Виды туризма

22 января 2013
Тип материала: Рассказ Регион путешествия: Кольско-Карельский район
Год путешествия: 1987
Вид туризма: Путешествия Категория сложности: нет или не указано
0 1078 0

Из журнала "Катера и яхты" № 2 (126) 1987 г.

Автор: Василий Галенко

Пелла в объятиях Белого моря

Маршрут на Белом море и только — это было решено давно. Еще там, во Владивостоке, сразу после завершения Евгением Смургисом гребного сверхмарафона на веслах через всю страну. После поразительного броска из устья Амура на берега Золотого Рога — мне посчастливилось участвовать в этом переходе — растерянные и подавленные мы стояли у краеведческого музея. Несколько минут — и его лодка "МАХ-4" исчезла в дверном проеме, став музейным экспонатом ("КиЯ" № 3 за 1984 г.).

— А что же дальше! — посыпались вопросы.

— На днях начнем строить новый корабль,— отшучивается Евгений.

Но я-то знаю, что это не шутка, а мечта. Смургис давно решил перейти на "новую технику" и сделать подобную лодку из стеклопластика.

Вот почему мы с ним приехали в г. Отрадное Ленинградской области на судостроительный завод "Пепла" и стали гостями создателей популярной в стране прогулочной лодки, носящей название завода. Конструктор этой лодки Валерий Попов сразу же схватился за идею Смургиса: большая лодка для гребного марафона действительно нужна! Поддержал нас и директор завода Герберт Робертович Цатуров.

Недавно Валерий Иванович сам участвовал в испытании новой модели прогулочной лодки "Пелла-фиорд", в которую вложил весь свой' конструкторский опыт. Но в мыслях-то шел куда дальше! Хотелось удлинить лодку, сделать ее доступной для семейного туризма. И вот сейчас мы сообща решили одну "Пеплу" оборудовать гребной системой по типу "МАХ-4" (еще никто, кажется, не пытался на обычную лодку ставить более эффективные в гребле академические весла), а вторую — сделать гребно-парусным гибридом с удобной каютой от непогоды. Для испытания возможностей серийной "Пеллы-фиорд" завод обязался переоборудовать обе лодки при нашем участии и по нашим задумкам. Затем лодки будут переданы на основе заключенного договора в распоряжение редакции журнала "Вокруг света", отмечающего знаменательный юбилей.

Мы старались и... торопились. В экспедиции, посвященной 125-летию популярного издания, надо было тряхнуть не стариной, а чем-то новым.

И вот новые модели на плаву. На бортах, на крыше форпика и каютки художник щедро разбросал знаки почести журналу "Вокруг света". Нос каждой лодки украшал дюралевый флюгер с эмблемой экспедиции. Эта эмблема впервые появилась на лодке "МАХ-4" во время перехода из Иркутска до Читы. Правда, нам хотелось значительно удлинить лодки, но пришлось довольствоваться серийной — четырехметровой. Их-то и переоборудовали.

Откровенно говоря, ничего принципиально нового в наших предложениях не было.

Просто мы с Евгением Смургисом убеждены, что лодки для дальних спортивных (и неспортивных) плаваний необходимо оснащать гребными системами, подобными академическим. Подобными по принципу передачи усилий гребца веслам — движителям лодки. Идеально такой тип лодки выглядел как "МАХ-4": две пары весел и хорошее укрытие для отдыха гребца. Правда, семиметровая деревянная "МАХ-4" была тяжеловата. Аналогичная, но из стеклопластика, наверняка оказалась бы удобной и для одного, и для трех- четырех человек. Тем более что отработанная на "МАХ-4" система гребли и менее утомительна, чем так называемая народная.

В чем же состояли наши конструктивные "добавки"?

Важно было серийную прогулочную лодку сделать более прочным и надежным судном, пригодным для сравнительно тяжелых условий плавания. Прежде всего мы укрепили дно двумя слоями стеклоткани. Затем внутрь лодки заложили дубовый киль, а к нему прикрепили наружный. Лодка без киля, особенно пластиковая, требует немалой осторожности при подходе к берегу и швартовке. К килю, кстати, можно прикрепить рым для буксировки и крепления якорного троса. А на гребно-парусном варианте киль необходим еще для противодействия дрейфу наряду со шверцами и рулем. Были установлены закладные детали для крепления платформ гребных систем.

Борта были усилены установкой внутреннего соснового планширя 60 X 20 мм почти по всей длине лодки; он стал основой для крепления кронштейна выносных уключин и теперь равномерно распределял нагрузку от кронштейна по всему борту. Борт перестал "гулять" при работе веслами.

Все это, естественно, утяжелило корпус, поэтому для сохранения непотопляемости мы уложили необходимое количество пенопласта. В носовой части под крышей форпика (на гребной лодке) и под каюткой (на гребно-парусной) оклеили пенопластом всю внутреннюю поверхность корпуса. Это позволило не только сохранить плавучесть, но и сделать корпус более жестким.

Одним словом, гребная "Пелла" с двумя парами весел и метровым укрытием для всякого скарба в носу отправилась для испытаний в гребном марафоне протяженностью 4500 километров, а второй лодке — моей — предстояло еще обзавестись надежными веслами, теплой каюткой для сменного гребца и... парусом на случай попутного ветра.

Поначалу мы не помышляли о швертовом колодце. Во-первых, на пластиковой лодке его сделать сложно, а во-вторых, он "съел" бы каютку. В конце концов Валерий Попов сам предложил оборудовать лодку шверцами. Так и сделали. А чтобы каюта была удобной, мачту для паруса поместили в самом носу. Все же основа движения — весла, а парус так — для пробы. Потому, наверно, все, что касалось паруса, делалось наспех: шверцы — просто листы водостойкой фанеры, а значит, не столь жесткие; детали руля с поворотной лопастью сделаны из толстой фанеры, крепление его было придумано "на ходу".

Лодка получилась прочной, но... стала почти вдвое тяжелее. Однако я был доволен. Даже в таком исполнении она развивала на веслах большую скорость, чем легкая "Пелла-фиорд" с двумя парами штатных весел.

Наконец, и моя лодка оказалась на месте — в Беломорске. После трехдневного ненастья удалось переправить ее к месту старта на борту "Даурии". Судно это отправлялось с грузом в губу Чупа, где расположилась биологическая станция Зоологического института АН СССР. Именно отсюда я проложил курсы испытательного плавания. Карандашная пиния тянулась через губу Кив, Красную, Кузокоцкую в пролив Великая Салма. Вдоль курса лодки проходил пунктир Северного Полярного круга, а за ним уже начиналось заполярное Бабье море, куда меня тянула тайна названия.

Пелла в объятиях Белого моря

ожидании сносной погоды несколько раз выходил на рейд губы Чупа и тренировался в гребле, опробовал паруса. К моей радости, гребная система лодки оказалась на редкость удачной. А вот при постановке паруса сразу выявился недостаток вставной мачты, снабженной парусом "Виндгляйдера". Даже слабый ветер вырывает мачту из рук и мешает "прицелиться", чтобы посадить ее в гнездо. Ставить же через отверстие в каюте и сразу в степс невозможно, так как мачту еще в верхнем "каютном" стакане заклинивало. Он был сделан точно под диаметр (45 мм) мачты и в этом заключалась очевидная ошибка. Надо было сделать верхний "стакан" с хорошим, не менее 5 мм, зазором и применить несложное устройство для фиксации мачты. Хорошо еще, что степс, укрепленный на внутреннем киле, мы сделали "просторным".

Начало июля на Белом море оказалось на редкость ненастным. Мощный циклон "висел" над нашим Севером. Так прошло три дня. К вечеру третьего дня ожиданий, когда дождь прекратился и густой туман окутал бухту, я решил, что терпению моему пришел конец. Чтоб не прислушиваться к собственным сомнениям, собрался в полчаса. Редкие провожающие не успели даже толком внушить мне, что для выхода в море видимость не слишком подходящая.

Сделав три-четыре гребка, я уже не различал заплывшие туманом постройки биостанции. Прижимаясь к берегу, выгреб к мысу, от которого уже заранее был проложен курс 10 градусов. Теперь можно было проверить, попаду ли я к острову Кемлудский, к глядню с крестом и к каменистой луде, которую я "открывал" здесь почти 30 лет назад.

В то время для Белого моря не было полного набора крупномасштабных карт. Однажды вблизи очередного места якорной стоянки я увидел небольшой безлесный островок — луду. Пришлось высадиться на ней, сделать необходимые промеры секстаном. Позднее об обнаружении луды дали сообщение Извещения мореплавателям. А с той луды я рассмотрел на соседнем сравнительно крупном острове приметное, возвышенное место. Оно у поморов называется глядень. Стоя на возвышенном месте, поморы наблюдали за льдами, чтоб не упустить начало зверового промысла. С глядня провожали в море промысловые суда. На таких вот пустынных, далеких от поселений островах поморы, пережидавшие непогоду, ставили приметные кресты-маяки. По свидетельству писателя С. В. Максимова, еще в середине прошлого века по берегам и коргам было "несметное множество крестов". К сожалению, долгое время бытовало мнение о крестах как о свидетельстве мистицизма и церковного культа. Вот почему эти памятники поморского рукоделия нещадно уничтожались. Теперь, пожалуй, поздно бросать лозунг: спасите! Крестов просто-напросто не осталось. Лишь кое-где стоят сравнительно "молодые" кресты постройки 20-х годов нашего столетия, но все же с присущими этим сооружениям формой, символикой, надписями.

Трудный путь начался. Компас "КМ-48" укреплен на транцевой доске, справа от ножного упора. Манипулируя веслами, я легко удерживаю лодку на заданном курсе. Запасное весло и гик закреплены побортно на крыше каютки. Руль снят и лежит под гребной платформой, ожидая своего часа. Другой атрибут парусного снаряжения — шверцы в полной готовности стоят по бортам, но только подняты. Позднее такое положение шверцев вполне себя оправдало: они частично прикрывают борт лодки от захлестывания, особенно при движении лагом к волне. Меня заметно начинает беспокоить зыбь. Что-то внутри лодки задвигалось. Звенят и погромыхивают двухметровые отрезки мачты, чайник, консервные банки. Пришлось все заново закрепить, а мелкие предметы рассовать в бортовые рундуки.

К полуночи я выбрался на середину губы, где большие глубины. Зыбь с открытой части моря проникала сюда беспрепятственно. Вот приближается очередной вал. Кажется, трехметровая стена обрушится и затопит лодку. Но это только кажется. "Пелла" плавно взмывает вверх и скользит в провал.

Вот и знакомая луда. Из-за наката даже с подветренной стороны высадиться нельзя. Решаю: либо уходить на юг и отстояться под прикрытием луд, либо высадиться на Кемлудский. Туман совсем рассеялся. Полуночное солнце катится над самым горизонтом. На острове различаю новый дом. В конце 50-х годов, когда остров стал частью Кандалакшского заповедника, здесь поселился лесник. Вот и сейчас различаю, что у некоего подобия слипа для лодок возле дома маячит человек. Можно уловить момент и на гребне очередного вала зыби прорваться в крошечную бухточку перед слипом. С легкостью бросаю лодку на гребень волны перед самой намоиной и перелетаю через гряду. И вот уже вдвоем с лесником продвигаем лодку вверх по слипу...

Утром я прощался с гостеприимным Юрием Клоковским на самом глядне. Хорошо смотрелся почерневший от времени крест на фоне усеянного лудами залива. За ночь ветер немного сменил направление, погасил зыбь. Теперь появилась возможность испытать лодку под парусом на лавировке: ветер, к сожалению, был встречным, от норд-веста.

Не стал дожидаться прилива, а, значит, и попутного течения, и пошел к проливу, разделяющему губы Кив и Красную. В отлив пролив почти пересыхает. Бреду в сапогах по месиву ламинарий. Сверху на меня пикируют поморники, прогоняя прочь от своих гнездовий. Наконец, нахожу узкий проход, сажусь за весла и оказываюсь на стрежне встречного отливного течения. Но с таким течением гребная система лодки справляется легко. Надо только поднажать.

Через полчаса уже на просторах губы Красной улавливаю умеренный ветер. Пробираюсь в нос лодки, креплю гик к основанию мачты. Затем спускаюсь в кокпит, ставлю руль, разворачиваю на всю длину откидное перо, ставлю шверцы в вертикальное положение. Они уходят под воду на 600 мм и вместе с 30-мм килем создают необходимое боковое сопротивление. Теперь остается надеть парус на сочлененные звенья мачты. Чтобы ее при постановке не вырывало из рук, парус наматываю на мачту и обвязываю шкотами. Лодку лишь слегка покачивает и я не привязываю себя и не выпускаю за борт аварийный конец. Прицеливаюсь — быстро вставляю мачту. С концами шкотов, намотанными на руку, спешу в кокпит, закрепляю шкотовый угол паруса на гике, сажусь на дно лодки и в тот же момент ощущаю легкий толчок. Хлопнуло полотнище паруса. Выбрал шкот почти втугую, переложил руль и привел лодку к ветру. На крутом бейдевинде правым галсом выбрался в открытую часть губы и здесь начал лавировку.

Лодка хорошо шла в крутой бейдевинд только в начале испытаний, когда волна еще не была помехой. К полудню встречная волна — не более двух баллов — стала бить в наветренную скулу лодки, пытаясь ее увалить. Перекладываю руль, чтобы удержать лодку на прежнем курсе. Естественно, это несколько снижает скорость, лодка кренится... Приходится уваливаться, ибо получается некое стояние на месте. При этом меня дрейфует назад. Смех, да и только. Несколько раз проигрываю парадоксальную ситуацию и убеждаюсь, что короткой "Пелле" не под силу справиться с ударами встречной волны и что бейдевинд в свежий ветер на волне — не для нее.

Пелла в объятиях Белого моря

"Топтание" на месте меня, конечно же, не устраивает. На курсе бакштаг лодка стремительно набирает скорость и уже не кренится столь сильно. Парус работает ровно, журчание воды у руля ласкает слух, и я даже начинаю высчитывать, когда доберусь до мыса Кузокоцкого, за которым начинались типичные беломорские шхеры — предел мечтаний для лодки с мини-парусом. Но курсом бакштаг до мыса не добраться. Что делать? Быстро дойти с попутным ветром до южного берега, а потом грести вдоль него в толчее прибрежных волн? Такой способ движения мне знаком по Японскому морю. Нет, это займет слишком много времени.

После четырех часов плавания под парусом решаюсь здесь же, на середине губы, сесть за весла. Волна уже разгулялась, лодку немедленно развернуло. Раздернув шкоты, выползаю на нос, резким движением вырываю мачту с парусом и, не раздумывая, бросаю топ мачты на воду. Потом, переместившись в кокпит, спокойно выбираю мачту на борт, снимаю парус. Поднять шверцы — одна минута. Руль оставляю на месте, извлекаю весла из каюты и... сразу чувствую, как спало напряжение. Все-таки плавание под парусом на такой лодке похоже на какое-то балансирование.

Занимаю удобное положение, снимаю ненужную теперь ветровку и даю полный ход. Когда гребешь точно против волны и ветра, всегда ощущаешь нос своей лодки, словно сам сражаешься с волной. Но нос у этой лодки явно широкий, а длина ее явно маловата для набора инерции хода. Лодка то и дело как бы останавливается от удара волны. Тут уж сам себе командуешь: "Навались".

Как бы то ни было, но через три часа хорошей гребли я оказался под берегом мыса Кузокоцкий. Тугие струи ветра остались где-то над макушками гудящих сосен.

В губе Кузокоцкой, куда я пробрался ночью, множество островов с причудливыми названиями: Кастьян, Березовый, Еловый, Кокоиха, Покормежный. Нет, что ни говорите — это Поморье. Здесь его дух, в названиях — его прошлое. Вот только о будущем говорить трудно, потому что ушли люди с берегов некогда богатого моря и вся надежда теперь на развитие марикультуры. На мысе Картеш я воочию увидел, например, мидиевые "нивы".

Пелла в объятиях Белого моря

Я не случайно сказал — пробрался. Ночь — идеальное время для огибания далеко выдвинутого в море мыса. Днем даже в хорошую погоду в таких местах разводит волну. А устойчивый норд-вест не оставлял мне иллюзий. Поэтому к ночи — светлой, с незакатным солнцем,— когда ветер стих, я ринулся вперед и впервые пошел с попутным течением.

Этот день, начавшийся в хаосе островков, был для меня праздником. Тут уж я испытывал парус обстоятельно, то прячась в ветровую тень, то вырываясь в "трубу" между островами и все ждал. Ждал попутного ветра.

Под утро проснулся от резкой тряски. У острова Лушов, где я бросил кошку в заросли зостерии, вздымались крутые короткие волны. Лодка плясала, как мячик. Дул свежий восточный ветер. Захотелось сразу же попробовать режим полного хода под парусом — когда еще задует попутный ветер! Но сдержался. Достал карту, линейку, дневник, сделал необходимые пометки как штурман, капитан и путешественник и уж потом превратился в боцмана.

На курсе фордевинд лодка почти догоняла волны, часто, казалось, словно замирая на гребнях. Я держу румпель, почти не работаю шкотами и любуюсь панорамой острова Великий. Лодка развивает никак не меньше трех с половиной узлов.

Справа в просвете между деревьями мелькнул красный домик. Это кордон Лобаниха. "Пелла-фиорд" пересекает Северный Полярный круг! Эта незримая линия ограждает на земном шаре область незаходящего летом солнца, а зимой севернее этой линии наблюдается явление полярной ночи, когда солнце вовсе не появляется над горизонтом. Это граница арктической зоны, граница Заполярья. Северный Полярный круг вступает на территорию нашей страны в Карелии, а покидает пределы СССР уже в западном полушарии, на Чукотке. Это свыше 7000 километров тайги и тундры. На долгом пути Полярного круга по нашей стране лишь однажды встречается море. Белое море. Моя лодка приближается к тому месту, где линия Полярного круга "спускается" с берега в море. Именно в этом месте находится биостанция Московского университета.

На биостанции я не только переждал очередную непогоду, но и узнал много нового о Бабьем море, лежащем всего в двух милях отсюда. Нина Леонтьевна Семенова — заместитель директора биостанции — так рассказывала об его исследованиях:

— Моя научная работа начиналась именно в этом "море". В 1959 году я представила на суд кафедры свой дипломный проект под названием "Донная фауна Бабьего моря". Каково звучит! Каждый из четырех тысяч гектаров заповедного моря полон загадок и еще ждет своих исследователей. Что же до названия, то это история длинная...

"Бабьих объектов" здесь не так уж мало. Только в Кандалакшском заливе нашлось два "моря", кроме того есть "бабьи" острова, реки, бухты, а мысов — не перечесть. В названиях — подчеркнута их малоразмерность, незначительность. "Баба вброд перейдет" — так сказано в справочнике по топонимике о бухте Бабьей на Камчатке. Бабий остров на Соловках — тоже маленький, незаметный. Если речка "бабья", то мелкая и пересыхающая. Такая снисходительность к слабому полу вполне понятна. Что касается Бабьего моря, то этот небольшой залив тоже мелководен. Когда-то здесь было много рыбы. Закрытый от волнений, он был идеальным местом для промысла. Вот и ловили в "море" треску да навагу женщины с малыми детьми, а мужчины тем временем промышляли зверя где-то в дальних студеных морях. Когда явится кормилец и явится ли? А вернется, то не придется ли за его долги расплачиваться рыбой, добытой нелегким трудом в Бабьем море? Истинными хранительницами домашнего очага были неукротимые духом и крепкие телом поморки...

Мы совершили незабываемую "кругосветку" по Бабьему морю. К испытаниям "Пеллы-фиорд" подключились подводники-аквалангисты из клуба "Океан" при МВТУ имени Баумана, которые работают здесь по договору с дирекцией Кандалакшского заповедника. Осуществили плавания с полной загрузкой, скоростные замеры. Все эти дни перед нами расстилалась чарующая гладь моря — диковинки, чудом сохранившей свое дивное название...

Теперь после трудного и интересного плавания появилась уверенность: у лодки хорошее будущее. Гребно-парусный гибрид выдержал испытания и на прочность, и на обитаемость. И хотя я продолжаю думать о том, что и как еще можно было бы переделать на "Пелле", она меня уже устраивает.

Думаю, понравилась бы она и многим любителям путешествий.

Сканирование и обработка - Евгений Евлюхин (Москва).

0 0
Комментарии
Список комментариев пуст
Добавить публикацию