свалки заполонили даже океаны. А у нас до сих пор люди испытывают недостатки в элементарном: пище, одежде, тепле, орудиях труда. Обрекаясь на бессмысленную борьбу с природой. Насобирав дров, топлю печь. Чувствую, топлива не хватит: по ногам сквозит холод, необходимо поддерживать огонь всю ночь. "Что, сложно было щели заделать?" - сетую на неведомых хозяев. Эх-х... Пар так и валит изо рта, на улице мороз: да, что-то загулял я, однако! Время - конец ноября. Пора домой!

Но душа не принимает зимы. Утром снег на пороге и крыше, лёд до дна в умывальнике, а ты всё надеешься, ожидаешь лучшего. Птица мелькнёт, чиркнет голоском по молчаливому, обезлиственному, будто мёртвому лесу, и душа тут же откликнется, оживёт, выскочишь на порог. А небо серое-серое, ни бирюзинки. Но уже позабыта холодная ночь, разделённая с угасающей свечкой.

Таков человек, чувствами живёт он. Хорошие, добрые мечты делают его лучше, а злые только очерняют душу. И не быть тому иначе. Сердце прекрасно видит разницу, оно всегда знает наперёд, как тебе поступить. Мы находимся вечно в пути, и куда эта дорога ведет, не знаем, туманно рассуждая о счастье. Прелюдией к счастью является красота, которая служит своего рода ориентиром. Человек во все времена не ведал, что творил, и только мечты о прекрасном спасали его, а стремление к ним - вело навстречу судьбе. Ради такого момента и существуем, живём мы. Копить деньги весь год, чтобы потом оторваться в кабаке, просаживая их, мне кажется и бессмысленным, и недостойным человеческой природы. А вот собраться в путь с силами ради мгновения, например - увидеть кальдеру Головнина - такой момент считаю настоящим. Впечатления от путешествия рождают новые чувства, которые, конфигурируясь, и ведут к счастью. Ведь счастье - состояние души.

По заснеженной, уже зимней дороге, покидаю кальдеру. Чаша природы, как обычно, исполнена покоя. Ничего не происходит, казалось, зима вымертвила всё. И даже на ум не придёт, что где-то там, в глубине мёрзлой земли, уже зарождается жизнь.

Вместо эпилога

По виду Южно-Курильск напоминает фотографии поселенческих городков декабристов конца XIX - начала XX веков. Чем живет столица Кунашира? В краеведческом музее самообслуживание: зашёл, включил, выключил свет, никого. Интернет - 60 рублей за час. Вояки подрабатывают, выставляя консервные банки из армейского пайка в магазины по ценам ниже известных. Тем же путём идут домохозяйки - пекут торты, восполняя недостатки кондитерского производства. Цены на продукты в среднем на 30% выше, чем в Европейской части. По дорогам посёлка в дождливый период ходят в резиновых сапогах, но осадки здесь, на островах, как правило, не задерживаются: ветер налетит, повоет часов 10-12, и опять солнечно, тепло. Среди населения бытует мнение, что японцы обозвали местность, на которой выстроен Южно-Курильск, "гиблым местом". Но и при беглом осмотре становится ясно, что место как раз удачное. А то, что считается гиблым - пространства болот - располагается в километре от возвышенности посёлка. Да и не большие это болота, в советское время и не такие осваивали. Пара мелиоративных каналов способны превратить низину в плодородные земли, которые смогли бы обеспечивать все острова овощами разных видов. Во всяком случае, китайскую картошку по 50 рублей за килограмм покупать бы не пришлось. Особенно, если чаще удобрять поля, бурно разросшиеся в районе порта водорослями, то и дело накручивающиеся на винты. В Финляндии до 80 000 тонн помидоров в год собирают, а на Кунашире, где средняя температура в зимний период у моря +4?С, и не такое возможно. Увы, сельское хозяйство на Кунашире в принципе не существует. Проще его считать делом гиблым, чем пытаться что-то изменить.

Местное население отличается сердечной добротой маленьких городков. Всегда идут навстречу, денег за проезд не берут. А вот приезжие рыбаки алкогольно зависимы, часто недоброжелательны и глядят на тебя с чувством "столичного" превосходства. Достаточно вспомнить эпизод с брошенной кружкой. Рыболовецкие станы на Кунашире представляют собой жуткие помойки, за исключением нескольких. Рыбаки живут как свиньи, мусор выбрасывают прямо под ноги, или в непосредственной близости от жилья. К земле и окружающее природе относятся потребительски, страшно смотреть.

Именно так в большинстве своём выглядит частная собственность в России сегодня. Должностные полномочия раздаются по блату, и часто бригадирами становятся родственники арендующих, не имеющие о рыбалке никакого понятия. Порой это молодежь без царя в голове, которой дядя дал возможность подзаработать. Естественно, о профессионализме здесь не идёт и речи: прикрывшись установочным неводком, горе-рыбаки ставят китайские сетки-путанки - перегораживают подходы к устью. Рыбу порют в море, куда её тут же и выбрасывают. Браконьерят, заготавливают икру. Со стороны сетки не видно, а если кто и появляется с проверкой, например погранцы -вопросы легко решаются. Отдельная тема - водолазы. Каждый сезон на острова приезжают сотни человек. Водолаз - денежная профессия, поэтому, стремясь заработать, люди нарушают технику безопасности, ныряют на 40, 50 метров, а есть уникумы, которые достигают 65 метров глубины. В больницу Южно-Курильска ежегодно привозят 3-5 найденных трупов водолазов, но их это не пугает. Они гордятся своими рекордами, почему-то считая глупость великим достижением. Естественно, процветает и браконьерство. Трепанг, гребешок и морские ежи за десять лет водолазного "промысла" просто исчезли с берегов Кунашира. Горы раковин моллюсков покоятся по берегу залива Измены, ими даже отсыпают дорогу. Но местное население гребешка не видит и довольствуется редкими экземплярами, которые выбрасывает штормами. И даже крабов мешками здесь давно уже не собирают. Чтобы полакомиться крабами, нужно немало потрудиться. Выйти ночью на море во время отлива, несколько часов подряд пролазить по скользким камням, вооружившись граблями. Порой зря.

По специальной федеральной программе в Кунашир вливаются огромные средства. Например, бюджет на строительство детского сада в посёлке составил свыше 70 миллионов рублей. Часто строительство не выходит за рамки дискуссий, во время которых деньги исчезают бесследно. Например, в поселке Головнино лет десять назад купили у финнов ветряк. Что-то сооружали, меняли - так ветряк и не заработал. А сейчас стоит одиноко, ржавеет. Та же участь постигла и асфальтовый завод, и колбасный цех и пивной завод. Строительство геотермальной электростанции в областном парке природы уничтожило уникальный природный объект - источники "Кислые". Горячие водопады прекратили существовать. А геотермальная станция, подающая тепло, работает с перебоями, фланцы забиваются конденсатом. Какие такие специалисты её проектировали? Местные жители пытались прояснить ситуацию у директора ЗАО "Энергия Южно-Курильская" Геннадия Добрусина, но так и не добились ответа.

Отдельно надо рассказать о полозах. Этих змей на острове множество, попадаются экземпляры в полтора метра. Бояться их не надо, это абсолютно безопасные существа. Но, не смотря на регулярную профилактическую информационную агитацию о защите полозов со стороны заповедника, ежегодно эти краснокнижные рептилии обрастают "ядовитыми" мифами. Кроме полозов, других, еще более ядовитых змей на острове нет. И постоянно людям об этом приходится напоминать, чтобы сохранять полозов живыми. При всём при этом мало кто знает, что на Кунашире водятся настоящие тарантулы. Так сложилось, что пути этих ядовитых пауков и людей не пересекаются, и очень хорошо. Кунаширские тарантулы уникальны, их появление на острове - загадка для науки. Ближайшие родственники этих членистоногих живут далеко, да и подходящие условия для обитания тарантулов здесь, на острове, чуть ли не уникальны. Какими бы они ни были ядовитыми, их надо беречь.

— Остров страдает не только от браконьеров, а прежде всего - от пренебрежительного отношения к окружающей среде со стороны приезжих, - делится мнением начальник отдела экопросвещения заповедника "Курильский" Ирина Неведомская. - К примеру, сколько раз мы обновляли аншлаги на Экологической тропе! То их разбивают, то уносят. Бросают мусор в источники. Раньше такого не было. А сегодня, с ежегодным наплывом приезжих, мы отчаялись убирать. Пора органам самоуправления задуматься и принять строгие меры! Иначе наш красивый обитаемый остров исчезнет с лица Земли.